парашют

 

Николай Шахмагонов. Золотой скальпель

  Спасти жизнь десантнику

Глава шестая

 

 

Едва тёмно-зелёный десантный самолёт, натужно гудя моторами, неторопливо забрался на нужную высоту, инструктор скомандовал:

   

      – Приготовиться!

       Открылся люк, и в его проём Михаил Гулякин увидел ровное заснеженное поле. Вспомнился первый прыжок. Погода была такой же солнечной, ясной. Разве что снега побольше.

       – По моей команде, первый…

Гулякин встал, повинуясь властному требованию инструктора, шагнул к люку и, услышав резкое: – «Пошёл!» – провалился вниз.

       Его сразу подхватил и развернул встречный поток воздуха, но через считанные секунды резкий толчок возвестил о раскрытии парашюта. Над головой вспыхнуло серебристо-белое облако купола.

       Охватило знакомое, радостное волнение. В аэроклубе он совершил два прыжка. Теперь всё было и так как прежде, и иначе. Прыгали не со стареньких тихоходных самолётов, а с больших транспортных. Да и парашюты не спортивные, а боевые, десантные.

         Гулякин с восторгом оглядел местность. Под солнцем горело и сверкало ярко-белое покрывало снега. На горизонте синели леса, чуть ближе пестрели крыши районного городка, примостившегося на берегу величавой Волги, русло которой ещё темнело студеной водой, ожидавшей скорого ледяного покрова.

        А вокруг, словно большие пушистые снежинки медленно опускались на землю серебристые купола парашютов.

       Потянув одну стропу, Михаил развернулся по ветру и приготовился к встрече с землёй. И вот ноги ушли в снег, и он, удачно сманеврировав, быстро погасил купол.

       Поблизости приземлялись десантники. Многие сегодня прыгали впервые. Барахтался, пытаясь высвободиться из паутины строп Дуров, ему старался помочь Тараканов. А Мялковский стоял рядом, задрав голову, и с тревогой глядел вверх.

       – Парашют не раскрывается, – неожиданно закричал он. – Смотрите, смотрите… Что же он?

       Гулякин поднял голову и посмотрел туда, куда указывал Мялковский. Один десантник падал комом…

       – Мялковский, за мной. Тараканов – остаётесь здесь, – скомандовал Гулякин и, определив, что десантник упал где-то на окраине города, поспешил туда.

        Десантник лежал на левом боку в глубоком сугробе, наметённом возле плетня.

       – Сержант Черных! – узнал Мялковский и, нащупав пульс, радостно воскликнул: – Жив!

       Гулякин склонился над пострадавшим.

       – Снег спас, снег возле плетня. А если б на открытом месте, – он махнул рукой. – Но состояние тяжёлое! Срочно нужна операция.

       С аэродрома примчалась машина. Из неё с поспешностью вышли военврач 2 ранга Кириченко и начальник парашютно-десантной службы бригады лейтенант Поляков.

        – Что с сержантом? – чуть ли не в один голос спросили они.

        – Множественный перелом рёбер слева, – сказал Гулякин и, продолжая осмотр, прибавил: – Есть признаки внутреннего кровотечения.

       Черных открыл глаза и, узнав Гулякина, через силу проговорил:

       – Я ещё буду прыгать, доктор?

       И даже попытался улыбнуться.

       А к спасительному плетню уже сбегались местные жители, в основном, конечно, женщины и вездесущие дети.

       – Какой дорогой быстрее попасть в больницу? – спросил Кириченко, обращаясь ко всем сразу.

       – Здесь недалече. Там вон, за поворотом она, в переулке, – сказала женщина в телогрейке.

       – Двухэтажный домик, белый такой?

       – Он самый, сынок, он самый…

       – Видел его. Мимо проезжали.

      – Сержанта в машину, – распорядился Кириченко. – Давайте помогу. Осторожнее…

       Несколько человек склонились над пострадавшим, аккуратно подняли его и положили в машину. Он не проронил ни звука.

       Поехали потихоньку. Дорога-то ухабистая. Просёлок. Остановились у крылечка больницы. Гулякин взбежал по ступенькам и открыл дверь.

        – Есть кто? – громко спросил он.

        На голос вышла пожилая женщина в белом халате.

        Поздоровавшись, Гулякин сообщил:

        – Мы привезли пострадавшего. Нужно срочно оперировать, – и спросил – Хирург на месте?

        – Нет хирурга, никого нет. На фронт все ушли. Один терапевт остался, да и он на вызове, в деревне.

       – Хирурга нет? А кто ж оперирует? – удивился Гулякин.

       – В область отвозим. А по мелочам и сама управляюсь.

       – Вы фельдшер?

       – Какой там?! Сестрой хирургического отделения здесь всю жизнь проработала.

       Зашёл Кириченко. Сразу оценил обстановку. Тихо сказал, положив Гулякину руку на плечо:

       – Ну, Миша, решайся. Ты же хирург...

       Медлить было нельзя.

       – Мне не приходилось делать таких операций! – сказал Гулякин.

       – Иного выхода нет, Миша, – сказал Киричнко. – Жизнь сержанта в твоих руках. В твоих, Миша! Приказать не могу, но… решайся. – и, обратившись, к медсестре спросил: – А вы поможете?

       – Конечно, о чём разговор. Операционная у нас в порядке, хоть и не используется давно.

       Нашлись и носилки. Это ж не в машину перенести, что остановилась в двух шагах. Тут нужно было аккуратно доставить в операционную, которая оказалась на втором этаже.

       Сержанта внесли в комнату, сообщавшуюся с операционной, осторожно поставили носилки. Медсестры тут же сделала инъекцию морфия и камфары с кофеином. Стала готовить внутривенное вливание физиологического раствора.

       Лицо сержанта было бледным, пульс едва прощупывался. С помощью Мялковского и медсестры Гулякин осторожно освободил пострадавшего от оставшихся элементов снаряжения и одежды. Сразу обнаружил кровоподтёки на коже левого плеча и левой ноги. Нижняя часть груди была деформирована.

        «Каковы же повреждения? – попытался определить заранее, до начала операции. – Очевидно, пострадали селезёнка, печень, лёгкие. Упал на левую сторону – значит, слева переломы рёбер. Да, явно разрыв селезёнки».

        Коротко доложил стоявшему рядом Кириченко уточнённый диагноз.

        – Кто оперировать будет? Вы? – спросила медсестра, уловившая то, о чём говорили военные медики, когда узнали, что в больнице нет хирурга.

        – Да, оперировать будет военврач третьего ранга Михаил Филиппович Гулякин. Я давно уже администратор, да и прежде был не хирургом, а терапевтом. Ну а он у нас хирург.

        Прежде Михаил Гулякин не думал, что вот так, в такой обстановке и при подобных обстоятельствах придётся делать столько сложную операцию. Да, ему приходилось нередко быть ассистентом у опытных хирургов. Ему даже доверяли операции, но операции далеко не такие, как предстояла теперь. Ещё на аэродроме, осматривая сержанта, он не сомневался, что в ближайшей больнице наверняка есть хирург. Ну и Кириченко рядом. Почему-то казалось. Что уж Кириченко-то справится с задачей… А вот ведь как всё повернулось.

        В предоперационной было тихо. Все с надеждой смотрели на Гулякина. Много раз впоследствии он ловил на себе подобные взгляды, когда речь шла об очень тяжёлых операциях. Но это было потом.  А в те минуты Гулякин не то чтобы растерялся, нет, он просто пытался определить, справится ли. Ведь он действительно ещё не имел необходимого опыта для такого сложного хирургического вмешательства.

         Ответственность! Огромная ответственность! А если неудача? Какого молодому хирургу начинать с неудачи?

        Гулякин неуверенно спросил у Кириченко:

        – Может, всё-таки поручить более опытному хирургу?

        – Ко-о-му? – начиная терять терпение, протянул Кириченко.

        Гулякин назвал начальника физиологической лаборатории военврача Кунцевича и врача Яковенко из другой бригады.

        – Не думал, Миша, что ты предложишь такое, – упрекнул Кириченко. – не думал, что, боясь ответственности, попытаешься уклониться от помощи десантнику, жизнь которого в твоих, только в твоих руках.

         – Я не уклоняюсь. Я хочу, как лучше для сержанта…

         – Лучше? А тебе известно, что Кунцевич – опытный преподаватель, много лет прослужил в Военно-медицинской академии, прекрасно знает биохимию, но никогда не делал операций? Тебе известно, что Яковенко находится в двадцати километрах отсюда и пока машина доберётся до него, пока привезёт сюда, если он вообще на месте и не придётся его искать, пройдёт столько времени, что он окажется уже не нужен…

         Кириченко не хотел приказывать, но время на разглагольствования истекло. Сержанта уже перенесли на операционный стол.

         – Всё! Решение принято! Будешь оперировать ты, Миша. Верю, что сделаешь всё возможное!

       Твёрдость начальника, уверенность, с которой он поручил такое ответственное дело, придали Михаилу силы.

       – Больной готов? – спросил он у медсестры.

       – Готов!

       – Ассистировать будете вы и фельдшер Мялковский. Очевидно, потребуется кровь…

       – Об этом позабочусь, – сказал Кириченко. – Я уже вызвал младшего врача бригады Тарусинова и фельдшера-лаборанта. Приступайте к операции.

         Дверь открылась, и на пороге появился комбат старший лейтенант Жихарев. Из-за его плеча выглядывал комиссар Коробочкин.

        – Что с Черных? – спросил комбат.

        – Скоро узнаем, – ответил Кириченко. – Гулякин будет оперировать. Состояние тяжёлое. Черных в рубашке родился. С этакой высоты… И надо же. Сугроб, наверное, единственный в округе, спас.

        – Разберитесь, что случилось, – приказал комбату начальник парашютно-десантной службы бригады лейтенант Поляков. – Нужно выяснить, почему не раскрылся парашют. Это важно знать всем – и нам, и, – он кивнул на всё ещё открытую дверь в операционную, – его товарищам.

        Пока Гулякин тщательно мыл руки, медсестра подготовила стерильный халат, помогла надеть его и подала перчатки.

       Затем быстро подготовилась сама и вслед за Гулякиным вошла в операционную, где уже находился Мялковский. Туда же поспешил и Кириченко.

       – Так, прошу дверь закрыть. К столу посторонним не приближаться, – уже твёрдым голосом, которым отдают приказы, – распорядился Гулякин.

       Он подошёл к операционному столу, и в памяти его сразу ожило всё, чему учили преподаватели в институте и хирурги в клинике, которым он ассистировал во время дежурств. В больнице аппаратуры для проведения общего наркоза не оказалось, не было и анестезирующих средств общего обезболивания. К счастью, нашёлся раствор для местной анестезии.

       Аккуратно обработав поверхность грудной клетки, Гулякин взял из рук сестры шприц с новокаином и ввёл анестезирующий раствор в места, из-под кожи выступали обломки рёбер.

      Тут же вспомнилась заключительная напутственная лекция начальника кафедры военно-полевой и госпитальной хирургии военврача 1 ранга профессора Левита. Она так и называлась: «Как поступать на фронте».

       Медленно, словно что-то постоянно обдумывая, профессор расхаживал по кафедру, вовсе не по-профессорски, а дружески говоря:

       – Огнестрельную рану всегда сопровождают кровотечение, шок, инфекция… Поэтому наипервейшая обязанность каждого врача – остановить кровотечение, ввести анестезирующий раствор в места перелома костей…

        Гулякин сделал первый разрез. В полости живота оказалось много крови. Предположение, что при ударе о землю произошёл разрыв селезёнки, к несчастью, подтвердилось.

       Что же делать? Ему не доводилось не только оперировать самому, но даже и наблюдать, как работают другие хирурги при подобном повреждении. Конечно, теоретически он знал порядок операции, но его охватило беспокойство: удастся ли справиться практически?

       Посмотрел на Кириченко. Тот казался спокойным, хотя, наверное, тоже понял, что жизнь сержанта – на волоске висит.

        – Мялковский, следите за пульсом, – распорядился Кириченко. – Миша, смелее, всё будет в порядке.

        «А ведь даже не предполагает, каково мне сейчас, что впервые берусь за столько сложное дело, – подумал Гулякин. – Надеется на меня, верит, что справлюсь. Верят и Мялковский, и медсестра, которая уже приготовила очередной хирургический инструмент, и имя и отчество которой так и не успел спросить, верят и командир батальона с комиссаром, что остались за дверью. Я обязан справиться!»

       – Ну что же ты, Миша? Всё готово, – спокойным тоном проговорил Кириченко.

      И снова твёрдый, голос военврача 2 ранга вселил уверенность, придал силы.

       Тщательно осушив полость живота, Михаил аккуратно перевязал повреждённые сосуды и удалил селезёнку, глубокие трещины которой уходили к сосудистой ножке. Осмотрев другие органы, и не обнаружив повреждений, стал накладывать швы.

       – Ну вот, кажется, и всё, – облегчённо вздохнул Кириченко.

       – Нет, – отрицательно покачал головой Гулякин. – Необходимо переливание крови.

       Вызванные младший врач бригады и лаборант уже доложили Кириченко, что подобраны два донора с первой группой крови, что, кроме того, готовится консервированная кровь.

       После переливания крови самочувствие сержанта Черных заметно улучшилось: стало ровным дыхание, нормализовался пульс. Но угроза жизни ещё существовала. Дежурить у операционного стола Гулякин приказал Мялковскому, чтобы в случае ухудшения состояния, немедленно вызвать его.

        Сняв халат и перчатки, Гулякин вышел из операционной. Кириченко крепко пожал руку:

       – Спасибо. Ты даже не представляешь, Миша, что сегодня сделал! Сложнейшая операция и в таких условиях! Это же.., – Кириченко махнул рукой и, обняв Гулякина, прибавил: – Это настоящая победа.

         – Первая моя операция! – устало сказал Гулякин.

         – Неужели первая?! – удивлённо воскликнул комиссар батальона Коробочкин, который тоже подошёл, чтобы поблагодарить и поздравить с успехом. – Никогда не оперировал?

        – В институте в основном ассистировал. Ну а операции доверяли простейшие, да и то под руководством опытных хирургов. А такие вот операции и в клинике делают очень редко. Практики то в институте, да и на военфаке студенты и слушатели не получают.

         – В таком случае поздравляю с боевым крещением! – сказал Жихарев, тоже обнимая Гулякина и пожимая ему руку.

         – Почему же с боевым? – пожал плечами Гулякин. – В бою я ещё не был.

        – Да разве это не бой? Разве сегодня ты не сражался с главным врагом, – смертью, что угрожала Черных? – убеждённо сказал Жихарев.

        – Сражался! – улыбнулся Гулякин.

       – И победил, – заметил военврач 2 ранга Кириченко. – Это и есть боевое крещение хирурга. А в бою участвовать не наше с вами дело. Наше дело быть всегда готовыми прийти на помощь раненым. Конечно, война нынче особая. Может, придётся и за оружие браться, чтобы защитить свой медицинский пункт или медсанбат. Но основное для нас – врачебная помощь раненым.

       Кириченко вышел на крылечко. За ним последовали остальные. После необычайного напряжения, после тревог за жизнь сержанта, все оживились.

       – Кстати, вы слышали о подвиге военно-санитарного поезда? На днях указ был. Нет? – спросил Кириченко. – Так послушайте… Недавно наградили начальника поезда, начмеда и нескольких медсестёр. Фашисты, как уже известно, ни с какими правилами ведения войны не считаются. Вот и этот поезд несколько раз бомбили, хотя и видели на крышах вагонов красные кресты. Тогда-то начальник поезда и решил создать из медперсонала команду стрелков-зенитчиков. Командующий армией придал поезду три зенитных-пулемёта. При очередной транспортировке раненых фашистские стервятники как всегда сунулись за лёгкой добычей. Сунулись, как на воздушной прогулке. И тут ударили по ним из пулемётов. Два бомбардировщика сразу сбили, один крепко повредили. Вряд ли он дотянул до линии фронта. Остальные драпанули… Вот так. Нас это касается в первую очередь. Мы будем драться за линией фронта. А фашисты раненых не щадят, тем более десантников…

       Комиссар Коробочкин как бы подвёл итог свершившемуся:

      – Знаете! Сегодня и ещё одно очень важное событие произошло. На глазах у всего батальона у Черных не раскрылся парашют. Да что там батальона? Вся бригада уже знает, небось. И корпус скоро будет знать –солдатский телеграф работает быстро. Так вот! Сержант упал с такой высоты, что казалось бы всё – никаких шансов. А наш же, родной военврач третьего ранга, наш начальник батальонного медпункта спас его! Какую веру это придаст десантникам, которые в бой пойдут! Веру в то, что сильная у нас медицина. Спасёт, если что.

         – Да, такая вера тоже ведь нужна, когда в бой идёшь, – согласился комбат Жихарев.

 

Продолжение следует…