"Лучше замуж за кучера, чем за Наполеона…"

  "Лучше замуж за кучера, чем за Наполеона…"

Глава из книги "Любовные драмы у трона Романовых"

 Казалось бы, императору было просто необходимо выдать свою сестру Екатерину Павловну за кого угодно, только бы обезопасить свой трон, да и свою жизнь – тоже. Вряд ли он мог считать, что Катиш, несомненно, желая занять престол, хочет его погибели. Но логика дворцового переворота неумолима. Он ведь тоже не желал смерти своего отца Павла Петровича, он ведь даже просил заговорщиков пообещать ему, что свергаемого Императора оставят в здравии. Но верил ли в то, что они выполнят обещание?                      

Конечно, он, хоть и сын своего отца по крови, сыном его по духу не был. И отваги не хватало, и твёрдости, да и порядочности тоже. Он, конечно, не признавался себе в том, что, мягко говоря, недостаточно храбр. Но разве мог забыть, как вдень Аустерлицкого сражения в панике бежал с поля брани, и как адъютанты нашли его, рыдающего, в разорванном мундире и с пораненным при падении с коня лицом далеко в тылу.

 Это было известно не только ему самому, это было широко известно в обществе, и недаром впоследствии Александр Сергеевич Пушкин, который «подсвистывал ему до гроба», хоть и мнимого, написал...

 

Воспитанный под барабаном,

Наш царь лихим был капитаном:

Под Аустерлицем он бежал,

В двенадцатом году дрожал…

 

       В 1807 году до священной памяти Двенадцатого года было ещё далеко, но Императору было немало причин дрожать на протяжении всех лет, начиная с той страшной ночи с 11 на 12 марта, и вплоть до событий, последовавших за Тильзитским мирным договором.

        Возмущённое его поведением русское общество не ведало, кто он на самом деле. Трудно представить себе, как бы развернулись события, если бы это стало известно.

 

       Одним из первых, если не первым, просил руки Екатерины Павловны Император Наполеон. Окончательно решив развестись с Жозефиной, он сразу определил, что выгоднее всего ему породниться с Россией.

       Разговоры о сватовстве начались ещё во время мирных переговоров в Тильзите. Но они представляли собой разве что разведку боем.

       Ну а потом было у Екатерины Павловны «златое лето», сменившееся «златой осенью» с Багратионом. И вдруг в 1808 году сватовство нависло над ней уже со всею серьёзностью. В Санкт-Петербург приехали сваты из Парижа.

        Император не слишком радовался этому событию, поскольку сватовство с Наполеоном, с которым они всего лишь год назад вели мирные переговоры, заключились Тильзитский мир, ставило его в весьма сложное положение. Они клялись в вечной дружбе, назывались братьями, но брататься с Бонапартом Александр не мог. Не потому что этого, скорее всего, и не хотел. И не только потому, что Аустерлицкий позор Александра навсегда разрубил возможность искренней дружбы. Он за год, прошедший с заключения мирного договора, успел убедиться в неприятии обществом политики сближения с Францией.

       На первый взгляд может показаться непонятным, почему это на рубеже веков русско-французский союз был благом для России, а в 1807 стал позором. Сближение с Францией при Павле Первом происходило на фоне предательства союзниками русских интересов. В 1807 году союзники вели себя нисколько не лучше. Но тогда союз был бы почти равным, со значительным приоритетом России, поскольку Суворов в двух своих знаменитых походах разбил всех без исключения французских полководцев. А неудачи русских войск в Швейцарии не имели серьёзного значения. Теперь всё было с точностью до наоборот. Союз устанавливался на фоне Аустерлица и Фридланда.

      Так может быть брачный союз Наполеона и великой княгини Екатерины Павловны мог поправить дело?

       Тем не менее, и Александр в глубине души не хотел его, хотя и ссылался на то, что окончательное слово должно быть за Марией Фёдоровной.

       Она же прямо заявила в письме Александру:

       «…Вы знаете, что счастье, радость и спокойствие моей жизни зависят от присутствия Като. Она мое дитя, мой друг, моя подруга, отрада моих дней: мое личное счастье рушится, если она уйдёт от меня, но так как она думает, что найдёт счастье своё в этом браке, и так как я надеюсь тоже на это, я забываю себя и думаю только о Като».

      Конечно, она понимала, что замужество неизбежно, а потому высказала такие свои мысли по этому поводу: «Я хочу, чтобы моя дочь была счастлива, надо только, чтобы её супруг имел сердечные качества»,

        Наполеон сердечных качеств не имел, как теперь говорят, по определению. Откуда они у корсиканского чудовища? Честь и славу у него отождествлялись с грабежом и разбоем.В своём приказе войскам перед походом в Италию он провозгласил: «Я вас поведу в самые плодородные долины мира, богатые провинции, большие города будут в вашей власти, вы там найдёте честь, славу, богатство».

       Мария Фёдоровна пришла в ужас от одного только известия о сватовстве корсиканского чудовища к Екатерине Павловне. Ну а сама Катиш ответила категорично: «Я скорее выйду замуж за последнего русского истопника, чем за этого безродного тирана – корсиканца».

    Мария Фёдоровна тоже считала Наполеона исчадием зла. Ну а Катиш просто презирала его, называя безродным тираном и корсиканским чудовищем.

       Конечно, пропаганда делала своё дело. Из Бонапарта лепили великого, но действовали сказки только на широкие круги обывателей. И Марии Фёдоровне, и Екатерине Павловне, да и, конечно, Императору было известно истинное лицо этого узурпатора. Пора, вкратце, поведать его истории…

       Прежде всего, сразу отмечу, обращаясь к наполеонолюбцам, коих, увы, у нас немало, что не я нарёк «корсиканское чудовище» замухрышкой. Так его назвали французские генералы Ожеро, Массена и Серюрье. А за какие «подвиги», расскажу далее. Ну а теперь о том, с чего начались сказки и о том, кого впоследствии сами же его соотечественники назвали «французским Гитлером»

         Наверное, многие слышали сказки про Тулон, про тулонский мост, про подвиг молодого Бонапарта.

        Суть сказки такова: сражаясь на стороне якобинцев, Наполеон отличился в бою за Тулон, за что получил чин бригадного генерала в 24 года. И вот, несмотря на то, что тулонский «подвиг» давно уже оспорен историками, богоборцы-наполеонолюбцы продолжают им восхищаться. Пора взглянуть на сии деяния объективно, на основании документов той грозной и кровавой эпохи.

        Невероятный взлёт после Тулона. В чем причина? За что такие почести? А очень просто – тёмные силы избрали Наполеона в исполнители своей воли, а потому началось накачивание его авторитета.

        Была сочинена версия, что «генеральный план» атаки форта Эгийетт, господствующий над рейдом Тулона, принадлежит именно Наполеону. Однако письмо самого Бонапарта, отправленное из Тулона, свидетельствует об ином.

       Наполеон писал:

       «Граждане представители! С поля славы, хотя в крови и в крови изменников, возвещаю вам с радостью, что Франция отмщена. Ни возраст, ни пол не находили пощады. Те, которые были только ранены пушками революции, умерщвлены мечом вольности и штыком равенства. Поклон и почтение. Брут Бонапарт, гражданин Санкюлот».

       Вот в чём, на самом деле заключался лозунг о равенстве, вольности и братстве, пропагандируемый якобинцами. Он означал равенство всех, кроме шайки революционеров. То есть равенство всех перед пушками и штыками этих самых революционеров.

        Это страшное донесение Наполеон написал прямо на банкете, состоявшемся по случаю победы над тулонскими безоружными рабочими, которых сначала заманили на Марсово поле под предлогом переписи на работу, а затем перестреляли и перекололи. Три тысячи безвинных жертв на совести «гения» и «благодетеля», коим привыкли выставлять Наполеона не только зарубежные, но и некоторые российские историки, принадлежащие к так называемому ордену русской интеллигенции.

        Огюстен Робеспьер, брат кровавого Робеспьера, палача Франции, восхищался жестокостью Наполеона. Он был рядом с палачом, истребившим около трёх тысяч тулонцев. Его восторженное донесение в Париж и принесло чин бригадного генерала будущему тирану Европы.

        Благодаря лжеисторикам Наполеон не стал именоваться кровавым, а людьми безграмотными почитается гением. В то время как Николай Второй, неповинный ни в событиях кровавого воскресенья, ни в Ленском расстреле, проводниками кулачного права, проводимого под видом «диктатуры пролетариата» был бессовестно именован кровавым. Между тем кумир этих проводников кулачного права Троцкий организовал в Крыму свой Тулон после разгрома Врангеля, когда были выявлены и собраны русские офицеры, поверившие Советскому правительству и оставшиеся в России, и умерщвлены  многими и многими десятками тысяч самым жестоким образом. Ледоруб, опустившийся на голову Троцкого, когда пришло время, стал заслуженным ответом Провидения на его жестокие деяния и изуверства.

        После «удачного» тулонского взлёта Наполеона ожидали серьёзные неприятности. Революция, замешанная на подлости и бесчестье, споткнулась. Якобинцев свергли так называемые термидорианцы. А, как известно, революционеры разных кланов всегда жестоко пожирали друг друга.

       Бонапарт оказался за решёткой вместе с его не в меру распоясавшейся шайкой убийц. И тогда он, не задумываясь, предложил свои услуги термидорианцам. Им нужны были люди, на штыках которых можно было удержаться во власти. Наполеону предложили пост командира бригады, но «молодому дарованию» этого показалось мало. Он начал конфликтовать с командованием, требуя более высокой должности, за что был уволен. Но ведь не казнён! Предательские и зачастую лживые показания на бывших соратников спасли жизнь. Бонапарт возвратился к коммерческой деятельности, торговал домами. Дело шло из рук вон плохо, и достаток его был невелик.

      Между тем, начался новый виток борьбы за власть в истерзанной революционными бесчинствами Франции. Директория вынуждена была отстаивать свою власть. Против неё выступали так называемые роялисты, сумевшие взбунтовать парижан и призвать их к оружию. Так уж всегда случалось, что простые люди, легко обманываемые «борцами за свободу и равенство», натыкались на орудие той самой свободы – беспощадный революционный штык.

       Узнав о готовящемся восстании роялистов, термидорианцы наделили чрезвычайными полномочиями некоего Барраса, участника кровавой резни в Тулоне. Тот сразу вспомнил о 24-летнем Бонапарте, таком же изменнике и садисте, как и он сам. Баррас сдружился с ним. Бонапарт даже успел оказать ему услугу: Баррас сбагрил молодому, но весьма уродливому коротышке-Бонапарту опостылевшую любовницу – вдову казнённого якобинцами генерала Богарне.

      Это была дама уже не первой свежести, причём, старше Наполеона на шесть лет. Полное имя её Мари Роз Жозефа Таше де ла Пажери или Роз. Наполеону трудно было запомнить весь этот длинный словесный ряд, напоминающий отдельные клички, и он стал звать её Жозефиной. Родом она была с небольшого острова Мартиника, о котором в начале ХХ века была сложена легенда о гибели всего живого на острове, которая… является тщательно скрываемой правдой. Впоследствии, когда Наполеон провозгласил себя императором Франции, она стала рассказывать, будто в детстве гадалка напророчила ей высокое положение, которое «выше, чем королева».

      Первый раз она вышла замуж ещё в 1779 году за виконта Александра де Богарне. Было ей тогда всего шестнадцать лет. От Багарне она родила сына и дочь. Сын знаменит тем, что участвуя в нашествии на Россию, после Бородинского сражения занял Сторожевский монастырь, где ночью явился ему святой преподобный Савва Сторожевский и потребовал, чтобы всё награбленное было немедленно возвращено монастырю. Савва Сторожевский обещал, что если это его повеление будет исполнено, Евгений Богарне вернётся живым из России, умрёт своей смертью, а потомки его в грядущем посетят Москву и побывают в монастыре. Богарне приказал немедленно возвратить монастырю всё, что было оттуда украдено, и выставил караулы. Пророчество исполнилось…   

       Детей Жозефина воспитывала одна, потому что уже через шесть лет после замужества развелась с мужем.

        Но когда в 1789 году началась революция, и Александр Богарне сделался депутатом Генеральных штатов, Жозефина использовала высокое положение бывшего супруга и вернулась в высший свет.

        Александр Богарне был, быть может, единственным нормальным политиком из оголтелой революционной банды. Он выступал против репрессий королевской семьи, поддерживал третье сословие, сражался с интервентами, пытавшимися возвратить королевскую власть во Франции.

         В 1794 году генерал Богарне стал командующим Рейнской армией, но вскоре началось изгнание из армии дворян, и он поспешил уйти в отставку. Это не спасло. Закончилось всё доносом, арестом и гильотиной. Приговорили в смертной казни и Жозефину. Но тут случился новый переворот, и казнены уже были Робеспьер и его маниакальные сообщники.

      Тут-то и стала Жозефина любовницей Барраса. Словом, у возрождающегося французского трона любовных драм и приключений было предостаточно.

        Знакомство с Бонапартом произошло в 1795 году. Тогда-то Баррас и смог избавиться от своей не в меру расточительной любовницы, которая была ему уже в тягость. В марте Наполеон, взвесивший все выгоды от возможного брака с Жозефиной, сделал ей предложение, и после бракосочетания усыновил её детей. Всё это избавило Барраса от неприятностей, которые уже назревали из-за этой связи. За столь деликатную услугу Бонапарт был вознаграждён чином командующего войсками, призванными в Париж для подавления восстания рабочих.

 

       В своих воспоминаниях, которые он писал в ссылке, Наполеон отметил:

«Моя женитьба на мадам де Богарне позволила мне установить контакт с целой партией, необходимой для установления «национального единения» – одного из принципиальных и чрезвычайно важных пунктов моей администрации. Без моей жены я не мог бы достичь взаимопонимания с этой партией».

      Очередным шагом по карьерной лестнице было назначение на подавление восстания в Париже.

      Ничего святого в этом человеке не было – лишь ожесточённое желание убивать. Он продумал всё с жестокостью и коварством. Заранее расставил на улицах Парижа пушки и замаскировал их до времени. А когда горожане, рабочие, ремесленники вышли на улицы, расстрелял их в упор. Реки крови текли по узким Парижским улицам, по которым обычно в восемнадцатом веке ещё текли другие ручейки от опрокидываемых в окна ночных ваз. У просвещённой Европы в ту пору туалетов ещё не было – не изобрели..

      Жестокость Бонапарта потрясла Европу. Огнём в упор он превратил в кровавое месиво тысячи парижан, обманутых сначала якобинцами, затем термидорианцами, а теперь и роялистами.

       Директория не скупилась на награды. Бонапарт получил солидное денежное вознаграждение, но пока ещё не разбогател, а лишь ещё более распалил свою алчность. Уже тогда он понял, что состояние легче нажить, ограбив не свой, а какой-то другой народ, ибо народ Франции был уже ограблен шайками революционеров, сменявшими одна другую.

        Стало быть, нажиться можно лишь путём агрессии. Осталось только убедить в том своих покровителей. Помогла сожительница, та самая, бывшая любовница Барраса Жозефина Богарне, тоже не отличавшаяся высокой нравственностью. Она попросила Барраса назначить Бонапарта командующим Итальянской армией.

        И вот 12 марта 1796 года будущий миллионер отправился в путь за первыми серьёзными капиталами. Тогда же Екатерина Великая обратила серьёзное внимание на новоявленного грабителя и убийцу.

        Весьма характерен первый приказ Наполеона по армии. Принципов, изложенных в нём, Наполеон затем придерживался всю свою жизнь.

       «Я вас поведу в самые плодородные на свете равнины! В вашей власти будут богатые провинции, большие города! Вы там найдёте честь, славу и богатство!»

        Наполеон отождествлял такие несопоставимые понятия как честь и богатство. Ведь богатство можно было «найти» лишь одним путём – путём мародерства. Грабежи поощрялись в армии – вот одна из причин её быстрого развала и деморализации после Бородинского сражения.

        Но пока был успех, была и дисциплина. В походе в «богатые провинции» Италии, Наполеон разбил сначала сардинцев, затем австрийцев, пленил войска папы римского и приступил к главному своему делу – обложил все захваченные «большие города» контрибуцией, значительную часть которой забрал лично себе. Впрочем, контрибуция была столь велика, что поправила финансовое положение Франции и укрепила влияние Наполеона в правительстве, где, естественно, закрыли глаза на то, что сам он сказочно разбогател. Ну а как иначе… Не было у правительства ограбленной им же Франции ни гроша, а вдруг – алтын…

       Далее начались грабежи музеев. А грабить было что: шедевры искусства, драгоценности, старинные книги… куда всё это подевалось? Кому досталось? Сначала всё бесследно исчезло, но потом, постепенно, стало всплывать в богатейших домах французских толстосумов.

       Вот один только факт…

       До начала кампании Наполеон был небогат, а вернувшись во Францию после похода, разместил в банках баснословные средства. В 1799 году у него было в различных банках на счетах 30 миллионов франков – сумма баснословная. Вот таков революционер…

        Награбленные миллионы ещё более сблизили его с крупной буржуазией, которая уже имела значительное влияние в Директории, но пока не обладала всей полнотой власти. Впрочем, разногласия ещё не были принципиальными. В главном буржуазия Франции была едина. На первый план выдвинулась борьба с крупными соперниками на международном рынке и, прежде всего, с Англией. В Италии, куда Жозефина выехала в сопровождении адъютанта Наполеона и своего любовника, измена открылась.

     Наполеон простил жену, потому что важнее было делать карьеру. Измены продолжались, однако безродный коротышка вынужден был их прощать. Единственным утешением для него было то, что и он завёл

 Двадцатилетнюю любовницу Маргариту-Полину Бель-Иль, которая была женой офицеры его армии. Лиха беда начало. Неверность жены подтолкнула к постоянным любовным связям.

       А вот теперь представим, каково было бы Екатерине Павловне, если бы она вышла замуж за Наполеона? Её цельная натура, чувство собственного достоинство, её принципиальность не позволили бы мириться, не только с циничностью, лицемерием и алчностью мужа, но и с его неверностью. Позже мы ещё коснёмся её отношения к этому важному семейному вопросу.

        Ну а цинизм Наполеона не только ей, многим бы в России мог показаться чем-то отвратительным. В России измены не прощались. Они обычно заканчивались в лучшем случае разводами, в худшем – дуэлями, хотя и после наказания совратителя развод был неминуем.

       Конечно, залётные инородцы вносили некоторые европейские принципы в этот вопрос, но делали это именно те, кто явился Россию «на ловлю счастья и чинов». К примеру, «остзейское чудовище» Беннигсен, которому, по отзыву современников, просто нельзя было изменять – настолько он был отвратителен, – узнав о том, что четвёртая жена – первые три просто сбежали – наставила ему рога с Михаилом Илларионовичем Кутузовым, просто «невзлюбил Кутузова», ну и отомстил в канун Бородинского сражения. Он помешал полнейшему разгрому наполеоновской «великой» банды, выведя из Утицкого леса скрытый там резерв, который был предназначен для «гибельного» удара по французам, когда они увязнут на Семёновских (Багратионовых) флешах. Я взял в кавычки словом «гибельного», потому что это определение принадлежит талантливому французскому полководцу и военачальнику маршалу Бертье, виновнику всех побед «безродного корсиканца». Бертье признал, что появление к концу боя за Семёновские флеши «скрытого отряда, по плану Кутузова, на фланге и в тылу», было бы «для французов гибельно».

        Чтобы лучше понять подлость Беннигсена, конечно, не только по отношению к Кутузову, но и к приютившей и вскормившей это чудовище России, представьте себе, как могла окончиться Куликовская битва, если бы нашёлся в окружении Дмитрия Иоанновича вот этакий предатель, который заранее бы вывел из Дубравы засадный полк?

 

    Так кто же он, «безродный» женишок, получивший от ворот поворот?

 

        Несмотря на столь желанное для французов дозволение грабить, не все офицеры Итальянской армии заметили появление парижского генерала. Боевые командиры считали его выскочкой, поскольку сразу определили, что в военном деле он полнейший профан. Конечно, расставить пушки на узких парижских улицах, что бы превратить в кровавое месиво тысячи парижан, он сумел. А вот как воевать с вооруженным противником, не ведал. Ну а такое неведение закалённые в боях воины сразу подмечают.

         Неопрятный, обтрёпанный, пузатый и коротконогий человечек не мог не вызывать отвращения у истых военных. Генералы Ожеро, Массена и Серюрье наградили Наполеона кличкой «замухрышка», которая приклеилась надолго. Да и как иначе было назвать угреватого, уродливого мужчинку, начинавшего свою командную деятельность на высоком посту с необыкновенным апломбом, да ещё неспособного удержать собственную супругу от любовных похождений. Была и приставка к кличке «замухрышка-рогоносец».

       Но вот что удивительно! Едва начались боевые действия Итальянской армии, как вся Европа услышала о блистательных её победах. Откуда же мог взяться военный талант у 27-летнего генерала, продемонстрировавшего пока лишь умение расстреливать безоружных горожан?

       На этот вопрос чётко и аргументированно отвечает русский историк Вячеслав Сергеевич Лопатин. Среди тонн лживых реляций, хранящихся в архивах, он разглядел свидетельства о том, кто принёс победы, записанные на Наполеона:

        «Историки почти не упоминают, что вместе с Бонапартом в главную квартиру армии в Ницце прибыл человек, которого хорошо знали в военных кругах и особенно в Итальянской армии. Восемнадцать месяцев он готовил армию к походу и разрабатывал планы кампаний. Один из этих планов лёг в основу похода 1796 года, другой – прорыв через Сен-Бернар – был использован в 1800 году.

        Сын военного, служившего при королевском дворе в Версале, блестящий инженер-картограф, участник войны за независимость северо-американских колоний Луи-Александр Бертье накануне революции был тридцатишестилетним полковником королевской армии, кавалером ордена св. Людовика и входил в небольшой корпус офицеров генерального штаба, созданного незадолго до того.

       В бурные революционные годы Бертье служил начальником штаба у Лафайета и Ликнера, у якобинских генералов-комиссаров Ронсена и Россиньюля, у Келлермана и Шеррера. Известный своими роялистскими симпатиями, он чудом уцелел в годы террора, хотя ему пришлось покинуть армию уже в чине бригадного генерала.

       Некоторые его начальники погибли на гильотине, другие были репрессированы, но все они оставили восторженные отзывы о выдающихся талантах Бертье.

      Замечательно, что Карно, подписывая приказ о назначении Бонапарта командующим Итальянской армией, тем же числом – 2 марта – пометил приказ о назначении начальником штаба этой армии Бертье. Руководитель Директории, ответственный за ведение войны, не мог доверить столь важный пост никому не известному Бонапарту, ставленнику Барраса, не подкрепив его профессиональным военным высшей пробы».

       Есть старинная пословица – «на воре и шапка горит». Безусловно, Наполеон знал, что в Италии в 1796 году он ещё не пользовался авторитетом. Подчинённые ему командиры понимали, кто на самом деле руководит боевыми действиями и является автором всех побед. Они видели, пишет В.С. Лопатин, в 43-летнем начальнике штаба дядьку при 27-летнем командующем.

        Что же касается пропагандистской шумихи, то она, как и обычно, ничего общего с правдой не имела. В своё время также молодая советская революционная, а, стало быть, лживая печать умилялась от восторга, повествуя о юном военном даровании Якире, происходившем не из военной, а из аптекарьской среды. Юнец бил опытных генералов белой армии. И никто не упоминал о подобных Бертье дядьках при командующих типа Уборевича, Якира, Тухачевсого. Тухачевский хоть образование военное получил, а остальные до назначения на высокие посты вообще к армии никакого отношения не имели. Предав самодержавие, якобы, ради светлого будущего, Тухачевский с особым садизмом расправлялся с Тамбовскими крестьянами, подобно тому, как Бонапарт с Тулонскими рабочими. Именно Тухачевский, Антонов-Овсеенко и иже с ними изобрели концентрационные лагеря, которые потом чудодейственным образом стали называться Сталинскими, хотя он к ним никакого отношения не имел.

       И Наполеон, и Тухачевский не знали милосердия. Оба были жестоки, и к женщинами, и к детям, и к пожилым людям. За свои кровавые действия Тухачевский, как и Наполеон, был вознесён высоко, но закончил свой путь, как участник военного заговора. Кстати, его называли «красным наполеончиком».

       Интересный факт приводит В.С. Лопатин о мнимом авторитете Наполеона:

        «Если верить рассказам Наполеона, то ветераны Итальянской армии долгое время даже не подозревали о наличии в их рядах столь выдающегося предводителя.

         В сентябре 1796 года французская армия форсировала ущелье реки Брента, вспоминает Наполеон, и авангард остановился в селении Чисмоне. Сюда прибыл командующий без свиты. Он изнемогает от голода и переутомления. Но его никто не замечал. Лишь один солдат поделился с ним хлебным пайком. На следующий день армия одержала очередную победу при Бассано. Ну, можно ли вообразить, чтобы Суворов или Кутузов не были узнаны своими солдатами и офицерами? Немыслимо. А вот Бонапарта, уже пять месяцев числящегося командующим армией, никто не знал. Рассказывая удивительную историю, бывший император (он писал воспоминания уже на острове св. Елены) даже не замечал, как он смешон».

       Слава Бертье не давала покоя Наполеону. Он пользовался опытом и талантом своего начальника штаба, но не хотел делиться славой. В мемуарах, написанных позже, в изгнании, он так рассказывал об этом поистине талантливом французском полководце, много раз выручавшим его из беды: «Бертье обладал громадной энергией, следовал за командующим во всех разведках и объездах войск, не замедляя этим нисколько своей штабной работы».

       В этом своём заявлении Наполеон, сам того не замечая, свидетельствовал о том, что Бертье выполнял роль, и командующего, и начальника штаба.

       А далее и вовсе он начал порочить своего благодетеля:

        «Характер Бертье имел нерешительный, малопригодный для командования армией, но обладал всеми качествами хорошего начальника штаба… Вначале хотели навлечь немилость командующего, говоря, что Бертье его ментор, что именно он руководит операциями. Это не удалось. Бертье сделал всё, от него зависящее, чтобы прекратить эти слухи, делавшие его смешным».

       Впрочем, каждому ясно, что подобные слухи смешным делали вовсе не Бертье, а самого Наполеона, ведь маршалы и генералы прекрасно понимали, что в каждом успехе виден труд начальника штаба и только его одного. Наполеона вполне можно было бы назвать флигель-адъютантом Бертье. Именно такую роль он и исполнял.

       В последующих абзацах своих воспоминаний Наполеон сам же себя и опровергает, рассказывая, как Бертье в ответственный момент сражения с успехом заменил командира дивизии, а чуть позже совершил подвиг, о котором Бонапарт донёс Директории: «Я не должен забыть неустрашимость Бертье, который в тот день был и артиллеристом, и кавалеристом, и гренадером».

        14 августа 1796 года в представлении к награде Наполеон писал о Бертье: «Таланты, энергия, мужество, характер. Обладает всеми достоинствами».

        Одним словом, победы французской армии одерживались не под командованием, а в присутствии Бонапарта. Он же, имея связи в Директории, пользуясь властью, данной ему, приписал их себе. Ну а в случае неудач, он, ловко выкручиваясь, переваливал свою вину на других. И снова на выручку ему приходил Бертье, ставший сначала по поручению Директории, а затем уже по договорённости с сами Наполеоном, его тенью. Именно Бертье подарил «корсиканскому чудовищу» свой талант и своё мастерство, превратив Наполеона в общественном мнении из «замухрышки», коем тот был на самом деле, в великого полководца, кем никогда не был и не мог быть по военной безграмотности и бездарности.

       Если бы не Бертье, поход в Египет мог стоить Наполеону не только карьеры, но и жизни. В этой стране, подвластной в то время Турции, Наполеон высадился с армией в 30 тысяч человек. Но поход не удался. В разгар египетского похода русская эскадра адмирала Фёдора Фёдоровича Ушакова при содействии английской эскадры адмирала Нельсона разгромила французский флот в устье Нила, тем самым отрезав армию Наполеона от сообщения с Францией.

        Примерно в то же самое время Александр Васильевич Суворов разгромил французские войска в Италии, что в значительной степени ослабило позиции Директории внутри страны. Продолжение похода в Индию становилось бессмысленным. Наполеон понял, что настала пора подумать ему о себе – своей армии, о своих солдатах и офицерах он не думал никогда. Просто умел лицемерно демонстрировать заботу, когда это было необходимо. Но едва лишь речь заходила о его судьбе, о его личной безопасности, он и от показухи отказывался, раскрывая своё истинное лицо.

       И вот такая ситуация возникла. В Египте стало небезопасно, да и во Франции всё могло повернуться не так, как бы ему хотелось. Каково же решение? Очень простое – бросить всё и мчаться в Париж.

       И он, отбросив стыд и совесть, совершил чудовищный для предводителя армии поступок, в те времена не имевший ещё аналогов в военной истории, за исключением бегства Петра Первого из-под Нарвы. Ну, на то Пётр и был Первым, что б первым совершать преступления.

        Пётр, узнав о приближении к Нарве шведского короля с небольшим отрядом, не рискнул с ним сразиться, а бросил осаждавшие крепость войска и бежал, якобы за подкреплениями. Армия погибла почти полностью, потому что вслед за Петром бежали и сорок нанятых им генералов-иноземцев, то есть весь поганый и никчёмный сброд, собранный им на свалках Европы.

         Наполеон просто бежал, ничего никому не объясняя, чем обрёк армию на гибель. Ну а в Париж он послал лживое объяснение: «Генерал Бертье, высадившийся 17-го сего месяца во Фрежусе вместе с командующим генералом Бонапартом, генералы Ланн, Мюрат, Мармон, Андреосси, граждане Монж и Бертолле сообщают, что они оставили французскую армию в состоянии, вполне удовлетворительном».

       В записке сквозит стремление свалить всю вину на Бертье. Бегство Бонапарта в Париж расценили по-разному. Двое из пяти членом Директории высказались за смертный приговор изменнику и трусу, дезертировавшему с театра военных действий.

       Однако, в Директории уже набрала силы крупная буржуазия, к которой был близок Наполеон. Для окончательного захвата власти и свёртывания революции нужен был ещё один переворот, и он состоялся 9 ноября 1799 года.

        Большой почитатель Наполеона французский историк Альберт Вандаль, рассказывая о тех днях, неожиданно проговорился:

        «Бонапарт на своём вороном горячем коне, с которым ему подчас было трудно справиться, объезжал ряды, бросая солдатам пламенные воодушевляющие слова, требуя от них клятвы в верности, обещая возвратить республике блеск и величие. Оратор он был неважный. Порой он останавливался, не находя слова, но Бертье, всё время державшийся подле него, моментально ловил нить и доканчивал фразу с громовыми раскатами голоса. И солдаты, наэлектризованные видом непобедимого вождя, приходили в восторг».

        Интересно было бы знать, кого они в тот момент считали вождём? Бертье или Бонапарта. Скорее всего, конечно, того, кто обладал громовым голосом, командирским голосом, а не блеял, как подлинный «замухрышка».

        Между тем, крупная буржуазия планировала переворот и полный захват власти в Директории. Вячеслав Сергеевич Лопатин рассказывает:

         «Кульминация труса, как известно, приходится на 19 брюмера. Депутаты, собравшиеся в Сен-Клу, опомнились и решили оказать сопротивление узурпатору. Дело грозило непредсказуемыми последствиями для заговорщиков. И тогда Бонапарт делает попытку лично объясниться с представителями народа. Вспомним, оратор он был неважный. Даже много лет спустя речи императора, которые он читал по бумажке глухим невыразительным голосом с сильным акцентом, производили на слушателей тягостное впечатление. Он не умел говорить на публике. Удивительно ли, что сбивчивые объяснения Бонапарта сначала в Совете Старейшин, а затем в Совете Пятисот резко ухудшили шансы переворота.

        Раздались крики: «Долой тирана! Вне закона!»

        Бонапарт потерял самообладание и впал в прострацию. Его спас брат – Люсьен Бонапарт, председательствовавший в тот день в Совете Пятисот. Он вызвал солдат, которые выволокли генерала из зала. Бонапарт никого не узнавал. Он даже пытался о чём-то рапортовать одному из зачинщиков переворота – директору Сайесу, назвав этого сугубо штатского человека «генералом».

         Только дерзость Люсьена и наглость Мюрата решили исход дела в пользу Бонапарта. Мюрат со своими гренадерами очистил помещение от «народных избранников». Переворот состоялся. Бонапарт вошёл в число трёх консулов, сосредоточивших в своих руках всю полноту власти.

        Вскоре с присущим ему коварством он обыграл соперников и сделался Первым Консулом, а вскоре провозгласил себя пожизненным главой государства. Старший брат Люсьен вынужден был уйти в отставку. Диктаторы не любят тех, кому многим обязаны. В новом правительстве Бертье получил пост военного министра.

         4 августа 1880 года состоялся Закон Сената о введении пожизненного консульства Наполеона и о совмещении им должности Председателя Сената. А уже 18 мая 1804 года всем революционным преобразованиям Франции был положен конец. Наполеон был провозглашён императором, и папа римский Пий VII, войска которого ещё недавно пленил Бонапарт, приехал из Рима и короновал нового императора под именем Наполеона Первого. Католическая церковь, по всей вероятности, ничего не знала о Заповедях, данных Создателем Моисею, потому и благословляла то ливонских, то тевтонских, то шведских серийных убийц, именуемых крестоносцами, изуверствовавших на захватываемых ими землях. С лёгкостью она благословила и ещё одного Чикатило тех времён, уже показавшего свою патологическую жестокость.

Кто-то хочет возразить? Так вспомним хотя бы о том, как по приказу Бонапарта изуверски кололи штыками рабочих, стариков, женщин, малых детей в Тулоне, или как по его же «гениальному плану операции» превратили артиллерийским огнём в кровавое месиво тысячи и тысячи парижан. Тут, говоря извращённым языком демократии, «Чикатило отдыхает».

 

       Так могла ли умная, образованная, хорошо воспитанная красавица Екатерина Павловна пойти замуж за этакое чудовище? Недаром сказала, что лучше пойти замуж за кого угодно, только не за «корсиканское чудовище».

       Давая оценку великой княгине, Альберт Манфред в книге «Наполеон Бонапарт» писал:

       «Тот же Стединг в мае 1810 года вновь доносил, что великая княгиня Екатерина – «принцесса, обладающая умом и образованием, сочетаемым с весьма решительным характером», крайне настроена против Наполеона и современного положения в России. Он связывал с этим её большое влияние на императорскую семью, и в особенности на великого князя Константина, и объяснял этим же ее популярность в русском обществе.