разведчик

Сегодня совершенно случайно узнал что на Украине снесли памятник  разведчику  Николаю Ивановичу Кузнецову. Очень опечалил тот факт , что произошло это накануне 70-летия Великой Победы . Примерно год назад , добрый друг нашего сайта, историк,журналист и краевед Людмила Федоровна Важенина , выслала мне рассказ об этом замечательном человеке . Однако по невнимательности я его считал потерянным. И вот сегодня , совершенно кстати он нашелся ...   

Легенды нашего двора.

В начале 60-годов, когда основная часть города заканчивалась улицей Холодильной. И центральная улица города от железнодорожного переезда завода «Механик» густо застроенная частными домами с буйно цветущими в мае яблонями уже напоминала собой главную улицу райцентра.

Мы жили в трех кварталах от центральной улицы города – Республики и считали своей главной улицей Холодильную. На ней для нас построили шикарную трехэтажную школу. Наш двор примыкал одной стороной к школьному забору, другой -к глухой стене 15 автобазы, сзади его перегораживало 2-х этажное здание Росбакалеи и ограда с большими железными воротами, в которые постоянно въезжали закрытые брезентом грузовики, а с четвертой стороны двора находился сквер, заложенный рабочими завода «строймаш» на месте каких-то завалившихся хибар. В сквере были две карусели, на которых мы ежедневно крутились, и много тощих, хилых деревьев и кустиков.

В нашем дворе было 6 бараков, где проживало великое множество детворы. Раньше до 1949 года поговаривали взрослые в бараках, в которых сейчас проживали мы, была тюрьма для политических, отсюда и стройные ряды бараков и малое расстояние между ними. В каждой семье, а в каждом бараке проживало 12-15 семей, было по 2-3, а иногда и больше детей. И поэтому нам не хватало места для игр. Вместо детских площадок вокруг всех бараков были посажены маленькие огороды жильцов, а остальное пространство было занято, сушившимся в любую погоду, бельем. Казалась, бельевые веревки связывают бараки друг с другом. Наш ареал обитания был сквер и школьный двор.

В 1963 году, наконец, открыли 37 школу, счастью нашему не было предела. Не надо ходить за тридевять земель в скрипучую деревянную 12 школу, где постоянно случались стычки между строймашевцами и котельщиками.

В следующем году возле школы появился бюст Н.И.Кузнецова, знаменитого разведчика и пионерская дружина школы стала носить его имя.

В нашем дворе уже жил один разведчик, переводивший Зою Космодемьянскую через линию фронта. Но дядя Ваня Поспелков был тихим, седым человеком с вдавленной в плечи головой, к которому постоянно приезжала скорая помощь и частенько увозила его с собой. Короче, не похож он был на героя, а вот Кузнецов – орел. Зорко смотрел он с пьедестала на нас. Плечи у него были прямые, грудь колесом и гордо вскинутая голова. Вот он- то и настоящий разведчик. Мы это пытались показать дяде Ване, что не похож он на разведчика. Но наши отцы жестко пресекали все попытки скомпрометировать героя, говоря, что с его ранами он и так держится молодцом.

Почти все они прошли через жерла войны, многие были ранены. Но и их мы также не воспринимали героями. Дядя Коля Горчяков. танкист, проехавший на танке пол Европы, частенько в праздники, когда ему в чем-то перечили, кричал –«Я в Прохоровке не сгорел, на Днепре не утонул, а ты мне 100 граммов жалеешь!» Но это было в праздники, а остальное время мы его видели в синей робе тихого и аккуратного.

Дядя Толя Древаль, маленький, белый человечек, постоянно жил производственными заботами. Он работал на аэродроме техником. Чинил самолеты. Все заботы, по хозяйству и воспитанию троих детей, взяла не себя его жена Валентина. Огромная, громкоголосая женщина, которую побаивался не только дядя Толя, но и остальные мужчины нашего двора. В порыве гнева она иногда выговаривала мужу «За что меня Господь тобой наказал, был бы Иван жив, жила бы за ним, как за каменной стеной». Все в округе знали, что дядя Толя был механиком у Ивана. Когда Иван сгорел в своем самолете, тетя Валя написала дяде Толе письмо, в котором просила рассказать про последний вылет Ивана. С этого началась их переписка. Тетя Валя всю войну, как она говорила,»оттрубила» в одном из тюменских госпиталей, а когда война закончилась, то появился здесь «этот сумасшедший» и тетя Валя вышла за него замуж. Бросила медицину, нарожала троих детей и работала техничкой в магазине. Так ей было удобно. Проводит ребятишек в детсад и школу и побежала на работу, в обед снова встретила их дома, накормила и снова на работу. Дядя Толя сутками пропадал на своей работе, был неприхотлив ни в быту, ни в еде, всю получку отдавал жене. Вроде и не маленькая была у него зарплата, но все равно не хватало на эту ораву, поэтому тетя Валя и была так пристрастна к мужу, обвиняла его во всех грехах и что войны не нюхал, крови не видел, а всю войну просидел за самолетом. Мужики изредка заступались за дядю Толю, но и им попадало. Поэтому, заслышав очередной приступ бешенства у тети Вали, все старались не попадаться ей на глаза и зазывали ребятишек, вечно толкавшихся во дворе или коридорах, домой.

Одного мы считали смелым и отважным человеком – это дядю Сережу Марычева. Он служил на Балтийском флоте. Попал на фронт зимой 1942 года из блокадного Ленинграда. Сначала юнга, а затем и матрос торпедного катера. Мы любили вечерами слушать его бесконечные истории о погонях, штормах и бомбежках. Рассказывал дядя Сережа в основном о своих боевых друзьях, а сам он в этих походах лишь был матросом. Мы понимали, что в таких переделках, в каких был он, все проявляли чудеса отваги, чтобы потопить врага и живыми вернуться на берег. Одного мы простить не могли дяде Сереже – то, что его жена работала в морге. Даже их дочь из-за этого не принимали в свою кампанию.

Мои родители оба были фронтовиками, но и в них я не видела героев. Отец участвовал в одном только бою под Старой Русой, где полег их дивизион. И он единственный, кто остался в живых. Его участие в войне с Японией и Халкинголе я не признавала за геройство. Подумаешь - месяц боев. А мама была заправщицей самолетов, правда, на боевом аэродроме, но профессия-то мирная. Они были для меня обычными людьми. Даже мещанами. Однажды, когда по телевизору передавали торжественный концерт, посвященный дню Победы, при звуках Гимна СССР, я предложила им встать, но родители мирно продолжали сидеть за столом и потягивать горячий чаек. На мой протест, они ответили просто – это наш концерт и для нас,а в домашних тапочках на парад не ходят.

Бюст Н.Кузнецова перевернул нашу жизнь. Наконец-то, появился герой, которому можно подражать. Когда пионерская вожатая объявила о том, что нам нужно создать комнату боевой славы в школе, мы были полны решимости сделать все в кротчайшие сроки. Нашему классу поручили собрать материал, и все дети двора, которые учились в других классах, присоединились к поискам. То принесут вырезку из «Пионерской правды», то из «Комсомолки» или же выпросили у библиотекаря книгу Медведева «Сильные духом» и устроили громкие читки. Но материалов явно не хватало на комнату боевой славы. Тогда кто-то предложил съездить в музей Н.И.Кузнецова в Талицу. Рассказали об этой идее школьной пионерской вожатой, та поговорила с шефами и нам выделили бесплатно автобус. Но автобус выделили нашему 9-му «А» классу, а ехать хотели все дворовые. Снова пошли к вожатой. Та возмутилась, но мы упросили ее вместе с нами сходить еще раз к шефам. Сходили и вернулись окрыленными – автобусы будут для всех, но с условием, чтобы каждый, кто поедет, написал об этой поездке.

В следующую субботу во дворе царил переполох. Мамы наперебой наказывали тете Вале, которая вызвалась сопровождать детей в поездке, быть начеку именно с ее чадом и заставить его или ее поесть, как следует в столовой. Матери, не доверяя детям, собрали по рублю и отдали их тете Вале, чтобы та распорядилась ими. Когда подошли автобусы, настоящие туристические, со шторками на окнах и белыми чехлами на подголовниках высоких кресел, то все вдруг оробели и чинно без обычной суеты вошли в автобус или на нас подействовало присутствие родителей и громогласное командование тети Вали.

В теплом автобусе под рассказ экскурсовода о сибирском тракте все вскоре задремали. Нам хотелась слышать о Кузнецове, его подвигах, а нам рассказывали об истории края. Два часа поездки до Талицы были наполнены сладостью взрослого путешествия, даже тетя Валя на время замолчала. Экскурсия по музею в Талице распалила наше воображение. Да, это герой, даже все вещи здесь были геройскими. Вон, какие ели стоят прямо у входа. Даже раздевалка, и та непохожа, на наши городские раздевалки.

Еще больший восторг вызвало, то, что на обратном пути мы заедем в Зырянку, где прошли детские годы героя. Деревня стояла далеко от тракта. Само ее посещение вызвало некоторое замешательство. Дом как дом, многие из нас бывали в таких деревенских домах, да и какая-то убогость скользила в убранстве. Не может герой жить в таком доме. Да еще и имя ему здесь придумали –Никифор. Короче, все, не сговариваясь, вычеркнули эту деревеньку из геройских мест.

Наш штатный фотограф Юра Косухин нащелкал две пленки кадров в этой поездке. Фотографии получились хорошими, выдержка, и фокус были нормальными. Их хватало с лихвой, чтобы оформить уголок славы. Теперь очередь оставалась за нами – нужно написать о поездке. К пятнице ребята сдали свои листочки с сочинениями «Что мне понравилось в музее им.Н.И.Кузнецова». Александра Васильевна, учитель русского языка взялась за голову при виде такого количества сочинений. Но за выходной привела все в божеский вид и в понедельник листки, написанные ее красивым подчерком, в которых ребята излагали свое видение подвига разведчика и яркие оценки музея висели в актовом зале вперемежку с тремя ватманскими листами с фотографиями героя и описанием его жизни и подвига.

Вся школа ходила смотреть на этот, как мы громко его именовали, музей славы. Всем нравилось. Даже наши отцы сходили посмотреть, что за материалы собрали мы во славу Героя.

Летом случился конфуз. Я уже училась в выпускном 10 классе, как под осень приехал к нам брат отца. Надо сказать, что наша семья не была рады его приезду, и каждый раз, когда он приезжал, старались поскорее отравить его обратно. Он отличался от всех окружающих аскетизмом и явной нищетой в своей одежде, своей не всегда, даже взрослым, понятной речью и суждениями. С собой он возил огромный потрепанный рюкзак, набитый церковной литературой, бумажными иконами и прочей атрибутикой церковной принадлежности. Дядя Ваня, так звали брата отца, приехал днем. Нас не было дома, и он уселся посреди двора на лавочку ждать. Поинтересовался у сидящих там мальчишек, чей бюст стоит у школы. Мальчишки в подробностях рассказали ему о герое. Дядя Ваня внимательно выслушал их, задал несколько вопросов и сказал примерно следующие:

-На все воля Божья. Мы вместе с этим человеком готовились выполнить задание, на котором он погиб. Я шел первым, он – дублером. При выброске меня ранило, и он пошел на задание.

Мальчишки были возмущены. Как мог такой непонятный человек быть разведчиком, да еще первым номером. Они усомнились в правдивости рассказа дяди и, соответственно их возраста, надерзили. Реакция незнакомца также поразила их. Он не стал читать мальчишкам нравоучения, а призвал к смирению. Поэтому, как только я появилась на горизонте, ко мне подлетела вся ватага, перебивающих друг друга мальчишек, и потребовала объяснений. Я была не в курсе происходящего и попросила дать мне время разобраться в создавшейся ситуации.

Дядя ничего мне толком не рассказал. Только на следующий день выяснить некоторые детали заявленного участия. Оказывается, дядя во время войны учился в нашем пединституте, а затем его забрали в армию. Но не на фронт, а в какую-то спецшколу. Затем неудачный полет, ранение и излечение в Зеленогорске, где он и пристрастился к Богу. Но будучи грамотным человеком и членом КПСС, дядя какое-то время был руководителем автопредприятия в Москве, обслуживающее сильных мира сего, даже третьего папиного брата, тоже фронтовика, устроил водителем вверенного ему заведения, когда тот демобилизовался в 1945 году. Но вскоре обоих братьев уволили, дядю Ваню – за пристрастие к церкви, а третьего брата Николая, с ним за кампанию, чтобы не позорил звание советского человека.

Дядя Ваня еще несколько раз проездом заезжал к нам, но его взгляды на жизнь не совпадали с отцовскими, и мы его больше не видели и не знаем дальнейшую его судьбу.

Вот такая история в 60-х годах произошла в нашем дворе. Она еще долго жила в рассказах подростков, пока двор не снесли, а жильцов раскидали по разным районам и домам. Если наш двор считал бюст своим, то и постоянно мы ухаживали за ним. Каждое лето наводили лоск. Звезда героя блестела, регулярно чищенная заботливыми мальчишками.

Сейчас в школу ходят не с парадного входа и забытый и пыльный бюст стоит одиноко. Даже глаза все еще молодого Н.Кузнецова не так задорно и бесстрашно смотрят на состарившиеся тополя. Придет его время и в нашем дворе, где стоят современные многоэтажки снова вырастет поколение мальчишек и девчонок, которые с трепетом будут относиться к подвигам предков. Возможно, вспомнят и наших отцов-защитников Отечества в грозные дни войны, и будет им бюст героя так же дорог, как тем, у кого на домах мемориальные доски. Пусть не жил наш герой в нашем дворе, но мы все гордились, что именно у нас стоит этот бюст, и считали, что герой наш житель. Мы искренне его любили и уважали. Память о нем греет наши сердца уже почти полвека.

Л.Важенина, 2010г. Тюмень ©