Первый бой командира полка

 

Повесть

Небо было безоблачным. Яркое солнце играло в лужицах, кое-где оставшихся от ночного дождя, словно изумрудные, сверкали в его лучах ещё непросохшие листья кустарника на опушке леса. Светло и празднично загорался тёплый летний день, но пасмурно было на душе у подполковника Александра Новикова. На КП снова поступили неутешительные доклады от командиров батальонов первого эшелона, а вслед за тем в шлемофон ворвались победные рапорты: – «Беркут», я – «Филин». Овладел скатами высоты «Курганная»… И почти одновременно: – «Беркут», я – «Фазан». Вышел на рубеж…

 Новиков узнавал позывные командиров соседей слева и справа, узнавал занятые ими рубежи, о которых они сообщали своему командованию, используя установленный код. Пора бы и Новикову вызвать «Беркута», да не о чем доложить…

       Он с досадой сорвал шлемофон, надел каску и, открыв люк, выбрался на броню боевой машины. Свежий ветерок остудил разгорячённое лицо. Новиков вскинул к глазам бинокль. Боевая машина управления находилась в кустарнике, на взгорке. Отсюда была видна как на ладони непокорённая высота.

       Шум боя справа и слева, где наступали соседи, постепенно стихал, всё дальше уходя в глубину обороны «противника». Но вот и перед фронтом его полка всё стихло, но совсем по другой причине. Дважды поднимались батальоны первого эшелона в атаку, но оба раза,наткнувшись на непреодолимую стену огня, откатывались назад. И сейчас белели на поле флажки посредников, преграждая путь вперёд и обозначая «уничтоженные» «противником» боевые машины пехоты и танки.

       Сплошные минные поля перед передним краем обороны «противника», ключевым пунктом которой была высота «Длинная», окаймлённая с тыла глубоководной рекой Калиновкой, хорошо продуманная система огня, рационально построенный боевой порядок обороняющихся подразделений – всё это держало батальоны на почтительном удалении от первой траншеи, не позволяло приблизиться для решительного броска.

       Солдаты, сержанты и офицеры полка сделали всё, что было в их силах, но успеха достичь до сих пор не удавалось. Неужели напрасно не спали в минувшую ночь офицеры, уясняя полученную задачу, оценивая обстановку, вырабатывая замысел боя? Неужели напрасно с раннего утра, когда мгла ещё окутывала лес в выжидательном районе, и туман гнездился в низинах, не выпускали из рук рычаги танков и штурвалы боевых машин пехоты механики-водители, торопясь к рубежу перехода в атаку? Неужели напрасно перепахали несколько раз луг перед высотой и вымокли до нитки солдаты и сержанты мотострелковых взводов?

       Настал момент, когда ни один человек в полку не мог сделать для победы больше, чем он сделал. Ни один, кроме командира. Именно от командирского решения теперь зависело всё.

       Не таким представлял себе подполковник Александр Новиков первый бой в должности командира гвардейского мотострелкового полка. Он видел его ярким, победоносным, ошеломляющим «противника», таким, после которого все сразу бы заговорили о молодом командире… И это не тщеславие – это привычка! Командуя мотострелковыми взводом, ротой, батальоном, Новиков по праву слыл мастером дерзких и стремительных атак, самых неожиданных манёвров, нестандартных решений. Он умел создать видимость атаки с фронта, а ударить с фланга, когда действовал в наступательном бою, умел незаметно для «противника» оборудовать наиболее прочную оборону там, где тот сосредоточивал основные усилия, где рассчитывал добиться успеха. Умел Новиков и такие предложить решения, которые, на первый взгляд, не совсем вязались с уставом, но на деле приносили победу. Многое он умел, командуя подразделениями. Обязан был уметь и теперь, получив полк. Недаром за плечами Военная академия имени Фрунзе.

       Накануне в выжидательном районе всё казалось просто. Предстояло совершить многокилометровый марш, последовательно, на заранее установленных рубежах, развернуть полк в батальонные, ротные, взводные колонны, перестроить его перед рубежом перехода в атаку в боевой порядок, прорвать оборону «противника», выполнить ближайшую задачу, разгромить обороняющихся в глубине их обороны и наступать, наступать, преследуя отходящие части «противника».

       Недаром, когда командир дивизии генерал-майор Чернышёв сказал:

       – Волнуюсь за тебя, горячая голова…

       Новиков с жаром возразил:

       – Что вы, товарищ генерал-майор, не первый раз на учениях, да и «противник» лёгкий достался…

       Новиков уже знал, что ему противостоит батальон подполковника Анохина.

       – Что на учениях не впервые, сам знаю, – покачал головой генерал. – И прежде, до того как в дивизию к себе забрал, в деле видел. Да вот только полком-то на учениях прежде тебе командовать не доводилось… Как же не волноваться?! – и вдруг, резко сменив тон, прибавил: – А вот к «противнику» относиться свысока нельзя, нельзя его недооценивать… Анохин – лучший комбат в соединении, которое нам на этих учениях противостоит.

       – Он и в полку слыл опытным командиром взвода, когда я с ним встретился впервые…

       – Это не совсем так, – возразил командир дивизии. – Самым старшим по возрасту – точно. А самым опытным или самым лучшим никогда не был. Теперь он действительно опытнейший комбат…

       – По стольку лет на каждой должности сидеть, как он, конечно, опытнейшим стать можно, – насмешливо сказал Новиков, чувствуя, что комдив склонен к воспоминаниям, но тут же поправился, – Вы не думайте, я к Сергею Анохину по-доброму относился, но инертность его меня всегда раздражала… К одному месту прирос, ничего не хочет нового, не стремится ни к чему. Вон Гончаров уж скоро генералом станет, а ведь они вместе с Анохиным училище окончили – в одной роте учились.

       Генерал не ответил. Он, прищурившись, смотрел вдаль, думая о чём-то своём. А думал он о судьбе двух офицеров: Новикова, который сейчас стоял перед ним, ожидая получения боевой задачи, и Анохина, который в те самые минуты заканчивал необходимые мероприятия по подготовке к оборонительному бою.

      Когда лейтенант Новиков пришёл в полк, которым командовал Чернышёв, Анохин прослужил в нём уже четыре года. Всё было на первых порах. И на совещаниях его разбирали, и беседовали, и наказывали, но помогало мало. Отлынивал Анохин от работы, в подразделении лишь время отбывал. А потом вдруг спохватился, за работу принялся, но трудно она пошла, эта работа. По знаниям своим, по навыкам, по опыту он оказался на линии старта, на той почти линии, на которой был по окончании училища. Впрочем, Новиков пришёл в полк в то время, когда Анохина уже и хвалить иногда начинали, поговаривали и о выдвижении на должность командира роты – один он из своих одногодков командиром взвода оставался.

       И всё-таки не Анохин, а Новиков, молодой, казалось бы, ещё не оперившийся лейтенант, роту получил – ту самую роту, которая предназначалась, по мнению многих, Анохину. Вот и теперь, Новиков командир полка, а Анохин – комбат.

        Что греха таить, генерал-майор Чернышёв питал симпатию к Новикову, молодому подполковнику, из всех командиров полков самому младшему по возрасту. Одно не понравилось сейчас: видно, осталась ещё с лейтенантских лет привычка хоть чуточку да прихвастнуть, осталась уверенность в себе, что хорошо, но уверенность, граничащая с самоуверенностью, что уже не очень здорово. Потому и продолжил генерал разговор уже более сухо и официально:

       – Прошу к карте, товарищ подполковник. Слушайте боевой приказ!

       Задача, которую поставил командир дивизии полку Новикова, была не самой сложной. Если его соседям уже до переднего края обороны «противника» предстояло преодолеть водную преграду, то в направлении действий полка, которым командовал Новиков, дело обстояло проще, ибо перед фронтом река выписывала огромную петлю, охватывая район обороны противостоящих подразделений «противника».

       – Необходимо во время рекогносцировки хорошенько подумать над замыслом действий, – сказал в заключении командир дивизии. – Не думайте, что Анохин тот, что прежде, не думайте…

       – А я и не думаю, – возразил Новиков. – Чем сильнее «противник», тем интереснее его разгромить.

       На рекогносцировку выехали накануне. Как и положено, тщательно маскировались на позициях подразделений первого эшелона, стараясь не привлекать внимания «противника».

       Окинув взглядом местность, внимательно изучив начертания переднего края, Новиков подумал, что Анохин выбрал не слишком удачный рубеж, отрезав себе пути отхода. В том, что они понадобятся, Новиков не сомневался. Он чётко представил себе, как его передовые батальоны перевалят через гребень высоты «Длинная», протянувшейся на несколько километров вдоль фронта, как отбросят обороняющихся и прижмут их к реке, как заспешат к подразделениям «противника» посредники, помахивая белыми флажками и требуя остановиться и прекратить всякие действия. Сколько раз так бывало прежде, когда он водил в учебные схватки свои подразделения! А потом следовали поздравления и благодарности в приказах.

       Новикова нельзя было упрекнуть в зазнайстве, в том, что он слишком переоценивал себя и недооценивал «противника». Он скрупулёзно, как и прежде, изучал оборону, местность, продумывал замысел.

       Прикинув расстояние от опушки леса до первой траншеи района обороны «противника» на скатах высоты, он посетовал на то, что рубеж перехода в атаку придётся назначить на слишком большом расстоянии, примерно за километр. А это не очень здорово. Далековато, а что делать – впереди местность открытая. Людей спешить негде. Когда же под вечер начальник разведки, оставивший на опушке посты наблюдения за «противником», доложил о странном поведении обороняющихся, Новиков ничего странного в их действиях не усмотрел.

       – Товарищ подполковник, роты первого эшелона покидают опорные пункты. Боевые машины и танки оставляют свои окопы.

       Таков был доклад.

       – Установить, куда они уходят, – приказал Новиков.

       – За реку. Там оборудуют позиции.

       – Логично, – заключил Новиков. – Им всё-таки выгоднее иметь реку перед собой. Надёжнее.

       Можно было бы на плечах «противника» ворваться в траншеи, что изрезали высоты, но полк-то находился в выжидательном районе – планировалось наступление с ходу с выдвижением из выжидательных районов.

       Новиков мог ограничиться лишь переносом рубежа перехода в атаку к подножию высоты.

      

* * *

 

       Незадолго до начала манёвром командира мотострелкового батальона подполковника Сергея Анохина вызвали в штаб дивизии.

       – Пришёл на вас запрос, – сообщили ему в штабе. – Предлагают должность преподавателя тактики в высшем общевойсковом командном училище… Как ваше мнение?

       – Я согласен, – радостно ответил Анохин, сразу вспомнив разговор со своим однокашником и сослуживцем Павлом Гончаровым, который говорил о том, что вот-вот должен стать начальником училища. 

       Признаться, Анохин не слишком поверил в обещание Гончарова, даже сказал при последней встрече:

       – Не были вы прежде столь щедры к своему однокашнику.

       Врезался в память ответ Гончарова, врезался, потому что приятно было вспоминать такое.

       – Я ведь не однокашника в училище приглашаю, – сказал полковник Гончаров, – а опытного и грамотного офицера. И не о том, чтобы вы полковничью папаху получили, пекусь, а о деле забочусь.

       Значит, добился-таки подполковник Анохин в своей жизни чего-то. Преподавательскую работу в училище далеко не каждому офицеру можно доверить.

        Представление подготовили быстро, но только отправили его в вышестоящий штаб, как начались манёвры. Батальон Анохина действовал на важных направлениях, не последнюю роль отвёл ему командир полка и на завершающем этапе, когда предстояло занять прочную оборону, измотать наступающие подразделения «противника» и создать условия для перехода в наступление.

       Командир полка вызвал Анохина в штаб. Сказал:

       – Сергей Михайлович, завтра ваш последний бой в роли комбата… Надеюсь, что не подведёте нас, да и о себе в полку и дивизии добрую память оставите…

       – Сделаю всё, что в моих силах, – твёрдо заявил Анохин.

       – Тогда слушайте… Задача вашему батальону поставлена едва ли не самая сложная. Смотрите на карту, – продолжал командир полка, указывая на тактические знаки, обозначающие полосу обороны полка и районы обороны батальонов. – Видите изгиб реки? Где, по-вашему, нужно занимать оборону?

       – Смотря, с какой целью, – неопределённо ответил Анохин, пытаясь разгадать, что от него требуется.

       – Цель обороны одна – создать условия для перехода в наступление. Я имею в виду конечную цель.

       – О том и спросил. Если вопрос о немедленном переходе в наступление не стоит, то лучше построить оборону здесь, – он очертил карандашом на карте подкову за рекой. – Сама местность позволяет создать здесь не только сильное препятствие, но и огневой мешок.

       – Ну а если вопрос о переходе в наступление стоит? – задал вопрос командир полка.

       – В этом случае не стоит уходить за реку…

       – Вот ваш батальона и не будет уходить за реку, – сказал командир полка. – Вы оборудуете район обороны батальона на высоте Длинной и на прилегающей к ней местности. Задача – не только остановить «противника», но и разгромить его, чтобы создать условия для перехода в наступление. О флангах мы позаботимся. Всё внимание на разгром противника в центре. Подразделения, предназначенные для проведения контратак, разместим за вашими боевыми порядками. К тому же ваши фланги будут надёжно прикрыты рекой.

       Анохин слушал молча, пытаясь осмыслить услышанное от командира полка. Вот так задача! «Уничтожить» «противника». Но как это сделать, если он во много раз превосходит в живой силе и боевой технике? Ведь само наступление уже предполагает таковое превосходство. Современную подготовленную оборону без превосходства не прорвёшь. Недаром по тактическим нормативам мотострелковый полка наступает на район обороны батальона, то есть ширина фронта наступление полка равна ширине фронта обороны батальона.

       – Думайте, Сергей Михайлович, крепко думайте, – снова заговорил командир полка. – Что от меня нужно?

       – Посмотрев на карту, Анохин ответил:

       – Танки нужны обязательно. Не менее двух рот. Без них решительных целей достичь трудно. Артиллерия нужна…

       – Дам самоходные гаубицы, – подумав, сказал командир полка. – Танки тоже выделю. Вашему соседу, огороженному от «противника» рекой, они не так нужны.

       Здесь Анохин был не совсем согласен с командиром полка. Танки и другим батальонам не помеха. Если форсируют наступающие реку, чем же, как не танками, остановить их и отбросить. Но говорить об этом не стал, посчитав, что командир сам знает, как лучше распределить силы и средства.

       – Вопросы есть? – спросил командир полка.

      – Нет, пока нет, – ответил Анохин. – Вот побываю на местности, подумаю, как оборону построить, тогда, может быть, и возникнут. Разрешите идти?

       – Да, идите.

       Анохин отправился на участок местности, который должен был стать районом обороны его батальона. Обошёл луг, прикрытый с фронта высотой Длинной, а с флангов и тыла – рекой. Луг не так и велик. Сразу за высотой – берёзовая роща. На правом фланге, вдоль реки, тянется дубрава, с левой стороны берег порос густым кустарником. Есть, где резерв, предназначенный для контратаки спрятать, есть, где танки и самоходные гаубицы укрыть от глаз «противника», чтобы ввести их в бой внезапно. Постепенно складывалось решение…

       Замысел был прост. Анохин решил обмануть наступающих. Но именно потому, что способ был прост и всем известен, осуществить его было сложно, очень сложно. Прежде всего, Анохин поставил себя на место «противника» и подумал, удивится тот или не удивится, если обороняющиеся подразделения уйдут за реку и там оборудуют опорные пункты. Предположил, что не удивится. Наступающие, несомненно, преследуют решительные цели, следовательно, они и мысли не допустят о том, что обороняющиеся сами могут перейти в наступление. Раз так, то они сочтут нецелесообразным размещение опорных пунктов в петле, которую создала река, ведь петля-то затянется, как только будет прорвана оборона.

       Всё тщательно продумав и взвесив, Анохин собрал командиров рот.

       – Задача следующая, – начал он без вступлений и предисловий. – Закончить оборудование опорных пунктов на высоте Длинной, затем посадить личный состав в машины и отвести в тыл. В тылу приступить к оборудованию позиций на правом берегу Калиновки.

       Анохин раскрыл пока только часть своего замысла, добавив, что в опорных пунктах на скатах высоты Длинной надо оставить от каждого взвода по отделению.

       – Зачем же уходить? – удивился старший лейтенант Пирожков. – Позиции-то у нас хорошие. И для чего их оборудование заканчивать, если всё-таки уходить?

       – Может, лучше темноты дождаться? – спросил другой ротный капитан Кондратенко.

       – Темноты ждать не нужно. Уходить открыто, – уточнил Анохин. – Именно открыто, чтобы «противник», который наверняка уже ведёт разведку, видел. – Позже всё разъясню.

       Дело в том, что оборона, занимаемая в отсутствии непосредственного соприкосновения с «противником» имеет свои особенности. Опорные пункты взводов и рот устраиваются на выгодных рубежах, перед которыми нет «противника». «Противник» пока ещё далеко, в так называемых, выжидательных районах. А вот свою разведку он вполне может высылать заранее с целью изучения переднего края обороняющихся. Конечно, обороняющиеся, безусловно, должны принимать меры, дабы помешать ведению разведки, но никто не может дать полной гарантии, что эта задача выполнена. Задумав обмануть «противника», Анохин решил, прежде всего, не препятствовать ведению разведки наступающими, о чём немедленно доложил командиру полка. Не препятствовать до времени. Ему было очень важно, чтобы наступающие заметили ряд его ложных манёвров, особенно в тот момент, когда начнётся основной этап демонстрационных действий.

       И вот операция по введению в заблуждение «противника» началась. Со своего командно-наблюдательного пункта, размещённого за боевыми порядками левофланговой роты, Анохин наблюдал, как походные колонны взводов уходят за реку. Там они снова приняли боевой порядок. Прошло несколько минут, и над районом обороны появился вертолёт.

       «Разведка! – понял Анохин. – Значит, наблюдают за нашим передним краем из леса, что темнеет впереди. И уже доложили. Теперь хотят выяснить, куда ушли передовые наши подразделения. Что ж смотрите! Мы за рекой! Оборудуем район обороны!»

        Рисковать Анохин не любил. Нельзя было надолго оставлять слабо прикрытым основной район обороны. Снова вызвал командиров рот, чтобы разъяснить замысел и уточнить задачи:

      – Теперь слушайте, что я задумал, – начал он. – Ваша задача завершить начатую нами дезинформацию «противника». Приказываю незаметно для разведки наступающих, которая, насколько я понял, ведёт наблюдение с опушки леса, возвратить подразделения на основные позиции на высоте Длинной.

       Заметив удивление на лицах, он предупредил возможные вопросы, уточнив:

       – Как это сделать? Замаскировать машины под кустарник, что растёт на скатах высоты. – Анохин сделал паузу, посмотрел на подчинённых: неужели никто не сообразит, для чего всё это нужно. Нет, вот, кажется, у капитана Верейкина загорелись глаза, и старший лейтенант Пирожков слушает заинтересованно.

       – Развернёте подразделения в боевой порядок и станете выдвигаться по скатам высоты на свои места со скоростью не выше километра в час. В этом случае наблюдатели «противника» не смогут отличить боевые машины пехоты от кустарника. Движение их будет незаметным для глаза. Ну а мы примем меры, чтобы им было не до наблюдений. Вышлем подразделения для поиска и уничтожения разведгруппы.

 

       Когда из-за темнеющего вдали леса медленно поднялось, искрясь и слепя своими лучами яркое солнце, район обороны батальона был полностью подготовлен к отражению атак наступающих. В каком направлении они нанесут наиболее мощный огневой удар? От этого зависел успех предстоящего боя.

        С резким, нарастающим воем промчались со стороны солнца истребители-бомбардировщики. Они ушли дальше, в тыл, и вскоре оттуда донесся грохот имитации взрывов авиабомб. А спустя несколько минут впереди, далеко за лесом, прогремели орудийные залпы, и тот час за рекой, там, где был оборудован опорный пункт роты второго эшелона, а справа и слева от него располагались ложные позиции, сооружённые накануне, выросли серо-белые дымные шапки разрывов. К работе приступили огневые посредники, подрывая имитационные фугасы там, где должны были рвать снаряды, выпущенные из самоходных гаубиц «противника».

       Анохин облегчённо вздохнул. Наступающие поверили в то, что он отвёл батальон за реку.

       Несколько десятков минут вокруг гудело и грохотало. Анохин знал, что именно в этот отрезок времени части и подразделения наступающих последовательно проходят рубежи развёртывания в батальонные, ротные и затем взводные колонны. Затем принимают предбоевой порядок… Ещё немного и….

       Из леса Дальнего показались зелёные змейки колонн танков и боевых машин пехоты. Они двигались к высоте в предбоевых порядках, не подозревая того, что их ждут для кинжального удара огневые средства обороняющихся.

       – «Клён» – первый, второй, третий! Я «Клён». Приготовиться. Огонь по моей команде! – приказал Анохин.

       Первые выстрелы слились в один залп. Лишь спустя несколько минут в общем грохоте и гуле стало можно различить выстрелы танковых пушек и артиллерийских орудий приданного дивизиона, грохот пушек боевых машин пехоты, гранатомётов, пулемётов, автоматов. На крупных манёврах холостых патронов и холостых выстрелов для орудий не жалели – необходимо было учить солдат не только быстро оборудовать опорный пункты или атаковать, но и чувствовать себя спокойно в грохоте боя.

       Наступающие выдвигались к переднему краю в предбоевом порядке, во взводных колоннах. Обрушившийся на них шквал огня явился полной неожиданностью, поскольку разведка сообщила, что высоте Длинной противника нет, что там только незначительное боевое охранение. И вдруг на них обрушился шквал огня. Спешивание и развёртывание в боевой порядок происходило уже под огневым воздействием обороняющихся, а, следовательно, урон был неоправданно велик, что сразу определили посредники.

        Подполковник Анохин умело руководил огнём рот первого эшелона, миномётной батареи и других сил и средств, приданных его мотострелковому батальону. Посредники интересовались, где назначены участки сосредоточенного огня, где рубежи заградительного огня приданных средств. Один из них, стоявший рядом, внимательно наблюдал за действиями комбата, за тем, как тот реагирует на изменения обстановки. Наконец, он подал сигнал своим помощникам, и те, пустив в ход белые флажки, остановили наступающих.

       Атака переднего края была отбита.

        «Противник» ещё и ещё раз предпринимал попытки овладеть высотой, но успеха ему не давали, оценивая действия командира оборонявшегося батальона как более грамотные.

               

                                                       ** ** **

       Слушая доклады о продвижении вперёд соседей, Новиков нервничал, понимая, что такого же сообщения ждёт командир дивизии и от него. Однако передовые подразделения полка топтались перед высотой и никак не могли преодолеть последние сотни метров.

       Новиков перебирал все возможные в данной обстановке варианты действий, но не мог остановиться ни на одном. А часы стремительно отсчитывали минуты, время летело, и угроза срыва выполнения боевой задачи возрастало неуклонно.

       «Резерв?! Где сейчас резерв?» – внезапно вспомнил Новиков и включил радиостанцию.

       – «Сокол» – третий! Я – «Сокол», где находитесь?

       – Головой колонны достиг развилки дорог, – доложил командир резервного подразделения.

       – Товарищ подполковник, – тихо сказал начальник штаба полка, – рано вводить в дело резерв.

       – Знаю, что хотите сказать, знаю: тот, кто сохранит резерв до самого критического момента, окажется в лучшем положении. Знаю, что тот командир, который не израсходовал свой резерв, не побеждён. Так ещё Кутузов говорил. Так требует устав. Но бывают случаи, когда надо применять эти постулаты, сообразуясь со складывающейся в данный момент обстановкой.

       И всё-таки Новиков медлил. Быть может, реплика начальника штаба несколько охладила пыл, быть может, и сам он не решил окончательно, как действовать. К тому же одну ошибку в этом бою он уже допустил, позволив «противнику» ввести себя в заблуждение. А ведь манёвр обороняющихся разведчики обязаны были разгадать. Почему не разгадали? Кого же винить? Начальника разведки полка? Вини не вини, а перед командиром дивизии отчитываться придётся ему, командиру полка.

      «Нет уж, хватит советчиков» – решил Новиков.

       Батальоны неудержимо рвались в бой, и с командного пункта, который Новиков разместил с таким расчётом, чтобы видеть большую часть боевого порядка полка, казалось, что ещё совсем немного, самый незначительный нажим, и оборона «противника» развалится как карточный домик.

       «А ведь это и есть тот решающий момент, для которого сберегается резерв!» – подумал Новиков.

       – «Сокол» – третий»! Я – «Сокол», – вызвал он командира резерва и поставил ему боевую задачу.

     

       Когда командиры мотострелковых рот доложили подполковнику Анохину, что вслед за первой ими отбиты и вторая, и третья атаки наступающих, он не вздохнул облегчённо, не порадовался успеху. Он понимал, что победу праздновать рано. И если первые шаги наступающих были ему уже известны, то очень трудно предугадать, как будут развиваться события дальше.

       С флангов высоту не обойти: река. Берега её обрывисты, для боевой техники недоступны. Да и не зря же он отдал распоряжение прикрыть фланги. Это на случай, если наступающие попытаются спуститься к воде на участках соседей и проплыть оттуда в тыл батальонного района обороны. Значит, новый удар нужно ожидать с фронта.

       Анохин понял, что начинается главный этап боя. Артиллерия «противника» вела более интенсивный огонь по правому флангу. Там пологие скаты и забираться на высоту легче. Левый фланг батальона более надёжен. Здесь скаты круче, кое-где для техники недоступны.

       Естественно, накануне у Анохина появилось желание укрепить правый фланг. Но, поразмыслив, он укрепил именно левый. Ведь задача состояла не только в том, чтобы отразить атаки «противника», главная цель – нанести ему значительный урон, если возможно, разгромить атакующие подразделения и обеспечить условия для перехода в наступление.

      И Анохин заранее спланировал бой. Первая часть плана была выполнена блестяще: «противник» остановлен со значительными потерями, вынужден до срока вводить резерв.

       Однако Анохин понимал, что следующая его атака может стать роковой. Введя в бой резерв на каком-то одном направлении, наступающие смогут прорвать оборону. Значит, нужно подготовиться и к такому повороту событий. Главное – сделать так, чтобы не разлетелась вся оборона, а для этого основные усилия сосредоточить на каком-то одном, ключевом направлении, а там, где «противнику» прорваться легче, пусть он и прорывается, но, прорвавшись, пусть попадёт под губительный огонь всех средств, под воздействие контратакующих подразделений, да и увязнет в глубине района обороны батальона.

       Ещё накануне Анохин вызвал к себе командира танковой роты, приданной батальону. Указав на зелёную дубраву, что тянулась вдоль берега реки по правому флангу района обороны, распорядился:

       – Ночью скрытно выведете сюда свою роту и тщательно замаскируете. Рубеж контратаки – опушка дубравы!

       В той же дубраве Анохин приказал разместить и два взвода из роты второго эшелона, той самой роты, которая оборудовала опорный пункт на высоте Плоской.

       Затем пригласил к себе командира взвода обеспечения. Сказал ему со всею серьёзностью:

       – Сегодня вам, товарищ старший лейтенант, придётся поработать наравне с боевыми подразделениями… В кустарнике, что тянется по берегу реки вдоль левого фланга района обороны, вам предстоит собрать все подвижные средства – тягачи, вездеходы, автомобили. Даю вам два танка, оборудованные системами дымопуска. Машины и тягачи замаскировать. Танки гоняйте вдоль кустарника, чтобы их обнаружила воздушная разведка «противника». Личному составу с началом боя выйти на оборудование позиций тоже не маскируясь. Ваша боевая задача…

       Роту капитана Верейкина Анохин поставил на правый фланг не напрасно. Этот командир опытен, выдержан, спокоен.

       Ему Анохин приказал:

       – Задача перед вашей ротой стоит следующая. Основной удар вам придётся принять на себя. Начнёте отход…

        – Будем прочно удерживать позиции, – попытался возразить капитан Верейкин.

        – Не перебивайте… Отход придётся начать. «Противник», несомненно, создаст здесь многократный перевес в живой силе и боевой технике… Не ждите, когда посредники дадут ему успех, а вашу роту объявят уничтоженной. В этом особенность учений – бесстрастные цифры определяют успех или неудачу. Не думайте, что отходить легко. Вы будете не просто отходить, а заманивать «противника» под удар подразделений, предназначенных для контратаки. Вы должны сковать наступающих, сделать так, чтобы им пришлось заниматься только вашей ротой… Имейте также ввиду, что опорный пункт на высоте Плоской будет практически пустым. Два взвода третьей роты перейдут в дубраву и там приготовятся к контратаке. Лишь один взвод останется на высоте для обороны в районе брода. В случае неблагоприятного развития событий вы отвечаете за оборону высоту. Вашей роте предстоит помешать форсированию реки, если «противник» добьётся успеха и попробует приступить к форсированию.

       – Рискованно, – сказал капитан Верейкин, скорее с одобрением, нежели с осуждением. – Очень рискованно. Ведь всё должно быть отлажено… А если сбой?

       – Постараюсь сделать так, чтобы сбоя не было.

       – Я часто задумываюсь, – продолжала Верейкин. – Вот представьте. В реальном бою я бы мог стоять на своём рубеже насмерть. И разве не выстоял бы? А тут ведь выстоять не дадут. Правильно вы сказали. Цифры, цифры, расчёты посредников и…

       – Посредники исходят из того, что рота действительно может быть уничтожена мощным огнём наступающих. Да, я понимаю, наш советский, русский солдат готов стоять насмерть, но… мы же знаем примеры, когда чрезвычайная стойкость тоже имела пределы – когда погибал последний защитник того или иного рубежа, враг преодолевал его. Поэтому нам нельзя делать ставку на одну только стойкость. Нам необходимо предусмотреть всё, чтобы стойкость эта не приводила к героической гибели, а обеспечивала победу.

       – Согласен, – после паузы сказал Верейкин. – Что ж, задача ясна. Разрешите выполнять?

       – Иди, капитан, иди. Надеюсь на тебя, – уже мягко, с душевными нотками в голосе сказал Анохин. – Желаю удачи!

       Первой мотострелковой роте Анохин приказал прочно удерживать позиции и не покидать их даже в том случае, если «противник» обойдёт опорный пункт и вклинится в глубину обороны.

 

       …Всё это было накануне, а теперь батальон приступил к выполнению плана, намеченного комбатом и утверждённого командиром полка.

       Когда из леса Дальнего показалось подразделение наступающих, Анохин понял, что командир полка «противника» ввёл резерв, и порадовался, что теперь введено в бой с его стороны всё, что имеется, а вот обороняющиеся резервов своих не израсходовали. Анохин приберёг свежие и достаточно мощные силы, способные склонить чашу весов в его пользу.

      Почему наступающие спешили, почему не применили какой-то другой вариант действий: они могли перегруппировать подразделения первого эшелона и, оставив на правом фланге, где дела шли туго, один батальон, остальные бросить на левый фланг. Наступающие могли использовать успех соседей. Могли совершить манёвр через бреши, пробитые ими в обороне. Вариантов не счесть, но командир полка наступающих пошёл по наиболее лёгкому пути – бросил в бой резерв. Это путь казался не только более лёгким, но и результативным.

       Короткий огневой бой… Наступающие преодолели «минные поля» вслед за танками, оснащёнными тралами, и приблизились к переднему краю обороны. Подполковник Анохин связался с капитаном Верейкиным и приказал отходить. Рота снялась с позиций, отбиваясь от наседающего «противника».

       Перед левофланговой ротой наступающие были прижаты к земле, что позволило командиру роты частично перенести огонь по прорвавшемуся на правом фланге «противнику».

       Определяя потери наступающих, посредники учли и это.

       Но разве в бою можно всё учесть? Разве мог предположить Анохин, что станет делать Новиков. По логике, он, израсходовав резерв, должен был его восстановить, то есть вывести из боя батальон, через боевые порядки которого перекатилось свежее подразделение резерва. Но нет! Новиков не стал держать без дела, хоть и потрёпанный, но батальон и бросил его в атаку на опорный пункт.

      Если считать по числу подразделений, «противник» по-прежнему имел подавляющее превосходство. Даже, если учесть наиболее вероятные потери, которые могли понести наступающие в реальном бою в период безуспешных атак высоты, то и в этом случае силы оказывались далеко не равными.

      Анохин понял, что ещё несколько минут, и ему уже будет невозможно вырваться из окружения, ведь его командно-наблюдательный пункт находился на высоте сразу за боевыми порядками первой роты. Он понимал, сколь плачевно будет выглядеть он, комбат, пленённый «противником». Но уйди он сейчас с высоты – под угрозой окажется весь замысел боя, весь успех обороны. Ведь прочное удержание высоты – неотъемлемая часть плана.

       Нужно принимать решение немедленно, ибо «противник» своими быстрыми и дерзкими действиями не оставлял времени на долгие раздумья. Его подразделения уже охватывали высоту, намереваясь замкнуть кольцо.

     

       Лишь только подполковник Новиков ввёл резерв, сразу поступили долгожданные доклады о прорыве обороны и развитии успеха. Он даже сначала не обратил внимания на то, что правый фланг был в прежнем положении.

       «Сокол»! Я – «Сокол-третий»! Овладел скатами высоты Длинной, преследую отходящего «противника», – доложил командир третьего батальона, и Новиков впервые за этот день улыбнулся. Подмигнув начальнику разведки полка, который стоял рядом, сказал ему:

       – Теперь можно доложить командиру дивизии о прорыве обороны. Соедините с «Беркутом! – попросил он радиста.

       – А не рано, товарищ подполковник? – предостерёг начальник разведки. – Перед нашим правым флангом «противник» держится стойко…

       – Сейчас начнёт отход, – уверенно возразил Новиков, – иначе окажется в кольце.

       – Не видно, чтобы собирался отходить, – покачал головой начальник разведки. – Круговую оборону он занял. Замышляет что-то…

       – Что конкретно? – спросил Новиков, скорее так, для порядка, ибо был уверен, что сопротивление обороняющихся будет сломлено с минуты на минуту.

       – Пока не пойму…

       – Ну, так нечего и возражать, – сердито заметил Новиков. – Один раз я вас уже послушал.

       – «Беркут» на связи, – доложил радист.

       Подполковник Новиков доложил командиру дивизии:

       – «Беркут»! Я – «Сокол». Провал оборону «противника», окружил усиленную мотострелковую роту на высоте Длинной, развиваю наступление в направлении высоту Плоской.

       – Долго возитесь на переднем крае, «Сокол», – сурово ответил командир дивизии.

       – Разрешите перенести командный пункт полка на высоту Длинную? – попросил Новиков вместо ответа и оправданий.

       – Рано «Сокол», она же частично в руках «противника». Сначала уничтожьте окружённую роту, потом переносите, – резонно заявил командир дивизии.

       «Перестраховка»! – решил Новиков, полагая, что теперь уже обороняющиеся не смогут остановить успешное наступление его батальонов, а, следовательно, ему, командиру полка, нужно быть впереди, чтобы видеть большую часть боевых порядков полка.

       Если бы не запрет командира дивизии, Новиков непременно переместил командный пункт.

       Но командир дивизии вовсе не перестраховывался. Он прекрасно понимал, что машины управления полка сразу привлекут внимание «противника». А если обороняющиеся выведут из строя командира полка, если полк лишится управления, хотя бы ненадолго, может произойти некоторая заминка в наступательных действиях. Командир хоть и не видит сейчас глазами, что происходит за высотой, но всё представляет себе по докладам и донесениям. А каково будет молодому командиру, коли его выведут из строя на первом же крупном учении, и придётся передать управление заместителю.

      Командир дивизии вовсе не имел в виду, что нужно бросить все силы на уничтожение опорного пункта «противника» на высоте Длинной, поскольку понимал требования современного боя – идти вперёд, только вперёд, не заботясь о мелких подразделениях «противника», которые остаются в тылу и на флангах. Их должны уничтожить вторые эшелоны и резервы. Он просто поставил в прямую зависимость перенесение командного пункта полка от уничтожения роты «противника», которая обладала ещё достаточной боевой мощью, чтобы не только сопротивляться, но и контратаковать, если целью контратаки будет столь важный объект, как командный пункт мотострелкового полка.

      Однако, Новиков понял по-своему: «Командир дивизии недоволен тем, что окружённая рота до сих пор не уничтожена».

       Он вызвал по радиосвязи командира первого батальона и с раздражением спросил:

      – «Сокол» – первый! В чём дело? Почему топчетесь на месте? Почему не овладели высотой?

      – Атаки отбиты. Посредники лютуют, не пускают вперёд, – доложил командир батальона.

       – Посредники, – проворчал Новиков. – Не посредники, а «противник», с которым вы никак не можете справиться. Немедленно выбить с высоты эту роту.

      Вводя в бой резерв, Новиков решил, что тут же восстановит его за счёт батальона, действовавшего на левом фланге. Однако теперь вынужден был использовать этот батальона для уничтожения опорного пункта на высоте Длинной.

       И тут что-то произошло на лугу за высотой. Новиков не видел что. Он услышал усилившийся шум боя, а спустя минуту в шлемофоне прозвучал взволнованный голос командира третьего батальона:

       – Попал под сильный огонь артиллерии.

       – Броском вперёд! – приказал Новиков, поняв, что это, очевидно, участок заградительного огня.

       И снова доклад. Теперь наступающие наткнулись на противотанковый резерв «противника». И тотчас, как доложил комбат, над несколькими танками и боевыми машинами пехоты затрепетали на ветру белые флажки посредников. Они обозначили машины, выведенные из строя.

       Всеми средствами выбивая у наступающих танки, обороняющиеся стремились до минимума сократить их численное превосходство. А тут ещё и рота, удерживающая позиции на высоте, открыла огонь во фланг третьему батальону. Ещё минута-другая, и посредники вернут батальон на исходное положение.

       – «Сокол» – второй! – закричал Новиков. – Обойти высоту и уничтожить опорный пункт «противника» атакой с тыла!

       Вот когда нависла над Анохиным серьёзная опасность. Шутка ли, два батальона на одну роту навались.

       – Поторопились, товарищ подполковник, – сказал начальник штаба полка. – Резерв нужно создать, он может вот-вот пригодиться. Что-то мне не нравится обстановка на лугу за высотой Длинной. И разведчики докладывали: возможна контратака со стороны кустарника.

       Однако Новиков промолчал. Он по-прежнему не слушал советов. Он ещё не успел осознать то качественное изменение, которое произошло в его службе с назначением на должность командира полка. Если раньше, будучи взводным, а затем и ротным командиром, он никогда и ни с кем не советовался, кроме начальства, так ведь и советоваться, принимая решение на бой, было не с кем. Когда же командовал батальоном, начальник штаба у него было такой молодой, что он не считал возможным советоваться с ним, хотя, конечно, был не прав.

       В полку же начальник штаба, заместитель командира полка, начальник разведки, начальник артиллерии, офицеры штаба – все что-то делали, собирали и обобщали данные об обстановке, готовили информацию для него – командира. Они ждали, когда им будут заданы вопросы. Прежний командир полка приучил их к тому, что каждому обязательно давалось слово при выработке замысла. А подполковник Новиков словно забыл о них.

       То ли новая должность ему голову вскружила: разница между командованием батальоном и полком значительно больше, нежели между ротой и батальоном. То ли двигался он по служебной лестнице слишком быстро – с роты на батальон, затем академия, после которой сразу назначение командиром полка.

       – «Сокол», я «Сокол» – третий!. Контратака справа, – ворвался в шлемофон встревоженный голос командира третьего батальона.

       Новиков бросил взгляд на карту. «Значит, прав начальник штаба… «Противник» заранее подготовил подразделение для контратаки со стороны кустарника.

        – «Сокол» – третий», какие силы действуют против вас? – задал Новиков вопрос комбату.

        – Не определить… Прикрылись дымовой завесой, – ответил комбат. – Судя по ширине фронта – не менее мотострелковой роты, усиленной танками.

 

       Подразделению, предназначенному для имитации контратаки со стороны кустарника, Анохин установил сигнал – «Буря». Он подал его, как только наступающие подверглись на лугу двум огневым ударам. Один был произведён старшим начальников, второй – силами противотанковых средств с короткой дистанции.

       Анохин ждал, размышляя:

      «Что предпримет «противник»!

      За годы офицерской службы Анохин научился командовать подразделениями, научился руководить общевойсковым боем. Прежде всякое у него бывало: и мелкие неудачи, и серьёзные ошибки. Пробелы в знаниях и командирских навыках восполнялись медленно, но всё же восполнялись неуклонно. Как он жалел о том, что многое недослушал на лекциях, недопонял на практических занятиях, недоучил на самоподготовке в курсантские годы. Сколько раз жестоко взыскивала с него судьба за равнодушие к избранной профессии! Сколько раз приходилось краснеть даже перед своим однокашником по училищу Павлом Гончаровым, когда тот стал комбатом.

      И всё-таки Анохин сумел заставить себя в корне изменить отношение к занятиям с подчинёнными, хоть и с большим трудом, восполнил пробелы в знаниях и навыках, которыми должен обладать командир.

      Если б довелось сейчас Анохину, уже немало лет командовавшему батальоном, принять полк, он бы, конечно, задумался. Ведь за плечами нет академии. Впрочем, если бы пришлось вступить в командование полком в бою, он бы, пожалуй, справился. Не зря столько лет батальоном командовал, а, следовательно, на каждом командирском занятии решал задачи на ступень выше занимаемой должности. А если и не хватило бы знаний и опыта, с подчинёнными не постеснялся бы посоветоваться.

       Управление полка – коллектив немалый. Можно сказать, в какой-то степени и руководство коллективное, правда, коллективное до определённых пределов. До очень и очень определённых. Каждый в управлении полка готовит для командира данные по своему направлению, с каждого командир спросит за это направление. Монополия же на принятие решения лишь у одного человека – у командира полка!

       Командир же, вырабатывая замысел боя, вполне может не только потребовать необходимые данные, но и посоветоваться с подчинённым – в этом ничего зазорного нет. Может выслушать предложения… Но… Только до определённого момента – до принятия решения и объявления боевого приказа.

       Тактику действий полка Анохин знал в совершенстве. Да и как не знать? К примеру, в современном бою на обороняющихся могут наступать вдвое, втрое большие силы. Да и вообще принято считать, что можно с успехом прорвать современную подготовленную оборону, имея пятикратное превосходство. Всё, конечно, зависит от обстановки, но есть нормы, которые уже рассчитаны и определены на опыте. Анохин не мог не знать тактики действий мотострелкового полка, потому что в обороне на его батальон наступал полк. Так и случилось на этих учениях. Анохин сразу определил, что опорные пункты на высоте Длинной атакуют два батальона, которые составляют первый эшелон полка.

      Он в целом правильно угадал, что предпримет «противник», правда, не подумал о том, как наступающие распорядятся резервами. Он рассчитывал, что командир наступающих, израсходовав резерв, сразу восстановит его, но этого не случилось – все силы были брошены в бой.

       «Ну что ж. С одной стороны, – это создаёт трудности, а с другой – не так уж и плохо, – думал комбат. – Это облегчит выполнение общей задачи. Ведь наступающим нечем будет маневрировать».

       Анохин ещё более утвердился в решении удерживать высоту, сковывая возможно большие силы «противника». Он точно выбрал момент и подал ещё один сигнал контратаки. Это был сигнал для мотострелковой и танковой рот, изготовившихся в дубраве.

       С опушки дубравы, на ходу освобождаясь от маскировки, рванулись вперёд танки при поддержке огня самоходных гаубиц и орудий боевых машин пехоты. За боевой линией бронированных машин пошли в контратаку стрелковые цепи. Но и это ещё было не всё. Подполковник Анохин приказал капитану Верейкину, до того момента отходившему с ротой в направлении высоты Плоской, развернуться и тоже ударить по наступающим. К роте Верейкина он присоединил и тот мотострелковый взвод, который занимал опорный пункт на высоте Плоской.

       И если на переднем крае, где у Анохина оставалась незначительная часть сил, «противник» имел подавляющее превосходство, то на лугу ещё надо было посчитать, кто сильнее. А если учесть, что наступающие не могли вклиниться в оборону батальона без потерь, то превосходства у них уже не было.

       Анохин сделал всё, что мог, для победы, и луч её снова блеснул впереди. Вот, ещё немного… и посредники должны будут определить победителя. И было уже ясно, что они решат в пользу Анохина.

       Однако, слово теперь было за наступающими.

       Командир третьего батальона выходил на связь чуть ли не каждую минуту, и доклады становились один тревожнее другого. Сначала он сообщил о контратаке со стороны кустарника, через некоторое время об атаке во фланг и тыл со стороны дубравы, затем о том, что отходящие подразделения остановились, развернулись и тоже атаковали батальон. Ко всему этому добавилось огневое воздействие с высоты…

       Подполковнику Новикову казалось, что будь он сейчас там, на лугу, он бы непременно нашёл, как успех «противника» сделать неудачей.

       Самой опасной была контратака со стороны дубравы, но не о ней сейчас думал Новиков. Он думал о том, что обороняющиеся допустили оплошность. Они поверили в близкий успех и бросили на вклинившийся в их оборону батальон все свои силы, оставив неприкрытыми брод и высоту…

       Радист пригласил Новикова к аппарату связи. Новиков подумал с досадой, что не вовремя вызывает его командир дивизии, однако быстро подключил свой шлемофон.

       – В чём дело «Сокол»? Почему не докладываете обстановку? Что происходит у вас? – сурово поинтересовался командир дивизии.

       – «Противник» контратакует значительными силами, – начал Новиков, но командир дивизии перебил:

       – Какой «противник»? Вы докладывали об успехе? Откуда взялся «противник»? Какими силами контратакует?

       – Мотострелковый батальон, усиленный танками – до двух рот, самоходными гаубицами – до двух батарей, батареей…

       Новиков, вероятно, продолжал бы перечисление, но генерал вновь оборвал его:

      – Врагов не считают – их бьют! Вы что забыли эту поговорку? – недовольным тоном сказал командир дивизии. – У вас огромный численный перевес, а обороняющиеся вас бьют. Как же это, «Сокол»?

       Новиков хотел объяснить командиру дивизии, что перед полком оказались значительно большие силы, чем предполагалось, что там, пожалуй, вовсе не батальон. Ведь только со стороны дубравы атакует мотострелковая рота и не менее роты танковой. Танки атакуют и со стороны кустарника. Сколько их там? Судя по фронту, скрытому дымами, тоже до роты… Всё это он не успел сказать, потому что радиостанция замолчала.

      И тут он услышал голос начальника разведки:

      – Товарищ подполковник, – майор начал нерешительно, – справа действуют имитационные группы. Разведдозор докладывает с опушки кустарника… Там всего два танка и какие-то тягачи, машины… Нужно бросить второй батальон вперед, прямо к высоте Плоской. Пока на лугу свалка идёт, мы её захватим.

       Новиков помолчал. Решение ему сразу понравилось, но было обидно, что не у него родилось оно.

       Начальник разведки прибавил:

       – Ну как знаете. Мой долг доложить. А решать вам. В полку одна голова – командир.

       Новиков вздрогнул, услышав последнюю фразу. Он вдруг понял, что никто из подчинённых не посягает на его власть. Просто он достиг той должности, которая отличается от тех, что были раньше. Никто не может всё рассчитать и продумать сам без помощи офицеров штаба. Решение командира полка уже плод коллективной работы офицеров, которые готовят необходимые данные и предложения. Командир всё обобщает, трансформирует и выносит решение, которое становится законом для всего полка.

       – Как вы сказали? Атаковать высоту Плоская? – он задумался. – Справа, говорите, только имитационные группы?

       Новиков подключился к радиостанции.

       – «Сокол» – второй! Я – «Сокол». Броском к броду. На бой с имитационной группой, что действует справа, не отвлекаться. Форсировать реку и овладеть высотой Плоской!

      Ещё несколько минут, и второй батальон приступил к выполнению задачи. Он промчался по лугу, спустился к реке и без единого выстрела овладел высотой Плоская.

       Но и это не всё. Новиков оставил против опорного пункта на высоте Длинной лишь одну роту, остальные силы бросил на луг, чтобы помешать «противнику» ударить в тыл второму батальону. И те подразделения обороняющихся, которые ещё недавно были близки к победе, оказались в трудном положении.

       Анохин ещё не хотел верить в поражение, он ещё искал какой-то выход, который мог спасти его батальон, но… Посредники уже делали своё дело, показывая, что дают успех наступающим.

     Полк Новикова пошёл вперёд, громя подразделения «противника», лишённые оборонительных позиций и беззащитные против наступающих.

     (От автора. В романе "Возрождение Гвардии" я снова возвращаюсь к теме современной армии, теперь уже Российской, возвращаюсь, уже в более глубоком плане освещая судьбы офицеров, прошедших через испытания эпохи ельЦИНИЗМА и развала Государства и Армии. Публикация романа начата на данном сайте, но по "техническим" причинам продолжена на "Проза. ру Николай Шахмагонов" вместе с романами "Суворовцы. На пороге офицерской судьбы" и "Кремлёвцы. Путь к офицерским звёздам")

 

 

      

 -_--_-_

Понедельник, 13 июля 2015, 19:42 +03:00 от Игорь <kukaner60@gmail.com>:

Николай Федорович перешлите мне еще раз первый бой командира полка

13.07.2015 18:05, Николай Шахмагонов пишет:

                          В БОЮ ПОСТУПИЛ БЫ ТАКЖЕ!..

                                              Повесть

                                         Глава первая

                                      Показные занятия

       – Товарищ гвардии полковник, старший лейтенант Гончаров, представляюсь по случаю назначения на должность командира первого мотострелкового батальона.

       Их глаза встретились. Командир полка полковник Чернышёв испытующе глядел на молодого офицера. Не помнил он в своей практике случая, чтобы старшего лейтенанта на батальон ставили: в своей практике не помнил, однако, конечно, слышал, что такое теперь случается сплошь. Встревожило другое. Накануне позвонил ему командир дивизии генерал-майор Лунёв и предупредил:

       – Посылаю к тебе, Евгений Васильевич, своего питомца, старшего лейтенанта Павла Гончарова. Он у меня службу начинал, когда я ещё полком командовал… Оттуда я его и в горячую точку направлял, а теперь вот, как обещал, назад, в дивизию, комбатом возвратил.

       Командир дивизии просил на первых порах поддержать молодого комбата, помочь ему войти в курс дела.

       И вот теперь Чернышёв придирчиво изучал старшего лейтенанта, и тот, несмотря на строгий взгляд, ему нравился. Подтянут, опрятен, видно, что военную форму носит с любовью. Взгляд смелый, уверенный.

       И всё же беспокойно было командиру полка, да и как ему не беспокоиться? В первом батальона заместитель командира по политчасти – капитан, начальник штаба – капитан. Как-то они воспримут старшего лейтенанта? Не будет ли трений на первых порах? Тем более, начальник штаба капитан Колунов сам недавно в дивизию с горячей точки вернулся, и ему ведь когда-то, отправляя, говорили, что комбатом назад могут взять, а взяли ротным. И только здесь уже, в полку, выдвинули на должность начальника штаба батальона, да и то не сразу. В душе-то наверняка Колунов рассчитывал, что после увольнения в запас подполковника Коновалова именно его комбатом сделают. Это тоже надо учитывать. И теперь всё зависит оттого, сможет ли новый комбат установить в коллективе правильные взаимоотношения.

       – Садитесь, товарищ старший лейтенант, – сказал Чернышёв и тут же, не удержавшись, спросил. – Когда срок очередное звание получать подойдёт?

       – Осенью… А что? – в свою очередь поинтересовался старший лейтенант. – Вас смущает звание? Мне однажды уже довелось командовать батальоном, правда всего несколько дней, на учениях… И как будто бы получилось. С задачей справился, – он хлопнул себя правой рукой по погону на левом плече и сообщил: – звание досрочно получил!

       – Вот как!? А я гляжу, что-то лицо знакомое, – оживился Чернышёв. – Представляете, вы по иронии судьбы идёте именно на тот батальон, который разгромили на тех учениях.

       Гончаров как-то сразу приободрился: приятно вспомнить свой успех. Уверенно сказал:

       – Теперь постараюсь сделать так, чтобы батальон больше никому не проигрывал.

       Чернышёв не любил бахвальства. Он поморщился, что не ускользнуло от внимания Гончарова.

       – Товарищ полковник, я серьёзно говорю. Работать умею и буду работать столько, сколько потребуется и даже больше.

       – Посмотрим, посмотрим. Что загадывать? – прервал Чернышёв. – Я вот что вам сказать должен. Ротами в первом батальоне командуют два капитана и один старший лейтенант, замполит – капитан, начальник штаба – капитан!

       – Ну и что? – пожал плечами Гончаров. – Не в званиях дело. – И тут же, не скрывая интереса, спросил: – Хорошие ротные?

       – Ну, ну, ну, – постучал ладонью по столу командир полка. – Это уж вы сами разберётесь. И не с личных дел начинать советую. Я, к примеру, вашего личного дела ещё и не видел.

       – Там всё в полном порядке. Когда можно начинать приём дел?

       – Утром прошу на развод. Представлю батальону.

 

* * *           

       – Полк, смирно, равнение направо! – прозвучала команда, и начальник штаба полка, чеканя шаг, пошёл навстречу полковнику Чернышёву, чтобы отдать рапорт.

       Командир полка поздоровался и объявил:

       – Товарищи, представляю вам нового командира первого мотострелкового батальона старшего лейтенанта Гончарова Павла Михайловича.

       Он ещё что-то говорил, но Александр Новиков уже не слушал: «Не тот ли это Гончаров, который к нам в училище приезжал? А, пожалуй, он!». Новиков скосил глаза вправо, чтобы увидеть Анохина. Тот подался вперёд. Выражение лица выдавало сильное волнение. «Так ведь это он упоминал Гончарова!..»

       Вспомнилось, как однажды Анохин поделился с ним своими переживаниями.

       – Всё у меня в семье наперекосяк, Саня. Не складывается жизнь с Лидой, – говорил Анохин с тоской. – А ведь как я её любил, как любил, если бы ты только знал… Она-то поначалу даже встречаться со мной не хотела. Гончарова предпочла, курсанта из нашей роты. Это уж потом я своего добился, когда Гончаров на другой жениться решил. Теперь, как видишь, маюсь…

        «Вот уж поистине верна пословица: неизвестно кому повезло», – подумал тогда Новиков.

        В этот момент командир полка подошёл к батальону вместе с новым комбатом.

        – Ну, товарищи, оставляю вам нового командира. Прошу любить и жаловать! – сказал он.

       И вот Гончаров остался один на один с батальоном. Перед ним сотни солдат, десятки офицеров и прапорщиков.

       Как и с чего начинать?

       Все ждали, что скажет новый комбат, ждали и оценивали его, старшего лейтенанта. Нельзя было не отметить строевую выправку, хорошо, даже по щёгольски подогнанную форму, начищенные до блеска сапоги, явно сшитые на заказ в Центральном экспериментальном пошивочном комбинате Министерства Обороны.

       Между тем, Гончаров, оглядев строй батальона, сказал хорошо поставленным, твёрдым голосом:

       – Познакомимся в процессе совместной службы и боевой учёбы. А сейчас продолжим развод на занятия. Командиры рот десять шагов, командиры взводов пять шагов вперёд, шагом-марш! Прошу предъявить тетради с конспектами занятий!

       Отчеканив пять шагов, Новиков достал из командирской сумки общую тетрадь и, покосившись на Анохина, полушёпотом спросил:

       – Тот самый?

       – Он! – ответил Анохин, внимательно наблюдая за Масленниковым.

       Между тем, комбат обошёл командиров рот, сделал какие-то замечания и направился к шеренге командиров взводов. Приятель Новикова насторожился.

       – Анохин! – воскликнул комбат, остановившись возле него. – Неужели? Вот так встреча! Это что же, командир взвода?

       – Так точно, – сухо ответил Анохин.

       – И давно здесь? Ведь помню, как будто бы в Москве оставляли служить?

       Новиков заметил, что комбат избегает таких выражений, когда надо было бы назвать Анохина либо на «ты», либо на «вы». На «ты» назвать, значит дать и ему такое право, тем более однокашники. Но ведь и на «вы» назвать по той де причине не очень здорово.

       Анохин же явно не был расположен к разговору. Буркнул:

       – Четвёртый год здесь!

       Комбат взял из его рук тетрадь с конспектами, полистал её, пробежал глазами написанное и нахмурился. Спросил сухо, жёстким голосом:

        – Сколько лет этому конспекту?

        Анохин помялся и с неохотой выдавил из себя:

        – Много… А разве он плох?

        – Я этого не сказал. Но думаю, что он будет лучше, если его написать заново перед занятиями. Причём опыт, свой же опыт учесть. Так и договоримся на будущее. Понятно?

        Не дожидаясь ответа, Гончаров шагнул к Новикову. Возле него долго не задерживался. Конспект пролистал с интересом и, внимательно посмотрев на лейтенанта, сказал:

       – Неплохо, совсем неплохо.

       И пошёл дальше вдоль строя.

       Новиков поглядел на Анохина и спросил:

       – Подсыпал перцу однокашник?

       – Молчи уж, – недовольно пробурчал Анохин.      

       В тот же день после занятий старший лейтенант Гончаров собрал офицеров батальона в тактическом классе и сразу заговорил о деле.

       – Товарищи… Вот мои самые первые впечатления. Конспекты занятий составлены у многих, к сожалению, небрежно. Такое впечатление, что пишете их для того лишь, чтобы отделаться – показать начальству… Не для себя пишете, не для занятий, которые проводите. Мне сообщили, что на днях начинаются сборы командиров взводов. Мы об этом поговорим подробнее. А сейчас начальник штаба доведёт до вас расписание занятий. Пожалуйста, товарищ капитан.

       Капитан Колунов нехотя встал, заговорил вяло, безразлично:

       – Сборы начнутся с лекций, темы указаны в расписании, которое уже вывешено. Ознакомьтесь! – и он указал на стенд. – Второй день посвящён тактике. Будет летучка. Тема тоже указана.

       Гончаров недовольно посмотрел на капитана и, дождавшись, когда тот закончит, встал и объявил:

       – Тактическую летучку и показные занятия проведу я. На тактической летучке отработаем наступление на обороняющегося «противника» с ходу с выдвижением из выжидательного района. Предупреждаю, товарищи командиры взводов, действовать будете в роли командиров рот. Чей взвод готовится к показному занятию?

       – Капитан Крюков, кто у вас там выделен? – спросил начальник штаба батальона.

       Но Крюков ответить не успел. Новиков встал и доложил:

       – Второй мотострелковый взвод. Командир взвода гвардии лейтенант Новиков.

       – Каким образом будете обозначать действия «противника»? – поинтересовался Гончаров.

       – Подготовил имитационные группы.

       – Мы сделаем иначе, – сказал Гончаров. – Занятие проведем двухстороннее. Против взвода лейтенанта Новикова будет действовать взвод старшего лейтенанта Анохина.

        Новиков и Анохин переглянулись.

        – Да, дела, – шепнул приятелю Новиков. – Опять мы с тобой встретимся в поле. Ну, держись.

       Анохин не ответил. До окончания совещания он просидел, словно в воду опущенный, а когда комбат разрешил разойтись, попытался незаметно выскользнуть из класса.

       И тут услышал властный голос Гончарова:

       – Старший лейтенант Анохин, попрошу задержаться на пару минут.

      Анохин вернулся. Когда класс опустел, Гончаров кивнул на стул:

       – Садись, рассказывай, как тебе служится, как Лида? Привёз её сюда или в Москве осталась?

        – Привёз, – ответил Анохин, стараясь не смотреть на Гончарова. – А служба? Что служба?! Не жалуюсь. Не всем быть командармами, – прибавил с усмешкой.

       Гончаров рассмеялся:

       – Помнишь наши шутки-прибаутки… Я как-то сказал, что если через двадцать лет не стану генералом, то… Впрочем, юность есть юность! Не все мечты сбываются, но ведь всё от нас зависит. Ты мне лучше скажи… Что это у тебя со службой не ладится? Доложили мне, что плохи у тебя дела во взводе.

       – Мало ли что могут доложить, – неопределённо проговорил Анохин, впрочем, решительно не возражая против сказанного. – Работаю, как умею. Что ещё могу сказать?!

       Анохин не хотел разговаривать, и Гончаров чувствовал это. Подумал с некоторой досадой:

       «Неужели не может забыть того, что было в училище? Но ведь он, а не я женился на Лиде. Скорее уж мне бы избегать общения с ним. И в том, что он в должности командира взвода застрял, не я же виноват. Непонятно, отчего букой держится».

        – Разрешите идти? – поднявшись со стула, спросил Анохин. – Дел много во взводе…

       – Идите, товарищ старший лейтенант, – сухо ответил Гончаров.

       Анохин же в расположение роты не пошёл, а отправился домой обедать. Лида встретила его на пороге. Была она необычно возбуждена.

       – Слушай, я Пашку Гончарова сегодня видела. В штаб заходил. Не знаешь, что он у нас в дивизии делает?

       – Спросила бы сама, – сказал Анохин, не скрывая раздражения. – Ты ж с ними ближе, чем я знакома.

       – Ну-у... Пора бы уж забыть. Что было, то прошло, да и я ведь не с ним, а с тобой осталась. Он даже не узнал меня. Пробежал мимо. Так что он тут делает?

       – Командиром батальона к нам назначен… Комбат он мой теперь, – глухо пробурчал Анохин.

       – Что ты сказал? – изумлённо переспросила Лида. – Вот так Гончаров! Я всегда говорила, что он далеко пойдёт.

       – Потому и бегала за ним.

       Лида повела плечом, подошла ближе к мужу и, прислонившись к нему, проговорила:

       – Перестань. Как тебе не стыдно?! Я же тебя выбрала. Тебя… А ты всё ревнуешь.

       Анохин хотел напомнить, что не выбрала, а вынуждена была так сделать, потому как Гончаров совершенно неожиданно женился на другой. Но промолчал. Не стал злить жену, которая давно уже заладила одно и тоже, мол, сама выбрала, сама решила. Видно, так ей думать было приятнее. Кому ж охота сознавать себя брошенной?!

      

       Когда вечером, закончив все суетные дневные дела и проинструктировав своего заместителя старшего сержанта Ташманова, Новиков уже собирался ехать в офицерское общежитие, к нему подошёл Анохин и, осторожно тронув за плечо, просительно произнёс:

       – Поговорить с тобой надо, Саша.

       Новиков с любопытством посмотрел на приятеля. Тот отвёл глаза и тихо пояснил:

       – Помощь мне твоя нужна!

       – Так говори, в чём дело? Зачем такая преамбула?

       Анохин медлил. Наконец, сказал:

       – Знаешь, Саня, какие у меня отношения с комбатом?

       – Не знаю…

       – Ну, я же тебе рассказывал…

       – А какое ко всему этому отношение я имею? – спросил Новиков. – О чём вообще разговор?

       Анохин помялся, начал издалека:

       – Понимаешь… Как бы тебе объяснить? Думаешь, случайно он назначил мой взвод на показное занятие?

       Новиков не ответил, и Анохин продолжил:

       – Осрамить он меня хочет, вот зачем привлёк к занятиям. Где как не на показных занятиях это сделать удобнее. Ведь перед всеми можно осрамить.

       – По-моему, наоборот, – возразил Новиков. – Я бы всё это воспринял как доверие высокое. Ведь все офицеры будут присутствовать, причём, слышал я, что не только офицеры батальона, но и полка. И командир полка придёт.

       – Вот-вот… Гончаров и хочет продемонстрировать… Смотрите, мол, каков Анохин!

       – Но почему?

       – Небось, уж узнал Гончаров, что на прошлом подобном занятии ты верх одержал. Недаром он меня сегодня спрашивал, отчего в службе мне не везёт, почему не ладится?

        – И всё-таки ты не прав! – уверенно заявил Новиков. – Может, он специально даёт тебе реабилитироваться.

       – Прав или неправ, время покажет, – резюмировал Анохин. – Реабилитироваться!!! – повторил он. – Скажешь тоже…

       – Так ты постарайся верх одержать. Условия у нас равные. Почему же ты сразу записываешь себя в побеждённые?

       – Записываю? Нет… Просьба у меня к тебе: не побеждай в этот раз. Помоги мне не пасть в грязь перед комбатом.

       – То есть как? Я не понимаю, – удивлённо проговорил Новиков. – Как же я могу это сделать? Что я могу сделать?

       – Дай мне выиграть! – наконец, сказал прямо Анохин.

       – Что? Что ты сказал? – с удивлением переспросил Новиков. – Что тебе дать?

       – Выиграть бой!

       – Выигрывай! Кто тебе не даёт? Я вообще не понимаю твою просьбу. Выигрывай – ещё раз повторил Новиков. – Говоришь что-то несуразное и непонятное.

       – Ну, как же ты не понимаешь, – оживился Анохин, решив, что дело всё именно в непонимании. – Вот смотри…

       Он подвинул чистый лист бумаги и попытался что-то объяснить Новикову:

       – Я сегодня после обеда ходил на учебное поле. Все варианты действий продумал. Тебе остаётся только осмыслить мой тактический замысел и всё будет в порядке.

       Новиков с любопытством смотрел на приятеля, пытаясь понять, уж не шутит ли он.

       Но Анохин уже чертил схему, увлечённо комментируя то, что обозначал на бумаге:

       – Рубеж вероятной встречи походных охранений здесь, видишь, на высоте «Блиндажной». Предположим, ты меня опередишь, выйдешь на неё первым. В этом случает атака с фронта успеха мне, вполне понятно, не принесёт. Что же я сделаю?! А вот что. Под прикрытием дымовой завесы переброшу вот этой балкой, что огибает высоту справа, к тебе в тыл два отделения, а третье при поддержке огня боевых машин пехоты будет обозначать атаку с фронта… Ну как, неплохо придумано?

       – Ты что же, считаешь, что я этот детский манёвр не разгадаю? – удивился Новиков. – Выход из этой балки так прикрою, что мышь не проскочит.

       Анохин с жаром продолжил:

       – В том то и дело, что понимаю: разгадаешь! Даже сомнений нет, потому и прошу тебя, не прикрывай выход из балки. Дай совершить манёвр! Ведь занятие показное. Все подумают, что так всё заранее спланировано, и никто тебя не осудит. А мне знаешь, как не хочется перед Гончаровым в грязь лицом ударить!

       Желание Анохина было вполне понятно Новикову. Много причин, слишком много. Анохин всё ещё командир взвода, а однокашник его – комбат. Дистанция приличная. Анохину ещё нужно заместителем командира роты по технической части стать, затем командиром роты, начальником штаба батальона. И только потом комбатом!!! В ротах на БМП добавлялась весьма сложная должность зампотеха. В ротах на бронетранспортёрах её не было. Там сразу со взвода на роту назначали. А сложной была должность ещё и потому, что далеко не все выпускники общевойсковых командных училищ настолько дружили с техникой, что могли легко справиться с технической должностью. Там ведь ответственность за техническое состояние боевых машин… Впрочем, это положение только входило в войска, и многие выпускники училищ, те что посообразительнее, просились в мотострелковые полки, оснащённые бронетранспортёрами, хотя все восхищались красивыми, стремительными бээмпешками. Да, Анохин сильно отстал от Гончарова… Но если бы только это… Примешивался ещё хоть разрушенный, но незабытый любовный треугольник. Да, Лида, которая когда-то предпочла Гончарова, всё же стала женой Анохина… Но Анохин горько переживал, что случилось это не благодаря её выбору, а в силу того, что Гончаров предпочёл ей другую…

       С одной стороны, Новиков готов был войти в положение, но… его возмущала сама по себе просьба: «Ишь ты, победить задумал! Ну, так побеждай, в честном бою побеждай! Но подстраивать победу?!» Это раздражало. И всё же жалко было Анохина, ведь тот на первых порах, когда Новиков только прибыл в полк, хоть и не очень умело, но старался всячески помогать, делился опытом работы, знаниями. Не такие уж это были сильные знания, не такой уж ценный опят, однако Новиков был благодарен уже за одно искреннее стремление оказать помощь.

        И вдруг осенило… Ему стала предельно понятна просьба, причём не только понятна, но в какой-то мере приятна. Новиков подумал: «Значит, Анохин уверен, что я сильнее его в тактике, да и вообще в боевой подготовке. Значит, признаёт, что трудно, даже практически невозможно вырвать у меня победу!»

        – Эх, дружище, – проговорил Новиков. – Что я тебе скажу… Как бы ни хотел я тебе помочь, но просьбу твою выполнить не могу. Ты уж не сердись. И не только потому, что нечестно так поступать. Ведь у меня же взвод… Три десятка отличных ребят. Ты забыл об этом? Они славно потрудились на занятиях, а теперь рассчитывают, что труд их будет вознаграждён успехом в учебном бою…

       – Что взвод? Его дело команды выполнять, – возразил Анохин. – Нашёл причину. Скажи уж, что не хочешь другу помочь. Сам хочешь прогнуться перед новым комбатом.

        – Я с тобой не согласен, – твёрдо сказал Новиков. – А для чего же на каждом занятии учу и сержантов, да и солдат понимать тактическую обстановку. Помнишь, что говорил Суворов: каждый солдат должен знать свой манёвр!

       – Свой манёвр, а не манёвр командира взвода, – попытался парировать Анохин.

       – Ты не прав. Необходимо так учить, чтобы любой сержант мог заменить в бою командира взвода, а рядовой солдат – командира отделения! И я так учу. Если я выполню твою просьбу, мои подчинённые сразу всё поймут. В этом не сомневаюсь!

       – Ну что ж, – мрачно проговорил Анохин. – Теперь тебе и карты в руки. Замысел я рассказал и отступать мне от него некуда. Самое время прогнуться перед новым комбатом… Слышал, небось, должность зампотеха скоро освободится.

       – Перестань паясничать – оборвал Новиков. – Ладно уж, так и быть, выполню твою просьбу. И напрасны твои упрёки – прогибаться я не собирался, и должность зампотеха тебе по праву принадлежит. Но на будущее учти, что репутацию свою надо честно зарабатывать.

       Анохину самому гадко было от его же собственной просьбы. Он уже готов был отказаться от неё, но понимал, что это равносильно поражению и полному падению авторитета, в том числе и в глазах Гончарова.

        – Саня, – проговорил он. – Пойми… Мне самому стыдно за свою просьбу, но войди в положение моё. Что мне делать?

        – Победить в открытом бою!!! Учиться побеждать, пока мирное небо над головой, пока учёба… В реальном бою противника реального не подговоришь.

        – Один единственный раз… Я обещаю, что один единственный раз, – повторил Анохин. – Мне так это важно!

       – Сказал же, сделаю то, что ты просишь…

 

           *****

      И вот настал день занятий.

      Настроение у лейтенанта Новикова в то солнечное утро совсем не соответствовало погоде. Он, тщательно скрывая чувство вины, преследовавшее неотступно, поглядывал на возбуждённые перед занятием лица солдат и сержантов. Думал о том, как они будут стараться, гордясь, что именно их взводу доверили участвовать в показных занятиях, и какими огорчёнными вернутся в казарму после поражения, в котором будут неповинны.

       «А имею ли я право вот этаким образом распорядиться своими подчинёнными? – вдруг подумал Новиков. – Имею ли право смазать труд всего взвода? Ради чего? Ради дружбы с Анохиным? Ради победы человека, который сам не в состоянии её одержать, мало того, даже и попытаться не хочет сделать это? А раз так, то он не достоин не только победы, но и выдвижения на вышестоящую должность».

       От мыслей оторвал доклад заместителя командира взвода старшего сержанта Ташманова:

       – Товарищ лейтенант, взвод готов к выдвижению!

       Вскоре поступила команда руководителя занятий, и «противники» – взводы лейтенанта Новикова и старшего лейтенанта Анохина – начали свой путь к рубежу вероятной встречи.

        Старший лейтенант Анохин был в приподнятом настроении. Сегодня он, как никогда, был уверен в победе. Ещё раз тщательно продумал свои действия, рассчитал скорость движения. Он опасался сейчас лишь одного – выйти на высоту раньше Новикова и спутать все планы. Действовать же без заранее намеченного плана, пусть даже в более выгодных для себя условиях, он не решался. С Новиковым шутки плохи…

        Командир дозорной машины доложил по радио с опушки леса о том, что обнаружил на высоте «Блиндажная» «противника», который закрепляется на выгодном рубеже.

       – Взвод! К бою! – бодро скомандовал Анохин.

       Боевые машины пехоты развернулись в боевую линию, десантировав на ходу отделения, развернувшиеся в стрелковые цепи. Началась атака.

        Высота мгновенно ощетинилась огнём.

        «Так! Хорошо, ещё немного, ещё ближе подойдём, – размышлял Анохин. – Пусть Гончаров видит, что решение ударить во фланг и тыл не заранее продумано, а родилось в ходе учебного боя.

       Он отыскал глазами полигонную вышку, возле которой должны были находиться офицеры, и обомлел. Рядом с автобусом возле вышки стояли вездеход командира полка и «Волга» командира дивизии. Словно не веря глазам своим, Анохин вскинул бинокль. Генерал-майора Лунёва он узнал сразу. «Вот это новость! – едва не воскликнул Анохин. – Значит, мой триумф увидит командир дивизии!»

       Он повёл биноклем вперёд и увидел на высоте Гончарова, который стоял рядом с руководившим занятием начальником штаба батальона капитаном Колуновым. Сам комбат не стал брать на себя проведение занятия, решив, очевидно, посмотреть, как с этим справляются его подчинённые.

       Между тем, огонь с высоты усилился, и Колунов, взяв в руки белый флажок, уже шагнул вперёд, собираясь, вероятно, остановить атакующие подразделения.

       «Пора!» – решил Анохин и приказал поставить дымовую завесу.

       Когда белые клубы дыма потянулись по ветру вдоль стрелковой цепи взвода и боевой линии машин, скрывая их от огня обороняющихся, Анохин скомандовал:

       –Взвод! Стой!

       Отделения залегли, остановились, найдя временные укрытия, боевые машины пехоты, поддерживавшие атаку огнём своих пулемётов и автоматических пушек.

       Оставив одно отделение для обозначения действий с фронта, Анохин сам повел два отделения в обход по лощине. Проскользнуть в лощину удалось за дымами незаметно.

 

       Лейтенант Новиков увидел командира дивизии почти одновременно с Анохиным. Обидно стало, что, что придётся показать себя с весьма непрезентабельной стороны, проиграв бой на глазах генерала. Настроение испортилось окончательно.

       А тут ещё Гончаров подошёл вместе с руководителем занятия Колуновым и стал наблюдать за работой командира взвода. Впрочем, Новиков не волновался. Что волноваться, когда всё предрешено. Лишь представил себе, как будут расхваливать Анохина за смелый манёвр, столь необходимый в быстротечном встречном бою.

       Видно, не без основания опасался Анохин, что разгадать его манёвр будет совсем несложно – вон уж солдаты взвода все, как один, заволновались, понимая, что «противник» что-то предпринимает, ещё пока не совсем ясное. Увидел он и старшего сержанта Ташманова, который, пригибаясь, бежал к командно-наблюдательному пункту командира взвода. Новиков понял, что его заместитель уже разгадал замысел Анохина. Это порадовало – не зря, выходит, учил. Но… Это и поставило его, командира, в двусмысленное положение… Если манёвр разгадан, надо действовать, но как? Нарушить договор с Анохиным? Предположим… Просьба Анохина весьма и весьма порочна, но уж если согласился её выполнить, будет ещё более порочно не выполнить обещания.

       Новиков понял, что очень нелегко будет объяснить взводу причину поражения в этом встречном бою. Он не придерживался точки зрения Анохина и не считал, что подчинённым не должно быть дела до решений командира.

 

       А старший лейтенант Анохин, тем временем, вёл вдоль балки два отделения своего взвода, действовавшего в головной походной заставе. Боевые машины пехоты остались для имитации атаки с фронта, которая затем, после атаки с тыла, уже прекращала быть имитацией, а превращалась в реальную атаку с фронта…

       Вот и последний изгиб балки. Через несколько десятков метров можно будет покинуть балку и развернуться для атаки во фланг и тыл.

       Анохин, придерживая набегу сумку, достал из неё сигнальный патрон красного огня, быстро свинтил предохранительный колпачок, освободил шнурок… Когда красная ракета взмоет в небо, третье отделение и боевые машины пехоты двинутся по этому сигналу в атаку.

        Анохин уже представил себе, как всё это будет выглядеть с вышки… Красиво!!! Чётко, слаженно… Высота, на которой закрепился взвод лейтенанта Новикова, как бы зажата меж двух огней. Атака  во фланг и тыл внезапна, дерзка и губительна на «противника». В реальном бою она может привести к полному истреблению неприятеля. Конечно, существует много нюансов… Большое значение имеют, и слаженность, и огневая выучка, ведь взвод должен быть подготовлен не просто к пальбе, а к ведению меткого, уничтожающего огня. Но на учениях огневая выучка проявиться не может, на учениях достаточно показать слаженность взвода и Анохин полагал, что это ему сделать удастся уже через считанные минуты…

       И вдруг… пулемётная очередь хлёстко ударила в упор. Пулемёт бил вдоль балки. Анохин увидел на выходе из балки боевую машину пехоты. Справа и слева от неё заработали автоматы. Огневой мощи боевой машины пехоты, усиленной несколькими автоматчиками, было вполне достаточно, чтобы уничтожить полностью два отделения, зажатых крутыми склонами балки. У Анохина не было свободы манёвра. И если «противник» был рассредоточен и укрыт в складках местности, то Анохин со своими двумя отделениями оказался в огневом мешке. «Противник», будучи сам рассредоточен, сосредоточил свой огонь на дне неширокой балки. Анохин, уверенный в успехе своего оговорённого с Новиковым плана, вёл отделения без разведки, даже без пеших дозорных, которых стоило бы выслать вперёд, вёл почти строем в колонну по два… Иначе балка и не позволяла. Он рассчитывал развернуть отделения на обратных скатах высоты, на виду у начальства. И вдруг этот внезапный кинжальный огонь!!! Огонь двух пулемётов – одного спаренного с пушкой боевой машины пехоты, другого – ручного. Да и автоматы трещали вовсю. Можно представить себе, какой урон нанёс бы такой огонь в реальном бою. Да ведь и пушка боевой машины пехоты не молчала бы. Просто на занятии она лишь учитывалась как огневое средство, но не стреляла даже холостыми.

        – Назад! – услышал Анохин рядом с собой резкий, как выстрел, окрик сержанта Крамсаева.

       Увидев растерянность на лице своего командира, сержант решил помочь вывести людей из-под огня за изгиб балки. Но было уже поздно. С фланга загрохотали автоматные очереди, послышались хлопки взрывпакетов, обозначавшие разрывы ручных гранат.

        «Ну, Новиков, этого я тебе не забуду!» – только им мог подумать Анохин, уверенный, что его приятель, увидев прибывшего на полигон комдива, решил нарушить договор.

        Поборов растерянность, Анохин скомандовал:

        – К бою! Вперёд, за мной! – и побежал вверх по склону навстречу грохочущим автоматным очередям.

        Однако, отделения побежали за ним следом, так и не развернувшись, гурьбой. Все были ошеломлены внезапным огневым воздействием противника.

       И тут впереди показался руководитель занятия. Он взмахнул белым флажком и крикнул:

       – Оба отделения уничтожены! Стой!... Проверить оружие.

       «Но ведь у меня же ещё одно отделение осталось, третье», – вспомнил Анохин, но тут же понял, что поздно вспомнил. Третье отделение было сметено контратакой с высоты.

       Руководитель занятия скомандовал «отбой», и сразу стало удивительно тихо после грохота учебного боя.

      Новиков выбрался из укрытия и направился к Анохину, но тот демонстративно пошёл в противоположную сторону, к своей боевой машине пехоты. Туда же, к подножию высоты, повёл строем два отделения и сержант Крамсаев.

       – Личный состав отправить в расположение, – приказал комбат. – Старший сержант Ташманов старший. Офицеров прошу на разбор занятий.

       Анохин быстро пошёл вперёд. Новиков окликнул его, но он даже не обернулся.

       – Оставьте его в покое, – посоветовал Гончаров. – Сейчас ему полезно побыть одному. Две неудачи подряд… А вы молодец, Новиков, хорошо подготовили взвод. Слов, как вижу, на ветер не бросаете.

       – Вы о чём? Каких слов?

       – Вы так громко спорили с Анохиным, что я невольно всё слышал, особенно когда хвалили своего заместителя. Правы – сержант неплохой. И это ваша заслуга!

 

                                                         * * *

       Генерал-майор Лунёв любил просто и непринуждённо беседовать с подчинёнными ему офицерами, особенно с младшими, у которых, как он полагал, и без того хватает командиров и начальников всех степеней и рангов для того, чтобы требовать, а, коли надо, и распекать за промахи. Считая необходимым действовать строго по командной инстанции, он бывал суров с командирами полков, иногда с комбатами, с остальными же не спешил пользоваться предоставленной ему властью, а если и пользовался, то разумно.

       Лишь на одно был щедр – на поощрения. На взыскания же скуп до крайности. Считал, что служебную карточку офицера надо стараться не портить всеми силами до самой последней возможности и заносить туда взыскания только в тех случаях, когда все остальные формы уже исчерпали себя.

      Вот и в тот день, узнав, что лейтенант Новиков уже поощрён за отличные, инициативные действия на занятиях и начальником штаба батальона – неделю назад, и командиром полка – два дня назад, Лунёв решил, что настал его черёд отметить грамотного офицера.

       – Не вижу героя дня, – сказал он, подойдя к замершему строю офицеров. – Прошу сюда, на видное место, Александр Васильевич…

       И когда Новиков, сбитый с толку неуставным обращением, справился с растерянностью, сделал несколько шагов вперёд и повернулся кругом, лицом к строю, комдив объявил:

       – За умелые и решительные действия на тактическом занятии лейтенанту Новикову объявляю благодарность…

       – Служу Советскому Союзу! – громко отчеканил Новиков.

       Однако к радости  примешивалось чувство неловкости перед Анохиным, который стоял сейчас перед ним обиженный, подавленный и хмурый.

       И тогда Новиков тихо, но твёрдо сказал:

       – Не моя заслуга, товарищ генерал-майор!

       – Добре, добре! – удовлетворённо проговорил Лунёв. – Правильно поступаете, правильно. Подчинённых, хорошо потрудившихся, забывать нельзя. Жаль, что взвод свой в расположение поторопились отправить. Сами благодарность мою передадите? Впрочем, нет… Такие вещи надо делать самому. Приеду к вам на полковой развод и объявлю о поощрении… Подробный разбор сегодняшнего занятия проведёт командир полка.

       – Товарищи офицеры! – скомандовал командир полка…

       – Товарищи офицеры! – проговорил комдив и пошёл к машине, водитель которой уже завёл мотор.

 

* * *

       Занятия по огневой подготовке были запланированы на понедельник, однако Анохин, назначенный начальником караула с субботы на воскресенье, так и не подготовился к ним. Теперь он стоял на разводе и мысленно ругал себя, ожидая, когда Гончаров начнёт проверку конспектов. План-конспект был, но опять-таки старый.

       Командир полка уже выслушал доклад своего заместителя о том, что полк на развод построен, поздоровался с личным составом и приказал приступить к проверке подготовленности подразделений к занятиям. Но неожиданно Чернышёв резко и отрывисто скомандовал:

       – Все в строй! Полк, равняйсь! Смирно! Равнение направо!

       Анохин повернул голову и увидел командира дивизии генерал-майора Лунёва.

       «Ну, кажется, пронесло, – успокоился он. – Командир дивизии проверять конспекты не будет».

       Он не ошибся. Генерал Лунёв приехал в полк, чтобы выполнить обещание, данное на полигоне, – лично объявить благодарность взводу лейтенанта Новикова. Поздоровавшись с полком, он сразу прошел к батальону Гончарова.

       – Попрошу вывести на середину строя взвод лейтенанта Новикова, – приказал он Гончарову, и когда тот выполнил распоряжение, заговорил: – На минувшей неделе в вашем полку проводились показные занятия по тактической подготовке и проводились они на базе первого батальона, а это, как вы понимаете, свидетельствует о многом. Один из взводов полностью оправдал доверие, оказанное ему. Этот взвод вы видите перед строем батальона во главе с его командиром лейтенантом Новиковым. Я специально приехал, чтобы выразить свою благодарность солдатам и сержантам, а заместителю командира взвода.., – генерал посмотрел на старшего сержанта Ташманова и вдруг неожиданно звучным и громким голосом скомандовал: – Батальон, смирно! Личному составу второго мотострелкового взвода объявляю благодарность. Заместителю командира взвода старшему сержанту Ташманову предоставляю краткосрочный отпуск…

       Взвод дружно ответил:

       – Служим Советскому Союзу!

       Конспекты занятий на этом разводе никто уже не проверял. Подразделения, чеканя шаг, прошли перед трибуной, на которой вместе с командиром полка и его заместителями стоял командир дивизии генерал-майор Лунёв.

        Роты повзводно разошлись по местам занятий.

        «Пронесло, – думал Анохин, распределяя взвод по учебным местам. – Каждый день эти волнения. И кто только конспекты придумал? Переписываем одно и то же».

        После того, как Анохину довелось несколько раз на месяц, а то и больше оставаться за командира роты, он почти перестал готовиться к проведению занятий, поскольку должность командира взвода со всеми её особенностями, казалась теперь мелкой и скучной. Командир роты капитан Крюков, подписывая старые конспекты, ворчал, но мер не принимал.

      

                                                       Глава вторая

                                                        Разведгруппа

       Командир мотострелкового батальона старший лейтенант Гончаров уже набросил на себя плащ-накидку и собрался идти на передний край в опорные пункты рот первого эшелона, когда на его командно-наблюдательный пункт вбежал связной из штаба полка, торопливо представился и протянул пакет. Гончаров взял его и извлёк листок бумаги. На нём было несколько скупых и категоричных строк распоряжения, написанного командиром полка полковником Чернышёвым. Гончарову надлежало, взяв с собой одного из командиров рот, немедленно прибыть на командный пункт полка.

       – Командир полка прислал за вами машину. Она за обратными скатами высоты, в кустарнике, – доложил связной, невысокий веснушчатый ефрейтор.

       – Ждите меня у машины, – приказал Гончаров и отдал распоряжение вызвать на командно-наблюдательный пункт батальона командира 2-й мотострелковой роты.

       Он остановился именно на этой роте, потому что она была накануне выведена во второй эшелон, и её было легче направить на выполнение любой задачи, а в том, что вызов связан именно с этим, Гончаров не сомневался. Недаром же командир полка вызывал его не по проводной или радиосвязи, а через связного, следовательно, заботился о том, чтобы информация об этом вызове никуда не могла просочиться. Была и еще одна причина, по которой Гончаров сразу выбрал именно вторую роту. Командир в ней опытный, грамотный, не раз участвовал в самых различных учениях, а теперь вот представлен к выдвижению на вышестоящую должность, и приказ должен прийти со дня на день. Он всегда с удовольствием думал о капитане Крюкове, офицере высокого роста и богатырского телосложения, которого, казалось, ничто не может сломить: ни трудности службы, ни житейские неурядицы, ни недуги. Если бы знал, что ошибается в этом, возможно, выбрал бы другую роту, и другого командира для поездки на командный пункт полка….

 

       Мотострелковая рота капитана Крюкова оборудовала опорный пункт на высоте, которая возвышалась в глубине района обороны батальона. Все первые дни учений рота действовала на решающих направлениях. Люди устали, вымотались и теперь приняли назначение во второй эшелон, как заслуженную передышку.

       Лишь накануне, на исходе дня, «Северные» были остановлены «противником» – «Южными» – на выгодном рубеже и перешли к обороне. По радио и проводным средствам связи «Северных» активно передавались распоряжения по укреплению оборонительных позиций, причём, хоть и использовался код, но самый простейший, который «Южные» при желании могли легко расшифровать. Это делалось потому, что в крупных штабах уже знали – обороняться «Северным» оставалось не более суток.

       Ближе к полудню капитан Крюков вызвал офицеров на свой      командно-наблюдательный пункт, и лейтенант Новиков, дав заместителю необходимые указания, направился туда. День выдался пасмурным, солнечные лучи не могли пробиться сквозь мутно-серые тучи, обложившие горизонт и надвигающиеся на лес, в сотне метров от опушки которого проходил передний край обороны. Дождь шёл всю ночь, он и теперь накрапывал, а к вечеру, судя по густеющим тучам, можно было ожидать ещё более сильного ливня.

       Когда до КНП оставалось не более сотни метров, Новикова обогнал тёмно-зелёный вездеход с красными крестами на бортах. Он проворно петлял между рытвинами и ухабами, огибал окопы и, в конце концов, остановился на высоте возле КНП.

       «Что-то стряслось!? – с тревогой подумал Новиков и ускорил шаг.

       Подойдя ближе, он увидел лежащего на носилках капитана Крюкова. Возле него хлопотал начальник медицинской службы полка. Рядом стоял старший лейтенант Анохин и торопливо говорил:

       – Вы не волнуйтесь, товарищ капитан. Всё сделаю, обеспечу порядок.

       – Э-эх, – проговорил Крюков. – начали то учения мы так хорошо… Не ударить бы в грязь лицом… Как вы тут без меня будете?

       Санитары осторожно поставили носилки в машину, сели сами. Последним в салон прыгнул Анохин, пояснив:

       – Провожу до полкового медпункта.

       Новиков проследил взглядом за санитарным «уазиком», именуемым в обиходе мыльницей. На такие автомобили он с некоторых пор не мог смотреть спокойно. И два санитара, уже знакомые ему, и носилки, на которых теперь лежал командир роты, и автомобиль напомнили ему о том дне, когда его самого привезли в лазарет полкового медпункта и он, едва с помощью санитаров выбравшись из машины, увидел Наташу…

       Наташа пробыла в городе, в котором дислоцировалась дивизия, всего несколько дней, но уезжая, обещала твёрдо: больше никаких отсрочек – с нового учебного года она окончательно перебирается к нему и переводится в здешний институт.

       Согласилась она и с тем, что можно сыграть свадьбу и здесь. Даже лучше – ведь тогда можно пригласить сослуживцев Александра. А её подруги – вольные птицы. Для того, чтобы приехать сюда, им не нужно просить отпускных билетов.

       И ждать Александру осталось совсем немного.

    

       От воспоминаний оторвал связной, присланный командиром батальона.

       Он огляделся, пытаясь найти капитана Крюкова. Не нашёл и обратился к Новикову:

       – Товарищ лейтенант, командира роты срочно вызывает комбат, – выпалил он, вытянувшись в струнку.

       – Что же делать? – воскликнул сержант Чипликов, который оказался на КНП. – Командир роты заболел, а старший лейтенант Анохин, который      всегда остаётся за него, уехал.

       – В подразделении всегда должен быть командир, – твёрдо возразил Новиков. – Я пойду к комбату! Вы остаётесь за командира роты!

       Он поправил ремни портупеи, разгладил складки на кителе и торопливо зашагал в сторону КНП.

       Старший лейтенант Гончаров сидел в штабной палатке за раскладным столиком и внимательно изучал карту. Когда Новиков доложил о прибытии, поднял брови и спросил:

       – А где капитан Крюков? Я вызывал командира роты!

       – Вам не успели доложить… Командира роты увезли в медпункт. Машина ещё, наверное, в пути.

       – Что с Крюковым?

       – Пока неизвестно. Анохин вернётся, сообщит.

       – Кого Крюков оставил за себя? Вас? – снова спросил старший лейтенант Гончаров.

        – Нет…Не меня. Никого не оставил. Но обычно он оставлял старшего лейтенанта Анохина. Всё-таки самый старший из нас.

        – Анохина? – переспросил Гончаров и снова зачем-то пристально посмотрел на карту, испещрённую тактическими знаками, словно там, среди этих знаков и условных обозначений затерялся ответ на вопрос, кто же должен возглавить роту в самый ответственный период учений. Очевидно, карта в какой-то степени настраивала на мысли о том, на кого нужно возложить столь серьёзную задачу.

       Комбат встал, сделал шаг навстречу Новикову и твёрдо сказал:

       – Я возлагаю командование ротой на вас, товарищ лейтенант. Рабочая карта с собой?

       –Так точно.

       – Немедленно едем в штаб полка…

       Новиков повиновался почти машинально, потому что первое, о чём подумал: как всё это воспримет Анохин, тем более что им так и не удалось объясниться после показных занятий. Анохин старательно избегал Новикова. Если и приходилось отвечать на какие-то вопросы по службе, то делал это кратко и тут же стремился удалиться, чтобы не вступать в разговор.

       Новиков посмотрел на комбата, хотел высказать свои соображения, но понял, что это бессмысленно, да и, наверное, не к месту. Гончаров отвечал за батальон, отвечал за выполнение учебно-боевых задач на учениях, а потому думал не о том, кого огорчит или обрадует своим решением, а о том, как это решение будет способствовать успеху общего дела – успеху действий батальона.

 

                                                              * * *

       Командный пункт полка расположился на небольшой лесной поляне. По краям её угадывались хорошо замаскированные боевые машины управления и связи. В небо вонзались длинные антенны радиостанций.

       Вездеход остановился возле одной из машин. Указав не неё, связной пояснил:

      – Командир полка здесь. Он ждёт!

      Гончаров и Новиков поднялись по небольшой приставной лесенке в штабной фургон. Из-за длинного, вытянутого вдоль кузова стола поднялся полковник Чернышёв, как всегда живой, порывистый, стремительный. Он шагнул навстречу, пожал офицерам руки и спросил у Гончарова:

       – Почему лейтенант Новиков? Я приказал вам прибыть с командиром роты.

       – Капитан Крюков направлен на полковой медицинский пункт. Что с ним, ещё не доложили.

       – Новиков, сходите к связистам. Пусть выяснят, что с Крюковым, – приказал Чернышёв и едва лейтенант покинул штабной фургон, резко спросил у Гончарова: – Вы отдаёте отчёт своему решению?

       – Так точно, товарищ полковник!

       – Тогда почему назначаете для выполнения ответственной задачи молодого и малоопытного офицера?

       – Во-первых, я не знал цели вызова. Во-вторых, верю в Новикова и считаю, что он справится с любой задачей лучше, нежели Анохин.

       – Возможно, вы правы, – примирительно сказал командир полка. – Новиков действительно справится с задачей лучше, чем Анохин… С любой другой задачей, но с той, что будет поставлена, не знаю... Роте предстоит действовать не только в интересах полка, но и дивизии.

       – Смотря, какая задача, – проговорил Гончаров, но тут же убеждённо повторил: – Я верю в Новикова!

       – И берёте на себя ответственность за его действия? – пристально посмотрев на комбата, резко спросил командир полка.

       – Так точно, беру!

       Это не совсем приятный разговор прервало появление Новикова. Тот доложил:

       – Товарищ полковник, у капитана Крюкова приступ аппендицита… Его направляют в госпиталь на операцию.

       – Понятно, – проговорил Чернышёв и спросил, испытующе глядя на лейтенанта: – Вы ведь недавно из училища, Новиков?

       – Что вы, товарищ полковник. Уже давно. Целый год взводом командую.

       Командир полка улыбнулся и с тёплой иронией сказал:

       – Ну, конечно. Год – это очень много!

       Он помолчал, глядя на карту, расстеленную на столе, затем обошёл стол и сказал:

       – Прошу сюда, ко мне! И приготовьте свои рабочие карты. Боевая задача: используя промежутки в обороне «противника», выйти к нему в тыл, разыскать стартовые позиции ракетного дивизиона и сообщить их координаты. Цель ваших действий – обеспечить наш упреждающий удар по ракетам, применение которых может сорвать предстоящее наступление.

       – Наступление? Мы будем наступать? – с интересом и в то же время с нескрываемой радостью переспросил Новиков.

       – Да! И хочу, чтобы уяснили: от ваших действий будет во многом зависеть успех не только полка, но и дивизии. Предполагаемый район стартовых позиций – урочище «Земляничное» Задача ясна?

       Новиков внимательно посмотрел на карту, прикинул что-то и сказал с сомнением:

       – Урочище велико. Более конкретных данных нет?

       – Если бы были, зачем посылать разведгруппу? Вчера воздушная разведка обнаружила колонну ракетного дивизиона «Южных» на марше. Она выдвигалась в направлении урочища. Это всё, что известно. Повторная разведка ничего не дала.

       – А если ракетный дивизион прошёл урочище насквозь и…

       – Чтобы исключить всякие «и», в тыл противника направляется не одна ваша разведгруппа. Но, на мой взгляд, урочище – наиболее удобный, а потому наиболее вероятный район стартовых позиций.

       Новиков продолжал молча изучать карту командира полка, перенося в свою рабочую карту то, что необходимо для выполнения задачи. То, что он не заявил сразу, без раздумий, что готов выполнить задачу, командиру полка нравилось. Высокий, стройный, с открытым лицом, Новиков мог, в то же время, показаться задиристым и не слишком серьёзным. Такое выражение его лицу придавала строчка усов, являвшаяся предметом его гордости. Взгляд его обычно был задорным и дерзким. Но в эти ответственные минуты Новиков весь собрался, сосредоточился. Даже Гончаров, который виделся с ним гораздо чаще, чем командир полка, уловил эту перемену и ещё раз утвердился в правильности своего решения. Он, конечно, мог, узнав о болезни Крюкова, выбрать и другую роту, и другого командира, ведь сразу почувствовал, что предстоит какое-то ответственное задание. Не сделал этого потому, что хотел испытать Новикова, ещё раз испытать перед тем, как решить, кому доверить роту взамен убывающего на повышение командира. Но если бы он знал, насколько сложна задача, которую предстоит выполнять роте!!!

       – Какие ещё данные вас интересуют? – спросил у Новикова командир полка, продолжая наблюдать за ним.

       – Что интересует? – лейтенант вдруг улыбнулся, хитровато щурясь. – То, что интересует, пока неизвестно. Это-то как раз и предстоит мне узнать.

       – Ещё хочу предупредить вас, – снова заговорил полковник Чернышёв. – В тылу «противника» много соблазнов для разведки. Ни в коем случае не отвлекаться ни на какие иные объекты… На радиосвязь можно выйти только однажды, когда потребуется передать координаты стартовых позиций. Только один раз! Слышите? Радиостанции держать на приёме. И помните: ракеты не должны взлететь!!! Позаботиться об этом у нас есть кому, но без точных координат не обойтись. Воздушная разведка исключается – вон как небо обложило. У меня всё!

 

       А между тем, в медпункте, осмотрев капитана Крюкова, врач сказал Анохину:

       – Слава Богу! Я опасался обострения язвенной болезни. Но это, кажется, просто аппендицит.

       – Ничего себе «просто аппендицит». Здесь же поле.

       – Можно и в поле сделать операцию. У нас есть для того все условия. Но нет необходимости. Вертолёт доставит в госпиталь.

       Анохин подошёл к командиру роты, который позвал его голосом, ослабленным болью:

       – Я уж, видно, вернусь в роту лишь для того, чтобы дела сдать. Приказ о моём переводе будет вот-вот подписан… Так что имей это ввиду… Постарайся не ударить в грязь лицом на учениях!!!

       Через несколько минут над поляной сделал круг вертолёт и плавно пошёл на посадку, выстелив воздушным вихрем высокую траву. 

       Санитары подняли носилки и поставили их в вертолёт. Лишь когда винтокрылая машина поднялась в воздух, до Анохина дошёл смысл слов командира роты. Он так и не объявил, кого оставляет за себя. Почему? Потому что, как бы само собой разумелось, что ротой временно будет командовать именно он – Анохин? Или ротный так и не решил для себя этот вопрос из-за того, что случилось на минувших показных занятиях?

       Впрочем, возвращаясь в роту, Анохин почти и не сомневался, что именно ему, как старшему по званию и более опытному офицеру предстоит взять на себя эту ответственность – командовать ротой на учениях, а может, вплоть до назначения нового командира.

       Вернувшись в роту, он с удивлением и даже с раздражением обнаружил, что личный состав построен в роще на обратных скатах высоты. Перед строем расхаживал лейтенант Новиков, что-то объясняя.

       Подойдя ближе, Анохин услышал то, что говорил Новиков. А говорил он об ответственности при выполнении учебно-боевой задачи. Какой задачи? Анохин ещё не успел ни получить задачи, ни довести её до командиров взводов.

       – Каждый из нас, товарищи, – говорил Новиков, – должен осознать, сколь ответственна поставленная перед нами задача. От сегодняшних наших действий во многом зависит успех главных сил. Мы должны быть как никогда собранными, предельно внимательными, должны действовать как в реальном бою.

       – О чём вы там рассказываете, товарищ лейтенант? – стараясь вложить в свои слова начальственный тон, спросил Анохин. – Для чего людей в строю держите? Им необходимо оборудовать опорные пункты.

       – Разъясняю поставленную задачу, товарищ старший лейтенант, – в тон ему ответил Новиков и прибавил. – Станьте в строй и слушайте!

       Анохин остановился как вкопанный, лицо побагровело. Он хотел одёрнуть Новикова, но тут до него дошло, что не случайно Новиков ответил столь строго и требовательно, что произошло за его отсутствие какое-то событие, которое позволяло делать это. Он даже догадывался, что произошло. И он послушно стал в строй, тем более выяснять что-то перед всей ротой, было, мягко говоря, неправильно.

       Он понял, что опоздал: кто-то в его отсутствие возложил обязанности командира роты на Новикова.

       «Скорее всего, Гончаров, кто ещё мог это сделать? – подумал он. – Дался же ему этот Новиков. Ну что ж, посмотрим, что за задача и как он с ней справится».

       – Итак, повторяю! – продолжал Новиков. – Нам приказано разыскать в глубоком тылу «противника» стартовые позиции ракетного подразделения и сообщить их координаты в штаб. Мы должны обеспечить упреждающий удар по ракетам, применение которых может причинить значительный урон главным силам и сорвать намеченное наступление.

       «Вот оно что, – подумал Анохин. – Капитан Крюков словно предчувствовал, что роте придётся решать очень серьёзную и ответственную задачу. Но почему же командует Новиков? Справится ли он? Хватит ли опыта? – и сам себе ответил: – Хватит и опыта, и знаний, и навыков, и решительности, дерзости и инициативы… А мне? Хватит ли мне? Может, даже и к лучшему, что не поведу роту на столь сложное дело… Тут и оскандалиться легко…»

       А Новиков закончил постановку боевой задачи и указал:

       – Мой заместитель.., – он сделал короткую паузу, и у Анохина засосало под ложечкой: – Старший лейтенант Анохин.

       – Ну что же, и на том спасибо, – едва слышно пробурчал он.

       Анохин прекрасно понял, сколько почётно и ответственно задание, на которое пойдёт рота. Если его удастся выполнить, командование отметит, да ещё как!!! А если не удастся? Определённый риск, конечно, был. И, быть может, предложи бы кто-нибудь ему, Анохину, решать, идти или не идти на подобный риск, он бы серьёзно подумал, прежде чем согласиться. Обижало другое – не хотелось подчиняться офицеру, который в полку-то недавно – даже меньше года… А ведь Анохин прослужил здесь без малого пять лет. Скоро выйдет срок получать звание капитана, а он всё во взводных ходит. А на взводе капитана не получишь: там категория лейтенант – старший лейтенант!

       Когда постоянно остаётся за командира роты один и тот же офицер, командование, естественно, привыкает к этому и останавливается на его кандидатуре при назначении на должность командира роты. Так было прежде. Анохин исполнял обязанности командира роты, когда тот бывал в отпусках или на учёбе, но теперь ему почему-то не оказали такого доверия. Не из-за того ли случая, который произошёл на недавних тактических занятиях? Новиков выиграл бой!!!

       После окончания занятий и разбора, который провёл командир батальона, Новиков подошёл к Анохину, но тот отвернулся и процедил:

       – Радуйся! Выслужился.

       Новиков вспыхнул, но сдержался и промолчал. С тех пор отношения стали натянутыми. Разговаривали Новиков с Анохиным только при необходимости и исключительно на служебные темы.

       Анохин понимал, что его поражение вряд ли будет забыто. И вот он почувствовал первые отголоски.

 

*  *  *

      

        Ракетный дивизион «Южных» уже несколько раз за истекшие сутки менял своё местоположение и большую часть времени находился в движении. На карте майора Володина был нанесён маршрут, который знали только в штабе соединения, да и то лишь те, кому необходимо это знать. Тем самым комдив надеялся уберечь мощное огневое средство, чтобы использовать его в самый нужный момент и наверняка. О том, что «Северные» готовятся возобновить наступательные действия, в штабе «Южных» сведений не было. Однако комдив, реально оценивая соотношение сил, сам пришёл к выводу, что нужно укреплять оборону и ждать нового мощного удара в ближайшее время.

       В тыл к «Северным» он выслал разведгруппы, но от них пока не поступило никаких данных.

       Командира ракетного дивизиона он проинструктировал сам, подчеркнув особо, что ему, майору Володину, и его подчинённым предстоит выполнить задачу исключительной важности: нанести сильное огневое поражение изготовившимся для выдвижения на рубеж перехода в атаку частям «Северных» и тем самым сорвать наступление. Комдив выделил для охраны ракетных установок дивизиона значительные силы и дал указание по соблюдению тщательной маскировки. Казалось, приняты все меры к тому, чтобы сохранить боеспособность своей главной огневой силы.

       И вот теперь майор Володин вёл колонну тяжёлых машин, несущих на себе длинные темно-зелёные сигары, лесными дорогами от одной стартовой позиции к другой. Для каждой из указанных командиром дивизии стартовой позиции были заранее произведены все необходимые расчёты. Для подготовки к пуску ракет требовалось минимальное время.

       Володин держал радиостанцию «на приём», ожидая только одного, самого важного сигнала. Ему должны были указать координаты целей, по которым необходимо нанести огневой удар.

       Накануне, во время движения к урочищу «Земляничному», где была намечена одна из возможных стартовых позиций, Володин заметил, как над колонной промелькнул истребитель-бомбардировщик «противника». Он был один, а, значит, не выполнял никаких заданий, кроме разведки. Сообщение об этом Володин передал в штаб соединения через делегата связи, а вскоре от возвратившегося связного узнал о том, что командир дивизии приказал оборудовать в урочище ложные позиции, а ракетному дивизиону с наступлением темноты покинуть лесной массив и перейти на следующую, намеченную заранее позицию. Там находиться не более трёх часов, а затем произвести ещё одну смену позиций и быть к 3.00 в полной готовности к действиям.

 

                                   * * *

 

       До начала выполнения боевой задачи оставались считанные часы. Наступление планировалось на следующее утро, ракетный удар «противника» можно было ожидать на рассвете, когда войска ещё будут находиться в выжидательных районах. У разведчиков оставалась в распоряжении одна короткая летняя ночь.

       Во второй половине дня разразилась гроза. Потоки дождя и града обрушились на землю. Отдав предварительные распоряжения, Новиков набросил плащ-накидку и поспешил на передний край обороны, чтобы засветло наметить, где лучше проникнуть в тыл «Южных».

       Устроившись в траншее, на дне которой уже скапливалась вода, он принялся изучать оборону «противника».

       Вскоре прибыл командир батальона.

       – Ну что же, – сказал он Новикову. – Хочу помочь вам выработать решение.

        – Спасибо! Я уже кое-что придумал, – отозвался лейтенант. – Хочу с вами посоветоваться. Вот, смотрите. В сторону «противника» уходит от нас глубокая лощина. По ней можно незаметно выйти к реке. Вон у той ракиты река делает крутой поворот и далее своим руслом разрезает оборону «Южных».

        – И что же вы решили? – заинтересовался Гончаров.

        – По реке в тыл «противника» проникнуть!.. Недаром же у нас плавающие боевые машины… Передний край проплывём, а там и на берег выберемся.

       Гончаров испытующе посмотрен на Новикова. Этот молодой лейтенант понравился ему сразу, едва он принял батальон. Совсем недавно его взвод на двустороннем тактическом занятии одержал сокрушительную победу над взводом опытного командира старшего лейтенанта Анохина. Гончаров отметил, что из этого лейтенанта выйдет толк. А ведь и года не прошло, как окончил училище. Анохин же пять лет взводом откомандовал. Сколько тактических занятий, сколько ротных тактических и более крупных учений позади. Казалось бы ему и побеждать… Но не было у Анохина той напористости, той воли к победе, которые так и сквозят в каждом поступке Новикова. Вот и теперь предложил дерзкий замысел. Гончаров выслушал внимательно. Всё бы хорошо, но беспокоило, каким образом удастся преодолеть передний край. Дело нешуточное. Оборона «противника» хорошо подготовлена – мышь не проскочит. И всё-таки Новикову удалось найти простой и оригинальный выход. Правда, этот замысел ещё надо осуществить. Определённый риск Гончаров увидел сразу.

       – Заманчиво, – проговорил он, морща лоб и внимательно вглядываясь вдаль. – Очень заманчиво. Ну а если «противнику» удастся вас обнаружить? Да ещё наплаву?

       – Ночи сейчас тёмные, вон как небо обложило. Нет, не должны обнаружить, – возразил Новиков.

       – А если услышат?

       Новиков загадочно улыбнулся. Сказал:

       – Тут я тоже кое-что придумал. Вот смотрите. Мы ведь вниз по течению пойдём.

       – Ну и что?

       – Двигатели выключим.

       Гончаров посмотрел на карту, проговорил:

       – А ведь это мысль! Дельно, дельно! – и, поразмыслив, прибавил: – ну и мы поможем. Пошумим на соседнем участке, Танки вдоль переднего края погоняем… Заставим прислушиваться к тому, что у нас делается и гадать, что замышляем.

 

                                 * * *

 

       Как только стемнело, разведгруппа скрытно спустилась в лощину. Двигатели работали на малых оборотах, и шумный поток дождевой воды, мчавшийся по дну лощины, скрадывал гул. Боевая машина пехоты, в которой находился Новиков, шла первой в колонне. Впереди – только дозорная машина, передвигавшаяся от укрытия к укрытию.

       Скоро по едва уловимым признакам Новиков понял, что рота приближается к реке. Пришлось выключить приборы ночного видения. «Противник» мог обнаружить инфракрасные лучи. Дальше продвигались буквально наощупь.

       Поток дождевой воды с шумом врезался в реку. Когда колонна достигла уреза воды, и первая машина вошла в воду, Новиков приказал выключить двигатель. Вслед за ним и остальные машины, достигая середины реки, превращались в дрейфующие островки брони. Новиков пристально всматривался то в правый, то в левый берег. Пока было тихо.

       Боевые машины шли по реке колонной, на безопасном удалении одна от другой.

       Неожиданно с обоих берегов донёсся шум – обрывки фраз, лязг металла.

       «Передний край, – понял Новиков. – Очевидно, укрепляют позиции. А нас действительно не ждут, даже маскировки не соблюдают…»

       Миновали километр, затем ещё и ещё… Шум на берегу стал удаляться и скоро смолк. Через некоторое время Новиков разглядел на фоне неба едва различимую высоковольтную мачту. Этот ориентир он наметил ещё днём. Именно здесь предполагал вывести роту на берег, чтобы уйти в тыл «противника» по просеке, прорубленной для линии электропередачи.

       Боевая машина вздрогнула, зацепившись за грунт гусеницами, стала выбираться на берег, где как ещё накануне заметил Новиков, он был пологим.

       «Если «противник» даже и обнаружит теперь, прорвёмся с боем».

       Впрочем, он прекрасно понимал, что любая стычка приведёт к обнаружению роты, что равнозначно срыву задачи.

       Берег встретил тишиной. Колонна втянулась в просеку. Первый этап выполнения задачи, казалось, удался.

       По просеке продвигались осторожно. Судя по карте, просека должна была пересечь шоссе. Только Новиков подумал, что это весьма опасный участок пути, как впереди мигнул зелёный огонёк. Мелькнул и погас. Затем сигнал повторился. Командир дозорной машины сообщал, что впереди «противник».

       Новиков выбрался из люка и спрыгнул на землю. Вскоре прибыл связной и передал сообщение командира о том, что на шоссе, в которое упиралась просека, обнаружена колонна танков «противника».

       Новиков подал сигнал роте остановиться, спросил:

       – Что там делают танки?

       – Не знаю. Стоят в колонне, – пожав плечами, ответил связной.

 

       Старший лейтенант Анохин до этой остановки на просеке ехал в своей машине, ко всему безразличный и равнодушный. Именно ехал, а не вёл свой взвод, как подобает командиру. Он не интересовался докладами наблюдателя, не следил за картой, которую даже не удосужился достать из командирской сумки.

       Когда колонна неожиданно остановилась, он поначалу мало удивился этому. Остановились и остановились. На всё будут теперь команды. Пусть Новиков сам изворачивается.

       Однако стоянка затягивалась, и его стало разбирать любопытство: что же стряслось там, впереди. Он сначала хотел послать кого-то из солдат взвода, чтобы выяснить обстановку, но потом решил пойти сам. Хотелось поразмяться.

       Осторожно ступил на раскисшую от дождя землю и, поскользнувшись, едва успел ухватиться за выступ брони. Броня была забрызгана грязью. Анохин чертыхнулся и стал искать, обо что бы вытереть запачканную руку. Не нашёл. Достал из командирской сумки листок бумаги, покомкал его и вытер руки. Пошёл осторожно, по обочине. Трава была мокрой, хромовые сапоги тут же отсырели, и Анохин пожалел, что не надел яловые, так сказать, полевые. И без того подпорченное настроение разладилось окончательно.

       В командирской машине Новикова не оказалось, пришлось идти дальше, к дозорной. Под ногами чавкала грязь. Из темноты послышался полушёпот:

      – Кто идёт?

      – Это я. Анохин, – небрежно отозвался он.

      – Нельзя ли тише. «Противник» рядом.

       Анохин по голосу узнал, что говорил Новиков.

       – Какой ещё «противник»? – поинтересовался он. – В чём дело? Почему стоим? 

       – Танковый батальон на шоссе. И не обойти его никак, – без особого желания пояснил Новиков.

       – Танковый батальон?! Вот это да!.. Нужно немедленно доложить в штаб полка. Прекрасная цель для артиллерии. Наши должны знать об этом батальоне. Может, «противник» подтянул его в этот район для контратаки. Готовятся, готовятся встретить нас.

       – Радиостанцией пользоваться нельзя, – возразил Новиков. – Мы не имеем права выходить в эфир, пока не найдём ракеты. К тому же, мы ведь не знаем, каковы задачи у «противника».

       – А-а! – нетерпеливо воскликнул Анохин. – Какие намерения? Важно, что танки обнаружили. Артиллерия ударит по нему и нам в зачёт! В конце, концов, можно послать связного.

       Новиков напомнил предупреждение командира батальона: не отвлекаться ни на какие другие объекты разведки.

       – Будем ждать! – сказал он. – Мы не имеем права подвергать опасности боевую задачу.

       – Ну, как знаешь, – сказал Анохин. – Жди, пока нас обнаружат. Отвечать-то тебе.

       Анохин досадовал. Конечно, советовать всегда легче, ведь тот, кому даются советы, за решением сам будет отвечать. Трудно сказать, как бы поступил в данной обстановке сам Анохин, впрочем, на этот вопрос он самому себе отвечать не собирался. Когда давал советы, просто хотел покрасоваться перед солдатами и сержантами, показать, что и он может найти дельное решение. Догадывался он, что солдаты прекрасно понимали: не случаен его проигрыш на показном тактическом занятии. Это особенно раздражало.

       – Ну что замолчал, лейтенант, – снова заговорил он. – Не хочешь в штаб сообщать, так делай же что-нибудь. Если уж здесь застрять суждено, пусть хоть танковый батальон «противника» будет на нашем счету. Тоже мне, просеку выбрали, – он сказал во множественном числе, не рискуя подрывать авторитет Новикова перед солдатами, что было бы уже слишком. – Стоило подумать, предусмотреть свободу манёвра. – И тихо, чтобы не слышали солдаты, прибавил, – Мог бы и посоветоваться, а то всё сам, да сам!!! Не рано ли?

       Новиков выслушал молча. Он думал о чём-то своём. А подумать было над чем. Время, уходило время… Уже за полночь перевалило… Бегут, бегут минутки, приближая рассвет.

       – Слушай, мне кажется, что нечего ждать у моря погоды, – снова заговорил Анохин. – Давай прорываться с боем. Темень, хотя глаз выколи, плюс внезапность. Они и ахнуть не успеют…

       И снова советы давались для того, чтобы все, кто находился в дозорной машине и близ неё, слышали. Новиков то ничего не предпринимал, и могло создаться впечатление, что он в растерянности.

       – О чём ты говоришь?! Никто не должен знать, что мы у них в тылу. И не мешай мне, пожалуйста, – попросил Новиков.

       – Ах, я мешаю… Ну-ну! Как знаешь! – недобро пробормотал Анохин и, махнув рукой, растворился в темноте.      

      

       – Идёмте, – сказал Новиков связному и направился к шоссе, чтобы на месте разобраться, в чём дело.

       – Даже о маскировке не заботятся, – говорил командир дозорной машины сержант Тулинов. – Хорошо наблюдатель вовремя заметил какие-то огоньки впереди, а то бы наскочили на них.

       – Что за огоньки?

       – Танкисты перекуривали. Видимо, отдыхают они здесь.

       Выслушав доклад командира дозорной машины, Новиков задумчиво переспросил:

       – Так вы полагаете, что перед нами всё-таки действительно до танкового батальона?

       – Не меньше, товарищ лейтенант. Я специально дозорных посылал посчитать. Конечно, машины посчитать трудно. Колонна растянулась прилично. То, то перед нами не рота, это точно.

       – Но и не полк… Полк бы не выдвигался по одному маршруту в непосредственной близости от переднего края, – сделал вывод Новиков. – Значит, танковый батальон. Странно, очень странно…

       Отсутствие логики в действиях «противника» тревожило.

       – На ночной отдых не похоже, не размещают для этого машины на шоссе, – сказал Тулинов. – Видите, в походном порядке стоят.

       – Вижу, – отозвался Новиков. – Однако, надо что-то предпринимать. Неизвестно, сколько они здесь простоят.

       – А, может, обход поищем, – предложил Тулинов.

       Он рвался в бой, и Новиков ещё раз мысленно похвалил его, подумав, что хороший получится из этого паренька офицер. Тулинов через несколько недель должен был ехать сдавать экзамены в Московское высшее общевойсковое командное училище.

       Всякие мысли сейчас лезли в голову Новикову, всякие, кроме самой главной, но он интуитивно знал, что решение придёт, обязательно придёт именно тогда, когда его не ищешь с лихорадочной поспешностью, а остаёшься спокойным и уравновешенным.

       Размышляя над причиной этой странной стоянки танков, Новиков не знал, да и не мог знать, что танковый батальон «противника» остановлен непрекращающимся со второй половины предыдущего дня ливнем, в результате которого поднялся уровень воды в реке, и заранее намеченный брод стал непригоден. Разведчики танкистов искали либо удобные броды, либо уж место для переправы танков по дну реки, что было совсем нецелесообразно.

       Вернувшись к своему взводу, Анохин забрался на командирское место боевой машины пехоты и долго сидел, насупившись, думая о том, что Новиков из принципа не соглашается принять его предложение.

       «Ишь ты, «не мешай». Какой ершистый!.. Из ершистости его упустим такую цель!.. А что если самому доложить? Целый танковый батальон! За такие сведения отметят, глядишь! Ведь из-за гонора слушать не хочет. Ну, попали в безвыходную ситуацию. Что же делать?! Через лес не пойдёшь»

       И он уже представил себе, как на разборе скажут, мол, вот, разведгруппа оказалась в тупике – не прорываться же ей через походный порядок танкового батальона. Молодцы, что сообщили – ведь любой устав не догма, а руководство к действию. Нельзя выходить на радиосвязь!? Что ж, может быть в реальной, фронтовой обстановке это действительно приведёт к роковым последствиям, если неприятель перехватит радиосообщение и определит координаты. Но сейчас?! Кому до этого дело? Переговоры ведутся на одном языке, поди, разбери, кто и что докладывает, узнай в суматохе, когда говорят свои, когда «противник». А доклад о танковом батальоне – это что-то!

       Он представил себе, как командир вызовет из строя, как отметит за проявленную инициативу того, кто её проявит, а представив всё это, решительно включил радиостанцию. Волну командира полка и его позывные он знал.

       – Товарищ старший лейтенант, ведь нельзя же, – тихо сказал командир отделения, который сидел на броне возле открытого люка.

       – Не то, что нельзя!!! Необходимо! – оборвал Анохин. – Целый батальон танковый обнаружили! А вы, сержант, займите своё место!

       Быстро настроившись на волну командира полка – а рота действовала в интересах всего полка, – Анохин с волнением заговорил:

       – «Берёза», я «Тополь». Обнаружил танковый батальон «противника» в походной колонне на дороге…

       Доложил и назвал квадрат…

       Резкий голос ответил:

       – «Тополь!» Немедленно выключить радиостанцию!

       Анохин надавил на клавишу переключателя и почувствовал, как по спине пробежал холодок. В этот миг, отрезвлённый резким окриком начальника штаба полка, которого узнал по голосу, он подумал, сколь губительным для разведгруппы может оказаться этот выход в эфир.

       «Только бы ударили по этому батальону!» – подумал он, надеясь, что «уничтожение» танков «противника» в какой-то мере оправдает его: победителей не судят.

 

       А Новиков, ничего не подозревая о самовольстве Анохина, продолжал наблюдение за шоссе.

       Тулинов предложил:

       – Товарищ лейтенант, а если всё-таки воспользоваться их беспечностью? Нет, не прорываться с боем, что гибельно, а спокойно, всё так же в походном порядке выйти на шоссе, пересечь его и продолжить путь по просеке. Можно даже попросить танк подвинуть, якобы мешающий движению. Кто же подумает, что мы «Северные», белые полосы обозначения и не видать в такую темень, да и не сообразит никто, что мы не «свои».

       Новиков усмехнулся и спросил:

       – А как ты думаешь, в реальном бою такая уловка пройдёт?

       Тулинов смутился и проговорил виновато:

       – Нет, конечно, не пройдёт. Там по контурам даже в темноте можно определить, чьи боевые машины… Хотя, если посадить разведгруппу на трофейные… Летали же наши лётчики во время войны на трофейных самолётах! Помните, ну как в кинофильме «В бой идут одни старики».

        – Тут есть одно главное возражение. На учениях запрещается даже отличительные знаки на машинах убирать, поскольку и без того трудно различить, кто свои, а кто чужие. Да и многое другое… Мы ж не агентурная разведка, у нас по условиям игры не положено делать вид, что «свой»… Да и язык у обеих сторон – русский! Надо специально готовиться, чтобы в реальном бою в этакой обстановке пересечь шоссе. Но ведь никто не предполагал, что путь нам преградит этот батальон…

        Новиков помолчал и продолжил:

        – Ты не думай, Тулинов, я ведь тоже за нестандартные решения, но в данном случае обманывать танкистов было бы бесчестно, ибо в реальном бою реального противника вот этак сразу не обманешь.

       Разговор прервал рёв танковых двигателей. Батальон «противника» двинулся вперёд.

       – Вот видишь, всё решилось само собой, – сказал Новиков. – Главное, спокойствие и выдержка. А теперь вперёд. Только осторожно. Мало ли, что ещё ждёт впереди.

       Добежав до своей машины, Новиков быстро занял командирское место и сказал наблюдателю:

       – Подайте сигнал: «Приготовиться к движению!» – и снова подумал: «Что же всё-таки делал на шоссе танковый батальон? Почему стоял так долго на месте?»

       Когда взревели танковые двигатели, спина у Анохина стала мокрой. Теперь он думал лишь об одном – только бы не ударила артиллерия по пустому месту. Он всё ещё не думал о том, что вовсе не этим страшен его краткий выход эфир…

 

* * *

       Командир дивизии южных генерал-майор Жирнов считал урочище «Земляничное» самым удобным районом для стартовых позиций ракетного дивизиона. Оттуда он намеревался нанести удар по войскам «Северных». Однако, сообщение о том, что во время выдвижения пусковых установок в район урочища над ними промчался самолёт-разведчик противостоящей стороны, его встревожило. Раз примерный район «Северным» известен, значит, они будут вести там тщательный поиск силами разведгрупп.

       Он приказал усилить наблюдение за передним краем «Северных», установить секреты и засады, чтобы предотвратить проникновение в тыл разведгрупп «противника». И вскоре поступил доклад… Одна из разведгрупп, что называется, попала в сети. Она пыталась незаметно проникнут в тыл, используя промежуток между районами обороны батальонов, но нарвалась на секрет. Разумеется, справиться с секретом было делом пустяшным, но сообщение-то о прорыве ушло в штаб. Тут бы командиру разведгруппы повернуть назад, ведь ясно, что вести разведку ему не дадут. Вернуться и попытаться проникнуть в тыл на другом направлении. Но… он пошёл напролом и попал уже в настоящую западню. Разведгруппа была «уничтожена».

       Всё это нисколько не порадовало генерала Жирнова. Напротив, доклад встревожил ещё более. Он собрал офицеров штаба и объявил:

       – «Северные» активизируют разведку. Если прежде ещё оставались какие-то сомнения относительно их замысла, то теперь яснее ясного – готовится наступление. Я не исключаю того, что нам удалось обнаружить и обезвредить одну разведгруппу из многих… Значит, необходимо усилить бдительность, активизировать радиометрическую разведку, следить за всеми радиобменами, которые проводят неизвестные нам радиостанции.

       Затем, оставив в кабинете только начальника ракетных войск и артиллерии, генерал Жирнов приказал ему срочно оборудовать в урочище «Земляничном» ложные стартовые позиции ракетного дивизиона, поставить там надувные макеты ракетных установок под охраной незначительных сил. Задача: обнаружить разведгруппу «противника» и не дать ей установить, что перед нею ненастоящие пусковые установки.

       – Ракетный дивизион должен постоянно менять местоположение. Основные же позиции – восточнее урочища, в мелколесье, – поставил задачу командир дивизии и задал вопрос: – Ваши предложения?

       – Думаю, что лучший район вот здесь, – он указал на карте. – И подъезды хорошие.

       – На этой позиции ракетному дивизиону быть за час до рассвета, – приказал генерал Жирнов.

        В машину управления поднялся начальник связи и доложил, что перехвачен доклад по радио.

        – У нас в тылу действует разведгруппа «Северных». Она находится на просеке, близ пересечения с шоссе.

       Тогда-то генерал Жирнов, выслушав начальника связи, распорядился:

       – Танковый батальон срочно передвинуть дальше по дороге. Кто их знает, ещё нанесут огневой удар… Разведгруппу найти и «уничтожить»! Сколько же их у нас в тылу? Искать и выявлять!

       Едва отдал это распоряжение, как поступили новые данные: разведгруппа пересекла шоссе и продолжила движение по просеке в глубину боевых порядков.

       – Карту! – приказал генерал Жирнов. – Так, куда же они путь держат? – спросил он, ни к кому не обращаясь.

       – К урочищу, товарищ генерал, – высказал предположение начальник разведки дивизии. – Видите, куда просека выводит. Из этой точки до урочища легко добраться.

       – Что у нас есть? Какие части?       

       Начальник разведки перечислил.

       – Приказываю одну роту танкового батальона пустить по просеке в преследование. Просеку перегородить здесь, – он провел черту на карте, – подпустить разведгруппу «противника» на короткую дистанцию и «уничтожить».

       И полетели в эфир закодированные распоряжения…

 

       Услышав гул танков, Новиков вернулся в свою боевую машину и приказал подать сигнал «Приготовиться к движению!»

       Лишь только дорога освободилась, разведгруппа, получив сообщение от командира дозорной машины, что путь свободен, пересекла её и продолжила движение по просеке.

       А между тем в расположении полка полковник Чернышёв отчитывал старшего лейтенант Гончарова.

       – Что же это такое? Вы взяли на себя ответственность за назначение лейтенанта Новикова. Инструктировали его!

       – Так точно! – ответил Гончаров, ещё не понимая, чём дело.

       – Вы отдаёте себе отчёт? Сорвано выполнение задачи, – продолжал полковник Чернышёв.

        – А что произошло?

       – Несколько минут назад разведгруппа вышла на связь, несмотря на категорический запрет!

       – Они нашли ракеты? – спросил Гончаров.

       – Они сообщили координаты танкового батальона «противника». Танки, видите ли, обнаружили. Да нам об этом батальоне и без них известно. Но это не главное. Нарушен приказ! Я категорически запретил отвлекаться на любые, даже самые соблазнительные объекты, понимаете, запретил! В вашем присутствии!!!

       Гончаров молча слушал командира, а тот продолжал:

       – Мы только что перехватили и расшифровали два распоряжения командира соединения «Южных». Танковому батальону приказано перейти в другой район, а специально назначенным подразделениям – «уничтожить» нашу разведгруппу, запереть на просеке и уничтожить…

       Гончаров по-прежнему не произнёс ни слова. Досадно было, но он сдерживал себя, понимая свою вину, но, надеясь, что всё-таки обойдётся.

       Видимо, спокойствие комбата в какой-то степени передалось и командиру полка, потому что он уже сказал:

       – Я вас вызвал, естественно, не для того, чтобы выяснять, кто и в чём виноват. Я виноват перед командиром дивизии, вы – передо мной, командир разведгруппы – перед вами, хотя, точнее, он виноват перед всеми. Дело не в этом. Вопрос с разведгруппой решён. Ей не дадут выполнить задачу. Тем более, «противник» наверняка догадался, что нас интересует в его тылу. Ведь уже вторая наша разведгруппа за ночь обнаружена им. И обе обнаружены во время выдвижения в направлении урочища «Земляничного».

       – Да, – согласился Масленников. – Думаю понятно, что нас интересует в первую очередь.

       – И, следовательно, ещё одну разведгруппу посылать бессмысленно. Что будем делать?

       Вопрос полковник Чернышёв задал не столько Гончарову, сколько самому себе. Но комбат ответил твёрдо и уверенно:

       – Считаю, что необходимо немедленно доложить о случившемся командиру дивизии и попросить перенести время «Ч».

       – Если бы это касалось только нашего полка, нашего соединения, тогда, конечно, – возразил полковник Чернышёв. – Вы представляете, что сейчас происходит в выжидательных районах? Заканчивается подготовка к выдвижению, заканчивается, но, возможно, ещё не завершена полностью. И что же, тёмной ночью, в дождь и слякоть двинуть войска вперёд, на несколько часов раньше?

       – Это необходимо! – всё также твёрдо заявил Гончаров. – Иначе посылать вперёд будет нечего. И надо спешить. «Противник» наверняка насторожился. А если он нанесёт удар раньше, чем собирался это сделать? Мы ведь не знаем, когда он это планировал.

       Чернышёв слушал внимательно. Он любил дерзких, решительных командиров. Гончаров недавно служил в полку, но успел показать себя с самой лучшей стороны. На учениях Чернышёв его ещё не видел, и теперь был доволен, что у комбата неплохо работает голова.

       Знал он, какова будет реакция командира дивизии на его доклад, а что делать? И он доложил о случившемся. Генерал Лунёв выслушал сообщение довольно спокойно.

       – Что ж, не было счастья, да несчастье помогло, – сказал он. – Дело не только в вашей разведгруппе. Есть сведения, что «противник» разгадал наши намерения, и ему стало известно время наступления. Движение танкового батальона по шоссе ещё одно тому подтверждение… Мы не знаем, известно ли командованию «Южных», где находятся наши выжидательные районы, а если известны, то они могут нанести по ним удар в любую минуту. Медлить нельзя.

       Комдив помолчал, видимо, что-то обдумывая, затем в телефонной трубке зазвучал его хрипловатый голос:

       – Переношу время «Ч» на два часа раньше. Поняли? На два часа раньше вы должны преодолеть первую траншею «противника».

       Реакция «противника» на этот выход в эфир последовала незамедлительно.

       Когда командиру полка противоборствующей стороны доложили о радиоперехвате, тот приказал немедленно перебросить танки подальше от опасного участка и распорядился о выделении нескольких подразделений для розыска и уничтожения разведгруппы «Северных».

       А Новиков продолжал вести свою роту по просеке. Он был спокоен, а вот Анохин нервничал. Он не мог понять, почему вдруг так быстро снялись со своего места танки? Мелькнула мысль: «А не предупредить ли Новикова об опасности, не признаться ли, что выходил на связь? Вдруг «противник» засёк, откуда была передача координат?»

        Беспокоило то, что просека была столь узкой, что никакой манёвр невозможен. Просто другого пути не удалось найти, и Новиков особенно отметил, отдавая боевой приказ, что это наиболее опасное место надо пройти быстро и скрытно… Анохин помнил это, а потому тревожился.

        Однако ночной лес, казалось, по-прежнему хранил от посторонних глаз разведгруппу, к тому же из-за дождя ночь выдалась, хоть глаз коли.

        А скоро дождь прекратился и тут же по просеке клубами разлился густой туман.

       «Противник» же тем временем уже действовал. Специально выделенные подразделения перехватили и оседлали все дороги, которые вели от той точки, из которой был послан доклад о танковом батальоне. С помощью радиометрической разведки удалось установить, что по просеке движется подразделение противоборствующей стороны, направляясь в тыл. На его пути тут же поставили в засаду танки, «заминировали» просеку и спокойно ждали, когда разведгруппа попадёт в капкан. Вдогонку ей со стороны шоссе направили танковую роту из состава того самого батальона, о котором докладывал в свой штаб Анохин.

 

       …Ровно гудели двигатели боевых машин. Лейтенанта Новикова успокаивал этот монотонный шум. Он внимательно следил по карте за маршрутом, по которому двигалась разведгруппа. Старался прикинуть, сколько ещё осталось времени двигаться до указанного командиром полка района, в котором, предположительно, находился ракетный дивизион «противника».

       Перегнув сложенную гармошкой карту, он вздохнул с облегчением: «Наконец-то. Ещё с полкилометра, и просека закончится. А дальше – поле, затем заливной луг до самой реки, чуть правее дубрава… Есть, где укрыться. Затем река, а за ней – лес. Вот в том лесу, видимо, на одной из полян, и располагается ракетное подразделение «противника».

        Грохот впереди заставил вздрогнуть. Яркие вспышки взрывов разорвали ночную мглу, в небо взвились ракеты сигнальной мины, обозначая подорвавшуюся дозорную машину. В следующее мгновение вспыхнули два ярких прожектора.

       Растеряйся Новиков хоть на мгновение, и его тут же вывели бы из строя, вернее не только его, а всё роту. Посредники неумолимы. Они уже спешили к головной машине. Однако, они не успели. Новиков почти автоматически подал сигнал: «К машинам!», а затем: «К бою!»

       Отделения покинули боевые машины пехоты и, развернувшись в цепь, залегли справа и слева от дороги. А по машинам уже «вели огонь» танковые пушки «противника», и посредники выводили их одну за другой. Головные машины уже не могли вести огонь сами и мешали делать это тем, что находились позади.

       На принятие решения оставались не минуты – мгновения. Новиков понял, что надо спасать роту, уводить её в лес. Однако мешали прожектора. Он только хотел дать команду уничтожить их, как впереди прогремели два взрыва, и тут же стало темно. Прожекторы погасли… Конечно погасли они не от разорвавшихся на безопасном удалении взрывпакетов, обозначавших ручные гранаты. Их погасили посредники.

       Глаза привыкали к темноте. Новиков приказал взводам отойти в лес. Уже на опушке он подумал: «А не попытаться ли прорваться назад, ведь не все же боевые машины уничтожены?»

        Однако понял, что это невозможно. В хвосте колонны тоже шёл бой. Роту взяли в клещи!!!

        «Что делать? Что же делать? – размышлял он. – Главное, маневрировать, главное не дать не только противнику обнаружить себя, но и вездесущим посредникам. Ведь для того, чтобы вывести из строя его самого или всю роту, они должны обнаружить её… Значит, задача – не дать себя обнаружить, уйти в лес…»

       Он понимал, что во времена маневренных боевых действий, «уничтожение» боевых машин пехоты на просеке будет считаться «уничтожением» роты, что сейчас «противника» празднует победу, поскольку он сумел не допустить проникновения в свой тыл разведгруппы. И ощущение победы невольно заставит расслабиться.

       «Что делать? – снова подумал он. – Выполнять поставленную задачу. Выполнять любой ценой, в пешем порядке!!!»

       Боевые машины пехоты остались на просеке, ибо их остановили посредники, но в машинах оставались лишь механики-водители, да наводчики операторы, поскольку в мирное время технику бросать нельзя. Она ведь не уничтожена, не сожжена, а просто остановлена… и условно выведена из строя. В реальном бою, конечно, все бы ушли в лес, чтобы продолжать выполнять задачу. В темноте, в суматохе, в сгустившемся тумане и командиры подразделений «противника» и посредники потеряли роту.

        Преследование роты никто не организовал. Посредники же нейтральны. Видя ликование, вызванное «разгромом» роты, они не вмешивались, отдавая должное сообразительности командира, который сумел вывести из-под огня личные состав.

        А командир, руководивший «ликвидацией» прорвавшейся в тыл разведгруппы, уже докладывал по команде о выполнении задачи. Докладывал по радио, а потому его сигнал был перехвачен «Северными». Когда об этом доложили полковнику Чернышёву, тот сказал:

       – Что ж, остаётся только порадоваться тому, что мы вовремя приняли меры, предвидя такой оборот.

 

                                                          ***

       Когда углубились в лес примерно на полтора-два километра, лейтенант Новиков остановил роту. Приказал проверить личный состав и доложить. Это тоже важно. Лес, ненастье. Попробуй потом, отыщи заблудившегося солдата. К счастью, все оказались на месте. Добрым словом вспомнил Новиков командира роты, находившегося сейчас в госпитале. Он по-настоящему сколотил и сплотил подразделение, научил действовать чётко и сноровисто.

       Подозвав к себе радиста, приданного из взвода связи батальона, спросил:

       – Работает радиостанция?

       – Так точно!

       – Ну, вот и отлично! Связь есть, значит, можно выполнять задачу.

       И снова Новикову было кому сказать спасибо. Он мысленно благодарил комбата, который посоветовал ему взять с собой из взвода связи радиста с переносной радиостанцией. Сам бы, может, и не догадался. Зачем нужна переносная радиостанция, если каждая машина оборудована радиосвязью?

       Приказал радисту:

      – Радиостанцию держать – только на приём. Не отзываться ни на какие сигналы, команды, распоряжения. Только на приём!!! Никто – ни «противник», ни наши не должны знать, что рота продолжает выполнять задачу, иначе нам её выполнить не дадут!

       Новиков понимал, что ракетное подразделение охраняется «противником» особо. Ему не было известно, считает ли противник разведгруппу полностью вышедшей из строя или нет. Была надежда, что её всё-таки сочли «уничтоженной», а потому не преследовали. Но мог быть и другой вариант… Усиление охраны ракетного подразделения, устройство засад…

       Поразмыслив, Новиков приказал:

       – Командиры взводов, ко мне!

       Анохин и Герасимов подошли и подали из темноты взволнованные голоса:

       – Что будем делать? – спросил Анохин, но голос его был уже не тот, что на просеке, возле шоссе – исчезла даже тень надменности.

       Новиков ответил твёрдо и уверенно, словно и не было неудачной для разведгруппы схватки на просеке, словно не остались там «уничтоженными» боевые машины:

       – Продолжать выполнение поставленной задачи! Следуем повзводно в колонну по три. Дозор – первое отделение первого взвода. Тулинов, возглавьте дозорное отделение. Вперёд!

       Новиков спешил. Он понимал, что необходимо как можно дальше уйти от дороги, пока «противник» не догадался, что хоть рота и потеряла машины, но сохранила боеспособность.

       Ощетинившись дозорными, рота двинулась к реке. Шли молча. Под ногами хлюпала вода… Вода и внизу, и сверху, поскольку дождь ставл моросить снова – надоедливый, уже по-осеннему холодный дождь. Со всех сторон вода – много её скопилось на ветвях  деревьев, и каждое неосторожное движение вызывало холодный душ за воротник. Встречались неглубокие балки, ручьи, канавы, наполненные водой. Солдаты вымокли до нитки.

       Но до опушки было уже недалеко. Впереди простирался заливной луг, дальше – река. Ещё затемно удалось преодолеть открытый участок местности. Река была не такой широкой и глубокой, как та, по которой пробралась в тыл разведгруппа, но всё же являлась серьёзным препятствием для роты, лишившейся плавсредств. На боевых машинах её бы преодолели в два счёта, но теперь…

       Новиков, прикрывшись плащ-накидкой, посветил на карту. Нашёл брод, приказал разведать. Посланные солдаты вернулись с докладом о том, что из-за дождя уровень воды поднялся. Брод, хоть и есть, но глубокий – в иных местах вода по грудь человеку среднего роста.

       – Ну что, орлы! – сказал Новиков. – Думаю, больше чем вымокли в лесу, промокнуть невозможно. Идём вброд!

       Кто-то из темноты ответил:

       – Идём!

       На противоположном берегу Новиков приказал:

       – Вылить воду из сапог, отжать обмундирование… На всё – пять минут.

       

       Когда далеко позади, в том районе, где проходил передний край, всё загрохотало, Новиков удивился. Он не знал, что вся сложная машина наступления была запущена на три часа раньше именно из-за срыва задачи, поставленной разведгруппе.

       – Радист! Включите радиостанцию. Держите её «на приёме», – приказал он.

       Он ждал сообщений из штаба полка, ждал, не собираясь отзываться и обнаруживать себя, а желая всё-таки знать, что известно там о разведгруппе. Но, очевидно, теперь было не до него. Все дальнейшие решения предстояло принимать самому. Он начинал понимать, что его «списали» со счёта и свои и «противник». Разве, что посредники с интересом ожидали, чем всё кончится, хотя и они вряд ли представляли, где сейчас находится разведгруппа.

       Никаких сигналов никто не посылал, позывные роты никто не запрашивал. Новиков окончательно понял, что роту считают «уничтоженной». Между тем, по выжидательному району «противник» уже не мог нанести ракетный удар – войска оттуда вышли и теперь выдвигались к рубежу перехода в атаку по графику, известному только командирам подразделений и частей. Но ведь обороняющиеся могли пустить в ход ракеты несколько позже, когда прояснится направление главного удара наступающих и вскроется их группировка.

       Если бы не перенос времени наступления, обороняющиеся, наверное, уже ударили бы по выжидательным районам, но теперь им оставалось ждать.

       Новиков ничего этого не знал. Он продолжал выполнять боевую задачу, потому что её никто не отменил. А раз отмены не было, значит, она оставалась в силе.

       Рота достигла предполагаемого района размещения ракетного подразделения, когда на переднем крае всё слилось в сплошной гул.

 

*  *  *

       Ракетное подразделение заняло стартовые позиции, ракетные установки остановились на указанных им местах. Расчёты действовали слаженно и чётко. Через считанные минуты Володин доложил в штаб соединения о готовности к нанесению ракетного удара по войскам «Северных».

       Получив сообщение об этом, генерал Жирнов удовлетворённо сказал начальнику ракетных войск и артиллерии:

       – Ну что же, преподнесём сюрприз «Северным».

       Он ещё что-то хотел добавить, но тут где-то вдалеке пронёсся грохот. Он был, конечно, понятен генералу, и всё-таки удивил.

       – Что это? Неужели? – спросил он. – Неужели началась огневая подготовка?

       Сомнений не было. «Северные» приступили к обработке переднего края обороны. А ведь ещё совсем недавно разведгруппы, действовавшие в тылу изготовившихся для наступления частей противоборствующей стороны, сообщили приблизительное время начала боевых действий. Судя по их докладам, огневая подготовка должна была начаться позже часа на два.

       – Пуск ракет отставить, – хмуро распорядился генерал Жирнов. – Уж коли началась огневая подготовка, войска «Северных» в движении. Огневой удар по рассредоточенным частям и подразделениям неэффективен.

       Он помолчал, потом проговорил несколько удивлённо:

       – Что же заставило их перенести время «Ч»?

       Никто не ответил, потому что никому не были известны причины изменения решения командиром «Северных».

       И тогда генерал Жирнов приказал:

       – Ракетному дивизиону оставаться на месте в полной готовности к пуску ракет. Начальнику разведки вскрыть группировку наступающих, определить направление главного удара.

 

       Майора Володина крайне удивил поступивший приказ. Он получил короткое распоряжение: «отставить пуск». И всё! И более никаких разъяснений.

       – Оставаться на месте и быть в готовности, – повторил он задумчиво.

       А про себя подумал: «Выходит напрасно произведены расчёты… всё надо начинать заново. Начальник ракетных войск и артиллерии сообщил, что укажет точки прицеливания для нанесения ракетного удара дополнительно.

      

       Новиков торопил взводы, хотя понимал, что с каждым километром солдатам, уставшим, вымокшим после движения через лес, мокрый от дождя, идти становиться всё тяжелее.

       Он остановился под большим, раскидистым кустом и, прикрывшись плащ-накидкой, чтобы не демаскировать себя, посветил на карту фонариком. Попытался представить наиболее вероятный район стартовых позиций ракетного подразделения. Решать надо было быстро, ведь бой уже шёл по всему фронту. Значит, командир дивизии наверняка устанавливал с помощью всех средств направление главного удара наступающих. А как установит, сразу поступит приказ нанести мощный огневой удар, в котором велика роль ракетного подразделения.

       Внимание привлекла большая поляна в лесном массиве. Её пересекала дорога – подъезды удобные. Но до неё было не так уж и близко, да и местность вокруг болотистая, изрезанная ручьями.

       А времени оставалось всё меньше и меньше.

   

                                                                  ***

       Длинные сигары ракет, щупавшие небо своими острыми «носами», Новиков увидел неожиданно, и почти тут же о них доложили ему дозорные. Ракеты поднимались над мелколесьем, видимо, уже готовые к пуску. Новикову показалось, что у него замерло сердце.

       Его рота находилась в глубокой лесной балке, на самой границе урочища. Ракеты были хорошо видны над мелколесьем, расстилавшемся впереди. Очевидно, пусковые установки находились на поляне, а то и просто на опушке, в кустарнике.

       Предутренний туман наполовину скрывал их, но он же помогал и разведгруппе. Судя по всему, она оставалась незамеченной.

       Достав из командирской сумки карту, Новиков быстро определил точку своего стояния и вычислил координаты стартовых позиций.

       – Радист, ко мне. Связь с полком! – приказал он, но прежде чем радист выполнил команду, остановил его.

       Что-то беспокоило, что-то вызывало сомнения. Что? Надо было спешить – каждая минута дорога. Новиков снова посмотрел на карту и понял причины беспокойства.

       «Каким образом, каким путём пришли сюда, на границу урочища, тяжёлые пусковые установки? – задал он себе вопрос. – С одной стороны река, с другой – лес, изрезанный балками и оврагами, лес, через который не пролегает ни одной дороги? А ракеты в мелколесье. Никаких подходов и подъездов»

        Он изучал карту, а сомнения всё росли и множились. Удивило и то, что как будто бы не было и подразделений охраны, да и больно уж хорошо видны ракеты. Они словно специально привлекали взгляд.

       – Сержанта Тулинова ко мне! – распорядился Новиков и, когда тот подошёл, приказал ему: – Надо подобраться поближе, только осторожно. Не нарвитесь на засаду. Что-то подозрительно тихо возле этих стартовых позиций. Никто не мешает нам осматривать их.

       – Не волнуйтесь, товарищ лейтенант, – вполголоса, но довольно быстро ответил Тулинов. – Я ведь вырос в лесу, правда, у нас в Тульской области нет таких дремучих массивов. Но лес знаю…

       Ждать пришлось недолго. Тулинов вернулся и, переведя дух, торопливо доложил:

       – Не зря меня послали, товарищ лейтенант…

       – Что там? – с нетерпением переспросил Новиков.

       – Макеты. Надувные резиновые макеты… Правда они почему-то неплохо охраняются. Но охрана слишком близко к ним расположена.

       – Это понятно, почему, – сказал Новиков. – Клюнет разведгруппа на них, а заодно и себя выдаст, даже если разберётся, что позиции ложные. Ну и заодно в засаду попадёт. А ведь они чуть было не провели нас. Я ведь уже координаты успел вычислить. Спасибо, Тулинов, спасибо огромное…

       Новиков снова занялся изучением карты, размышляя о том, где могут быть настоящие стартовые позиции. Он понимал, что найти их успеет только в том случае, если они где-то поблизости, хотя и при этом обстановка отводит крайне мало времени. Новиков хорошо знал и любил тактику современного боя, стремился изучить её в гораздо более серьёзных пределах, чем это требовалось командиру взвода и даже роты. Сейчас, действуя в разведгруппе, которая выполняла задачу в интересах полка и дивизии, это пригодилось.

       Он понял, что «противник» упустил время удара по выжидательному району. Теперь он мог сделать это только после того, как наступающие раскроют направление своего главного удара. Это случится вот-вот.

       Он смотрел на карту, но она словно молчала – лес, овраги, речушки, ручьи… Ни дорог, ни путей – во всяком случае на той стороне реки, где находилась разведгруппа. А дальше?

       Он нашёл лесной просёлок, ведущий к домику лесника. Но каков он? Могут ли по нему пройти машины? И тут вспомнил про аэрофотоснимки, которыми снабдили его перед выходом в разведку. Достал их, посветил фонариком, пытаясь отыскать заинтересовавший его район. Вот и урочище, вот и домик лесника. Но что это? Возле него вырубка, а значит там дорога, позволяющая вывозить лес.

       С решением не торопился. Обследовал другие районы. Был ещё один, не менее удобный, но там, судя по нанесённым на карту данным, располагался опорный пункт второго эшелона. Там ракет быть не могло.

        «Значит, всё-таки у домика лесника?! – подумал он. – Да, скорее всего, именно там!»

       Он уже решил, он уже повёл туда роту, а всё-таки сомнения оставались. И тогда часть сил направил к опорному пункту. Ведь может и там бутафория, может, именно там на самом деле хорошо замаскированные пусковые установки ракетного дивизиона.

       Но это было настолько маловероятно, что направил он туда лишь отделение, которое приказал возглавить заместителю командира взвода сержанту Ташманову.

       После выполнения задачи Ташманов должен был выйти в назначенную точку, куда Новиков предполагал отвести роту в случае успешного завершения действий.

       Близился рассвет. Но молочная пелена тумана надёжно скрывала роту. Разведгруппа шаг за шагом продвигалась вперёд, к объекту поиска. Чем ближе он был, тем больше становилось сомнений – просто не верилось, что удастся выполнить задачу, несмотря на все невероятные преграды, которые встретились на пути.

        Вот и речушка совсем рядом. Теперь можно в любую минуту натолкнуться на секрет. Пошли ещё осторожнее. А далёкий гул канонады приблизился, значит, артиллерия перенесла огонь в глубину, значить наступающие вот-вот достигнут первых траншей противника.

       Спустя несколько минут Новикову показалось, что он слышит, как стучат автоматы и пулемёты, ухают гранатомёты, стреляют танковые пушки и орудия боевым машин пехоты. Атака, прорыв, выполнение ближайшей задачи и ввод в бой вторых эшелонов… Вот когда «противник» может определить важнейшие цели для мощного огневого удара, способного сорвать развитие успеха.

       Очередной дозор, высланный вперёд, вернулся через чур быстро.

       – Товарищ лейтенант, за рекой стартовые позиции! – доложил сержант и, предупреждая вопросы, добавил: – Нет, это уже не макеты, это настоящие пусковые установки.

       Новиков пошёл за сержантом и вскоре сам увидел ракетные установки «противника». Вычислить их координаты оказалось не так уж сложно, и в эфир полетел доклад…  

 

       Наступающие подразделения прошли через боевые порядки полка полковника Чернышова перекатом. Они с ходу врезались в оборону противника, взломав её. Но пока ещё «Северные» не обнаружили направления своего главного удара. Те, от кого это зависело, досадовали на Новикова, который не смог выполнить задачу по определению координат ракетного подразделения обороняющихся. Дамоклов меч нависал, грозя сорвать наступление.

       – Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, – ворчливо повторил старую поговорку генерал-майор Лунёв.

       Своё ракетное подразделение он постоянно держал в готовности. Вдруг да удастся узнать, где спрятали свои стартовые установки «Южные».

       Полковник Чернышёв, полк которого с началом наступления был выведен во второй эшелон, пересел в боевую машину, оборудованную средствами управления и связи. Его полку предстояло выдвигаться вслед за наступающими и быть в готовности к вводу в бой с того рубежа, который укажет командир дивизии.

       В машине управления мигали огоньки радиостанций, работающих «на приём».

       И вдруг доклад радиста:

       – Товарищ полковник. Вызывает «Тополь»

       – Что? Не может быть?! – Чернышёв быстро подключил свой шлемофон к радиостанции.

       – «Берёза», я «Тополь!» Цель в квадрате.... Я «Тополь». Приём!

       Сначала Чернышёву показалось, что он ослышался. «Откуда «Тополь»? Он же «уничтожен» «противником» ещё до начала наступления. «Тополь» – позывной лейтенанта Новикова, а о том, что разведгруппа «уничтожена» он узнал из переговоров «противника».

       Правда, посредники отозвались о том бое на просеке более сдержано. По правилам они не могли ставить в известность о том, что знали сами, ведь неведение командира полка о том, где разведгруппа и уцелела ли она, влияло на принятие им решений. Они не отрицали лишь одно – действительно, все боевые машины роты выведены из строя и остановлены ими на просеке.

       – Благодарю вас, «Тополь», немедленно уходите в соседний квадрат, – ответил Чернышёв и приказал связать его с командиром дивизии.

       Новиков узнал голос командира полка. Тот отвечал лично, значит не отходил от радиостанции.

 

       На стол генералу Жирнову тут же легло сообщение о передаче разведгруппой координат стартовых позиций.

       – Опять «Тополь»? – воскликнул генерал и, обращаясь к начальнику разведки, сказал сурово: – Вы же докладывали, что разведгруппа «противника» уничтожена на просеке!

       Начальник разведки дивизии виновато молчал.

       – В чём дело? Откуда он передаёт?

       Моложавый подполковник встал, вытянулся в струнку и назвал координаты.

       – Так это же район стартовых позиций! Вы понимаете… Через несколько минут, – генерал не договорил и, повернувшись к начальнику ракетных войск и артиллерии дивизии распорядился: – Точки прицеливания: развилка дорог в квадрате…, угол леса в квадрате.., Пуск по готовности! Передайте Володину: пуск по готовности… Немедленно… Иначе нечем будет наносить удар. Менять позиции поздно.

 

       Почти все примерные расчёты майор Володин уже сделал. Оставалось лишь внести некоторые поправки. Получив приказ и координаты точек прицеливания, он подал, наконец, команду, которую давно уже ждал весь дивизион. Заработали офицеры, сержанты, солдаты, готовя к запуску ракеты, и пусть они не должны были сегодня реально сорваться с пусковых установок, работа была напряжённой и кропотливой, ведь качество этой работы оценивали суровые посредники. Лишь после её окончания майор Володин мог доложить, что пуск произведён, а потом уже посредники проверили бы, насколько он точен. А где-то вдалеке сработали бы имитаторы, изображая сокрушающие всё взрывы в боевых порядках наступающих.

       Но пока работа личного состава дивизиона не окончена, пока не выполнено всё, что положено по боевому расписанию, пуск ракет не мог считаться произведённым.

       Деловая суета в дивизионе не могла не привлечь внимания разведгруппы.   

       Получив распоряжение командира полка, Новиков уже собирался дать команду на переход в другой район, но тут к нему подбежал старший сержант Ташманов и доложил:

       – Исчез солдат!

       – Как исчез?

       – Все дозорные вернулись, а его нет… Куда мог подеваться?

      «Что делать? Уйти и бросить солдата здесь? А если с ним что-то стряслось? Лес, река, туман…»

       Лейтенант Новиков понимал, что времени у него в обрез. Где-то далеко отсюда уже готовится к нанесению удара по стартовым позициям ракет «противника» ракетный дивизион наступающих. И тогда рота уж точно будет «уничтожена», причём своими же.

       Солдат появился внезапно, он остановился перед Новиковым, переводя дух после быстрого бега и доложил:

       – Товарищ лейтенант, «противник» подготовил ракеты к пуску.. пуск может произойти в любую минуту…

       – Спасибо, идите в своё подразделение.

       Однако, солдату показалось, что ему не поверили, и он стал убеждать Новикова:

       – Я уже хотел возвращаться, но тут заметил движение возле ракетных установок. С ракет сняли чехлы… Донеслись команды… Ракеты перевели в боевое положение.

       – А ну покажите, где это? Пойдёмте…

       Разглядывая огромные серебристые сигары, острые носы которых разрезали пелену тумана, нацеливаясь в мутное небо, Новиков подумал: «А ведь если они немедленно произведут пуск, координаты, которые я сообщил, уже никому не понадобятся…»

       Он собрал командиров взводов.

       – Что ещё? – удивился Анохин. – Приказано немедленно сматываться отсюда, зачем время теряем?

       – Обстановка вносит свои коррективы… Да, мы можем уйти, но имеем ли право? – задал вопрос Новиков и пояснил, что произошло в последние минуты. – А если противник нанесёт огневой удар раньше, чем будет уничтожен?

       – Нас это уже не касается, – возразил Анохин. – Мы свою задачу выполнили.

       – Как не касается? Вы что?! – воскликнул Новиков, в волнении перейдя на «вы», что несколько покоробило Анохина.

        – Нужно уничтожить ракеты, – сказал сержант Чипликов.

        – Да ты хоть видел, как они охраняются, – набросился на него Анохин. –Мы только попытаемся что-то сделать, как будем «уничтожены». Посредники этого и ждут… Сразу выведут из строя.

        – Много ли ракете надо, – возразил Новиков. – Достаточно выпустить в неё одну меткую очередь, и всё. Ракета уже не взлетит.

        – Сейчас… Так уж и выпустишь очередь, – убеждал Анохин. – Сначала нужно охрану уничтожить. А попробуй, уничтожь!

        – Охрану уничтожить не удастся, – сказал Новиков. – Да и не нужно этого.

        Он прервал спор, понимая, что дорога каждая минута. Отдал приказ.

        – Первому мотострелковому взводу уничтожить ракеты на пусковых установках в районе колодца, второму – в районе домика лесника, третьему… На бой с подразделениями охраны не отвлекаться. Огонь всех средств сосредоточить на ракетах.

       И вот короткий бросок к стартовым позициям. Подразделения охраны сразу обнаружили атакующих и открыли огонь.

       – Огонь по ракетам! – скомандовал Новиков.

       – Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант, – пытаясь перекричать шум боя, доложил связист. – Говорит посредник…

        Новиков подключился к радиостанции и услышал в наушниках бесстрастный голос:

       «Тополь»! Вы уничтожены. Стой!

       Новиков огорчённо остановился и передал полученную команду:

       – Стой!

       Было обидно, что несмотря на все труды, всё завершилось уничтожением роты… И вдруг! Он услышал, как посредник обращается к командиру ракетного дивизиона:

       – «Марс»! Запуск ракет отставить. Ракеты выведены из строя огнём стрелкового оружия и гранатомётов разведгруппы.

       И стало тихо, удивительно тихо после треска автоматных и пулемётных очередей, грохота взрывпакетов. По траве ещё стелился сизый дымок, мешаясь с остатками тумана, тлела неподалёку от того места, где стоял Новиков, картонная оболочка взрывпакета, но учения для разведгруппы, стрелковая цепь которой замерла неподалёку от цели своих действий, уже окончились. Завершились они и для ракетного подразделения «противника», ракеты которого так и не смогли сорвать наступление «Северных».

        Анохин подошёл к Новикову. Лицо выдавало волнение, голос слегка дрожал:

        – Товарищ лейтенант, первый мотострелковый взвод боевую задачу выполнил… Взвод уничтожен!

        – Выполнил… уничтожен… – эхом отозвались доклады командиров остальных взводов.

        Майор Володин, возмущённый и обескураженный, решительной походкой приблизился к офицерам это дерзкой разведгруппы «Северных». Заговорил с раздражением:

       – Вы соображаете, лейтенант, какое решение приняли? Это вам не игрушки. А будь настоящий бой, что тогда? Как бы вы поступили?

       Новиков окинул взглядом позиции ракетного подразделения, подумал о том, какой урон могли причинить наступающим войскам эти ракеты, и ответил твёрдо:

       – Вы спрашиваете, как бы поступил я в реальном бою? Я поступил бы так же!..

      

       Разбор учений состоялся в просторном зале Дома офицеров. Проводил его моложавый генерал, руководивший учениями. Среди многих, самых различных вопросов он вспомнил о рейде разведгруппы, возглавляемой лейтенантом Новиковым. Обратил внимание, сколь необходимо соблюдать требования устава. Разведгруппе было предписано радиомолчание до самого выхода к объекту разведки, но командир вышел в эфир, соблазнившись на второстепенный объект.

       – Лейтенант Новиков выполнил учебно-боевую задачу, но какой ценой!? – говорил генерал. – Он оставил на просеке все боевые машины. Будь настоящий бой, возле них полегло бы немало солдат. Да, лейтенант Новиков нашёл в себе силы продолжить выполнение задачи и добился успеха, но, во-первых, без машин он потерял много времени, а, во-вторых, даже при аналогичной ситуации, что сложилась в самый последний момент, машины помогли бы уберечь значительную часть роты и при этом выполнить то, что выполнено такой ценой.

       Новиков слушал молча. Ему уже надоело оправдываться и убеждать всех, что он в эфир не выходил и о танковом батальоне не докладывал. Все только удивлялись его упорству и разводили руками: и комбат, и командир полка.

       – Не «противник» же, в конце концов, сделал это?! – задавали они резонный вопрос.

       О том же, что это мог сделать не Новиков, никто и представить себе не мог. Если бы ещё доклад принимал сам командир полка, он определил бы по голосу, что докладывал не Новиков. Но у радиостанции был связист, и Чернышёв только тогда, когда услышал сообщение о докладе, подошёл к радиостанции и приказал перейти на приём.

       Нелегко было сидеть на разборе и Анохину. Лишь накануне он узнал поразившую его вещь. Разговор с комбатом зашёл о тех тактических занятиях, на которых он потерпел поражение. И вдруг комбат Гончаров сказал:

       – Учите сержантов, учите так, как учит и готовит их лейтенант Новиков. Ведь помните, когда я вывел его из строя на тех занятиях, Ташманов успешно заменил его. А действовал-то как!!! Запер ваш взвод в лощинке и разгромил наголову!

       – Так это был Ташманов! – воскликнул Новиков, но больше ничего не сказал.

       Он понял, что Новиков не обманул его тогда, на показном занятии… Вариант, оговорённый заранее, нарушил Ташманов, который ничего не знал об обещании своего командира подыграть товарищу.

       И вот теперь Анохин подвёл товарища очень сильно.

       Подвести случайно, ненамеренно, может любой человек. И тот, в котором заложены с раннего детства порядочность и честность, и тот, у кого эти качества не далеко не на должной высоте. А вот воспользоваться плодами неумышленно подставленной ножки может далеко не каждый. Это может сделать только потерявший совесть человек. Так думал Анохин, сидя в зале во время разбора учений и слушая, как руководитель отчитывает его товарища.

       Да, Анохину не повезло в службе. Он командовал взводом, в то время как многие его товарищи давно уже получили роты, а кое-кто и повыше поднялся. Далеко не надо за примером ходить – Гончаров батальоном командует. Да, Анохину не повезло! Но это не значило, что он мог пойти на подлый поступок ради повышения в должности. А теперь выходило так, что он поставил Новикова в очень нелёгкое положение. Ведь получалось, что Новиков ещё слишком неопытен, чтобы командовать ротой.

       Едва подумав об этом, Анохин вскочил со своего места, словно под ним не стул, а раскаленная плита.

       Назвался и сказал громко, чтобы слышали все:

       – Разрешите сделать уточнение?

       Генерал недовольно посмотрел на него, но после некоторых колебаний, сказал:

       – Слушаю вас, старший лейтенант.

       – Это я во всём виноват! Я вышел в эфир и доложил о танковом батальоне. Хотел как лучше, а получилось… Готов понести наказание. А Новиков молодец. Я на протяжении всего поиска поражался его упорству, его настойчивости.

       – Садитесь, старший лейтенант, – сказал генерал. – Это меняет дело. Но, с другой стороны, командир отвечает за подчинённых, за их подготовку, за их действия, за их ошибки…

       – Но он принял роту временно, в тот день, когда мы получили задачу действовать в разведгруппе, – поспешно сказал Анохин, ещё не успевший сесть на своё место.

       – Хорошо, что вы подняли эту тему, – заметил генерал. – И всё-таки садитесь. Мы сейчас не ведём речь о наказаниях, мы учимся, мы разбираем ошибки. Но настоящий противник накажет строго, очень строго – гораздо строже, чем командир. Вот о чём необходимо помнить! Это вы мне сегодня можете объяснить, что лейтенант Новиков такой же командир взвода, как и вы, что он не отвечает за ваши действия. И, конечно, объяснение это вполне вразумительно – действительно, мы не можем по справедливости спрашивать с Новикова за ваши действия… Но вы представьте себе, что это был не учебный, а реальный бой… А на войне нередко бывает, что командир взвода заменяет выбывшего из строя командира роты. И тут же полностью отвечает за подразделение. Отвечает перед вышестоящим командиром, ну а цена этой ответственности высока, как высока и цена ошибок не только его личных, но и каждого подчинённого. Так что с одной стороны я могу признать, что упрёки, высказанные в адрес лейтенанта Новикова несправедливы. Но не могу и поощрить его, поскольку цена выполнения задачи разведгруппой слишком высока…

       После разбора в фойе Дома офицеров сами собой возникли разговоры о решении лейтенант Новикова атаковать ракеты и уничтожить их, ценою роты. Конечно, все понимали, что в учебном бою это сделать легко – уничтожение-то условное. И многие задумались, а как бы каждый из них поступил в бою реальном!?. И каждый для себя ответил так, как это сделал Новиков в разговоре с командиром ракетного дивизиона. Да… Ответ был один: «В бою поступил бы также!»

     

Николай Шахмагонов