ЖАННА ДЕ АРК: ВЕДЬМА ХРИСТОВА. Глава 21

 

А как её звали?

Вопрос на первый взгляд, кажется странным. Конечно же : Жанна де Арк!

Эээ, друзья, так да не так.

Дело в том, что это имя известное всем, имя сейчас уже неотъемлемой частью вошедшее в мировую историю и культуру человечества, имя под которым эту девушку чтит католическая церковь, это самое имя было абсолютно неизвестно самой Жанне и всем кто её окружал.

Эпоха Жанны де Арк никакой Жанны де Арк не знала! А кого же она, эпоха эта, знала?

Ну вот она знала например просто Жанну или Деву – так всегда называла сама себя наша героиня.

Известна она так же была под двойным именем Дева-Жанна, так называли её те окружающие, которые любили её.

А которые не любили называли «Французская ведьма» или «Тварь в образе женщины»

Совсем интересно, но простонародье и Жанной то её не называло. А только Девой или…Анжеликой. То есть- ангелом.

После коронации в Реймсе король Карл жалует Жанне дворянство. Теперь она официально Жанна де Лю (иногда переводят как де Лис) То есть Жанна Лилия. Почётней и быть ничего не может – лилии герб королевского дома!

Сама Жанна никогда этим именем и, дарованным ей гербом не пользовалась. И имя Жанна де Лю так и исчезло в истории.

Но позвольте, при даровании дворянства составляется документ под названием грамота аноблирования. В нём подробно описывается родословная новоиспечённого дворянина.

Составлялась ли она в случае с Жанной? Конечно

Сохранилась ли она? Да

И, что там? А никаких де Арк. Там указана её мать – Изабелла Ромэ, отец Жак Тарч и братья Жан Дай и Пьер Перрель

Откуда такое разнообразие фамилий в одной семье? Да очень просто. Это и не фамилии вовсе. Фамилии это у дворян. Да и то не у всех. А у простонародья никаких фамилий в те времена не было. Только прозвища, кликухи, погонялы. А фамилии народу не положено было иметь.

Ну, а саму Жанну то в грамоте аноблирования как зовут?  Жаннетта Ромэ. Она ведь изначально именно так всем представлялась. Правда очень короткий срок. Несколько дней всего. В Вокулёр вошла Жаннеттой Ромэ, вышла оттуда в путь к Шинону уже Жанной.

В Руане же, во время суда, её никогда не называли ни Жанна де Лю ни, тем более Жанна де Арк. А только «…некая женщина по имени Жанна…»

 

Так с именем Жанны обстояло дело при жизни. А, что же после смерти?

А вот тут то и вспыхивает ярким огоньком впервые это имя - Жанна де Арк. Сверкнуло искоркой… и пропало почти на четыре века!

Дело было так. В 1450 году король Карл Седьмой затеял ( по инициативе инквизиции между прочим) реабилитационный процесс Жанны. А то как то неудобно получалось. Он ведь -наихристианнейший король Франции – любимой дочери церкви, а коронован официально признанной ведьмой.

Надо было срочно исправлять столь двусмысленное положение. Однако для начала такого процесса требовалось заявление от родственников осужденной.

Проблем нет – мать Жанны, Изабелла Ромэ ещё жива, вот пусть и подаст такую бумагу.

Она, правда, неграмотна, так это не беда. Есть во Франции и грамотные люди. Они пусть и напишут. Они и написали. Сделал это некий легист Гильом Превото.

Вот в этой то жалобе впервые и появляется имя: Жанна де Арк.

В дальнейшем ни один из свидетелей, само собой разумеется, это имя не употребляет. Они его и не знают.

Они, свидетели эти, собственно вообще ничего толком не знают. Их рассказы о детстве Жанны пестрят словами «мне рассказывали»  «как мне кажется» «как люди говорили» «как мне доводилось как то слышать»

Какое уж тут имя. Некоторые из свидетелей вообще впервые на этом самом процессе от добрых отцов-инквизиторов услышали, что Жанна то оказывается их односельчанка.

- Да вы забыли просто с годами – небось ласково улыбались им отцы-инквизиторы – Вы пошарьтесь в памяти то и вспомните. Лучше сами вспомните.

Ну, вспомнили, конечно.

Но в приговоре, полностью оправдывающем Жанну, она вновь именуется: Жанна де Арк.

Вообще то странно, да? Во-первых: почему не Жанна де Лю. Дворянства то её никто не лишал.

Во-вторых: откуда взялось это де Арк?

Ну, насчёт исчезновения де Лю, это я вам ничего пояснить не могу.

А вот насчёт де Арка… А, что если пошарить в тех временах? Не отыщется ли вдруг какой нибудь влиятельный де Арк, возжелавший к славе Жанны примазать свою благородную фамилию? Давайте посмотрим.

Бааа, да их тут, де Арков, как комаров!

И все какие высокосановитые. Все какие знатные!

Был оказывается в те времена старинный рыцарский род де Арков. Родословную они свою вели от участника Первого Крестового похода некого де Арка. Там же в Крестовом походе и посвящённом, за доблесть при штурме Иерусалима, в рыцари.

А дальше то!

Гийом де Арк – гувернёр короля Людовика, отца Карла Седьмого

Ивон де Арк – советник Карла Седьмого

Рауль де Арк – камергер Карла Седьмого

Жан де Арк – главный землемер Франции

Симон де Арк – капеллан королевского дворца

И наконец вообще… Жанна де Арк – фрейлина Изабеллы Баварской, матери Карла Седьмого.

Вон их сколько знатной саранчи то! И все, как вы уже поняли, современники Жанны.

Правда, на поле битвы, рядом с Жанной, никто из них замечен не был.

Но может быть попозже решил Жанну к своей фамилии пристегнуть? При таких то должностях влияние у клана де Арков наверно было ого-го какое.

Но как бы то ни было, а тогда ничего не вышло. Как уже было сказано, это имя - Жанна де Арк исчезает аж на четыре века.

Ну, а как же Жанну называли эти четыре века? Неужели вообще забыли?

Ну уж нет! Никто и не думал её забывать! Ни на минуту. Помимо бесчисленных картин и памятников про неё писали в книгах.

Вот например в таких «Корабль добродетельных женщин» (1502 год издания)

«Собрание историй о славных, добродетельных и знаменитых женщинах» (1523 год издания)

«Зерцало добродетельных женщин» (1546 год издания)

«Неодолимые твердыни женской чести»( 1550 год издания»

Поэма «Защитник женщин» (1540 год издания»

Во всех этих произведениях Жанна чуть ли не главная героиня. И как же её называют?

Да почти, что одинаково везде: Жанна, Дева-Жанна, Жанна Орлеанская, Жанна из Вокулера, Жанна из Лотарингии.

 

Однако самыми распространёнными именами Жанны были эти четыре века два имени: «Дева Франции» и «Орлеанская Дева»

 

В Орлеане Жанна стала месночтимой святой ещё до того как её реабилитировали. То есть ещё в официальном статусе ведьмы она уже, одновременно была и святой.

Это уже интересно, но ещё интересней почему орлеанцы её Девой назвали. Полагаете потому, что Жанна сама себя Девой называла?

А вот и нет! Дело в том, что на латыни есть два слова, означающие по русски «Дева».

Это «Puella»  и «Virgina»

Сама Жанна называла себя именно «Puella»  

А вот орлеанцы, устанавливая культ Жанны, применили в имени Орлеанская Дева  слово  «Virgina»

И разница тут космических масштабов!

Потому, что  «Puella»  означает именно деву, девственницу, девушку.

А вот  «Virgina» - только и исключительно…Богородицу.

Орлеанская Дева и Дева Франции это просто неправильный перевод имени Жанны на русский язык. (всё равно как Нотр Дам де Пари перевести как Наша дама из Парижа)

А правильный перевод – Орлеанская Богородица и Богородица Франции.

Именно так читали и именно так понимали эти имена Жанны средневековые люди.

То есть, для тех людей Жанна даже и кем - то значительно выше рядовой святой представлялась? Да. Вот именно. Кем - то равной самой Богородице – так видели её средневековые французы.

И только в 19 веке её перестают официально так называть!

 В том самом 19 веке, когда изучением истории занялись на научной основе,  имя «Жанна де Арк» всплыло из архивов и, уже навечно, приросло к Жанне.

Правда, в конце 19 века была сделана попытка имя Жанны изменить. Да не чуть-чуть, а сильно. Не Жанна де Арк, а Жанна Дарк.

Разница огромная  «Арк» - лучник   «Дарк» - тёмный, мрачный.

Жанна Тёмная! Ничего себе! Это кто же осмелился? А сделал это молодой французский историк Вале де Виривиль. Пришёл он к такому выводу после более тщательного, чем это было проделано до него, изучения архивов. И вот на какую сенсацию он там нарвался.

Но сначала небольшое пояснение.

Дело в том, что официальным языком западноевропейского средневековья была латынь.

Все бумаги, все книги писались именно на латыни. Очень удобно, кстати. Вся элита Европы могла общаться между собой без переводчиков, а научные открытия распространялись среди европейских учёных кругов моментально.

И поэтому все официальные бумаги во Франции писались в двух экземплярах. Сначала черновик (почему то называемый «минутка») на французском, а потом уж чистовик – на латыни.

 Чистовик шёл в дело, а «минутка» не уничтожалась, а хранилась в отдельном месте.

Вот Вале де Вервиль и нашёл «минутку» того самого заявления матери Жанны - Изабеллы Ромэ!

И там Жанна именуется именно Жанна Дарк. И только при переводе на латынь, на чистовике, чудесным образом преобразуется в благородную де Арк!

Вале де Вервиль пишет на эту тему статью. И предлагает впредь именовать национальную героиню именно Жанна Дарк.

И тут же на него обрушивается благородное негодование научных и общественных кругов Франции. Вале де Вервиля обвинили в отсутствии патриотизма.

Видный историк Анри Валлон, большой друг тогдашнего Римского Папы Пия Девятого в гневе писал:

« И как можно было до такого додуматься! «Дочь сумерек»! Даже англичане не выдумали бы лучше. Вот какой им отличный подарок! Нет! Давайте же отвергнем эту варварскую форму Дарк и сохраним за Жанной её французское имя»

 

Однако Вале де Вервиль не сдался, а продолжал, с документами в руках, отстаивать свою точку зрения.

Ему удалось перетянуть на свою сторону историка и, что немаловажно, издателя «Большого энциклопедического словаря» Пьера Ларусса. И в обширной статье вышедшей в этом словаре в 1870 году, посвящённой Жанне, она именуется Жанна Дарк.

Однако уже к 1880 году имя Жанна Дарк исчезает со страниц научных трудов. Сторонники более патриотичного направления восторжествовали.

С того времени и, теперь наверно навсегда, она – Жанна де Арк!

 

Уфф. Запутались мы совсем с именами этой девушки. И так и не узнали- как же её подлинное имя. Остаётся только одно- спросить у неё самой.

Жанна, чёрт возьми, восстань на секунду из праха и ответь нам: как тебя зовут?!

 

«…Там где я родилась меня звали Жаннетта, во Франции Жанна, а своё прозвание я не знаю и никогда о нём не слышала…»

 

Это всё, что ответила нам с вами Жанна со страниц протоколов судебного процесса, относительно своего имени.

 

                                    (Продолжение следует)

Жанна де Арк: Ведьма Христова. Глава 20

 

Ну, что ж, нам с вами осталось совсем немного до конца Орлеанской мистерии. В тот же день 8 мая по инициативе епископа Орлеана был устроен грандиозный Крестный ход вокруг города. Разумеется, Жанна приняла в нём участие.

Правда не шла, а ехала на своём белом коне. Во главе Крестного хода. Священники с иконами и мощами занимали только второй эшелон этого шествия. Вслед за Жанной. Ну, а уж дальше – все воины и все горожане.

Всё это не слишком то соответствует канонам проведения крестных ходов. Всё таки на них не ездят, а ходят, и священники идут впереди всех.

Но у Жанны, как мы уже успели убедиться, были какие то свои понятия о том, что можно, а что нельзя. Вот решила она, что ей можно на крестный ход верхом, и поехала.

Само собой разумеется, никто и не подумал возразить против этого. Ведь это Дева, Божья посланница! Раз она на коне – значит ей это можно и никаких разговоров.

После этого шествия, Жанна с небольшим эскортом из телохранителей и своих верных апостолов – головорезов, не дав себе отдохнут и невзирая на две раны, поскакала в Блуа. К дофину Карлу. Она намеревалась сразу же вести его в Реймс на коронацию.

Мы с вами пока за ней не последуем. Прежде чем опустить занавес над сценой у Орлеана где перед нами разыгралась эта великая драма, полезно, я думаю, будет посмотреть и эпилог её.

 

Орлеанцы доказали свою глубокую признательность Жанне. Ей была назначена щедрая, пожизненная пенсия от города, которая исправно выплачивалась (даже слишком исправно, как мы в дальнейшем увидим)

День 8 мая с 1429 года самый главный праздник в Орлеане. Называется День Освобождения Города. (именно так – все три слова с большой буквы) Сначала он был только религиозным, а потом стал и светским.

 Даже сейчас орлеанцы наиболее пышно празднуют 8 мая именно День Освобождения Города, а не окончание Второй мировой.

И это шествие, впервые состоявшееся 8 мая 1429 года, с тех пор, вот уже скоро шесть веков, непременный и самый главный атрибут праздника.

В 1435 году праздник, помимо шествия ознаменовался первой постановкой «Орлеанской мистерии». Выше уже говорилось, что организовал её, на свои деньги, Жиль де Ре

«Орлеанская мистерия» довольно точно воспроизводила сцены битвы у Орлеана. Это было нечто вроде современных исторических реконструкций, только в более грандиозном исполнении.

В год когда Жанну реабилитировали, все участники шествия, читай все орлеанцы, получили, в качестве подарка, индульгенции на 100 дней. Полагаю, успели ими широко воспользоваться. Срок то достаточный, чтоб всласть нагрешиться. Что творилось в эти 100 дней в Орлеане и окрестностях предлагаю читателям вообразить самим. Насколько фантазии хватит.

Интересная деталь. Аж целых пять веков роль Жанны на Празднике Освобождения Города играли мужчины. Отцы города выбирали наиболее миловидного мальчика и обряжали его в ту одежду, которую Жанна носила в Орлеане. Красно-зелёная короткая мужская курточка, красные чулки и круглая красная шапочка с двумя зелёными перьями.

Вот этот юноша и был весь праздник Орлеанской Девой. И называли его….ох, вот даже не знаю как это по- русски то сказать. Дело в том, что во французском языке у слова «Дева» есть ещё и мужской род. Вот этим то мужским родом слова «Дева» тех мальчиков и называли.

А по русски как это будет? «Дев», что ли? Или девочко-мальчик?

Вообще, конечно, нам это может показаться странным. С какой стати девушку играет мальчик? Почему нельзя было подобрать красивую девушку семнадцати лет и доверить роль ей?

Да потому, что в этом случае девушку то пришлось бы в мужской костюм облачать! Это же кошмар, неправда, ли? Грех! В Библии то, как мы уже знаем, прямой и однозначный запрет на ношение женщиной мужского костюма ( не учли только, да и до сих пор не учитывают, что в те времена когда и  в тех краях где писалась Библия штаны были именно частью женской одежды, а отнюдь не мужской)

Конечно, женщины одевались для разных целей в мужское. Но дела это тайно или, хотя бы делали вид, что делают это тайно.

Во всём Средневековье, пожалуй, только Жанна открыто в мужском щеголяла. Но она то Посланница Божья, для неё ничего не грех. Впрочем, об этом мы уже говорили.

И только в 1912 году впервые Жанну изображала именно девушка. То есть в начале 20 века женщина, наконец то могла появиться на публике в мужском одеянии, не боясь церковного наказания и людских пересудов.

Звали эту девушку Жанна Боро. Разумеется, ей было именно семнадцать лет.

С тех пор и по наши дни Жанну на Празднике Освобождения Города изображают именно те, кто и должен изображать – семнадцатилетние девушки.

(Празднование Дня Освобождения Города)

Правда в веке осьмнадцатом, веке просвещённом решили, что как то неудобно, когда Жанну изображает только мужчина. Надо бы как то и женский пол ввести. Всё таки осьмнадцатый век. Просвещение, энциклопедия, все дела… Наверно уже можно. И ввели.

Но не роль Жанны, а на роль, как бы сказать…одной из ипостасей Жанны, что ли.

Вообщем рядом с этим….блин, да как же мне его назвать то?- ладно пусть будет «Дева мужского рода»

Вообщем рядом с Девой мужского рода появляется девушка называемая Скромница. Её выбирали из самых целомудренных девушек Орлеана. Она символизировала Скромность и Чистоту Орлеанской Девы (где они у реальной Жанны скромность узрели, вот понятия не имею)

И с тех же времён было постановлено, что каждое 8 мая город даёт приданное аж в 1200 золотых ливров одной девушке. Девушка эта, непременно должна была отвечать следующим условиям: она должна быть скромна и целомудренна, из бедной семьи и рождена в стенах Орлеана.

Теперь мы подоши к чёрным страницам в праздновании Дня Освобождения Города. Как вы наверно уже догадались – это годы Великой Французской революции.

Конечно, эта революция воистину великая и те блага, что она принесла цивилизации переоценить невозможно.

Но ведь «Большое видится на расстоянии». На расстоянии Французская революция – Великая, а вблизи, в подробностях – такая мерзость.

Ведь, чтобы отречься от старого мира и отряхнуть его прах с ног надо разрушить и испоганить знаковые символы старого мира.

А, что может быть для Франции знаковей чем образ Жанны? То-то и оно, что даже близко никого и ничего.

Поэтому именно Жанна и вызывало наибольшее раздражение революционно настроенных французов. Потому и глумиться над ней начали ещё за несколько лет до собственно самой революции.

И занялся этим делом никто иной как сам великий Вольтер. Оглядывая окрестности великий Вольтер не сумел разглядеть ни в современной ему Франции, ни в её истории ничего хорошего, а только одну сплошную мерзость.

(Вольтер)

Оказывается наряду с великим Вольтером во Франции существует монархия какая то, церковь зачем то. И это всё из-за Жанна. Да как же осмелилась эта бесстыжая девка спасать Францию не спросясь его, великого Вольтера?

Интересно, но во время Русской революции появился какой- то поэт, фамилию его не помню, честно говоря, а искать нет охоты. Так вот тот поэт написал про Минина и Пожарского «Подумаешь они спасли Рассею. А может лучше было не спасть?»

Убогий, он и не подозревал небось, что в этот момент он был всего лишь жалким плагиатором великого Вольтера, которому аналогичная мысль пришла в голову на полтора века раньше.

Чего там действительно было Францию спасать? Нехорошо это. Так решил великий Вольтер и не закрался в его великую голову простой вопрос: а если бы не Жанна, то где бы тогда  он, великий Вольтер волтерьянством занимался то?

Вообщем великий Вольтер берётся за перо и пишет комедию(!!!) «Орлеанская девственница».

В этой комедии Жанна выведена алкоголичкой и развратницей. Она постоянно пьянствует и занимается любовью с солдатами и полководцами. Но только с французскими. Дело в том, что между ног у неё хранится «Честь Франции» и она отбивает все попытки англичан туда забраться.

(Жанна де Арк по мнению Вольтера. Гравюра из "Орлеанской девственницы")

Если вы полагаете, что французы за такое произведение порвали на клочки автора, или хотя бы заставили его публично сожрать свою пьесу, ну или, на самый худой конец общественной обструкции подвергли и перестали руки подавать, то сильно заблуждаетесь.

Франция приняла пьесу с восторгом! И даже при дворе её читали и чуть ли не поставить на сцене Версаля собирались ( Вот там уж точно скоты неблагодарные сидели. Сами себе гильотину усердно зарабатывали, в том числе и вот этим)

А возмутились этой пьесой (надо отдать им должное) именно англичане. Сама мысль о том, что их армию могла разбить алкоголичка и развратница показалась английским джентльменам в высшей степени неостроумной.

О чём они и не замедлили уведомить великого Вольтера в частности и Францию вообще, сказав, что они думают и о французской драматургии на современном этапе и о французской благодарности.

Хочу сразу сказать: Вольтер действительно великий человек. Вклад его в европейскую историю переоценить невозможно.

Что же на него нашло, когда он набросился на Жанну, на один из самых светлых образов во всем Европейском Средневековье?

Полагаю, что так повлияла на Вольтера общественная атмосфера предреволюционной ситуации, сложившейся тогда во Франции.

Ведь в преддверии Революции общество немного, а порой и сильно сходит с ума (Кто застал Перестройку в СССР должен хорошо помнить эти странные явления)

Справедливости ради скажем, что во всей Франции нашёлся таки один достойный человек, решившийся вступиться за честь страны. Это был Королевский прокурор Сегье. Он приговорил к публичному сожжению…нет не Вольтера, а его «Орлеанскую девственницу» и ещё несколько произведений.

Странно, но это потребовало от Королевского прокурора изрядного мужества. Вот какое не вполне понятное письмо он написал по этому поводу своей жене:

«Я не скрываю от себя, какой ненависти подвергаюсь, осмеливаясь привлечь к ответственности клику столь же предприимчивую, сколь и многочисленную. Но каким бы ни был риск, связанный с моим решением, я с бесстрашием доведу дело до конца»

 

И довёл. Труды Вольтера были таки публично сожжены. И Королевскому прокурору ничего за это не было. Ну почти ничего. Просто король, Людовик Шестнадцатый Гильотинированный выгнал его с должности Королевского прокурора. Чтоб не смел, мракобес этакий, стоять на пути прогресса.

Ну, а дальше грянула Революция. И началось.

Из гробниц были вышвырнуты тела французских королей, разорваны на части и сброшены в нечистоты.

Мумифицированное тело кардинала Ришелье так же исторгли из гробницы, оторвали голову и ногами гоняли её по площади ( вот наверно кто футбол то изобрёл, а совсем не англичане). А потом какой то революционно настроенный лавочник взял голову Ришелье в руки и зачем то откусил у неё нос и уши. Разжевал и проглотил.

Тело Жанны не досталось прогрессивной французской общественности. Над ним поглумились задолго до того.  И, что же теперь делать прогрессивной общественности?

Как ей продемонстрировать всё своё презрение к негодяйке, посмевшей спасти французскую монархию? Ведь именно это, на полном серьёзе, ставили Жанне в вину французские революционеры.

Кстати, а чего они от Жанны хотели то? Чтобы она устроила во Франции парламентскую республику и провела всеобщие выборы, так, что ли?

Но прогрессивная общественность всё же нашла способ продемонстрировать стране и миру своё отношение к Жанне. В Орлеане стояла много веков статуя Девы. Раздолбать её! И раздолбали.

Там же в Орлеане трепетно хранилась в соборе прядь волос Жанны, которую она, по обычаю того времени втиснула в свою печать под одним из писем.

Прогрессивная общественность Орлеана сожгла эту прядь волос! Будет знать как наш город спасать!

Что же ещё сделать? Ага, идея! В соборе находится гроб с телом Орлеанского епископа Гийома. Того самого, что был в Орлеане всю осаду, деля со своей паствой всё осадные тягости. Именно этот епископ и провёл описанный нами крестный ход, положив тем самым начало традиции празднования Дня Освобождения Города.

Вот же каналья! Да его за это четвертовать мало! И плевать, что он мёртв!

 Гроб с телом выволакивают из собора, останки епископа четвертуют и сбрасывают в Луару. А гроб? Ну не пропадать же добру! Гроб стали использовать как поилку для скота на рыночной площади

Ну, а затем, так как крушить и осквернять больше было нечего – отменили празднование Дня Освобождения Города. А чего там праздновать то? Ведь как теперь, на излёте восемнадцатого века выяснилось, никто там ничего не освобождал, а наоборот отдал Орлеан в многовековое рабство королям и попам.

Сколько пьянке не длиться, а трезветь то придётся. Роль вытрезвителя для французов сыграл Наполеон.

В 1803 году, ещё будучи не Императором, а Первым Консулом, он распорядился глумление над историей прекратить, всё, что осталось от королей и прочих исторических персон заново и с почётом захоронить. А в Орлеане восстановить празднование Дня Освобождения Города.

И орлеанцы восприняли это с восторгом, так как к тому времени они и прогресса и революции нахлебались до сыта и больше.

С тех пор ничего подобного в Орлеане не повторялось и, смею надеется, не повторится.

На этом мы с вами опускаем занавес над Орлеанской мистерией и поспешим вслед за Жанной в Блуа.

Там Дофин Карл ждёт вестей из под Орлеана. Ночей не спит. Но вы за него не волнуйтесь – он днём отсыпается.

 

                                                                           Конец Первой части

Жанна де Арк: Ведьма Христова. Глава 19

 

Правда за три дня боев Жанна уложила в землю почти половину армии, вручённой ей дофином.

Стоило ли оно того? Пожалуй, да

Победа под Орлеаном это не просто крупный стратегический успех французов. Она была из тех побед, что меняют лицо человечества.

Падение Орлеана означало бы полную победу Англии в войне. А значит – Франция исчезла бы с карты Европы.

Как выглядела бы история Европы без Франции? Что бы случилось, если бы Англии была не островным, а континентальным государством?

Не будем гадать. Ясно одно – история Европы, да и мира стала бы совсем другой.

Но Франция была спасена! Орлеанская победа явилась переломной точкой в войне. Отныне инициатива навсегда переходила в руки французов.

Англичане, после Орлеана, уже до самого конца войны не могли провести крупной наступательной операции и окончательно перешли к стратегической обороне, пытаясь лишь удержать то, что было в их руках. А это во все времена и во всех войнах – прямая дорога к поражению. Ибо только наступлением выигрываются и битвы и войны.

Орлеанский разгром подорвал физические силы Англии и буквально уничтожил её финансы.

Выше мы с вами видели, что уже перед началом Орлеанской операции экономика Англии из-за затянувшейся войны все больше и больше впадала в кризис.

Именно поэтому и было решено покончить с войной одним ударом.

Для финансирования этого последнего и победного, как виделось англичанам, удара казна Британии была подчищена самым основательным образом.

Затем ещё и ограблены налогами владения англичан во Франции.

Но и этого не хватило.

В марте 1429 года герцог Бэтфорд, от имени малолетнего короля Эдуарда объявляет новый налог.

С людей всякого звания ( то есть и с дворян и со священников, случай неслыханный!) брали четверть их годового дохода. Годовой доход жертвы на пальцах прикидывали сборщики налога.

С пытающихся уклониться взимали двойную сумму. Собранных, вернее содранных с кожей и кровью денег, не хватило и вновь пришлось обратиться к ростовщикам.

Заложить пришлось практически всё. Говорили, что незаложенными остались только английский трон ( имеется в виду сама мебель) и английская корона (имеется в виду сам головной убор)

Их бы тоже заложили, но нельзя было. По закону трон и корона символы Англии и самому монарху не принадлежат. И вообще никому не принадлежат, так, что и закладчика у них быть не может.

Ну а всё остальное вплоть до посуды и одежды – в заклад.

Всего Англия затратила на Орлеанскую операцию фантастическую сумму – 440 тысяч золотых ливров.

В наши деньги перевести это вряд ли получится, переведём в золото, благо ливры они из золота и делались.

Итак: ливр примерно 9 грамм золота. Выходит 440 тысяч ливров это 3 960 кг золота. Почти четыре тонны!

И больше половины этой суммы – займы под грабительские проценты.

Англичане поставили на Орлеанскую карту всё. И игра стоила свеч, чёрт подери! Возьми они Орлеан и вся Франция, богатейшая страна Средневековой Европы, попадает в британские руки.

Затраты окупились бы с лихвой

Англичане очень старались. Под Орлеан были отправлены лучшие бойцы во главе с лучшими командирами. Они сделали всё. Они были в полушаге от желанной победы.

Сколько там оставалось Орлеану до падения? Две недели? Месяц? А может считанные дни?

Ставки так высоки, что в марте 1429 года сам британский регент, герцог Бэтфорд, прибывает из- за пролива в Париж, чтобы там, на месте, лично контролировать ситуацию.

Вечером 9 мая забрызганный грязью до самой макушки гонец из армии приносит ему весть от которой герцог лишился сознания.

Придя в себя, он пишет королю Эдуарду. Даже через шесть веков доносится со строк этого письма ярость и горькое отчаянье герцога:

 

« Всё шло хорошо в этой стране. Пока Ваши люди не пострадали от тяжкого удара, нанесённого, как некоторые говорят, при участии небесных сил. Но по моему этот удар нанесла ученица и прислужница дьявола, так называемая «Дева», владеющая искусством колдовства и чародейства, с помощью которых она внушила Вашим людям нелепые мысли и необъяснимый страх…»

 

 

«…Нелепые мысли и необъяснимый страх…», а ведь не так уж далеко от истины. Очевидно к моменту написания этого письма герцог Бетфорд уже достаточно был извещён о подробностях сражения.

 

Мы с вами тоже уже кое, что про это знаем и тоже сможем попытаться сделать некоторые выводы.

Да, Жанна провела блестящую военную операцию и вполне заслужила восторги современников и похвалы самого Наполеона.

Вспомним этапы по которым Жанна громила противника

Сначала массированная психологическая обработка и противника и своих, потом стремительный перехват инициативы и молниеносные удары в ключевые точки блокадного кольца. В итоге, количественно и качественно превосходящий противник разгромлен по частям.

Но ведь всё это Жанна провела на грани и даже за гранью опасности своего полного поражения. Она постоянно рисковала и рисковала не то, что запредельно, а вообще не разумно.

При мало мальски правильных действиях англичан разгром Жанны, гибель её и падение Орлеана были бы неизбежными.

Но штука то в том, что англичане не делают этих правильных действий. Они, собственно, вообще ничего не делают. Как мишени стоят и ждут удара.

Да, чтобы провести такую рискованную операцию, нужна была запредельная дерзость и смелость Жанны. Но нужен же был и такой парализованный противник.

И ведь не скажешь, что английское командование было трусливо или неопытно. Чтобы в этом убедиться, давайте хоть вкратце взглянем на биографии английских командующих, что встретились с Жанной под Орлеаном.

Гласдейл – выходец из простонародья. На этой войне с младых ногтей. Не происхождением, а храбростью и талантом достиг командных высот.

Собственно он единственный из английских командиров под Орлеаном, который не сидит в параличе, а действует. Но как он действует?!

Ни с того, ни с сего обнажает переправу, делая высадку Жанны на южный берег Луары максимально комфортной.

Дрался, правда, как лев и погиб геройски. Так, что к нему особых претензий нет.

 

А вот перед нами главнокомандующий английскими войсками под Орлеаном сэр Вильям де ла Поль.

Ему 35 лет из них двадцать он воюет во Франции. Понимаете: этот человек воюет дольше, чем Жанна вообще на свете живёт!

Уже в двадцатилетнем возрасте он прославился мужеством при осаде Арфлёра и в битве при Азенкуре.

Что с ним случилось под Орлеаном? Он сам очевидно не очень это понимал. Поэтому отступив от города ещё долго будет шататься со своей армией по вдоль Луары всё пытаясь напасть на Жанну, проводящей в то время Луарскую компанию. Но так и не решится! Сдаст и всю Луару без боя, как сдал Орлеан. А потом и сам в плен попадёт.

 

И, наконец, перед нами сэр Джон Тальбот. На этой войне с 1412 года. Вот уж точно не юнец желторотый и не трус.

«Британский Ахиллес» - вот как величали его и британцы и французы.

Уважение к нему было столь велико, что когда Жанна всё таки поймает быстро удирающего от неё «Ахиллеса», дофин Карл отпустит того без всякого выкупа.

Тальбот будет воевать до самого конца войны. Он погибнет в самой последней битве Столетней войны. Произойдёт это 17 июля 1453 года в сражении при Кастийоне.

Будучи командующим английскими войсками, сэр Тальбот, одержит за свою жизнь 48 побед в сражениях.

За это можно было бы его назвать не только «Британским Ахиллесом», но и «Британским Суворовым». Вот только великий русский полководец хоть и выиграл столько же битв сколько и сэр Тальбот, но в отличии от британца не потерпел ни одного поражения и ни разу ни от кого не удирал, как «Британский Ахиллес» из под Орлеана.

 

Вот такие командиры возглавляли осаду Орлеана в тот момент, когда там появилась Жанна. Опытные, матёрые волки!

А бессильно опустив руки, наблюдали, как их войска громит семнадцатилетняя девушка!

Да, что на них нашло?!

Английский историк Сэквилл Уэст, подробно изучившая историю осады Орлеана подводит такой итог:

 

« Весь образ действия наших земляков, участвовавших в тех событиях, кажется мне до такой степени странным и медлительным, что это можно объяснить только сверхъестественными причинами. Причинами, о которых мы в свете нашей науки двадцатого столетия – или, может быть, во тьме нашей науки двадцатого столетия? – ничего не знаем»

 

Ах, эти милые сверхъестественные причины. Как же они удобны и как же быстро всё объясняют.

Сказал : «На всё Божья воля» и вроде сразу всё ясно.

Ну, а если попробовать объяснить поражение англичан без вмешательства сверхъестественного? По материалистически.

Только поймите меня правильно – я совсем не исключаю в истории Жанны чего то сверхъестественного. Я и сам убедился и, надеюсь, вас Читатель, убедил, что правы были те современники Жанны повторявшие «Что то в этой девушке было»

Но, как я уже говорил, пишу то я не «Житие Святой Жанны», поэтому и стараюсь обходиться в своём рассказе, сколь это возможно, без «роялей в кустах» типа Божьей Воли или Руки Провидения

Правда, в случае с Жанной, иногда без этого кое, что и объяснить невозможно. Но в таком случае лучше просто рассказать и не пытаться объяснять, чем привлекать для объяснения, что то сверхъестественное.

А вот в случае с Орлеаном, я думаю, можно всё объяснить и не прибегая к нему.

Итак, что нашло на англичан? Почему раньше английский обоз мог разбить французское войско, а теперь английское войско убегает от одной единственной девчонки?

Мы это поймём, если поймём сознание средневекового человека. Нам надо попробовать отказаться от мироощущения современного человека, рационального, хотя тоже немного потрёпанного религиозностью и попробовать почувствовать мироощущение человека средневекового. А мироощущение это полностью и ,абсолютно, религиозное. Оно пока ещё не затронуто научной картиной мира.

Веру средневекового человека в Бога даже трудно верой то назвать. Это не вера, а абсолютная убеждённость в его существовании. Как и в существование Дьявола.

Ибо вера в Дьявола неотъемлемая часть веры в Бога.

Кстати сказать, в то время поклоняющихся Дьяволу, особенно среди простонародья, было едва ли не больше чем поклоняющихся Богу. Жиль де Ре ведь отнюдь не исключение из правил, а, скорее, одно из правил средневекового мира.

 

Для средневекового человека  святые и ведьмы, посланцы Бога и слуги Дьявола были абсолютной и непререкаемой реальностью.

 

И вот, зная всё это, что же мы должны понять о мыслях и ощущениях англичан (впрочем и французов тоже) когда Жанна появилась в Орлеане.

 

Они же все уже знали пророчества о явлении Девы. А теперь им очень быстро внушили, что Дева явилась. Вот она! Перед вами!

Тем, кто это внушал, трудиться много не пришлось. Религиозное сознание, то есть сознание не ведающее, что такое критическое мышление, очень легко внушаемо. Верит во всё, что угодно быстро и сразу. Причём, порой, в прямо противоположное, даже не замечая эту противоположность.

Это очень ярко в Библии показано. Помните: сегодня поклоняются Яхве, через несколько дней, с такой же страстью и верой падают на колени перед Золотым тельцом.

Или из нашей, русской истории. Веками поклонялись Богу Велесу, вдруг объявлено, что отныне это не Бог Велес а Святой Власий.

Ну и ладушки! Никаких вопросов о таком понижении Велеса в звание у религиозного сознания не возникает. Главное – есть кому поклоняться.

 

Так, что ни тени сомнения в том, что Жанна посланница сверхъестественных сил у окружающих не возникает.

Правда, англичане, уверены, что Жанна посланница Сатаны. Но, что это для них меняет?

Да ничего! Ведь перед посланцем Сатаны обычный человек так же бессилен, как и перед посланцем Божьим.

Хотя от простой ведьмы ещё можно как то попробовать заслониться молитвой и крестом, но здесь то , под Орлеаном,  перепуганные англичане явно уверены, что перед предстал посланец Сатаны очень высокого ранга.

Так как же они осмелились бы против него сражаться?! От одной мысли: КТО на них идёт – наверно и мечи из ослабевших рук вываливались и колени слабели.

 Напомним, поклоняющихся Дьяволу в те времена было очень и очень немало. Если такие были в английском войске ( да ведь были же наверняка!) то воевать против Жанны для них означало выступить против воли своего Чёрного повелителя. Так как же им было осмелиться?

Ну, а Гласдейл? Он то бился. Неверующий, что ли? А кто его знает? Даже в те времена появлялись вдруг люди не верующие ни в бога ни в чёрта ( даже на Папском престоле появлялись) Не то, что бы атеисты, а так – разуверовавшиеся, да и плюнувшие на всё это дело и не берущие сверхъестественное в расчёт.

А может и так – когда тебя пришли убивать, а бежать некуда ( из Турели куда было бежать то? На дно Луары?) тут уж будешь драться не то, что против посланницы Бога там или Сатаны, а и против ангелов и бесов.

 

Вот полагаю так и можно объяснить поведение англичан ( и французов, кстати) под Орлеаном.

Религиозное сознание, абсолютная Вера дала силы одним и забрала у других.

Так, что не вмешательство непознанных наукой сил, а кем то тщательно продуманная и грамотно проведённая психологическая атака принесла Жанне победу под Орлеаном.

 

Жанна де Арк: Ведьма Христова. Глава 18

 

Раннее утро 7 мая 1429 года. Армия Жанны выстроилась около развалин форта Огюстен. Впереди строй тяжёлых конников и рыцарей.

За ними пехота со штурмовыми лестницами и огромными деревянными щитами, прикрывающими сразу несколько человек.

По флангам арбалетчики. На своих огневых позициях застыли артиллеристы.

Впереди, всего лишь в сотне метров громоздятся валы барбакана, а за ним взметнулись в самое небо стены и башни Турели.

Там ждут.

Священники только-только закончили полевую мессу, и обошли строй, благословляя бойцов.

Тишина. Тяжёлая, давящая тишина

Жанна выезжает вперед строя, поворачивается к своей армии и звонко кричит:

 

 

« Друзья мои, мужайтесь. Вчера Создатель одарил нас победой. Но она ничто по сравнению с той, которая ждёт нас сегодня. И я вам клянусь, что даже если бы англичане были ростом до облаков, мы бы всё равно разбили их.»

 

Потом взмахивает знаменем

 

« Те кто меня любит, за мной!»

 

 

Земля затряслась от топота сотен копыт рыцарских коней, тишина сменилась воплем тысяч глоток, стальная окольчуженная лавина французов хлынула на Турель.

Рявкнули пушки и с той и с другой стороны и грохот их уже не умолкал всю битву.

Тысячи стрел понеслись к Турели и с Турели. И десятки, а то и сотни человек с обоих сторон были убиты в первые же секунды штурма.

А потом ещё залп и ещё.

Французская конница, благодаря скорости, очевидно понесла наименьшие потери. Конники останавливаются у рва. Слезают с седёл. Слуги торопливо отводят коней далеко в тыл. А тяжеловооружённые спешенные всадники обрушиваются в ров.

 

За ними тут же поспевает пехота. Прикрывшись щитами от стрел, устанавливают штурмовые лестницы и вот уже французы сплошным потоком лезут по ним наверх.

А лучники с вала и с башен всё бьют и бьют.

А к стрелам и ядрам добавляются потоки раскалённой смолы, кипящее масло и груды камней, что обрушиваются на французов сверху.

 Дно рва уже покрыто кровавым покровом из убитых, раненых и обожжённых бойцов. И по этому полуживому, чавкающему кровью, вопящему и стонущему страшному ковру идут и идут пока ещё живые, стальными подковами на сапогах перемалывая его в месиво, в кашу.

Трудно дышать. В воздухе  висит пороховой дым, отвратительно воняет свежей теплой кровью и густо пахнет рубленным, парным, и горелым человеческим мясом.

Уши давно заложило от диких криков, мата-перемата, грохота пушек и лязга стали.

Вот здесь то, вот в такой то обстановке, за краткий миг перестаёт человек быть человеком и превращается в вопящую, в ревущую от злобы и дикого страха, омерзительную, но очень опасную тварь.

 Стены вала и ступени лестниц уже склизкие от крови и кишок.

Потому, что там, на валу во- всю кипит рукопашная. И существа, ещё недавно бывшие обычными людьми, венцами создания, рубят, режут, давят, душат друг друга. Вспарывают животы, отрубают конечности, с хрустом, как орехи дробят черепа.

Французы отброшены. Они отступают. Жанна останавливает их. Кричит, размахивает знаменем и ведёт на новый приступ.

И так двадцать раз! Двадцать раз в тот день отбивали англичане французов и двадцать раз Жанна поворачивала бегущих и вновь вела в рукопашную.

И они шли вновь и вновь! Шли с такой яростью и бесстрашием , что очевидец вспоминает:

«…как будто они были бессмертными…»

А ведь страшен. Ой, как невыносимо страшен этот средневековый рукопашный бой. Когда глаза в глаза! Когда, отбрасывая лопнувший меч, пальцами выдавливают врагу глаза, зубами перегрызают глотки! Когда, уже упав на земь со смертельной раной, последним усилием вцепляются во вражью ногу и валят противника, стараясь задушить. И оба гибнут затоптанные обезумевшей, озверевшей толпой бойцов.

Поэтому, даже в те времена очень редко вот так сходились и долго, упорно рубились. Предпочитали перестрелки и короткие яростные стычки. После которых расходились, отдыхали и вновь ненадолго схватывались.

А в тот день – двадцать рукопашных!

 

 

Во время очередного приступа Жанна опять делает попытку забраться на вал и помахать оттуда знаменем. Это условный сигнал для отрядов в Орлеане, атаковать Турель с тыла.

Она уже вскарабкалась почти на самый верх, но тут длинная английская стрела вонзается девушке под правую ключицу.

Жанна летит с лестницы вниз. Англичане вопят от восторга: «Ведьма умерла!»

Некоторые из них сваливаются с вала вниз, чтобы утащить ценную добычу себе.

Но над Жанной встают Ля Гир и де Олон. Они так быстро и страшно начинают работать секирами, что англичане, потеряв с десяток человек, отказываются от своего намерения.

А Жанну, прикрыв со всех сторон щитами, быстро относят в тыл.

А вместе с ней отступает и всё французское войско. И ликование англичан- победа!

Да, почти победа. Ибо Дюнуа, кажется в полном отчаянии.

Он видит толпы своих усталых, закопчённых до черноты и густо окровавленных воинов. Они едва могут двигаться.

Дикими глазами смотрит Дюнуа на холмы и холмики трупов, заваливших поле боя и укрепления.

Столько порубленных, изуродованных тел разом он ещё не видел! Да и не только он – никто не видел!

За всю осаду Орлеана, за двести дней, французы потеряли около тысячи человек. А здесь вот, за пол дня уже полторы тысячи!

Никаких сил, ни физических ни моральных у Дюнуа уже не осталось для продолжения этого кровавого кошмара.

 И Дева ничем не поможет. Дюнуа видит как она лежит на попоне в винограднике и стонет.

«Отбой!» вкладывает последние силы в крик Дюнуа «Отбой трубите!»

И плывут над полем боя печальные звуки отбоя атаки. И всем ясно, что новой уже не будет ни сегодня, ни завтра и вообще никогда. Нету сил.

Турель вновь доказала: я- неприступна! Ведь и англичане, в своё время не смогли её взять вот так, прямым штурмом.

 

Так бы всё и кончилось для французов- бессмысленной, безуспешной глупейшей бойней. Если бы не стальная воля Жанны. Немыслимо, но она сумела встать на ноги.

Лёжа, она сама выдернула стрелу из раны (собственно, одного этого достаточно, чтоб умереть тут же, ведь обратным ходом наконечник может порвать артерию) велела полить рану оливковым маслом, приложить кусок свиного сала и туго забинтовать.

Потом встала и пошла к армии.

Она отменяет приказ об отходе

«Друзья мои!» отчаянно кричит она « Ещё раз в атаку!»

«Люди больше не могут!» в ярости орёт на неё Дюнуа.

Он в сотый раз клянёт себя – как, ну как он мог позволить допустить такую дурь как лобовой штурм Турели?!

«У нас ещё хватит сил!» кричит в ответ Жанна « А англичане уже выдохлись. Слышите! Они не стреляют больше! У них всё кончилось!»

 

Всё вдруг с удивлением замечают: а и вправду. Турель то молчит! Впервые за день, молчит. И как же это мы сами не обратили внимание?!

А Жанна обратила. Она, даже тяжело раненая, не выключилась из боя и сумела заметить, что Турель вдруг внезапно замолчала.. Жанна сделала вывод. Правильный вывод!

У англичан, к этому моменту действительно закончились и заряды к пушкам и стрелы.

А у французов остались. Им подвозили из города всё время.

В пятом часу дня армия французов возобновила обстрел Турели из пушек и арбалетов, а Жанна повела своих бойцов на последний , двадцать первый (!!!) штурм.

Но даже под огнём англичане оказали беспримерно яростное сопротивление. Вновь кровавый бой закипел на укреплениях .

А в Орлеане, резерв Жанны истомился у южных ворот, с самого утра ожидая команды:

« В атаку!»

Такое ожидание выматывает немногим меньше чем сам бой. А может и больше, ведь ожидание боя порой страшней, чем сам бой.

В тот день это истомляющее, сдавливающее внутренности, ожидание длилось почти восемь часов.

 И вдруг – знамя Девы на валу! Оно раскачивается?! Да, раскачивается!

Это сигнал! Наконец то!

Оглушительно рявкают супертяжёлые бомбарды «Длинная» и «Пёс». Да как удачно! Попадание первым же выстрелом. И одна из гигантских башен Турели с грохотом обрушивается.

Городские ворота распахиваются, и резерв с боевыми воплями устремляется к мосту.

Впереди воины с заранее приготовленными деревянными мостками, чтобы закрыть разрушенный пролёт моста.

И тут – а чёрт подери! – мостки то коротки! Все до одного. Не рассчитали! Как же теперь через провал то?

И вдруг идея. Желоба из придорожных канав!

В Орлеане, как и во всяком крупном французском городе, по вдоль улиц были канавы для стока нечистот. На центральных улицах эти канавы были выложены металлическими желобами.

И вот сотнями рук орлеанцы выдирают эти желоба и тащат к мосту. Теперь подошло. Провал перекрыт и по приканавным желобам цепочки бойцов потянулись на мост. Осторожно потянулись- желоба то тонкие.

Кстати, а как же знамя Жанны всё же оказалось на валу?

Про это существует аж четыре рассказа участников той страшной битвы.

Первым расскажет телохранитель Жанны – де Олон.

Он вспоминает, что в тот последний штурм он увидел, как Жанна пытается залезть по лестнице на вал. Но у неё, разумеется, ничего не получалось – одна рука ранена, а в другой знамя. Он спросил у Жанны, зачем ей на вал? Жанна объяснила ему про сигнал резерву. Тогда де Олон принял у неё знамя, взобрался на вал, раскидал там нескольких англичан и принялся размахивать знаменем.

Это версия первая.

Версия вторую поведает нам  Ги де Кайи. Тот самый рыбак в доме которого ночевала Жанна в первую ночь у Орлеана. Он тоже был в этом бою.

До определенного момента его рассказ во всём сходится с рассказом де Олона. Жанна пробует залезть на вал, у неё не получается, она объясняет окружающим, что знамя необходимо во, что бы то ни стало доставить на верх.

А вот дальше де Кайи расходится с де Олоном в видении ситуации. По словам де Кайи, не де Олон, а именно он де Кайи выхватил у Жанны знамя и отважно полез с ним по лестнице на вал.

Расхождения продолжаются и дальше. Со слов де Олона, на валу ему мешали только англичане.

Со слов де Кайи – ещё и Жанна.

Она, рассказывает де Кайи, наверно решила, что он вознамерился с её знаменем перебежать к англичанам. Поэтому, забыв про рану, Жанна птицей взлетает по лестнице на вал и, кипя возмущением, пытается вырвать знамя у де Кайи.

Ничего не понимающий де Кайи не отдаёт и тянет знамя к себе. Жанна – к себе. Знамя, разумеется, начинает раскачиваться , а орлеанские дурни принимают это за сигнал к атаке.

Остроумный рассказ. Наверно де Кайи не одну сотню раз потешал им сотрапезников за кружкой доброго вина. Балабол он, судя по этому рассказу, был тот ещё.

Теперь свидетель из высокородных: бастард Дюнуа. Его мы полностью процитируем, благо он, по военному, краток:

«Когда Дева возвратилась из виноградника, она схватила своё знамя и вместе со мной установила его на валу»

 

Ну и последнюю версию поведает нам «Орлеанская хроника». Обиженная тем, что в столь славном деле, как водружение знамени никто не отмечает участие граждан Орлеана, Хроника заявляет, что установил знамя на валу гражданин Орлеана по имени Баск. И, добавляет, что оного Баска, как всем известно, Дева назначила своим знаменосцем  ещё при въезде в Орлеан. Так, что кому же ещё это знамя то и устанавливать было на валу?

К тому же, говорит Хроника, вот ещё доказательство – Баску от Орлеана пожизненный пенсион был назначен, а допустим, тому же де Кайи, хрена лысого.

 

Кто тут прав, разобраться решительно невозможно. Может все врут. Может частицу правды каждый говорит.

Да и неважно. Важно, что в шестом часу на Турель началась атака с тыла.

 

А под Турелью тем временем, французы теснят и теснят противника. Вот уже и вал барбакана в их руках. Вот они уже внутри барбакана. Англичане отбиваются, огрызаются, но отходят и отходят к мосту в Турель.

К ним даже пробивается небольшое подкрепление. Не все англичане сидели в этот кровавый день, как замороженные. Гарнизон форта Карла Великого, что располагался на одном из островов, поспешил , как вообще то положено было всем англичанам, на помощь боевым товарищам. Переправившись на южный берег, они, по мелководью у кромки берега, пробежали в Турель и вступили в бой.

Это немного остановили наступление французов. И вот именно тут то загрохотали бомбарды из города и одна из башен Турели обрушилась в воду, и на головы дерущимся.

И англичане сломались! Они кинулись бежать по мосту в Турель.

Чтобы дать, уцелевшим отойти и укрепиться внутри каменных башен сэр Гласдейл и ещё трое английских рыцарей ( «цвет и гордость английского рыцарства» печально рассказывает об этом эпизоде английский очевидец) встали с мечами и секирами в руках на мосту и отразили одну за другой несколько атак рвущегося в Турель французского войска.

Но здесь в мост врезаются три пылающих корабля, что французы специально снарядили, подожгли и направили на Турель.

Мост вспыхивает от пламени и разрушается от удара.

Вместе с пылающими обломками в Луару падают и отважные защитники моста с сэром Гласдейлом и те, кто бежал в тот момент по мосту в Турель. Все они утонули.

Те немногие англичане, что успели проскочить в Турель, сдаются.

Всё! В шесть часов вечера 7 мая, после непрерывного десятичасового боя неприступная досель Турель пала!

Около семисот человек англичан, лучшая часть их войска погибли, двести попали в плен. Французы потеряли почти две тысячи человек. Правда, освободили около сотни французов, что томились в Турели в плену.

Через три часа, после падения Турели, по быстро восстановленному мосту, Жанна въезжает в Орлеан через южные ворота.

Так закончилось одно из самых длительных и кровопролитных сражений Столетней войны!

 

Праздник всенародный начался в Орлеане сразу же. Сами понимаете, утра для такого святого дела, как отметить столь славную победу никто дожидаться не стал.

Даже воины. Хоть и , казалось, отдали все силы там, в страшной сече под Турелью, но как выяснилось на гулянку силы у них ещё остались.

И победно звенят колокола всех церквей, и звучит весёлая музыка на площадях, и выносят из домов и кабаков прямо на улицы столы и лавки, катят бочки с вином, тащат закуски.

Но вдруг едва начавшееся веселье начинает как то спадать и гаснуть. Сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее. Гасит его разносящийся по городу  слух, тревожный слух , страшный слух: «Дева умирает!»

Она и правда умирала. Без сознания, в жару и бреду металась на своей постели в богатом доме Буше. Раны, одна в ноге и другая , самая тяжёлая, в правом плече, дали о себе знать лихорадкой.

Лучшие врачи Орлеана осмотрели Жанну и развели руками.

 Описание её состояния, дошедшее до нас не вызывает сомнения – это явно заражение крови.

Вот какие были симптомы: сильный жар, потеря сознания, бред, плечо распухло и опухоль уже захватила правую часть груди и наползает на горло.

По тем временам – это неизлечимо.

Какой уж теперь Орлеану праздник? С плачем горожане бросаются в церкви. И всю ночь страстно молится Орлеан. Просит у Бога не забирать свою посланницу. Ведь английское войско всё ещё у ворот города.

А на улице Розы в штабе обороны города в мрачном молчании сидят «полевые командиры». Вести от врачей придавили и повергли в уныние этих сильных людей. Наверняка они знают, что точно от такой же раны, полученной точно при таких же обстоятельствах,  причём здесь же, во Франции триста лет назад скончался Ричард Львиное Сердце. За девять дней сгорел в лихорадке от стрелы в правое плечо этот английский король.

Здоровенный мужик! Лихорадке с ним пришлось провозиться целых девять дней. На сколько хватит хрупкой девушки? Врачи говорят, в лучшем случае до следующего вечера.

Теперь здесь, на улице Розы, нет ни одного противника Жанны. За прошедшие два кровавых дня, Жанна сделала своими сторонниками и этих людей.

И как же им сейчас? Без Девы?

Мрачные мысли давят. Пока Дева не появилась, их англичане били, как хотели. Даже продовольственный обоз и то бил.

Жанна принесла им победу, это теперь ясно всем присутствующим.

 Жанна вернула им веру в себя. И вот  Жанна уходит.

И, что же теперь? Опять поражение за поражением ожидают их?

Тут задумаешься. Тут впадёшь в уныние. Тут, пожалуй, и забогохульствуешь да и вообще веру в Бога потеряешь.

И они мрачно и тяжко пьют, грязно богохульствуют, проклинают всё и вся.

Когда за окнами стало светлеть в зал совета вошёл паж Жанны , де Конт.

У всех комок к горлу – ну вот,  свершилось. Нет больше с нами Девы. Сейчас этот юноша о сём и объявляет.

И юноша объявляет:

«Жанна – Дева просит направить герольда к англичанам. Она вызывает годдонов на бой перед стенами города»

 

Как Жанна избежала смерти? Нам не известно, чтобы кто-то давал ей какое нибудь волшебное снадобье или «живую воду». Наоборот, известно, что вообще не лечили. Развели руками – дескать, медицина тут бессильна. А она, в те времена, и впрямь в таких случаях бессильна была. И будет бессильна, вплоть до изобретения пеницилинна.

Однако и в наши дни порой фиксируются случаи необъяснимого исцеления. Когда смертельная болезнь, вдруг, безо всяких причин отступает и человек выздоравливает. Они крайне редки, такие случаи, но они были и есть.

Вот один такой случай и произошёл в ночь с 7 на 8 мая  1429 года в городе Орлеане в доме почтенного городского олигарха Буше.

Под утро жар у Жанны вдруг спал, лихорадка стихла. И Жанна заснула. Обычным сном.

Поспала несколько часов. Проснулась. И попросила поесть. На глазах у боявшихся дышать от радости окружающих, съела несколько штук печенья, макая его в вино ( кстати, это единственный известный случай когда Жанна вообще употребила спиртное).

Потом отдала своему пажу уже известное нам приказание, а сама встала и велела своим телохранителям снаряжать её к битве.

Убеждённые, что вот прямо сейчас, прямо на их грешных и недостойных глазах совершается самое, что ни на есть настоящее чудо, такое, о каких в Святом Писании писано, телохранители пролепетали, что- то вроде: «Может, сегодня отдохнёшь? Мы уж как нибудь сами этих годдонов, того…».

Жанна ответила:

 

«Не бойтесь. Мои голоса сказали мне, что битвы не будет»

 

Ну, наверно на всей планете нашей в тот день нельзя было найти людей, более уверовавших в Бога, чем горожане Орлеана, когда они узнали, что Дева не просто выздоровела, а встала на ноги и вновь идёт в бой.

 Тут уж каждому стыдно за стенами отсиживаться. Поэтому в то утро в поле вышли даже раненые накануне бойцы.

Англичане приняли вызов. Их войска вышли из северных укреплений и построились для боя напротив французской армии.

У британцев нет численного перевеса, но по прежнему перевес качественный. А после страшных потерь французов под Турелью, он ещё и возрос.

Битва предстоит жестокая и тяжёлая. Это ясно всем. Но с лёгким сердцем идут на поле боя французы – Посланница Божья в их рядах!

И с тяжёлым чувством выползают в поле англичане – Проклятая ведьма всё таки не сдохла!

Перед обеими армиями служат молебны.

Жанна тяжёло слезает с коня, раны всё же мучают её, и встаёт на колени перед полевым алтарём. Спиной к англичанам. Бросает де Олону:

«Следи за врагом и дай мне знать, если что нибудь случится»

Потом молитвенно складывает руки и замирает.

Проходит пять минут. Десять. И вдруг Жанна слышит, как взрывается радостными воплями французский строй.

Ей даже не надо оборачиваться, чтобы понять, что случилось. Догадаться нетрудно.

Английская армия, так и не решившись атаковать, поворачивается и уходит. Не возвращается в свои укрепления, а вообще уходит прочь от Орлеана!

Свершилось! Это полная победа! Победа невозможная, победа небывалая, победа о которой, через несколько дней будет шуметь вся Европа.

Осада Орлеана продолжалась 200 дней. Снять её казалось решительно невозможным всем мало мальски разбирающимся в военном деле.

Жанна сняла осаду на девятый день по прибытию в Орлеан.

Жанна де Арк: Ведьма Христова. Глава 17

 

Выдвигаться было решено в следующем порядке. Сначала Жанна с авангардом из гасконцев Ля Гира. Затем несколько наиболее боеспособных отрядов городской милиции. Потом полевая артиллерия и затем отряды «полевых командиров».

В ранних утренних сумерках, передовые отряды потянулись к восточным «Бургундским» воротам.

Там Жанну ожидал сюрприз. Городской бальи, тот самый де Гокур, один из самых ярых противников наступательных планов, решил противиться до конца.

Он приказал запереть ворота, а сам, с мечом в руках, встал перед ними и заявил, что никого из города не выпустит. Что на него нашло, вот понятия не имею. Рыцарем Роландом, в одиночку сдерживающим целое войско, себя возомнил, что ли?

Жанна посмотрела на этого героя, вздохнула и сказала:

 

«Вы очень злой человек, де Гокур»

 

Ответить де Гокур не успел. Несколько гасконцев просто отшвырнули его в бок и открыли ворота.

Войско вышло за стены, повернуло к Луаре, и переправа началась.

По приставленным друг к другу и крепко скреплённым между собой лодкам, французы перебрались на остров Сен Лу.

Приказав основным силам ждать там, Жанна с гасконцами Ля Гира переправилась на остров Туаль. Не зная ещё о любезности сэра Гласдейла, она собралась внезапной атакой захватить форт Сен Жен ле Блан и обеспечить, тем самым, плацдарм для высадки основных сил.

В этом месте остров Туаль почти вплотную примыкает к берегу. Так, что Жанне и гасконцам даже лодок не понадобилось, чтоб переправиться и с ходу атаковать форт.

Как мы знаем, форт оказался пуст. Это было крайне неожиданно для всех. Де Олон вспоминает, что даже Жанна растерялась. Она и предположить, не могла, что столь удобную и важную позицию англичане просто бросят без боя.

Заподозрили засаду. Гасконцы тщательно обшарили и сам форт и окрестности, ища засаду и трофеи. Не найдя ни первого ни , к наибольшему сожалению, второго отряд собрался в центре форта.

Жанна, к этому времени, уже пришла в себя от британского сюрприза и начала раздавать энергичные приказы. Гасконцы, по прежнему в авангарде армии, немедленно выдвигаются к Турели, остальная армия снимается с острова Сен Ло и спешно переправляется сюда, чтобы двигаться вслед за гасконцами. А форт сжечь.

Затем Жанна, с несколькими переправившимися отрядами выступает вслед своему авангарду.

Солнце уже взошло достаточно высоко и она, прибыв к Турели смогла вполне оценить место предстоящей битвы. Давайте же и мы внимательно рассмотрим его.

Итак, для начала с юга Турель прикрывал форт Огюстен. А это не просто деревянно-земляное укрепление, как прочие английские форты. Нет, это очень массивная крепость.

Дело в том, что этот форт англичане построили на развалинах францисканского монастыря Св. Огюстена (отсюда и название форта). Этот монастырь рушили сами же французы в первый день осады. Ломали, чтобы не дать противнику хорошо укреплённого места, каким являлись все средневековые монастыри.

Но время, чтоб развалить монастырь до основания англичане французам не дали. Поэтому, в известной степени, монастырские укрепления уцелели.

Так, что сейчас форт Огюстен был по прежнему обнесён остатками каменных монастырских стен, усиленных англичанами деревом и окружён рвом.

Внутри форта, из остатков монастырского храма и келий англичане соорудили ещё одно укрепление.

Подходы к форту это ровное гладкое поле. Без холмика, без овражка. Только небольшой виноградник, справа примыкает к самым стенам форта.

Так, что местность насквозь простреливается как со стен самого форта, так и с высоченных тридцатиметровых башен Турели, что громоздятся чуть северней Огюстена.

И это ещё далеко не вся система обороны Турели. Это только первая её часть.

Сразу за Огюстеном, метрах в ста, англичане соорудили мощный барбакан. Так называлось в Средние века вынесенная вперёд от основных стен башня или предмостное укрепление.

Барбакан у Турели англичане строили и укрепляли непрерывно всё время осады, а это двести с лишним дней.

Поэтому получилось вот такое чудовище – пятнадцатиметровый ров, над ним десятиметровый вал. Сверху на валу деревянные укрепления, так же обсыпанные землёй.

А вот за барбаканом уже сама госпожа Турель. Правда, опять не сразу. Она размещается на предпоследнем пролёте моста, а последний пролёт это подъёмный мост Турели.

Сейчас, утром 6 мая, он конечно опущен. Но если его поднять, то Турель окажется отрезана от берега почти пятиметровых естественным рвом.

Примерно в километре западнее Турели на южном берегу у англичан был ещё один небольшой форт – Сен Приве.

Он прикрывал переправу западнее Турели точно так же, как брошенный форт Сен Жан ле Блан делал это восточнее.

Но, в отличии от своего восточного собрата Сен Приве отнюдь не был брошен. Гласдейл оставил в нём около двухсот бойцов. Он надеялся ( и это конечно разумная надежда), что войска с северного берега всё таки будут подходить на помощь Турели. А как же им удобней и быстрее подходить как не через переправу, которую держит форт Сен Приве?

Так, что, пока оный Сен Приве не взят, можно было утверждать, что над левым флангом, медленно разворачивающейся армии Жанны, нависает не двести человек форта Сен Приве, а вся английская армия.

И какие широчайшие возможности, в случае штурма Турели открываются перед основными английскими силами, что под командованием ла Поля и Талбота сидят в фортах на северном берегу!

Во первых можно прямым ударом захватить оставленный без войск Орлеан.

А можно и ещё лучше! Во время штурма Турели, быстро переправиться на южный берег и ударом в левый фланг и тыл французской армии окружить её, прижать к укреплениям Турели и водам Луары, и там уничтожить. А город тогда и без боя взять можно.

И вот, рассмотрев всё это, нам с вами остаётся только согласиться с Дюнуа: «Чёрт возьми, Турель и впрямь неприступна!»

Да кто же мог тогда знать, да как же предположить то можно было такое, что английская армия не воспользуется ни одной из открывающихся перед ней возможностей и, как парализованная, просидит всё двухдневное сражение за Турель, в своих фортах?

Конечно никто не в силах был такое представить!

Кроме Жанны.

 

Кстати, нам пора к ней вернуться, потому, что она уже закончила осматривать поле боя.

Жанне, конечно, и раньше было понятно, как сильно укреплена Турель, а теперь, когда она осмотрела укрепления непосредственно на месте предстоящего сражения, ей стало окончательно ясно, что без совместных усилий рыцарей, тяжёлых латников, городского ополчения, стрелков и артиллерии нечего и мечтать о штурме.

Но вот эти совместные силы как то досадно медленно переправляются через Луару и стягиваются к французскому лагерю, что разбила Жанна двести метров южней форта Огюстен.

Полевой артиллерии ещё нету, но отряды городской милиции подходят вполне споро.

Те солдаты, что привела Жанна в Орлеан, тоже подтягиваются отряд за отрядом. Но вот господ «полевых командиров» Орлеана с их бойцами чего-то пока не видно, ни одного. А господа «полевые командиры», все рыцари то есть короли средневекового поля боя. Без них тут, под Турелью, и начинать ничего нельзя.

И сколько же ещё ждать?

А в воздухе уже начинают петь стрелы. Это итальянские арбалетчики Жанны, выдвинулись линией вперёд и под защитой своих огромных щитов начали перестрелку с английскими лучниками.

Жанна губы в кровь искусала от нетерпенья. Да где они там все? До вечера, что ли намерены переправляться?

Тут, с одним из отрядов, прибыл к месту сбора и де Гокур. Он, хоть и пробовал постоянно мешать Жанне, но трусом отнюдь не был. Даже был излишне храбрым. Мы уже видели, как нынче утром он в одиночку хотел остановить всю армию Жанны, и сейчас увидим очередное его геройство.

А пока он докладывает Жанне обстановку в тылах. Артиллерия всё ещё переправляется с острова Сен Ло на остров Туаль, но вообщем то невдолге должна быть здесь. А вот господ рыцарей так скоро ждать не стоит. Они всё ещё в Орлеане и не очень то торопятся из него выходить. У них опять совещание.

Опять?! Ну всё, терпенье Жанны лопается. С неё хватит!

Оставив де Гокура здесь за старшего она отправляется назад в Орлеан.

По дороге она подбодрила пушкарей и попросила удвоить усилия. Просьба была встречена криками восторга и усилий были если не удвоены, то уж….усилены.

Теперь быстрей в Орлеан!

 

А там и впрямь снова военный совет. Вернее даже не совет, а ссора, грозящая вот вот перерасти в драку.

Мнения «полевых командиров» разделились. Часть из них, во главе с Алансоном и Жиль де Ре требуют немедленно выступать следом за Жанной.

Остальные по прежнему против видевшегося им массового самоубийства.

И ведь, чуть выше, мы с вами уже сами могли убедиться, что понять их вполне можно. Всё это безумие просто обязано было кончиться полным разгромом и уничтожением французов!

И тут на сцене появляется разъярённая Жанна!

Парижская «Чёрная книга», очень неприязненно деяния Жанны описывающая, говорит, что «…в гневе ведьма могла избивать окружающих палкой…»

Я не знаю, врезала ли в то момент Жанна дрыном промеж чьих нибудь благородных ушей. Хотя нет. Конечно же нет. Во Франции бить дворян никогда и никому нельзя было. Но, согласимся, вот в такой ситуации, именно кой кого из этих дворян стоило бы «приласкать»

Жанна их словами обласкала. У неё это получалось сильнее, чем палкой. А в этот момент она была красноречива как никогда. Хотя бы уже потому, что из- за стен раздались звуки боя.

Там, под Турелью, явно, что- то началось в отсутствии Жанны. Да тут же и секунды медлить нельзя!

И рыцари подчиняются. Их отряды строятся и во главе с Жанной направляются к переправе.

А, что же в это время под Турелью? Что там за шум, гам и дикие крики? А это вот, что.

Пылкий и, поперёк разума, отважный де Гокур решил не ждать ни Деву ни рыцарей ни артиллерии, а атаковать форт Огюстен самостоятельно.

Находящийся здесь же «Сатана» Ля Гир был совсем не из тех, кто мог бы охладить горячую голову городского бальи. Эту гасконскую голову саму бы кто охладил.

И французы пошли на штурм!

Турель радостно рявкнула им навстречу всеми пушками и звонко щёлкнула всеми луками.

Часть французов рухнули убитыми и ранеными. Остальные смешали ряды и попятились.

Ну ,самое время для вылазки. И англичане устремляются через ворота и валы на врага.

Короткая схватка и вот уже французы бегут. Какое привычное зрелище в той войне! И какое же оно сладкое для тех, кто бегущих преследует! Руби и руби, пока рука не устанет. А она у опытных воинов долго не устанет. Вот и рубят англичане бегущих.

Гнали и рубили до самого форта Сен Жан ле Блан. То есть почти до самой переправы.

Там бы и перебили, там бы и утопили всех.

И здесь снова Жанна! Переправившись быстрее остальных, она врезается на коне в толпу удирающих французов.

Те остановились: «Дева здесь!»

Встали и англичане: «Ведьма здесь!»

А Жанна, взмахнув своим стягом, кричит:

«Те, кто меня любит, за мной!» и скачет на врага.

 

Так впервые родился этот знаменитый Жаннин боевой клич: «Те, кто меня любит, за мной!». Отныне почти всегда она будет с ним на устах бросаться в бой. Его потом поставят Жанне в вину, как дьяволову гордыню. Дескать, не с именем Божьим, как положено, в бой шла, а со своим.

Да боевой то ведь клич должен своих на подвиг вдохновлять, а врагов страшить.

Имя Божье давным - давно французов ни на, что в бою не вдохновляло. А этот новый клич вдохновил, да ещё как! И врагов устрашил! Пожалуй, их устрашил даже больше чем французов вдохновил.

И англичане спешно отступают, почти бегут назад, под защиту своих укреплений. От одной единственной девушки!

Французы опомнились, собрались с духом и бросились вслед за Жанной позже, чем англичане побежали!

А тут ещё, наконец, и все рыцари переправились. Ну и тоже в атаку.

На плечах отступающих ворвались на стены форта Огюстен. Началась рубка!

Французов больше. Но барбакан и Турель не молчат. Лучники и пушки бьют и бьют оттуда, поддерживая отчаянно обороняющийся форт Огюстен.

В разгар этого кровавого безумия Жанна налетает ногой на железный шип, что в изобилии разбросали англичане, готовясь к обороне.

Раненую, телохранители вытаскивают её из боя. Да, впрочем, ей и действительно пора во вторую линию. Ведь, наконец то, подошла французская полевая артиллерия.

Жанна сама, лично расставляет пушки и указывает пушкарям сектора обстрелов. И как точно указывает! Стало быть, она и артиллерийским искусством владеет! То есть тем, что пока не ведомо ни одному их французских командиров вообще – ведь как уже говорилось, артиллерия в те годы ещё частью армии не считалась, потому военные ей и не занимались.

А Жанна, пожалте, умеет. Учитывая насколько новым  устройством была тогда артиллерия, можно смело провести такую аналогию: представьте себе в наше время семнадцатилетнюю девушку успешно руководящую запуском и полётом космических кораблей. Представили? Ну вот точно так же выглядит Жанна, руководящая артиллерией, под Орлеаном.

Под командованием Жанны французские пушки очень скоро заставляют английскую артиллерию и стрелков резко сбавить активность.

Это придаёт силы тем французам, что рубятся на стенах Огюстена. Ещё напор и они вбивают противника внутрь форта.

Но это ещё не победа. Совсем не победа Форт Огюстен и не думает сдаваться. Англичане укрываются во внутренних укреплениях и, после краткой передышки, сражение возобновляется с ещё большей силой.

Жанна использовала краткую паузу, чтобы вызвать из боя Дюнуа с его отрядом. Её беспокоит нависающий над левым флангом форт Сен Приве. О серьёзности этой угрозы мы уже рассказывали.

И Жанна, придав отряду Дюнуа отряд арбалетчиков, приказывает бастарду атаковать и занять этот форт.

Тот идёт в бой беспрекословно.

Перевес французов под Сен Приве очень велик, а помощи форту нет ни откуда. Поэтому очень скоро он пал.

Часть англичан бежит из него в Турель, а часть переправляется на северный берег и спешат в английский лагерь с крайне тревожными известиями.

И, что же ла Поль? И, что же Тальбот? Что делают эти опытнейшие командиры?

Может, узнав, что с этого часа южный берег окончательно отрезан французами от северного, они немедленно атакуют, стремясь вернуть Сен Приве назад, и восстановить связность своих позиций?

Нет.

А может дружно атакуют сам Орлеан. Город то почти без защиты. И тут или он падёт или французы будут вынуждены спешно отступить от Турели назад в Орлеан.

Ведь и так хорошо и так хорошо!

Опять нет.

Они просто сидят на месте и ничего не предпринимают. У  полный паралич воли. Причём далеко не первый день.

 

А там, на южном берегу французы наконец окончательно смяли сопротивление форта Огюстен. Форт пал. Защитники или перебиты или пленены. Лишь малая часть из них сумела прорваться из форта в барбакан Турели.

После тринадцатичасового яростного боя день 6 мая заканчивается для французов полной победой!

Ну, разумеется, начинается грабёж форта победителями. А как же иначе?

Однако Жанна пресекает это дело. Угроза ещё слишком велика, чтобы придаваться законному трофейничанью и празднеству.

Она приказывает немедленно разрушать и сжигать форт.

Вечереет. Пришедшие из Орлеана рабочие команды начинают разрушение форта Огюстен. А войску пора отдохнуть. Это всем сейчас очень надо.

И это очень надо самой Жанне. Она ранены в ногу и рана может загноится. Это крайне опасно. И, хотя Жанна вознамерилась ложиться спать здесь же, в военном лагере, её уговаривают вернуться в Орлеан. Пусть там, лучшие врачи осмотрят рану.

Жанна соглашается.

Так, французским триумфом закончилось 6 мая 1429 года. Но не закончилась битва за Турель. И пусть сегодня тяжкий бой длился целых тринадцать часов. Завтрашний день обещал быть стократ тяжелее и кровавей. Он таким и стал!

 

 

Жанна де Арк: Ведьма Христова. Глава 16

 

Успокоившись, Жанна приказала войску возвращаться в город, а сама, с небольшим отрядом, направилась осматривать берег Луары.

Очень может быть, что здесь она убедилась в том, что взятие Сен Ло было действительно полезным делом. Уж очень удобные места для переправы прикрывал этот форт.

Здесь, очень близко к берегу размещался просторный остров Сен Ло, он был отделён узкой протокой от , лежащего южнее, острова Туаль, а тот, в свою очередь, уже был близок к южному берегу Луары.

То есть, достаточно было сделать три коротких моста, с северного берега на о.Сен Ло, с него на о.Туаль и с о.Туаль, на южный берег, чтобы быстро переправить всю армию.

Но, разумеется, такая удобная переправа была прикрыта англичанами не только фортом Сен Ло с севера. На южном берегу, прямо напротив острова Туаль, возвышалось их укрепление Сен Жан ле Блан.

Во второй половине дня Жанна возвращается в Орлеан.

Там в это время Дюнуа вновь собрал Военный совет. Он хочет всё обсудит и решить без присутствия Жанны. Несмотря на сегодняшний громкий успех Орлеанский бастард всё ещё остаётся противником перехода в решительное наступление. А Жанна будет требовать именно этого. Но ведь рано. Но ведь опасно.

 Сожженный Сен Ло это конечно хорошо. И Дева тут сильно помогла, спору нет. Но у англичан по прежнему качественное превосходство в силах. И Турель по прежнему неприступна. И где то на подходе сэр Фальстольф с новой английской армией.

Так не лучше ли, не разумней ли вновь перейти к обороне? Теперь, когда цепь блокады прорвана, город снова сможет, как и раньше, получать с востока провизию и подкрепление. А, значит, сможет держаться сколь угодно долго. Англичанам , в поле, в их деревянно-землянных фортах, жить куда как тяжелее чем французам в городе. Эта осада гораздо больше изматывает осаждающих, чем осаждённых. И он, Дюнуа, вполне уверен, что если протянуть до осени, а сейчас это легко, то англичане уйдут сами.

 

И некоторые командиры вполне согласны с бастардом. Но далеко не все.

Ля Гир и Алансон требуют активных действий. И даже де Гамаш, знакомый нам противник Жанны, теперь тоже за наступление.

Ну, что ж, значит наступление. Начинают совещаться: как его провести. Цель понятна – Турель. Тут Дева права, именно эта каменная громада ключ ко всему.

 Но возможно ли взять её? Турель сильна. Высокие каменные башни, глубокий ров, вал. И это ещё не всё. Сильное каменное укрепление Огюстен прикрывает Турель с юга.

Не взяв Огюстен к Турели и не подойти, а как его взять под потоком английских стрел с башен Турели?

 А вот как.

Решено, основной удар наносим по Турели, но сначала нанесём удар вспомогательный, отвлекающий.

Пусть Дева со всем городским ополчением завтра с утра атакует на северном берегу бастилию Сен Лоран, где находится сэр Тальбот с основными силами англичан. Если Жанна будет атаковать достаточно энергично ( а она будет атаковать очень энергично, в этом сегодня все убедились под Сен Ло), то англичане просто обязаны будут снять часть с сил с укреплений Турели и переправить их на северный берег на  помощь своей главной ставке.

В этот-то момент, когда городская милиция во главе с Девой своей кровью и мясом будет сковывать английские силы, французские «полевые командиры» со своими отрядами профессионалов, рывком переправляются на южный берег и захватывают ослабленную Турель.

Этот план и утвердили. А заодно и решили, в подробности плана Жанну не посвящать. Не говорить ей, что удар, который ей предложено возглавить, будет всего лишь демонстрацией, отвлечением англичан.

Эта часть решения понравилась уже далеко не всем. Но Дюнуа настоял на нём. Женщины болтливы, пояснил он, опасно посвящать их в тайны.

Скрепя сердце согласились даже Алансон с Ля Гиром. Вот только Жиль де Ре… Он засмеялся и сказал:

 

«Дева распознает вашу ложь»

 

А где же в это время сама Дева? Вернувшись в город Жанна, с трудом вырвавшись из ликующих толп горожан и воинов заперлась у себя в доме. Она решила ещё раз написать англичанам.

 

Скоро англичане, обороняющие Турель слышат с южных ворот Орлеана призывный рёв трубы, потом крик: «Послание!», и стрела со свистом вонзается в деревянный щит на стене Турели. Вокруг древка стрелы обмотано письмо Жанны.

Послание несут Гласдейлу и он читает:

 

« В третий и последний раз пишу тебе, Гласдейл. У тебя осталось всего два дня для того, чтобы покориться Деве Посланнице Божьей и мирно уйти от города. Если вы не сделаете это, вас всех похоронят в этих полях. Молю тебя, подчинись, подчинись Королю Небес. Хоть ты и назвал меня шлюхой, но я имею большую жалость к твоей душе и к твоим людям

Хочу так же сказать, что мой герольд по имени Гийенн всё ещё задерживается вами. Соблаговолите вернуть его мне, а я пришлю несколько ваших людей взятых нами в плен при Сен Ло. Не все они погибли.»

 

Гласдейл в ярости рвёт письмо на мелкие кусочки ( его содержание, приведённое мною выше, дошло до нас в пересказе духовника Жанны Паскареля, да и вся эта сцена взята из его воспоминаний) бежит на стену и опять орет, что то про французских потаскух – лягушатниц.

Жанна, ожидавшая ответа на орлеанской стене, вздыхает:

 

«Господь свидетель, я сделала всё, что могла»

Паскарель успокаивает её:

 

«Не огорчайтесь, Дева Жанна»

 

В ответ слышит нечто странное

 

«Господь меня только, что утешил»

 

У Паскареля мороз по коже. Неужели, вот только, что, рядом с ним, раздавался Глас Божий. Пусть и не слышимый для него, но всё же, всё же…

Позднее, в своих показаниях реабилитационному процессу Жанны, Паскарель скажет:

 

«…мне было понятно, что когда душа Жанны бывала печальна, она черпала утешения из иного мира о котором я ничего не знал…»

 

Когда Жанна спускается со стены к ней подходит рыцарь Лоре. Это посланник Военного Совета. С надлежащими почестями и по всей форме он передаёт Жанне приглашение явиться на Совет.

 

Жанна немедленно отправляется туда. Конечно же не одна. Следом за ней валят горожане и солдаты. Она всеобщий кумир, как же им не быть рядом? Не смотреть на неё, не дышать одним с ней воздухом?

Жанна заходит в дом Совета, а воины располагается вокруг дома, плотно столпившись и, время от времени, разражаясь восторженными воплями.

 

А, что же в доме? Жанна, войдя, даже не поприветствовала никого должным образом. Выйдя на середину комнаты, она заявила:

 

«Завтра мы все переправляемся на тот берег и штурмуем Турель»

В зале недоуменная тишина. Это как же? Она уже всё решила? Без Военного Совета? Хочет теперь вообще одна командовать?

Назревающий взрыв предотвратил всегда склонный к компромиссам между своими Дюнуа.

Он, чуть иронично, заметил,  что Совет решил несколько иное и если Деве будет угодно выслушать…

Хорошо, Деве угодно выслушать.

Чудесно! Дюнуа очень благодарен Деве. И он начал рассказывать.

Пока Дюнуа излагал ей план в том виде в каком его было решено рассказать Жанне, сама Жанна непрестанно расхаживала по комнате.

Когда Дюнуа закончил, Жанна остановилась, пристально посмотрела на него, а потом сказала:

«Хорошо. Ну, а теперь расскажи мне, что вы на самом деле задумали»

 

И Дюнуа сдался. Он изложил Жанне всё.

 

«Вам надо было сразу рассказать мне об этом» говорит Жанна «Поверьте, я умею хранить и более важные секреты, чем ваш»

 

Дюнуа начинает убеждать Жанну в том, что план Военного Совета самый приемлемый. Он составлен по всем правилам военной науки и должен привести к успеху. Да и он, план этот, вполне соответствует планам самой Жанны. Она ведь всегда настаивала на штурме Турели. Вот и будем её штурмовать. Только грамотно, по всем правилам как положено.

 

« Поверь, Жанна это очень хороший план» завершает своё выступление Дюнуа.

«Хороший» соглашается та « Но у меня есть лучший»

« И какой же?»

Жанна, глядя Дюнуа в глаза, повторяет:

«Завтра мы все переправляемся на тот берег и штурмуем Турель»

 

И тут Дюнуа не выдерживает. Да ведь эта девчонка издевается над всеми ними! Она даже не слушает, что ей говорят. И не собирается слушать.

Хватит!. Что бы там не решил король Карл, а здесь, в Орлеане, главный он Дюнуа!

И он не намерен больше терпеть выходки этой Девы.

Дюнуа объявляет, что отстраняет Жанну от всякого командования и лишает её права даже присутствовать на Военном Совете.

Жанна спокойна. Она показывает на окно

 

«Подойди к нему, милый бастард»

Дюнуа смущён, что ещё за новые фокусы. Но подходит. Он видит площадь битком забитую воинами. Жанна встаёт рядом с ним и открывает окно.

Рёв восторга!

Жанна поднимает руку и говорит воинам:

«Сегодня, из-за нас, многие христиане погибли без покаяния. Мы согрешили. Сейчас же идите исповедуйтесь и получите отпущение»

 

Кому она это говорит?!? Профессиональным средневековым воинам. То есть, людям, с самого своего детства, видевшими войну и только войну, со всей её грязью и мерзостью. Людям , всю свою жизнь дерущимся под теми или иными знамёнами. Головорезам, замаранным в крови по самую макушку. Им идти в церковь исповедоваться и каяться? Да ведь среди них и крест то на шее есть не у каждого, за то всякие языческие амулёты и обереги в изобилии у всех.

 

Ну солдаты и приняли её слова за шутку. Громкий хохот по площади. Отличная шутка, чёрт побери!

Жанна вновь рукой призывает их к молчанию, а потом тихо говорит:

 

«Если вы этого не сделаете, я покину вас навсегда»

И вся огромная толпа солдатни, как подкошенная, падает на колени. Они простирают к Жанне руки и орут:

- Нет, Дева! Нет! Не покидай нас!

 

А потом бросаются по орлеанским церквям. Исповедоваться, каяться, причащаться.

 

Жанна победно смотрит на Дюнуа, на других командиров. Потом говорит:

«Неужели ты, милый бастард думаешь, что воины подчиняться каким либо ещё приказам, кроме моих?»

 

 

И Дюнуа понимает, что теперь никто на всём свете не сможет отстранить Жанну от командования и, что французская армия действительно никому кроме Жанны не подчиняется.

И это понимание, пожалуй, было первой ступенькой на тот эшафот, где сожгут Жанну.

Вдосталь налюбовавшись на вытянувшуюся физиономию,  всё понявшего, Дюнуа, Жанна говорит:

- Утром мы атакуем.

И уходит, оставив французское дворянство в лице своих командиров, размышлять над тем, а кто собственно сейчас управляет Францией?

 

А Жанну ждал ещё один военный совет. На сей раз, собранный её самой. В башне Святого Самсона собрались капитаны городского ополчения, главы городских улиц и ремесленных цехов и мастера- артиллеристы.

В те времена, когда артиллерия только зарождалась, пушкари не считались отдельным родом войск. Да и вообще военными не считались. Управлялись с пушками те же мастера, что и изготавливали их.

Вот и в Орлеане, всей городской артиллерией заведовали три мастера-пушкаря Жан Монтеклер, Ноден Бушар и Жан Дуизи.

С них то Жанна и начала. Ей требуется сконцентрировать весь огонь тяжёлых бомбард по Турели. Пока только три тяжёлые бомбарды держат эту цитадель под обстрелом. Зовут эти бомбарды ( у каждой тяжёлой пушки в те времена было своё личное имя) «Пастушка», «Монтаржи» и «Жифар»

Жанне этого мало. Она требует, чтобы и две самые большие бомбарды «Длинная» калибром 33 см и весом 600 кг и «Пёс» калибром 30 см и весом 250 кг. были переведены с северной части Орлеана к южным воротам и тоже участвовали в штурме Турели.

Это не так то просто. Для перевозки, например, бомбарды «Длинная» в своё время понадобилось 22 лошади.

Теперь за ночь обе бомбарды надо демонтировать и снять со специально для них изготовленных лафетов, перевезти через весь город, подготовить для них новую позицию у южных ворот и установить их там.

Потребуется очень много лошадей и рабочих рук.

Но все кипят воодушевлением и готовы не есть и не спать, но выполнить приказ Девы к утру.

Это хорошо. Дева довольна.

Теперь она обращается к остальным и излагает свой план штурма. Когда она с частью городского ополчения и армией будет штурмовать Турель с юга, бойцы, оставшиеся в городе, пусть ждут сигнала у южных ворот.

Сигналом будет, раскачивающееся знамя Жанны на валу Турели.

Как только они увидят сигнал, пусть сразу же открывают огонь по Турели из всех бомбард, выходят из города и атакуют всеми силами Турель с севера.

И тогда живым из Турели не уйдёт ни один из англичан.

Но мост со стороны города разобран. Сами французы и разобрали его в ожидании штурма.

Не страшно. За ночь пусть изготовят деревянные мостки. Их и перебросят через пролом.

Так и решили.

В эту суматошную ночь на 6 мая в Орлеане не спал никто. При свете множества факелов люди работали как проклятые. Город шумел, стучал сталью и камнем, многоголосо кричал. Иногда вдруг начинали звонить, что было сил колокола церквей.

А, что же англичане? Неужели ночной шум и суета в Орлеане не навели их ни на какие мысли? Неужели не поняли, что это означает.

Поняли. Всё они поняли. Но странный паралич воли напал на английское командование.

Впрочем, не на всё. Командир Турели сэр Гласдейл кипит от гнева. Почему сидим и ничего не предпринимаем? Почему отдали инициативу этой девке? О чём там думают де ла Поль и Талбот?

Этой ночью Гласдейл переправляется на северный берег и является в главную ставку, размещённую в форте Сен-Лоран.

Там он находит де ла Поля и Талбота. Но они оба в каком то странном состоянии. Смотрят потеряно, говорят еле слышно и неуверенно.

Да, они конечно обратили внимание на необычный шум в городе. Но они считают, что пока беспокоится не о чем. Вряд ли французы решатся на, что либо крупное. Может быть только на вылазку.

И сэру Гласдейлу уж совсем не о чем волноваться. Ведь ясно же, что его Турель французы не будет штурмовать, пока не покончат с английскими фортами на этом берегу.

А это не так то просто сделать. И скоро уже подойдёт Фастольф с подмогой. Вообщем всё опять наладится. Так, что пусть сэр Гласдейл успокоится

Сэр Гласдейл не желает успокаиваться. Сэру Гласдейлу вообще не нравится как рассуждают де ла Поль и Талбот. И как они себя ведут, тоже не нравится. Сэру Гласдейлу вообще ничего тут не нравится. И он требует подкреплений.

В этом ему отказано. Гласдейлу говорят, что у него на южном берегу и так семь сотен бойцов. И каких! Самых отборных. Весь цвет осаждающей армии у него под командованием.

А здесь, завтра возможны вылазки противника. Ослаблять северный фас осады никак нельзя.

Получив отказ, Гласдейл в сильных английских выражениях изложил свою точку зрения на ситуацию и отбыл к себе в Турель.

Там он не сидит спокойно. Гонит людей на работу - укреплять валы. Мечется по укреплениям, орёт на всех.

И это очень сильно пугает его бойцов. Они никогда не видели, чтобы Гласдейл нервничал. Он, обычно, всегда и в любой ситуации абсолютно спокоен, как и положено истинному англичанину. У него даже прозвище «Глыба льда»

И вот эта ледяная глыба тает на глазах своих солдат.

«Это французская ведьма заколдовала его» шепчутся бойцы между собой.

А Гласдейл, уже под утро принимает более чем странное решение. Желая усилить гарнизон Турели, он приказывает отряду из форта  Сен Жан ле Блан, покинуть свои позиции и отойти в Турель.

Но Сен Жан ле Блан прикрывает переправу. И теперь отрядам Жанны ничто не может помешать спокойно перейти на южный берег.

Отличный, хотя и неожиданный подарок для французов.

А над Орлеаном занималась ранняя майская заря. Наступал день 6 мая 1429 года. День начала одного из самых кровопролитных сражений Столетней войны – Битвы за Турель.

 

Жанна де Арк: Ведьма Христова. Глава 15

 

С этой целью, в тот же день,  Жанна собирает военный совет. Там она излагает свой план, крайне удививший остальных командиров.

Как мы знаем, Жанна не теряла времени даром в ожидании армии. Помимо прочего она ещё и тщательно изучила систему английских укреплений и нашла ключевое место в английских позициях- Турель. Если взять её, вся остальная блокадная структура рушится сама собой.

Вернее, не то, чтобы прям рушится – просто бессмысленной становится.

Судите сами, Турель и подчинённые ей южнобережные форты: Сен-Жан ле Блан и цитадель Святого Августина единственные укрепления отрезающие Орлеан от юга Франции. То есть- собственно от владений дофина Карла. Ведь к северу от Луары всё английское. Поэтому именно южные форты во главе с Турелью – линия блокады и есть. Сокруши их- сокрушишь блокаду. Северные английские форты, сами по себе, без южных, ничего ведь и не блокируют. Они просто помогают южным фортам эту блокаду держать.

Так, что – исчезнут южные форты и северные становятся никому не нужными.

Именно поэтому Жана настаивает: «Атакуем Турель»

Позднее именно так станет воевать Наполеон- он всегда искал во вражеской позиции свой «Тулон», то есть ключевое звено, мощным ударом по которому и сокрушал врага.

Но это Наполеон, а здесь, за четыреста лет до него ту же тактику избирает семнадцатилетняя девушка!

(Кстати, Наполеон тщательно изучал походы Жанны. И  против рассказа о штурме Турели стоит его пометка : «Жанна- гениальный полководец»)

Жалко, что на том военном совете, вечером 3 мая, Наполеонов не нашлось. Поэтому командиры бурно протестуют, против плана Жанны.

Они настаивают, чтобы деблокада города началась с северного берега.

- Если мы переправимся на южный берег и приступим к штурму Турели, кто помешает англичанам ударом с севера захватить город? – объясняет Жанне Дюнуа, под одобрительные голоса остальных .

И, согласимся, логика в его словах есть. Действительно, кто? Кто удержит англичан от атаки опустевшего Орлеана?

- Бог – отвечает Жанна

Ответом ей были выпученные глаза и отвисшие челюсти. Даже для средневекового сознания ТАКАЯ вера была чем то запредельным. Тем более удивительна она для нас с вами, читатель. И эта сцена в очередной раз показывает нам – Жанна не играла Посланницу Божью, она была действительно убеждена, что является таковой. Или кем то большим? Она же писала англичанам, что представляет Бога на земле телесно.

Стоит ли удивляться, что такая абсолютная вера в себя передавалась окружающим?

Поэтому, на том военном совете, пока орлеанские «полевые командиры» приходили в себя от заявления Жанны, в защиту её планов выступили верные Жаннины апостолы – Алансон и Жиль де Ре.

Сами опытные командиры они прекрасно понимали всю логичность возражений Дюнуа. Но там где есть ВЕРА, логике делать нечего. И они в один голос требуют принять план Жанны.

Тут взрывается проклятьями уже знакомый нам де Гамаш. Понять его можно – если лепечет всякий бред семнадцатилетняя крестьянка ( Жанна же именно так ему виделась) то это ещё куда ни шло. Но когда, совместно с ней, сходят с ума столь знатные персоны и опытные воины, как герцог Алансонский и Жиль де Ре, то это становится невыносимо.

Де Гамаш, густо перемеживая свою речь изощрёнными ругательствами, орёт , что ни дня ни часа не останется больше в этом сумасшедшем доме и немедленно уходит отсюда вместе со своими бойцами.

Жанна кричит в ответ, чтобы де Гамаш перестал тут материться и богохульствовать.

Теперь не выдерживают нервы у городского бальи Рауля де Гокура. Он подскакивает с места и стуча по столу кулаком вопит, что велит не выпускать из города никого если безумный план Жанны будет принят.

Поднимается общий крик, шум, ругань, вот уже и руки ложатся на рукояти мечей. Вообщем полная неподобь сотворилась на том совете.

Дюнуа пытается найти компромисс. Он предлагает, для начала, атаковать восточный форт Сен-Ло. Это несколько успокаивает собравшихся. Что ж, Сен Ло это хороший выбор. Форт стоит на отшибе от всех остальных англичан. Гарнизон там небольшой. И помощь ему англичанам подать будет затруднительно. Ведь от южного берега Сен-Ло отрезает Луара, а от остальных северобережных фортов – густой лес.

Так, что давайте штурмовать Сен Ло. Все - за.

Кроме Жанны. Ей нужна Турель и ничего больше.

Дюнуа снова пытается объяснить Жанне основы стратегии. Если даже действительно наносить удар по Турели то, всё равно, предварительно надо убрать Сен Ло.

Ведь для атаки на Турель надо переправиться на южный берег. А этот Сен Ло, держит под контролем все удобные переправы на востоке от Орлеана.

Если же переправляться , игнорируя Сен Ло, то этот форт будет держать под постоянной угрозой коммуникации переправившейся армии.

И опять всё правильно и логично у Дюнуа выходит. Вот только…, что же они такие опытные и логичные командиры уже двести дней осаду с Орлеана снять не могут?

Что же они, такие тактически грамотные от селёдочного обоза недавно удирали?

Очевидно, нечто подобное проносится в голове у Жанны. Ей надоел этот совет и эти советники. Она встаёт:

- Советуйтесь со своими советчиками милый бастард, а я буду советоваться со своими. Завтра мы атакуем Турель и прогоним англичан

 

С этими словами Жанна покидает военный совет и отправляется отдыхать.

Эта очередная дерзкая выходка со стороны простолюдинки вызывает новый взрыв негодования среди благородных рыцарей.

Да как она смеет? Рауль де Гокур заявляет, что не собирается подчиняться ни женщинам ни детям, а Жанна де – и то и другое.

Эти слова встречают одобрение у всех собравшихся. Верней…почти у всех.

Алансон, Жиль де Ре и ещё несколько командиров, знающих Жанну с Шинона, продолжают поддерживать её план. Вновь вспыхивает скандал.

Атаковать Турель? Да чёрта с два, тут нет самоубийц! Большинство решает: завтра с утра берём Сен Ло.

Большинство то большинство, но не все. Разгневанные Жиль де Ре и Алансон отказываются от участия в завтрашней атаке.

И это большая потеря для французского войска.

Во первых, они оба рыцари. А рыцарь, в Средние века, основная ударная сила на поле боя. Рыцарь идеальная средневековая военная машина и потеря любого из них, очень болезненна.

А тут сразу два!.

А во вторых, за каждым рыцарем стоит ещё и его личный отряд. Так, что не двух, а гораздо большего количества бойцов лишилась французская армия по итогам того злосчастного военного совета вечером 3 мая 1429 года.

Впрочем и без Алансона с де Ре французов раз в пять больше чем защитников Сен Ло.

И ранним утром 4 мая, через Бургундские ворота французская армия выходит в поле, разворачивается в боевой порядок и движется на противника.

А, что представлял собой противник?

Форт Сен Ло, как уже говорилось, был сооружён позже остальных английских фортов. Он то и замкнул окончательно кольцо блокады вокруг Орлеана.

Форт представлял из себя четырёхугольное земляное укрепление с рвом и валом. По углам форта стояли деревянные башни.

Защищали форт примерно двести-триста бойцов.

Их то и атаковали в рассветных сумерках французы. Вот только атаковали очень вяло и неохотно.

Рядовых бойцов смущало и даже пугало то, что Девы не было в их рядах. Да и, наверняка, многие из них уже знали о происшествии на военном совете.

Оказывается Дева была против этой атаки! Так она не с нами?! Значит и Бог сегодня не с нами?!

Всё это крайне угнетало французов. Несмотря на бодрые призывы своих командиров, они двигались к Сен Ло неохотно и встали как вкопанные, как только в воздухе засвистели английские стрелы, выпущенные из Сен Ло.

Скоро застонали первые раненые. Французы дрогнули и попятились. А, когда ворота форта распахнулись и англичане пошли на вылазку, то и вовсе обратились в бегство. И ведь к этому моменту французы не потеряли убитыми ещё ни одного человека.

Назревало нечто более позорное, чем «битвы селёдок». И тут на поле боя полыхнуло радугой знамя Жанны!

Откуда же она тут взялась?

Эту ночь Жанна спокойна спала. Рано утром, когда французская армия уже вышла в поле, паж Жанны, Луи де Конт, решил сообщить своей  госпоже об этом и пошёл в её комнату.

Оказалось, что он опоздал. Жанна уже, откуда то, была извещена о происходящем.

Она залепила пажу затрещину:

 

« Как ты посмел не разбудить меня дерзкий мальчишка. Там кровь французская льётся» и в одном камзоле (одеваться в доспехи времени не было) выбежала из дома и вскочила на коня.

Де Конт, сверху, через окно, подал ей боевой стяг и Жанна галопом понеслась по Орлеану к восточным воротам.

И это через весь город! По центральной улице, на глазах у всех жителей.

Орлеанцы встрепенулись: Дева идёт в бой! Так чего же мы то ждём!?

И гудит набат во всех орлеанских церквях. Горожане спешно вооружаются и устремляются вслед за Жанной.

Весёлое пробуждение в это утро было и у Алансона с Жилем де Ре. Сначала они не придали значения шуму и гаму в Орлеане. Знали ведь его причину.

Но потом им принесли весть: Жанна пошла в бой!

Жанна в бою?!?. А мы? И они спешно вооружаются. А потом на коней и тоже в бой.

То же самое происходит и за стенами города. Англичане из западных фортов поняли в чём дело. Английский командующий сэр Тальбот поднимает войска по тревоге и ведёт их на помощь Сен Ло.

Вот только лес гораздо менее удобен для перемещения армии, чем городские улицы.

Так, что Тальбот опоздал. Впрочем Алансон и Жиль де Ре тоже прибыли к шапочному разбору.

Дело в том, что как только Жанна появилась на поле боя, англичане из Сен Ло сначала остановились, а потом бросились наутёк.

Воодушевлённые французы, во главе с Жанной, преследовали врага и на его плечах ворвались в форт Сен Лу. После короткой, но ожесточённой резни, форт пал.

Около тридцати англичан спаслись из него бегством. Они забежали в находившийся неподалёку монастырь.

Там им пришла в голову остроумная идея – перебить монахов, надеть их рясы и так спастись от преследователей. Не успели. Преследователи то  не дремали. Они тут же ворвались в монастырь и вознамерились, было перерезать этих потенциальных монахобойцев.

Англичан спасла, появившаяся в монастыре Жанна. Из уважения к святому месту, она приказала оставить англичанам жизнь и отвести их в Орлеан.

А сама она решила было немного помолиться.

Но битва ещё не кончена! Гонец с форта сообщает Жанне – из леса выходит английская армия и строится на его окраине.

Жанна прерывает молитву и спешит обратно в форт. Там к ней бросаются оплошавшие телохранители. Они прозевали, упустили Жанну в бой одну. И теперь спешат хоть чем то загладить свою вину. Они притащили из Орлеана доспехи Жанны и спешно начинают обряжать её.

Но обрядиться в полный доспех 15 века – процедура долгая, а время не терпит. Англичане выходят и выходят из леса. Кажется здесь их основные силы.

И тут Жанна принимает, на первый взгляд, странное решение. Она приказывает выдвинуть против англичан не профессиональных солдат, а городскую милицию. Благо она здесь, у форта, уже вся собралась.

Что же значит такой приказ Жанны?

 Она, что  кинула горожан на убой, чтобы сохранить армию?

Или, намеревалась здесь под Сен Ло, на востоке от Орлеана, сковать англичан битвой с ополченцами, а тем временем, провести армию через Орлеан и, выйдя через западные его ворота, атаковать и уничтожить беззащитные теперь английские форты с запада и северо-запада города?

Правда, и в этом случае, городское ополчение неминуемо бы понесло огромные потери, сковывая своей массой англичан на восточных окраинах Орлеана.

Возможно, верно именно второе предположение. Так как именно оно и пришло в голову сэру Тальботу.

Он видит дымящиеся развалины форта Сен Ло. Видит городскую милицию, надвигающуюся на его войска, с пением псалмов. Но он не видит собственно французскую армию!

Это его тревожит и Тальбот, понимая, что помочь Сен Ло он уже всё равно опоздал, спешно отступает через лес, обратно к западным фортам.

Вот теперь точно всё! Битва окончена. И это победа! Первая победа за все двести с лишним дней осады Орлеана!

Да ещё какая славная! Вражеский форт уничтожен. Гарнизон его тоже. Двести англичан убиты, сорок в плену.

А потери французов? Десять человек убитыми и пара десятков раненых. Нетрудно представить себе всеобщий восторг и безумное ликование французов на руинах английского форта. И каждый из французов знает, всё это благодаря Деве.

А, кстати, где же она? Среди ликующих воинов её не видно. Встревоженные соратники бросаются обшаривать руины форта. Их поиски долгими не были. Они сразу же наткнулись на Жанну. Та стояла, уткнувшись лицом в гриву своего коня, и плакала.

На вопрос, в чём дело, ответила, показывая на груды порубленных, обожжённых трупов:

 

«Посмотрите, сколько людей умерло сегодня без покаяния»

Попытки соратников успокоить Жанну успеха не возымели. И только подоспевший духовник Жанны доминиканец Паскерель сумел утешить её, наскоро исповедав и отпустив грехи.

Жанна де Арк: Ведьма Христова. Глава 14.

 

До наступления ночи, пока Дюнуа готовился к трудной поездки, Жанна продолжила осмотр местности и, заодно, вновь сделала попытку договорится с англичанами миром.

На этот раз она направилась к южным воротам Орлеана. Тем, что выводили прямо на мост. Южное окончание этого моста занимала громада Турели, которая, как мы помним, уже давно в руках англичан.

Северный конец моста разобран французами а берег , на всякий случай, укреплён фортом.

На 1 мая в Турели сильный гарнизон из пятисот мечников и лучников под командованием опытного командира сэра Гласдейла.

В этот день оный сэр взбешён и смущён одновременно. Нынче ночью, чья-то таинственная, но заботливая рука прикрепила к стене его комнаты «Пророчество Мерлина» о Деве призванной спасти Францию. Нет сомнений, что о происшествии очень скоро стало известно всему гарнизону Турели.

И само пророчество и способ его появления в Турели воинского духа англичанам не прибавили.

И вот к вечеру английские дозорные видят со стен, как на том берегу, на укреплениях французского форта появляется небольшая фигурка в сияющих серебряных доспехах. Звонкий девичий голос вызывает Гласдейла на разговор.

Вот она – Французская Ведьма! Наконец - то англичане видят её своими глазами. Гласдейл спешит на стены Турели. Ему самому не терпится взглянуть на ту, о которой вот уже какую неделю только и говорят и осаждённые и осаждающие.

 

«Гласдейл!» слышит он – «Время англичан кончилось. Уходите с миром откуда пришли. Если не уйдёте – вы все погибнете»

 

«Шлюха!» - орёт Гласдейл – «Дрянь! Попадись нам на часок и ты перестанешь быть девой!»

 

Сопровождающие Жанну ожидают, как она отреагирует на эти слова. Жанна спокойна и видимых признаков волнения или гнева у неё нет.

 

«Мне жалко вас!» кричит она Турели «Жалко ваши души! Всё равно англичане уйдут от Орлеана. Но вы этого не увидите. И ты, богохульник Гласдейл, тоже!»

 

В ответ:

 

«Убирайся пасти своих коров. Пока тебя не поймали и не сожгли»

 

«Вы лжёте» спокойно отвечает Жанна. Потом поворачивается и уходит в город.

 

Тяжёлые орлеанские ворота захлопываются вслед за ней. И вздох облегчения у орлеанцев. Наверно Бог помутил разум и сковал волю англичанам. Ведь Дева стояла прямо на валу, лёгкая мишень для английского лучника. В турели их сотни. Опытных, метких, со страшными английскими луками в руках. И ни один не осмелился выстрелить!

Это видели своими глазами тысячи орлеанцев и поспешили рассказать о новом чуде остальным жителям города.

 

А Жанна, понурив голову, возвращается домой. Рядом с ней её верный паж, молоденький Де Конт. Он радостно возбуждён. Очевидно, мальчику очень хочется повоевать и он тревожился, а ну как англичане послушаются Божью посланницу и уйдут без боя.

 

Не в силах сдержаться он радостно спрашивает свою повелительницу:

«Жанна, ну теперь- то битва неизбежна?»

 

И получает звонкую пощёчину

 

«Гадкий мальчишка!» со слезами на глазах кричит Жанна «Да знаешь ли ты, что такое война!? ( а сама то откуда знает?). Это значит, святая французская кровь прольётся!»

 

Так закончился второй день Жанны в Орлеане

 

 

 

  На следующий день, 2 мая Жанна продолжила укреплять моральный дух французов и подавлять волю англичан. 

Она решила осмотреть укрепления Орлеана снаружи и, заодно познакомиться поближе с английскими фортами на северном берегу.

И можно ли придумать идею безумней? Как в голову то может придти: просто взять, выехать из ворот и проехаться, ничем не защищённой, по вдоль всего Орлеана, на глазах тысяч и тысяч врагов? Где тут хоть один шанс Жанне уцелеть?

Так-то оно так. Но, накануне, поднимаясь живой мишенью на вал в сотне метров от Турели, не меньше же она рисковала.

Да тут ещё и вот какая проблема свалилась к утру на плечи Жанны. Дело в том, что горожане, и без того в экстазе уже третий день пребывающие, после вчерашней сцены у Турели вообще как с цепи сорвались.

Вот прям немедленно желают, чтобы Дева вела их в бой. Прямо сейчас. Чего там ждать какую-то армию? Да и придёт ли она ещё? И на, что эта армия нам, храбрым орлеанцам, если с нами Дева?! В бой!

Но какой же тут может быть бой? У Орлеана около трёх с половиной тысячи англичан. Все опытные рубаки и стрелки. Городское ополчение многочисленней, их более пяти тысяч. Все вооружены не хуже англичан. И на стенах вполне могут биться.

Но в поле то, в поле! Там один опытный воин без труда расправиться с десятком этаких вот храбрых портняжек, а рыцарь перебьёт, разгонит, потопчет и сотню.

И спасти разгорячённых паче меры горожан будет некому, ведь профессиональных воинов на тот момент в Орлеане всего то около шести сотен человек.

Так, что надо ждать армию. Но надо и занять чем то расходившихся муниципальных вояк.

Вот Жанна и ведёт их на этакую вот рекогносцировку.

Ну тут за ней не только городское ополчение повалило, но и прочие горожане.

И вот огромная толпа с Жанной во главе утром 2 мая выползает длинной змеёй из западных Ренарских ворот и не торопясь обходит весь северный Орлеан до восточных Бургундских ворот.

Всё это время «демонстранты» и многочисленная публика на стенах то веселятся, то поют псалмы, то дружно скандируют оскорбления англичанам.

А, что же англичане?

Англичане сидели в своих укреплениях, не решаясь атаковать даже безоружную толпу, если её возглавляет Французская Ведьма. Даже высунуться из фортов не решились. Даже выстрелить. Даже камень бросить. Похоже, они всерьёз напуганы.

 

Только под вечер толпа втягивается через Бургундские ворота обратно за стены.

 

Всё. Ещё один день закончен. Ещё один удар по англичанам нанесён. Удар моральный, но он пошатнул англичан сильнее физического.

 

Однако, где же армия?

 

А она движется по северному берегу к Орлеану. Вопреки всем опасениям, французам не пришлось прорываться с боями мимо захваченных англичанами луарских городов. Гарнизоны захватчиков сидели за стенами и даже не пытались помешать французской армии.

Бастард Дюнуа, спешащий , как мы знаем, вытаскивать армию из Блуа, был радостно удивлён, наткнувшись на неё уже на подходе к Орлену.

Это было в полдень 2 мая. Бастард тут же посылает радостное известие в город: «Завтра утром встречайте»

 

Если бы он знал, какой способ встречи изберёт Жанна, возможно бы поостерёгся предупреждать то.

 

Утром 3 мая армия уже видит стены Орлеана. И тут бастард замечает, что на встречу им, прямо рядом с английскими фортами мчится на своём белом коне Жанна, сверкая в лучах восходящего солнца  серебром доспех. И с ней только пять телохранителей!

Дюнуа вспоминает, что у него при этом зрелище волосы под шлемом зашевелились от ужаса.

Что она делает?! Её же сейчас убьют!

Какое там! Англичане опять бездействуют. На них будто паралич напал.

Без малейших препятствий армия, уже с Жанной во главе, заходит в Орлеан. Всё. Французским командирам можно облегчённо выдохнуть. Безумный поход, паче всех чаяний, завершён удачно.

Собственно, они ещё не знают, что уже победили. Ибо за эти пять дней, пока они блуждали от Орлеана к Блуа и обратно, Жанна в одиночку разбила английскую армию. Разбила тем, что скомкала, порвала и бросила под копыта своего белого коня английский моральный дух, сковала суеверным страхом их волю.

Теперь англичане просто мишени. Надо только правильно их подтолкнуть. В нужное время и, главное, в нужном месте. Тогда они сами посыплются.

 

Какими же силами располагала Жанна и какие силы её противостояли?

Мы помни, что англичане, начиная Орлеанскую кампанию, имели пять тысяч бойцов. Часть их, разумеется, погибла, часть дезертировала. Но дополнительные наборы осуществлялись тоже.

Так, что историки оценивают размер английской армии в 7-10 тысяч. Разумеется, не все из них были под Орлеаном. Более половины этой армии было оставлено гарнизонами в захваченных прилуарских городах.

Вообщем, я думаю, мы не сильно ошибёмся если определим численность англичан под Орлеаном в 3500 – 4 000 бойцов. В основном это лучники. Соотношение лучников с остальными бойцами было примерно 3 к 1.

 

А, что у Жанны? Формально перевес и перевес солидный. У неё около девяти тысяч бойцов. Но штука в том, что большинство этой армии не было приспособлено для полевого, атакующего боя. Обороняться на стенах – да, а вот кого же Жанна могла вывести в поле?

Мы уже видели, что половина или даже больше солдат Жанны это муниципальная милиция Орлеана. Гужбаньё городское проще говоря. Храбрые, самоотверженные, но малообученные воины. При штурме английских укреплений они могли послужить неплохой смазкой для английских мечей и копий, но мало на, что больше.

Однако в городе уже к прибытию Жанны было несколько сотен профессиональных солдат. Подошёдшая армия имела таковых четыре тысячи.

Вроде формальное равенство и даже некоторый перевес у Жанны. Так да не так.

Соотношение стрелков к другим бойцам у Жанны было такое же как и англичан 3 к 1. Вот только стрелки эти были таковы, что в полевом бою пользы от них очень мало.

Это были арбалетчики. Лучшие в тогдашней Европе итальянские арбалетчики. Но от этого они не становились более пригодными для боёв в поле и атак укреплений. Оборона, вот их хлеб.

Чтобы было понятней давайте сравним лучника и арбалетчика.

Лук скорострельней. Английский лучник мог выстрелить дважды за минуту. Арбалетчки хорошо если раз в пару минут.

Лук гораздо дальнобойней арбалета и ничуть не уступает ему в убойной силе.

Собственно по дальности и точности английский длинный лук не то, что арбалет, но и современные пистолеты превосходит.

Лук менее громоздок чем арбалет. Лучник куда как более маневренней арбалетчика. Да и места в строю лучник занимает меньше чем арбалетчик. Стало быть строй лучников более плотный, а значит и залп отряда лучников более плотный чем у такого же отряда арбалетчиков.

Вот и выведи арбалетчиков в поле. Лучники их перестреляют быстрее чем те первый залп успеют сделать.

( Полная экипировка английского лучника времён Столетней войны)

Правда не будем забывать, что у Жанны арбалетчики итальянские. А эти стрелки имели в своём снаряжении здоровенные прямоугольные шиты. Похожие на современные ОМОНовские. Наверно поэтому именно арбалетчиков частенько привлекали к поддержанию порядка в городах. Теснить и огораживать толпу щитами, не вчера придумали.

Однако такие щиты им были нужны вовсе не для полицейских функций. Они должны были прикрывать арбалетчиков на поле боя. Это конечно повышало их защищённость, но никак не увеличивало скорострельность.

У арбалета было только одно преимущество перед луком. Но это преимущество и послужило тому, что арбалеты распространены были к 15 веку гораздо шире луков.

 

Это  чудесное свойство арбалета называется – простота в применении. Которая влекла за собой простоту и быстроту в обучении стрелка.

Лук скорострельней, но стрельба из него требует большой физической силы. Лук то тугой. Попробуй натяни, не каждый и сможет.

А вот тетива арбалета натягивается специальным устройством и никаких сверхусилий не требует. Старик натянет, и женщина, и ребёнок, даже инвалид однорукий и то сдюжит.

Лук точнее, но чтоб целиться из него нужен быстрый, острый глаз Ведь прицелка то идёт с натянутой тетивой. Даже очень сильный человек не сможет долго удержать её натянутой. Значит лучник должен в доли секунды найти цель, сделать все необходимые упреждения и выстрелить. Очень быстрый взгляд для этого нужен и очень опытный.

А вот арбалетчик может хоть часами целиться. Никаких физических усилий ему для этого не требуется.

Поэтому лучника готовят долго. Очень долго. Как правило вообще с детства. А хорошего арбалетчика можно и за месяц обучить. Или даже меньше. Поэтому и потери среди арбалетчиков быстрее восполняются, чем среди лучников. А значит, потери эти куда как менее болезненны чем такие же у армии где основная стрелковая сила- лучники.

 

О, как же ненавидели арбалет феодалы! А коли так, то и церковь, сама крупнейший феодал, арбалет проклинала. Объявляла его оружием сатаны.

А он был вовсе не оружием сатаны, а оружием простонародья. Именно благодаря своей простоте он стал таковым. И именно поэтому его возненавидела светская и церковная знать. Арбалет выбивал из рук феодалов их главную привилегию – военное дело. Арбалет делал силой простонародье, горожан. Ведь теперь, какой нибудь гончар или столяр, мог своими неблагородными грязными ручонками запросто взять и убить любого благородного рыцаря. Прицелился из-за стены и бах. Одним паразитом на шее городов меньше.

Поэтому и не стоит удивляться, что лучшие арбалетчики Средневековья- итальянские. Ведь Италия тогда была страной с самыми сильными городами.

А, что самое ненавистное для всех тиранических режимов? Чего они больше всего бояться? Да конечно же оружия доступного для применения народом.

Отсюда и ненависть к арбалету. Отсюда и такая же, даже ещё более лютая ненависть, к зарождающемуся огнестрельному оружию. Которое в ранних своих образцах проигрывало по всем параметрам не только луку, но и арбалету. Да даже обычной праще.

Но зато совмещало высокую убойную силу с простотой. А значит, тоже стало оружием городов в их борьбе с феодалами.

Последние наверно чувствовали, что простое оружие в руках народа это неминуемый конец власти господ.

Может и слышался им в хлопках арбалетных тетив и грохоте бомбард треск будущих революционных винтовок.

Арбалетная стрела в своём полёте через века обратилась пулей. И полетели кверху тормашками с тронов Бурбоны и Стюарты, Габсбурги и Романовы, все эти династии упырей веками сосавшими кровь народов.

А у тех монархов, которых революционная пуля почему то обошла стороной, она же, в итоге, отняла власть. Всю. Целиком. И сидят они сейчас на европейских тронах красивыми декорациями. Ну такие то, пусть сидят, от такой монархии вреда нету.

Вот, что такое простота оружия! Мир переворачивает.

 

Однако мы отвлеклись. Пора и в Орлеан возвращаться и подводить итог нашим подсчётам. А итог для Жанны не очень интересный. Получается, что в поле она могла вывести всего- то около тысячи бойцов. В три-четыре раза меньше чем у противника.

Правда они то у неё в кулаке, а силы противника разбросаны по всему периметру Орлеана. На юге в Турели и фортах на подходах к Турели 700-800 человек. На северо-востоке в форте Сен-Лу двести-триста человек. И на северо-западе и западе в шести бастилиях и фортах остальная английская армия.

Те укрепления связаны между собой окопами, так, что можно считать, что основные английские силы тоже в кулаке.

Правда от Турели их отрезает Луара. А от крайнего восточного Сен-Ло - густой лес, подходящий к городу с севера и, тем самым разрезающий весь северный театр военных действий у Орлеана  на две, малосвязанные между собой, части.

Так, что бить противника французам надо по частям и очень быстро. Что Жанна и будет делать. Но ей и тогда всё же придётся вывести городское ополчение в поле. Вернее, она не смогла бы удержать городское ополчениие за стенами, даже если бы захотела. Всеобщий восторг был так силён, боевой дух горожан так велик, что удержать их в городе ни могло ни, что.

Сказано было – ждать армию, горожане, мобилизовав остатки терпения, ждали. Армия пришла – теперь они больше не собираются ждать ни часа.

Впрочем, Жанна тоже не собирается больше ждать. Надо только решить, с чего начинать. Какое из английских осадных укреплений громить первым.

                                            ( Продолжение следует)

 

Жанна де Арк: Ведьма Христова. Глава 13

Кажется, в эту безумную ночь с 29 на 30 апреля кроме Жанны в Орлеане больше никто и не спал. Возбуждённые толпы горожан шатались туда сюда по городу. Орали религиозные гимны, жгли факелы, размахивали оружием.

Они готовы были прямо сейчас кинуться в бой на ненавистных годдонов, доставивших столько горя и страданий Орлеану.

Ведь победа обеспечена, не так ли? Если посланница Божья явилась в город и готова сражаться на их стороне, то кого же орлеанцам бояться? Когда Бог за нас – то кто на нас?

Наверно телохранителям Жанны пришлось в ту ночь изрядно понервничать. Кто их знает этих рехнувшихся от счастья гончаров да пекарей, шильников да портных и прочий плебейский сброд, рядом с которым благородному воину и стоять то зазорно? Вдруг попробуют среди ночи ворваться в дом Жанны и потребовать, чтобы та вела их в бой прямо сейчас?

Впрочем, к утру, наконец то, горожане немного утихомирились. Но ненадолго. С первыми лучами солнца Жанна проснулась и с небольшой свитой отправилась в церковь к заутрени.

Что вызвало новый взрыв экзальтированного восторга горожан. И откуда у них только силы брались так долго бесноваться?

Правда в самой церкви толпа затихла, благоговейно взирая на то как умеет молиться Жанна. Мы уже это описали чуть выше и знаем, а вот орлеанцы видели такое погружение в молитву впервые.

 

Пока Жанна молилась французы, вернее гасконцы, под командованием «Сатаны» Ля Гира, которому не сиделось на месте, сделали короткую вылазку на север от города и в лесу, примыкавшему к северной стене Орлеана, перерезали небольшой отряд англичан, рискнувших выйти за дровами.

Жанна, закончив своё общение с Высшими силами, приступила к общению с англичанами.

Она направляет второе послание английскому главнокомандующему. В нём она радует англичанина сообщением, о том, что она Жанна уже здесь, а значит конец англичанам максимально приблизился и второй раз просит убраться по хорошему.

Затем она требует вернуть ей её гонца, что отвёз первое послание и был арестован, обещая, что иначе она завтра же развешает на зубцах стен Орлеана всех английских пленников, которых она здесь обнаружила, в том числе пару знатных рыцарей. И приложила именной список этих потенциальных висельников.

 

Это ещё одна  новинка от Жанны в военном деле. Позднее такой образ действий под названием «репрессалии» будет включён в Женевскую конвенцию о правилах войны. Репрессалии это те меры, которые можно применять, если противник нарушает правила войны. В частности можно взять и напоказ нарушить эти правила самому. Но это будет в двадцатом веке, а Жанна додумалось до репрессалий в пятнадцатом. И подействовало. Англичане отпустили гонца.

 

Но вместе с гонцом и послали ответ Жанне. В котором её ещё раз настоятельно советовали убираться домой и заняться прямым своим делом – пасти коров. А если она не послушается то, если верить цитате из письма в «Орлеанской хронике»:

«…они поймают грязную девку, сделают потаскухой и изжарят на костре…»

 

 

Очевидцы вспоминают, что Жанна, получив такое послание, пришла в ярость, побледнела от гнева и процедила:

«Пусть попробуют поймать»

 

Так закончился день 30 апреля 1429 года.

 

На следующее утро Жанна решила, наконец то, показаться и «полевым командирам» Орлеана.

Те, во главе с Дюнуа, собрались на совет в доме городского мэра по улице Розы – обычное место для военных советов в дни осады Орлеана.

Собственно никто туда Жанну не приглашал. Местные командиры Жанну ещё не узнали в нужной степени. А из её благородных поклонников в Орлеане присутствовал только Ля Гир. Двое других: Алансон и Жиль де Ре в это время двигались назад в Блуа во главе армии.

Так что, собравшиеся на улице Розы, рыцари не считали необходимым Жаннино  присутствие.

Жанна считала по другому. Поэтому и появилась в зале где собрался совет. На ней был надет, как обычно, мужской костюм, но уже совсем не тот, который она носила раньше. Теперь Жанна красовалась в новеньком костюме красно-зелёной расцветки – цвета Орлеана. Ещё одна маленькая загадка этой девушки. Где она его взяла? Как бы ни были талантливы портные Орлеана, вряд ли бы они сумели его сшить для неё за одну ночь, да ещё и не сняв ни одной мерки.

 

Появившись в совете Жанна немедленно берёт заседание в свои руки и требует немедленно выплатить наёмникам задолженность по….ну так скажем, зарплате, что ли.

Оказывается, прошлым днём она не только молилась и вела переговоры с англичанами, но  и собирала сведения о гарнизоне Орлеана. Ну и узнала, что солдатам не плачено уже три месяца. И это, разумеется, никак не улучшало их боевой дух.

До начала боёв оставалось всего ничего и Жанне нужны были бодрые и воодушевлённые бойцы. Вот она и требует: заплатить немедленно.

 

Дюнуа попробовал возразить. Сказал, что в казне нет денег. Вот уж чего Жанна не терпела, так это возражений

 

« Есть деньги, милый бастард» – заявила она – «Я привезла с собой шестьсот туринских золотых фунтов. Этого вполне достаточно. Где они? Возьмите их и заплатите»

 

Кажется эти шестьсот фунтов, на тот момент, были уже распределены по достойным карманам, в число коих дырявые карманы рядовых бойцов не попадали. Поэтому требование Жанны вызвало возмущение собравшихся.

 

Один из «полевых командиров» по имени де Гамаш подскочил и заорал, что дескать он благородный рыцарь и намерен подчиняться только благородным, а не «…девке, которая раньше невесть кем была…»

 

Такие заявления могли очень плохо кончиться для де Гамаша. В зале то присутствовал бешенный гасконец Ля Гир. Услышав какие неподобные слова ведёт какой то благородный гад о Божьей посланнице Ля Гир выхватил меч.

И быть бы де Гамашу без головы, не вмешайся в дело Орлеанский бастард.

Дюнуа тут же потребовал, чтобы де Гамаш просил у Девы прощения.

 

Тот встал перед Жанной на колени и пробормотал, что то.  Это успокоило гасконца.

 

Когда угроза кровопролития исчезла, Жанна поинтересовалась, что совет обсуждал до её прихода.

 

Выяснилось, что говорили вот о чём. Ночью Дюнуа получил странное и тревожное известие. Дело в том, что в Блуа, к которому, по всем подсчётам уже подходила армия Жанны, чтобы переправиться там на северный берег и возвращаться в Орлеан, зачем то приехал дофин Карл вместе с малым двором.

 

На вопрос Жанны, что тут тревожного, Дюнуа объяснил : теперь армию могут задержать в Блуа, а то и вовсе не отпустить дальше.

 

Жанна искренне удивилась этому. И Дюнуа пришлось объяснить Деве то, что в этом зале, кроме неё, было известно почти всем.

А именно: при дворе есть влиятельные, очень влиятельные люди, которые вовсе не хотят победы Франции. Впрочем, победы Англии они тоже не хотят. А хотят они, чтобы эта война так и тянулась бесконечно. Без всяких там побед и поражений. Им просто выгодна ситуация вечной войны. Уж больно жирные рыбы плавают в мутной воде.

 

Дюнуа был абсолютно прав в своих опасениях. Такая партия при дворе действительно имелась. И во главе её стоял ни кто иной, как коннетабль Франции Ля Треймуль.

Мы уже имели сомнительную честь познакомиться с ним, когда были с Жанной в Шиноне при её появлении у дофина.

 

 

Сия титулованная скотина, захватив фактическую власть при дворе дофина Карла, спокойно торговала с англичанами, снабжая войска, осаждающие Орлеан различными припасами и очень неплохо себя при этом чувствовала.

 

Появление Жанны сначала слегка встревожило Ла Треймуля, а потом, когда он понаблюдал за этой девушкой и её сверхъестественными способностями, изрядно напугало коннетабля.

 

А если эта таинственная посланница и впрямь разобьёт англичан? А вдруг и правда ей удастся короновать Карла в Реймсе короной французских королей? Что же тогда? А вот, что –  Ля Треймуль, для начала, лишается доходов от военных поставок англичанам.

Но это, вообщем то и мелочи, хотя неприятно, конечно.

Но вот, что стократ неприятнее, так это то, что соперник Ля Треймуля за влияние при дворе- Епископ Реймский де Шартр в случае победы Жанны обретает солидные доходы от своих, пока, что занятых англичанами земель и не менее солидный вес при дворе.

 

Чем такой расклад может для Ля Треймуля закончится?

Да ещё и эта Дева! Получись у неё все и именно она станет самым влиятельным лицом при дворе, а уж никак не Ля Треймуль ( он бедолага не знал, помыслить даже не мог, что Жанну вообще не будет интересовать ни сам двор ни его тёплые местечки).

 

Так вот, ввиду таких тревожных перспектив Ля Треймуль, очевидно, и решил, вредить миссии Жанна чем только возможно.

 

Досадная заминка с движением армии к Орлеану, вынужденное возвращение войска давали ему шанс покончить с Жанной раз и навсегда.

 

Всего то навсего надо было убедить дофина, что армию он доверил совсем не тому командующему. Она вон, даже провести то к месту боя её толком не сумела.

И таким образом, если и вовсе не лишить Жанну воинских сил, то уж задержать армию в Блуа сколь возможно долго. Что равносильно поражению, ведь Орлеан вот-вот падёт, это всем известно.

Надо только выиграть чуть-чуть времени.

Именно с этой целью, похоже, Ля Треймуль и убедил дофина ехать в Блуа встречать свою незадачливую армию.

 

Скажем сразу, ничего у него не вышло. Ибо вслед за двором в Блуа немедленно выехал и епископ Реймсский. Он был, хоть и несравненно беднее Ля Треймуля, но, всё же не глупее коннетабля. И перспективы, видные коннетаблю не менее ясно были видны и епископу. Только со знаком «плюс», а не «минус» разумеется. Поэтому он то спешил в Блуа как раз с целью, как можно быстрее выпихнуть оттуда армию обратно в Орлеан.

 

 Армия вернулась в Блуа, вопреки надеждам Ля Треймуля, не в удручённом неудачным походом состоянии, а наоборот, в блестящем боевом виде. Возглавлявшие её командиры, особенно конечно Алансон и Жиль де Ре по прежнему пылали энтузиазмом и рвались в бой. Да тут ещё и епископ примчался, начал благословлять направо и налево святое воинство.

Вообщем, в той обстановке, коннетабль даже пробовать не стал. Положился на англичан. Да и то сказать: тем не впервые французов бить. Почему сейчас то, вдруг, иначе будет?

 

Но всего этого конечно не мог предвидеть бастард Дюнуа из осаждённого Орлеана. И потому его тревоги были вполне обоснованы и полностью разделялись остальными орлеанскими командирами.

До прихода Жанны на совет было уже решено, что сам Дюнуа немедленно выезжает в Блуа, чтобы воспрепятствовать, сколь возможно, надвигающемуся вредительству.

Жанна, выслушав всё это, беспокойство окружающих не разделила ничуть

 

«Мои голоса сказали, что армия прибудет вовремя» хладнокровно заявила она.

 

Однако окружающие тогда ещё не имели возможности убедиться, что эти таинственные «голоса» не ошибаются никогда. И настаивали на поездке Дюнуа. Жанна не стала возражать, и в эту же ночь с первого на второе мая Дюнуа спешно отбыл в Блуа.

 

Жанна де Арк: Ведьма Христова. Главы 12

 

Из Блуа, где Жанна собрала свою армию, к Орлеану можно двигаться двумя дорогами. Одна идёт по северному берегу Луары, другая по южному.

Путь и по той и по другой дороге занимал два дня, но та дорога, что шла по северному берегу выводила напрямую к городу.

Однако, чтобы пройти по ней к Орлеану придётся миновать сначала занятые англичанами города Божанси и Менг, потом, на подступах к Орлеану три английских форта, что отрезают Орлеан с запада и северо-запада, а потом прорываться сквозь английские позиции у стен города.

Дорога по южному берегу безопасна, но требует два раза переправить армию и обоз через широкую полноводную Луару. Один раз в Блуа с северного берега на южный, второй раз, у Орлеана – обратно.

Допустим переправить их всех в Блуа проблем нету, потому, что есть мост. А как быть когда подойдём к Орлеану? Единственный мост там под контролем англичан, захвативших Турель.

Значит надо переправляться подручными средствами. И сколько же их потребуется, чтобы переправить четыре тысячи бойцов, тысячи коней, несколько сотен голов скота, пять тысяч обозных телег и обозных слуг?

Не знаю как и чего считал Орлеанский бастард Дюнуа, но  в своих посланиях, он настойчиво советовал армии двигаться к Орлеану именно по южному берегу.

Утром 27 апреля 1429 года армия Жанны начала переходить на южный берег Луары и двигаться по дороге к Орлеану.

Вечером 28 апреля, в четверг, они были у города.

Дюнуа, разумеется, заранее был извещён о подходе армии. И с досадой понимал, что допущена ошибка. Армию невозможно будет переправить через Луару.

Во первых он явно переоценил количество средств переправы, имеющихся в распоряжении Орлеана. Несмотря на все усилия удалось собрать у города только сотню лодок и три парома.

Потребовалось бы неделя, а может и больше, чтобы переправить всех таким скудным количеством плавсредств.

 Во вторых резко ухудшилась погода. Шёл непрерывный дождь и дул восточный ветер.

А для того, чтобы на лодках переправлять войско в Орлеан требовалось грузиться к западу от города и плыть под парусом и на вёслах к востоку, и уже там выгружаться, чтобы войти в Орлеан через восточные ворота.

Это значило идти против течения, что вполне возможно. Но теперь ветер с востока, а значит придётся идти не только против течения, но и против ветра, что делало всю затею с этой грандиозной переправой, и без того непростую, вовсе невозможной.

Ну, а почему нельзя было грузиться к востоку от Орлеана, чтобы просто пересечь реку и дело с концом?

Этого было сделать нельзя потому, что к востоку от Орлеана, на его южном берегу, как раз у мест удобных для погрузки в лодки, англичане не так давно возвели ещё один форт – Сен Жан ле Блан

Вообщем Дюнуа понял, что идея с переправой провалилась и отплыл навстречу подошедшему войску весьма в дурном настроении.

А вот у горожан, вышедших проводить бастарда, настроение было прямо противоположное. Они знали, что Дева подошла к городу и ликовали как при известии о Втором Пришествии.

Вот, что вспоминал орлеанский купец Жан Люилье:

«Все жители города с нетерпеньем ожидали прихода Девы, по причине её славы и известии о том, что она послана Богом. А мы все, к тому времени, были уже доведены до такого отчаянья, что не ждали помощи ни от кого, кроме как от Бога»

 

Так, что, в известной степени, для орлеанцев пришествие Жанны и было Вторым Пришествием.

Дюнуа переплыл Луару без проблем. Ему то как раз ветер был попутным, а англичане не могли видеть его лодку, так как в этом месте на Луаре было несколько крупных, покрытых густым лесом островов. Умело маневрируя между ними можно было плавать сколь угодно, оставаясь для противника невидимым.

 

Ну ,а ,что же Жанна? Она была в ярости!. Как только она поняла, что переправа невозможна, а поняла она это сразу как армия остановилась в виду города, то слезла с коня и , замкнувшись в мрачном молчании, стала ожидать делегацию из Орлеана.

Дюнуа с сопровождающими высадился на берег, отыскал глазами среди командиров маленькую фигурку в серебряных доспехах, понял, что эта та, на которую молится Орлеан, подошел к ней и учтиво приклонил колено. А, поднимаясь,  наткнулся на взгляд Жанны, устремлённый из под поднятого забрала. По воспоминаниям самого Дюнуа- его словно молнией пронзило от вида чёрных, пылающих гневом глаз.

Далее Дюнуа вспоминает примерно о таком диалоге

 

- Вы Орлеанский Бастард? – осведомилась Жанна далеко не нежным голосом.

Дюнуа сказал, что, да, это он.

- Это вы советовали мне идти левым берегом? – снова недружелюбно уточнила Жанна

Дюнуа только развёл руками

- Вы обманули меня – чуть ли не прошипела Дева – И если ещё раз осмелитесь это сделать, я вас повешу, милый бастард. Высоко и быстро.

 

Дюнуа тогда это позабавило. Насмешило это и других высокородных рыцарей, на тот момент так же плохо как Дюнуа знавших Жанну.

А вот среди той свиты, что проделала путь в шестьсот километров вместе с Жанной из Вокулера в Шинон почему то не засмеялся и не улыбнулся никто. Они то уже отлично Жанну выучили.

Остальным только предстояло узнать её с этой стороны поближе.

И мы, тоже зная её, можем подтвердить – вешать, и не по одиночке, а гроздьями, её никогда не смущало.

А это её формула повешенья , случайно рождённая гневом Жанны на берегу Луары «Высоко и быстро» очень скоро вошла во французские законы. И с тех самых пор, вплоть до начала применения гильотины, в случае вынесения смертной казни через повешенье французские судьи писали в приговорах : «Повесить высоко и быстро»

 

Между прочим, когда в дальнейшем Жанна будет вешать «высоко и быстро» все вокруг будут умиляться её милосердием и считать это ещё одним доказательством того, что она истинно Дева посланная Богом.

Вы удивлены? Не понимаете в чём тут милосердие? А вы посмотрите на это глазами средневекового человека.

Ведь в то время «быстро» было казнить не принято. Казнили медленно. Со вкусом наслаждаясь муками жертвы. Повесят, потом полузадохшегося из петли вынут, дадут отдышаться, снова повесят и снова не дадут умереть – вынут из петли и вспорют живот, вытянут кишки и снова повесят.

Так, что нарисованный средневековыми хрониками и преданиями образ милосердной Девы правдив. Жанна и правда была милосердна….только по средневековому.

 

Однако надо было срочно, что- то решать. Дюнуа предложил следующее: Жанна и он, отплывают на лодке в Орлеан, часть обоза, с охраной следуют дальше на восток и там, у местечка под названием Застава Буше переправляются на северный берег. Правда таким образом они оказываются неподалёку от самого восточного английского форта Сен-Лу, но можно провести отвлекающую атаку и дать возможность телегам проскочить в город.

А остальной обоз? А войско? Им придётся возвращаться обратно в Блуа, переправляться там на северный берег и по нему идти на Орлеан.

Это ещё , минимум, пять дней. Два дня на обратный путь к Блуа, день на переправу и два дня на возвращение обратно к Орлеану.

Жанна, скрепя сердце, принимает этот план, но с одной поправкой – она не бросит войско в таком трудном переходе. Ведь, после переправы на северный берег им придётся возвращаться мимо английских войск, проходить рядом с захваченными городами, мимо вражеских фортов. Мало ли, что может случиться! Нет, она пройдёт этот путь вместе со всеми и вместе со всеми вступит в Орлеан или вместе со всеми погибнет, если так суждено.

Дюнуа вспомнил орлеанцев, провожавших его на встречу Девы. Представил, как они ждут, что он возвратиться с ней, но не смог представить, что сделают добрые горожане с тем, кто Деву им не привезёт, а наоборот, отправит её обратно в Блуа. Ужаснулся. И снова кинулся на колени, умоляя Жанну переправляться с ним в Орлеан сегодня.

Очевидно, бастард был очень красноречив и убедителен, описывая с каким нетерпеньем Деву ждут в Орлеане. Жанна согласилась.

- Хорошо. Давайте переправляться – и направилась к лодке.

Окружающие опешили. Переправляться прямо сейчас? При встречном ветре? Это невозможно.

Теперь Дюнуа пришлось уговаривать Жанну потерпеть до вечера. Глядишь, к ночи ветер переменится и вот тогда.

Но Жанна больше не намерена ждать. Глядя в глаза Дюнуа, она отчеканила:

- Ветер переменится прямо сейчас, милый бастард.

 

И действительно, только Жанна вступила на борт лодки, как стихли и ветер и дождь. Рёв восторга прокатился по французскому лагерю – вот ещё одно доказательство, что это истинно есть Дева, посланная Богом!

 

Этот эпизод с внезапным изменением погоды зафиксирован минимум в трёх источниках. Все они были написаны не просто современниками, но очевидцами этого события.

Значит, справедливо будет предположить, что это не позднейшая выдумка, не одна из многочисленных легенд о Жанне, а, в какой- то степени подлинный факт.

Однако, как же его объяснить?

Если держаться материалистической точки зрения, то объяснение может быть только одно: во время всех этих разговоров, Жанна внимательно следила за небом и, по каким- то приметам, определила скорую перемену погоды.

Если же отойти от материализма….впрочем, возникающие тогда объяснения могут подойти только для «Жития Святой Жаны», а таковые я писать не намерен. Хотя, несомненно, именно такие объяснения и были даны всеми очевидцами событий. Как с французской, так и…с английской стороны. И вот последнее было даже важнее чем первое.

 

Ладно. Как бы то ни было, а поплыли. На двух лодках. В одной Дюнуа и Жанна. Во второй телохранители Жанны.

Дюнуа вспоминает, что по дороге Жанна тщательно и подробно расспрашивала его о положении в Орлеане. Её интересовало, как обстоят дела с  продовольствием  в городе, состояние английских укреплений, сколько примерно сил у противника, не слышно ли чего о подкреплениях для англичан?

 

(Обстановка под Орлеаном к моменту подхода Жанны)

На последний вопрос Дюнуа ответил, что про подкрепления для противника ему ничего не известно.

Жанна возразила, что ей известно о том, что целая армия во главе с прославленным полководцем Фальстолфом движется к Орлеану.

На удивление Дюнуа: откуда ей это известно, Жанна ответила, так как всегда отвечала и всегда будет отвечать в подобных случаях:

- Мои голоса сказали мне об этом – и добавила – Пошлите людей и следите, тщательно следите за передвижениями Фальстолфа.

Никаких происшествий в пути не было, и к вечеру лодки причалили к северному берегу примерно в шести милях восточней Орлеана. Там было небольшое местечко под названием Шеси. Именно здесь должна была переправиться часть обоза с южного берега. Поэтому именно сюда и приказала плыть Жанна, заявив, что вообще без ничего она в город не зайдёт.

Так, что пришлось им в Шеси заночевать ибо обоз всё ещё возился на том берегу, налаживая переправу, и раньше следующего дня, 29 апреля, оказаться в Шеси никак не мог.

Дюнуа все ещё беспокоил английский форт Сен-Лу, что громоздился милях в трёх восточней. Не вызвать ли сюда отряд арбалетчиков из Орлеана? Вдруг англичане из Сен-Лу попробуют помешать переправе обоза или, чего доброго, прослышав, что Дева рядом с ними в беззащитной деревушке нападут на Шеси?

Жанна запретила Дюнуа дёргать солдат из Орлеана. Её голоса, заявила она, сказали, что всё будет в порядке и нечего попусту тревожить людей среди ночи.

Заночевали в домике зажиточного горожанина Гюи де Кайи. Вернее, на тот момент, его звали просто Гюи Кайи. Без всяких там «де». Ибо дворянином он не был, а был, наоборот богатый рыбак, который досель поплёвывал на всю эту военную кутерьму, исправно снабжая свежей рыбкой все воюющие стороны и жил себе припеваючи.

Но после ночи, что провела Жанна под его крышей, человека как подменили.

Утром он пал перед Жанной на колени и сказал, что просит разрешения у Девы следовать за ней

- Куда? В Орлеан? – не поняла Жанну

- Повсюду, куда бы Вы не приказали! – воскликнул Гюи Кайи.

И с этого момента он действительно неотрывно был с Жанной во время всех её военных кампаний.

Причины, побудившие его, так резко изменить свои убеждения свой образ жизни славный Гюи Кайи описал через три месяца после этих событий. Он направил письмо, тогда уже королю, Карлу Седьмому с рассказом о том, что видел он своими глазами в своём доме, той ночью.

А видел он

«…трёх сверкающих архангелов с огненными мечами, что стояли в изголовье спящей Девы…»

 

Письмо это было написано в момент пика славы Жанны. Славы уже не французской, а общеевропейской. И все, а уж коронованный Жанной Карл в особенности, готовы были поверить чему угодно про эту девушку.

Вот и Карл поверил Гюи Кайи сразу и безоговорочно. И даровал ему дворянство. Этот Акт Карла сохранился до наших дней.

В нём он дарует уже Гюи де Кайи дворянский герб с изображением:

«… трёх архангелов в пламенном сиянии как в тот момент когда означенный Гюи де Кайи видел их…»

 

Как относится к сему факту – решайте сами. Может в ту ночь экзальтированное религиозное сознание средневекового человека Гюи де Кайи действительно показало ему нечто, а может он в тот день просто перебрал доброго французского вина.

Но как бы то ни было, а Жанна получила за здорово живёшь ещё одного преданного человека и исправного бойца, а преданный человек и исправный боец получил дворянство для себя и потомков. И так хорошо, и так хорошо.

 

Разумеется, нечего было и думать, чтобы удержать в тайне и сам факт переправы Жанны на правый берег и место её ночёвки.

Поэтому, прямо с утра пятницы 29 апреля дом Гюи Кайи стал настоящим местом паломничества.

Сотни орлеанцев, покидая город через восточные ворота стекались в Шеси, чтобы хоть краем глаза взглянуть на Посланница Божью и, если повезёт, коснуться её рукой.

Так, что именно они, а не англичане стали основной проблемой для телохранителей Жанны. Англичане же сидели тихо и угрюмо в своём форту Сен Лу. Они не сделали даже малейшей попытки, чтобы напасть на Шеси или, хотя бы, пострелять по нему, что ли.

Однако арбалетчиков из Орлеана бастарду всё же пришлось вызвать. Огромная и всё время возрастающая толпа паломников начала создавать уже реальную угрозу если не самой Жанне, то её пути к Орлеану.

Жанна как раз собралась в дорогу, так как обоз с южного берега к этому моменту уже практически полностью переправился.

А дорога от Шеси до восточных , Бургундских, ворот Орлеана наглухо забита толпами людей. Как тут проедешь?

Вот сотня арбалетчиков и расчистила путь Деве.

Одновременно Дюнуа послал в Орлеан приказ Раулю де Гокуру ( это капитан городского ополчения, если вы помните), чтобы он поднял на ноги всех своих бойцов и обеспечил безопасный и беспрепятственный проезд Девы через город.

А ехать ей предстояло через весь Орлеан. От восточных, Бургундских, ворот к западным, Ренарским, воротам. Именно там располагался дом Жака Буше – одного из самых богатых купцов Орлеана. Можно сказать, местного олигарха. Кстати, может быть, стать самым богатым горожанином Буше помогла не только успешная торговля, но и тот факт, что он был ещё и казначеем Орлеана. Вот именно ему и была дарована честь - принять под свой кров Посланницу Божью.

Теперь же, глядя на беснующуюся толпу на дороге от Шеси к Орлеану, Дюнуа начал понимать, каких трудов ему будет стоить, провезти Жанну через весь город.

И вот, во второй половине дня Жанна с сопровождающими и обозом, выступили в Орлеан.

Несмотря на все усилия арбалетчиков, продвигались крайне медленно. Так, что в Орлеан Жанна вошла только в восемь вечера.

Уже стало смеркаться, поэтому и у стражников, перекрывших всю центральную улицу от востока до запада, и у сопровождающих Жанну и у толпы в руках были факелы.

Порядок шествия был таков. Впереди пажи Жанны везли её знамя с изображением Христа и надписью «Иисус-Мария» и её боевой штандарт с изображением радуги

Затем ехала сама Жанна в полном доспехе на белом коне, по правую руку от неё, чуть приотстав двигался Орлеанский Бастард Дюнуа.

Дальше ехали телохранители Жанны. И замыкал столь пышную кавалькаду, обоз.

Восторг, охвативший орлеанцев при виде Жанны неописуем. Это была какая то безумная экзальтация огромной толпы при виде своего долгожданного кумира.

Оцепление городской стражи было смято в момент и люди окружили кавалькаду Жанны

 

Слово «Орлеанской Хронике»:

 

« Они ликовали так, словно с неба к ним спустился сам Господь. И не без причины - им пришлось вынести ранее множество тягот, забот и лишений, и что много раз хуже, постоянный страх быть брошенными на произвол судьбы. Потому они уже почти потеряли надежду на помощь и спасение

Теперь же они чувствовали себя так, будто осада уже снята. Вот почему, все они: и мужчины и женщины и дети, смотрели с такой любовью на эту девушку, в которой, как они были уверены, была заключена вся благодать Божья»

 

Разумеется, без происшествий тут обойтись ни как не могло. Послушаем снова «Орлеанскую Хронику»:

 

«Каждый хотел дотронуться до неё или, хотя бы до её коня. Поэтому возникла чудовищная давка, и один из факельщиков случайно поджёг её штандарт. Тогда она пришпорила коня и так ловко погасила пламя, словно была опытным воином. Все, и солдаты и горожане сочли это великим чудом»

 

А нам с вами, дорогой читатель, чем это счесть? Когда пастушка вдруг управляет боевым конём как опытный воин, это чудо? Или просто хорошее и длительное обучение?

Впрочем, мы с вами уже имели возможность убедиться, что эта девушка, не только для пастушки, через чур много знает и умеет, но и обладает способностями превышающими возможности многих людей и из более высоких классов, чем селяне из Лотарингии.

 

Ну, как бы то ни было, а инцидент был исчерпан и шествие сквозь беснующуюся, вопящую и визжащую от исступлённого восторга толпу продолжалось.

Оно длилось почти два часа. Только в одиннадцатом часу вечера Жанна наконец то достигла западных ворот Орлеана и вступила в дом Жака Буше.

Там она, наконец то, сняла доспехи. Впервые за четыре дня! Как 27 апреля, с утра, ещё в Блуа, облачилась в свою серебряную броню, так с тех пор и не снимала.

Вообще то, носить боевые доспехи, тем более такой тяжести как полный рыцарский доспех 15 века, жить и сражаться в них тоже немалое искусство, которому дворянам приходилось обучаться чуть ли не с малолетства.

Как видим, для Жанны, рыцарский доспех, словно вторая кожа. Она спокойно ездит в нём на коне, залезает и спускается с коня, спит в нём, плавает в лодке.

 

И только в роскошном жилье Буше она позволяет себе расслабиться. Жанна приняла горячую ванну с дороги, немного поела и легла спать.

А надо сказать, что Жак Буше был настолько богат, что у него в доме стояли аж две кровати! Да-да, целых две! Почти как у короля.

Если вас не сильно удивило такое богатство, то скажу: в те времена кровати действительно были столь редки и дороги, что имелись только у самых богатых и знатных людей.

Остальные спали на лавках, на полатях или, вообще, на полу, подстелив под себя матрас. Ну, а совсем бедные, обходились и без матраса.

 

А у Жака Буше, стало быть, имелись две кровати. Наверно, когда орлеанские начальники выбирали место жительство для Девы, то это обстоятельство и склонило выбор в пользу местного олигарха.

На одной кровати спали Жак Буше с супругой. Другой, к лютой зависти орлеанских девушек, владела  дочь хозяев - Шарлотта.

Разумеется, в честь прибытия Девы, супруги Буше тут же вознамерились вышвырнуть доченьку куда нибудь на лавку.

Но Жанна их успокоила и сказала, что такой суеты ради неё не надо. Так она, всё своё недолгое пребывание в Орлеане и делила постель с дочкой хозяев.

У дверей спальни, на матрасах набитых свежей соломой, расположились паж Жанны – Луи де Конт и её телохранитель де Олон.

Так закончился первый день пребывания Жанны в Орлеане. Впереди их было ещё восемь.

 

Жанна де Арк: Ведьма Христова. Глава 11.

 

После гибели Солсбэри англичане забыли и думать об Орлеане. Два самых знатных командира в их армии сэр Гласдейл и сэр Толбот тут же начали выяснять – кто их них больший сэр? То есть- кому заступать на место Солсбери?

Вдобавок начались сплошные осенние дожди. Зима была на пороге. Сэры выясняли «а ты кто такой?», солдаты сначала помаленьку, а потом всё больше и больше начинали дезертировать.

Когда в пелене дождя растворилась половина английской армии Толбот и Гласдейл немного очухались и решили временно прекратить споры и отвести войска на зимние квартиры. У Орлеана остался только гарнизон Турели в пятьсот человек под командованием Гласдэйла.

Однако вскоре ситуация изменилась. К городу прибыл новый английский командующий герцог Уильям де Ла Поль.

 

Он выводит остатки английской армии с зимних квартир опять под стены города. И англичане начинают работать.

Де Ла Поль решил, что с наличным составом у него нет возможности овладеть Орлеаном штурмом. Он решает замкнуть город в кольцо и пусть регулярные артобстрелы и голод сделают своё дело.

Начинается война кирками и лопатами. Англичане один за другим возводят форты, перекрывавшие важнейшие дороги в Орлеан и отрезавшие, тем самым, его от  внешнего мира.

 

Цепочка фортов начиналась на острове Карла Великого, что к западу от Орлеана. Затем на север и северо-запад шли форты : «Сен Лоранс», «Круа-Буассе» и «Лондон».

На юге англичане возводили бастион на руинах, разрушенного французами монастыря св.Августина.

 

Не надо думать, что французы спокойно за этим наблюдали. Ни в коем случае!. Они регулярно делали вылазки из города, атаковали английские укрепления, жгли и уничтожали окрестные строения, чтобы лишить врага стройматериалов.

Весь декабрь французы штурмуют укрепление Сен Лоранс и Турель. Безуспешно. Даже несмотря на применение тяжёлой артиллерии, той самой пушки «Длинная», английские укрепления захватить не удалось.

А англичане упорно продолжают сжимать кольцо. В январе воздвигнуты укрепления «Руан» и «Париж», отрезавшие дороги на север от Орлеана.

Затем англичане соединяют все укрепления на северном берегу между собой системой окопов.

Но неустанная борьба французов, их постоянные контратаки всё - таки дали свои плоды. Англичане, отрезав дороги на юг, северо-запад и север, так и не смогли перекрыть восточные пути в Орлеан.

Так, что полной блокады пока не было, и Орлеан снабжался через свои восточные «Бургундские ворота».

Но артобстрелы англичане обеспечивали регулярные. Так, что город мало-помалу разрушался и люди на его улицах гибли каждый день.

И в то же время осаждающие и осаждённые любезно обменивались друг с другом подарками и прочими знаками внимания.

Так, под новый год, английский командующий де Ла Поль послал Дюнуа корзину полную слив, фиг и винограда. Бастард любезно отдарился, направил де Ла Полю штуку дорогого сукна.

Дважды военные действия прерывались для проведения….рыцарских турниров. На этих турнирах англичане бились с французами. Как будто без турнира им подраться негде было!

А жители города с удовольствием наблюдали за этим зрелищем.

На Рождество, по просьбе англичан военные действия были вообще приостановлены. Более того, у стен города, в честь Рождества был дан совместный концерт. Орлеанский оркестр вышел из стен и присоединился к английскому оркестру. Так они весь день и играли к удовольствию обоих сторон.

То есть война то войной, но идёт она без взаимного озлобления сторон. Вся эта осада, похоже, воспринимается участниками как нечто обыденное. Типа жатвы или чего-то такого чем можно заниматься вполне бесстрастно.

 

А дофин Карл, как и обещал, про Орлеан не забывает и шлёт регулярно подкрепления.

2 января в город заходит ещё один отряд шотландских стрелков. Они принесли с собой радостную новость. Дофин Карл тщательно поскрёб по всем сусекам и послал к Орлеану уже не отдельный отряд, а сильное, четырёхтысячное войско. Во главе армии стоит молодой Шарль де Бурбон граф Клермонский.

Эти новости заметно подняли настроение у осаждённых. С прибытием армии Клермона у французов должно было возникнуть численное превосходство. Теперь можно было думать и над полным снятием осады.

Но в дальнейшем дела пошли так, что ситуация для Орлеана не улучшилась, а ухудшилась. И значительно.

11 февраля 1429 года, когда армия Клермона была ещё на подходе,  в Орлеан поступило известие: с севера к англичанам движется крупный обоз с продовольствием.

Его сопровождают не более тысячи воинов.

Дюнуа тут же загорелся идеей разбить этот обоз. Это бы очень сильно осложнило жизнь англичанам. И, возможно, заставило бы их задуматься, о том, чтобы убираться из под Орлеана подобру поздорову.

Англичанам то тоже было известно о скором прибытии крупной французской армии. Это их крайне тревожило.

Дюнуа поделился своими мыслями с «полевыми командирами» Орлеана и нашёл у них полное понимание.

В ночь на 12 февраля из восточных «Бургундских ворот» вышла двухтысячная французская армия и тайно двинулась на север. Командовал её сам Дюнуа. Кроме его отряда в этот сводный корпус входили шотландцы под командованием Вильяма Стюарта и гасконцы под командованием, разумеется, Ля Гира.

В полдень авангард, состоявший из гасконцев, наткнулся у деревни Руврэ на английский обоз, двигавшийся на юг неторопливой длинной кишкой.

Гасконцы тут же сообщают о своей находке основным силам. Французы быстро стягиваются и уже готовы с ходу атаковать.

Разгром англичан кажется неминуемым. Мало того, что численный перевес за французами, так они ещё и застали противника на марше. Растянутым, не организованным для отпора.

Но, к великому удивлению англичан, противник не атакует, а встал и чего- то ждёт.

Ну а англичане ждать ничего не собирались. Они быстро стянули обоз, устроили ограду из обозных телег, за которой укрылась их немногочисленная конница. Затем лучники споро устроили частокол из кольев, что специально для подобных случаев везли в обозе, и построились за ними.

Собственно теперь французам можно уже было и не атаковать. В похожем случае, при Азенкуре атака конницы на укрепления и лучников обернулась для французов полнейшим разгромом.

В чём же дело? Чего ждали французы? А они ждали графа Клермона. Конечно, они и без него бы не побоялись атаковать. Но дело в том, что одновременно с обнаружением английского обоза к Дюнуа прискакал гонец от Клермона с требованием, ни в коем случае не начинать бой до его подхода.

Молодой граф Клермонский очевидно перепутал войну с охотой. Вот и решил тоже во, что бы то ни стало принять в этой приятной забаве участие.

С чем перепутал войну давно воевавший Дюнуа неясно, но он решил просьбу Клермона выполнить. Именно поэтому французы застыли как вкопанные, дав возможность противнику прийти в себя и изготовиться к обороне.

Итак два войска застыли друг напротив друга. И стоят. Англичане ждут атаки, французы ждут Клермона. Это безумие продолжалось два часа.

Наконец у командира шотландцев Стюарта терпение лопается, и он командует атаку.

Шотландцы устремляются в бой, но английские лучники выкашивают их целыми рядами.

Шотландцы дрогнули и, так и не добравшись до английских укреплений, обратились в бегство.

Тогда в бой бросается гасконская конница Ля Гира. Результат тот же. Гасконцы рассеяны стрелами и обращены в бегство.

Теперь в бой, уже совсем непонятно зачем, ринулась рота тяжёлых всадников Дюнуа. Той удалось прорваться сквозь ливень стрел к частоколу. Но здесь они были атакованы во фланг и тыл, вышедшей из укрытия, английской конницы.

Французы окружены. Дюнуа ранен. И он попал бы в плен, если бы не Ля Гир.

Гасконец сумел собрать часть из своих разбегающихся подчинённых и ринулся на помощь Дюнуа.

Удар гасконцев опрокинул англичан и позволил французам выйти из кольца.

Гасконцы продолжили бой, прикрывая отступление остатков французской армии в Орлеан. Они почти все погибли при этом.

Всего за этот бой французы потеряли только убитыми более пятисот человек.

Так 12 февраля 1429 года во французскую военную историю была вписана её самая позорная страница. Английский  продовольственный обоз наголову разгромил численно превосходящее его французское войско.

«Битва селёдок» так прозвали это сражение современники. Основным грузом обоза была солёная и копчёная сельдь.

 

А, что же граф Клермон? Он так и не появился на поле битвы. На подходе ему попались разбегавшиеся шотландцы и гасконцы. С их слов Клермон понял, что там полный разгром и струсил. Он немедленно повернул к Орлеану и укрылся за его стенами.

 

Когда Дюнуа, со своими вернулся в город и застал там воинов Клермона, уже, как ни в чём не бывало, приступивших к еде, гневу его не было предела.

Состоялся крупный разговор с Клермоном, в результате которого, всего через пару дней Клермон покинул Орлеан и увёл с собой всю свою армию.

Теперь ситуация для осаждённых стала крайне критической. «Битва селёдок» не только принесла французам большие потери, но ещё и сильно подорвала моральный дух защитников города.

Скоро город покинули ещё несколько «полевых командиров» со своими отрядами. Ушёл и отважный Ля Гир. Его гасконцы были почти все перебиты в этом злосчастном сражении и он объявил, что уходит набирать себе новый отряд, но обязательно вернётся.

Не очень- то ему поверили, но, как увидим, обещание он своё сдержал.

 

Французские вылазки за стены прекратились. Некому стало выходить. Пользуясь этим, англичане возобновили работы по окружению города.

Они построили укрепление Сен Лу на холме напротив «Бургундских ворот».

Всё. Теперь кольцо замкнулось окончательно. Орлеан был отрезан от мира и с востока.

Началась блокада. И к смертям от артогня прибавились смерти от голода.

Всем стало ясно – Орлеан накануне падения. Городской магистрат попробовал вступить в переговоры с герцогом Бургундским и отдаться под его власть. Тому идея понравилась, но он наткнулся на непонимание у своих союзников англичан.

Бургундцу было заявлено, что англичане не для того лили под Орлеаном пот и кровь, чтобы взять и подарить ему город.

Правда совсем рук орлеанцы не опустили. 27 февраля 1429 года они добились даже некоторых успехов. В тот день Луары, и без того широкая, сильно разлилась из-за наводнения. Под угрозой затопления и разрушения оказались английские осадные укрепления. Англичане схватились за лопаты и работали как проклятые, чтобы их спасти.

Французы же весь день обстреливали английские укрепления из всего, что в городе стреляло.

В итоге им удалось разрушить одну из стен Турели. Сильно легче не стало, но всё равно приятно.

А в городе зрела измена. Вот, что произошло 9 марта по словам Орлеанской хроники:

«… в среду, несколько французов открыли, что у Орлеанской Богадельни, что рядом с воротами Паризи, стена была пробита почти насквозь и устроена дыра, достаточная, чтобы пропустить вооружённого солдата. Но затем на месте этой дыры была устроена новая стена, в каковой были сделаны две бойницы…»

 

Как только это открылось, управитель богадельни тут же бежал из города, опасаясь вполне заслуженной им петли.

Этот бежал, а сколько подобных ему осталось и ждало момента? А если даже таких и не было, то орлеанцы вполне могли полагать, что предатели в их стане имеются. Это, конечно, сильно угнетало и без того падающий не по дням, а по часам дух осаждённых.

Именно в этот тяжелейший момент, когда на город опустилась полная безнадёга, вдруг как молнией блеснула весть: Дева из Лотарингии, о которой Франция грезила последние четыре десятка лет, наконец то появилась и идёт к ним на помощь.

 

Жанна в тот момент ещё только миновала город Жьен. Она ещё до дофина даже не добралась, а по Орлеану уже как пожар разносятся слухи. И в бедных кварталах и в богатых особняках только и разговоров: Дева уже здесь. Дева грядёт

                                                                (Продолжение следует)

Жанна де Арк: Ведьма Христова. Глава 10

 

Орлеан являлся довольно сильной крепостью. Город, находившийся на правом, то есть Северном, берегу Луары, окружала каменная стена длиной 2 540 метров усиленная 37 башнями высотой до десяти метров.

В начале 15 века, незадолго до появления англичан под городом, все башни были переоборудованы для размещения в них артиллерии. И артиллерии было очень много, для того времени. 105 орудий. Из них особо выделялась огромная пушка под названием «Длинная». Имея калибр 33 см. она была способна бросать каменные ядра на дальность полтора километра.

Кроме новейших систем огня были широко представлены и старые метательные машины: куйары, требушёты, гигантские арбалеты и.т.п.

Широкий мост в девятнадцать пролётов связывал город с левым, то есть Южным, берегом. Первый и последний его пролёты были подьёмными.

На предпоследнем, перед южным берегом, пролёте моста возвышалось ещё одно укрепление-Турель. Это были две башни высотой 30 метров (девятиэтажный дом такой же высоты) соединённые арочным сводом. Основание Турели уходило под воду

Ещё один форт располагался на шестом пролёте моста.

(Орлеан начала 15 века. Вид с южного берега. Хорошо видна Турель и мост)

Кроме того, город окружала система внешних, деревянно-земляных фортов «бульваров». Их задачей было удерживать противника с его артиллерией на расстоянии, с какого пушки не могли бы добивать до городских стен.

Такое мощное оборонительное снаряжение объясняется ключевым стратегическим значением Орлеана. Город этот являлся перекрёстком всех дорог, что шли по бассейну Луары, как с запада на восток, так и с севера на юг. Кроме того, самая широкая и удобная переправа через Луару тоже находилась под контролем Орлеана. Это тот самый мост, что охраняла Турель.

Вообщем, тот кто владел Орлеаном тот владел всей Южной Францией. В 1429 году Орлеаном всё ещё владел дофин Карл.

Орлеану довольно долго удавалось оставаться в стороне от войны. Город просто напросто платил англичанам примерно по шесть тысяч золотых в год, за то, чтобы его не трогали. Но всё когда нибудь кончается. К 1428 году Орлеан остался единственным крупным городом под властью французов и пришёл наконец и его час изведать войну.

Английское командование приняло решение захватить Орлеан и тем самым поставить победную точку в войне. Настоятельная необходимость звала их к тому.

Дело в том, что несмотря на общий победоносный ход войны для англичан, сама то война затянулась уже до неприличия надолго. Это вело к подорожанию товаров и росту налогов в Англии. И англичане всё более и более выражали своё недовольство этим.

Всё шло к тому, что одерживая победу за победой на поле боя Англия, в конце концов, рухнет под тяжестью экономических проблем.

Регенту английского престола герцогу Бетфорду всё труднее и труднее становилось утверждать военные расходы в парламенте.

Наконец, в конце 1428 года настал момент, когда парламент отказался вотировать новые расходы на войну.

Парламентарии потребовали от военных, объяснить, как они намерены, чёрт возьми, заканчивать эту войну, если вообще намерены.

Закончить же войну можно было только одним способом – взять Орлеан.

После чего у дофина Карла не осталось бы ни одной крепости пригодной для хоть какого то сопротивления. И война была бы закончена. И Франция исчезла бы с карты мира.

Правда, было одно обстоятельство, морально мешавшее англичанам атаковать Орлеан. Дело в том, что этот город входил во владения герцога Орлеанского. А сей герцог  находился во владении англичан. В плену он у них был. Для рыцаря же, нападать на владения пленника было делом бесчестным.

Однако политическая и экономическая ситуация в Англии сложилась такая, что вопросы чести волей-неволей отошли на второй план.

Было принято решение атаковать Орлеан.и, тем самым одержать окончательную победу..

План кампании герцог Бетфордский доложил парламенту и депутаты, скрепя сердце утвердили его финансирование.

Правда парламент настоял, чтобы армию, направляемую на Орлеан, возглавил не граф Уорик – знатный человек на малодаровитый командир, а молодой, но талантливый и решительный военачальник сэр Томас Солсбери.

Герцога Бетфордского больше бы устроил граф Уорик во главе. Поручать армию Солсбери он считал опасным…для себя в первую очередь. Герцог не очень ладил с восходящей звездой английской политики Томасом Солсбери. Дать своему политическому противнику возможность снискать великую и вечную славу человека поставившего победную точку в войне не входило в планы герцога Бетфорда.

А в том, что Солсбери без проблем овладеет Орлеаном, герцог Бетфорд ни секунды не сомневался. Впрочем, в этом не сомневался никто из англичан.

Однако своё нелюбие к Солсбери регенту пришлось отложить. Парламент хочет именно Солсбери видеть во главе армии, а Англия это не та страна, где можно перечить парламенту.

Томас Солсбери получил командование и право набрать армию.

( Томас Солсбери)

24 марта 1428 года между парламентом, регентом и сэром Томасом Солсбери был подписан контракт командующего, по которому Солсбери получил право нанять на Британских островах 6 рыцарей, 554 пеших тяжёлых латника и полторы тысячи лучников с правом, если будет на то его желание, нанять вместо одного пехотинца троих лучников, если только это не повлечёт дополнительные расходы казны.

Этот корпус поступал под начало сэра Солсбери на год, считая от 30 июня 1428 года.

Фактически набрать получилось несколько меньшее количество людей. Так, что Солсбери отбыл на материк, имея всего около полторы тысячи воинов.

Несмотря на то, что парламент утвердил финансирование, деньги поступали скудно. Пришлось обратиться к ростовщикам. Причём сам регент герцог Бетфорд был вынужден заложить ростовщикам  свою золотую и серебряную посуду, а, так же, драгоценности.

Высадившись в начале июля в Нормандии, Томас Солсбери, с присущей ему энергией принялся решать кадровую и финансовую проблемы за счёт французских владений Англии.

Из местного парламента – Генеральных Штатов было выбито разрешение на сбор дополнительного налога в общем размере 60 тысяч ливров.

Потом, почему то, сэру Солсбери показалось этого мало и он снова обратился к Генеральным Штатам.

Те оказались значительно сговорчивей английского парламента и ввели новый дополнительный сбор, давший англичанам ещё 180 тысяч ливров. Этими двумя дополнительными сборами города севера Франции были буквально ограблены.

После чего сэр Солсбери счёл финансовый вопрос временно закрытым.

Ну, а, имея деньги, он без труда решил и вопрос с доукомплектованием армии. Здесь же в Нормандии он нанял дополнительно пятьсот пеших латников и две тысячи лучников.

Затем он выступает в Париж. Разбив базовый лагерь несколько южнее города, Солсбери производит ещё один набор войск. На этот раз уже среди этнических французов.

Доведя к августу общее количество личного состава примерно до десяти тысяч бойцов, сэр Солсбери объявляет всем, что выступает на…Анжу.

Это совсем не Орлеан. Это гораздо западней.

Так Солсбери пытался ввести противника в заблуждение. Дело в том, что и на Орлеан и на Анжу из Парижа сначала надо было двигаться на юг по одной и той же дороге. Английский командующий решил оставлять орлеанцев как можно дольше в блаженном неведении.

Но это ему не удалось. То ли разведка сработала, то ли в Орлеане такие прозорливцы сидели, то ли ещё, что, но англичане ещё от Парижа не отошли, а в Орлеане всем уже было точно известно: не на Анжу, а на них пойдёт Солсбери.

И город начал изо всех сил готовиться к битве.

Отметим с симпатией: для начала активной работы Орлеан совсем не ждал указов от дофина-батюшки или прибытия каких нибудь воевод государев. Благодаря широкому местному самоуправлению жители Орлеана обладали достаточной гражданской сознательностью, чтобы решать многие вопросы самостоятельно.

И они решают. Срочно и в больших количествах закупаются зерно, свиньи, скот, рыба. Всё это складируется, коптиться, засаливается, вялится, сушиться.

Жители города обновляют укрепления. Углубляют рвы. Укрепляют бойницы и навесы над городскими стенами, для защиты бойцов.

В городе срочно организовано производство зарядов для артиллерии. Так же срочно за пятьсот ливров золотом было закуплено 25 тысяч стрел с наконечниками для арбалетов и 50 тысяч стрел с наконечниками для луков. Кстати этого оказалось мало и позднее, уже в разгар осады город докупает ещё примерно такое количество стрел.

Для защиты стен город из своих жителей формирует ополчение в количестве пяти тысяч человек.

Командовать ополчением город поручает Раулю де Гокуру – городскому бальи. Сей пост в средневековой Франции означал королевского наместника в городе.

Гокур разделил стены на шесть участков обороны, закрепив за каждым отрядом ополчения определённый участок.

Кроме того, из мужчин, не попавших в ополчение, де Гокур сформировал пять ремонтных команд, обязанных чинить укрепления, тушить пожары, бороться с подкопами и самим вести подкопы.

Женщинам и подросткам  было вменено в обязанность доставлять на стены всё необходимое воинам и заботиться о раненых.

Гонцы с просьбой о помощи направлены в соседние города и оттуда так же приходят отряды горожан-добровольцев.

Но защищать стены это полдела. Нужно ещё ходить на вылазки, биться на подходах к городу, контратаковать. То есть драться вне стен. А для битвы в поле городское ополчение малопригодно.

Но других то бойцов в Орлеане нет. Дело в том, что Орлеан, как и многие другие города Франции в качестве муниципальной привилегии выбил себе у королевской власти право не содержать французскую армию.

Право это Орлеан получил ещё до начала Столетней войны и до сих пор, всю войну, с большим удовольствием этим правом пользовался ни давая ни гроша денег и ни булки хлеба французской армии.

Теперь вдруг выяснилось, что армия всё же нужна.

Орлеан тут же шлёт гонцов к дофину Карлу с просьбой послать в город профессиональных воинов, а город, так и быть, будет их содержать.

Кроме этого городской муниципалитет сам приступил к поиску , выражаясь современным языком «полевых командиров» с их отрядами, что в изобилии расплодились тогда во Франции.

Условия найма были такие. Город выделяет ежедневно определённое количество пищи на бойцов, а так же платит 4 ливра в месяц латнику и 9 ливров в месяц стрелку.

Желающие нашлись быстро и в город потянулись наёмные отряды хорошо подготовленных головорезов всех наций и мастей.

Уже к лету общее количество наёмников составило около трёх тысяч человек.

Вскоре в город прибыли и королевские войска. Их возглавлял незаконнорожденный брат дофина Жан де Дюнуа с отрядом тяжёлых всадников и с пешим войском из шотландских стрелков и итальянских арбалетчиков.

Причём дофин, прекрасно понимая всю значимость Орлеана обещал позднее выслать ещё войска. И, как увидим, не обманул. Подкрепления он нанимал и посылал в Орлеан регулярно.

С момента прибытия Жан де Дюнуа стал считаться командующим обороной Орлеана. Но был он таковым лишь формально. Гарнизон Орлеана вообще никому особо не подчинялся. Он состоял из отдельных отрядов, подчиняющихся своим полевым командирам. Всего таковых было пятнадцать. Чтобы организовать , что то совместное, вылазку например, Дюнуа приходилось отдельно уговаривать каждого командира.

Возможно, а вернее, очевидно, что такая странная система управления сильно способствовала тому, что во время Орлеанской компании имея, на протяжении большей её части, численный перевес над противником французы терпели поражение за поражением. У англичан то командующий был отнюдь не формальный, а, как и положено, единственный и полновластный.

И действовал этот командующий так. Выступив из Парижа в конце августа, англичане к началу сентября достигли бассейна Луары западней Орлеана.

Там они повернули на восток и начали захватывать один французский город за другим, обеспечивая себе тыл и фланг в предстоящем решающем сражении за Орлеан.

5 сентября пал Жанвиль, далее были взяты Божанси. В конце сентября англичане овладели Рошфором. Последней преградой на пути к Орлеану по вдоль Луары оставался город Менг.

Однако горожане Менга меньше всего на свете склонны были служить кому либо преградой. Они сдались на милость победителю. Вместе с городом в руки ликующего Солсбери  попадает и удобный мост через Луару. Теперь английский командующий получил возможность наступать по обоим берегам реки.

Он не замедлил этим воспользоваться. Часть англичан перебирается на другой берег и начинает продвижение по нему.

1 октября они овладели городом Клери. Городок этот был невелик и стратегической роли не играл вовсе. Зато он был знаменитым на весь юг Франции религиозным центром.

В  соборе Нотр-Дам де Клери находилось множество священных реликвий и останков месточтимых святых. Паломники стекались туда со всей Южной Франции, оставляя в казне собора немалые деньги.

Словом это был очень богатый собор. Сэр Солсбери не замедлил убедиться в этом лично, прибыв в Клери. Осмотрев убранство собора и его казну, английский командующий тут же ощутил острую нехватку средств на войну и, не моргнув глазом, разграбил собор до нитки.

Надо сказать, это происшествие потрясло всю Францию.

 

А, что же в Орлеане? Когда англичане, повернув на восток, двинулись по Луаре на Орлеан, даже у самых скептически настроенных орлеанцев исчезли последние сомнения. Теперь уже все ясно увидели: час Орлеана пробил!

С этого момента орлеанцы приступают к тщательному уничтожению всех строений в окрестностях города. Это делалось для того, чтобы англичане не нашли стройматериалов для осадных работ и жилья на зимний период.

Были уничтожены все селения, а так же церковь и монастырь францисканцев.

12 октября 1429 года жителей Орлеана разбудил набат. Дозорные заметили на левом, южном берегу передовые отряды англичан.

Вообще то орлеанцы не ждали, что враг приступит к городу сразу с юга. Но отреагировали быстро. Специальные отряды вышли из города и полностью разрушили южное предместье Орлеана -  Портеро.

Однако вскоре разведка сообщила, что основные силы англичан по прежнему надвигаются на город по правому берегу. И они уже в полупереходе от Орлеана.

В связи с этим решено было встретить противника на дальних подступах к городу. Ну не то, чтобы совсем на дальних, а на такой дистанции, чтобы его артиллерия до города не добивала.

 

По правому берегу Луары, в километре западнее Орлеана есть холмистый гребень высотой полтора километра. Он назывался «Гора Сен Лоран». Этот гребень господствует над всем правобережьем у Орлеана.

Именно на этом гребне французы заняли оборону.

К вечеру 12 октября англичане походят к городу по правому берегу и сходу атакуют гору Сен Лоран. После ожесточённого боя французы были сбиты с высоты и отошли в Орлеан.

И господствующая над всей местностью возвышенность в первый же день осады оказалась в руках англичан. Они установили на горе пушки и приступили к обстрелу. В Орлеан полетели шестидесяти килограммовые каменные ядра

 

Так 12 октября 1428 года первые выстрелы английских бомбард по городу возвестили о начале осады Орлеана.

Хроники Орлеана,, педантично записывающие его историю по дням сохранили имя и первой гражданской жертвы осады. Это была женщина по имени Бель жившая в районе под названием Шенно. Её убило ядром.

Но Солсбери вовсе не собирался брать город измором. Надвигающаяся зима обещала быстрей выморить англичан чем французов. Так, что в планах английского командующего был штурм после соответствующей подготовки.

Неделю Солсбери потратил на осмотр городских укреплений, после чего пришёл к выводу, что Турель есть ключ к Орлеану.

Забегая вперёд, скажем, что Жанне, чтобы придти к тому же самому выводу понадобился всего один день.

Но как бы там ни было, а 17 октября, устроив мост из обозных телег, англичане переправляют значительные силы с правого на левый берег Луары и вступают в разорённый Портеро. Теперь Турель прямо перед ними.

С этого же дня, обстрелы Орлеана становятся ежедневными. Очевидно, к городу подтянулись все английские тяжёлые бомбарды.

 

Каменные стены Турели прикрыты от ядер противника высоким валом. За ним же и большая часть защитников форта.

Следовательно, прежде чем брать саму Турель необходимо овладеть валом. И Солсбери командует атаку. 21 октября англичане, изготовив достаточное количество штурмовых лестниц, бросаются брать вал.

Но тщетно.

После яростной рукопашной схватки англичане были отброшены, потеряв 240 человек. Тогда англичане отказываются от лобового штурма и начинают минные работы.

 

Потратив два дня на подведение подземных ходов к валу 23 октября, они закладывают под него взрывчатку и разносят это укрепление на камешки.

Французы отступают в саму цитадель. Англичане подтягивают артиллерию и начинают массированный обстрел Турели.

В ночь с 23 на 24 октября, не выдержав непрерывного обстрела тяжёлых бомбард, французы, понеся тяжёлые потери, оставили Турель и ушли в город.

Таким образом, всего лишь за десять дней боев англичане овладели всеми опорными пунктами французов вне города, загнав их за городские стены.

Блестящий результат! Сэр Солсбери имел все основания гордиться собой и своей армией.

Да и широкий каменный мост через Луару теперь, после взятия Турели, считай, что в английских руках.

Чего же ещё надо для успешного штурма? Да ничего!

24 октября было воскресенье. Воевать в такой день грешно, да и небольшую передышку перед решающим штурмом устроить надо.

В этот день сэр Солсбэри решил осмотреть захваченную Турель, а заодно и полюбоваться с её стен прекрасными видами Орлеана. Он оттуда - как на ладони.

И вот в сопровождении командира нормандской конницы и инженерных отрядов, руководившего штурмом Турели Вильяма Гласдейла сэр Солсбери изволил проследовать на Турель.

А там благодать. Солнышко осеннее светит. Птички поют. Тишина вокруг, только в Орлеане колокола звонят, призывают горожан к воскресной мессе.

И вдруг, на стене Орлеана одинокая вспышка, грохот, свист ядра и сэр Солсбэри падает на пол. Теперь у него только полголовы.

Вторая половина снесена начисто одним разъединственным ядром выпущенным в тот день с городских стен. Ну бывает же такое!

Кто был этот снайпер, спасший Орлеан? «Хроники Орлеана» рассказывают следующее.

В тот день все добропорядочные верующие горожане (а в такой ситуации верующими становится именно, что все) собрались в многочисленных церквях Орлеана, молясь о спасении своего города от захватчиков. На стенах остались только очень немногочисленные часовые.

Если то, что произошло дальше и есть ответ на молитвы орлеанцев, то стоит заметить, что у Господа нашего изрядное чувство юмора.

Внезапно один из часовых почувствовал острое желание сходить «по большому». Не в силах ему сопротивляться, отважный страж, плюнул на караульный устав и помчался в ближайшую башню, где имелось отхожее место. Достигнув сей земли обетованной и приступив к делу наш караульщик вдруг услышал, прямо под ухом из за стенки, грохот пушечного выстрела. Подскочив и даже не надев штаны, часовой вылетел из башни и увидел в клубах порохового дыма как от ближайшей пушки опрометью убегает какой- то мальчишка.

Вот так внезапная диарея часового и какой-то орлеанский сорванец-гаврош на паях ухлопали сэра Солсбери, лишили английскую армию командующего, английского регента Бэтфорта опасного политического противника и избавили Орлеан от штурма.

 

А уже на следующий день в Орлеан прибыло сильное подкрепление, посланное из Шинона дофином Карлом. Это были гасконцы во главе с Ля Гиром и шотландские стрелки. Общая обстановка для французов резко улучшилась.

                                                                                        ( Продолжение следует)

 

Жанна де Арк: Ведьма Христова. Глава 8.

 

Возвращение Жанны в Шинон можно смело назвать триумфальным шествием. И по дороге и в самом Шиноне за ней следовали огромные толпы народа, стекающегося отовсюду, чтобы хоть краем глаза взглянуть на долгожданную Деву Спасительницу.

Люди издавали громкие радостные крики при виде Жанны, плакали и смеялись одновременно, старались коснуться хоть краешка её одежды.

А в самом замке дофина Жанну ждала торжественная встреча в тронном зале. Именно тогда, а не при первом её появлении.

Ибо теперь в замок прибыла не невесть откуда взявшаяся то ли пастушка, то ли бродяжка, а, по однозначному свеженькому заключению виднейших теологов, посланница Божья.

Такие, не то, что в Шиноне, а и  на Земле то появляются нечасто, поэтому можно представить какой ажиотаж творился в тот день при дворе.

Вообщем огромный зал сиял огнями свечей, а также  бесчисленными бриллиантами и золотыми украшениями, надетыми на не менее блистательных и сиятельных паразитов, то есть, пардон, на  родовитых и благородных дворян.

Вот тут то и произошла сцена, очень сильно похожая на ту, которую легенды помещают в самый первый приезд Жанны в Шинон.

При входе в зал Жанна повела себя крайне не вежливо. Не утруждая себя разглядыванием высокосановитой толпы и не утруждаясь ответом на приветствия, она быстро и уверено направилась к дофину.

 

Тогда то и состоялся тот знаменитый разговор Жанны с дофином, с глазу на глаз. Хотя и его традиция относит к их первой встречи, но заслуживающий всякого уважения источник «Хроники царствования Карла Седьмого» написанный очевидцем событий, секретарём Карла – Жаном Шартье однозначно относит это событие именно во вторую встречу Девы и дофина

Жанна уединилась с дофином. Они долго не появлялись. А когда появились, то все присутствующие были поражены видом дофина. Он выглядел таким восторженным, таким счастливым и даже несколько очумелым, каким его никто и никогда не видел.

Некоторым даже показалось, что дофин окружён густым сиянием.

 

«Король был полон радости, как будто на него снизошёл святой дух» вспоминает Шартье.

 

Что же сказала Жанна дофину?

Об этом написано много. Очень много. В некоторых источниках указывается, что Жанна представила дофину неопровержимые доказательства, что он законный королевский сын, а не нагулян своей распутной матерью, где то на стороне.

Ведь мы помним - убеждение в том, что Карл незаконнорожденный было так сильно, что даже сам Карл часто сомневался - королевский ли он сын.

Другие источники утверждают, что Жанна поведала дофину тайную молитву самого дофина. Он, дескать, произносил эту молитву всегда молча, поэтому слышать её никто кроме Бога не мог. И вот Жанна эту самую молитву дофину и пересказала! Тут уверуешь.

А молитва эта была вот какая: дофин просил Бога, если он и правда сын короля, то ниспослать ему помощь, а если всё же Карл незаконнорожденный и прав на престол не имеет, то даровать ему надёжное убежище и защиту от гибели или плена.

В некоторых источниках говорится даже, что Жанна передала дофину какие то два кольца и это было крайне важно для него.

 

Вообщем, как и положено, в источниках мы слышим некоторое разноголосие. И всё бы ничего, но вот какая деталь: чем дальше по времени от этой таинственной встречи  источник, тем больше и больше подробностей он указывает. А чем ближе – тем меньше.

 

Ну, а как же современные источники? А они вообще молчат. Про сам факт встречи рассказывают, а вот про то, что там Жанна дофину рассказала, чем его так сильно осчастливила – ни звука.

Вот тот же Шартье, очевидец события так и пишет:

«Никто не знает, что она ему сказала»

 

Ну, а откуда бы кому то это знать, если разговаривали Жанна с дофином с глазу на глаз. Так, что про содержания этого разговора только они двое и знали.

Интересно послушать, что эта парочка нам расскажет о разговоре.

 

Итак, король Карл на склоне лет как то обмолвился:

 

«Она рассказала мне то, что не мог знать ни один смертный»

 

Всё. Больше он никому и ничего про тот разговор не рассказывал.

Теперь слово Жанне. Про разговор с дофином её тщательно расспрашивали на Руанском процессе. И вот чего добились. Вот ответы Жанна своим судьям:

 

« Голоса мне велели сказать о неких вещах королю, а не вам…

  Откровения, которые мне были, касаются короля Франции, а не вас…

  Что же до откровений, которые относятся к королю, я ничего не скажу вам…

  Я вам всё время повторяю, что этого вы не вырвете из моих уст. И, если честно, то вы мне изрядно надоели. Спросите у короля сами…

Я обещала крепко хранить этот секрет и поэтому не скажу ничего. Я обещала это тому и в таком месте, что не могу ничего рассказывать без клятвопреступления…»

 

Ну, что ж. Полагаю - вопрос закрыт. Содержание разговора было известно только двоим и они оба унесли эту тайну в могилу. Мы не узнаем её никогда.

 А фантазировать не будем, так как пишем, всё же не художественное произведение, где подобные вымыслы могут быть уместны.

Но как бы то ни было, а услышанное от Жанны явно перевернуло сознание дофина. Если у него ещё и были сомнения, то теперь они отпали. Он решает – дать Жанне армию и направить её в Орлеан.

Правда армию ещё надо собрать. Нагрести по сусекам, так сказать. В этом большую помощь оказывают двое: ля Гир и тёща дофина Иоланта Арагонская. Первый отвечал за найм гасконцев, вторая договорилась об арагонским наёмниках.

Так, что, по правде сказать, в том войске, что Жанна повела спасать Францию, первоначально самих французов то почти не было.

Пока собирают эту гасконско-арагонскую армию, Жанна вооружается сама. Кстати, она вообще уехала из Шинона и, с какой то целью, обосновалась в городе Тур. Может быть это потому, что город Тур ближе к Блуа, в котором был назначен сбор армии. А может и ещё какие то причины, нам неведомые, были.

Там же в Туре ей изготавливают доспехи. И какие! Их заказали у лучшего французского мастера мэтра Бернара. Обошлось это казне в сто ливров золотом. Один ливр – примерно девять грамм, так, что, как нетрудно подсчитать, за доспех было заплачено почти килограмм золота.

 

Кроме того, сам доспех был полностью покрыт слоем серебра. На это понадобилось 10 фунтов – почти пять килограммов (!!!) серебра.

Говорят, что серебро дал Жиль де Ре. Ну, что ж- в это можно поверить.

 

Жанне изготавливают два знамени. Одно представляло из себя большое полотнище с золотыми лилиями на белом фоне. На нём же были выткано изображение Иисуса Христа с двумя ангелами и надпись «Иисус-Мария»

 

Вторым знаменем Жанны был небольшой личный штандарт, как и положено главнокомандующему. Он тоже был белого цвета. На нём была выткана радуга.

 

Тут, полагаю, будет уместно сделать небольшое, но забавное отступление. Дело в том, что знамя Жанны и её штандарт как то всё не желают помещаться в российскую публицистику о ней.

В советское время не устраивала надпись «Иисус-Мария» и мне доводилось читать работу, где автор пишет, что под изображением Христа на знамени Жанны была надпись «Мир». Спасибо, что не «Миру-мир»

А в наше время «Иисус-Мария» самое то, но уже не всех устраивает личный штандарт Жанны с изображением радуги.

Очевидно, боясь обвинений в пропаганде сами знаете чего, некоторые публицисты помещают на штандарт вместо радуги голубей и ангелов.

Успокойтесь, господа, движения ЛГ….забыл какие там дальше буквы, в те времена ещё не было, равно как и голубей на личном штандарте Жанны.

А была там радуга. На белом фоне. Что в те времена означало завет между богом и людьми.

Оба полотнища изготовил тоже не абы , кто, а знаменитый шотландский мастер Джеймс Пауер. Он получил за работу 25 ливров ( двести пятьдесят грамм золота)

 

Теперь нужно и оружие. И тут Жанна говорит, что меч, предназначенный ей, выкован уже давно. И сейчас он находится в городе Фьербуа, в аббатстве святой Екатерины, закопан в церкви под алтарём.

Словам Жанны тогда уже все верят как святому писанию, поэтому, без тени сомнения убирают алтарь, раскапывают землю и….находят , хоть и покрытый ржавчиной, но ещё очень крепкий меч. И видно, что он очень древний. На лезвии – пять крестов.

 

Жанна утверждала, что про меч рассказали её голоса. Со святой спорить – грех и мы спорить не будем. Просто вспомним, что именно в этом аббатстве Жанна, зачем то останавливалась месяц назад на несколько дней, когда в первый раз ехала в Шинон.

 

Получив вооружение, Жанна выезжает в Блуа, куда к концу апреля уже стягиваются подчинённые ей дофином отряды.

 

Получилось ли это случайно или так Жанна и запланировала, но вот этими, вроде необязательными переездами из Шинона в Тур, из Тура в Фьербуа, из в Фьербуа в Блуа, она уже прошла половину пути до Орлеана.

Если бы она прямо из Шинона выступила с войском то это наверняка привлекло бы внимание англичан. А так…вроде туда поехала, туда переехала, потом раз и она уже с армией в двух переходах от Орлеана.

 

Сколько же было бойцов тогда у Жанны? Сама она называет цифру в десять-двенадцать тысяч.

Историки, исследовав документы, указывают, что непосредственно воинов было не более четырёх тысяч. В основном это были гасконские и арагонские наёмники.

Но с Жанной был ещё очень большой обоз с продовольствием для Орлеана. В нём было четыреста коров и быков, а так же более пяти тысяч телег с провизией.

Вот, если с обозниками, то тогда десять-двенадцать тысяч и получается.

У Жанны уже свой походный то ли штаб, то ли двор. В нём несколько пажей для услуг, четыре секретаря для переписки, два герольда, чтобы объявлять волю Девы, старые соратники Жанны по переходу из Лотаригнии в Шинон, духовник Жанны, монах – доминиканец Жан Паскерель.

Ещё в Труа Жиль де Ре, понимая, что в грядущих боях ни он, ни Алансон ни ля Гир не смогут постоянно быть прямо рядом с Жанной, подобрал ей телохранителя.

Им стал опытнейший воин, прошедший много стычек и битв Жан де Олон. Этот головорез очень привязался к Жанне и отныне не оставляя её никогда. Он был рядом с нею во всех битвах, штурмах и вылазках.

Они даже вместе в плен к бургундцам попали. Только Жанну предали и продали англичанам, а де Олон сумел бежать, вместе с де Ре пытался освободить Жанну.

Уже в старости, занимая должность наместника одной из южнофранцузских провинций, Жан де Олон написал очень интересные мемуары про Жанну.

 

27 апреля 1429 года армия Жанны выступила из Блуа. Впереди их ждал осаждённый Орлеан

                                                                     (Продолжение следует)

Жанна де Арк: Ведьма Христова. Глава 7

 

Пока ликующая от победы над богословами, но всё же очень расстроенная длительной задержкой, Жанна едет обратно  в Шинон, куда дофин со всем двором недавно вернулись, у нас с вами  есть немного времени, чтобы поговорить о нескольких интересных вещах.

 

Сначала я хочу рассказать вам об одном крайне загадочном обстоятельстве, связанным с той самой комиссией, за работой которой мы с вами только, что наблюдали.

Дело в том, что вот те цитаты, которые приведены в тексте, они взяты историками не из протоколов заседаний этой комиссии.

Нет, они дошли до нас в «Хронике Девы», а туда попали по рассказам, уже известного нам, Сегена де Сегена.

 

А где же подлинники, или хотя бы копии материалов комиссии?

Их нет. Вообще нет. Ни подлинников, ни копий. Ни латинских «чистовиков» ни французских «черновиков»

 

Все они, все до последнего листика были уничтожены. И это уникальный факт в истории Жанны!

 Огромный массив документов про Жанну благополучно дожил до наших времён, а эти протоколы…знаете, они ведь даже Жанну не пережили.

Документы комиссии Пуатье - единственные из документов, касающихся этой девушки, которые были умышлено и очень тщательно уничтожены уже её современниками.

 

Когда в 1455 году начался реабилитационный процесс Жанны, судьи крайне заинтересовались протоколами комиссии Пуатье, «Книгой Пуатье» как называли их все. Ещё бы, такое название этим протоколам дала никто иная как сама Жанна Дева!

 

И вот именно тогда и было установлено следующее.

 В январе 1431 года, при дворе короля Франции Карла стало известно, что на Руанском процессе Жанна несколько раз отказалась отвечать на вопросы, говоря, что про это она уже рассказывала и её ответы записаны в  « Книге Пуатье». Это, почему то, вызвало тревогу при дворе. И епископ Реймсский, бывший председатель этой комиссии де Шартр, мчится в Пуатье и лично уничтожает, все до единого листика,  материалы комиссии.

Зачем? Ясно, что де Шартр испугался, что «Книга Пуатье» попадёт в руки англичан и их французских сторонников.

Раньше то враги не знали вообще о существовании столь ценных для них документов. Теперь знают. Как же сохранить документы?

Запереть на сто замков? Закопать? Спрятать в хитрых тайниках?

Нет, все эти варианты не дают стопроцентной гарантии того, что враг не дотянется до них. Пока документы вообще физически существует – всегда существует и возможность попадания их не в те руки.

И только огонь может спрятать их навсегда. Его и выбрал де Шартр.

Но почему он не хотел допустить даже ничтожной возможности попадания «Книги Пуатье» в руки англичан? Что там было такого, что, будучи обнародовано, стало бы большой опасностью как для самого епископа, так и для короля Франции Карла?

Этого мы уже не узнаем никогда.

 

Ещё одна тайна Жанны – её привязанность к мужской одежде. Надо сказать, что комиссию Пуатье, перед которой Жанна представала тоже в мужском наряде, этот факт изрядно смутил.

В Библии же однозначный запрет одеваться в одежду противоположного пола.

«На женщине не должно быть мужской одежды, и мужчина не должен одеваться в женское платье, ибо мерзок пред Господом, Богом твоим, всякий, делающий сие» 

(Второзаконие 22 - 5)

 

Ну и как тут быть почтеннейшим богословам? Нарушение библейских правил здесь настолько показное и явное, что глаза на это закрыть никак невозможно.

 

Отцы-богословы не сочли возможным, в данном случае, как то иначе перетолковывать Библию. Вместо этого, они двинули в бой свой «второй эшелон» , гражданских юристов – членов комиссии.

Один из них мэтр Жан Жерсон легко расколол этот орешек

«Ни королевское право, ни мораль не запрещают нашей Деве носить одежду мужчины и воина, поскольку она делает мужскую работу и сама является воином»

 

Согласимся с мэтром Жерсоном в том, что французское светское право той поры формально не запрещало Жанне носить мужскую одежду.

Охотно согласимся и с тем, что мораль этого тоже не запрещала. Вернее, мораль тогдашнего высшего света. Она, мораль эта, вообще, особенно при дворе, и не такое разрешала.

 

А вот насчёт того, что Жанна носит мужскую одежду потому, что это диктует род её деятельности – война, согласимся не полностью.

Слов нет – воевать удобней в мужской одежде. Но Жанна то носит мужскую одежду не только в походе, но и вообще всегда и везде.

И при дворе и, вот, на комиссии.

Как Жанна в Меце в мужской костюм переоделась, так никогда уже в женское и не одевалась. Исключением стал очень краткий период её плена, когда он после своего покаяния переоделась в женское, но уже через день вновь надела мужскую одежду и уже не снимала её до самого костра.

 

 

Ясно видно, что мужской костюм для Жанны гораздо большее, чем просто удобная одежда. Насколько огромное значение имело для неё, носить мужское, хорошо показывает такой факт.

В 1431 году плененной Жанне на судебном процессе в Руане ,  было сказано, что если она переменит мужской костюм на женский, то её допустят до мессы и причастия.

Жанна ревностная христианка! Причастия для христианина это самая центральная часть веры. Лишение причастия – тягчайшее наказание для христианина. И Жанна очень страдает без причастия, Жанна постоянно просит, чтобы её допустили до причастия.

И вот ей предоставляют шанс причаститься. И надо лишь, всего навсего, переодеться в одежду своего пола. И, что же Жанна? Она отказывается!

Понимаете?

Для этой ревностной христианки, для этой девушки, которая верит в Бога так как, наверно, только апостолы до неё верили, лишиться мужской одежды страшнее, чем лишиться причастия!!!.

Такое пристрастие к мужской одежде не могло не заинтересовать окружающих. Например, суд в Руане с первых же дней своей работы уделил этому пристальнейшее внимание. Но не особо много от Жанны добился.

Сначала она сказала, что мужскую одежду ей повелел надеть Бог и его ангелы. Вот, что по этому поводу сказано в протоколе:

 «Названная женщина утверждает, что она надела, носила и продолжает носить мужской костюм по приказу и по воле Бога. Она заявила, что Господу Богу было угодно, чтобы она надела короткий плащ, шапку, куртку и штаны со множеством шнурков, а её волосы были коротко подстрижены над ушами и, чтобы она не имела на своём теле ничего, что говорило бы о её женском поле, кроме того, что дано ей природой»

 

А потом Жанна вообще продемонстрировала полное нежелание разговаривать на эту тему.

Ну, судите сами, вот отрывок из протокола от 3 марта 1431 года

 

« - Когда ты явилась к королю, он не спрашивал тебя, было ли тебе откровение, которое заставило тебя переменить женскую одежду на мужскую?

  - Я уже вам на это отвечала. Я не помню спрашивал ли он меня об этом

  - А те магистры, что в течении трёх недель или целого месяца экзаменовали тебя в Пуатье, они не расспрашивали о перемене одежды?

  - Не помню

  - А они не спросили тебя, надела ли ты его по приказу твоих голосов?

  - Не помню

  - А когда ты в первый раз явилась к королеве, расспрашивала ли она тебя о перемене одежды?

  - Не помню

  - А твой король, королева, твои сторонники никогда не просили тебя переодеться в женское платье?

  - Это не относится к вашему процессу

  - Если ты переменила своё платье на мужской костюм по божественному откровению, то чей голос передал тебе его: святой Михаила, святой Екатерины или святой Маргариты?

  - Это не ваше дело. Больше вы от меня ничего не услышите»

 

 

В чём тут дело? Конечно, у нас нет ни малейшей возможности узнать истинные мысли Жанны по этому поводу и, тем самым, поставить окончательную точку в этом вопросе. Но предположить, то мы можем. И вот, что предположим.

 

Мужской костюм  был для Жанны не просто удобной одеждой. Он был частью, кем-то тщательно продуманного «имиджа» Жанны. Он был особым и неповторимым одеянием Девы, её отличительным признаком.

Дева, посланница Божья должна же чем-то отличаться от остальных людей? Вот она и отличилась. Причём очень ярко и дерзко.

 

В Средние Века по одежке не только встречали, но и общались и провожали. Костюм средневекового человека был неотъемлемой принадлежностью его социального статуса и характеристикой, содержащей о человеке достаточно полную информацию.

Дворянин никогда бы не оделся как простолюдин, а простолюдин не имел права, да и возможности, одеться в платье дворянского покроя.

Абсолютно безразличное к национальным различиям, Средневековье огромное значение придавало личному статусу человека и крайне придирчиво относилось к внешним признакам этого статуса.

Мужской костюм на женщине не был признаком никакого статуса. Надев его, Жанна решительно и полностью выводила себя далеко за пределы системы социальных координат Средневекового общества. Она подчёркнуто ставила себя вне общества.

В мужском костюме она не крестьянка и не дворянка, не воин и не монах.

Она – Дева, посланница Божья!

 То есть существо уникальное с уникальной общественной функцией. И поэтому она не связана ни с одним классом, ни с одной группы общества.

Посланница Божья вне общества и не связана ни его законами, ни его моралью.

Мужской костюм как раз и выражал эту уникальность, подчёркивал единственность и неповторимость Жанны.

Вот, что значил мужской костюм для Жанны, а не просто удобную для похода одежду. И снять его, означало для неё перестать быть посланницей Бога, перестать быть Девой.

А это для Жанны было невозможно. Однажды побывав в роли Божьей посланницы (а может и, как дальше увидим, и кем то большим себя возомнив) Жанна уже не могла быть больше никем. Это было бы для неё невыносимо.

 

Есть ещё один вопрос, к которому нас подводит мужской наряд Жанны. А именно: с кого она брала пример, надевая мужское? Кто послужил ей образцом? Ответ на этот вопрос, не так давно разысканный французскими исследователями, столь интересен и даёт нам так много к пониманию Жанну, что стоит остановиться на нём.

Дело в том, что средневековый человек в своём поведении всегда стремился ориентироваться на уже существующие образцы. Даже когда он творил, что-то новое, он всегда старался отыскать нечто похожее «в старине».

Пусть это «похожее» было и вовсе, по сути своей, непохоже на то, что делал средневековый человек, но если внешне хоть чуть-чуть смахивало, то тут же притягивалось за уши как образец «из старины». Средневековое сознание оно вообще очень консервативно и привержено традиционным ценностям.

 

Значит и Жанна, надевая мужской костюм, имела какой-то авторитетный для неё образец. Разумеется, притянутый за уши, ибо так использовать и так высоко ценить мужской костюм, как делала это Жанна, никто до неё не делал.

Но всё же стоит поискать в историю женщину до Жанны, для чего то переодевавшуюся в мужское.

И вот тут возникал тупик. Ну кто мог служить образцом для Жанны? Только какая- то святая.

Жанна ведь была ревностной христианкой. Слышу возражения – какая же она христианка, если, как мы видим, мужской костюм для неё дороже причастия.

Отвечаю: всё равно христианка – ибо, как мы видим, мужской костюм и был для неё нечто вроде причастия. А так как она , в своём глубочайшем убеждении, была не рядовая христианка, а посланница Божья, то могла сама решать – в какой форме ей причащаться.

 

Значит образцом всё же послужила какая то святая. Какая?

Жанна числила среди своих небесных покровителей три святых сущности:

Архангела Михаил, но, согласитесь, он в данном случае за образец не подходит.

И двух святых женского пола: Екатерину и Маргариту.

Значит образец для Жанны где то среди них? Да, очевидно, что среди них.

Но дело всё в том, что ни Святая Екатерина ни Святая Маргарита Антиохийская никогда мужских платьев не надевали.

Вот так и возник тупик. И вопрос этот оставался открытым очень долго, пока не обратили внимание на женский состав небесных покровителей Девы. Какой-то он странный.

Ну, Святая Екатерина это ещё понятно, она считалась покровительницей пленных и раненых. Для воина подходящая покровительница. А вот Святая Маргарита. Она вообще-то покровительница рожениц.

С какой же стати Жанна её своей покровительницей числила? Конечно, Святая Маргарита была очень чтима среди женщин, но вот Жанне, согласимся, она была абсолютно бесполезна.

 

Так может это совсем не та Маргарита? Может Жанна то числила своей святой совсем не Маргариту Антиохийскую – покровительницу рожениц, а какую- то другую.

Её надо было разыскать, тем более, что у этой святой Маргариты по любому должна была быть особая примета – она носила мужской наряд.

И её, таки, отыскали! Правда называется она святая Пелагея. Под этим именем её и чтить Православная церковь. А Маргарита это вовсе не имя, а….. Но лучше я вам по порядку

(Маргарита в окружении любовников и святой Нонн, молящийся за неё)

 

Оная Пелагея проживала в Сирии в пятом веке. Она была очень красивой танцовщицей и вела крайне распутный образ жизни. Было дорогой куртизанкой.  «Маргарита» это не её имя, это её прозвище среди клиентов, означающее «жемчужина».

Вообщем жизнь у Пелагеи протекала очень весело, пока не вмешался некий ханжа епископ Нонн и не сбил молодую женщину с пути.

Своими проповедями о греховной жизни он так запутал и запугал бедняжку, что она решила стать монахиней.

Всё своё немалое богатство Пелагея, перед постригом, отдала епископу Нону. Вы будете удивлены, но епископ не присвоил его и даже церкви не дал. Со словами: «Пусть будет умно потрачено, худо собранное» он всё до нитки раздал нищим.

А Пелагея устроила себе келью где то в Иерусалиме и в мужской одежде, под именем инок Пелагий провела остаток жизни в строгом монашестве, в посте и покаянии. Жители окрестных мест очень чтили её за святой образ жизни. Правда, думали, что инок Пелагий – евнух. И только после смерти выяснилось, что инок Пелагий – это женщина.

 

В Православии, как уже выше говорилось, Пелагея, именно под своим именем, числиться Преподобной.

А вот в Католичестве….средневековая ортодоксальность католиков такую святую и знать не желала.

Но культ Маргариты (именно так, не под именем, а под прозвищем) возник и разросся среди рыцарских и монашеских Орденов во время Крестовых походов. Считалось, что она покровительствует воинам, ведущим «Святую» войну.

Она была, так скажем, «корпоративная» святая крестоносцев.

Такая-то святая покровительница действительно Жанне подходит! Ещё как подходит!

Вот только…в каком же Ордене Жанна  этот, сугубо корпоративный, культ то усвоила, а?

                                (Продолжение следует)

 

Жанна де Арк: Ведьма Христова. Глава 6

 

« - Веруешь ли ты в Бога?

   - Разумеется, и уж моя вера точно сильнее твоей

   - На каком языке говорили с тобой твои голоса?

   - Конечно это был французский язык. И он был куда лучше, чем твой»

 

Это Жанна отвечает на вопросы почтенного Гильома Эмери. Похоже, что к моменту этого диалога Жанне уже изрядно надоело то следствие,  в котором она была вынуждена участвовать, вместо того, чтобы начать уже бить англичан.

Впрочем, такой стиль общения: грубоватый, смелый, насмешливый вообще характерен для Жанны. Позднее, на суде в Руане, который и отправит её на костёр, Жанна будет разговаривать с судьями ещё более заносчиво.

 

В Пуатье Жанна жила в доме генерал-адвоката Жана Работо. Столь звучное название  должности, что он носил, можно на наш язык перевести как «главный юрисконсульт короля.»

 

Как видим, человек он был не из последних в королевстве и, значит, дом его был тоже не из последних домов в Пуатье.

Впрочем, для Жанны это не имеет значения. Она крайне неприхотлива в материальном отношении. Что её раздражает и выводит из себя так это длительная задержка в самом начале исполнения своей миссии.

Смирением эта девушка отнюдь не отличалась, так, что можно предположить, что окружающим доставалось от раздосадованной Жанны гораздо больше, чем донесли до нас строки исторических хроник.

 

 А комиссия не торопилась. Впрочем, в те времена, вообще торопиться не было принято. Правильным считалось делать всё не спеша, медленно и основательно. Жанна, со своей совсем не средневековой стремительностью в мыслях и делах, и тут выглядит крайне необычно. Чем ещё больше привлекает к себе внимание и ещё больше убеждает окружающих в своей несомненной связи со сверхъестественным.

Но вот, что это за сверхъестественное? Послана ли она Богом или кое-кем иным, тоже сверхъестественным.

Для людей Средневековья этот вопрос был крайне важным и спешить с его решением, тем паче, не полагалось. Никто и не спешит.

 

Свою работу комиссия начала с нового исследования физического состояния Жанны.

На этот раз «экспертная группа» была куда боле многочисленной и представительной чем в тот раз, в Шиноне.

Теперь её возглавляет сама Иоланна Арагонская – тёща дофина Карла. Кроме неё в комиссию входят опытнейшие акушерки и дамы из всех классов общества, известные своим благочестием.

 

Впрочем, результат был такой же как и в Шиноне. Исследовав всё со всей возможной тщательностью, женщины заявили, что Жанна абсолютно девственна и абсолютно здорова.

 

Тогда к делу приступили богословы. Стиль работы был такой: вся комиссия никогда целиком на свои заседания не собиралась. Просто каждый день несколько её членов приходили в дом генерала-адвоката и вели долгие беседы с Жанной.

 

Неоднократно они пытались поставить её в тупик своими замысловатыми вопросами, но ни разу  им это не удалось. Только ещё больше разозлили  девушку.

 

Однажды, все тот же злосчастный Гильом Эмери, имел неосторожность указать Жанне, что то, что она говорит, хоть вообщем то и верно, но вот всего этого нет ни в священном писании ни в богословских трудах.

Нарвался на ответ:

 

«В Книге Господа написано побольше, чем в ваших (выделено мной) писаниях»

 

« В ваших писаниях!». О как! А для Жанны, выходит, они не свои? У неё есть некая «Книга Господа», которую она ставит выше святого писания? Что же это за книга?

Вот и мэтр Эмери заинтересовался и спросил:

 

«-Что это за Книга Господа, о которой ты говоришь?

 - Она есть, но такие люди как ты никогда её не прочтут

 - Почему?

 - Потому, что задаёшь много вопросов»  отрезала Жанна и закончила разговор.

 

 

Надо сказать, что после этого комиссия оказалась в тупике.

В самом деле, люди на улицах чуть ли не молятся на Жанну, за неё же непрерывно ходатайствует двоюродной брат дофина герцог Алансонский, и наконец, сводный брат дофина, Денуа из осаждённого Орлеана шлёт комиссии одно грозное послание за другим, требуя, чтобы ему немедленно прислали Деву, иначе пропади всё пропадом.

А эта Дева, тем временем, уже успела наговорить вполне достаточно, чтобы её не в Орлеан, а на костёр послать как ведьму чистейшей воды и, вконец охамевшую еретичку.

Отвергнуть Святое Писание, хотя бы и косвенно, это вам не шуточки! Сжигали за куда как меньшие провинности.

Так, что же делать? Тут задумаешься.

Однако нет преград, какие бы не одолели изощрённые в догматике и демагогии умы богословов.

Вот и сейчас, они подумали и решили, что лучше всего будет – не обращать никакого внимания на эту «Книгу Господа», а решить, что Жанна ляпнула это в простоте душевной (ну крестьянка же, пастушка, что с неё взять) и продолжить работу с ней.

 

Поэтому больше никогда вопрос о «Книге Господа» не поднимался. Он и по сей день неясен, что ещё за «Книга Господа» и почему Жанне можно было её видеть, а столь просвещённым и уважаемым людям как мэтр Эмери – нет.

 

В другой раз Жанну решил допросить Сеген де Сеген. Вопрос задал очень хитрый:

 

«Ты утверждаешь, что Бог избрал тебя для того, чтобы избавить французский народ от бедствий. Но если этого хочет Бог, для чего же нужны солдаты?»

 

В этом вопросе – тончайшая и сложнейшая богословская проблема: соотношение божественного провидения и человеческой деятельности.

Чтобы дать на него ответ тем же Блаженному Августину и Фоме Аквинскому потребовалось написать тома богословских трудов, полных заковыристых доводов.

И посмотрите, как на это вопрос ответила Жанна

 

«Солдаты должны сражаться, тогда Бог пошлёт победу»

 

Одним кратким, и безукоризненным с догматической точки зрения ответом, семнадцатилетняя девушка делает ненужными все толстенные тома Августина и Фомы написанные по этому поводу!

Ну, как Жанной можно не восхищаться?!

Ей и восхищаются. Большинство явно, но есть и такие, что тайно.

Например – епископ Реймсский, канцлер Франции и председатель вот этой самой комиссии Реньо де Шартр.

Он, как председатель комиссии, должен, разумеется, соблюдать наружное беспристрастие, но на самом деле, он к этому моменту уже полностью перешёл на сторону Жанны.

 

Тому есть несколько причин. Ну во первых, как опытный придворный он видит, что Жанна популярна при дворе и любима дофином. Не пойдет же де Шартр против всего двора? С ума то он не сошёл.

Во вторых, земли Реймсского епископства, обширные и богатые практически полностью под властью англичан. И бедняга де Шартр ни гроша дохода со своих земель не получает.

Так, что он очень сильно заинтересован в войне. Разумеется – в войне победоносной.

А Жанна, понимает де Шартр, может принести победу. Он так решил, потому, что тоже почувствовал: «В этой девушке, что то есть». И это третья причина, по которой епископ Реймсский начинает Жанне симпатизировать.

Причём, так как речь идёт о возвращении очень больших доходов, епископа, наверно, уже и не особо интересует, от кого именно послана Жанна.

А хоть бы и от самого Сатаны, небось думает епископ, главное, чтобы помогла освободить мои земли.

 

Жанна тоже не сидит сложа руки. Она пытается обработать видных членов комиссии отдельно друг от друга. В неформальной, так сказать, обстановке.

 

С этой целью она налаживает контакт с отцом Алленом. Тем самым любимцем простого народа, законопослушного и не очень.

 

 

И в этом ей снова, в который раз, помогают доминиканцы. Секретарь отца Алена – молодой монах-доминиканец брат Том. Вот он то и помогает Жанне, однажды под покровом ночи, тайно покинуть дом генерал – адвоката и встретиться с отцом Аленом.

Подробности встречи нам неизвестны. Знаем только, что отец Ален поинтересовался у Жанны: часто ли она поститься. На, что та дала неопределённый ответ: она, дескать, вообще есть мало.

Похоже и этот ответ, и все последующие, полностью устроили отца Алена. С этой ночи он «лоббист» Жанны в комиссии.

 

На одном из последних заседаний, тот же Сеген де Сеген задаёт Жанне такой вопрос:

 

«Богу не будет угодно, чтобы мы поверили тебе, если ты не явишь нам некое знамение, показывающее, что тебе следует верить. Не можем же мы советовать королю доверить тебе армию, только на основании твоих же голословных утверждений»

 

Ответ доносит нам всю ярость, накопившуюся в Жанне за эти три недели бесконечных расспросов.

 

«Бог мой!» кричит она « Я приехала в Пуатье не фокусы вам показывать. Дайте мне войско. Пошлите в Орлеан. Там я явлю знамение того, кто послал меня»

 

Это был последний допрос. Дальше комиссии было уже невозможно тянуть с выводами.

 

Алансон вспоминает, что после завершения последнего заседания комиссии, они ужинали в комнате Жанны. Кроме самого Алансона и Жанны присутствовали Жиль де Ре и королевский конюший Гобер Тибо.

Жанна выглядела очень усталой и задумчивой. Она ела даже меньше чем обычно. На вопрос Алансона о причине её печали, Жанна сказала:

 

«Мне задавали так много вопросов и я должна была так много отвечать. Но, знайте, я могу сделать гораздо больше, чем рассказала им»

 

Королевский конюший тут же, и с воодушевлением воскликнул:

 

«Я верю тебе, Жанна»

 

В ответ Жанна положила ему руку на плечо, улыбнулась и сказала:

 

«Мне хотелось бы, чтобы у меня было больше людей, разделяющих твою веру»

 

После этого Гобер Тибо оставил свою выгодную придворную должность и примкнул к Жанне

 

А  комиссия, наконец,  дала заключение. В нём, в частности  говорилось:

 

«…тщательное расследование образа жизни, нравов и намерений Девы не выявило в ней никакого зла, но лишь добро, смирение, целомудрие, честность и простоту...Так как она обещала явить знамение  божественной помощи в Орлеане, король не должен мешать пойти ей в этот город с солдатами. Напротив, ему следует проводить её с почётом. Ибо сомневаться в ней означало бы грешить против Духа Святого…»

 

Не доверять Жанне, значит грешить против Святого Духа!!! Более благоприятного заключения для неё и представить то невозможно.

                                                                 (Продолжение следует)

 

 

 

 

Жанна де Арк: Ведьма Христова. Глава 5

 

Между тем, примерно через неделю после прибытия Жанны ко двору в Шиноне, Королевский Совет решил подвергнуть её допросу и испытанию комиссией опытных богословов.

Слово королевскому секретарю, историку и очевидцу событий Алену Шартье:

 

«…Король поступил, как следует мудрому государю. Он решил ни отринуть Деву ни привлечь прежде, чем не будет выяснено, кто она такая, несёт ли добро или зло, притворство или истину, красоту или уродство. На этом экзамене Дева должна была вступить в поединок с ученейшими мужами…»

 

Королевским советом было предписано, чтобы эта комиссия, тщательно и неторопливо, исследовала два вопроса касательно Жанны.

Первое:  каково нравственное и физическое здоровье Жанны. Здесь речь шла не только и не столько о новой проверке её девственности, сколько о полном состоянии здоровья Девы.

 

В те времена официально считалось, что болезни и телесные недостатки происходят исключительно из-за человеческих грехов. Следовательно, чем человек здоровей физически, тем он безгрешнее.

 

Второй вопрос, поставленный перед комиссией, обязывал её достоверно установить, действительно ли у Жанны были пророческие видения и, если они таки были, от Бога или от Сатаны они исходят.

Вопрос конечно, нетривиальный и в наше время мог бы поставить в тупик кого угодно, но в те времена подобные загадки умелые люди щёлкали как орешки.

Правда с Жанной выяснить этот вопрос оказалось очень непросто. Если судить совсем строго, то на его выяснение у Церкви ушло почти пять веков, в течении которых статус Жанны менялся от посланницы Божьей до «неведомой твари в женском облике», ведьмы и еретички, и обратно до посланницы Божьей и далее вплоть до канонизированной святой. На чём, пока, и остановились.

 

Разумеется, для проведения такого расследования, требовались если не самые лучшие, то одни из лучших умов тогдашнего времени.

 

На территории «Буржского королевства» таковых было в достатке. Они находились, в основном, в городе Пуатье, который был Столицей «Буржского королевства» и пользовался заслуженной славой второго, после Парижа, города Франции по уровню развития тогдашней науки.

К тому времени Пуатье, уже тысячу лет, был резиденцией Епископа Реймсского. Там же находились несколько древних аббатств, которые в Средневековой Европе выполняли функцию хранителей знаний и университет.

Университет Пуатье и ранее числился в знаменитых, а в то время его репутация ещё упрочилась за счёт нескольких профессоров Парижской Сорбонны, бежавших туда от англичан.

Таким образом, не составляло труда собрать комиссию из лучших богословов, юристов и медиков.

И такая комиссия была собрана. Правда, некоторые её члены, выразили недоумение, что цвет науки собирают ради исследования какой то крестьянки.

Но председатель комиссии, уже известный нам Епископ Реймсский и Канцлер Франции Реньо де Шартр, единственный из комиссии, уже видевший эту пастушку в Шиноне и общавшийся с ней, к тому времени уже прекрасно понимал, что Жанна какая то не вполне обычная крестьянка и успокоил коллег, пообещав, что ни скучно ни легко им не будет.

 

А стоит знать, что в любой комиссии, даже когда её члены формально равны, всегда есть члены которые «равней других». Разумеется, такие были и в комиссии Пуатье.

Ну, с её Председателем, как уже сказано, мы немного знакомы. Теперь давайте познакомимся с другими наиболее влиятельными лицами.

Их было трое. И все личности яркие и интересные. Особенно тот, которого я представлю вам последним.

 

А начнём мы с семидесятилетнего доминиканца, профессора теологии Сегена де Сегена. Сей мэтр был известен далеко за пределами Пуатье своей строгостью нравов и въедливостью при различных допросах и исповедях.

Этот суровый доминиканец, часто прогуливался по Пуатье, охотно беседуя с желающими поделиться с ним своими проблемами и испросить жизненного совета. Таковых находилось немало, но Сеген никогда никому из своей паствы в беседе не отказывал. И для каждого находил нужные слова.

 

Стариков, при беседе, он призывал радоваться, что их греховная пора молодости уже далеко позади и теперь, в почтенной старости, они уже не могут так интенсивно грешить, как раньше, а, наоборот, теперь им легче вести высокоморальный образ жизни, что, конечно, сильно уменьшит им наказание в потустороннем мире.

И, глядя на этот совет из нашего времени, мы вынуждены с удивлением признать абсолютную правоту старого доминиканца.

Ибо прекрасно видим своими глазами, что подавляющее большинство тех, кто ратует за моральный и благочестивый образ жизни, делают это потому, что больше не имеют достаточных физических сил, чтобы вести свой прежний аморальный и, как бы помягче сказать, не совсем благочестивый образ жизни во всей его полноте и прелести.

 

Жаловавшимся на жизненные невзгоды и телесные болезни, Сеген тоже предлагал радоваться, утверждая, что если в жизни человека вдруг исчезают беды и заботы, значит, Бог забыл о нём. А это плохо. Если же жизнь продолжает трепать человека, значит, Господь помнит о нём и до сих пор любит его.

На наш взгляд это как то не вполне логично и не очень- то служит рекламе Господа нашего, но зато психологически верно для утешения измученных невзгодами и страданиями людей.

 

С юными христианами, как с потенциальными греховодниками, Сеген вёл более суровые беседы, чем с теми, которые уже своё отгрешили.

 Он строго допрашивал молодых об их образе жизни и любил среди беседы ошарашить вопросом: на людей своего или противоположного пола они предпочитают смотреть. И если юная овечка его стада внезапно колебалась прежде чем дать ответ, то Сеген строго внушал ей, что в её душе заронено зерно зла и, пока оно не проросло, следует вытравить его постом, молитвами и слезами.

Из этого мы вынуждены сделать вывод, что почтенный профессор был гомофоб.

 

Но особенно силён он был на проповедях, собиравших огромные толпы верующих. По воспоминаниям современников, Сеген так яростно и живописно рассказывал о Страшном суде, что верующие были искренне счастливы, что за дверями храма бушует всего- то на всего жестокая и кровавая война, а не Суд Божий.

 

Исходя из всего изложенного, делаем вывод, что Сеген де Сеген был, выражаясь современным языком,  Главным психологом всего «Буржского королевства» и, как видим, очень и очень хорошим психологом.

 

Вторым, из предлагаемой вашему вниманию троицы, был знаменитый на всю Европу, доктор богословия, профессор Сорбонны Гильом Эмери.

В Сорбонне он считался живым воплощением теологии. Не было, наверно, ни одной священной книги, которую он бы не знал наизусть и ни одного богословского труда, который бы он не изучил.

Несмотря на лестные предложения оккупантов Гильом Эмери наотрез отказался от продолжения работы в Сорбонне и бежал из Парижа в Пуатье.

Похвальная твёрдость духа для тихого интеллигента –книжника, которую от таких людей не часто ожидаешь, но именно среди них, часто встречаешь.

В Пуатье мэтр Эмери и продолжил свои богословские труды.

Конечно пользы от них, как и от прочих богословских работ, человечеству сталось немного, с таким же успехом он мог бы и в бирюльки играть, но нельзя не отметить с положительной стороны его яркий патриотизм, который всегда должен быть уважаем, если немедленно влечёт за собой опасность для патриота.

В отличии от того патриотизма, выказывание которого  влечёт для патриота, и тоже достаточно быстро, какие нибудь жизненные блага и награды от государства и потому он должен вызывать не уважение, а подозрения и насмешки.

 

Гильом Эмери был, как видим, патриотом первого типа.

Странно, что встреча с другой яркой патриоткой – Жанной явилась для него опасностью не меньшей чем отказ от работы под англичанами.

Ибо Жанна, по непонятной причине (а, что нам в этой девушке вообще понятно?), именно Гильома Эмери выбрала основной мишенью для своих издевательств и насмешек.

Да так, что потрясённый профессор, позднее сказал, что даже англичане  разговаривали с ним куда как почтительней этой девчонки.

Впрочем, как и свойственно интеллигентам-книжникам, человек он был не злой и ни чем Жанне не повредил.

 

Ну и, наконец, как и обещалось, давайте познакомимся с третьим из влиятельнейших членов комиссии. Самым интересным.

Это настоятель собора святой Радегунды Гийом Ален.

По правде сказать, он был не очень то исправным священником.

Проповеди его были кратки, исповеди ещё короче и неизменно заканчивались прощением любого греха без всякой епитимьи.

Объяснял он своё легкое прощение любых грешников тем, что до совершенства Христа всем людям так далеко, что разница между великим святым и великим грешником практически не видна.

Постился он не больше, чем было необходимо, и дополнительным воздержанием себя не утруждал.

Но, несмотря на всё это, Ален пользовался невероятной любовью и почитанием среди простого народа. Это потому, что большую часть времени, он проводил не в храме, а среди простых людей. Прекрасно знал все их радости и беды, тяготы и скорби. Всегда был готов им помочь и словом и делом. Крестил, венчал, отпевал бедняков бесплатно.

Благодарное простонародье почитало отца Алиена за святого.

 

Но это в его дневной жизни. А свою ночную жизнь Гийом Ален проводил тоже среди выходцев из простого народа, правда, они были несколько специфического сорта. По ночам святой отец посещал разбойничьи шайки, притоны воров, мошенников и убийц.

Там он был тоже весьма и весьма уважаем.

Уважение преступного мира Пуатье к отцу Алену простиралось столь далеко, что если он говорил вернуть награбленное потерпевшему (правда делал он это только тогда, когда потерпевший был из простолюдинов) то преступники слушались его беспрекословно и возвращали всё до нитки.

Почему? Потому, что уважали его за святость? Или потому, что отец Ален …был главой преступного мира Пуатье?

Верным может быть в равной степени и первое и второе предположение, как и оба одновременно.

Такое было время. Такие были люди.

Смог же, примерно в те же годы, самый настоящий пират стать Римским Папой.

 

Как бы то ни было, а отец Ален является самым неоднозначным членом комиссии. И вот этот- то сильно двусмысленный и неоднозначный человек и стал в этой комиссии самым ярым сторонником Жанны.

И вновь мы видим, уже привычное нам, зрелище – Жанна просто как магнитом притягивает к себе именно подобных людей.

 

Кстати, пока мы с вами рассматривали некоторых членов следственной комиссии, Жанна уже прибыла в Пуатье. С ней немалая свита. Тут и её старые спутники, и целый штат дарованных дофином пажей и секретарей. Ну и конечно трое преданных, высокородных головорезов: Алансон, Жиль де Ре и ла Гир рядом с ней.

А следом за Жанной, как верёвкой привязанный, как зачарованный, в Пуатье переехал ВЕСЬ ДВОР из Шинона во главе с дофином Карлом.

И начались трёхнедельные испытания Жанны самыми высокими умами королевства.

                                                  (Продолжение следует)

 

 

Жанна де Арк: Ведьма Христова. Глава 4

 

Пока Франция полнится слухами о явившейся Деве, сама Дева обживается в Шиноне. Она хоть и досадует на задержку в исполнении своих планов, но время зря не теряет. Обзаводится полезными знакомствами и ….молится. Молится много и долго. Публично и у себя в закрытой комнате.

И как молится! Во время молитвы она впадает в странное оцепенение, полностью отключается от внешнего мира, бледнеет как покойница, непрерывно еле слышно шепчет молитвы, а из глаз катятся слёзы.

Степень погружения Жанны в молитву хорошо характеризует такой случай. Однажды паж по имени Луи де Конт, приставленный Карлом для услуг к Жанне, принёс ужин к ней в комнату. Он увидел, что Дева стоит на коленях перед распятьем и молится, отключившись по своему обыкновению от всего окружающего.

Со слов пажа, Жанна была в этот момент белая как мраморная статуя и такая же неподвижная, только губы слегка шевелились.

Испуганный паж несколько раз окрикнул Жанну. Та не отреагировала. Тогда  Луи де Конт подошёл к ней и сильно ущипнул несколько раз.

Только после этого паж с облегчением увидел что, щёки Жанны порозовели , сама она очнулась и стала осматриваться, как после глубоко сна.

Ужин, принесённый пажом, показался ей сильно роскошным. Жанна съела только одну сушёную сливу, один варёный рыбий хвост с хлебом и выпила кружку простой чистой воды.

Остальную еду она велела вынести на улицу и раздать бедным.

И так Жанна поступает постоянно. Она вообще ест очень мало и пьёт только воду, иногда чуть – чуть разведённую вином. То есть – виноградный сок.

 Чревоугодие не входит в число её пороков.

Слухи о таком благочестии и молитвенном прилежании только укрепляют веру в то, что Жанна и есть так долго ожидаемая Дева-Спасительница.

В Шинон начинают толпами стекаться паломники, желая хоть краем глаза увидеть эту чудесную девушку.

Но при всём при этом в Шиноне нашлись люди, которые продолжали не верить Жанне и относится к ней с плохо скрываемой неприязнью.

Это видный член Королевского Совета уже знакомый нам коннетабль Франции Ла Тремуйль. Фактический правитель «Буржского королевства».

Против Жанны он борется потому, что… боится её.

Боится всё более и более возрастающего влияния этой девушки на дофина. Ревнует, видя как всё больше и больше придворных, почувствовав в Жанне восходящую звезду двора, ищут с ней встречи, заискивают перед ней, выпрашивая милостивой улыбки или, хотя бы благосклонного взгляда Девы.

И Ла Треймуль постоянно выступает на Королевском Совете против того, чтобы доверить Жанне войско.

Он вообще поставил под сомнение даже пол Жанны. Коннетабль утверждает, что все женщины болтливы, а Жанна говорит очень мало и лаконично. Значит она не женщина, уверяет этот знаток женской психологии.

Столкнувшись с таким заявлением члены Совета решают: уж, что – что, а вопросы пола и девственности они могут выяснить и своими силами. Без помощи мудрых богословов.

С этой целью назначен осмотр Жанны опытными и благочестивыми женщинами.

9 марта Жанну осматривают акушерка мадам де Гокур и жена герцога Левансона – мадам де Левансон

Как сказано в протоколе осмотра, оные дамы:

 

«…видели всё, что в таких случаях нужно видеть и установили, что ни пол ни девственность Жанны Девы сомнению не подлежат…»

 

А Жанна тем временем продолжает изумлять окружающих. Она демонстрирует немалую осведомлённость в науках того времени.

Современник вспоминает

 

« У всех создалось впечатление, что эта девушка воспитывалась не в полях, а в тесной связи с науками»

Жанна демонстрирует и прекрасное владение конём и оружием. Она уверенно побеждает в рыцарском состязании «Кольцо». Суть состязания в том, чтобы на полном скаку, тяжёлым рыцарским копьём поддеть и снять со столба небольшое кольцо. Даже у рыцарей не всегда это получалось – Жанна снимает кольцо с первого раза!

Тогда же Жанна обзаводится и высокородными сподвижниками.

Первым из них был герцог Жан Алансонский.

 

(Единственный прижизненное изображение Алансона-соратника Жанны де Арк)

На момент своего знакомства с Жанной герцогу всего двадцать лет. Но пережил, повидал и перестрадал он уже немало.

Его отец пал в битве при Азенкуре, когда Жану было всего шесть лет. Тогда он унаследовал отцовский титул герцога Алансонского и отцовскую ненависть к Англии

В 1424 году, когда Алансону было всего пятнадцать лет, он уже бился с англичанами в сражении при Вернёе.

Там он попал в плен и содержался заточённый в башню одного из замков целых пять лет, вплоть до 1429 года, когда за него, наконец, заплатили огромный выкуп.

Этот выкуп принёс Алансону свободу, но совершенно его разорил. Придворные шутники, состязаясь в остроумии, даже спорили, кто во Франции самый бедный: герцог Алансонский или дофин Карл?

 

Позднее Алансон оставит воспоминание о Жанне.

 

Их знакомство описано так. Алансон, как раз вернулся из плена и приехал ко двору дофина, где  был представлен Жанне.

Та улыбнулась, слегка поклонилась, величественным жестом протянула герцогу руку для поцелуя и сказала:

 

«Добро пожаловать, господин герцог. Чем больше рыцарей королевской крови соберётся, тем лучше»

 

Как вспоминает очевидец, выглядело всё это так:

 

«…как будто королева принимает своего подданного, которому она оказывает благоволение..»

 

Наверно таким манерам учат пастушек в лотарингских деревнях, вот Жанна и научилась.

 

С этого мгновения Алансон целиком и полностью попал под чары Жанны и находился в их плену до самой своей смерти.

Да. Правы были видевшие Жанну, когда повторяли много лет спустя: «Что то в этой девушке было»

Теперь Алансон целые дни проводит рядом с Жанной. Она относится к нему благосклонно и называет всегда «мой прекрасный герцог»

 

Алансон везёт Жанну в родовой замок Сен-Флоран, где представляет её своей матери и жене.

 

Увидев, что мать очень переживает за судьбу сына, только-только вернувшегося из долгого плена и тут же собравшегося в новый поход, Жанна говорит герцогине:

 

«Не бойтесь, мадам, я привезу его к Вам в том же виде, как он сейчас стоит перед Вами, а может быть, и ещё здоровее»

 

После этих слов герцогиня Алансонская, особа королевской крови, опускается перед Жанной на колени и осыпает её руки поцелуями.

 

Алансон вспоминает, что Жанна приняла это:

 

«Просто и величественно. Как должное и привычное.»

 

Такие были тогда во Франции пастушки. Хотите, верьте. А хотите, нет.

 

После смерти Жанны, Алансон оставил королевскую армию и начал свою частную войну с англичанами в Нормандии.

В 1439 году во Франции вспыхивает восстание протестантов против короля, получившее название «Прагерия». Его так назвали в честь чешской столицы Прага, где тогда, как раз бушевали протестантские гуситские войны.

Среди восставших мы видим и Алансона. Каким то образом он стал протестантом.

Восстание было быстро разгромлено, а его участники прощены.

Но злобу на них король Карл Седьмой всё же затаил. И ждал шестнадцать лет, чтобы отомстить.

В 1456 году начались аресты бывших участников Прагерии. Так Алансон оказался в тюрьме.

Его сначала приговорили к смерти, но потом заменили казнь на тюремное заточение.

В тюремном заточении Алансон провёл двадцать лет и скончался в 1476 году.

 

Ну, а мы давайте ка вернёмся в Шинон 1429 года. Там у Жанны появляется ещё один преданный соратник. Это Жиль де Ре. Наверно самая яркая фигура в окружении Девы.

И, право слово, Жиль де Ре стоит того, чтобы остановится на нём чуть подробней. Дело в том, что Жиль де Ре – самый страшный маньяк – убийца в истории человечества. Именно он – знаменитый «Синяя борода»

( Прижизненный портрет Жиля де Ре)

К моменту встречи с Жанной Жилю де Ре 25 лет. Он один из богатейших людей при дворе дофина. Лучший фехтовальщик и наездник Франции. И самый красивый её рыцарь.

С такими то данными Жиль де Ре мог вести жизнь полную разнообразных удовольствий. Но он чурается их. Не участвуют в пирах, охотах и оргиях. Сторонится женщин и вполне верен своей молодой супруге Катрин де Туар. Кстати – его двоюродной сестре.

Вообщем внешне Жиль де Ре ведёт жизнь чистую и непорочную.

Но недаром одно из направлений в Криминалистике говорит, что людей ведущих непорочный образ жизни надо опасаться. И держаться от них подальше.

Если человек не пьёт, не развратничает и.т.п, то есть не имеет обычных и, вообщем то привычных и простительных пороков, то какие же тогда пороки скрывает он? Ведь не святой же он, в самом деле?

Конечно, нет. Нету безгрешных, весь вопрос в том: какие у кого грехи.

Так, что, скорее всего чёрные демоны царят в душе человека ведущего внешне благочестивый образ жизни. И вы, люди, таких святош бойтесь!

Вот и Жиль де Ре был таков. Вместо участия в пьяных разгульных оргиях, он целыми днями проводил за чтением древних манускриптов, изучая их со страстью учёного-монаха. Сам писал и очень неплохо рисовал миниатюры.

Он регулярно исповедовался, но почему то не при дворе в Шиноне, а каждый раз выбирая разные города и разных священников. Так, что не было ни одного священника который мог бы сказать, что исповедовал Жиля дважды.

Он посещал мессы, но только в том случае, если ожидалось красивое пение хора. Кажется, он рассматривал церковное богослужение как вид оперы и не желал принимать в нём участие, если «труппа» его не устраивала.

 

При первой же встрече с Жанной он почувствовал, как и многие другие, что «В этой девушке, что то есть». И это, что то околдовало и пленило его.

Однажды он бросился перед ней на колени и страстно сказал:

 

«Дева Жанна, я верю, что ты разговариваешь с духами и слышишь их голоса, к которым глухи мои уши. Пролей же на меня недостойного сияние своей благодати, ибо я готов отдать всё моё богатство, чтобы получить то, что даётся тебе без труда»

 

Жанна строго приказала ему встать и отныне преклонять колени только во время молитвы. А потом сказала:

 

«Ах, если бы больше было таких же уверовавших как ты, сколь быстрее пошли бы наши дела»

 

И Жиль де Ре уверовал! Уверовал в Жанну так, как, наверно, никогда не верил в Бога. Трудно во всей истории человечества найти такую преданность кому то, какова была преданность Жиля де Ре Жанне.

Он единственный, кто по настоящему пытался спасти её из плена. И не успел лишь чуть-чуть.

После смерти Жанны Жиль де Ре значительную часть своего состояния потратил на увековечивание и возвеличивание её имени.

Он заказал множество портретов Жанны и развешал их в своём замке. На деньги Жиля де Ре была написана и поставлена знаменитая «Орлеанская мистерия» повествующая о жизни Жанны. И в течении десяти лет, до самого своего ареста Жиль де Ре оплачивал постановки «Орлеанской мистерии» в различных театрах Франции и остальной Европы.

После гибели Жанны Жиль де Ре покидает и королевский двор и королевскую армию. В войне он больше не участвует. Наверно не мог простить Карлу предательство Жанны.

Покинув королевскую службу Жиль де Ре поселился в своём родовом замке Тиффож. Там он живёт как самодержавный король. У него своя армия из двухсот рыцарей. Своя церковь, при которой служат несколько десятков священников.

Он даже ведёт свои частные войны. То, что Франция продолжает воевать с англичанами, маршала Франции Жиля де Ре не смущает и он устраивает внутреннюю войну с соседом, неким де Буэлем.

Стоит ли говорить, что таким поведением Жиль де Ре никак не снискал себе любви народной и уважения при дворе.

Впрочем, это его не интересует. Он со всей страстью углубляется в своё любимое занятие, поиски путей в мир сверхъестественного. Жиль де Ре всё ещё мечтает общаться с духами.

В его замке всё чаще появляются различные маги, алхимики, гадатели.

Получая от хозяина щедрое финансирование, эти мистики ищут для него, то философский камень, то эликсир вечной молодости.

Всё это, разумеется, безрезультатно, но и вообщем то, безобидно.

Ужас в замке Тиффож поселяется, когда в 1439 году в нём появляется монах-францисканец Франческо Прелати. Некромант.

Если прежние маги и экстрасенсы, работавшие на Жиля де Ре были всё таки католиками то Прилати в открытую заявляет, что он колдун и имеет в услужении некого демона по имени Баррон. Через этого демона, уверяет Прелати, он общается с миром мёртвых и повелевает им.

Жиль де Ре просит монаха познакомить его с демоном. Не знаю как это выглядело, но Прелати устраивает сеанс вызова демона Барона.

И Жиль де Ре радостно убеждается – это то, что он искал многие годы.

Вот только демон хочет крови. Человеческой крови. И не любой, а детской.

И в окрестностях замка начинают один за другим пропадать без вести маленькие дети.

 

29 июля 1440 года супруги Эйсе подают в канцелярию епископа Нантского Жана де Малеструа заявление о пропаже своего десятилетнего сына. С этого дня и начинается распутываться кровавый клубок нескончаемых преступлений, творившихся целый год в замке Жиля де Ре.

Епископ, приступив к следствию, сразу же выясняет, что последний раз мальчика видели входящим в замок Жиля де Ре.

Разумеется епископ был давно осведомлён о том, что маршал Франции занимается чёрной магией, но как то закрывал на это глаза.

Странная пропажа мальчика заставила его насторожиться. Он повелел узнать, не происходили ли в этой местности ещё исчезновения детей.

Оказалось, что происходили. Причём всё лежало на поверхности. Менее чем за сутки служащие канцелярии добыли епископу сведения о ещё как минимум девяти случаев исчезновения детей в районе замка Тиффож.

Крайне встревоженный полученной информацией епископ обращается к местному главе  инквизиции Жану Блуэну.

Начинается тайный сыск. Люди инквизиции вербуют слуг Жиля де Ре. Информация, полученная от осведомителей, ошеломила даже привыкших ко многому инквизиторов.

 

Вот, что сообщали тайные агенты

 

«Жиль де Рэ и его сообщники брали невинных мальчиков и девочек и бесчеловечно забивали их, убивали, расчленяли, сжигали и подвергали всяким пыткам, а вышеупомянутый Жиль, обвиняемый, приносил тела упомянутых невинных детей дьяволам, призывал и заклинал злых духов и предавался гнусному содомскому греху с маленькими мальчиками и противоестественно удовлетворял свою похоть с молоденькими девочками, отвергая естественный способ копуляции, когда невинные мальчики и девочки были живы, а иногда и мертвы или даже во время их смертных судорог»

 

Другой агент сообщал, что:

 

«Жиль де Рэ предлагал руку, глаза и сердце одного из упомянутых детей со своей кровью в хрустальном кубке демону Баррону в знак уважения и поклонения»

 

13 сентября 1440 года Жиль де Ре был арестован. Чуть позже были арестованы и его сообщники. Ими были несколько главных колдунов, два телохранителя, молодые парни Гриар и Кориньо и женщина, некая бабка Меффрэ, ответственная за поставку Жилю де Ре детей для его чёрных месс.

 

Всего было собрано более ста свидетелей преступлений Жиля де Ре. Сам барон долго запирался, отказываясь признавать преступления, но под угрозой пытки наконец заговорил.

 

Его показания не вполне устроили судей и 22 октября маршал Франции и его колдуны были всё таки подвержены пытке.

 

После чего Жиль де Ре окончательно раскаялся и признал себя виновным в убийстве 800 детей. Он просил прощения у родственников убитых детей и просил молиться за него.

 

Однако в средневековой Франции, в отличии от СССР 20 века, признание совсем не считалось достаточным доказательством для вынесения приговора.

Поэтому, несмотря на признание Жиля де Ре, суд не счёл возможным вменить ему убийство восьмисот детей, и назвал доказанным только убийство 150 детей.

 

За это преступление, а так же за занятие чёрной магией, договоры с дьяволом и нечистыми духами Жиль де Ре был приговорён к сожжению на костре. Вместе с ним к такой же казни были приговорены и ближайшие слуги барона.

 

В приговоре, в частности, сказано:

 

«они насиловали детей жестоко и противоестественно и совершали с ними грех содомии, они много раз вызывали злых духов, которым приносили клятву верности, они совершали другие ужасные и неописуемые преступления, касающиеся церковной юрисдикции»

 

Суд призывал всех честных католиков молиться за обвиняемых.

Жиля де Ре и его сообщников казнили 26 октября 1440 года в городе Нант. Так как Жиль де Ре раскаялся в своих грехах, перед сожжением его задушили на глазах огромной толпы зрителей.

Тело тоже не сожгли до тла. Ему дали маленько обгореть, затем палач сдёрнул мёртвого маршала с костра.

Родственники Жиля де Ре наотрез отказались осквернять его прахом фамильный склеп. Христианское милосердие проявил Нантский монастырь кармелиток, дав последний покой останкам маршала Франции и преданнейшего соратника Орлеанской Девы - Жиля де Ре.

 

Жуткая подробность: головы самых красивых своих жертв Жиль де Ре приказывал сохранять и мумифицировать. Затем он развешивал их по стенам своего замка…прямо между портретами Жанны.

Таков был второй соратник нашей героини. Но там же в Шиноне, она обзавелась и третьим.

Знакомьтесь: предводитель гасконских наёмников дофина Карла, отчаянный головорез и виртуоз матерщины и богохульства ля Гир, по прозвищу «Сатана».

 

( Прижизненное изображение Ля Гира. Он тот, что справа в шлеме.)

Это прозвище он получил за то, что постоянно утверждал, дескать ад ему не страшен, так как он, ля Гир уже побывал там и остался доволен тамошним обществом.

Собственно ла Гир это тоже прозвище, на самом то деле этого человека звали Этьен де Виньоль. Но по этому имени никто его не называл. Ля Гир – стало его настоящим именем.

Вообще гасконцев тогдашние французы ненавидели. Эти горцы, буйные как в бою так и в мирной жизни вызывали отторжение у окружающих своими грубыми манерами, постоянными поисками ссор и драк, а также  своим языком непонятным для французов и вообще больше похожим на испанский чем на французский.

 

Вот эту то банду и возглавлял ля Гир. Для своего девиза этот гасконский сорви-голова придумал такую фразу: «Королём быть не могу, принцем не хочу – я ля Гир»

Он иногда молился богу, конечно, но молитва у него была только одна, лично им придуманная. Тоже очень оригинальная:

«Господи» просил гасконец «соверши для Ла Гира то, что Ты хотел бы, чтобы Ла Гир совершил для Тебя, если бы Ты был Ла Гиром, а Ла Гир Господом»

 

Характер у ля Гира был настолько бешенный, что к нему не решались без крайней надобности даже свои приближаться.

Жанна решилась.

 После короткой беседы ля Гир, к величайшему изумлению свидетелей, предусмотрительно державшихся в отдалении, вдруг опустился перед девушкой на одно колено и приложил её руку к своей голове. По гасконски это означало, что  он приносит Жанне вассальную присягу.

Жанна приняла его клятву верности, но с условием, что ля Гир отныне прекратит ругаться и богохульничать.

И свершилось чудо – никто и никогда больше не услышал от ля Гира ни одного ругательства!

Ля Гир и его гасконцы были авангардом армии Жанны. Они прославились во время битвы под Орлеаном, Луарской компании и битвы при Пате.

 

К сожалению, незадолго до пленения Жанны Ля Гир сам попал в плен к бургундцам. Иначе он бы, наверняка, приложил все усилия для вызволения своего божества из английских лап.

 

В отличии от де Реца и Алансона ля Гир не бросил королевскую службу и после гибели Жанны. Он продолжал участвовать в войне, наводя ужас на англичан, от которых получил прозвище «Гнев божий»

 

Умирал ля Гир страшно. В 1442 году он был отравлен неизвестным ядом от которого и скончался в невыносимых муках, разложившись заживо.

 

Кстати, интересная деталь: в средние века каждая игральная карта – картинка: король, валет и дама имела исторических прототипов.

Так вот ля Гир считался валетом червей.

(  Да, Да - это он самый - Ля Гир)

 

Чтобы было вполне понятно, как высоко оценили ля Гира создатели игральных карт, назову других валетов, в компании которых оказался сей гасконец

Валет пик – рыцарь Роланд

Валет бубен – Гектор, вождь троянцев, персонаж «Илиады»

Валет треф – рыцарь Круглого стола сэр Ланселот.

 

Вот такие были трое самых близких и преданных соратника Жанны. Очень разные, абсолютно непохожие друг на друга они были объединены той непонятной и странной силой влияния на людей, которой обладала Жанна.

И дальше судьба этих троих была очень похожа. Каждый из них, под влиянием Жанны, сильно изменился.  В лучшую или худшую сторону, но изменился. И каждый принял смерть тяжкую, лютую. Как и их семнадцатилетняя повелительница.

 

    (Продолжение следует)

 

Жанна де Арк: Ведьма Христова. Глава 3

 

В истории есть традиционное представление о первой встречи Жанны с дофином. Сцена эта настолько яркая и красивая, что перекочевала без малейших изменений со страниц исторических трудов на страницы художественной литературы и на киноэкраны. И, право слово, она того стоит конечно.

 

Напомним её вкратце.

Для встречи Жанны, в залитом светом факелов и свечей тронном зале Шинона, собрались все придворные числом несколько сотен человек. Сам же дофин, желая испытать Деву, укрылся среди толпы придворных. На трон посадили подставную фигуру.

Жанна, войдя в зал, ничуть не смутилась видом роскошно одетой, знатной толпы и сразу определила, что сидящий на троне человек - не дофин.

На предложение – найти дофина самостоятельно Жанна, поискав глазами среди придворных, уверено указала на Карла. Чем привела в восторг смешанный со страхом, как самого Карла так и придворных.

(Знатный дворянин времён Жанны де Арк)

 

Это всё очень впечатляет. Но так ли это было на самом деле?

Знаете, известно такое явление: описывая какое либо великое историческое событие постфактум, люди, видя всю грандиозность произошедшего и не менее грандиозные последствия, невольно начинают думать, что и у своих истоков это событие было тоже величественным и прекрасным.

Действительно, ведь трудно же  представить, глядя на Волгу, что зародилась она из нескольких ручейков.

Поэтому, вольно или невольно но летописцы начинают приукрашать и возвеличивать истоки великих событий , делая их достойными великих последствий.

Так, например, значительные исторические личности, под рукой хронистов, начинают блистать умом, силой и благородством или наоборот, жестокостью, подлостью и коварством прямо таки с раннего детства.

А несколько незначительных стычек, внезапно для всех участников, переросших в грандиозную войну, превращаются в хитрый, тщательно продуманный план злых сил «мировой закулисы».

 

Ну, а мы с вами,  памятуя о том, что Волга, всё таки, вытекает из нескольких ручейков, а не из Миссисипи давайте попробуем посмотреть внимательней на то, что говорят различные источники про первую встречу Жаны с дофином. Благо этих источников, как уже выше говорилось, очень много.

Нас интересуют пока только те в которых описана первая встреча Жанны с дофином

 

 

Если, из таких источников, взять только документы первой половины 15 века, то есть написанные или очевидцами или, по меньшей мере, современниками деяний Жанны, то таковых мы насчитаем шесть.

Это «Хроника царствования Карла Седьмого», «Орлеанская хроника», «Хроника Девы» и «Чёрная книга» ( последний источник целиком не сохранился и дошёл до нас только в, сделанных для личного использования, выписках секретаря парижской мэрии, правда тоже современника тех событий), показания Рауля де Гокура – камергера двора дофина и показания Реньо Тьерри королевского медика

Из этих шести источников четыре первых написаны людьми, хотя и современниками событий, но при встрече Жанны с дофином не присутствовавшими.

 А вот двое последних: камергер и медик лично были сами на первой встрече Жанны и Карла и видели всё своими глазами.

 

(Наряды придворных времён Жанны де Арк)

 

Четыре первых источника описывают в разных подробностях традиционный вариант

(правда тут несколько особняком стоит вариант «Чёрной книги», но сей источник вообше отличается крайне нестандартным описанием Жанны. Ведь написан он был в Париже. А там, у Жанны, при её жизни, сторонников и поклонников не было. Мы ещё вернёмся к описанию Жанны в «Чёрной книге», а здесь скажем, что в её варианте дело было так: Жанна просит показать ей дофина. Ей дважды выводят подставное лицо и дважды Жанна отвергает его. На третий раз вывели дофина и Жанна сразу же его узнала )

 

А вот лично присутствовавшие при встрече камергер и медик дают нам совсем иную картину.

Их показания, как и у всех кто был настоящим свидетелем какого нибудь события и не желает ничего приукрашивать, очень кратки. Поэтому приведём их полностью

 

Камергер Рауль де Гокур:

 

«Я находился в Шиноне, когда она прибыла туда и видел как она предстала перед его королевским величеством и советом. Я видел и слышал её слова «Светлейший сеньор дофин, меня послал бог, дабы помочь вам и вашему королевству». Увидев и выслушав её, король, чтобы лучше быть осведомлённым о том, кто она такая, распорядился передать её под надзор Гильома Белье, своего дворецкого, бальи Труа и моего наместника в Шиноне, чья супруга была известна своим благочестием. Затем он повелел, чтобы Жанну обследовали клирики, прелаты и доктора ,дабы выяснить, должно ли и можно ли верить тому, что она говорит»

 

Медик Реньо Тьерри:

 

« Я видел Жанну, когда она предстала перед королём в Шиноне, и слышал, как она сказала, что её послал бог к благородному дофину, чтобы снять осаду с Орлеана и повести короля в Реймс для коронации и миропомазания»

 

 

Вот и всё. Куда то исчезает и тронный зал, забитый придворной знатью, и дофин, прячущийся среди толпы.

А появляется просто деловое заседание Королевского Совета, в котором всего то навсего десяток человек. И дофин никуда не прячется, да и Жанне, чтобы опознать Карла среди десятка седовласых советников, совсем не требуется ни особая проницательность ни помощь свыше. Это конечно, если бы вообще, вопреки всякому этикету, Жанну не представили дофину, чем сразу же ясно указали самой Жанне на то, кто здесь кто. А её, надо полагать, всё же представили.

 

Так, что – всё было, как видим, намного скучнее, деловитее и проще.

 

Да и действительно, мыслимое ли дело, чтобы дофин, теряя остатки своего авторитета среди придворных, вдруг стал бы трусливо прятаться от какой то девчонки?

Зачем это ему? Устроить испытание Жанне? Дескать- если её и правда бог послал, то она конечно укажет на короля где бы он не скрылся.

Но ведь, решись Карл и впрямь на такое, это было бы испытание не столько Жанне сколько самому Карлу.

А ну как Жанна ошибётся и впрямь примет подставку за дофина. Что скажут окружающие?

Что это подставная Дева, мошенница и проходимка, раз не смогла различить настоящего короля?

А может они скажут совсем наоборот?

Скажут, что король не настоящий и  действительно не имеет никаких прав на престол, раз даже Дева не указала на него как на короля.

Думаете, не сказали бы так? Ого, ещё как бы сказали. И нашлось бы кому про этот случай на всю Францию раструбить.

Ибо и законнорожденность дофина была у современников под большим вопросом, и права Карла Валуа на французский престол и впрямь ведь были меньшие, чем у английского короля, чего уж там. А тут ещё и Дева Карла прилюдно королём бы не признала!

 

Ну и зачем это всё Карлу было бы надо? Не зачем. Этого и не было. А было вот, что.

 

Карл принял Жанну там, где и должно принимать подобных гостей, на заседании Королевского Совета. Он никуда не прятался и не пытался вводить Жанну в заблуждение.

Состоялся короткий, как и положено при первой аудиенции, разговор, после которого аудиенция была окончена и дофин распорядился начать расследование данного дела.

 

 

Скучновато, зато правдиво.

 

Постойте! Мы совсем забыли ещё про одного свидетеля. Да про какого! Про саму Жанну! Ведь она же тоже рассказывала на суде о своей первой встречи с дофином.

Ну и как же там было дело, со слов Жанны?

 

«Когда я вошла в комнату, где находился король, то сказала ему, что хотела бы пойти на войну с англичанами»

 

Всё!

 

На вопрос, как  же она узнала короля, Жанна ответила так, как обычно отвечала на вопросы суда.

 

«Я не помню»

 

Вот это всё, что сама Жанна рассказала о своей встрече с дофином в Шенноне. И никогда ничего большего кому бы то ни было, она про те события не рассказывала.

 

Тогда откуда же взяли информацию авторы наших первых четырёх источников? Выдумали сами или друг у друга переписали?

Разумеется, нет. Все они пользовались множеством, абсолютно независимых друг от друга источников информации.

 

Вот только….Жанна то уже при жизни стала легендой. И рассказы о её деяниях облетали всю Францию со скоростью необыкновенной. Разумеется, обрастая по дороге различными красочными подробностями и легендами. Нет сомнений, что тут же появились тысячи «свидетелей» якобы видевших всё своими глазами и слышавших всё своими ушами.

 

Например, в «Чёрную книгу» рассказ о встрече Жанны с дофином был внесён со слов нескольких таких «свидетелей» которые всё, это, разумеется, сами видели.

А знаете, где они это рассказывали? В Нормандии! Это самый север Франции, побережье Ла-Манша.

А знаете, когда они это рассказывали? В марте 1429 года! Жанна ещё даже до Орлеана не дошла. Ещё и не сделала ничего. А красочные рассказы о ней уже по всей Франции ходят.

И падают, как мы это уже знаем, на очень хорошо подготовленную почву.

И скоро вся Франция, англичане, французы, бургундцы, друзья и враги узнаЮт – Дева уже не просто легенда. Пророчество Мерлина свершилось! Дева , Посланница Божья явилась спасти Францию!

                                                                           ( Продолжение следует)

 

 

Жанна де Арк: Ведьма Христова. Глава 2

 

От города Вокулёра на северо-востоке Франции откуда начала свой поход в бессмертие Жанна со своим небольшим отрядом до Шинона где со своим двором (ниже мы увидим, что это за двор) размещался король, а, точне полукороль Франции Карл около семисот миль. Половина пути проходит по Бургундии - вражеской территории.

 

Один из спутников Жанны, Бертран Пуланжи позднее вспоминает об этом безумно рискованном путешествии

 

«Повсюду кишели бургундцы и годоны (так французы называли англичан по любимому английскому ругательству God damned – будь я проклят) поэтому нам надо было соблюдать осторожность. Каждую ночь Жанна-Дева ложилась рядом со мной, не снимая плаща и сапог. Я был молод тогда, но, несмотря на сильное желание и телесное влечение, не посмел тронуть Жанну»

 

Эти строки Пуланжи писал на склоне лет. Поэтому очевидно запамятовал, что Жанна не каждую ночь спала с ним. Иногда, по неизвестным соображениям, она устраивалась в одной постели с другим своим телохранителем – Жаном из города Мец.

 

Тот вспоминая об этом, клянётся, что не только не делал никаких попыток овладеть Жанной, но и желания к тому не испытывал, несмотря на внешнюю привлекательность Девы.

 

В отсутствие желания у Жанна из Меца охотно верится, так как сей отважный воин был геем.

 

У спутников Жанны во время всей этой одиннадцатидневной гонки время от времени возникали сомнения в том, что король не то, что Жанне войско даст, но и вообще примет и выслушает их.

 

Жанна не давала этим сомнениям разрастись, пресекая их сразу при появлении:

 

«Нас всё время одолевали сомнения, но Жанна повторяла, что не нужно бояться, потому, что когда мы приедем в Шинон, благородный дофин встретит нас с радостным лицом»

 

Кажется Жанна не просто верила в это, а твёрдо знала, что так оно и будет. Дело в том, что на своём пути она совершает несколько очень интересных остановок.

Первую из них - уже на второй день. И ни где нибудь а в доминиканском монастыре Сент – Урбан.

Там Жанна со своими спутниками провели почти весь день и заночевали.

Вообще то это мужской монастырь. На данный факт спутники указывают  Жанне, увидев, куда она ведёт их , но девушку это  ни в малейшей степени не смущает.

Жанна направляется в монастырь как к себе домой….и её запускают туда без всяких вопросов, как и вправду к себе домой.

Так, что эту ночь отряд Жанны провёл в комфортных условиях. А вот дальше Жанна погнала их без остановок.

Прерывая путь только на краткие ночные привалы, отряд преодолел почти всю Бургундию и Восточную Шампань. Переправился в стороне от мостов через три , разлившиеся от весеннего половодья, реки.

И всё это по бездорожью ибо Жанна ведёт их в стороне от больших дорог, тщательно обходя не только города, но даже и деревни.

Ведёт так уверенно, будто всю жизнь прожила в этих краях. И при этом утверждает, что никогда здесь не бывала и говорит спутникам, что это её «голоса» ведут отряд.

 

Наконец самый опасный участок пути, пролегающий по вражеской территории, заканчивается. Впереди город Осер. Последний город на вражеской земле. Сразу за ним уже королевский домен или «Буржское королевство» как называли тогда ту часть Франции, что оставалась ещё французской.

 

И тут Жанна неожиданно изменяет своему обычаю: идти быстро и тайно. Она направляется прямо в Осер, идёт там в кафедральный собор, слушает мессу, причащается, потом ещё сама долго-долго молится.

Полдня Жанна проводит в кафедральном соборе за молитвами. А потом срывается с места и стремительно покидает город.

Небольшой переход и её отряд уже на дружественной территории. Эту ночь они проведут не на сырой земле у чахлого костерка, как предыдущие, а  в тёплых и мягких постелях. Под крышами гостеприимного городка Жьен.

 

 

Пусть пока спят, а мы с вами подведём некоторый итог прохода Жанны по Бургундии.

Вы обратили внимание, что в начале самого опасного участка своего пути, в его крайней восточной точке, она довольно долго  гостит в мужском(!) доминиканском монастыре? Потом она исчезает с отрядом в бургундских дебрях. Проходит Бургундию с востока на запад, стараясь не попасться никому на глаза. Но в конце бургундского участка своего маршрута Жанна выходит из лесов и явно выставляет себя напоказ.

Как хотите, но мне кажется, Жанна делает это умышленно. Кажется, что она хочет, чтобы кто-то увидел её в Осере живой и здоровой.

Ведь правда же, очень похоже на то, что своими остановками в монастыре в начале пути и в соборе в конце его Жанна как бы фиксируется для кого то в неких «контрольных точках» своего маршрута.

Да, в Осере Жанна ни с кем не общается. Только молится. Но для того, чтобы «считать» сигнал, и не надо непосредственного контакта.

Достаточно, чтобы нужные глаза увидели Жанну в кафедральном соборе и сообщили интересующимся лицам, что то вроде: «Всё хорошо. Она жива».

 

Вторая половина пути до Шинона проходит в куда более комфортных условиях, чем раньше. Отряд теперь не прячется, а идёт открыто. На отдых останавливается в городах. Сытно ест, сладко спит. Правда скачут быстро, Жанна медленно перемещаться не любит.

 

Но как бы ни стремительно двигался отряд Жанны, слухи о Деве явившейся спасать Францию летят ещё быстрее его.

 

В осаждённом Орлеане о Жанне узнают раньше, чем при дворе короля в Шиноне.

Вот, что, через двадцать лет после этих событий, вспоминает внебрачный брат короля Дюнуа, в то время оборонявший Орлеан.

 

« Я находился в Орлеане, который осаждали англичане, когда до меня дошли слухи о том, что через город Жьен проехала некая девушка, называемая всеми Девой. Она уверяла, что направляется к благородному дофину, чтобы снять осаду с Орлеана и повести дофина в Реймс для миропомазания. А так как я был королевским наместником и ведал обороной названного города, то послал к королю двух дворян, чтобы получить о сей Деве более полную информацию»

 

Пусть вас не смущает, что Дюнуа называет здесь Карла то королём то дофином. Обратите внимание, слово «дофин» он вкладывает в уста Жанны.

И это очень характерный штрих. Из сторонников Карла только Жанна называла его в то время всё ещё дофином.

Для всех других он был уже король, но только не для неё.

«Голоса» ей сказали, что Карла ещё предстоит короновать и ни где нибудь, а в Реймсе. Раз коронация, по мнению «голосов», ещё только предстоит, значит и Карл пока не король.

Вот Жанна его дофином зовёт.

Это с её стороны дерзко, конечно, но это же не первая дерзость которую мы видим от «деревенской пастушки» и, уверяю вас, далеко не последняя.

 

Дворяне, посланные Дюнуа из Орлеана, прибывают в Шинон значительно раньше Жанны. Но при дворе о появлении на французской земле Девы узнают не от них.

Кто то решил не пускать всё на самотёк (пошлёт Дюнуа гонцов или нет, не ведомо же) а подготовить появление Жанны у короля тщательней.

 

И в Шинон приходит Предтеча Девы!

Профессор теологии Жан Эро, очевидец явления предтечи рассказывает такую историю

 Некая женщина по имени Марианна из Авиньона за три дня до прибытия Жанны откуда ни возьмись появилась  в Шиноне (тщательно охраняемом, кстати сказать) и стала громко и экзальтированно всем рассказывать о своих видениях в которых она видела разорения и беды Франции.

А потом, дескать, она увидела доспехи и оружие. Испытав ужас Марианна подумала, что ей предложат взять оружие и надеть доспехи. Но глас Божий громогласно сказал ей, чтобы она не боялась, ибо эти латы наденет и это оружие возьмёт в руки не она, а та, что идёт за ней. Дева-Спасительница.

 

Смутив таким образом умы обитателей Шинона ( умы, надо сказать, крайне суеверные, как и положено в Средневековье) Марианна исчезла  из замка так же таинственно как и появилась.

 

А вскоре некий гонец, представившийся «посланцем Девы» привёз письмо от Жанны дофину Карлу. И, со слов мэтра Эро, все пришли к твёрдому убеждению, что Жанна и есть Дева.

 

Само письмо не сохранилось, но о его содержании мы знаем из слов самой Жанны. Спрошенная об этом письме на судебном процессе она рассказала его содержимое

Вот как это зафиксировано в протоколе её допроса:

 

«Кажется в этом письме говорилось, что она узнает своего короля среди всех прочих»

 

Впрочем, как мы дальше увидим, на своём суде Жанна отказалась принести присягу в том, что будет говорить своим судьям только правду, поэтому врала им много и охотно.

Так, что, может в том письме и совсем другое говорилось. Впрочем, это неважно.

Для нас с вами важно: откуда именно Жанна направила это письмо в Шинон.

 

А отправила она его из города Фьербуа, что в двадцати километрах от Шинона. Промчавшись за 11 дней шестьсот километров Жанна, как вкопанная, остановилась рядом со своей целью.

Зачем? Будьте уверены, причина была – без веской причины эта мудрая девушка ничего не делала. Пока.

Так, что причины были. Но вот сколько их было и каких?

Одна из этих причин нам известна. Это аббатство  Сент Катрин де Фьербуа. – аббатство Святой Екатерины, если по русски.

 

С давних пор существовало поверье, что Святая Екатерина оказывает покровительство военнопленным. Поэтому, те, чьи родственники оказывались в плену, заказывали молебны именно в этом аббатстве. А, освобождённые из плена воины, считали, что их освобождение произошло благодаря заступничеству Святой Екатерины и, в качестве благодарности, приносили в дар Святой Екатерине (читай: аббатству) оружие и доспехи.

 

Всё это делало аббатство в Фьербуа довольно доходным и , неплохо вооружённым местом.

Вот там Жанна и разбивает на несколько дней свой последний перед встречей с дофином, походный лагерь.

Не в городе разбивает, а в самом аббатстве.

Позднее мы с вами ещё вернёмся туда и увидим, что эти два дня Жанна потратила не зря.

 

Но кроме посещения аббатства у Жанны есть ещё одна причина задержаться в Фьербуа.

 И вот, что это за причина мы не знаем и никогда, очевидно не узнаем.

А с чего я собственно решил, что такая причина вообще существовала? -спросите вы.

А вот с чего. Дело в том, что и в городе и в аббатстве Жанна появилась  в сопровождении только двух своих спутников.

Куда она отправила остальных? Зачем? Что и где они делали эти несколько дней? Это остаётся тайной.

Может это как то связано со следующей загадкой: а когда именно Жанна прибыла таки в Шинон?

 Уже упомянутые выше, Бертран Пуланжи и Жанн из Меца , опрошенные отдельно друг от друга, постоянно называют дату прибытия Жанны в Шинон 23 февраля, и сама Жанна называла на суде эту дату а вот Хроники царствования Карла Седьмого и  записки его секретаря Алена Шартье указывают, что Жанна появилась в Шенноне только 6 марта.

9 дней разницы!

Что это? Обычная накладка, чья то ошибка в датировке? Память кого то из действущих лиц подвела или переписчик ошибся?

Или Жанне и её тогдашним телохранителям, даже перед смертью хочется скрыть, что и где они делали в эти девять дней между 23 февраля и 6 марта 1429 года?

Не знаю. Но, как бы то ни было, а перед самым Шиноном отряд Жанны вдруг рассыпается по округе, чтобы вновь собраться вместе когда Жанна, по известным только ей признакам определяет: время встречи с дофином пришло. И она едет в Шинон.

 

23 ли февраля или 6 марта, но Жанна  во главе своего небольшого, но уже спаянного совместными испытаниями и опасностями, отряда прибывает ко двору.

Сама Жанна , позднее, рассказала, что приехала в Шинон около полудня и уже вечером была принята при дворе.

«При дворе».

 Чтобы при виде этого словосочетания у вас не возникло в воображении нечто вроде Версаля времён Людовика Четырнадцатого, полагаю стоит немного рассказать, что же это был за «двор».

По сути дела это был кочевой табор. В постоянном страхе, ежедневно ожидая вторжения англичан или бургундцев, дофин Карл всё время перемещался по своим землям из замка в замок. Зимой он откочёвывал на юг, а когда становилось теплее – переезжал ближе к Луаре.

Как половцы, право слово!

Вот в этом году он выбрал для своего летнего «кочевья» Шинон. Ну и придворные, разумеется, вслед за ним.

Тоскливая безнадёга и ожидание близкого конца, всегда царящие в  этом двором, в последний год, после того как англичане, начав новое наступление, захватили все города по течению Луары за исключением Орлеана, стали чуть ли не физически ощутимыми.

Поэтому двор, и раньше не блиставший строгостью нравов и благочестием, теперь погрузился в нескончаемые оргии и  вакханалии.

Пьянство, азартные игры, самый грубый и самый утончённый разврат вот, что творилось при дворе дофина Карла круглосуточно.

Придворные, даже очень знатные, не гнушались выезжать на самый банальный грабёж округи, когда у них заканчивались деньги. Они бы, конечно, и казну грабили, но вот в казне то пусто было.

Дофин, не имеющий возможности, разумеется, выходить на большую дорогу жил в нищете.

Даже колыбель для своего первенца он был вынужден брать в долг.

А буквально накануне приезда Жанны произошёл и вовсе случай ни на, что в истории Франции более не похожий. Сапожник отобрал у короля сапоги! За долги. Ну ладно, не у короля - у дофина. Но всё же.

История нам сохранила имя наглого и отважного сапожника – мэтр Жак. Этот Жак сшил королю сапоги. Ждал-ждал оплаты, а её нет. Тогда он, заявился в замок, почтительно поклонился Карлу, забрал сапоги, завернул их в рогожу, ещё раз почтительно поклонился и ушёл.

Так, что Жанну дофин Карл встречал в сапогах, которые дал ему поносить архиепископ Реймский Реньо де Шартр.

Прямо скажем, что со стороны архиепископа было очень благородном поступком - дать Карлу поносить сапоги. Ведь ещё совсем недавно Карлу пришлось выкупать архиепископа из плена.

Нет – нет, в плен почтенного клирика захватили не англичане и не бургундцы. Свои!

Артур де Ришмон - коннетабль Франции (это нечто вроде министра обороны) взял да и приказал схватить архиепископа и бросил его к себе в темницу.

Наверно деньги не поделили. Де Шарт он же не только архиепископ Реймский был но ещё и канцлер Франции. Вот в этой должности он где то перешёл дорожку коннетаблю и оказался в темнице.

И дофин Карл был вынужден выкупать своего канцлера у своего же коннетабля. А сам коннетабль Артур де Ришмон, после этого стал фактическим правителем того, что осталось от Франции.

Но, не надолго.

В том змеином клубке, что представлял из себя тогда французский двор, расслабляться нельзя было ни на минуту. Де Ришмон имел неосторожность позволить себе это, и возмездие не заставило себя ждать. Пришло оно опять же от своих.

Он, Артур де Ришмон, приблизил к себе некого Жоржа ла Треймуля. Ну, а тот, осмотревшись и освоившись, втёрся в доверие к дофину и к архиепископу. Потом, эта троица, совместными усилиями низвергла всемогущего коннетабля и отправила его в изгнание.

Коннетаблем стал Жорж ла Треймуль.

Правда эта победа не обошлась без потерь. Вместе с низвергнутым коннетаблем ушли и его воины, а это полторы тысячи закалённых в боях рубак. Так, что дофин лишился воинов как после хорошей битвы.

Чуть позднее, всего через пару месяцев, когда Жанна, овеянная славой орлеанской победы, будет обладать огромной властью, она вернёт Артура де Ришмона вместе с его отрядом и приблизит бывшего коннетабля к себе.

Это, разумеется, не добавило любви к Жанне среди приближённых дофина.

Ну а, что же сам дофин? Что представлял из себя этот человек?

В момент встречи с Жанной Карлу было 26 лет. Это был очень хилый человек с неуверенной крадущейся походкой и затравленным, бегающим взглядом.

Забавно, но факт - лицом он, судя по дошедшим до нас портретам, был очень похож на Президента Путина.

(Карл Седьмой)

Двенадцатый ребёнок сумасшедшего отца и распутной матери Карл был неуверен даже в законности своего рождения не то, что в законности своих притязания на французский престол.

Всё это сформировало характер молодого дофина. Карл был скрытен, лжив, коварен, недоверчив. Таким он и останется до самой смерти.

Дофин был очень хорошо образован. Великолепно знал несколько иностранных языков, историю и географию.

Вот только, в тот момент, меньше всего Франции был нужен историк и географ на престоле. Нужен был воин, а вот именно воином то Карл и не был.

 

 

Вот к такому двору и к такому повелителю и прибыла Жанна в начале 1429 года.

 

                                                                           (Продолжение следует)

ПРОЛОГ

Этот небольшой пролог я пишу для своих старых, ещё с сайта «РетРо», читателей.

Три года назад на сайт «РетРо» я выложил свою документально-историческую повесть: «Жанна де Арк – Семнадцатилетний Верховный главнокомандующий»

 

 

 

(памятник Жанны де Арк в Лионе)

 

 

 

 «Разве вы не слышали пророчество, что Франция будет погублена женщиной и возрождена Девой из пределов Лотарингии?» так сказала мне Жаннетта и я вспомнила это и было поражена. После этого я и многие другие поверили в неё»

Так вспоминает Екатерина Ле Рое свой разговор с Жанной.

 

«Разве не было предсказано, что Франция будет погублена женщиной и возрождена Девой?» спрашивает Жанна у Бодекура

 

«Разве вы не слышали пророчества…» многие свидетели вспоминают, что во время первой встречи с ними Жанна именно этими словами начинает беседу с ними.

 

Да, слышали- слышали!

 К тому времени это пророчество уже все прекрасно слышали. И Жанна знает, что они это слышали. Так, что она бьёт точно в цель.

 

Действительно, за несколько лет до появления Жанны на окровавленной сцене Столетней войны, пророчество «Женщина погубила – Дева спасёт» начинает из уст в уста ходить по всей Францию.

Кроме того варианта пророчества, который всем напоминает Жанна, ходило ещё несколько.

 

В одном из вариантов это пророчество звучит так:

 

«Се Дева грядёт по спинам лучников»

 

Есть такой вариант:

«Дева выйдет из дубового леса и проскачет на белом коне по спинам лучников»

 

Как видим, пророчество, как и подобает пророчеству несколько туманно, но вот враг Девы указан максимально ясно – лучники, основная боевая сила английской армии.

 

Пророчество это приписывают не христианскому святому или, хотя бы какому нибудь святому отшельнику, а колдуну.

Колдуна того звали - Мерлин, жил он, по легендам, в 4-5 веках в Щотландии.

 

Но Мерлин, это персонаж бесчисленных героических баллад( вы ведь тоже, что то про него слышали?) , герой фольклорный, он для простонародья больше.

 

А надо же, чтобы все слои населения услышали пророчество, прониклись им и поверили в него

 

Поэтому, среди интеллектуалов тогдашней Франции пророчество ходит за более авторитетным для них авторством Беды Достопочтенного, англо-саксонского философа и провидца жившего в конце седьмого века. (правда известно, что в некоторых случаях оное пророчество приписывалось вообще Сивилле – это античная предсказательница)

 

В таком варианте   пророчество звучит несколько по другому. Более интеллектуально, что ли

 

«Из дубового леса выйдет Дева и принесёт бальзам для ран. Она возьмёт крепости и своим дыханием иссушит источники зла. Она прольёт слёзы жалости и острова наполнятся ужасным криком. Она будет убита оленем с десятью рогами, четыре из которых будут нести золотые короны, а шесть других превратяться в рога буйвола и произведут небывалый шум на Британских островах. Тогда придёт в движение Датский лес и вскрикнет человеческим голосом «Приди Камбрия и присоедини к себе Корнуэлл»

 

Хорошо написано, не правда ли? Для пророчества конечно.

Всё так грозно и туманно, но в то же время и про Деву и про Британские острова которые из-за Девы наполнятся ужасным криком сказано вполне определенно, без всяких туманов. Так, что всё, что надо – есть.

Даже, кажется, больше чем надо. В последнем предложении там упоминается некая Камбрия. По понятиям тех времён – это местность откуда франки пришли в Галлию(теперешнюю Францию). Ну, а Корнуэлл это Англия.

Так, что здесь ещё и призыв к захвату Англии имеется. Очень уместный, когда англичане в Париже и под Орлеаном.

 

(памятник Жанны де Арк в Сент-Этьене)

 

Пророчества эти тем быстрее ходили из уст в уста, тем сильнее ложились французам на душу, чем хуже у них были дела. К моменту появления Жанны дела, как раз, шли хуже некуда.

Наверно поэтому спасителем Франции в пророчестве выступает не мужчина – рыцарь, а простая девушка. Кто-то очень хорошо учёл глубокое разочарование французов в своих мужчинах-защитниках. В то, что мужчина спасёт Францию, уже не поверила бы ни одна живая душа, сколько не запускай пророчеств.

К тому же все были уверены, что спасти Францию может только чудо. Народ жаждал этого чуда и поверить в чудо мог только в том случае если совершать его будет персонаж воистину чудесный – обычная девушка с необычными способностями.

 

(памятник Жанны де Арк в Менге)

 

Англичанам, конечно, эти пророчества тоже были прекрасно известны. И, разумеется, весьма их смущали и тревожили. Англичане то ведь тоже были такие же средневековые люди как и французы, а значит более чем охотно верили всяким предсказаниям.

Тем более – предсказаниям своего достопочтенного земляка Мерлина.  Легко представить, что начало творится в британских умах и сердцах, когда они узнали - Дева из Пророчества явилась во плоти!

Забегая вперёд скажу, когда Жанна, уже во главе армии, будет идти на Орлеан, за сутки до её появления под стенами города, чья то заботливая рука приколет бумагу с пророчеством Мерлина на стену комнаты одного из старших английских командиров сэра Вильяма Гласдейла. А то вдруг он забыл?

 

 

 

 

(памятник Жанны де Арк по дороге в селение Бопри)

 

А ведь Дева на белом коне уже однажды спасала Францию. И не только спасала, но и создавала эту страну.

Для того, чтобы посмотреть как было дело нам с вами придётся перенестись в 5 век в Париж. Вернее не в Париж, а в галльский город, названный римлянами - Лютеция ( в переводе с латыни на русский – «Грязный» или «Помойка») которому вот-вот предстояло стать Парижем.

Здесь и мы увидим Деву спасшую город. Её звали Женевьева.

Она родилась в 422 году, неподалёку от Лютеции в семье христиан. А, надо сказать, что тогда в Галлии (будущей Франции) христианство не так, чтоб уж очень сильно распространено было. И быть христианином было не очень то безопасно. Могли убить именно за то, что христианин.

Поэтому христианами там становились действительно люди всей душой уверовавшие в Христа. Родители Женевьевы именно такими и были. А дочь у них выросла ещё более беззаветно преданная христианскому учению, чем они сами.

Если отбросить всё то чудесное и сверхъестественное , что нагородили про Женевьеву в её же Житие и подойти к вопросу материалистически, то мы вот, что увидим.

Пламенная, фанатичная девочка, которую, по обычаю тех времён, креститься научили раньше чем пользоваться ложкой, достигнув 14 лет, то есть обычного (и даже несколько позднего) для тех времён возраста вступления в брак, предпочитает стать «невестой Христовой». То есть монахиней. В то время, хотя  монастыри и существовали уже в Галлии,  большинство монахинь и монахов жили именно в миру, проповедью и личным примером показывая окружающим пример правильной жизни.

До времён славного отца Горанфло, который, как мы знаем, тоже предпочитал монашествовать за стенами монастыря, было ещё очень далеко, поэтому монашество действительно могло служить примером окружающим.

Вскоре Женевьева осиротела. Её родителей унесла какая то эпидемия. Обычнейшее дело в Средние века.

Девушка переселяется в Лютецию к своей крёстной матери. И тут её настигает тяжёлая болезнь. То ли эпидемия из родных мест её догнала, то ли уже в Лютеции Женевьева, что то новое подхватила, но, как бы то ни было, а  слегла.

Причём заболела так тяжко, что окружающие уже решили, что она - не жилец. Однако Женевьева поправилась.

А, поправившись, стала всем рассказывать, что от смерти её спасли ангелы. Которые, заодно, и устроили ей экскурсию по Раю.

Всё это Женевьева рассказывала окружающим в самых красочных подробностях.

 Эти рассказы, а так же праведная жизнь и длительные молитвы вызвали у жителей Лютеции не благоговейные, а самые отрицательные чувства.

Женевьеву называли лгуньей, притворщицей и лицемеркой.

Очевидно тогдашним парижанам, верней лютецианам, было про Женевьеву известно, что то такое, что до нас Хроники и Жития постеснялись донести.

 

Однако епископ Галлии – Герман (впоследствии причисленный к лику святых), услышав о Женевьеве, решил, что в столь тёмном для христианства месте, которое являла собой тогдашняя Галлия, такая девушка просто Дар Божий.

 

И, с его благословения, церковь приступает, как бы мы сейчас сказали, к «раскрутке» Женевьевы.

Епископ лично прибывает в Лютецию, встречается с Женевьевой, причём оказывает ей при встрече необыкновенное почтение.

А во всех галльских церквях священники провозглашают, что всё виденное Женевьевой в болезненной горячке – святая и истинная правда, а сама Женевьева – Избранница Господня.

(памятник Жанны де Арк в Льеже)

 

После такого, отношение к Женевьеве, особенно среди женской части населения, резко меняется в положительную сторону. Все и правда уверовали, что эта девушка побывала в раю и беседовала с ангелами.

Но, самое главное, теперь и Женевьева окончательно уверовала в правдивость своих видений.

Вскоре эта вера подверглась очень серьёзному испытанию. В Галлию вторглись орды Атиллы.

Круша, убивая и сжигая всё на своём пути, они рвались к Орлеану. На пути у них стояла Лютеция.

Опасность была столь очевидна и страшна, а сопротивление казалось столь бессмысленным, что городские вожди решили бросить Лютецию и бежать всем городом в отдалённые места.

И тут на заседание Совета ворвалась Женевьева. Она принялась уговаривать – не бежать и не сдавать город. Говорила, что глас Божий поведал ей, что если жители не бросят город, а решат драться, то он, Господь, отведёт от Лютеции беду.

А если, дескать, горожане голосов Женевьевы не послушают и начнут эвакуацию, то Лютеция то всё равно уцелеет ( раз Господь так решил, то это не обсуждается), а вот все бежавшие погибнут по дороге.

Всё это звучало так дико и нелепо, что в обычное время могло бы вызвать смех, а в той обстановке страшной опасности вызвало гнев.

Женевьеву решили казнить, чтобы от дел не отвлекала. Девушку выволокли во двор, обнажили мечи, но тут  в дело вмешался священник Седулиус.

Потрясая крестом он кричал, чтобы никто не смел трогать божью избранницу. Смущённые этим зрелищем Отцы города отпустили Женевьеву, но от планов бросить город и бежать куда подальше, не отказались.

А Женевьева не отказалась от своих.

 Сев на белого коня девушка стала объезжать городские улочки, будоража население и призывая его к борьбе.

Сразу и горячо откликнулась на её призыв женская часть Лютеции. И все женщины города насели на своих мужей с требованием идти на стены и драться.

Очевидно это было страшней Атиллы, потому, что мужики дрогнули и предпочли иметь дело с разъярёнными гуннами чем с разъярёнными бабами.

Вообщем, проклиная всё на свете, мужики изготовился к обороне. Причём им всем было вполне очевидно, что  эта оборона продлится в лучшем случае полчаса и ничем хорошим не завершится.

Атилла подошёл к городу.

 Соотношение сил было таким: примерно одна тысяча со стороны обороняющихся и пара сотен тысяч со стороны гуннов.

Положение обороняющихся несколько улучшал тот факт, что весь тогдашний Париж полностью умещался на одном острове. В окружении реки защищаться , конечно, легче. Но даже и при этом, дело явно шло к тому, что сейчас гунны Лютецию попросту затопчут, причём большинство её даже и не заметит.

Чтобы напомнить Богу об его обещании Женевьева начала страстно молиться и призвала к этому делу всех не занятых на стенах жителей города.

Впрочем и без её призывов молебны шли во всех парижских церквях.

И, вы не поверите, чудо всё таки свершилось!

 Постояв полдня под стенами Лютеции, гунны вдруг снялись и двинулись на юг в обход города.

Город был спасён!

Ясно дело, что у такого поведения Атиллы есть вполне материалистическая причина. Вот она: в лагерь гуннов пришли посланцы от вождя аланских племён Сангибана, что имел владения около Орлеана. ( Да-да, город будущей славы Жанны тогда уже существовал)

Сангебан обещал Атилле сдать Орлеан, но просил поторопиться. Дескать городские власти, что то подозревают и могут помешать Сангебану сдать город Атилле без боя.

Так как Атилле вот эта вот островная помойка, вполне заслуженно носившая в те времена имя Лютеции, в принципе, даром была не нужна, а нужен ему был как раз Орлеан с его мостами через широкую и глубоководную Луару, то он быстренько поднял орду и двинулся на юг.

Так это было.

Но жители Лютеции то всего этого не знали! Для них было явно одно – чудо обещанное Женевьевой свершилось! Дева на белом коне спасла город!

После этого Женевьеву при жизни принялись почитать как святую.

А ведь это ещё не конец истории про Деву спасшую страну, а самое её начало.

Прошло тридцать лет. Молодой король франков (так называлось объединение германских племён вторгшихся в Галлию и захвативших её северную часть) по имени Хлодвиг решил окончательно овладеть Галлией, выбив оттуда остатки римлян.

В 486 году его войска подступают под стены Парижа. Собственно Парижем его как раз франки и назвали. Жили там в основном паризии – кельтское племя, но вот по их имени и прозвали франки это место «Город паризиев» или, для краткости, «Париж».

В своё время отец Хлодвига, король Хильдерик несколько лет осаждал Париж, но сумел только взять и разграбить западную окраину этого, уже сильно разросшегося со времён Атиллы города.

Хлодвиг решил овладеть Парижем во, что бы то ни стало. Осада длилась четыре года. И снова Женевьева спасла город.

Однажды, в период особо тяжкого положения с продовольствием в осаждённом городе, Женевьева, каким то образом, умудрилась лично провести по реке в Париж караван судов с продовольствием.

Нечто похожее совершит позднее Жанна в Орлеане.

Так Женевьева второй раз спасла Париж.

В третий раз она его спасла на четвёртом году осады. Силы парижан были на исходе. Падение города ожидалось со дня на день. А взятие города, как нам известно, и уж тем паче было известно в те времена всем заинтересованным сторонам, непременно сопровождается трёхдневным повальным грабежом, резнёй и насилием.

Женевьева отправилась на переговоры к Хлодвигу и сумела убедить того не разрушать Париж, а принять его капитуляцию на максимально почётных и безболезненных для горожан условиях.

Что и произошло. Хлодвиг не просто пощадил город, он сделал его своей Столицей, что, разумеется, самым благотворным образом сказалось на развитии Парижа.

Хлодвиг же, поселившись в Париже быстро попал под влияние Женевьевы и, по её настоянию, а так же, под воздействием своей жены-христианки, крестился сам и крестил всю свою дружину.

То есть Хлодвиг сыграл для Франции ту же самую роль, что и для Руси Владимир Святой.

Так Франция стала первой христианской страной в Западной Европе. И вклад в это Женевьевы переоценить невозможно.

До самой своей смерти Женевьева была духовным советником власть имущих и воспитателем народа. Примерно так же, как на Руси Сергий Радонежский.

По смерти Женевьева была причислена к лику святых. Причём она святая не только католической, но и православной церкви. И поныне она считается покровительницей Парижа.

Так, что, как видим, Дева на белом коне, посланница Божья, уже спасала Францию. В мифологической форме знали об этом все французы. И народное сознание перенесло прошлые события в ожидаемое будущее. Так и пошли всё ширясь и распространяясь в народной толще слухи, скоро переросшие в страстные ожидание явления Девы – Спасительницы. Вера в её скорый приход становилась всё истовей и истовей.

 

И к моменту появления Жанны подробный образ грандиозного спектакля под названием «Дева спасает Францию» уже сложился в умах и французов и, что не менее важно, англичан.

Оставалось ждать исполнительницу главной роли. И вот эта исполнительница, гениальная исполнительница, появилась!

(памятник Жанны де Арк в Вокулёре)

 

И где же она появилась?. В  Вокулёре! Городе у трёх границ: французской, бургундской и немецкой, и поэтому он, город -проходной двор через который непрерывно болтаются туда-сюда масса народа. Где постоянно количество проезжающих равно количеству горожан.

 Удобное место, чтобы возникнуть ни откуда, не правда ли?

И именно в Вокулёре  вспыхнула и, подобно пожару, разнеслась (быстрее, намного быстрее продвижение самой Жанны) по стране весть - пророчества осуществилось! Слово стало плотью! Дева явилась спасать Францию!