Мысли прервал осторожный стук в дверь. Теремрин вышел в холл, со словами:

       – Открыто, заходите.

       И тут же на пороге появилась Татьяна.

       Мгновение он смотрел на неё, порывистую, стремительную, словно решившуюся на что-то важное в своей судьбе, а затем, слегка отстранив, повернул ключ в двери, подхватил Татьяну на руки и, прижав к себе, понёс в свою комнату. Их губы тут же нашли друг друга. Всё было без слов. Он положил её на кровать, присел на одно колено и стал снимать красивые блестящие сапожки. Она в ответ потянулась к нему и прижала к себе его голову.

       – Что ты? Что ты хочешь? – прошептала она, хотя этот вопрос был совершенно излишним.

       Да он и не стал отвечать, словно лишившись дара речи. Его тянула к ней неодолимая сила, копившаяся всё это время, пока они накануне пили чай, пока шли до проходной «Клязьмы», пока гуляли нынешним утром по живописным даже в промозглое время года аллеям пансионата. И вот эта сила, уже ничем не сдерживаемая, ничем не ограничиваемая, рвалась наружу, и не было, наверное, такой преграды, которую бы не преодолела она.

       Теремрин приподнял Татьяну, чтобы спрятать под одеяло. В хорошо проветренном номере было прохладно.

       – Я пришла поговорить, я хотела сказать, – шептала Татьяна, видимо, желая объяснить свой неожиданный, незапланированный визит. – Я сказала Даше, что разболелась голова и хочу пройтись, а её попросила последить за мальчишками, – продолжала пояснять она. – А потом попросила сводить их в буфет, куда и мы придём за ними.

       Пока она всё это шептала, Теремрин освободил из плена её великолепные стройные ноги, снова приподнял, чтобы снять блузку, из которой рвались к нему навстречу два ещё находившихся в ажурном заточении холмика. И при этом ухитрялся вырывать на волю и своё разгорячённое неутолимой жаждой существо.

       Он не ведал, что сейчас говорить, хотя, конечно, знал, что обычно говорится в подобных ситуациях. Но то, что происходило с ним сейчас, не укладывалось в обычные рамки. Сколько переживаний доставило ему то, что произошло с Татьяной летом в его номере, сколько размышлений обрушилось, когда она слишком уверенно сказала, что он, именно он сделает её МаТЕРью, что именно с ним она становится женщиной. И какой удар обрушился, когда, в результате раздумий, пришёл к выводу, что она его двоюродная сестра. И вдруг нежданно, в самый необыкновенный момент пришло освобождение от всех этих нравственных пут, от мыслей, доходивших до самоедства, к которому он, по характеру, никогда не был склонен.

      Она была перед ним, прелестная в своей наготе, раскрывшаяся для чего-то такого, чего не выразить словом, ни пером описать – да, случаются в жизни такие моменты, описание которых, самое изящное, блекнет перед их всепобеждающей силой. Наступил тот сумасшедший миг, когда он словно упал в её объятья, когда рванулся вперёд в неистовстве своих чувств, столь накалённых, что, казалось, закипит кровь в жилах. Он растворился в ней, растворяя её в себе. Татьяна, слабо охнув, ещё крепче обвила его руками, стараясь быть ещё ближе, чем это возможно. Они превратились в единое целое, их сердца бились совсем рядом, их души ликовали в необыкновенной, сияющей гармонии. Татьяна ничего не говорила – у неё не было сил ни на слова, ни на объяснения. Он же наслаждался необыкновенными минутами близости с ней, уже не думая ни о чём, кроме этого волшебного существа, которое волновало, будоражило, словно унося в Поднебесье.

       О, Боже мой! Разве возможно описать те неподражаемые ощущения, когда два великолепных, ещё совсем девичьих холмика вонзаются в твою распалённую грудь! Разве можно выразить словами соединение на всю глубину твоего сознания двух существ, когда все ощущения сосредотачиваются в одной распалённой точке твоего тела, проникающего в волшебный родник, в тот родник, в котором, при известных условиях, когда этого угодно Всевышнему, зарождается новая жизнь. Но ведь и в тех случаях, когда не совершается это зарождение, разве бесполезны эти невероятные всплески чувств и эмоций двух любящих сердец, двух любящих душ? Нет, не бесполезны, ибо излучают животворящую, светлую энергию, которая напитывает всё вокруг, очищает окружающий мир от скверны и вырывается в атмосферу.

       Сколь же невероятно высоко над пропастью похоти поднимается это волшебное соединение двух существ. Сколь чище подобное волшебное соединение, чем то, что распространяет демократическая свора в кинофильмах известного рода! В кинофильмах, где уродливые обезьяны, размахивают уродливыми предметами, втыкая их в столь же обезображенные отверстия особей с искаженными до уродства лицами, а с экрана несутся несуразные звуки, словно там, за экраном, скрываются непроходимые джунгли с агрессивным, голодным, пожирающим всё прекрасное чудовищем. Наверное, гораздо большим грехом надо считать просмотр этого упражнения питекантропов, нежели совершать то, что свершается в возвышенном и восторженном состоянии, когда пылают сердца двух любящих половинок, когда эти две половинки словно соединяются в одну, когда поют их души.

       На какое-то время Теремрин и Татьяна забыли обо всём – их существа настолько проросли друг в друга, что, казалось, нет силы, способной оторвать их друг от друга. Теремрин чувствовал её всю, до тех самых прелестных глубин, в которые, по удивительной особенности Земного Мира, стремятся мужчины. Но это стремление опошляется, осуждается теми, кто не способен понимать, что ощущения полной, невероятной, волшебной близости любимого с любимой невозможно купить ни за какие миллионы бумажек, условное обозначение которых «S» с двумя продольными шпалами, не что иное, как первая буква обозначения главы тёмных сил. Змеиной главы сил, которые пытаются сокрушить всё на Земле и в первую очередь опошлить, принизить, пустить в распродажу на пресловутый «рынок» высокое слово Любовь. Эти силы веками стремились извратить великое это чувство, но они не понимали и не понимают того, что есть – «Гармония», а потому и не могут извратить его, а следовательно не смогут никогда добраться и до волшебного Божественного, то есть дарованного человечеству Самим Создателем, ощущения и состоянии, именуемого «Гармонией Любви».

       Ни Теремрин, ни Татьяна не знали в тот момент этого понятия в теории, но они ощутили его в жизни.

       – Нам надо идти, – робко сказала она, даже не пытаясь освободиться из его объятий, и сама крепко обнимая и стараясь вжаться в него, раствориться в нём ещё более, чем уже растворилась. – Представление, наверное, завершилось, и дети ждут в буфете.

                           

 Горное озеро Рица - жемчужина Абхазии...

Начало тут - http://diletant.org/content/solnechnaya-abhaziya

После Пицунды двинулись по горной дороге  к одной из главной достопримечательности Абхазии - высокогорному озеру Рица, но конечно не сразу, а с массой остановок по дороге.

Первая - пасека " Медовый двор".

            

Там развеселый и говорливый пасечник с увлечением рассказывал про мед, как отличить настоящий от подделок и все такое. Для себя узнал много нового в том числе о существовании такой субстанции как апитонус, который по полезности превосходит мед чуть не в разы.  Продегустировав образцы и прикупив и меда и апитонуса в манерных горошочах и отведав медовухи двинулись дальше к Голубому озеру, которое очень маленькое, но очень глубокое и находится прямо на берегу реки, вдоль которой проложена  дорога.

Поскольку озеро очень маленькое, а народу много то вокруг него царит суета. Не люблю.

Отошел в сторонку и с любопытством смотрел как над рекой с визгом пролетают по тросам любительницы острых ощущений, которых на конечной площадке ловил в объятия огромных размеров абхаз...визг оттуда раздавался с двойной громкостью...но такой...добрый визг !

            

 

           

 

           

 

         

Вон там, под навесом заканчивается трасса и там тормозят любительниц экстрима...визг до небес !        

 

         

Цена вопроса - 500 рублей.

 

         

 

Далее по плану остановка в каком - то узком и красивом ущелье. Действительно красиво.

Когда я медленно и важно прогуливался, любуюсь красотами, ко мне подошли два молодых парня и сказали  -" Генерал, тебе пойдет бурка ! Давай сфоткаем ". Ну как тут откажешь после такого предложения.

Одели бурку, папаху, вручили саблю и на руку усадили живого филина.

Круто.

После фотосессии мой кошель облегчился на ...400 рублей, ну да это ничего - считаю это своего рода налог на красоты Абхазии. Пусть.

        

 

      

 

     

 Не только один лишь я был такой......

И вот, наконец то, долго ли коротко прибыли на озеро Рица ! Оно как -то внезапно распахнулось - горы, горы, обрывы при подъезду и вдруг...оно !

Красота !

              

             

Многие, по прибытию почти сразу отправились есть шашлык и любоваться озером, что правильно, я же, решив что это слишком просто - решительно двинулся к станции проката и взяв на прокат катамаран выгреб чуть не на середину озера и лишь там ...расслабился. Вот там действительно круто - тишина, солнце греет, никто не орет, нет запахов шашлыка ,горы и озеро выглядят по другому. Просто восторг  ! 

     

   

   

В процессе поездки на катамаране обнаружил что плавсредство изготовлено в Крыму, что порадовало...все один к одному.    

Однако все хорошее когда -то закончилось. Закончилось и время отведённое на Риц.

Бросив последний взгляд на красоту загрузились в автобус и двинулись на...дегустацию в Гагры.Так что всё хорошее хоть и кончается да не все !

   

Ехали прям над пропастью с моей стороны по карнизу....жуть ! 

 

   

Веселые туристы ! 

Чуть больше чем через час прибыли в Гагры. Прямо к дегустационному залу.Тут уж нас ждали - всем раздали по маленькому стеклянному стаканчику и приступили , после рассказа о том что в Абхазии вина хоть залейся, к дегустации. Я громогласно заявил что из такого маленького стаканчика фиг чего распробуешь ! почти вся мужская часть меня поддержала одобрительным гулом, после чего веселый абхаз выдал всем желающим поллитровые пластиковые стаканы.

Думаю, не надо упоминать о том что самый первый стакан был мой и пошла...правильная дегустация...наливали по полному стакану и не раз...пробуй хоть обпробуйся! А вина какие чудные - терпкие, сладкие, вкусные...чисто нектар ! Отдегустировав вин до изумления перешли во второй зал, где дегустируют...чачу и коньяки , а чача эта ( виноградная водка) крепостью аж 63 -65 градусов. Фига се !? Тут уж я стакана требовать не стал, а ограничился маленьким, дегустационным...но и этого хватило ! Короче, вынесли меня из зала последним в обнимку с бутылками понравившихся вин.

Вот это я понимаю ...дегустация!

Ближе к границе я очухался, а там уже и гостиница. Нашёл в себе силы сходить на море, долго плескался в послезакатном море, потом двинул в ресторан на ужин и там поглотил гору вкуснейшего мяса с овощами.

Оттягивает....!

.Вообще тут надо сказать несколько слов о кормежке - я взял все включено, шведский стол он хоть и не обильный ( ста сортов сыра нет ) но очень все вкусно, прям вот очень. Особенно что касается мяса - ибо все свежее, вот только по горам бегало ну и овощи  и фрукты все свои только с ветки...повара местные, знающие толк в кавказкой кухне, словом я такой свежей вкуснятины не ел и не припомню где.

Во всяхих турциях, египтах, круизах  - там все из микроволновки, мороженное, перемороженное, генномодифицированное...не родное. Тьфу ! А тут просто не оторваться !

Словом, напитавшись до овала , помылся под душем, принял стакана и...рухнул спать !

День прожит не зря.Очень доволен.Очень !

                   

                

 

Райское место эта Абхазия...в отношении природы и людей, а вот инфраструктура для отдыха далеко не райская, к сожалению.

Начало тут - Сайт Ретро "Воспоминания о будущем"

Я, когда собирался в Сочи, то по старинке думал стереотипно - Сочи это отдельный город где собираются"... жулики, бандиты, воры всех мастей" ибо " знал бы прикуп - жил бы в Сочи!" ну, там есть ещё отдыхающие и немного местных   жителей.

Между тем такого понятия как город Сочи уже нет. Есть гигантская агломерация, растянувшаяся вдоль побережья на 145,( а с Абхазией на 200 ) километров  и состоящая из четырех районов - Лазаревского, собственно Сочи, Хостинского и Адлерского  - все это одно большое целое с единой администрацией и статусом.

  

Для отдыха я выбрал Адлер ибо близко к аэропорту и там сейчас после окончания Игр 2014 вся олимпийская структура работает на отдыхающих. Не ошибся ни разу - все новое, все чистое,  (чистота вообще потрясающая)  все удобное и типа...евростандартное ( прости Господи за срамное слово и низкопоклонство перед Западом)

   

 

   

И вот, когда в первые несколько дней сгорел на солнце и подустал от пляжа ( такое бывает) потребовалось сделать передышку от пляжного отдыха.Но не валятся же в номере.

Нет, конечно !

Решил посетить находящуюся буквально за забором ( в буквальном смысле за забором ибо набережная метров через сто упирается в пограничный забор ) Абхазию.

       

 

Вон за тем желтым забором граница с Республикой Абхазия, которая проходит по реке Псоу...

Сказано, сделано.

Пришел в офис тур компании " Библио Глобус" и купил поездку на весь день  - в семь утра выезжаем, в семь вечера обратно. Цена - две тысячи рублей, обеда нет. Ну и не надо - с собой возьму , ну там в пути ещё дегустация меда и вина...обойдусь и разгрузочный день от обжорства шведского стола не помешает.

На следующий день я уже бодрый и готовый к новым впечатлениям ждал на месте рандеву.

Автобус подошел с точностью до минуты - ровно в 6.55. Загрузился и вперед. Людей полный автобус. Сам  "бас"  с абхазскими номерами и водителем, гид из Абхазии, но и представитель фирмы тут же.Сам автобус буквально вылизан , даже шины натёрты средством для покрышек. Аж блестят.

Минут пять езды до границы, КПП, кстати солидное, все по настоящему - целый час проходили с выгрузкой и погрузкой заново, ну да это пустяки и вот мы в Абхазии и

Красота !

С одной стороны горы с другой море..

      

                                                                 Вид из автобуса... 

Настроение отличное ! Душа поёт. Ещё бы с такими то видами. Первая остановка дача товарища Сталина ! Я как человек безмерно уважающий последнего русского Императора и Вождя с волнением ожидал этой экскурсии.

Дача находится в горах  на площадке , которую ( площадку) специально вырубили в скале и к ней ведёт дорога - серпантин. Покружив по серпантину прибыли. Из автобуса вышли все, ни один человек не остался. Я это к чему. Вот если бы я был там ну ...короче либерстом ,я бы на дачу Сталина не пошел , а демонстративно остался бы в автобусе...типа ещё не хватало осматривать место где тиран заживо грыз младенцев, ! а Берия " насиловал" школьниц !

Таковых у нас в группе не оказалось все пошли в нутрь и все как то...попримолкли перед величием человека, который здесь бывал. Экскурсию проводил молодой солдат из охраны, любезный, и чуть веселый абхазец. Сталин здесь бывал каждый год в марте. Сама дача - маленький деревянный домик в скалах. Внутри все просто и функционально - никакой роскоши - отделка  - сорта натурального дерева - дуб, карельская берёза, грецкий орех, стекла из горного хрусталя. Окна из спальни Сталина - одно прямо в скалу ( не выстрелишь) -другое на обрыв и на море,  тоже не выстрелишь...все продумано.

     

     

     

 Хитрое зеркало - стоя у него Сталин мог видеть всех сидящих за столом а  они думали что он их не видит ибо стол стоял так что казалось что из зеркала его не видно 

    

Вид из спальни...

   

 Вид в другую сторону...

   

 По преданию - этот гвоздь Сталин лично вбил, отобрав молоток у Ворошилова ибо тот никак не мог вбить гвоздь, волновался или ещё почему.

   

 

 После осмотра двинулись вниз, причем гигантский автобус какое -то время ехал задним ходом по серпантину. Блин, круто.

Дальше Гагры. Узнал что Гагры это уникальное место где всегда на несколько градусов теплее и купаться там можно до ноября. Запомнил.

 

        

 

     

 

     

 

 Погуляли по набережной, купил там вишневого чая типа, вкусный очень и все такое. Да, действительно вкусный.

 Следующая остановка - Пицунда, где самая чистая вода на побережье, ну не знаю она и так повсюду чистая, куда уж более, но тем не менее вот так.

Главная достопримечательность - Кафедральный Собор. У него тяжелая судьба - Построен, потом туркам разрушен, потом отстроен во время СССР там всякое при позднем СССР , а  получилось вот как - Пицунда и Гагры это такие курорты ничем не хуже всяких Лазурных Берегов. И при СССР там отдыхало много иностранцев дружественной нам ориентации. Что бы для них сделать " изюминку" в этот Храм, уникальный по аккустичиским даннымпривезли...орган, да не простой, а какой то там опять же уникальный, из Ганновера, ручной работы и регистров редких.

Короче установили и давали концерты. После распада Империи он так и остался. Церковь РПЦ сейчас ведёт тяжбу что бы убрать это " чудо - юдо " заморское из православного Храма.

Власти , говорят - а нам не куда это уникальное " чудо" деть, вот построим соответственный культурный центр. тогда и перевезём ну и ...воз и ныне там. И получился Храм совсем уж уникальный - единственный в мире православный Храм, где установлен орган. Со всего мира сюда приезжают мега - органисты и дают концерты ибо акустика уникальная ну  и...глумятся, я думаю, над Православным Храмом в душе.

. Во время нашего посещения, как раз один из заезжих метров разминался перед вечерним концертом. Репетировал. Так, что со слов гида нам несказанно повезло -  послушали на халяву считай супер-оганиста из Германии - Ганса, там какого то ! Ну и ладно. А орган действительно мощный !

Кстати, когда снимали Хрущева из Генсеков он был заблокирован на госдаче в Пицунде, как раз рядом с этим Храмом.

Такие дела.

   

 

   

 

   

 

 

 

 

 

 

 

Далее была поезда на уникальное место - высокогорное озеро Рица.

 По дороге - Пасека и дегустация мёда. Голубое озеро. Ну и всякие остановки в живописных местах и как апофеоз - дегустация вин в Гаграх. Но об этом во второй части.

Продолжение следует...

    

                                      

А можно было в СССР выехать за границу ? Теоретически можно...примерно как сейчас слетать в космос.

В предыдущей части мы (вместе с известным юристом Игорем Назаровым) рассмотрели вопрос о том как в СССР граждане приобретали автомобиль и чего это им стоило.

http://diletant.org/content/rabota-nad-oshibkami-provedena-net

Кстати, апологеты возвращения в прежний СССР ( БЕЗ УЧЁТА ОШИБОК И ПРИЧИН РАЗВАЛА) во главе с "правдорубом и срывателем покровов" Мухиным на этот счёт имеют железобетонное мнение не терпящее никаких возражений - авто для советского человека не нужно категорически, в СССР была прекрасная система общественного транспорта, фактически бесплатная ( и это абсолютная правда, стояли кассы и хочешь бросай туда свои 3 копейки ( трамвай) или пятак (автобус) а хочешь нет - контролёр твоя совесть и порядочность) который замечательно довезёт тебя до работы и обратно, а больше советскому человеку и ездить никуда не надо.

Вообще лично у Мухина даже книга есть "Город Солнца", где он описывает предполагаемое устройство в идеальном ( на его взгляд) социалистическом государстве , если кратко, то примерно такое - отработал и в стойло то есть в барак, где есть все условия для жизни - тепло, светло, душ, туалет .

Теперь я хочу перейти к теме, для меня совсем не маловажной , почему я не хочу в прежний СССР.

Тут надо сделать отступление, где будет сплошное моё "Я" хотя знаю что это не скромно и тешить гордыню - грех, но тем не менее.

Я люблю путешествовать !И не с рюкзаком и палаткой, а с наиболее возможным комфортом. Почему так получилось ? Скорее всего это пошло с детства.

Всё мое детство, во время которого формируются на всю жизнь привычки, я провёл на военно - морской базе располагающейся в крайне суровом месте на берегу Баренцева моря. Ледяные ветра, сдувающие с улиц всё что не "приколочено" в том числе и людей, если они осмеливались выходить в то время ( на улицах были натянуты канаты что - бы  не сдуло) , морозы в сочетании с высокой влажностью, три месяца абсолютной темноты (полярная ночь ) - вот реалии моего детства.

Но раз в год наступал Праздник - у отца  отпуск и мы выбирались на "Большую Землю". Сначала надо было плыть на совершенно роскошном (по тем меркам ) теплоходе до Мурманска, а потом через весь Союз ехать на поезде к Чёрному морю в Сочи ( именно там было принято "запасаться здоровьем" в нашей семье )

Вот эти регулярные вылазки, да забыл - иногда теплоход не мог пробиться к нам из - за штормов или ледовой обстановки ,тогда до Мурманска или Архангельска приходилось лететь на типа "Дугласе" - 12 местном самолёте, который стартовал с замёрзшего озера. Вот это я вам скажу экстрим ! Железный корпус, никакого обогрева, лютый мороз за бортом, летит очень низко над землёй...вокруг бескрайние замёрзшие просторы. Тундра!... вот это всё видимо и привило мне любовь к путешествиям на всю жизнь.

Потом была в 8 классе ( тогда я уже жил в Ленинграде ) поездка всем классом в Брест и Минск .

В Бресте я первый раз увидел госграницу.

Мост через Буг.

Разделён посередине и по нему ходит наш пограничник, с польской - польский Они встречаются  и расходятся.  Поразила на поляке "конфедератка" и несколько иная чем у нас форма. В Минске - Хатынь и Беловежская Пуща. Прекрасно помню зубра - громадный, суровый, злой. Монстр !

Ну а окончательно закрепил я свой статус путешественника поездкой с другом в 9 классе, вернее между 9 и 10 летом на турпоезде "Ленинградец" по маршруту: Ленинград - Киев - Ужгород - Мукачево - Рахов - Черновцы - Кишинёв - Одесса - Севастополь - Ленинград.

Это было настолько круто, что  даже  сейчас всё отчётливо помню и собираюсь описать в книге над которой  работаю.

Дальше были регулярные вояжи в Крым и совершенно ударные поездки по Средней Азии и Кавказу. Но это отдельный разговор.

И я бы с удовольствием расширил  границы своих путешествий, но....

А вот теперь я предоставляю слово Игорю Назарову.

Итак.

" Сейчас мы ездим за границу очень просто. Взяли отпуск, поднакопили денег, выбрали страну и в путь. То есть – самое главное это наше личное желание.

В СССР личное желание советского человека не имело ни малейшей роли. Если мы с вами, граждане РФ, имеем право ездить, куда нам вздумается, то советский гражданин правом на поездку за границу не обладал.

Он должен был выпрашивать милостивое разрешение на такую поездку.

При каких же условиях советский человек мог надеяться такое разрешение получить?

Во первых нужно было ОСНОВАНИЕ для поездки за рубеж.

Дикость, да? Мы то уже давно привыкли, что таким основанием является вот моё собственное желание и никаких других не требуется.

В СССР повторюсь ваше желание, это ни  фига не основание.

А основаниям являлось:

1) ходатайство вашей организации о разрешении направить вас в загранкомандировку,

2) ходатайство вашей организации о разрешении продать вам путевку в заграничную туристическую поездку или в заграничный дом отдыха, причём сам гражданин был лишён права выбирать в какую именно страну ему желательно бы получить путёвку. Жри, что дают.

3) частное приглашение, причём не абы кого, а только от иностранцев, вступивших в брак с советскими гражданами, и от близких родственников, проживающих за границей.

Разрешение на выезд давали следующие органы.

В первом случае — Комиссия по выездам за границу при ЦК КПСС

Во втором  — комиссия по выездам за границу в горкоме, обкоме или ЦК компартии союзной республики.

В третьем случае — Отдел виз и регистраций (ОВИР),

Получение разрешения только предварительный этап, но и на нём уже отсеивались многие.

Сейчас за рубеж могут не выпустить по строго определённым основаниям, абсолютно прозрачным для граждан. (Ну, например, по решению судебных приставов.)

Причём отказ всегда мотивирован и может быть обжалован в суде.

В СССР отказывали в зарубежной поездке по непонятным причинам и без объяснений, без мотивации. Обжалованию такой отказ не подлежал.

Вот «невыездной» ты и всё. А почему? А вот этого тебе знать не положено.

Ну ладно. Разрешение получено и начинается второй этап. Оформление выездного дела.

Да-да, на каждого гражданина СССР, выезжавшего за рубеж заводилось отдельное дело.

Дело включало в себя

1. Характеристику для выезда за рубеж (блин пишу и сам себе не верю, что эта дичь в реальности могла существовать. А она существовала)

Характеристика должна была быть подписана «треугольником» предприятия : директор завода, секретарь профкома, секретарь парткома.

Понимаете? Не вы, а какой то партком и профком организации решали ехать вам за границу или нет. Нормально?

Ну, ясен пень, без взяток такие вопросы не решались. И деньги надо было сунуть и из – за границы сувенир дорогой привезти. Иначе же больше не разрешат.

Характеристика ( если вы вообще её получили) направлялась в райком КПСС. В Комиссию по выездам за границу. Туда надо было являться лично. Там сидели три человека как правило, пенсионного возраста. Они придирчиво допрашивали вас- зачем вам за границу? Нормальный ответ нормального человека: «Просто захотелось» не прокатывал. Затем задавали всякие вопросы типа: «Кто генеральный секретарь компартии Болгарии» ( и попробуй не ответь)

Если вы произвели на этих работников благоприятное впечатление, то они запишут в протоколе «Рекомендуется для поездки»

На основании этой записи первый секретарь райкома согласует вашу характеристику.

Ура!

Но погодите радоваться - это мы с вами только характеристику согласовали. А впереди ещё ого-го сколько работы. Ведь характеристика это только первая бумажка в «выездном деле». Далее туда надо присовокупить:

2. «Объективку» — в двух экземплярах: основные биографические данные и хронологический перечень всех мест учебы и работы с указанием занимавшихся должностей.

3. Справка о состоянии здоровья, где должно быть записано «практически здоров» и помечено, что справка выдана в связи с поездкой в такую-то страну на такой-то срок. Для получения этой справки вы должны пройти осмотр у врачей ряда специальностей, сделать анализы крови и мочи. Справку подписывают лечащий врач и главный врач или его заместитель.

4. Шесть фотокарточек.

5. Обоснование необходимости поездки.

6. Приглашение ( если едете с частным визитом)

7. План вашей деятельности во время пребывания за границей. (замечательно, правда)

Посмотрите ещё раз на этот перечень. Вдумайтесь в него.

Прикиньте это на себя.

А мы пока продолжим.

Если вы решили, что «выездное дело» вот этими семью документами наконец то заканчивается, то вы здорово ошиблись.

Потому, что после возвращения из-за рубежа вы должны представить отчёт о своей поездке. А если ездили в командировку то два отчёта : краткий ( в течении трёх дней по возвращению) и полный ( в течении месяца)

И вот «выездное дело» оформлено, все нужные взятки розданы. Теперь ваша организация направляет его в соответствующий партийный орган. В обком например.

С приложением справки из жэка о том, что вы действительно проживаете по такому-то адресу и прописаны там с такого-то года, а также справки с места работы о вашей должности с указанием размера месячного оклада и о том, что вам причитается отпуск на столько-то рабочих дней.

Дело в обком направляется не абы когда. Установлены были сроки представления выездных документов: при поездках в капиталистические страны — за 45 дней до даты выезда, в социалистические страны — за 30 дней.

Вот так. А вы как хотели?

А почему так долго. А потому, что возни с вами много. Вот в каком порядке ваше дело будут рассматривать в обкоме

Оно поступит к двум референтам: одному, ведающему выездами сотрудников вашей отрасли, и другому, ведающему выездами в ту страну, куда вы набрались наглости умолять о выезде. Первый направит дело на просмотр в соответствующий отраслевой отдел обкома.

Второй, если вы собираетесь выезжать в капиталистическую страну, направит в соответствующее управление КГБ запрос с просьбой сообщить, не имеется ли возражений против вашего выезда. Если вы собираетесь ехать в страну Варшавского Договора, КГБ не запрашивали.

 

Если всё в порядке – вас вызовут на беседу. Там дадут прочитать и подписать многостраничный текст правил поведения советских граждан за границей. Например: не иметь личных дел с местным населением, опасаться провокаций и по всем вопросам обращаться к советской администрации.: в поездке не оставаться ночью в купе с иностранцем другого пола и просить проводника перевести вас в другое купе; а также без особого на то указания не иметь дел с коммунистами в стране пребывания и не посещать их собраний, поодиночке нигде не ходить, только группой ну и т п.

Ну наконец решение принято, вас согласились отпустить ненадолго погулять вне СССР.

Копия этого решения идёт в ОВИР откуда вам на предприятие спецпочтой присылают ваш загранпаспорт ( дома он у вас не хранился. Запрещено.)

На предприятии вам выдадут загранпаспорт под расписку ( кстати к этому моменту въездная и выездная визы там уже проставлены) заберут ваш внутренний паспорт, а так же партбилет или комсомольский билет.

Валюту получите строго по норме. Получите уже в самолёте из рук главы группы. Её мало. В зависимости от страны куда вы летите, но никогда не свыше 300 долларов.

Да, кстати, если вы едете по третьему варианту ( т.е не командировка или турпоездка, а частный визит по вызову) то уплатите выездную пошлину – 200 рублей. Это как раз примерно среднемесячная зарплата в СССР.

Вот такой и был порядок выезда из СССР .

Нравится?

Охота, чтоб сейчас такой же порядок восстановился?

После прочтения надеюсь ясно почему лично я против возвращения в тот СССР в который нас зовут мухинисты.

Да, как только границы открылись на данный момент я объездил многие страны и континенты и собираюсь с удовольствием это продолжать.

Такие дела.

                                       

Хочется спросить многих, кто в тренде - "А вы что про него знаете ? Жили там ! Хорошо, а почему он тогда развалился? Вы выводы сделали, ошибки учли, причины проанализировали ? Нет .А зачем же вы тогда нас туда зовёте ? Что - бы опять он развалился?

 А давайте вернёмся в СССР !

 

ЭТОТ ТРЕНД СЕЙЧАС ВСЁ БОЛЕЕ НАБИРАЕТ ОБОРОТЫ.

Зашёл я тут на сайт известного писателя -публициста, а ныне помещённого в маргиналы и фрики ( сам себя поместил) некоего Юрия Мухина.

В данный момент его судят как экстремиста. Разбор перепитий этого процесса - не цель данной статьи, но в общих чертах отмечу следующее - попал он под пресс судебной системы в общем -то совершенно логично и закономерно,  как говорят те же самые либерасты ( с которыми он водил и водит дружбу и даже подачки от них принимает и трижды!!! благодарит ) ...но в целом то он прав ! Да, в частностях текущего производства там судя по всему наворочено много но...в главном суд прав - Мухина надо сажать и хорошо ещё что по " уважаемой статье" пойдёт,а не за "переход на красный свет или за изнасилование мелкого рогатого скота" ...а ведь могли и по этой закатать.

Поясню.

Если кто не в курсе у нас сейчас самый что ни на есть махровый капитализм и те остатки социальной роскоши, что достались нам от СССР, пусть вас не путают -  им  существовать не долго , ровно столько же, сколько  жить моему поколению заставшему СССР.

КАК ТОЛЬКО МЫ УЙДЁМ, НОВОМУ ПОКОЛЕНИЮ, РОДИВШЕМСЯ ПРИ КАПИТАЛИЗМЕ ЕГО ПРЕДЪЯВЯТ УЖЕ ВО ВСЕЙ КРАСЕ - ВПЛОТЬ ДО ПОРОК НА КОНЮШНЕ И ЛОМАНИЕМ ШАПОК ПЕРЕД ГОСПОДАМИ ( ХОТЯ ПОСЛЕДНЕЕ УЖЕ И СЕЙЧАС СУЩЕСТВУЕТ ).

Мухин он же апологет социализма и коммунизма, то есть является идейным, непримиримым врагом нынешнего строя. И почему он и его не многочисленные маргинальные поклонники думают что власть будет мириться со своими непримиримыми врагами?

Ась ?

Некоторые не совсем умные его последователи почему -то называют его патриотом и возмущаются что власти якобы ( ещё никого не посадили)  "сажают патриотов!"

Во - первых Мухин может и патриот, но только не нынешней России. Её, приютившего его в тяжёлые для него времена и давшего ему спокойную и безбедную жизнь - он люто ненавидит ! До того люто, что называет фашистской и пишет на иностранной мове название Россия и уже дописался до того что власть на Украине !!! в раз!!! именно в разы...лучше российской ! Такой вот " патриот" этот писатель за годы проживания в России ни слова хорошего не написавшего о приютившей его стране , а наоборот - измазавшего дерьмом всё до чего мог дотянутся , начиная от Суворова и Кутузова  и до современных реалий русской жизни. Но , повторяю, речь не о Мухине.

Речь о том, что Мухин и особенно его маргинальные апологеты это наиболее типичные представители опаснейшего на данный этап явления - "А давайте всё вернём в зад  и будем жить как в прекрасном СССР ибо с капитализмом нас надули" хотя и сам Мухин( по его же признаниям) и его прихвостни всей душой приняли "геополитическую катастрофу" называемую "перестройкой" и последовавший за ней распад СССР.

Теперь же они всей душой стремятся в СССР и зовут туда всех. И даже не то страшно (хотя это очень страшно) что вернуться в СССР можно только через ещё одну геополитическую катастрофу - распад России и море крови и горы трупов, а страшно то, что эти люди и их , кстати, довольно многочисленные сторонники из числа молодёжи ( хотя 25 -30 лет какая молодёжь) не сделали абсолютно никакого анализа ошибок и причин почему же распался СССР.

Никакой аналитики и работы над ошибками! Ни малейшей! Сплошной популизьм из рубрики - а вот при СССР  вода была мокрее, и сахар слаще и бабы сисястей! Из доказательств - я тогда жил и знаю, а ты мне верь на слово , если не веришь - путиноид, фашист и так далее.

Реально анализирует причины распада СССР у нас в России единственный крупный политик - Кургинян, да и тот хотя и выпустил уже более 100 двухчасовых лекций к проблеме только подошёл и обозначил главную цель своих лекций - не проанализировав причины распада и не выявив системные ошибки допущенные при СССР, создавать новый СССР бессмысленно ибо новый просуществовав ну пусть поколение ...опять развалится и повторюсь  - развалы эти сопровождаются миллионными жертвами.

А вот в Китае выстроена сеть научно-исследовательских институтов с тысячами сотрудников задача которых одна - проанализировать ошибки СССР и не допустить их в Китае.

Так вот я , живший при СССР половину своей жизни  ( до 33 лет),  хочу предостеречь молодое поколение - я,  человек социалистических взглядов, но возвращаться в тот СССР НЕ ХОЧУ.

Почему ? Причин хоть и не очень много, но они довольно веские потому что я там жил и всё видел своими глазами.

Вот одна из них.

Даю слово человеку, хоть и антисоветчику, но не оголтелому, а разумному ( всю откровенную антисоветчину и гнусные шуточки я убрал) а оставил лишь суть. Впрочем, постоянным читателям сайта он знаком - это известный юрист Игорь Назаров.

Итак.

                                                " Как в СССР покупали автомобиль ? 

 

Итак вы обычный советский человек и решили купить автомобиль. Например «Жигули».

«Жигули» в семидесятых-восьмидесятых стоили порядка восьми тысяч рублей. Ваша зарплата примерно двести рублей.

В отличии от нынешнего времени, кредит в СССР на покупку автомобиля не давали. Вообще то потребительский кредит в СССР можно было взять безо всяких проблем. Это товар на этот кредит было приобрести большая проблема. Ну, а на автомобиль не давали вообще.

Так, что вам придётся копить. Если вы будете откладывать хотя бы половину от средней зарплаты то накопите лет за семь, но жизнь у вас будет праведная и аскетичная как у монахов-отшельников.

Кстати, то, что вам так долго придётся копить на машину не отдалит момент её покупки ни на один час. Парадокс? Только не в СССР. Вам же в очереди на машину стоять те же самые семь лет и придётся. Да-да машины в СССР продавались по очереди, в которой стояли годами. Так, что к моменту, когда у вас на сберкнижке соберётся заветная сумма ваша очередь как раз и подойдёт.

 

(Тут, справедливости ради, надо сказать следующее. В 1983 году на предприятиях СССР появились объявления, поначалу показавшиеся чей то злой шуткой. Объявления гласили, что те кто хочет приобрести без всякой очереди (!) и в кредит(!!!) автомобиль «Москвич» пусть обратятся в профком.

Никто, конечно не поверил, но в профком, разумеется, заглянули. Оказалось-не шутка. Оформляй кредит и получай машину. Ошарашенные люди долго допытывались, в чём здесь подвох. Оказалось, никакого подвоха – бери кредит и езжай за машиной.

Такое внезапный припадок щедрости длился  около двух лет. Связан он со следующей причиной. В 1983 году в сторону моря удалился один южнокорейский самолёт. Это очень не понравилось мировому сообществу и некоторые страны, куда на экспорт АЗЛК поставлял свои шедевры автомобильной мысли, отказались их приобретать. И «Москвичей» в СССР скопилось неожиданно много. Гораздно больше чем Советская власть планировала своему народу отдать.

Тут, знающие советские реалии люди, наверно усмехнутся – «Москвич» на экспорт?! Самый плохой автомобиль даже по меркам советского автопрома и на экспорт?! Да кому он там нужен то??

 

Спокойней, товарищи. Оказывается, нужен. Например, вся сельская полиция Ирландии и Шотландии передвигалась исключительно на «Москвичах» ( ага, с правым рулём). Большим спросом он пользовался и в Скандинавских странах. Во Франции охотно покупали «Москвич»-кабриолет. Что не видели таких? Ну правильно-вы же не во Франции жили.

Дело в том, что в СССР товары, которые шли на экспорт они производились отдельно от таких же товаров, но для внутреннего пользования. И качество экспортных товаров было гораздо выше чем качество товаров для советских граждан. Вообще в СССР поклонение перед Западом достигало немыслимых для сегодняшней России высот. Мы сейчас то на территории РФ с иностранцами равноправны, а вот в СССР советский гражданин в своей же стране вполне официально считался человеком второго сорта по сравнению с любым иностранцем. Да-да, на нормативном уровне такое было закреплено. Но об этом как нибудь в другой раз.

Так, что в 83-84 годах советские граждане «Москвичи» могли не только без очереди и в кредит купить, но ещё и в экспортном исполнении.

 

Но нам пора вернуться в ту советскую семью, вместе с которой мы с вами начали копить на машину и стоять за ней, же в очереди. Слышите радостные вопли? Ну, конечно, их только глухой не услышит. Это там получили открытку, извещающую о том, что очередь на машину подошла.

Вы, как и ваша семья, к этому счастливейшему моменту в жизни советского человека , станете тонкими, звонкими и прозрачными.  Но крепитесь, святой человек. В тот день когда вы получите заветную открытку о том, что ваша очередь подошла и родная Советская власть всё таки разрешила вам купить машину ( а ведь могла бы в очереди то отодвинуть. Или вообще выкинуть из очереди скажи вы про неё шёпотом одну десятитыячную того, что сейчас про Путина в полный голос говорите), так вот в этот счастливый момент ваши приключения только-только начинаются. 

Итак, в путь за машиной. Приготовьтесь к этому пути тщательно, ибо он будет лежать отнюдь не в соседний магазин, мы с вами не в РФ, а в СССР. 

Так вот, если мы с вами в Кузбассе то ехать нам….в соседнюю Новосибирскую область. Где в славном городе Новосибирске находится один на три области магазин в котором можно купить по заветной открытке машину.

Отлично да? Один разъединственный на несколько миллионов человек.!!! Остроумно, правда? Обхохочешься. Кстати назывался почему то «Спорттовары»

Впрочем в Москве он тоже один.

Очередь в этом магазине….вот как за водкой в горбачёвские времена. Стойте. Следите за деньгами. Чеков тут не принимают, поэтому наличка с вами. В лифчике у жены или у вас в трусах или уж не знаю…у злобной овчарки на ошейнике.

Первую очередь ( ага их тут несколько.) вы отстоите за справкой - счётом. Ну по которой за машину надо будет заплатить. А где заплатить? Здесь же в магазине? Ага, сейчас . Поэтому платить будешь в сберкассе.

В любой? Ой смешные какие.Поэтому платить будешь в одной разъединственной на весь Новосибирск ( и три области) сберкассе, которая имеет право принимать такие платежи.!!

Быстро туда!! Потому как там очередь не меньше чем здесь, плюс у неё обеденный перерыв и вообще она скоро закрывается.

Итак новая очередь в сберкассе. Вы уже измотались? Голодны и хочется пить? Терпите, это ещё самое начало увлекательнейших приключений.

Ну вот наконец через пару - тройку часов ваша очередь и в сберкассе подошла. Вы платите свои кровные и получаете чек.

С ним опять в магазин. Ай, а он то уже и закрылся. Ну, что ж, придётся завтра.

Где ночевать? Да вот прям здесь же и ночуй, где ещё в СССР заночевать то можно было. Не в гостинице же – там мест просто не было никогда. То есть вообще никогда.

Поэтому прям около магазина и ночуй. Скучно не будет, ибо здесь таких как вы, целый табор. Среди ночи устраиваются регулярные переклички, ну очередь же. Ваш номер у вас на руке намалёван. Хорошо не выколот.

Поесть и попить вам негде , это сейчас магазинчики и всякие там чебуречные на каждом углу, а уж в местах скопления граждан их как комаров.

В СССР они огромная редкость.

Кстати общественные туалеты в СССР редкость ещё большая, чем точки общепита.

Вот так вот под звуки переклички, харчуясь домашней едой ( хотя откуда она у вас после семи лет накопления на автомобиль?) и бегая в кусты, вы ночь и проведёте.

А утречком в магазине отдадите документы оплаты и получите чек по которому можно будет получит автомобиль…. Опять же на одном разъединственном складе, который вообще на другом конце города. Как забавно, правда? Вот это я понимаю настоящая забота о человек - не дать ему скучать.

Тут надо дополнить следующее. Если сейчас вы заходите в автомагазин, вас тут же встречают улыбками. А уж если там почуют, что вы не просто посмотреть, а вот действительно купить прямо сейчас решили, вас вообще оближут с ног до головы.

А в СССР в дополнении к вышеописанным приключениям, ещё получите хамство и оскорбления на каждом шагу. На вас орут и всяко обзывают сотрудники магазина, на вас орут в Сберкассе. Вам всяко дают понять, что ни вы, ни ваши деньги тут нафиг не кому не нужны. И чего ты вообще сюда припёрся. И надоели вы как собаки. Да отвалите вы со своими деньгами, не мешайтесь тут.

И вот уставший, голодный, не выспавшийся, сотни раз обруганный вы приезжаете на склад….а там опять табор. Машин то на складе нету. А когда будут… Да пошёл ты быдло с такими вопросами, когда будут тогда и будут. Жди.

И ждёте. Здесь в кустах. Тут тоже огромный табор. Переклички и прочее.

Ну вот и пришёл транспорт с «Жигулями».. Вот вам напоследок – выбрать машину себе по вкусу вам не дадут.

Это сейчас иди и выбирай какая душе приглянется. Хочешь под цвет глаз, хошь под цвет галстука.

А как ваша очередь у склада подойдёт, вам выкатят машину, которая грузчикам под руку подвернулась и получай. 

Фу. Ну вот и всё. Этот квест вы успешно прошли. Можете ехать домой. Но не расслабляйтесь – теперь, как для автовладельца, для вас у СССР много интересного приготовлено.

Наверно тут возникнет вопрос - да зачем такие сложности, неужели на авторынке с рук нельзя было купить.

Конечно можно! Но ведь не забывайте мы в СССР, а не в РФ. Я сколько вам повторять это должен? Вот же избаловал вас капитализм то. Если в в современной России например, авто с рук вы купите ДЕШЕВЛЕ чем новое, то в СССР авто с рук стоило гораздо ДОРОЖЕ нового, две, а то и три цены вам пришлось бы выложить.

Ну как в СССР обратно хочется? Ежели хочется, то в следующих статьях я вам поведаяю как в СССР машиной пользовались. Там тоже много интересного. Ну и наконец когда вы убедитесь, что в СССР автомобиль всё таки роскошь, а не средство передвижения и захотите его продать - я вам расскажу как это в СССР можно было сделать. Поверьте-не легче, чем купить.

Прочитали ?

Осмыслили ?

А теперь осмыслите цифру - по данным "Госстата" сейчас в России более 50 процентов семей имеют автомобиль, то есть если следовать  апологетам : " а давайте вернёмся в СССР" в тот старый добрый СССР, ЧТО ОПИСАН ВЫШЕ, ТО КАЖДЫЙ ТРЕТИЙ ВЗРОСЛЫЙ ЧЕЛОВЕК ( что уцелеет после гражданской войны ибо без неё в "старый добрый СССР не вернутся) столкнётся с такой вот "покупкой " авто.

===В 1979 году Советский Союз хрен пойми зачем вторгся в Афганистан ===

А вот и не хрен пойми зачем, а вполне по понятным причинам, хотя для либераста эти причины могут быть и не доступны пониманию...бывает.

Многим кажется, что война в Афганистане была «бессмысленной». Дескать, мы на них напали и непонятно что там делали. При отсутствии понимания рекомендуется присмотреться к тому, что совсем недавно (по историческим меркам, конечно)  при активной помощи товарищей с Запада происходило в Таджикистане и Чечне, а прям сейчас происходит в Сирии.И задуматься, что лучше: когда родная армия защищает Родину малой кровью и на чужой земле, или когда банды уродов захватывают театры, родильные дома и школы. 

Зачем вообще нужна война? У каждой серьёзной державы есть свой интерес. У сверхдержавы, каковой являлся Советский Союз, интерес был ещё более серьёзный. Война для державы — она как упражнение с штангой. Подошёл, взялся, рванул, поднял. Или не смог поднять. Держава только тогда становится державой, когда решительно навязывает свою волю другим, менее сильным. Которые к штанге даже не подходят. Ты сильный — и с тобой считаются. Ты слабый — и об тебя вытирают ноги. 

Каковы обычные цели войны? Война нужна для того, чтобы захватить и оккупировать территорию, после чего население либо ассимилировать, либо как это у многих принято – вырезать. В Афганистане ничего подобного не было: население не ассимилировали, территорию контролировали только там, где это было надо. Первобытные никому не нужны. И пещеры их тоже – никому не нужны. 

Когда поступила команда уходить – советская армия ушла. Безопасность отхода советской армии обеспечивали наиболее авторитетные граждане из числа местных жителей. Повторяю для особо развитых: вывод войск поражением не является. Что, конечно, никак не мешает афганцам считать, что они опять всех победили. Ну и нашим доморощенным идиотам – тоже. 



Советский Союз подошёл к штанге, снял её со стойки, и поднял. А потом аккуратно положил обратно на стойку. Чтобы если что — поднять ещё разок.  

Что характерно, в Афганистане воевали не совсем с афганцами. Против нас активно действовал Пакистан, на чьей территории располагались душманские базы. Не менее активно действовали против нас США, которые как раз через Пакистан финансировали и снабжали врага. Например, на свои деньги вырастили Усаму Бен-Ладена. Помогал оружием коммунистический Китай. Поставляли мины итальянцы. Только советские интеллигенты, как обычно, чесали языками о бессмысленности всего происходящего.  Да, это была настоящая война. Да, там гибли наши солдаты. Однако никакой "кровавой бойни" там не было. Точнее — была, но не для нас. 

Гражданам, чей мозг наполнен дерьмом про «кровавую бойню», сообщаю: война в Афганистане продолжалась девять лет. Общие потери: 



1979 год — 86 человек 

1980 год — 1484 человека 

1981 год — 1298 человек 

1982 год — 1948 человек 

1983 год — 1446 человек 

1984 год — 2346 человек 

1985 год — 1868 человек 

1986 год — 1333 человека 

1987 год — 1215 человек 

1988 год — 759 человек 

1989 год — 53 человека 

Итого советская армия, ведущая активные боевые действия на чужой территории в горах, теряла в среднем по 1668 человек в год. Потери противника за то же время составили, что характерно, несколько больше – поговаривают, что миллион. Чисто для справки: в дорожно-транспортных происшествиях в России ежегодно гибнет более 35.000 человек. Ещё 80.000 в год пропадает без вести. Да что там говорить — в России пьяных за год тонет больше, чем погибло на той войне за девять лет. 

Теперь несколько слов о том, что  «За всю историю никто и никогда не сумел завоевать Афганистан».. 

Басня о том, что «за всю историю никто и никогда не сумел завоевать Афганистан», никакой реальной почвы под собой не имеет. Для начала следует узнать: что именно там завоёвывать? Да в горной стране, населённой проживающими почти в пещерах первобытными племенами, завоёвывать нечего. 

Да, через Афганистан проходят торговые пути. Да, желательно не позволять местным жителям на этих торговых путях разбойничать. Да, для этого их надо убивать – другого обращения они не понимают. Ну и, конечно, не надо забывать о геополитической важности данных территорий. Например, для России. 



Кто успешно воевал в Афганистане? Да все, кому было не лень. Например, "узбек" Бабур. Напали на Бабура злые татары с Поволжья (ага, наши татары такие) и под руководством Шейбани-хана попёрли его из Ферганской долины (да, наши татары куда угодно доберутся и всыпят всем, до кого дотянутся). Бабур прошёл огнём и мечом по Афганистану, всех убил и всех зарезал. Но поскольку в Афганистане ничего нет, ушёл в Индию, где организовал династию Великих Моголов. Конечно, афганцы твёрдо уверены в том, что это они победили и прогнали Бабура. 



А вот ещё был случай – в 1878 году началась вторая афганская война, которую вели англичане. Для начала подданные британской Империи заслали тогдашнему правителю Афганистана Шерали ноту, в которой сообщали, что им не нравится его пророссийская позиция. Обратите внимание: британцы. Где Британия, и где Афганистан? Не всё ли равно британцам, с кем дружат первобытные афганцы? Оказывается, не всё равно, до всего им дело есть, и пророссийские настроения в Афганистане британцам не нравятся. И Соединённым Штатам Афганистан нужен, и сейчас там действуют войска США. И только идиотам из числа советских интеллигентов и их детей без разницы, кто стоит возле наших границ. 



Вопрос для англичан был крайне волнительный, ибо оккупированная ими Индия граничила с Афганистаном. И они требовали от Шерали реальных действий по отходу от России. Шерали письмецо проигнорировал, и тогда с территории сопредельной Индии (ныне – Пакистан) тремя колоннами выдвинулись британские вооружённые силы. Как обычно, афганское сопротивление было наголову разбито, все нужные англичанам перевалы захвачены, под угрозой расправы подписан мирный договор. 



В следующем году храбрые афганцы убили британского резидента, после чего войска спустились с гор и взяли Кабул, который до того был никому особо не нужен. Потом в чистом поле разбили стотысячное афганское войско. Потом была битва при Майванде, за ней – битва при Кандагаре. Да, иногда доставалось и англичанам, и потери бывали — куда же без них на войне. Но во всех случаях это была конкретная бойня, афганцев неизменно били. 



В 1881 году, усадив рулить марионеточное правительство, проводящее политику Британии, английские военные из Афганистана ушли. Подчёркиваю красным – ушли. Никакого поражения, никакого отступления. Они одержали победу и сами ушли, потому что больше там делать было нечего. Повторяю для дураков: вывод войск поражением в войне не является. Естественно, после их ухода афганцы были твёрдо уверены в том, что всех победили и сурово изгнали.



А уже в 1885 году в Афганистан вторглись русские войска, ибо Россия имела (и имеет) в сопредельном Афганистане ничуть не меньшие интересы, чем Британия. Конфликт случился не хуже Карибского кризиса, настолько всё было непросто. Но это другая история. 



А потом вот ещё господин Черчиль Афганистан посетил – в качестве военного корреспондента при экспедиционных силах, о чём написал интересную книжку «Повесть о малакандской полевой армии, 1890 год. Эпизод пограничной войны». В походе особенно отличилась 24 рота пенджабского пехотного полка, в штыковых атаках проводившая зачистки афганских рынков, с тотальным вырезанием всех недовольных. Много чего интересного писал господин Черчиль, рекомендую. 



А что же Советский Союз, спросят дети перестройки? Отвечаю: Советский Союз — страна ничем не хуже других. Когда понадобилось, он вошёл в Афганистан и прекрасно там воевал. 

 Как показали себя на афганской войне советские военные? Советские военные показали себя исключительно грамотными профессионалами. 

Почему ушли ?

Причина ухода – не в военном поражении. Никакого поражения не было. Причина ухода была сугубо идеологической – наличие пятнистого коммуниста у власти. Увы, идеологи к тому моменту были полными идиотами — из числа тех, кого отчислили за неуспеваемость по строевой подготовке. Никаких идеологических задач в Афганистане не стояло. Там не строили колхозы, не устанавливали советскую власть. Армия свои задачи выполняла успешно, а остальное... Остальное армии не касается. 

                        
   

                    Я "Новогодний огонёк" не смотрел, но мнение имею..

"Новогодний огонёк" не смотрел

Новый 2017 -й год я встречал на борту круизного лайнера в международных водах, где - то по пути из Гондураса в Мексику. По этой уважительной причине трансляцию выступления нашего уважаемого Президента и последующее за ним новогоднее шоу по Первому каналу не смотрел. Но даже если бы и захотел, не смог, не было на борту лайнера ни одного русскоговорящего телеканала.

 

По приезду домой с удивлением обнаружил в инете вал возмущения граждан по поводу шоу и более того...петицию с невнятными требованиям, суть которых не ясна, думаю, даже самим подписантам примерно такого содержания - и пошлые они, и рожи одни и те же и своего ничего не придумали двадцать лет перепевают советское наследие ( с этим согласен) и так далее...

Дождавшись повтора "скандального шоу" и глянув его, захотелось возразить возмущённым людям - уважаемые сограждане... позвольте  !  у вас какие-то слишком сложносочиненные требования к клоунам. Клоун должен кривляться на сцене, трясти мудями, "сверкать" трусами, (если клоун женского рода) и тем самым веселить народ. 

                

                                 Вагинальный клоун "сверкает" трусами на сцене....

Ждать от клоуна глубинного понимания политических процессов - не нужно. 

В СССР воспитали целое поколение клоунов типа Ахеджаковой или Макаревича, которые поверили, что они "совесть нации" и имеют право поучать всех подряд от дворника до президента. 

Результат известен - масса людей решила, что если некий гражданин ловко кривляется на сцене или перед камерой - то он офигенно умный и надо его слушать. Нынешние клоуны демократического разлива, как мне кажется, довольно безобидны, по сравнению с советскими, по крайней мере их как "совесть нации" никто не воспринимает, пусть себе кривляются и трясут мудями, большего от них и не требуется.

Это, так сказать, теория.

Теперь конкретно по последнему шоу.

Во - первых. Я вообще считаю проблему надуманной. Можно смотреть то, что тебе нравится, благо каналов много, а то что не нравится - не смотреть.

Во -вторых. Качество материала в этом году было не хуже чем в прошлые годы. Проверенный репертуар, проверенные исполнители, всё как люди любят, всё для народа. Просто из этого телевизионного "фрукта" выжали уже не только сок, но даже и жмых, однако каждый год продолжают выжимать и выжимать, отсюда и возникла реакция...ну сколько можно ! Однако, не следует забывать что основная аудитория канала – женщины за 45 и им всё это нравится и это факт !

Эта целевая аудитория воспринимает новогоднюю ситуацию примерно так -  "где первый канал, там концерт". И это верно - концерты там идут сейчас почти каждый день, там выступают  знакомые люди, ведь  люди, за редчайшим исключением, слушают всю жизнь то, что слушали в молодости. А эти женщины в молодости (80-е) слушали как раз Пугачёву, Леонтьева и Вайкуле, это самый их расцвет был.

Бороться бесполезно, реакция на попытки лишить их первого канала как у наркомана, у которого пытаются отобрать с трудом добытую дозу... 



Эрнст всё это прекрасно осознаёт и совершенно справедливо плевать он хотел на все эти ваши петиции, на первом будет и Пугачёва, и Ротару и вообще всё, что хочет видеть его целевая аудитория.

Могут возразить  - но не только женщины за 45 смотрят первый канал , есть и другие люди да и потом  канал принадлежат государству, то есть обычным людям, следовательно каналы должны работать для людей, вот если бы они были полностью частными, то это другой разговор, а так получается , что этим реликтовым клоунам, которые в телике, платят огромные бабки за все эти новогодние шоу, и эти бабки государственные! Получается, что мы оплачиваем работу клоунов, которые всем надоели

Однако хочется возразить : да канал государственный...но на 51 процент и вполне вероятно, что  государство новости оплачивает, а Роман Абрамович, к примеру - клоунов, ну а поскольку канал приносит прибыль и не малую, то ситуация будет сохранятся пока это положение вещей существует и повторюсь - руководство канала в лице Эрнста плевать хотело на все эти ваши возмущённые петиции и изменять ничего не собирается.

И руководство право.

Капитализм, однако.

 Канал приносит прибыль. Не будет приносить, будет переформатирование. А на интернет вопли капиталистам наплевать.

От себя добавлю - поскольку сейчас демократия, то в полном соответствии с демократическими нормами правильней было бы, если  государственные каналы проводили голосование среди зрителей на тему - "кого бы вы хотели увидеть в Новый Год". Правда, у меня почему-то есть уверенность, что расклад в расстановке артистов это не поменяет совсем. 

                    

                 Люди хотят праздника, а им показывают старого пидораса Моисеева...

               

 

7 ноября 1917 года произошла Великая Октябрьская Социалистическая Революция. 



7 ноября — это не только наш Праздник, это праздник всего человечества. 



Ибо 7 ноября — это главный социальный прорыв в истории человечества. 



Без 7 ноября не было бы у нас 9 мая, и не было бы у нас 12 апреля — нас самих бы не было. 



Но мы с вами, дорогие земляки, почти все завоевания 7 ноября тупо и бездарно просрали. 



И тем не менее — с Праздником!

http://diletant.org/content/est-li-alternativa-kommunizmu-net

         

                                 У нас в России через неделю выборы !

Давным давно, во времена совсем былинные, когда у меня даже не было фотоаппарата, а конкретно году этак 1992 - ом, осенью, прогуливался я с подругой по Дворцовой площади у нас, тогда ещё Ленинграде.

Времена были достаточно суровые, развлечений ещё было мало, не до этого тогда всем  а Дворцовая она при всех режимах и при всех временах года ...прекрасна ! 

Считаю, что каждый обитатель планеты Земля просто обязан хоть раз в жизни побывать на ней, а иначе .... считай, жизнь прожита зря, в пустую.

Уже о гражданах СССР и РФ даже речи быть не может, тут уж просто...даже слов не найти для тех, кто живя в СССР или РФ не побывал на Дворцовой Площади !

Словом, гуляем наслаждаемся красотой.

Золотая осень.

Красота.

Вдруг видим у правого подъезда (если смотреть от Арки ) собирается народ. Не много, но собирается.

Происходит тусовка.

Подошли поближе.

На пандус у перил вышел человек и объявил, что речь будет держать Председатель Либерально Демократической Партии....Жириновский.

Лично мне, да и всем, тогда это во-о-о-бще ни о чём не говорило, но поскольку уж оказался рядом подошли ещё ближе и стали слушать.

Жириновский был одет в свой «фирменный « наряд» - длинное пальто и знаменитая на весь мир...кепка "жириновка".

                              

                                       

 

                     Вот в таком наряде я видел "сына юриста" на Дворцовой ....История ....и я к ней прикоснулся !

 

 

                           

Начал спокойно и что — то даже вначале говорил вразумительно - популярное. правда, с лёгким оттенком антисоветчины.... и вдруг, минут через 15, прямо на глазах преобразился (видать стакан коньяка или кокаин начал действовать ): ка-а-к заорёт, как начал руками махать, как начал ахинею нести про русские танки, которые должны дойти до Индийского океана через Пакистан и русские солдаты должны омыть сапоги в Индийском океане !

 

Да, да я сам лично слышал живьём это эпическое выражение из уст Жириновского !

 

Завидуйте!

 

Дальше не помню ибо был настолько потрясён этим лозунгом, его дикостью, масштабом, что вся дальнейшая нелепица, что нёс Жириновский просто меркла.

Во-от это клоун! ...тогда ещё подумал я, этот далеко пойдёт !...и не ошибся.

Так  впервые увидел и услышал Жириновского и надо сказать сразу запомнил его.

 

       

 

Вот это знаменитое крыльцо, о котором идёт речь. С него выступал Жириновский

 

Поскольку в те времена я политикой совершенно не интересовался, а занимался бизнесом дабы создать первоначальные деньги, то в следующий раз про Жириновского вспомнил в 96 году.

Мой отец, человек не многословный и мудрый, который вырос при СТАЛИНЕ и воевал с японской Квантунской армией , а потом остался служить в Порт - Артуре  и имеет награды от Китайской Народной Республики, увидел Жириновского по телевизору, когда последний выдвинул свою кандидатуру в Президенты РФ.

Этот шоумен...прыгал на батуте и пытался что - то говорить в микрофон , а  репортёры радостно всё это снимали.

Ещё раз - представьте картинку:  кандидат в Президенты России прыгает на батуте у себя в предвыборном штабе и даёт интервью.

Мой отец, видевший последнего русского ИМПЕРАТОРА СТАЛИНА ( да, да Сталин был именно русским императором, причем, к сожалению, последним)

 

         

    

 смотрел , смотрел на это, потом плюнул и со словами - "Ну и мудак ! Куда катится страна !?"  - выключил телевизор.

 

Вот так я второй раз вдумчиво увидел Жириновского.

Шло время.

Политикой я заинтересовался всерьёз ибо понял - это пожалуй самый высокодоходный бизнес,  участвовал в выборах, выдвигался в кандидаты, дорос до председателя избирательной комиссии, у меня поджигали избирательные участки, я бывал в Москве, лично общался с политиками федерального масштаба, менял партийную принадлежность...словом вёл нормальную политическую жизнь,

 Достигнув потолка, почивал на лаврах, а потом... просто ушёл на пенсию, ведь когда - то же надо и в своё удовольствие пожить.

Средства позволяли.

Но феномен Жириновского всегда стоял перед глазами...я думал, как можно голосовать за этого бизнесмена ?( а он бизнесмен и не более )  

Где у людей разум !?

И наконец понял!

Голосовать за Жириновского, это голосовать против всех!

Была такая графа, но потом её убрали.

Думаю если спросить любого человека, кто за него голосует и рассказать что он из себя представляет ( об этом дальше) , то нормальный человек не сможет объяснить , почему он это делает, но если , так сказать, провести сеанс психотерапии и на выходе подвести к выводу - это протест, то человек радостно согласится - "Да ! Да !"

У меня есть пример.

Мой  одноклассник, успешный человек, работающий в нашей кинематографии и который со многими звёздами кино на «ты» ( Снимал «Сталинград» у нас в Питере ) бравирует тем, что всегда голосует...за Жириновского.

       

 

         Я с одноклассником на съёмочной площадке фильма "СТАЛИНГРАД"

 

Как - то раз, обмывая очередной снятый фильм, я спросил его...а зачем ты это делаешь ?...и выяснилось...протест ! Против всех.

Итак.

Вот как может так называемый серьёзный политик , имеющий тома по истории быть таким некомпетентным...вруном.

Жириновский: «Повесили эти звезды масонские! Это не было никогда связано с православным русским народом! Уничтожили русский народ! Россия ЛЕНИН...Он убрал царских орлов с кремлевских башен! Повесили звезды масонские!» Да?

ааВО ЧТО БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ:

Звезды над Кремлем вместо двуглавых царских орлов появились в октябре 1935 года. Через 13 лет после смерти Ленина. Ленину было не до звезд.

 

«Первые звезды были изготовлены в 1935 году из нержавеющей стали и красной меди, знаки серпа и молота на них — из уральских камней-самоцветов, освещенные снизу прожекторами украшали Кремль два года. Но под воздействием атмосферных осадков самоцветы потускнели и потеряли праздничный вид. В мае 1937 года к 20-летию Октябрьской революции было решено установить на пяти кремлевских башнях, в том числе на Водовзводной, рубиновые звезды. Они зажглись 2 ноября 1937 года».

 

Жириновский в эфире «Лайф Ньюс»:

«Знаменитое письмо Дзержинского Ленину в декабре 1919 года:

„В плену миллион казаков“. Ленин накладывает резолюцию: „Расстрелять всех до одного!“ По одному письму! Одна резолюция! Миллион казаков! Это дети, жены у них остались без кормильцев! Это человек, который лежит у нас в центре. Это что — почитать? Это состав преступления!»

 

Цитируемая фальшивка полностью выглядит так:

«В Ростове захвачены в плен 300 000 казаков войска Донского, — писал Феликс Эдмундович 19 декабря 1919 года. — В районе Новочеркасска удерживается в плену более 200 000 казаков войска Донского и Кубанского. В городе Шахты, Каменске удерживается более 500 000 казаков. За последнее время сдались в плен около миллиона казаков. Пленные размещены следующим образом: в Геленджике — около 150 000 человек, Краснодаре — около 500 000 человек, Белореченская — около 150 000 человек, Майкопе — около 200 000 человек, Темрюк — около 50 000 человек. Прошу санкции.

Председатель В.Ч.К. Дзержинский».

Резолюция Ленина на письме:

«Расстрелять всех до одного. 30 декабря 1919 года»

 

В резолюции указан 1919 год.

Но город Шахты с 1881 года по 1921 год носил название Александровск - Грушевский.

И он не мог фигурировать ни в одном документе как Шахты. А город Краснодар до 7 ноября 1920 года носил название Екатеринодар. Т.е. Дзержинский не мог написать названия городов, которых в 1919 году просто не было. Исторические сведения о занятии перечисленных городов рабоче-крестьянской Красной Армией:

«Ростов был занят РККА 10 января 1920 года;

Новочеркасск — 7 января 1920 года;

Геленджик — 15 марта 1920 года занят партизанами

Майкоп занят РККА 22 марта 1920 года;

Краснодар (до декабря 1920 — Екатеринодар) — 17 марта 1920 года;

Темрюк — март 1920 года;

Белореченская — 20 марта 1920 года.»

 

Жириновский:

Пойдите на Мясницкую... купите все книги про красный террор. Все архивы. Все цифры. 24 миллиона положили большевики в гражданскую войну. В Великую Отечественную — еще 30 (миллионов). За все сто лет ... 100 миллионов положили. 100 миллионов человек лежат в могиле.

Пусть откроют труды своего «святого», 55 томов: на каждой странице расстрелять, расстрелять, расстрелять!.. Только один глагол знал этот человек. За Гражданскую войну большевики положили в могилу 24 миллиона человек, в Великую Отечественную — еще 30 миллионов. И это палачество продолжается...

 

 

Первое.

Поскольку в электронном виде передано полное издание Ленина (оно в электронном виде есть), оно заводится в машину, набирается слово «расстрелять», и смотрится, сколько раз сказано это слово в 55 томах. Оно сказано 13 раз. Теперь.

В гражданской войне, действительно трагической, население страны сократилось на 12 миллионов, сюда входят и белая эмиграция, которая уехала, и все прочее. 12 миллионов есть. Никаких 24 миллионов нет. Но это сокращение населения и в тифе, и в чем угодно еще.

За контрреволюционную деятельность осуждено за время так называемого красного террора 62 231 человек с 1918 по 1920 гг. 25 000 — к расстрелу

В любом случае, даже если эта цифра не включает каких-то там категорий, с которыми что-то произошло, ни о чем, кроме 100 000 говорить невозможно. На самом деле скорее всего цифра не превышает 50 000, но сумасшедший барьер 100 000. Говорится: «24 миллиона».

Врёт !

И так во всём.

Ж :Ленин ― государственный преступник, который развалил Российскую империю.

Отрекшегося от престола Царя Николая II арестовал 2 марта 1917 года генерал Михаил Алексеев – начальник его штаба. Царицу и семью Николая II арестовал 7 марта генерал Лавр Корнилов – командующий Петроградским ВО. Да-да, те самые будущие герои-основатели белого движения…Правительство Ленина, принявшее на себя ответственность за страну в ноябре-17, предложило семье Романовых выехать к родственникам – в Лондон, но английская королевская семья ОТКАЗАЛА им в разрешении переехать в Англию. Свержение царя приветствовала вся Россия.

 

Врёт врёт и врёт !

       

И ещё.

Прочитайте название партии  - ЛИБЕРАЛЬНО ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ!

Тьфу !

Оба слова в России являются...ругательными.

А цвета партии?

Даже и приводить расцветку не хочется.

 

 

Ещё раз повторюсь - проголосовать за Жириновского и его партию это проголосовать "против  всех", а после харкнуть в избирательную урну.

Не плюнуть, а именно харкнуть !

                     

 

            Я это событие отлично помню. В то время был на Кавказе в Кутаиси (Грузия).

 В далёком 1986 году, я, лейтенант Советской Армии, находился в заслуженном отпуске, который проводил на Кавказе, но не в одном каком - то определённом месте , а совершал  " марш - бросок " по маршруту Баку - Батуми с остановками  в таких славных местах,  как Ереван, Тбилиси, Кутаиси.

http://re2ro.ru/myi-zhili-vmeste-leningrad-baku/

Сообщение о взрыве застало меня в Кутаиси и я, выпускник "Техноложки", тогда сразу подумал...ну , блин, пипец, главное куда ветер!?.

Ветер оказался в прямо противоположную сторону от места моего пребывания.

На северо - запад.

Это хорошо (относительно ) , но облако понесло в те места, где я служил и жил - в сторону Балтики.

Это очень плохо !

 Прошло много лет и в 2000-м промелькнуло сообщение как в угоду международным партнёрам Кучма глушил живой ещё 3-й энергоблок Чернобыльской АЭС.

 Помню по телевизору показывали сюжеты где   одетые в спецодежду люди сидят за пультами управления, как в объекте «Укрытие» замеряют уровень радиации, показывали зловещую изнанку станции — коридоры, оставленные помещения, пульт управления, с которого всё начиналось.

Рассказывали страшные сказки про сталкеров, ныряющих вглубь Саркофага, чтобы вернуться с фрагментом ТСМ (топливосодержащих масс, называемых на местном жаргоне «слоновьей ногой»).

Потом обязательные кадры из  Припяти , которые должны были  закрепить апокалипсический эффект: ветер шелестит в разбитых окнах, во дворе душераздирающе скрипит детская качель и так далее.

На этом фантастическом мраке и базируется весь современный украинский миф о Чернобыле. Сводится он, в общем-то к одному единственному тезису: «Дайте, пожалуйста, денег». На закрытие. На рекультивацию. На переселение. На строительство Саркофага. 

Дайте !

Вот, дескать,  ведь радиация!

   Однако же в 2000 - м в зону отчуждения вовсю возвращались люди. Некоторые даже вели хозяйство. Поговаривают их там хватает. В Славутиче, городе  советских ядерщиков, многие говорили , что Чернобыль стоило бы отдать учёным для наблюдения за долговременным воздействием радиации на биосферу. Мы до сих пор не знаем, каково оно — это воздействие.

Однако такой подход противоречил бы той самой украинской мифологии, согласно которой «кляты москали нарочно застраивали цветущую нэньку атомными станциями, чтобы губить уникальную природу, травить, облучать и сводить в могилу непокорный народ».

                 

             

Надо понимать, что политические последствия аварии оказались в сотни раз страшнее её самой. Тогда, в 1986-м, в безумном поросячьем визге зашлась вся международная, пресса.

Как же!

«Совок» взорвался! «Совок» не может управлять атомной энергетикой! «Совок» грозит засыпать смертоносной пылью свободную Европу! Дети в Швеции ощущают привкус Чернобыля в грудном молоке! (Кстати, кто-нибудь наблюдал подобную истерику применительно к Фуксиме? Нет? А? Вот ведь парадокс какой...)

 

           

      
 Чернобыльская подача "международных общечеловеков" была на сто процентов принята и отыграна украинскими националистами. Это аксиома: любому национализму требуется базовая, системообразующая трагедия. Пока не подоспел так называемый " Голодомор", роль такой трагедии исполнял Чернобыль. Только это был уже политический Чернобыль.

 Зачатая Перестройкой и Гласностью радиофобия породила целое полчище сумасшедших — зелёных, экологов, правозащитников, оккультистов. Страшнейший удар был нанесён науке – самому научному методу познания, самой вере в силу человеческого разума и его способность управлять природой.

 И, отдавая команду глушить 3-й блок в 2000 году, Кучма,  действовал в логике этой самой, продолжающейся, кстати, до сих пор, реакции распада Украины.  Ни его и никого другого на Украине не волновало, что уцелевшие мощности ЧАЭС могли закрывать до 5% украинского энергетического баланса. И никого не беспокоило будущее 10 тысяч специалистов Славутича, их личные трагедии и драмы. Всё это было ничтожно по сравнению с неумолимой логикой антисоветской шоу-политики. Точно такая же логика потомственных свинопасов убьёт Игналинскую станцию в Литве и множество других ни в чём не повинных, исправных объектов советской техносферы, вроде достроенной на 80% АЭС в Крыму.  

                

По этой же  логике мэр Славутича с восторгом рассказывал по телевизору, что займёт ядерщиков малым бизнесом. В Европе для этого были куплены станки по производству... скрепок.

Канцелярских скрепок!

Уроды.

          

 P.S

Несколько слов хотелось бы сказать о так называемых " экологах" да хоть бы и из широко известной организации "Гринпис".

"Гринпис" и им подобные "экологи" - это коммерческие организации, живущие на дотации и гранты со стороны США и выполняющая коммерческие заказы. 
С защитой природы они никак не связаны - они нужны, чтобы резко сбить цену актива перед его покупкой американской фирмой.

Нужно, например, компании "Джонсон и Джонсон" купить химкомбинат - заносится денег экологам, они рассказывают ужасы про этот химкомбинат, его цена падает и акции покупаются по дешевке.
В результате вы покупаете бутылку средства для прочистки труб  "Крот" не за 8 рублей (да-да, были такие цены), а за 290.

С тем же составом, но другим логотипом.

И техпроцес тот же, и оборудование. И экологи сразу замолкают.

Та же схема  работает в случае  "в ваших совковых холодильниках вредный фреон, а в нормальных-то Патентованная Смесь (двух фреонов, с ещё худшими для озона характеристиками) и это совсем другое дело!  А  ваши "совковые" заводы надо срочно закрывать".

 

 .

                           

 

Поздравляю всех причастных с самым актуальным на данный момент (да и не только на данный ) Праздником - Днём Защитника Отечества !

С Россией надо воевать, а не договариваться
Ну вот и все карты вскрыты, евро-маски сброшены – и из-за них, лучезарно улыбавшихся нам в конфетно-букетный период соблазнения России, высунулась истинное европейское мурло!. 
Французское аналитическое издание  "Атлантико " опубликовало статью с таким тезисом: «Россию дипломатическим путём не убедить, нужно уповать только на применение силы». Основной причиной для применения силы в отношение России Тенцер видит в том, что Россия никак не принимает европейские условия.

 

Вот так вот.

Так что поздравляю всех причастных с Праздником - самым актуальным на данный момент !

 Как делают в Израиле. Как делали в СССР.

Всем  людям, живущим сегодня на Украине и не только, и не потерявшим человеческий облик под напором бешеной националистической пропаганды, которые, проезжая по дорогам вдоль Цюрюпинского леса, могут ощутить всю мощь человеческого созидания не разделенного национальным ослеплением и эгоизмом капиталистического потребительства.

 

 Украина - Израиль  

Когда я ещё только собирался в Израиль, то находясь в плену стереотипов представлял цветовую гамму этого государства в основном как горы и пустыню - тёмно жёлто - коричневой со всевозможными оттенками, где - то в глубине сознания маячили голубые и бирюзовые тона ибо море и небо, а вот зелёного цвета не было вообще.

Ошибся.

Ну да всё по порядку.

Прибыв в Нетанию и пережив ажиотаж первых дней....ну искупались в море, побродили вечером по площади с фонтанами, повалялись на пляже , а дальше - то что ?

А дальше конечно же экскурсии.  

Купили две — к морю Галилейскому и вдоль побережья на самый север, через Хайфу.

И вот когда отправились по Библейским местам то сразу бросилось в глаза обилие зелени  по выезду из города и далее на север.

Просто заросли.

Леса.

Едва ли не джунгли.

Просто буйство зелёного цвета , а в сочетании с голубым небом создавалась иллюзия тропической страны.

Поделился этим впечатлением с экскурсоводом Жорой (так он просил сам себя называть).

 -Ты думаешь так было всегда? - ответил он - ничего подобного! - когда мы ( я так понял "мы" не в смысле он с семьёй, а первые массовые евреи) сюда впервые приехали — тут были сплошные камни и пустыня, а эти все леса... это мы всё насадили и продолжаем сажать.

 

 

 

                                                Так было...

 

 

                                                      Так стало....

 

И решив что эта тема будет интересна всем, включил микрофон и рассказал следующее для всего автобуса : что в Израиле посадки леса и  зелени дело государственной важности и есть министерство леса.

Более того, ежегодно 14 января ( я не успел, уезжал 11, а то бы обязательно принял участие ) есть государственный праздник леса,( или что то в этом роде ) когда все дружно сажают (государство в этом активно помогает) деревья.  

Саженцы можно купить или получить бесплатно (где как).

 И самое интересное - если ты хочешь принять участие в этом благородном деле, но не имеешь возможности лично посадить дерево так как живёшь за тридевять земель , то есть сайт этого самого Министерства леса, на котором можно выбрать дерево и место где желаешь его посадить и переведя всего 50 шекелей ( 500 рублей по нашему) на соответствующий счёт, за тебя посадят дерево и пришлют фото этой посадки.  

В результате этой целенаправленной политики в Израиле уже посажено 300 миллионов деревьев и это не предел, что и можно наблюдать за окнами автобуса.

Вот так.

Хотелось бы сказать пару слов про этого  Жору.

Более интересного экскурсовода я в жизни не встречал, а уж поколесил я по свету предостаточно.

Сам он откуда то из Белоруссии, вроде из под Гомеля - презентабельный такой , крепкий, породистый.  

Русским владеет в совершенстве и видно человек образованный и при этом очень весёлый и юморной - шутки прибаутки из него просто как из рога изобилия, причём шутки из которых я бы и за четверть получил навечно клеймо антисемита и «русского фашиста».

Помню, он предложил куда -то там зайти и озвучил цену захода а когда многие загалдели - «А почему так дорого!? - он, расхохотавшись, заявил -  А что вы хотите, мы же евреи... после чего весь автобус заулыбался и все отправились в ресторан, который он рекламировал.  

Видно было что поток его шуток и баек сдерживает только то, что он не знал какое количество в автобусе украинцев и русских (напряжение уже тогда присутствовало) и тщательно обходил это дурацкое положение дабы никого не обидеть и не посеять напряжёнку в автобусе в котором надо было провести целый день.

 

После этого краткого вступления, хотелось бы перейти собственно к теме.

Знаю что люди, которые на машинах приезжают отдыхать в Скадовск или Железный Порт на юге Херсонской области, проезжают мимо лесных массивов вблизи Цюрюпинска. В лесу прохладно, лес живет своей жизнью и людям кажется, что этим деревьям много десятков лет.

 

 

Вовсе нет.

В этих местах они видят совершенное чудо – реализованный гигантский проект, остановивший разрастание огромной песчаной пустыни , пустыни, которая называется Алешковские пески.

 

 

Существование оных - подтверждение крылатого выражения о том, что подвиг одних – это зачастую преступление других.

Итак.

Не многие знают что на юге Украины расположились огромные массивы песчаных территорий. Благодаря большему, чем, например, в Сахаре, количеству осадков, эти массивы мельчайшего песка были покрыты тонким слоем степной растительности, но распахивать эти земли было бесполезно и даже опасно.

И вот в 19 веке печально знаменитый барон Фальц-Фейн, которого так любят прославлять за парк Аскания - Нова, став единоличным собственником этих земель, завез в эти края овец.

Всего за несколько десятилетий хрупкий природный баланс был разрушен, а на месте степных просторов закружились песчаные бури.

Миллионы овец, вытоптавшие до песка эту степь, принесли доход своему хозяину и бедствия всем крестьянам, живущим в этом районе.

А что вы хотите ? Капитализм во всей красе и как следствие экологическая катастрофа ! «Эффективный менеджмент».

Каждый год наступающая пустыня отвоевывала сотни гектаров плодородной земли, засыпая дороги, поля и села слоем безжизненного песка. Слабые попытки остановить эту катастрофу в начале 20 века посадками из акации и шелюги не имели успеха. Пустыня продолжала свое наступление, заняв сотни тысяч гектаров и остановить этот процесс казалось невозможно.

Однако пришло время (так ненавидимое нынешними свидомитами и либерастами) социализма и были предприняты первые опыты по покорению этой пустыни, которые прервали любимые свидомитами и либерастами, «культурные европейцы» под руководством «Адольфа вызволителя», но уже в конце сороковых годов работы по укрощению песков продолжились и была найдена единственная подходящая порода – крымская сосна и технология обработки песчаных дюн, позволявшая выжить миллионам маленьких деревьев – выращивание саженцев из семян прямо в питомниках вблизи посадки, закаляя их под палящим солнцем и песчаными вихрями.

Шаг за шагом, вручную обрабатывая миллионы чахлых саженцев, которые плохо приживались в горячей почве, повторяя бесчисленные попытки сомкнуть травяной слой под деревьями, ученые добились успеха. 

Незаметный героический труд советских ученых и лаборантов, агрономов и рабочих дал впечатляющий результат. Пустыню взяли в кольцо из сосновых лесов, которые прочно преградили путь пескам, убивающим все живое и вот теперь на землях нынешней Херсонской области растут персиковые и вишневые сады, виноградники, здесь выращивают вкуснейшие арбузы и помидоры, собирают богатые урожаи кукурузы и подсолнечника. А если бы не это чудо, на месте этих полей и садов гуляли бы песчаные барханы с редкими репейниками.

К сожалению, в СССР, реализуя гигантские проекты, изменяющие облик общества и природы, зачастую упускали возможность рассказать всему миру о своих беспримерных достижениях.

Так и история о беспримерном покорении пустыни осталась практически неизвестной.

А ведь по масштабу этот проект входит в число крупнейших землеустроительных проектов мира. Посчитайте. Только в районе Алешковских песков было засажено сто тысяч гектаров.

В среднем на каждый гектар требуется высадить до 4 тысяч саженцев. Это значит, что для озеленения на такой территории потребовалось 400 миллионов (!) саженцев.

Необходимо учесть и то, что в 50-е годы все работы проводились практически вручную, и только в 60-е и 70-е годы у лесоводов появилась посадочная техника, поливальное оборудование и прочее.

Как после этого у кого-то поворачивается язык говорить о неэффективности огромного государства, когда как сегодняшние «эффективные менеджеры незалежного государства « Украина трубят о каждой елочке, высаженной в детском сквере и преподносят это как великое свершение ?

Сколько миллиардов сегодня было бы разворовано, сколько особняков в Лондоне было бы куплено при реализации подобного?

К огромного сожалению надо сказать что современная Украина эксплуатирует огромные достижения СССР от развитой инфраструктуры, энергетики, научных разработок, рукотворных лесов и морей, практически ничего не добавляя, а только планомерно уничтожает уже достигнутое и при этом яростно наругивает тот советский период, когда она всё это получила.

Так, сегодня в этих рукотворных лесах, окружающих Алешковские пески, устраивают пожары, вырубают деревья, зарабатывая деньги на древесине. То, что с огромным трудом выращивалось вручную, сегодня становится источником дохода для жадных свидомитов.

 

 

И не исключено, что Украина, как страна победившей глупости и алчности, опять столкнется с последствиями «эффективного хозяйствования» по примеру Фальц-Фейна и опять пески перейдут в наступление.

Безудержная жажда обогащения помноженная на глупость и национальное чванство всегда порождает пустыню.

В заключение хочется сказать, что нынешняя самозванная власть на бывшей Украине в принципе не может выразить благодарность «оккупационной владе москалей» и признать то, что присвоенное после 1991 года было создано руками и трудом СССР.

Но думаю, всем простым людям, живущим сегодня на Украине и не потерявшими человеческий облик под напором бешеной националистической пропаганды, которые, проезжая по дорогам вдоль Цюрюпинского леса, могут ощутить всю мощь человеческого созидания не разделенного национальным ослеплением и эгоизмом капиталистического потребительства.

Этюд

 Зима… И снова невольно вспоминается далёкий лесной гарнизон. Далёкий, скорее, во времени, нежели в расстоянии.

 

При современных-то скоростях, что уж там добраться до города Бологое?! Наверное, от вокзала до Куженкинского гарнизона ехать дольше, чем от столицы до этого маленького районного городка Тверской, а прежде Калининской области.

      Да и в ту давнюю пору это был не такой уж дальний гарнизон. Просто, для военных – не только для солдат и сержантов срочников, но и для офицеров – выезд за пределы гарнизона не так уж прост.

      А потому, как пройдёт отпуск, так и окунаешься на целый год в эти лесные необозримые дали.

      Красива в Куженкино осень. А зима? Зима тоже великолепна, тем более тут уж такие контрасты.

      Выходишь утром на службу – всё мрачно, пасмурно, как-то немного даже тревожно и печально…

 

Природа ждёт зимы, ещё не видно снега,

Но кое-где с утра уж посерел асфальт,

И не остановить стремительного бега

Осенних серых дней, и туч, летящих вдаль…

 

Уж рано гаснет день. Уж тускло светит солнце,

А иней на ветвях, как седина в висках,

И птиц почти совсем не слышно трелей звонких,

Лишь шепчут нам они: «Близка зима, близка!»

 

     Да, и птицы не так веселы, почти совсем уж не поют. И деревья понуро смотрят в речушку, которая несёт воды вовсе не пронизанные солнечными лучами, светлые под стать ещё недавно золотистым берегам, а серые, мрачные, со стальным отливом. Но… Хмурый мрачный день вдруг оживает к вечеру…

 

И вот уж первый снег, спускаясь осторожно,

Касается земли холодной и сухой,

Пока ещё не смел, пока ему тревожно…

Но так уже красив снежинок пышных рой.

 

       Существует такое правило – если снег ложится на мокрую землю, не долго ему лежать. Ну а если уж на слегка подмёрзшую, покрытую по утрам инеем, то это уже надолго, это уже весны…

        Под вечер, выхожу на небольшой строевой плац, чтобы встретить караулы, возвращающиеся со службы, и увидел, как на глазах меняется картина…

 

Зима павлиний хвост свой распушила

Подвески бриллиантов на ветвях

Из сказочных снежинок сотворила.

Сейчас бы в поле, с тройкой, да в санях

 

Под бубенцов волшебные аккорды

Промчаться по земле, преобразившей вид,

Но хлипок снег, и наст ещё не твёрдый,

И санный путь давно уже закрыт.

 

Но мир чудес не подневолен вовсе

Чудовищу, что в городах чадит,

Есть мир иной, вступи в него, не бойся –

Он и тебя мечтою наградит.

И вот леса в наряде подвенечном,

И вот поля под саваном снегов,

Зима пришла Царицей в мире вечном,

Ступив на трон из ледяных оков.

 

 

Вдыхаю полной грудью морозный воздух. Как он чист и свеж! И представил себе Москву вот в такой же переломный день – день превращения хмурой поздней осени в раннюю, радостную зиму.

  

В Москве мороз, а на дорогах слякоть,

Пар из метро валит, как из турбин,

Природе, верно, хочется заплакать –

Мир Божий так жестоко гробим мы.

 

       Я любил Москву, но вовсе не рвался в неё из лесного Куженкинского гарнизона, где в общем-то случавшиеся не слишком приятные моменты службы скрашивали красоты природы. И сегодня хочется воскликнуть:

 

Где же вы бесконечные дали,

Где же санный чарующий путь?

Мы сугробов давно не видали,

И на сани нам негде взглянуть.

 

Мы мечтаем о бешеной тройке

Вороных искромётных коней,

О полёте стремительном бойком

Расписных быстрокрылых саней.

 

И глядим мы, порою, ночами,

Как крадётся сквозь тучи луна,

И, конечно, грустит вместе с нами

Об ушедшем приволье она.

 

      Конечно, в самом гарнизоне не было лошадей, не было троек, но вокруг то, вокруг – лежала русская земля со всеми деревнями и сёлами, прибрежными на реках, прибрежными на озёрах. А на крупных Валдайских озёрах устраивались зимние праздники, а на Масленицу – гулянья, с сожжением чучела зимы, с катаниями на тройках.

     Но всё это позже, позже, позже. А пока впереди новогодний праздник, и пусть тому, у кого в подчинении «любимый личный состав», вовсе не отдыха, на душе празднично, потому что празднично вокруг.

       Зима. Бескрайние зимние просторы рождают мысли о добром и вечном. И невольно задумываешься о месте своём в этом мире, но, увы, не всегда добром…

       Далёкое время, беззаботное время. Беззаботное тем, что мы думали о службе, думали о жизни, но не ещё не задумывались о смысле своего существования на земле. Эти мысли пришли позже.

       

Ночь, снега, и просёлок разбитый,

И на своде небесном огни,

И во вьюжном напеве молитва:

«Боже милостив, Ты сохрани!».

 

На пригорке под шапками роща,

А в долине пунктир берегов.

И бреду я по снегу на ощупь,

И своих я не слышу шагов.

 

На глазах заметает дорогу,

Снег клубится, и вьюга рычит.

Но упрямо ведёт меня к Богу

Что-то властное в бледной ночи.

 

Лунный свет серебрит покрывало

Белоснежных полей и лугов.

Но, быть может, уже заплутал я

Среди этих безбрежных снегов?

 

Млечный путь чуть дымится в тумане,

И мерцает «Медведицы» ковш,

И один я во всём Мирозданье,

Всё пустынно – кого позовёшь?

 

Вот лесок – отдохну я немного,

Чтоб на жизнь строгим оком взглянуть,

И пойму, как же трудно без Бога,

Отыскать свой единственный путь!

 

       Памятно, памятно Куженкино для каждого, кому посчастливилось прикоснуться к изумительной природе Валдайского края – частичке Русской Земли,

Где храмы святые, кресты золотые,

Торжественно-строгие монастыри.

Весной соловьи поют песни лихие,

Зимою краснеют в снегах снегири.

 

На этой земле, как подножие рая,

Стоит Пресвятой Богородицы Дом,

Здесь солнце в крестах Православных играет.

Мы славу Великой России поём!

Самое лучшее выступление и поздравление с Праздником из всех звучавших в этот день.

Я сам хотел поехать в Москву и принять участите в митинге.

 

 Связался с участниками "Суть времени" из Питера и хотел к ним присоединится, но...оказалось никто не едет.

 

Вот те раз ?

Ну а одному как то не с руки. Так и не поехал.

А жаль.

Этюд

В каждое время года рвутся на волю свои, соответствующие эту времени стихи

Свое начало водочная индустрия в СССР ведет с 1923 года. Водка, производимая в Союзе, до средины 30-х годов именовалось «хлебным вином». 

 

К сожалению, этикеток на водки той поры история не сохранила для потомков.

Первоначально водочные этикетки изготавливали или в овальной, или в простой прямоугольной форме. В СССР 1936 году происходит стандартизация водки и уже к 1938г. данный вид алкоголя стал выпускаться двух видов: «водка» и «водка особая».

А вот водочные этикетки 40-х годов можно увидеть. Например, как эта этикетка «Водка», данный бренд выпускался около 40 лет, т.е. до средины 60-х годов прошлого столетия.

На водочных этикетках, согласно ГОСТу, в обязательном порядке размещались данные о производителе, соответствие продукта ГОСТу по производству. Кроме того, на них указывались технические характеристики, как крепость водки и объем бутылки (тары).

Первый русский бренд «Водка» - это чистый водочный продукт, а в составе второго бренда под названием «водка особая» добавлялись различные добавки, которые применяли для улучшения вкусовых качеств, т.е. так называемой «мягкости» водки.

После Великой Отечественной войны советскую водку начинают поставляться на экспорт, это случилось в начале 50-х годов, вот тогда впервые для нее начали использование на водочной этикетке первого торгового названия» vodka».

О водке «Московская особая» и этикетках, как о товарном знаке бренда

 

Водка «Московская особая», которую выпускали с 1938 года, стала одним из раскрученных алкогольных брендов в СССР, но уже после войны возникло массовое производство этого вида водки, получившей всемирную известность под брендом «Moskovskaya».

Кроме того, «Московская особая» является самым старым из массовых русских водочных брендов. Ее история начинается в четвертой российской имперской винной монополии, существовавшей в царской России с 1894 по 1914годы. В то время она именовалось столовым вином 40°, и это было первым названием будущего бренда «Московская особая».

А история бренда такова. На заре советской власти, в 1924году «Столовое вино 40°» переименовывается, и теперь оно носит название "Московская особенная", но у напитка чуть изменили рецептуру, которая почти уже столетие остается неизменной. Да и печать этикеток также уже век производится на плоских печатных машинах, т.е. способом анилиновой печати, одним из старейших способов тиражирования и печати любых этикеток. 

Этикетку для водки "Московская особенная", делали согласно стандартам в трех цветах, но при этом художниками и в таком строгом стиле удавалось создать особый колорит, который соответствовал духу времени – яркость в строгом стиле. Русскими художниками создан гениальный логотип для этого бренда, о котором знали средине 50-х годов за границей, как одном из лучших сортов среди всех брендов русской водки.

Из водочных брендов советской эпохи зарегистрированы только у 2 брендов медали на этикетках как товарные знаки. Этого товарного знака на водочной этикетке удостоились водки: «Moskovskaya» водка и «Stolichnaya» водка.

Этикетка на бутылке, поставляющей на экспорт водки Московской, имеет особый вид словесного элемента «Moskovskaya»,написанный на латинице курсивом, в то время его называли «оригинальный шрифт». Само слово написано с заглавной буквы «М». Слово обрамляет белого цвета прямоугольник, который обрамлен рамкой. В рамке ее нижней и верхней части на этикетке имеются элементы товарного знака, т.е. оригинальное на латинице написания слов «MOSKOVSKAYA» и «RUSSIAN VODKA», которые также написаны латиницей, но уже стандартным шрифтом и с буквы в них белого цвета.

 

 

 

Перед Великой Отечественной войны эту водку в народе называли просто "Московская". Слово "особенная" или "особая" сами собой выпали из названия. В конце 50-х название восстановили, но этикетки остались неизменными с 40-х годов. Традиционный зеленый цвет, который являлся основным, сопровождал этикетку «Московской особой» целый век, и стал настолько каноническим, что любые вариации на тему этого бренда в последнем десятилетии XX века так и не смогли значительно изменить образа водочного бренда. А рисунки этикеток водки, которая была любима народом остались не только в памяти старшего поколения народа России, но его также помнят и знают во многих странах ближнего и дальнего зарубежья.

История печати водочных этикеток

 

Исторически сложилось так, что сюжет наклейки на водку должен вызывать ассоциацию, как с ее высоким качеством, так и безупречной репутацией, либо отличной историей самого горячего продукта.

Считается, что в советской эпохе существовала блеклая, безвкусная, ничего не выражающая стандартизованная винно-водочная этикетка. Однако это далеко от истины. Некоторые из водочных наклеек – это произведение искусства. Если учесть тот уровень печатного оборудования, которое было в типографиях в эпоху советских времен, а также тот факт, что в государстве почти полностью отсутствовала реклама, то этикетка или наклейка являлись, чуть ли не единственным способом для поддержки марку водки и ее производителя. Поэтому на ГОСТ предусматривал 2 вида наклеек на бутылку с гостом. Один «парадный», на этой этикетке обозначался бренд, крепость и объем. А на наклейке, что клеили на противоположной стороне бутылки, писали все технические свойства продукта.

К внешнему виду этикеток предъявлялось также много требований, как цветность, содержательность и художественное оформление.

 

 

 

 

Одним из способов сделать водочную этикетку более выразительной при высоком способе наборными машинами «линотип» и тем, что позволяла делать флексографская печать, при помощи которой на этикетках можно было воспроизводить многоцветную картинку винно-водочные этикетки, можно было назвать чуть ли не художественными произведениями. Поэтому, как доказала история, самой передовой областью этикетирования, было производство этикеток на водку и вино. Эти водочные наклейки, несмотря на строгость ГОСТов, имели художественную привлекательность и эстетичное оформление. Рассмотрим, созданную в полном соответствии с ГОСТами этикетку водки «Пшеничная», которая производится уже свыше полувека.

 

Итак, предусмотрено 3 элемента, которые можно размещать в водочной этикетке, как

1. Обязательные -основная наклейка (сама этикетка)

2. контрэтикетка (наклейка на обратной стороне бутылки),

3. колоретка (декоративная полоска у горлышка бутылок), но их можно делать по желанию или задумке дизайнеров.

Для водочных этикеток 20 века было жесткое требование - фирменный знак, вместе с логотипом торговой марки должны занимать не мене 70% площади в основной водочной этикетке. Но в комплектах их уменьшенное изображение имеется и на наклейке, на обратной стороне.

 

Эти требования очень жестко соблюдались в этикетках на водку. Поэтому требовалось в самом начале проектирования выпуска нового бренда разработать для будущей водки графическое и цветовое решение.

Размеры этикеток напрямую зависят от размера бутылки, ее формы и должны соответствовать нормам ГОСТа. Это также относилось к качеству самой печати, центровки, размеров, линий контура и косины водочных этикеток. На них должно быть согласно ГОСТам 3-х цветное изображение. 

 

 

Многие водочные этикеток приобрели статус именитых и узнаваемых брендов, что не коснулись изменения 21 века.

 

Ну а в памяти старшего поколения сохранились необычные этикетки на водку, с ценниками и указаниями «без стоимости посуды» или для внутреннего потребления, либо словами из песен и анекдотов. Или просто картинки из забытой русской жизни. 

Так что весь день предстояло пробыть в Тбилиси. Советским был ещё Тбилиси. Сидело, как и вся Грузия, как и другие республики, на плечах кормившей всех России. Майским вечером я оказался на Сухумском вокзале. Сел в поезд, когда уже стемнело. В четырёхместном купе было занято одно место. Кто-то спал, укрывшись с головой одеялом. Когда я вошёл, краешек одеяла откинулся, и женский голос спросил: – Где стоим? Какая станция? – Сухуми – ответил я. – А-а…

Так мало проехали. Я не стал включать лампочку и сел в полутьме на свою койку. – Если хотите, пейте чай, мне не помешаете. Устала сегодня. – Благодарю вас. Но я тоже хочу спать. Пикантный момент. Сколько анекдотов о том, когда женщина и мужчина едут вдвоём в купе. Разочарую. Я честно собрался спать. Сходил, умылся, потом разобрал постель и лёг спать. Утром оказалось, что соседка моя примерно моих лет и весьма привлекательна.

Едва мы очухались от сна, проводница принесла чай. В дверь постучали, и просунулась голова грузинской национальности. – Девушка… Как спалось? В гости можно? – Вчера надоел, – шепнула она мне едва слышно. – Едва отделалась. Я кивнул, внимательно глядя в глаза женщине, и раздражённо спросил: – В чём дело? Мы вот только встали. Какие гости? Кто вы? Голова тут же исчезла, а соседка по купе сказала: – Верно, решил, что муж. Вчера пугнула, что муж ушёл в ресторан за вином, и он не любит, когда вот так пристают. Не знаю, поверил, нет, но только отвалил, как я закрыла дверь.

Открыл её проводник, когда вас проводил в купе. – Да, муж для них важно, – ответил я. – Мне приятель один рассказывал. Однажды шёл с женой по улице одного закавказского городка. Остановилась машина, и жене стали предлагать, мол, поедем с нами. Умчались, но сделав круг, остановились опять. Наконец приятель спросил: «Что вам нужно от моей жены!». А в ответ: «Извини, дорогой, так бы сразу и сказал, что с женой идёшь. Извини!» И машина скрылась. Тут произошло примерно тоже самое. Только я лишь сделал вид, что муж, а соседка – моя жена.

Её это не только не покоробило, но, кажется, понравилось. За утренним чаем она рассказала, что зовут её Ирина. Живёт в Баку. Работает в районном комитете партии. Должность не назвала, а меня это и не интересовало. А дальше стала всё об отдыхе своём, да об отдыхе. Отдыхала она в Сочинском санатории 4-го главного управления. Такие санатории были для партийных босов. Даже медкнижку зачем-то достала. Сделала так, чтоб я увидеть мог. Пожаловалась на головные боли. Мол, вот так отдых. Никакой радости общения. Говорила двусмысленно.

Понимай, как хочешь. Я сделал вид, что не понимаю. Прибавила, что и потанцевать даже было не с кем. Все люди суровые, по сторонам не смотрят. Больше с жёнами, а если одни, то преферанс – главное занятие. Местных в танцзал не пускали, разве что от пристававших на улице отбиваться приходилось. Пояснила, что имела в виду вот таких местных, что в купе заглядывал. Ну а дома, в Баку, она слишком на виду. Я снова не задал вопросов. И она продолжила. Сообщила, что разведена и осталась с тремя детьми. Тут я понял, что интерес её пусть даже к случайному, приличному знакомству, может быть и не случайным. Разговор прервало прибытие поезда в Тбилиси. Проводница сказала, что вагон сейчас отцепят и отгонят на запасной путь.

Там он будет до вечера. Сообщила: – Я купе закрою и вагон закрою, так что вещи можете смело оставлять. Там посторонние не ходят. Охрана. Мы отправились в город. В Тбилиси мне прежде бывать не приходилось. В дальнейшем тоже. Ирина бывала в городе, и потому вызвалась показать мне достопримечательности. Мы обошли наиболее интересные места, проехали на метро. Увидев ресторан, пригласил пообедать. К ввечеру заметно устали. Пошли в парк. У высокого парапета, она слегка подвернула ногу. Я усадил её на парапет. Всё обошлось, она разработала ступню руками и приготовилась спрыгнуть. Я подхватил её, осторожно поставил на асфальт и в этот мормент тела наши соприкоснулись ненароком. Это не вызвало у неё внутреннего протеста.

Мы даже несколько мгновений простояли тесно прижавшись. Но я не почувствовал, что мой клинок превратился в кинжал. Потому смутился и выпустил её из рук. День, проведённый вместе, сблизил. Жалко было, что не будет больше ночи вдвоём. Может, думал я, и ей жалко. Ясно, что прицепят вагон и набьются пассажиры. И вот вагон прицепили, и поезд подали к платформе. Обгоняя нас, побежали к вагонам многочисленные пассажиры. Мы вошли, сели в своё купе. Ждали соседей. Но в вагоне – тишина. Даже удивительно! Мы с волнением следили за перроном. Я не понимал, в чём дело. Впрочем, радоваться было рано. До отправления оставалось десять минут, пять минут, но наш вагон все обходили стороной. И вот поезд тронулся и стал набирать скорость.

Мы стали готовиться ко сну. За окном уже стемнело. Поезд шёл в полном мраке. Южные ночи тёмные. Я сел к ней на полку. Мы занимали две нижние полки. Верхние так пока и остались свободными. Когда ходил умываться, заметил, что свободными оставались и соседние купе. – Устала? – участливо спросил я и уточнил: – Ноги, наверное, устали. Заводил я тебя по городу. – Есть немного, – проговорила она и словно в подтверждение своих слов, провела рукой по ноге. – Давай помассирую, – предложил я. Она не успела ответить. Я стал водить рукой сначала по ноге, той, что она слегка подвихнула. Лечил. Я помассировал ступню, затем рука скользнула чуть выше. Она лежала молча. Я ощущал её оцепенение, затем волнение. Но продолжал гладить ноги ниже колен. Она сначала крепко сжала их, потом несколько развела в стороны. Чуть выше, там, где расходились полы короткого дорожного халатика, блеснули трусики.

Мне так захотелось дотронуться до них. Точнее, до того, что под ними. Рука скользнула вверх. Я коснулся бёдер. Сначала одного, потому другого. Гладил их нежно. с каждым стежком поднимался выше и выше. Мне показалось, что трусики помокрели. Продвигался медленно, чтоб не спугнуть. Сантиметр за сантиметром. Гладил и разговаривал. Рассказывал о впечатлениях от гуляния по городу. Я словно бы усыплял её этим. Но нужно ли было усыплять? Наверное, и так всё понятно. Я уже коснулся трусиков, и почувствовало что-то пушистое и колкое. В следующий раз прижал к ним руку. Ирина не протестовала. Что-то говорила. Наконец, я решился и потащил трусики вниз. Сразу почувствовал их влажность.

Ирина вздрогнула, когда я провёл пальцами по мягким и нежным тканям. Её ноги сами разошлись и согнулись в коленях. Вот тогда я рванулся к ней, сбросив брюки. Ах! – воскликнула она, и сама испугалась голоса. Захватила моё хозяйство и приняла в себя. Всё получилось быстро и яростно. Прямо по-марксистски яростно! Если б слова найти, передать. Работницей-то святая святых – райкома – была. О, как ты там возмутились, если б узнали. Было, видно, мало рая в райкомах. Теперь органы управления получили точное название. Не рай, а ад – мини – страции. Очень мне стало смешно от таких мыслей. Я рвался вперёд, в глубины марксисточки. Было всё мало, мало, мало. – Ййиай! – вскрикивала она. Напор мой был сильным. Я ж тоже в санатории на диете был голодной. И вот такая развязка. Когда устали, поласкались, отдыхая. И вдруг она стремительно села на меня верхом. Упёрлась руками в грудь мою.

Стала подвигаться к вновь ожившему кинжалу. Мне показалось, что она хочет проутюжить меня как танк. Поезд мчался в ночи. Она же мчалась как всадник на ипподроме. С яростью, с марксистской яростью. Очень увлеклась, не соразмерила движения и ударилась головой о верхнюю полку. Только тогда рухнула рядом, обняв меня. Едва лишь перевела дух, и снова коснулась рукой моего хозяйства. И вновь обрела кинжал. Никогда прежде я не видел таких горячих наездниц. Вот уж душу отвёл, так отвёл. Только за полночь я перебрался на свою полку.

Искры звёзд смотрели в окно. Казалось искры её глаз наблюдают за мной. Да, это был цирковой номер! Я чувствовал такую лёгкость! Уже слегка задремал, когда резко стукнули дверь. Я поднялся, но дверь открылась сама. Раздался голос, такой грубоватый, казённый: – Аль спите? Проверка билетов. К нам в купе вошли проводница и мужчина в форменном мундире. – Прям партконтроль! – шепнул я Ирине. – Ваши билеты! – потребовал мужчина. «Вот было бы дело, если бы вошёл минут на десять раньше!» – подумал я. Когда контролёр и проводница вышли, мы ужаснулись задним числом. хо Хотя, чем всё это могло грозить? Успели бы разбежаться по полкам. Вернее, я бы успел улизнуть на свою. Хоть каждому вошедшему было бы ясно, что здесь происходило.

Мы были слишком разгорячёнными. На лицах всё написано. Но контролёр проверял билеты, подсвечивая на них фонариком. Свет в купе не включил. Я снова перешёл к ней. Казалось, она отдала все свои силы. Но я повторил массаж. Она ожила и потянулась ко мне для поцелуя. Она всё никак не могла насытиться близостью. Потом рассказала невесёлую историю её жизни. Призналась, что в санатории искала отдушину. Но нашла эту отдушину только сегодня. Да ещё в поезде, всегда битком забитом. Уже утром проводница пояснила. Вагон заказала тургруппа, но почему экскурсия отменилась. Даже билетов продать в этот вагон не успели. Нам с ней было понятно, что отношения наши перспектив не имеют. Поезд подошёл к перрону. Мы расстались. Не взяли даже адресов.

  ***Рассказы о Советской Армии***
                                                   

СТАРАЯ ГРАНАТА
                                                            Рассказ

Они тоже заметили его. Хотели плыть к берегу, но он помахал рукой и закричал: – Я сейчас к вам. Скинул одежду и прыгнул в воду. До камней – излюбленного места купания – было расстояние немалое. Новиков подумал, как же успел вырасти его Андрейка, если он запросто плавает туда. Сам-то Новиков плавал и в меньшем возрасте, но он ведь рос на море. Потому, наверное, этот путь был всегда для него лёгким и привычным, всегда, кроме одного раза… Тем летом Александр Новиков отдыхал дома у родителей. Это были последние каникулы перед выпускным классом суворовского военного училища. Каждый день он стремился потихоньку улизнуть на пляж, но всякий раз мама успевала навязать ему младшего братишку. Разница в возрасте была такой, что по тем временам, на том жизненном рубеже, исключала всякую дружбу. Для старшего брата младший был обузой, для младшего старший – кумиром. Это теперь, спустя годы, стёрлась разница, тем более, Сергей пошёл по стопам брата – вот уже стал капитаном. …Навязала ему мама Сергея и в тот день, а так хотелось пойти на море одному, насладиться тихой, после штормовой ночи погодой, покачаться на волнах, ещё не успокоившихся после шторма. К счастью, Сергей встретил на пляже своих маленьких друзей, и они умчались куда-то шумной ватагой. Умчались, но ненадолго. Вскоре появились вновь. – Саня, Санечка! – кричал Сергей, этим вот самым «Санечка», повергая старшего брата в уныние. – Гляди-ка, что мы нашли, гляди, – он указывал на бежавшего рядом с ним полного губастого мальчугана, сжимавшего что-то в руке. – Что это?! – воскликнул Новиков, с непонятной пока тревогой вглядываясь в ржавый предмет и чувствуя, как начинает в волнении биться сердце. – Что? Не может быть?!. Граната?! Да, это была граната, старая, местами ржавая. Как она оказалась на пляже в этот тихий, солнечный день? Может, её выбросило ночью штормовое море из своих глубин, и сейчас ещё полных всяких опасных предметов. В те минуты было не до рассуждений о том, откуда взялась граната. Да и сами ребята уже затараторили, сообщая, что увидели её на берегу, у самой кромки воды. – Смотрите, с колечком, – сказал полный мальчуган. – Не трогай, – крикнул Новиков и бросился к нему. – Отдай сейчас же. Но было уже поздно. Кольцо отвалилось и упало на песок – видно, проржавело насквозь. К счастью, граната оказалась зажатой в кулаке так, не отошёл от её корпуса спусковой рычаг запала. Новиков схватил гранату, прижимая рычаг, и осторожно отстранил руку мальчугана. – Отдайте, это моё, это я нашёл, – завопил тот. Новиков ощутил ладонью уже нагретое рукой мальчика ребристое тело гранаты. «Оборонительная, разлёт осколков до двухсот метров, – мелькнуло в голове. – Здесь не бросишь, пострадают люди… Двести метров, целых двести метров!..» Он огляделся. Пляж постепенно заполнялся отдыхающими. И нигде ни единого укрытия, лишь какое-то белое строение возвышалось посреди жёлтой песчаной полосы, что тянулась вдоль берега. «Вывернуть запал? Попробую осторожно!» – А ну отойдите от меня! – крикнул он мальчишкам, но не тут-то было. Ватага ребят ещё теснее обступила его, а «колобок», как мысленно окрестил Новиков мальчугана, у которого отобрал гранату, не унимался: – Отдайте, это моё, это я нашёл… «Вот тот миг, когда ты должен без помощи командиров – без помощи своего офицера-воспитателя – принять решение, – подумал Новиков. – Оценивай обстановку и решай!» Конечно, единственно верное решение сообщить в военкомат, вызвать сапёров… Но это можно было сделать, пока предохранительное кольцо удерживало спусковую скобу гранаты. Теперь это исключалось – граната была почти что на боевом взводе. Одно неосторожное движение и… Новиков посмотрел на камни. Сейчас там никого не было. И тогда, ни слова ни говоря, шагнул к берегу, вошёл по пояс в воду, осторожно вошёл (прежде он всегда прыгал с разбегу) и поплыл. Море качало и бросало его из стороны в сторону. «Только бы не выпустить гранату, только бы доплыть до камней…» О том, что граната могла взорваться от любого неосторожного движения, поскольку предохранительное устройство проржавело, он не думал. Никогда не был путь до камней столь трудным. Новиков плыл на боку, подгребая одной правой рукой, поскольку в левой была зажата граната. Переворачивался на спину, снова плыл, работая ногами. «Разлёт осколков до двухсот метров», – только это сейчас занимало его мысли. – А мальчишки-то, мальчишки так и стоят на берегу. Хорошо, что плыть за мной не решились! Но и на берегу… лучшей мишени для ржавой смерти не надо!» Он едва добрался до камней, едва вылез из воды. Лёгкая дрожь колотила ноги, вздрагивали руки. Нет, не от страха – от напряжения. «Что делать дальше? Вывернуть запал или бросить гранату в море? Спрятаться за камни и бросить. А если она рванёт в воздухе?! Двести метров, двести метров!.. До берега меньше… Осколки могут долететь… И потом… А вдруг она при броске не взорвётся, вдруг что-то заело? Ведь её снова может выбросить на пляж». Он решительно шагнул за камни, чтобы они загородили берег. Присел, взялся правой рукой за запал, попробовал повернуть. Запал не поддавался. Нажал сильнее… пошёл. Один оборот, второй, третий. Наконец, удалось вывернуть запал. Новиков тут же отшвырнул его в сторону, в море. Запал щелкнул в воздухе – сработал… Значит, граната точно могла взорваться… Она могла взорваться в любую минуту, пока он плыл. Но теперь она была безопасной, теперь она представляла собой кусочек металла, начинённого взрывчаткой, которая не может взорваться без детонатора. Новиков размахнулся, чтобы бросить её подальше в море, и тут почувствовал, что пальцы не хотят разгибаться, не слушаются его. Он с трудом высвободил из них гранату. Описав дугу, она плюхнулась в набежавшую волну. Обессиленно сел на камни. Сколько сидел на них без движения, не запомнил. О чём думал? Наверное, ни о чём. Просто отдыхал перед тем, как плыть назад, к берегу. А там его ждали мальчишки. Рядом с ними он увидел дородную полную женщину – мать «колобка». – За что обидел ребёнка? – взяла она руки в боки. – Что у него отнял? – Гранату, – обыденно сказал Новиков, да так обыденно, что женщина не удержалась от нового вопроса: – Игрушечную? – Боевую. Ржавую, боевую гранату. С войны.., – устало пояснил он. – Как? Не может быть… – Очень даже может, – Новиков оглядел песок и нагнулся, что-то поднимая. – Вот… Предохранительное кольцо… Ваш сын случайно вытащил его и поставил гранату на боевой взвод… А поражение – двести метров. Двести метров, – повторил он, протянув ей ржавый кусочек металла. Женщина замерла в оцепенении, потеряв дар речи, а он тихо пошёл к тому месту, где оставил свою одежду. Ватага мальчишек молча сопровождала его, держась на почтительном расстоянии. Всё это промелькнуло в памяти майора Новикова, пока он плыл к камням. И вдруг кольнула мысль: «А тогда ведь даже не задумывался о том, что граната могла взорваться, пока плыл и пока вывинчивал запал, могла рвануть и разнести меня в клочья. И всё, и ничего бы не было… всё бы исчезло для меня – и камни, и море… А Марина бы так и не появилась в моей жизни, ну а Андрейка и вовсе не родился бы… Его бы убила ржавая смерть ещё до рождения. Впрочем, разве думаешь об этом в шестнадцать лет… Но важно, очень важно, когда в шестнадцать лет думаешь о своём долге, думаешь о Родине». А сейчас?! Как бы поступил он сейчас, уже по-иному понимая и оценивая все прелести жизни? Подумал бы о том, что может потерять, вступив в единоборство со смертью? Подумал бы, нет ли, а поступил бы также по той простой причине, по которой, часто забывая себя, не жалея сил, здоровья делал дело, начатое в юности суворовцем, – учился защищать Родину и учил этой великой науке своих подчинённых. Он делал это ради Андрейки, ради Марины, ради всех людей… И ради того, чтобы вот так же светило солнце, заливая пляж своим животворящим светом, ради того, чтобы вот также плескалось море, он годами не видит ни этого пляжа, ни моря, часто неделями не видит семьи. Он несёт службу. Он с детства очень любил песню «Мужчины», которую великолепно исполняла Мария Пахоменко… Пусть вороны гибель вещали, И кони топтали жнивьё – Мужскими считались вещами Кольчуга седло и копьё… Теперь другие времена… И мужскими вещами могут считаться автомат, штурвал боевой машины пехоты, ручка управления боевым истребителем… Неизменны лишь священные понятия… И о них поётся в песне… Пусть жёны в ночи голосили, И пролитой крови не счесть – Мужским достоянием были: Мужские отвага и честь!... В эти минуты вдруг вспомнились слова… Отвага и честь! Вот главное, что он впитал в годы учёбы в суворовском военном и высшем общевойсковом командном училищах. Он вышел из воды, и на шее у него повисли жена и сын, как воплощение счастья, за которое всю жизнь сражается и будет сражаться он, помня о воинском долге, о достоинстве и чести…

*-*-* Газета Одесского военного округа «Защитник Родины». 22 августа 1982 года.

 

 Новиков узнавал позывные командиров соседей слева и справа, узнавал занятые ими рубежи, о которых они сообщали своему командованию, используя установленный код. Пора бы и Новикову вызвать «Беркута», да не о чем доложить…

       Он с досадой сорвал шлемофон, надел каску и, открыв люк, выбрался на броню боевой машины. Свежий ветерок остудил разгорячённое лицо. Новиков вскинул к глазам бинокль. Боевая машина управления находилась в кустарнике, на взгорке. Отсюда была видна как на ладони непокорённая высота.

       Шум боя справа и слева, где наступали соседи, постепенно стихал, всё дальше уходя в глубину обороны «противника». Но вот и перед фронтом его полка всё стихло, но совсем по другой причине. Дважды поднимались батальоны первого эшелона в атаку, но оба раза,наткнувшись на непреодолимую стену огня, откатывались назад. И сейчас белели на поле флажки посредников, преграждая путь вперёд и обозначая «уничтоженные» «противником» боевые машины пехоты и танки.

       Сплошные минные поля перед передним краем обороны «противника», ключевым пунктом которой была высота «Длинная», окаймлённая с тыла глубоководной рекой Калиновкой, хорошо продуманная система огня, рационально построенный боевой порядок обороняющихся подразделений – всё это держало батальоны на почтительном удалении от первой траншеи, не позволяло приблизиться для решительного броска.

       Солдаты, сержанты и офицеры полка сделали всё, что было в их силах, но успеха достичь до сих пор не удавалось. Неужели напрасно не спали в минувшую ночь офицеры, уясняя полученную задачу, оценивая обстановку, вырабатывая замысел боя? Неужели напрасно с раннего утра, когда мгла ещё окутывала лес в выжидательном районе, и туман гнездился в низинах, не выпускали из рук рычаги танков и штурвалы боевых машин пехоты механики-водители, торопясь к рубежу перехода в атаку? Неужели напрасно перепахали несколько раз луг перед высотой и вымокли до нитки солдаты и сержанты мотострелковых взводов?

       Настал момент, когда ни один человек в полку не мог сделать для победы больше, чем он сделал. Ни один, кроме командира. Именно от командирского решения теперь зависело всё.

       Не таким представлял себе подполковник Александр Новиков первый бой в должности командира гвардейского мотострелкового полка. Он видел его ярким, победоносным, ошеломляющим «противника», таким, после которого все сразу бы заговорили о молодом командире… И это не тщеславие – это привычка! Командуя мотострелковыми взводом, ротой, батальоном, Новиков по праву слыл мастером дерзких и стремительных атак, самых неожиданных манёвров, нестандартных решений. Он умел создать видимость атаки с фронта, а ударить с фланга, когда действовал в наступательном бою, умел незаметно для «противника» оборудовать наиболее прочную оборону там, где тот сосредоточивал основные усилия, где рассчитывал добиться успеха. Умел Новиков и такие предложить решения, которые, на первый взгляд, не совсем вязались с уставом, но на деле приносили победу. Многое он умел, командуя подразделениями. Обязан был уметь и теперь, получив полк. Недаром за плечами Военная академия имени Фрунзе.

       Накануне в выжидательном районе всё казалось просто. Предстояло совершить многокилометровый марш, последовательно, на заранее установленных рубежах, развернуть полк в батальонные, ротные, взводные колонны, перестроить его перед рубежом перехода в атаку в боевой порядок, прорвать оборону «противника», выполнить ближайшую задачу, разгромить обороняющихся в глубине их обороны и наступать, наступать, преследуя отходящие части «противника».

       Недаром, когда командир дивизии генерал-майор Чернышёв сказал:

       – Волнуюсь за тебя, горячая голова…

       Новиков с жаром возразил:

       – Что вы, товарищ генерал-майор, не первый раз на учениях, да и «противник» лёгкий достался…

       Новиков уже знал, что ему противостоит батальон подполковника Анохина.

       – Что на учениях не впервые, сам знаю, – покачал головой генерал. – И прежде, до того как в дивизию к себе забрал, в деле видел. Да вот только полком-то на учениях прежде тебе командовать не доводилось… Как же не волноваться?! – и вдруг, резко сменив тон, прибавил: – А вот к «противнику» относиться свысока нельзя, нельзя его недооценивать… Анохин – лучший комбат в соединении, которое нам на этих учениях противостоит.

       – Он и в полку слыл опытным командиром взвода, когда я с ним встретился впервые…

       – Это не совсем так, – возразил командир дивизии. – Самым старшим по возрасту – точно. А самым опытным или самым лучшим никогда не был. Теперь он действительно опытнейший комбат…

       – По стольку лет на каждой должности сидеть, как он, конечно, опытнейшим стать можно, – насмешливо сказал Новиков, чувствуя, что комдив склонен к воспоминаниям, но тут же поправился, – Вы не думайте, я к Сергею Анохину по-доброму относился, но инертность его меня всегда раздражала… К одному месту прирос, ничего не хочет нового, не стремится ни к чему. Вон Гончаров уж скоро генералом станет, а ведь они вместе с Анохиным училище окончили – в одной роте учились.

       Генерал не ответил. Он, прищурившись, смотрел вдаль, думая о чём-то своём. А думал он о судьбе двух офицеров: Новикова, который сейчас стоял перед ним, ожидая получения боевой задачи, и Анохина, который в те самые минуты заканчивал необходимые мероприятия по подготовке к оборонительному бою.

      Когда лейтенант Новиков пришёл в полк, которым командовал Чернышёв, Анохин прослужил в нём уже четыре года. Всё было на первых порах. И на совещаниях его разбирали, и беседовали, и наказывали, но помогало мало. Отлынивал Анохин от работы, в подразделении лишь время отбывал. А потом вдруг спохватился, за работу принялся, но трудно она пошла, эта работа. По знаниям своим, по навыкам, по опыту он оказался на линии старта, на той почти линии, на которой был по окончании училища. Впрочем, Новиков пришёл в полк в то время, когда Анохина уже и хвалить иногда начинали, поговаривали и о выдвижении на должность командира роты – один он из своих одногодков командиром взвода оставался.

       И всё-таки не Анохин, а Новиков, молодой, казалось бы, ещё не оперившийся лейтенант, роту получил – ту самую роту, которая предназначалась, по мнению многих, Анохину. Вот и теперь, Новиков командир полка, а Анохин – комбат.

        Что греха таить, генерал-майор Чернышёв питал симпатию к Новикову, молодому подполковнику, из всех командиров полков самому младшему по возрасту. Одно не понравилось сейчас: видно, осталась ещё с лейтенантских лет привычка хоть чуточку да прихвастнуть, осталась уверенность в себе, что хорошо, но уверенность, граничащая с самоуверенностью, что уже не очень здорово. Потому и продолжил генерал разговор уже более сухо и официально:

       – Прошу к карте, товарищ подполковник. Слушайте боевой приказ!

       Задача, которую поставил командир дивизии полку Новикова, была не самой сложной. Если его соседям уже до переднего края обороны «противника» предстояло преодолеть водную преграду, то в направлении действий полка, которым командовал Новиков, дело обстояло проще, ибо перед фронтом река выписывала огромную петлю, охватывая район обороны противостоящих подразделений «противника».

       – Необходимо во время рекогносцировки хорошенько подумать над замыслом действий, – сказал в заключении командир дивизии. – Не думайте, что Анохин тот, что прежде, не думайте…

       – А я и не думаю, – возразил Новиков. – Чем сильнее «противник», тем интереснее его разгромить.

       На рекогносцировку выехали накануне. Как и положено, тщательно маскировались на позициях подразделений первого эшелона, стараясь не привлекать внимания «противника».

       Окинув взглядом местность, внимательно изучив начертания переднего края, Новиков подумал, что Анохин выбрал не слишком удачный рубеж, отрезав себе пути отхода. В том, что они понадобятся, Новиков не сомневался. Он чётко представил себе, как его передовые батальоны перевалят через гребень высоты «Длинная», протянувшейся на несколько километров вдоль фронта, как отбросят обороняющихся и прижмут их к реке, как заспешат к подразделениям «противника» посредники, помахивая белыми флажками и требуя остановиться и прекратить всякие действия. Сколько раз так бывало прежде, когда он водил в учебные схватки свои подразделения! А потом следовали поздравления и благодарности в приказах.

       Новикова нельзя было упрекнуть в зазнайстве, в том, что он слишком переоценивал себя и недооценивал «противника». Он скрупулёзно, как и прежде, изучал оборону, местность, продумывал замысел.

       Прикинув расстояние от опушки леса до первой траншеи района обороны «противника» на скатах высоты, он посетовал на то, что рубеж перехода в атаку придётся назначить на слишком большом расстоянии, примерно за километр. А это не очень здорово. Далековато, а что делать – впереди местность открытая. Людей спешить негде. Когда же под вечер начальник разведки, оставивший на опушке посты наблюдения за «противником», доложил о странном поведении обороняющихся, Новиков ничего странного в их действиях не усмотрел.

       – Товарищ подполковник, роты первого эшелона покидают опорные пункты. Боевые машины и танки оставляют свои окопы.

       Таков был доклад.

       – Установить, куда они уходят, – приказал Новиков.

       – За реку. Там оборудуют позиции.

       – Логично, – заключил Новиков. – Им всё-таки выгоднее иметь реку перед собой. Надёжнее.

       Можно было бы на плечах «противника» ворваться в траншеи, что изрезали высоты, но полк-то находился в выжидательном районе – планировалось наступление с ходу с выдвижением из выжидательных районов.

       Новиков мог ограничиться лишь переносом рубежа перехода в атаку к подножию высоты.

      

* * *

 

       Незадолго до начала манёвром командира мотострелкового батальона подполковника Сергея Анохина вызвали в штаб дивизии.

       – Пришёл на вас запрос, – сообщили ему в штабе. – Предлагают должность преподавателя тактики в высшем общевойсковом командном училище… Как ваше мнение?

       – Я согласен, – радостно ответил Анохин, сразу вспомнив разговор со своим однокашником и сослуживцем Павлом Гончаровым, который говорил о том, что вот-вот должен стать начальником училища. 

       Признаться, Анохин не слишком поверил в обещание Гончарова, даже сказал при последней встрече:

       – Не были вы прежде столь щедры к своему однокашнику.

       Врезался в память ответ Гончарова, врезался, потому что приятно было вспоминать такое.

       – Я ведь не однокашника в училище приглашаю, – сказал полковник Гончаров, – а опытного и грамотного офицера. И не о том, чтобы вы полковничью папаху получили, пекусь, а о деле забочусь.

       Значит, добился-таки подполковник Анохин в своей жизни чего-то. Преподавательскую работу в училище далеко не каждому офицеру можно доверить.

        Представление подготовили быстро, но только отправили его в вышестоящий штаб, как начались манёвры. Батальон Анохина действовал на важных направлениях, не последнюю роль отвёл ему командир полка и на завершающем этапе, когда предстояло занять прочную оборону, измотать наступающие подразделения «противника» и создать условия для перехода в наступление.

       Командир полка вызвал Анохина в штаб. Сказал:

       – Сергей Михайлович, завтра ваш последний бой в роли комбата… Надеюсь, что не подведёте нас, да и о себе в полку и дивизии добрую память оставите…

       – Сделаю всё, что в моих силах, – твёрдо заявил Анохин.

       – Тогда слушайте… Задача вашему батальону поставлена едва ли не самая сложная. Смотрите на карту, – продолжал командир полка, указывая на тактические знаки, обозначающие полосу обороны полка и районы обороны батальонов. – Видите изгиб реки? Где, по-вашему, нужно занимать оборону?

       – Смотря, с какой целью, – неопределённо ответил Анохин, пытаясь разгадать, что от него требуется.

       – Цель обороны одна – создать условия для перехода в наступление. Я имею в виду конечную цель.

       – О том и спросил. Если вопрос о немедленном переходе в наступление не стоит, то лучше построить оборону здесь, – он очертил карандашом на карте подкову за рекой. – Сама местность позволяет создать здесь не только сильное препятствие, но и огневой мешок.

       – Ну а если вопрос о переходе в наступление стоит? – задал вопрос командир полка.

       – В этом случае не стоит уходить за реку…

       – Вот ваш батальона и не будет уходить за реку, – сказал командир полка. – Вы оборудуете район обороны батальона на высоте Длинной и на прилегающей к ней местности. Задача – не только остановить «противника», но и разгромить его, чтобы создать условия для перехода в наступление. О флангах мы позаботимся. Всё внимание на разгром противника в центре. Подразделения, предназначенные для проведения контратак, разместим за вашими боевыми порядками. К тому же ваши фланги будут надёжно прикрыты рекой.

       Анохин слушал молча, пытаясь осмыслить услышанное от командира полка. Вот так задача! «Уничтожить» «противника». Но как это сделать, если он во много раз превосходит в живой силе и боевой технике? Ведь само наступление уже предполагает таковое превосходство. Современную подготовленную оборону без превосходства не прорвёшь. Недаром по тактическим нормативам мотострелковый полка наступает на район обороны батальона, то есть ширина фронта наступление полка равна ширине фронта обороны батальона.

       – Думайте, Сергей Михайлович, крепко думайте, – снова заговорил командир полка. – Что от меня нужно?

       – Посмотрев на карту, Анохин ответил:

       – Танки нужны обязательно. Не менее двух рот. Без них решительных целей достичь трудно. Артиллерия нужна…

       – Дам самоходные гаубицы, – подумав, сказал командир полка. – Танки тоже выделю. Вашему соседу, огороженному от «противника» рекой, они не так нужны.

       Здесь Анохин был не совсем согласен с командиром полка. Танки и другим батальонам не помеха. Если форсируют наступающие реку, чем же, как не танками, остановить их и отбросить. Но говорить об этом не стал, посчитав, что командир сам знает, как лучше распределить силы и средства.

       – Вопросы есть? – спросил командир полка.

      – Нет, пока нет, – ответил Анохин. – Вот побываю на местности, подумаю, как оборону построить, тогда, может быть, и возникнут. Разрешите идти?

       – Да, идите.

       Анохин отправился на участок местности, который должен был стать районом обороны его батальона. Обошёл луг, прикрытый с фронта высотой Длинной, а с флангов и тыла – рекой. Луг не так и велик. Сразу за высотой – берёзовая роща. На правом фланге, вдоль реки, тянется дубрава, с левой стороны берег порос густым кустарником. Есть, где резерв, предназначенный для контратаки спрятать, есть, где танки и самоходные гаубицы укрыть от глаз «противника», чтобы ввести их в бой внезапно. Постепенно складывалось решение…

       Замысел был прост. Анохин решил обмануть наступающих. Но именно потому, что способ был прост и всем известен, осуществить его было сложно, очень сложно. Прежде всего, Анохин поставил себя на место «противника» и подумал, удивится тот или не удивится, если обороняющиеся подразделения уйдут за реку и там оборудуют опорные пункты. Предположил, что не удивится. Наступающие, несомненно, преследуют решительные цели, следовательно, они и мысли не допустят о том, что обороняющиеся сами могут перейти в наступление. Раз так, то они сочтут нецелесообразным размещение опорных пунктов в петле, которую создала река, ведь петля-то затянется, как только будет прорвана оборона.

       Всё тщательно продумав и взвесив, Анохин собрал командиров рот.

       – Задача следующая, – начал он без вступлений и предисловий. – Закончить оборудование опорных пунктов на высоте Длинной, затем посадить личный состав в машины и отвести в тыл. В тылу приступить к оборудованию позиций на правом берегу Калиновки.

       Анохин раскрыл пока только часть своего замысла, добавив, что в опорных пунктах на скатах высоты Длинной надо оставить от каждого взвода по отделению.

       – Зачем же уходить? – удивился старший лейтенант Пирожков. – Позиции-то у нас хорошие. И для чего их оборудование заканчивать, если всё-таки уходить?

       – Может, лучше темноты дождаться? – спросил другой ротный капитан Кондратенко.

       – Темноты ждать не нужно. Уходить открыто, – уточнил Анохин. – Именно открыто, чтобы «противник», который наверняка уже ведёт разведку, видел. – Позже всё разъясню.

       Дело в том, что оборона, занимаемая в отсутствии непосредственного соприкосновения с «противником» имеет свои особенности. Опорные пункты взводов и рот устраиваются на выгодных рубежах, перед которыми нет «противника». «Противник» пока ещё далеко, в так называемых, выжидательных районах. А вот свою разведку он вполне может высылать заранее с целью изучения переднего края обороняющихся. Конечно, обороняющиеся, безусловно, должны принимать меры, дабы помешать ведению разведки, но никто не может дать полной гарантии, что эта задача выполнена. Задумав обмануть «противника», Анохин решил, прежде всего, не препятствовать ведению разведки наступающими, о чём немедленно доложил командиру полка. Не препятствовать до времени. Ему было очень важно, чтобы наступающие заметили ряд его ложных манёвров, особенно в тот момент, когда начнётся основной этап демонстрационных действий.

       И вот операция по введению в заблуждение «противника» началась. Со своего командно-наблюдательного пункта, размещённого за боевыми порядками левофланговой роты, Анохин наблюдал, как походные колонны взводов уходят за реку. Там они снова приняли боевой порядок. Прошло несколько минут, и над районом обороны появился вертолёт.

       «Разведка! – понял Анохин. – Значит, наблюдают за нашим передним краем из леса, что темнеет впереди. И уже доложили. Теперь хотят выяснить, куда ушли передовые наши подразделения. Что ж смотрите! Мы за рекой! Оборудуем район обороны!»

        Рисковать Анохин не любил. Нельзя было надолго оставлять слабо прикрытым основной район обороны. Снова вызвал командиров рот, чтобы разъяснить замысел и уточнить задачи:

      – Теперь слушайте, что я задумал, – начал он. – Ваша задача завершить начатую нами дезинформацию «противника». Приказываю незаметно для разведки наступающих, которая, насколько я понял, ведёт наблюдение с опушки леса, возвратить подразделения на основные позиции на высоте Длинной.

       Заметив удивление на лицах, он предупредил возможные вопросы, уточнив:

       – Как это сделать? Замаскировать машины под кустарник, что растёт на скатах высоты. – Анохин сделал паузу, посмотрел на подчинённых: неужели никто не сообразит, для чего всё это нужно. Нет, вот, кажется, у капитана Верейкина загорелись глаза, и старший лейтенант Пирожков слушает заинтересованно.

       – Развернёте подразделения в боевой порядок и станете выдвигаться по скатам высоты на свои места со скоростью не выше километра в час. В этом случае наблюдатели «противника» не смогут отличить боевые машины пехоты от кустарника. Движение их будет незаметным для глаза. Ну а мы примем меры, чтобы им было не до наблюдений. Вышлем подразделения для поиска и уничтожения разведгруппы.

 

       Когда из-за темнеющего вдали леса медленно поднялось, искрясь и слепя своими лучами яркое солнце, район обороны батальона был полностью подготовлен к отражению атак наступающих. В каком направлении они нанесут наиболее мощный огневой удар? От этого зависел успех предстоящего боя.

        С резким, нарастающим воем промчались со стороны солнца истребители-бомбардировщики. Они ушли дальше, в тыл, и вскоре оттуда донесся грохот имитации взрывов авиабомб. А спустя несколько минут впереди, далеко за лесом, прогремели орудийные залпы, и тот час за рекой, там, где был оборудован опорный пункт роты второго эшелона, а справа и слева от него располагались ложные позиции, сооружённые накануне, выросли серо-белые дымные шапки разрывов. К работе приступили огневые посредники, подрывая имитационные фугасы там, где должны были рвать снаряды, выпущенные из самоходных гаубиц «противника».

       Анохин облегчённо вздохнул. Наступающие поверили в то, что он отвёл батальон за реку.

       Несколько десятков минут вокруг гудело и грохотало. Анохин знал, что именно в этот отрезок времени части и подразделения наступающих последовательно проходят рубежи развёртывания в батальонные, ротные и затем взводные колонны. Затем принимают предбоевой порядок… Ещё немного и….

       Из леса Дальнего показались зелёные змейки колонн танков и боевых машин пехоты. Они двигались к высоте в предбоевых порядках, не подозревая того, что их ждут для кинжального удара огневые средства обороняющихся.

       – «Клён» – первый, второй, третий! Я «Клён». Приготовиться. Огонь по моей команде! – приказал Анохин.

       Первые выстрелы слились в один залп. Лишь спустя несколько минут в общем грохоте и гуле стало можно различить выстрелы танковых пушек и артиллерийских орудий приданного дивизиона, грохот пушек боевых машин пехоты, гранатомётов, пулемётов, автоматов. На крупных манёврах холостых патронов и холостых выстрелов для орудий не жалели – необходимо было учить солдат не только быстро оборудовать опорный пункты или атаковать, но и чувствовать себя спокойно в грохоте боя.

       Наступающие выдвигались к переднему краю в предбоевом порядке, во взводных колоннах. Обрушившийся на них шквал огня явился полной неожиданностью, поскольку разведка сообщила, что высоте Длинной противника нет, что там только незначительное боевое охранение. И вдруг на них обрушился шквал огня. Спешивание и развёртывание в боевой порядок происходило уже под огневым воздействием обороняющихся, а, следовательно, урон был неоправданно велик, что сразу определили посредники.

        Подполковник Анохин умело руководил огнём рот первого эшелона, миномётной батареи и других сил и средств, приданных его мотострелковому батальону. Посредники интересовались, где назначены участки сосредоточенного огня, где рубежи заградительного огня приданных средств. Один из них, стоявший рядом, внимательно наблюдал за действиями комбата, за тем, как тот реагирует на изменения обстановки. Наконец, он подал сигнал своим помощникам, и те, пустив в ход белые флажки, остановили наступающих.

       Атака переднего края была отбита.

        «Противник» ещё и ещё раз предпринимал попытки овладеть высотой, но успеха ему не давали, оценивая действия командира оборонявшегося батальона как более грамотные.

               

                                                       ** ** **

       Слушая доклады о продвижении вперёд соседей, Новиков нервничал, понимая, что такого же сообщения ждёт командир дивизии и от него. Однако передовые подразделения полка топтались перед высотой и никак не могли преодолеть последние сотни метров.

       Новиков перебирал все возможные в данной обстановке варианты действий, но не мог остановиться ни на одном. А часы стремительно отсчитывали минуты, время летело, и угроза срыва выполнения боевой задачи возрастало неуклонно.

       «Резерв?! Где сейчас резерв?» – внезапно вспомнил Новиков и включил радиостанцию.

       – «Сокол» – третий! Я – «Сокол», где находитесь?

       – Головой колонны достиг развилки дорог, – доложил командир резервного подразделения.

       – Товарищ подполковник, – тихо сказал начальник штаба полка, – рано вводить в дело резерв.

       – Знаю, что хотите сказать, знаю: тот, кто сохранит резерв до самого критического момента, окажется в лучшем положении. Знаю, что тот командир, который не израсходовал свой резерв, не побеждён. Так ещё Кутузов говорил. Так требует устав. Но бывают случаи, когда надо применять эти постулаты, сообразуясь со складывающейся в данный момент обстановкой.

       И всё-таки Новиков медлил. Быть может, реплика начальника штаба несколько охладила пыл, быть может, и сам он не решил окончательно, как действовать. К тому же одну ошибку в этом бою он уже допустил, позволив «противнику» ввести себя в заблуждение. А ведь манёвр обороняющихся разведчики обязаны были разгадать. Почему не разгадали? Кого же винить? Начальника разведки полка? Вини не вини, а перед командиром дивизии отчитываться придётся ему, командиру полка.

      «Нет уж, хватит советчиков» – решил Новиков.

       Батальоны неудержимо рвались в бой, и с командного пункта, который Новиков разместил с таким расчётом, чтобы видеть большую часть боевого порядка полка, казалось, что ещё совсем немного, самый незначительный нажим, и оборона «противника» развалится как карточный домик.

       «А ведь это и есть тот решающий момент, для которого сберегается резерв!» – подумал Новиков.

       – «Сокол» – третий»! Я – «Сокол», – вызвал он командира резерва и поставил ему боевую задачу.

     

       Когда командиры мотострелковых рот доложили подполковнику Анохину, что вслед за первой ими отбиты и вторая, и третья атаки наступающих, он не вздохнул облегчённо, не порадовался успеху. Он понимал, что победу праздновать рано. И если первые шаги наступающих были ему уже известны, то очень трудно предугадать, как будут развиваться события дальше.

       С флангов высоту не обойти: река. Берега её обрывисты, для боевой техники недоступны. Да и не зря же он отдал распоряжение прикрыть фланги. Это на случай, если наступающие попытаются спуститься к воде на участках соседей и проплыть оттуда в тыл батальонного района обороны. Значит, новый удар нужно ожидать с фронта.

       Анохин понял, что начинается главный этап боя. Артиллерия «противника» вела более интенсивный огонь по правому флангу. Там пологие скаты и забираться на высоту легче. Левый фланг батальона более надёжен. Здесь скаты круче, кое-где для техники недоступны.

       Естественно, накануне у Анохина появилось желание укрепить правый фланг. Но, поразмыслив, он укрепил именно левый. Ведь задача состояла не только в том, чтобы отразить атаки «противника», главная цель – нанести ему значительный урон, если возможно, разгромить атакующие подразделения и обеспечить условия для перехода в наступление.

      И Анохин заранее спланировал бой. Первая часть плана была выполнена блестяще: «противник» остановлен со значительными потерями, вынужден до срока вводить резерв.

       Однако Анохин понимал, что следующая его атака может стать роковой. Введя в бой резерв на каком-то одном направлении, наступающие смогут прорвать оборону. Значит, нужно подготовиться и к такому повороту событий. Главное – сделать так, чтобы не разлетелась вся оборона, а для этого основные усилия сосредоточить на каком-то одном, ключевом направлении, а там, где «противнику» прорваться легче, пусть он и прорывается, но, прорвавшись, пусть попадёт под губительный огонь всех средств, под воздействие контратакующих подразделений, да и увязнет в глубине района обороны батальона.

       Ещё накануне Анохин вызвал к себе командира танковой роты, приданной батальону. Указав на зелёную дубраву, что тянулась вдоль берега реки по правому флангу района обороны, распорядился:

       – Ночью скрытно выведете сюда свою роту и тщательно замаскируете. Рубеж контратаки – опушка дубравы!

       В той же дубраве Анохин приказал разместить и два взвода из роты второго эшелона, той самой роты, которая оборудовала опорный пункт на высоте Плоской.

       Затем пригласил к себе командира взвода обеспечения. Сказал ему со всею серьёзностью:

       – Сегодня вам, товарищ старший лейтенант, придётся поработать наравне с боевыми подразделениями… В кустарнике, что тянется по берегу реки вдоль левого фланга района обороны, вам предстоит собрать все подвижные средства – тягачи, вездеходы, автомобили. Даю вам два танка, оборудованные системами дымопуска. Машины и тягачи замаскировать. Танки гоняйте вдоль кустарника, чтобы их обнаружила воздушная разведка «противника». Личному составу с началом боя выйти на оборудование позиций тоже не маскируясь. Ваша боевая задача…

       Роту капитана Верейкина Анохин поставил на правый фланг не напрасно. Этот командир опытен, выдержан, спокоен.

       Ему Анохин приказал:

       – Задача перед вашей ротой стоит следующая. Основной удар вам придётся принять на себя. Начнёте отход…

        – Будем прочно удерживать позиции, – попытался возразить капитан Верейкин.

        – Не перебивайте… Отход придётся начать. «Противник», несомненно, создаст здесь многократный перевес в живой силе и боевой технике… Не ждите, когда посредники дадут ему успех, а вашу роту объявят уничтоженной. В этом особенность учений – бесстрастные цифры определяют успех или неудачу. Не думайте, что отходить легко. Вы будете не просто отходить, а заманивать «противника» под удар подразделений, предназначенных для контратаки. Вы должны сковать наступающих, сделать так, чтобы им пришлось заниматься только вашей ротой… Имейте также ввиду, что опорный пункт на высоте Плоской будет практически пустым. Два взвода третьей роты перейдут в дубраву и там приготовятся к контратаке. Лишь один взвод останется на высоте для обороны в районе брода. В случае неблагоприятного развития событий вы отвечаете за оборону высоту. Вашей роте предстоит помешать форсированию реки, если «противник» добьётся успеха и попробует приступить к форсированию.

       – Рискованно, – сказал капитан Верейкин, скорее с одобрением, нежели с осуждением. – Очень рискованно. Ведь всё должно быть отлажено… А если сбой?

       – Постараюсь сделать так, чтобы сбоя не было.

       – Я часто задумываюсь, – продолжала Верейкин. – Вот представьте. В реальном бою я бы мог стоять на своём рубеже насмерть. И разве не выстоял бы? А тут ведь выстоять не дадут. Правильно вы сказали. Цифры, цифры, расчёты посредников и…

       – Посредники исходят из того, что рота действительно может быть уничтожена мощным огнём наступающих. Да, я понимаю, наш советский, русский солдат готов стоять насмерть, но… мы же знаем примеры, когда чрезвычайная стойкость тоже имела пределы – когда погибал последний защитник того или иного рубежа, враг преодолевал его. Поэтому нам нельзя делать ставку на одну только стойкость. Нам необходимо предусмотреть всё, чтобы стойкость эта не приводила к героической гибели, а обеспечивала победу.

       – Согласен, – после паузы сказал Верейкин. – Что ж, задача ясна. Разрешите выполнять?

       – Иди, капитан, иди. Надеюсь на тебя, – уже мягко, с душевными нотками в голосе сказал Анохин. – Желаю удачи!

       Первой мотострелковой роте Анохин приказал прочно удерживать позиции и не покидать их даже в том случае, если «противник» обойдёт опорный пункт и вклинится в глубину обороны.

 

       …Всё это было накануне, а теперь батальон приступил к выполнению плана, намеченного комбатом и утверждённого командиром полка.

       Когда из леса Дальнего показалось подразделение наступающих, Анохин понял, что командир полка «противника» ввёл резерв, и порадовался, что теперь введено в бой с его стороны всё, что имеется, а вот обороняющиеся резервов своих не израсходовали. Анохин приберёг свежие и достаточно мощные силы, способные склонить чашу весов в его пользу.

      Почему наступающие спешили, почему не применили какой-то другой вариант действий: они могли перегруппировать подразделения первого эшелона и, оставив на правом фланге, где дела шли туго, один батальон, остальные бросить на левый фланг. Наступающие могли использовать успех соседей. Могли совершить манёвр через бреши, пробитые ими в обороне. Вариантов не счесть, но командир полка наступающих пошёл по наиболее лёгкому пути – бросил в бой резерв. Это путь казался не только более лёгким, но и результативным.

       Короткий огневой бой… Наступающие преодолели «минные поля» вслед за танками, оснащёнными тралами, и приблизились к переднему краю обороны. Подполковник Анохин связался с капитаном Верейкиным и приказал отходить. Рота снялась с позиций, отбиваясь от наседающего «противника».

       Перед левофланговой ротой наступающие были прижаты к земле, что позволило командиру роты частично перенести огонь по прорвавшемуся на правом фланге «противнику».

       Определяя потери наступающих, посредники учли и это.

       Но разве в бою можно всё учесть? Разве мог предположить Анохин, что станет делать Новиков. По логике, он, израсходовав резерв, должен был его восстановить, то есть вывести из боя батальон, через боевые порядки которого перекатилось свежее подразделение резерва. Но нет! Новиков не стал держать без дела, хоть и потрёпанный, но батальон и бросил его в атаку на опорный пункт.

      Если считать по числу подразделений, «противник» по-прежнему имел подавляющее превосходство. Даже, если учесть наиболее вероятные потери, которые могли понести наступающие в реальном бою в период безуспешных атак высоты, то и в этом случае силы оказывались далеко не равными.

      Анохин понял, что ещё несколько минут, и ему уже будет невозможно вырваться из окружения, ведь его командно-наблюдательный пункт находился на высоте сразу за боевыми порядками первой роты. Он понимал, сколь плачевно будет выглядеть он, комбат, пленённый «противником». Но уйди он сейчас с высоты – под угрозой окажется весь замысел боя, весь успех обороны. Ведь прочное удержание высоты – неотъемлемая часть плана.

       Нужно принимать решение немедленно, ибо «противник» своими быстрыми и дерзкими действиями не оставлял времени на долгие раздумья. Его подразделения уже охватывали высоту, намереваясь замкнуть кольцо.

     

       Лишь только подполковник Новиков ввёл резерв, сразу поступили долгожданные доклады о прорыве обороны и развитии успеха. Он даже сначала не обратил внимания на то, что правый фланг был в прежнем положении.

       «Сокол»! Я – «Сокол-третий»! Овладел скатами высоты Длинной, преследую отходящего «противника», – доложил командир третьего батальона, и Новиков впервые за этот день улыбнулся. Подмигнув начальнику разведки полка, который стоял рядом, сказал ему:

       – Теперь можно доложить командиру дивизии о прорыве обороны. Соедините с «Беркутом! – попросил он радиста.

       – А не рано, товарищ подполковник? – предостерёг начальник разведки. – Перед нашим правым флангом «противник» держится стойко…

       – Сейчас начнёт отход, – уверенно возразил Новиков, – иначе окажется в кольце.

       – Не видно, чтобы собирался отходить, – покачал головой начальник разведки. – Круговую оборону он занял. Замышляет что-то…

       – Что конкретно? – спросил Новиков, скорее так, для порядка, ибо был уверен, что сопротивление обороняющихся будет сломлено с минуты на минуту.

       – Пока не пойму…

       – Ну, так нечего и возражать, – сердито заметил Новиков. – Один раз я вас уже послушал.

       – «Беркут» на связи, – доложил радист.

       Подполковник Новиков доложил командиру дивизии:

       – «Беркут»! Я – «Сокол». Провал оборону «противника», окружил усиленную мотострелковую роту на высоте Длинной, развиваю наступление в направлении высоту Плоской.

       – Долго возитесь на переднем крае, «Сокол», – сурово ответил командир дивизии.

       – Разрешите перенести командный пункт полка на высоту Длинную? – попросил Новиков вместо ответа и оправданий.

       – Рано «Сокол», она же частично в руках «противника». Сначала уничтожьте окружённую роту, потом переносите, – резонно заявил командир дивизии.

       «Перестраховка»! – решил Новиков, полагая, что теперь уже обороняющиеся не смогут остановить успешное наступление его батальонов, а, следовательно, ему, командиру полка, нужно быть впереди, чтобы видеть большую часть боевых порядков полка.

       Если бы не запрет командира дивизии, Новиков непременно переместил командный пункт.

       Но командир дивизии вовсе не перестраховывался. Он прекрасно понимал, что машины управления полка сразу привлекут внимание «противника». А если обороняющиеся выведут из строя командира полка, если полк лишится управления, хотя бы ненадолго, может произойти некоторая заминка в наступательных действиях. Командир хоть и не видит сейчас глазами, что происходит за высотой, но всё представляет себе по докладам и донесениям. А каково будет молодому командиру, коли его выведут из строя на первом же крупном учении, и придётся передать управление заместителю.

      Командир дивизии вовсе не имел в виду, что нужно бросить все силы на уничтожение опорного пункта «противника» на высоте Длинной, поскольку понимал требования современного боя – идти вперёд, только вперёд, не заботясь о мелких подразделениях «противника», которые остаются в тылу и на флангах. Их должны уничтожить вторые эшелоны и резервы. Он просто поставил в прямую зависимость перенесение командного пункта полка от уничтожения роты «противника», которая обладала ещё достаточной боевой мощью, чтобы не только сопротивляться, но и контратаковать, если целью контратаки будет столь важный объект, как командный пункт мотострелкового полка.

      Однако, Новиков понял по-своему: «Командир дивизии недоволен тем, что окружённая рота до сих пор не уничтожена».

       Он вызвал по радиосвязи командира первого батальона и с раздражением спросил:

      – «Сокол» – первый! В чём дело? Почему топчетесь на месте? Почему не овладели высотой?

      – Атаки отбиты. Посредники лютуют, не пускают вперёд, – доложил командир батальона.

       – Посредники, – проворчал Новиков. – Не посредники, а «противник», с которым вы никак не можете справиться. Немедленно выбить с высоты эту роту.

      Вводя в бой резерв, Новиков решил, что тут же восстановит его за счёт батальона, действовавшего на левом фланге. Однако теперь вынужден был использовать этот батальона для уничтожения опорного пункта на высоте Длинной.

       И тут что-то произошло на лугу за высотой. Новиков не видел что. Он услышал усилившийся шум боя, а спустя минуту в шлемофоне прозвучал взволнованный голос командира третьего батальона:

       – Попал под сильный огонь артиллерии.

       – Броском вперёд! – приказал Новиков, поняв, что это, очевидно, участок заградительного огня.

       И снова доклад. Теперь наступающие наткнулись на противотанковый резерв «противника». И тотчас, как доложил комбат, над несколькими танками и боевыми машинами пехоты затрепетали на ветру белые флажки посредников. Они обозначили машины, выведенные из строя.

       Всеми средствами выбивая у наступающих танки, обороняющиеся стремились до минимума сократить их численное превосходство. А тут ещё и рота, удерживающая позиции на высоте, открыла огонь во фланг третьему батальону. Ещё минута-другая, и посредники вернут батальон на исходное положение.

       – «Сокол» – второй! – закричал Новиков. – Обойти высоту и уничтожить опорный пункт «противника» атакой с тыла!

       Вот когда нависла над Анохиным серьёзная опасность. Шутка ли, два батальона на одну роту навались.

       – Поторопились, товарищ подполковник, – сказал начальник штаба полка. – Резерв нужно создать, он может вот-вот пригодиться. Что-то мне не нравится обстановка на лугу за высотой Длинной. И разведчики докладывали: возможна контратака со стороны кустарника.

       Однако Новиков промолчал. Он по-прежнему не слушал советов. Он ещё не успел осознать то качественное изменение, которое произошло в его службе с назначением на должность командира полка. Если раньше, будучи взводным, а затем и ротным командиром, он никогда и ни с кем не советовался, кроме начальства, так ведь и советоваться, принимая решение на бой, было не с кем. Когда же командовал батальоном, начальник штаба у него было такой молодой, что он не считал возможным советоваться с ним, хотя, конечно, был не прав.

       В полку же начальник штаба, заместитель командира полка, начальник разведки, начальник артиллерии, офицеры штаба – все что-то делали, собирали и обобщали данные об обстановке, готовили информацию для него – командира. Они ждали, когда им будут заданы вопросы. Прежний командир полка приучил их к тому, что каждому обязательно давалось слово при выработке замысла. А подполковник Новиков словно забыл о них.

       То ли новая должность ему голову вскружила: разница между командованием батальоном и полком значительно больше, нежели между ротой и батальоном. То ли двигался он по служебной лестнице слишком быстро – с роты на батальон, затем академия, после которой сразу назначение командиром полка.

       – «Сокол», я «Сокол» – третий!. Контратака справа, – ворвался в шлемофон встревоженный голос командира третьего батальона.

       Новиков бросил взгляд на карту. «Значит, прав начальник штаба… «Противник» заранее подготовил подразделение для контратаки со стороны кустарника.

        – «Сокол» – третий», какие силы действуют против вас? – задал Новиков вопрос комбату.

        – Не определить… Прикрылись дымовой завесой, – ответил комбат. – Судя по ширине фронта – не менее мотострелковой роты, усиленной танками.

 

       Подразделению, предназначенному для имитации контратаки со стороны кустарника, Анохин установил сигнал – «Буря». Он подал его, как только наступающие подверглись на лугу двум огневым ударам. Один был произведён старшим начальников, второй – силами противотанковых средств с короткой дистанции.

       Анохин ждал, размышляя:

      «Что предпримет «противник»!

      За годы офицерской службы Анохин научился командовать подразделениями, научился руководить общевойсковым боем. Прежде всякое у него бывало: и мелкие неудачи, и серьёзные ошибки. Пробелы в знаниях и командирских навыках восполнялись медленно, но всё же восполнялись неуклонно. Как он жалел о том, что многое недослушал на лекциях, недопонял на практических занятиях, недоучил на самоподготовке в курсантские годы. Сколько раз жестоко взыскивала с него судьба за равнодушие к избранной профессии! Сколько раз приходилось краснеть даже перед своим однокашником по училищу Павлом Гончаровым, когда тот стал комбатом.

      И всё-таки Анохин сумел заставить себя в корне изменить отношение к занятиям с подчинёнными, хоть и с большим трудом, восполнил пробелы в знаниях и навыках, которыми должен обладать командир.

      Если б довелось сейчас Анохину, уже немало лет командовавшему батальоном, принять полк, он бы, конечно, задумался. Ведь за плечами нет академии. Впрочем, если бы пришлось вступить в командование полком в бою, он бы, пожалуй, справился. Не зря столько лет батальоном командовал, а, следовательно, на каждом командирском занятии решал задачи на ступень выше занимаемой должности. А если и не хватило бы знаний и опыта, с подчинёнными не постеснялся бы посоветоваться.

       Управление полка – коллектив немалый. Можно сказать, в какой-то степени и руководство коллективное, правда, коллективное до определённых пределов. До очень и очень определённых. Каждый в управлении полка готовит для командира данные по своему направлению, с каждого командир спросит за это направление. Монополия же на принятие решения лишь у одного человека – у командира полка!

       Командир же, вырабатывая замысел боя, вполне может не только потребовать необходимые данные, но и посоветоваться с подчинённым – в этом ничего зазорного нет. Может выслушать предложения… Но… Только до определённого момента – до принятия решения и объявления боевого приказа.

       Тактику действий полка Анохин знал в совершенстве. Да и как не знать? К примеру, в современном бою на обороняющихся могут наступать вдвое, втрое большие силы. Да и вообще принято считать, что можно с успехом прорвать современную подготовленную оборону, имея пятикратное превосходство. Всё, конечно, зависит от обстановки, но есть нормы, которые уже рассчитаны и определены на опыте. Анохин не мог не знать тактики действий мотострелкового полка, потому что в обороне на его батальон наступал полк. Так и случилось на этих учениях. Анохин сразу определил, что опорные пункты на высоте Длинной атакуют два батальона, которые составляют первый эшелон полка.

      Он в целом правильно угадал, что предпримет «противник», правда, не подумал о том, как наступающие распорядятся резервами. Он рассчитывал, что командир наступающих, израсходовав резерв, сразу восстановит его, но этого не случилось – все силы были брошены в бой.

       «Ну что ж. С одной стороны, – это создаёт трудности, а с другой – не так уж и плохо, – думал комбат. – Это облегчит выполнение общей задачи. Ведь наступающим нечем будет маневрировать».

       Анохин ещё более утвердился в решении удерживать высоту, сковывая возможно большие силы «противника». Он точно выбрал момент и подал ещё один сигнал контратаки. Это был сигнал для мотострелковой и танковой рот, изготовившихся в дубраве.

       С опушки дубравы, на ходу освобождаясь от маскировки, рванулись вперёд танки при поддержке огня самоходных гаубиц и орудий боевых машин пехоты. За боевой линией бронированных машин пошли в контратаку стрелковые цепи. Но и это ещё было не всё. Подполковник Анохин приказал капитану Верейкину, до того момента отходившему с ротой в направлении высоты Плоской, развернуться и тоже ударить по наступающим. К роте Верейкина он присоединил и тот мотострелковый взвод, который занимал опорный пункт на высоте Плоской.

       И если на переднем крае, где у Анохина оставалась незначительная часть сил, «противник» имел подавляющее превосходство, то на лугу ещё надо было посчитать, кто сильнее. А если учесть, что наступающие не могли вклиниться в оборону батальона без потерь, то превосходства у них уже не было.

       Анохин сделал всё, что мог, для победы, и луч её снова блеснул впереди. Вот, ещё немного… и посредники должны будут определить победителя. И было уже ясно, что они решат в пользу Анохина.

       Однако, слово теперь было за наступающими.

       Командир третьего батальона выходил на связь чуть ли не каждую минуту, и доклады становились один тревожнее другого. Сначала он сообщил о контратаке со стороны кустарника, через некоторое время об атаке во фланг и тыл со стороны дубравы, затем о том, что отходящие подразделения остановились, развернулись и тоже атаковали батальон. Ко всему этому добавилось огневое воздействие с высоты…

       Подполковнику Новикову казалось, что будь он сейчас там, на лугу, он бы непременно нашёл, как успех «противника» сделать неудачей.

       Самой опасной была контратака со стороны дубравы, но не о ней сейчас думал Новиков. Он думал о том, что обороняющиеся допустили оплошность. Они поверили в близкий успех и бросили на вклинившийся в их оборону батальон все свои силы, оставив неприкрытыми брод и высоту…

       Радист пригласил Новикова к аппарату связи. Новиков подумал с досадой, что не вовремя вызывает его командир дивизии, однако быстро подключил свой шлемофон.

       – В чём дело «Сокол»? Почему не докладываете обстановку? Что происходит у вас? – сурово поинтересовался командир дивизии.

       – «Противник» контратакует значительными силами, – начал Новиков, но командир дивизии перебил:

       – Какой «противник»? Вы докладывали об успехе? Откуда взялся «противник»? Какими силами контратакует?

       – Мотострелковый батальон, усиленный танками – до двух рот, самоходными гаубицами – до двух батарей, батареей…

       Новиков, вероятно, продолжал бы перечисление, но генерал вновь оборвал его:

      – Врагов не считают – их бьют! Вы что забыли эту поговорку? – недовольным тоном сказал командир дивизии. – У вас огромный численный перевес, а обороняющиеся вас бьют. Как же это, «Сокол»?

       Новиков хотел объяснить командиру дивизии, что перед полком оказались значительно большие силы, чем предполагалось, что там, пожалуй, вовсе не батальон. Ведь только со стороны дубравы атакует мотострелковая рота и не менее роты танковой. Танки атакуют и со стороны кустарника. Сколько их там? Судя по фронту, скрытому дымами, тоже до роты… Всё это он не успел сказать, потому что радиостанция замолчала.

      И тут он услышал голос начальника разведки:

      – Товарищ подполковник, – майор начал нерешительно, – справа действуют имитационные группы. Разведдозор докладывает с опушки кустарника… Там всего два танка и какие-то тягачи, машины… Нужно бросить второй батальон вперед, прямо к высоте Плоской. Пока на лугу свалка идёт, мы её захватим.

       Новиков помолчал. Решение ему сразу понравилось, но было обидно, что не у него родилось оно.

       Начальник разведки прибавил:

       – Ну как знаете. Мой долг доложить. А решать вам. В полку одна голова – командир.

       Новиков вздрогнул, услышав последнюю фразу. Он вдруг понял, что никто из подчинённых не посягает на его власть. Просто он достиг той должности, которая отличается от тех, что были раньше. Никто не может всё рассчитать и продумать сам без помощи офицеров штаба. Решение командира полка уже плод коллективной работы офицеров, которые готовят необходимые данные и предложения. Командир всё обобщает, трансформирует и выносит решение, которое становится законом для всего полка.

       – Как вы сказали? Атаковать высоту Плоская? – он задумался. – Справа, говорите, только имитационные группы?

       Новиков подключился к радиостанции.

       – «Сокол» – второй! Я – «Сокол». Броском к броду. На бой с имитационной группой, что действует справа, не отвлекаться. Форсировать реку и овладеть высотой Плоской!

      Ещё несколько минут, и второй батальон приступил к выполнению задачи. Он промчался по лугу, спустился к реке и без единого выстрела овладел высотой Плоская.

       Но и это не всё. Новиков оставил против опорного пункта на высоте Длинной лишь одну роту, остальные силы бросил на луг, чтобы помешать «противнику» ударить в тыл второму батальону. И те подразделения обороняющихся, которые ещё недавно были близки к победе, оказались в трудном положении.

       Анохин ещё не хотел верить в поражение, он ещё искал какой-то выход, который мог спасти его батальон, но… Посредники уже делали своё дело, показывая, что дают успех наступающим.

     Полк Новикова пошёл вперёд, громя подразделения «противника», лишённые оборонительных позиций и беззащитные против наступающих.

     (От автора. В романе "Возрождение Гвардии" я снова возвращаюсь к теме современной армии, теперь уже Российской, возвращаюсь, уже в более глубоком плане освещая судьбы офицеров, прошедших через испытания эпохи ельЦИНИЗМА и развала Государства и Армии. Публикация романа начата на данном сайте, но по "техническим" причинам продолжена на "Проза. ру Николай Шахмагонов" вместе с романами "Суворовцы. На пороге офицерской судьбы" и "Кремлёвцы. Путь к офицерским звёздам")

 

 

      

 -_--_-_

Понедельник, 13 июля 2015, 19:42 +03:00 от Игорь <kukaner60@gmail.com>:

Николай Федорович перешлите мне еще раз первый бой командира полка

13.07.2015 18:05, Николай Шахмагонов пишет:

                          В БОЮ ПОСТУПИЛ БЫ ТАКЖЕ!..

                                              Повесть

                                         Глава первая

                                      Показные занятия

       – Товарищ гвардии полковник, старший лейтенант Гончаров, представляюсь по случаю назначения на должность командира первого мотострелкового батальона.

       Их глаза встретились. Командир полка полковник Чернышёв испытующе глядел на молодого офицера. Не помнил он в своей практике случая, чтобы старшего лейтенанта на батальон ставили: в своей практике не помнил, однако, конечно, слышал, что такое теперь случается сплошь. Встревожило другое. Накануне позвонил ему командир дивизии генерал-майор Лунёв и предупредил:

       – Посылаю к тебе, Евгений Васильевич, своего питомца, старшего лейтенанта Павла Гончарова. Он у меня службу начинал, когда я ещё полком командовал… Оттуда я его и в горячую точку направлял, а теперь вот, как обещал, назад, в дивизию, комбатом возвратил.

       Командир дивизии просил на первых порах поддержать молодого комбата, помочь ему войти в курс дела.

       И вот теперь Чернышёв придирчиво изучал старшего лейтенанта, и тот, несмотря на строгий взгляд, ему нравился. Подтянут, опрятен, видно, что военную форму носит с любовью. Взгляд смелый, уверенный.

       И всё же беспокойно было командиру полка, да и как ему не беспокоиться? В первом батальона заместитель командира по политчасти – капитан, начальник штаба – капитан. Как-то они воспримут старшего лейтенанта? Не будет ли трений на первых порах? Тем более, начальник штаба капитан Колунов сам недавно в дивизию с горячей точки вернулся, и ему ведь когда-то, отправляя, говорили, что комбатом назад могут взять, а взяли ротным. И только здесь уже, в полку, выдвинули на должность начальника штаба батальона, да и то не сразу. В душе-то наверняка Колунов рассчитывал, что после увольнения в запас подполковника Коновалова именно его комбатом сделают. Это тоже надо учитывать. И теперь всё зависит оттого, сможет ли новый комбат установить в коллективе правильные взаимоотношения.

       – Садитесь, товарищ старший лейтенант, – сказал Чернышёв и тут же, не удержавшись, спросил. – Когда срок очередное звание получать подойдёт?

       – Осенью… А что? – в свою очередь поинтересовался старший лейтенант. – Вас смущает звание? Мне однажды уже довелось командовать батальоном, правда всего несколько дней, на учениях… И как будто бы получилось. С задачей справился, – он хлопнул себя правой рукой по погону на левом плече и сообщил: – звание досрочно получил!

       – Вот как!? А я гляжу, что-то лицо знакомое, – оживился Чернышёв. – Представляете, вы по иронии судьбы идёте именно на тот батальон, который разгромили на тех учениях.

       Гончаров как-то сразу приободрился: приятно вспомнить свой успех. Уверенно сказал:

       – Теперь постараюсь сделать так, чтобы батальон больше никому не проигрывал.

       Чернышёв не любил бахвальства. Он поморщился, что не ускользнуло от внимания Гончарова.

       – Товарищ полковник, я серьёзно говорю. Работать умею и буду работать столько, сколько потребуется и даже больше.

       – Посмотрим, посмотрим. Что загадывать? – прервал Чернышёв. – Я вот что вам сказать должен. Ротами в первом батальоне командуют два капитана и один старший лейтенант, замполит – капитан, начальник штаба – капитан!

       – Ну и что? – пожал плечами Гончаров. – Не в званиях дело. – И тут же, не скрывая интереса, спросил: – Хорошие ротные?

       – Ну, ну, ну, – постучал ладонью по столу командир полка. – Это уж вы сами разберётесь. И не с личных дел начинать советую. Я, к примеру, вашего личного дела ещё и не видел.

       – Там всё в полном порядке. Когда можно начинать приём дел?

       – Утром прошу на развод. Представлю батальону.

 

* * *           

       – Полк, смирно, равнение направо! – прозвучала команда, и начальник штаба полка, чеканя шаг, пошёл навстречу полковнику Чернышёву, чтобы отдать рапорт.

       Командир полка поздоровался и объявил:

       – Товарищи, представляю вам нового командира первого мотострелкового батальона старшего лейтенанта Гончарова Павла Михайловича.

       Он ещё что-то говорил, но Александр Новиков уже не слушал: «Не тот ли это Гончаров, который к нам в училище приезжал? А, пожалуй, он!». Новиков скосил глаза вправо, чтобы увидеть Анохина. Тот подался вперёд. Выражение лица выдавало сильное волнение. «Так ведь это он упоминал Гончарова!..»

       Вспомнилось, как однажды Анохин поделился с ним своими переживаниями.

       – Всё у меня в семье наперекосяк, Саня. Не складывается жизнь с Лидой, – говорил Анохин с тоской. – А ведь как я её любил, как любил, если бы ты только знал… Она-то поначалу даже встречаться со мной не хотела. Гончарова предпочла, курсанта из нашей роты. Это уж потом я своего добился, когда Гончаров на другой жениться решил. Теперь, как видишь, маюсь…

        «Вот уж поистине верна пословица: неизвестно кому повезло», – подумал тогда Новиков.

        В этот момент командир полка подошёл к батальону вместе с новым комбатом.

        – Ну, товарищи, оставляю вам нового командира. Прошу любить и жаловать! – сказал он.

       И вот Гончаров остался один на один с батальоном. Перед ним сотни солдат, десятки офицеров и прапорщиков.

       Как и с чего начинать?

       Все ждали, что скажет новый комбат, ждали и оценивали его, старшего лейтенанта. Нельзя было не отметить строевую выправку, хорошо, даже по щёгольски подогнанную форму, начищенные до блеска сапоги, явно сшитые на заказ в Центральном экспериментальном пошивочном комбинате Министерства Обороны.

       Между тем, Гончаров, оглядев строй батальона, сказал хорошо поставленным, твёрдым голосом:

       – Познакомимся в процессе совместной службы и боевой учёбы. А сейчас продолжим развод на занятия. Командиры рот десять шагов, командиры взводов пять шагов вперёд, шагом-марш! Прошу предъявить тетради с конспектами занятий!

       Отчеканив пять шагов, Новиков достал из командирской сумки общую тетрадь и, покосившись на Анохина, полушёпотом спросил:

       – Тот самый?

       – Он! – ответил Анохин, внимательно наблюдая за Масленниковым.

       Между тем, комбат обошёл командиров рот, сделал какие-то замечания и направился к шеренге командиров взводов. Приятель Новикова насторожился.

       – Анохин! – воскликнул комбат, остановившись возле него. – Неужели? Вот так встреча! Это что же, командир взвода?

       – Так точно, – сухо ответил Анохин.

       – И давно здесь? Ведь помню, как будто бы в Москве оставляли служить?

       Новиков заметил, что комбат избегает таких выражений, когда надо было бы назвать Анохина либо на «ты», либо на «вы». На «ты» назвать, значит дать и ему такое право, тем более однокашники. Но ведь и на «вы» назвать по той де причине не очень здорово.

       Анохин же явно не был расположен к разговору. Буркнул:

       – Четвёртый год здесь!

       Комбат взял из его рук тетрадь с конспектами, полистал её, пробежал глазами написанное и нахмурился. Спросил сухо, жёстким голосом:

        – Сколько лет этому конспекту?

        Анохин помялся и с неохотой выдавил из себя:

        – Много… А разве он плох?

        – Я этого не сказал. Но думаю, что он будет лучше, если его написать заново перед занятиями. Причём опыт, свой же опыт учесть. Так и договоримся на будущее. Понятно?

        Не дожидаясь ответа, Гончаров шагнул к Новикову. Возле него долго не задерживался. Конспект пролистал с интересом и, внимательно посмотрев на лейтенанта, сказал:

       – Неплохо, совсем неплохо.

       И пошёл дальше вдоль строя.

       Новиков поглядел на Анохина и спросил:

       – Подсыпал перцу однокашник?

       – Молчи уж, – недовольно пробурчал Анохин.      

       В тот же день после занятий старший лейтенант Гончаров собрал офицеров батальона в тактическом классе и сразу заговорил о деле.

       – Товарищи… Вот мои самые первые впечатления. Конспекты занятий составлены у многих, к сожалению, небрежно. Такое впечатление, что пишете их для того лишь, чтобы отделаться – показать начальству… Не для себя пишете, не для занятий, которые проводите. Мне сообщили, что на днях начинаются сборы командиров взводов. Мы об этом поговорим подробнее. А сейчас начальник штаба доведёт до вас расписание занятий. Пожалуйста, товарищ капитан.

       Капитан Колунов нехотя встал, заговорил вяло, безразлично:

       – Сборы начнутся с лекций, темы указаны в расписании, которое уже вывешено. Ознакомьтесь! – и он указал на стенд. – Второй день посвящён тактике. Будет летучка. Тема тоже указана.

       Гончаров недовольно посмотрел на капитана и, дождавшись, когда тот закончит, встал и объявил:

       – Тактическую летучку и показные занятия проведу я. На тактической летучке отработаем наступление на обороняющегося «противника» с ходу с выдвижением из выжидательного района. Предупреждаю, товарищи командиры взводов, действовать будете в роли командиров рот. Чей взвод готовится к показному занятию?

       – Капитан Крюков, кто у вас там выделен? – спросил начальник штаба батальона.

       Но Крюков ответить не успел. Новиков встал и доложил:

       – Второй мотострелковый взвод. Командир взвода гвардии лейтенант Новиков.

       – Каким образом будете обозначать действия «противника»? – поинтересовался Гончаров.

       – Подготовил имитационные группы.

       – Мы сделаем иначе, – сказал Гончаров. – Занятие проведем двухстороннее. Против взвода лейтенанта Новикова будет действовать взвод старшего лейтенанта Анохина.

        Новиков и Анохин переглянулись.

        – Да, дела, – шепнул приятелю Новиков. – Опять мы с тобой встретимся в поле. Ну, держись.

       Анохин не ответил. До окончания совещания он просидел, словно в воду опущенный, а когда комбат разрешил разойтись, попытался незаметно выскользнуть из класса.

       И тут услышал властный голос Гончарова:

       – Старший лейтенант Анохин, попрошу задержаться на пару минут.

      Анохин вернулся. Когда класс опустел, Гончаров кивнул на стул:

       – Садись, рассказывай, как тебе служится, как Лида? Привёз её сюда или в Москве осталась?

        – Привёз, – ответил Анохин, стараясь не смотреть на Гончарова. – А служба? Что служба?! Не жалуюсь. Не всем быть командармами, – прибавил с усмешкой.

       Гончаров рассмеялся:

       – Помнишь наши шутки-прибаутки… Я как-то сказал, что если через двадцать лет не стану генералом, то… Впрочем, юность есть юность! Не все мечты сбываются, но ведь всё от нас зависит. Ты мне лучше скажи… Что это у тебя со службой не ладится? Доложили мне, что плохи у тебя дела во взводе.

       – Мало ли что могут доложить, – неопределённо проговорил Анохин, впрочем, решительно не возражая против сказанного. – Работаю, как умею. Что ещё могу сказать?!

       Анохин не хотел разговаривать, и Гончаров чувствовал это. Подумал с некоторой досадой:

       «Неужели не может забыть того, что было в училище? Но ведь он, а не я женился на Лиде. Скорее уж мне бы избегать общения с ним. И в том, что он в должности командира взвода застрял, не я же виноват. Непонятно, отчего букой держится».

        – Разрешите идти? – поднявшись со стула, спросил Анохин. – Дел много во взводе…

       – Идите, товарищ старший лейтенант, – сухо ответил Гончаров.

       Анохин же в расположение роты не пошёл, а отправился домой обедать. Лида встретила его на пороге. Была она необычно возбуждена.

       – Слушай, я Пашку Гончарова сегодня видела. В штаб заходил. Не знаешь, что он у нас в дивизии делает?

       – Спросила бы сама, – сказал Анохин, не скрывая раздражения. – Ты ж с ними ближе, чем я знакома.

       – Ну-у... Пора бы уж забыть. Что было, то прошло, да и я ведь не с ним, а с тобой осталась. Он даже не узнал меня. Пробежал мимо. Так что он тут делает?

       – Командиром батальона к нам назначен… Комбат он мой теперь, – глухо пробурчал Анохин.

       – Что ты сказал? – изумлённо переспросила Лида. – Вот так Гончаров! Я всегда говорила, что он далеко пойдёт.

       – Потому и бегала за ним.

       Лида повела плечом, подошла ближе к мужу и, прислонившись к нему, проговорила:

       – Перестань. Как тебе не стыдно?! Я же тебя выбрала. Тебя… А ты всё ревнуешь.

       Анохин хотел напомнить, что не выбрала, а вынуждена была так сделать, потому как Гончаров совершенно неожиданно женился на другой. Но промолчал. Не стал злить жену, которая давно уже заладила одно и тоже, мол, сама выбрала, сама решила. Видно, так ей думать было приятнее. Кому ж охота сознавать себя брошенной?!

      

       Когда вечером, закончив все суетные дневные дела и проинструктировав своего заместителя старшего сержанта Ташманова, Новиков уже собирался ехать в офицерское общежитие, к нему подошёл Анохин и, осторожно тронув за плечо, просительно произнёс:

       – Поговорить с тобой надо, Саша.

       Новиков с любопытством посмотрел на приятеля. Тот отвёл глаза и тихо пояснил:

       – Помощь мне твоя нужна!

       – Так говори, в чём дело? Зачем такая преамбула?

       Анохин медлил. Наконец, сказал:

       – Знаешь, Саня, какие у меня отношения с комбатом?

       – Не знаю…

       – Ну, я же тебе рассказывал…

       – А какое ко всему этому отношение я имею? – спросил Новиков. – О чём вообще разговор?

       Анохин помялся, начал издалека:

       – Понимаешь… Как бы тебе объяснить? Думаешь, случайно он назначил мой взвод на показное занятие?

       Новиков не ответил, и Анохин продолжил:

       – Осрамить он меня хочет, вот зачем привлёк к занятиям. Где как не на показных занятиях это сделать удобнее. Ведь перед всеми можно осрамить.

       – По-моему, наоборот, – возразил Новиков. – Я бы всё это воспринял как доверие высокое. Ведь все офицеры будут присутствовать, причём, слышал я, что не только офицеры батальона, но и полка. И командир полка придёт.

       – Вот-вот… Гончаров и хочет продемонстрировать… Смотрите, мол, каков Анохин!

       – Но почему?

       – Небось, уж узнал Гончаров, что на прошлом подобном занятии ты верх одержал. Недаром он меня сегодня спрашивал, отчего в службе мне не везёт, почему не ладится?

        – И всё-таки ты не прав! – уверенно заявил Новиков. – Может, он специально даёт тебе реабилитироваться.

       – Прав или неправ, время покажет, – резюмировал Анохин. – Реабилитироваться!!! – повторил он. – Скажешь тоже…

       – Так ты постарайся верх одержать. Условия у нас равные. Почему же ты сразу записываешь себя в побеждённые?

       – Записываю? Нет… Просьба у меня к тебе: не побеждай в этот раз. Помоги мне не пасть в грязь перед комбатом.

       – То есть как? Я не понимаю, – удивлённо проговорил Новиков. – Как же я могу это сделать? Что я могу сделать?

       – Дай мне выиграть! – наконец, сказал прямо Анохин.

       – Что? Что ты сказал? – с удивлением переспросил Новиков. – Что тебе дать?

       – Выиграть бой!

       – Выигрывай! Кто тебе не даёт? Я вообще не понимаю твою просьбу. Выигрывай – ещё раз повторил Новиков. – Говоришь что-то несуразное и непонятное.

       – Ну, как же ты не понимаешь, – оживился Анохин, решив, что дело всё именно в непонимании. – Вот смотри…

       Он подвинул чистый лист бумаги и попытался что-то объяснить Новикову:

       – Я сегодня после обеда ходил на учебное поле. Все варианты действий продумал. Тебе остаётся только осмыслить мой тактический замысел и всё будет в порядке.

       Новиков с любопытством смотрел на приятеля, пытаясь понять, уж не шутит ли он.

       Но Анохин уже чертил схему, увлечённо комментируя то, что обозначал на бумаге:

       – Рубеж вероятной встречи походных охранений здесь, видишь, на высоте «Блиндажной». Предположим, ты меня опередишь, выйдешь на неё первым. В этом случает атака с фронта успеха мне, вполне понятно, не принесёт. Что же я сделаю?! А вот что. Под прикрытием дымовой завесы переброшу вот этой балкой, что огибает высоту справа, к тебе в тыл два отделения, а третье при поддержке огня боевых машин пехоты будет обозначать атаку с фронта… Ну как, неплохо придумано?

       – Ты что же, считаешь, что я этот детский манёвр не разгадаю? – удивился Новиков. – Выход из этой балки так прикрою, что мышь не проскочит.

       Анохин с жаром продолжил:

       – В том то и дело, что понимаю: разгадаешь! Даже сомнений нет, потому и прошу тебя, не прикрывай выход из балки. Дай совершить манёвр! Ведь занятие показное. Все подумают, что так всё заранее спланировано, и никто тебя не осудит. А мне знаешь, как не хочется перед Гончаровым в грязь лицом ударить!

       Желание Анохина было вполне понятно Новикову. Много причин, слишком много. Анохин всё ещё командир взвода, а однокашник его – комбат. Дистанция приличная. Анохину ещё нужно заместителем командира роты по технической части стать, затем командиром роты, начальником штаба батальона. И только потом комбатом!!! В ротах на БМП добавлялась весьма сложная должность зампотеха. В ротах на бронетранспортёрах её не было. Там сразу со взвода на роту назначали. А сложной была должность ещё и потому, что далеко не все выпускники общевойсковых командных училищ настолько дружили с техникой, что могли легко справиться с технической должностью. Там ведь ответственность за техническое состояние боевых машин… Впрочем, это положение только входило в войска, и многие выпускники училищ, те что посообразительнее, просились в мотострелковые полки, оснащённые бронетранспортёрами, хотя все восхищались красивыми, стремительными бээмпешками. Да, Анохин сильно отстал от Гончарова… Но если бы только это… Примешивался ещё хоть разрушенный, но незабытый любовный треугольник. Да, Лида, которая когда-то предпочла Гончарова, всё же стала женой Анохина… Но Анохин горько переживал, что случилось это не благодаря её выбору, а в силу того, что Гончаров предпочёл ей другую…

       С одной стороны, Новиков готов был войти в положение, но… его возмущала сама по себе просьба: «Ишь ты, победить задумал! Ну, так побеждай, в честном бою побеждай! Но подстраивать победу?!» Это раздражало. И всё же жалко было Анохина, ведь тот на первых порах, когда Новиков только прибыл в полк, хоть и не очень умело, но старался всячески помогать, делился опытом работы, знаниями. Не такие уж это были сильные знания, не такой уж ценный опят, однако Новиков был благодарен уже за одно искреннее стремление оказать помощь.

        И вдруг осенило… Ему стала предельно понятна просьба, причём не только понятна, но в какой-то мере приятна. Новиков подумал: «Значит, Анохин уверен, что я сильнее его в тактике, да и вообще в боевой подготовке. Значит, признаёт, что трудно, даже практически невозможно вырвать у меня победу!»

        – Эх, дружище, – проговорил Новиков. – Что я тебе скажу… Как бы ни хотел я тебе помочь, но просьбу твою выполнить не могу. Ты уж не сердись. И не только потому, что нечестно так поступать. Ведь у меня же взвод… Три десятка отличных ребят. Ты забыл об этом? Они славно потрудились на занятиях, а теперь рассчитывают, что труд их будет вознаграждён успехом в учебном бою…

       – Что взвод? Его дело команды выполнять, – возразил Анохин. – Нашёл причину. Скажи уж, что не хочешь другу помочь. Сам хочешь прогнуться перед новым комбатом.

        – Я с тобой не согласен, – твёрдо сказал Новиков. – А для чего же на каждом занятии учу и сержантов, да и солдат понимать тактическую обстановку. Помнишь, что говорил Суворов: каждый солдат должен знать свой манёвр!

       – Свой манёвр, а не манёвр командира взвода, – попытался парировать Анохин.

       – Ты не прав. Необходимо так учить, чтобы любой сержант мог заменить в бою командира взвода, а рядовой солдат – командира отделения! И я так учу. Если я выполню твою просьбу, мои подчинённые сразу всё поймут. В этом не сомневаюсь!

       – Ну что ж, – мрачно проговорил Анохин. – Теперь тебе и карты в руки. Замысел я рассказал и отступать мне от него некуда. Самое время прогнуться перед новым комбатом… Слышал, небось, должность зампотеха скоро освободится.

       – Перестань паясничать – оборвал Новиков. – Ладно уж, так и быть, выполню твою просьбу. И напрасны твои упрёки – прогибаться я не собирался, и должность зампотеха тебе по праву принадлежит. Но на будущее учти, что репутацию свою надо честно зарабатывать.

       Анохину самому гадко было от его же собственной просьбы. Он уже готов был отказаться от неё, но понимал, что это равносильно поражению и полному падению авторитета, в том числе и в глазах Гончарова.

        – Саня, – проговорил он. – Пойми… Мне самому стыдно за свою просьбу, но войди в положение моё. Что мне делать?

        – Победить в открытом бою!!! Учиться побеждать, пока мирное небо над головой, пока учёба… В реальном бою противника реального не подговоришь.

        – Один единственный раз… Я обещаю, что один единственный раз, – повторил Анохин. – Мне так это важно!

       – Сказал же, сделаю то, что ты просишь…

 

           *****

      И вот настал день занятий.

      Настроение у лейтенанта Новикова в то солнечное утро совсем не соответствовало погоде. Он, тщательно скрывая чувство вины, преследовавшее неотступно, поглядывал на возбуждённые перед занятием лица солдат и сержантов. Думал о том, как они будут стараться, гордясь, что именно их взводу доверили участвовать в показных занятиях, и какими огорчёнными вернутся в казарму после поражения, в котором будут неповинны.

       «А имею ли я право вот этаким образом распорядиться своими подчинёнными? – вдруг подумал Новиков. – Имею ли право смазать труд всего взвода? Ради чего? Ради дружбы с Анохиным? Ради победы человека, который сам не в состоянии её одержать, мало того, даже и попытаться не хочет сделать это? А раз так, то он не достоин не только победы, но и выдвижения на вышестоящую должность».

       От мыслей оторвал доклад заместителя командира взвода старшего сержанта Ташманова:

       – Товарищ лейтенант, взвод готов к выдвижению!

       Вскоре поступила команда руководителя занятий, и «противники» – взводы лейтенанта Новикова и старшего лейтенанта Анохина – начали свой путь к рубежу вероятной встречи.

        Старший лейтенант Анохин был в приподнятом настроении. Сегодня он, как никогда, был уверен в победе. Ещё раз тщательно продумал свои действия, рассчитал скорость движения. Он опасался сейчас лишь одного – выйти на высоту раньше Новикова и спутать все планы. Действовать же без заранее намеченного плана, пусть даже в более выгодных для себя условиях, он не решался. С Новиковым шутки плохи…

        Командир дозорной машины доложил по радио с опушки леса о том, что обнаружил на высоте «Блиндажная» «противника», который закрепляется на выгодном рубеже.

       – Взвод! К бою! – бодро скомандовал Анохин.

       Боевые машины пехоты развернулись в боевую линию, десантировав на ходу отделения, развернувшиеся в стрелковые цепи. Началась атака.

        Высота мгновенно ощетинилась огнём.

        «Так! Хорошо, ещё немного, ещё ближе подойдём, – размышлял Анохин. – Пусть Гончаров видит, что решение ударить во фланг и тыл не заранее продумано, а родилось в ходе учебного боя.

       Он отыскал глазами полигонную вышку, возле которой должны были находиться офицеры, и обомлел. Рядом с автобусом возле вышки стояли вездеход командира полка и «Волга» командира дивизии. Словно не веря глазам своим, Анохин вскинул бинокль. Генерал-майора Лунёва он узнал сразу. «Вот это новость! – едва не воскликнул Анохин. – Значит, мой триумф увидит командир дивизии!»

       Он повёл биноклем вперёд и увидел на высоте Гончарова, который стоял рядом с руководившим занятием начальником штаба батальона капитаном Колуновым. Сам комбат не стал брать на себя проведение занятия, решив, очевидно, посмотреть, как с этим справляются его подчинённые.

       Между тем, огонь с высоты усилился, и Колунов, взяв в руки белый флажок, уже шагнул вперёд, собираясь, вероятно, остановить атакующие подразделения.

       «Пора!» – решил Анохин и приказал поставить дымовую завесу.

       Когда белые клубы дыма потянулись по ветру вдоль стрелковой цепи взвода и боевой линии машин, скрывая их от огня обороняющихся, Анохин скомандовал:

       –Взвод! Стой!

       Отделения залегли, остановились, найдя временные укрытия, боевые машины пехоты, поддерживавшие атаку огнём своих пулемётов и автоматических пушек.

       Оставив одно отделение для обозначения действий с фронта, Анохин сам повел два отделения в обход по лощине. Проскользнуть в лощину удалось за дымами незаметно.

 

       Лейтенант Новиков увидел командира дивизии почти одновременно с Анохиным. Обидно стало, что, что придётся показать себя с весьма непрезентабельной стороны, проиграв бой на глазах генерала. Настроение испортилось окончательно.

       А тут ещё Гончаров подошёл вместе с руководителем занятия Колуновым и стал наблюдать за работой командира взвода. Впрочем, Новиков не волновался. Что волноваться, когда всё предрешено. Лишь представил себе, как будут расхваливать Анохина за смелый манёвр, столь необходимый в быстротечном встречном бою.

       Видно, не без основания опасался Анохин, что разгадать его манёвр будет совсем несложно – вон уж солдаты взвода все, как один, заволновались, понимая, что «противник» что-то предпринимает, ещё пока не совсем ясное. Увидел он и старшего сержанта Ташманова, который, пригибаясь, бежал к командно-наблюдательному пункту командира взвода. Новиков понял, что его заместитель уже разгадал замысел Анохина. Это порадовало – не зря, выходит, учил. Но… Это и поставило его, командира, в двусмысленное положение… Если манёвр разгадан, надо действовать, но как? Нарушить договор с Анохиным? Предположим… Просьба Анохина весьма и весьма порочна, но уж если согласился её выполнить, будет ещё более порочно не выполнить обещания.

       Новиков понял, что очень нелегко будет объяснить взводу причину поражения в этом встречном бою. Он не придерживался точки зрения Анохина и не считал, что подчинённым не должно быть дела до решений командира.

 

       А старший лейтенант Анохин, тем временем, вёл вдоль балки два отделения своего взвода, действовавшего в головной походной заставе. Боевые машины пехоты остались для имитации атаки с фронта, которая затем, после атаки с тыла, уже прекращала быть имитацией, а превращалась в реальную атаку с фронта…

       Вот и последний изгиб балки. Через несколько десятков метров можно будет покинуть балку и развернуться для атаки во фланг и тыл.

       Анохин, придерживая набегу сумку, достал из неё сигнальный патрон красного огня, быстро свинтил предохранительный колпачок, освободил шнурок… Когда красная ракета взмоет в небо, третье отделение и боевые машины пехоты двинутся по этому сигналу в атаку.

        Анохин уже представил себе, как всё это будет выглядеть с вышки… Красиво!!! Чётко, слаженно… Высота, на которой закрепился взвод лейтенанта Новикова, как бы зажата меж двух огней. Атака  во фланг и тыл внезапна, дерзка и губительна на «противника». В реальном бою она может привести к полному истреблению неприятеля. Конечно, существует много нюансов… Большое значение имеют, и слаженность, и огневая выучка, ведь взвод должен быть подготовлен не просто к пальбе, а к ведению меткого, уничтожающего огня. Но на учениях огневая выучка проявиться не может, на учениях достаточно показать слаженность взвода и Анохин полагал, что это ему сделать удастся уже через считанные минуты…

       И вдруг… пулемётная очередь хлёстко ударила в упор. Пулемёт бил вдоль балки. Анохин увидел на выходе из балки боевую машину пехоты. Справа и слева от неё заработали автоматы. Огневой мощи боевой машины пехоты, усиленной несколькими автоматчиками, было вполне достаточно, чтобы уничтожить полностью два отделения, зажатых крутыми склонами балки. У Анохина не было свободы манёвра. И если «противник» был рассредоточен и укрыт в складках местности, то Анохин со своими двумя отделениями оказался в огневом мешке. «Противник», будучи сам рассредоточен, сосредоточил свой огонь на дне неширокой балки. Анохин, уверенный в успехе своего оговорённого с Новиковым плана, вёл отделения без разведки, даже без пеших дозорных, которых стоило бы выслать вперёд, вёл почти строем в колонну по два… Иначе балка и не позволяла. Он рассчитывал развернуть отделения на обратных скатах высоты, на виду у начальства. И вдруг этот внезапный кинжальный огонь!!! Огонь двух пулемётов – одного спаренного с пушкой боевой машины пехоты, другого – ручного. Да и автоматы трещали вовсю. Можно представить себе, какой урон нанёс бы такой огонь в реальном бою. Да ведь и пушка боевой машины пехоты не молчала бы. Просто на занятии она лишь учитывалась как огневое средство, но не стреляла даже холостыми.

        – Назад! – услышал Анохин рядом с собой резкий, как выстрел, окрик сержанта Крамсаева.

       Увидев растерянность на лице своего командира, сержант решил помочь вывести людей из-под огня за изгиб балки. Но было уже поздно. С фланга загрохотали автоматные очереди, послышались хлопки взрывпакетов, обозначавшие разрывы ручных гранат.

        «Ну, Новиков, этого я тебе не забуду!» – только им мог подумать Анохин, уверенный, что его приятель, увидев прибывшего на полигон комдива, решил нарушить договор.

        Поборов растерянность, Анохин скомандовал:

        – К бою! Вперёд, за мной! – и побежал вверх по склону навстречу грохочущим автоматным очередям.

        Однако, отделения побежали за ним следом, так и не развернувшись, гурьбой. Все были ошеломлены внезапным огневым воздействием противника.

       И тут впереди показался руководитель занятия. Он взмахнул белым флажком и крикнул:

       – Оба отделения уничтожены! Стой!... Проверить оружие.

       «Но ведь у меня же ещё одно отделение осталось, третье», – вспомнил Анохин, но тут же понял, что поздно вспомнил. Третье отделение было сметено контратакой с высоты.

       Руководитель занятия скомандовал «отбой», и сразу стало удивительно тихо после грохота учебного боя.

      Новиков выбрался из укрытия и направился к Анохину, но тот демонстративно пошёл в противоположную сторону, к своей боевой машине пехоты. Туда же, к подножию высоты, повёл строем два отделения и сержант Крамсаев.

       – Личный состав отправить в расположение, – приказал комбат. – Старший сержант Ташманов старший. Офицеров прошу на разбор занятий.

       Анохин быстро пошёл вперёд. Новиков окликнул его, но он даже не обернулся.

       – Оставьте его в покое, – посоветовал Гончаров. – Сейчас ему полезно побыть одному. Две неудачи подряд… А вы молодец, Новиков, хорошо подготовили взвод. Слов, как вижу, на ветер не бросаете.

       – Вы о чём? Каких слов?

       – Вы так громко спорили с Анохиным, что я невольно всё слышал, особенно когда хвалили своего заместителя. Правы – сержант неплохой. И это ваша заслуга!

 

                                                         * * *

       Генерал-майор Лунёв любил просто и непринуждённо беседовать с подчинёнными ему офицерами, особенно с младшими, у которых, как он полагал, и без того хватает командиров и начальников всех степеней и рангов для того, чтобы требовать, а, коли надо, и распекать за промахи. Считая необходимым действовать строго по командной инстанции, он бывал суров с командирами полков, иногда с комбатами, с остальными же не спешил пользоваться предоставленной ему властью, а если и пользовался, то разумно.

       Лишь на одно был щедр – на поощрения. На взыскания же скуп до крайности. Считал, что служебную карточку офицера надо стараться не портить всеми силами до самой последней возможности и заносить туда взыскания только в тех случаях, когда все остальные формы уже исчерпали себя.

      Вот и в тот день, узнав, что лейтенант Новиков уже поощрён за отличные, инициативные действия на занятиях и начальником штаба батальона – неделю назад, и командиром полка – два дня назад, Лунёв решил, что настал его черёд отметить грамотного офицера.

       – Не вижу героя дня, – сказал он, подойдя к замершему строю офицеров. – Прошу сюда, на видное место, Александр Васильевич…

       И когда Новиков, сбитый с толку неуставным обращением, справился с растерянностью, сделал несколько шагов вперёд и повернулся кругом, лицом к строю, комдив объявил:

       – За умелые и решительные действия на тактическом занятии лейтенанту Новикову объявляю благодарность…

       – Служу Советскому Союзу! – громко отчеканил Новиков.

       Однако к радости  примешивалось чувство неловкости перед Анохиным, который стоял сейчас перед ним обиженный, подавленный и хмурый.

       И тогда Новиков тихо, но твёрдо сказал:

       – Не моя заслуга, товарищ генерал-майор!

       – Добре, добре! – удовлетворённо проговорил Лунёв. – Правильно поступаете, правильно. Подчинённых, хорошо потрудившихся, забывать нельзя. Жаль, что взвод свой в расположение поторопились отправить. Сами благодарность мою передадите? Впрочем, нет… Такие вещи надо делать самому. Приеду к вам на полковой развод и объявлю о поощрении… Подробный разбор сегодняшнего занятия проведёт командир полка.

       – Товарищи офицеры! – скомандовал командир полка…

       – Товарищи офицеры! – проговорил комдив и пошёл к машине, водитель которой уже завёл мотор.

 

* * *

       Занятия по огневой подготовке были запланированы на понедельник, однако Анохин, назначенный начальником караула с субботы на воскресенье, так и не подготовился к ним. Теперь он стоял на разводе и мысленно ругал себя, ожидая, когда Гончаров начнёт проверку конспектов. План-конспект был, но опять-таки старый.

       Командир полка уже выслушал доклад своего заместителя о том, что полк на развод построен, поздоровался с личным составом и приказал приступить к проверке подготовленности подразделений к занятиям. Но неожиданно Чернышёв резко и отрывисто скомандовал:

       – Все в строй! Полк, равняйсь! Смирно! Равнение направо!

       Анохин повернул голову и увидел командира дивизии генерал-майора Лунёва.

       «Ну, кажется, пронесло, – успокоился он. – Командир дивизии проверять конспекты не будет».

       Он не ошибся. Генерал Лунёв приехал в полк, чтобы выполнить обещание, данное на полигоне, – лично объявить благодарность взводу лейтенанта Новикова. Поздоровавшись с полком, он сразу прошел к батальону Гончарова.

       – Попрошу вывести на середину строя взвод лейтенанта Новикова, – приказал он Гончарову, и когда тот выполнил распоряжение, заговорил: – На минувшей неделе в вашем полку проводились показные занятия по тактической подготовке и проводились они на базе первого батальона, а это, как вы понимаете, свидетельствует о многом. Один из взводов полностью оправдал доверие, оказанное ему. Этот взвод вы видите перед строем батальона во главе с его командиром лейтенантом Новиковым. Я специально приехал, чтобы выразить свою благодарность солдатам и сержантам, а заместителю командира взвода.., – генерал посмотрел на старшего сержанта Ташманова и вдруг неожиданно звучным и громким голосом скомандовал: – Батальон, смирно! Личному составу второго мотострелкового взвода объявляю благодарность. Заместителю командира взвода старшему сержанту Ташманову предоставляю краткосрочный отпуск…

       Взвод дружно ответил:

       – Служим Советскому Союзу!

       Конспекты занятий на этом разводе никто уже не проверял. Подразделения, чеканя шаг, прошли перед трибуной, на которой вместе с командиром полка и его заместителями стоял командир дивизии генерал-майор Лунёв.

        Роты повзводно разошлись по местам занятий.

        «Пронесло, – думал Анохин, распределяя взвод по учебным местам. – Каждый день эти волнения. И кто только конспекты придумал? Переписываем одно и то же».

        После того, как Анохину довелось несколько раз на месяц, а то и больше оставаться за командира роты, он почти перестал готовиться к проведению занятий, поскольку должность командира взвода со всеми её особенностями, казалась теперь мелкой и скучной. Командир роты капитан Крюков, подписывая старые конспекты, ворчал, но мер не принимал.

      

                                                       Глава вторая

                                                        Разведгруппа

       Командир мотострелкового батальона старший лейтенант Гончаров уже набросил на себя плащ-накидку и собрался идти на передний край в опорные пункты рот первого эшелона, когда на его командно-наблюдательный пункт вбежал связной из штаба полка, торопливо представился и протянул пакет. Гончаров взял его и извлёк листок бумаги. На нём было несколько скупых и категоричных строк распоряжения, написанного командиром полка полковником Чернышёвым. Гончарову надлежало, взяв с собой одного из командиров рот, немедленно прибыть на командный пункт полка.

       – Командир полка прислал за вами машину. Она за обратными скатами высоты, в кустарнике, – доложил связной, невысокий веснушчатый ефрейтор.

       – Ждите меня у машины, – приказал Гончаров и отдал распоряжение вызвать на командно-наблюдательный пункт батальона командира 2-й мотострелковой роты.

       Он остановился именно на этой роте, потому что она была накануне выведена во второй эшелон, и её было легче направить на выполнение любой задачи, а в том, что вызов связан именно с этим, Гончаров не сомневался. Недаром же командир полка вызывал его не по проводной или радиосвязи, а через связного, следовательно, заботился о том, чтобы информация об этом вызове никуда не могла просочиться. Была и еще одна причина, по которой Гончаров сразу выбрал именно вторую роту. Командир в ней опытный, грамотный, не раз участвовал в самых различных учениях, а теперь вот представлен к выдвижению на вышестоящую должность, и приказ должен прийти со дня на день. Он всегда с удовольствием думал о капитане Крюкове, офицере высокого роста и богатырского телосложения, которого, казалось, ничто не может сломить: ни трудности службы, ни житейские неурядицы, ни недуги. Если бы знал, что ошибается в этом, возможно, выбрал бы другую роту, и другого командира для поездки на командный пункт полка….

 

       Мотострелковая рота капитана Крюкова оборудовала опорный пункт на высоте, которая возвышалась в глубине района обороны батальона. Все первые дни учений рота действовала на решающих направлениях. Люди устали, вымотались и теперь приняли назначение во второй эшелон, как заслуженную передышку.

       Лишь накануне, на исходе дня, «Северные» были остановлены «противником» – «Южными» – на выгодном рубеже и перешли к обороне. По радио и проводным средствам связи «Северных» активно передавались распоряжения по укреплению оборонительных позиций, причём, хоть и использовался код, но самый простейший, который «Южные» при желании могли легко расшифровать. Это делалось потому, что в крупных штабах уже знали – обороняться «Северным» оставалось не более суток.

       Ближе к полудню капитан Крюков вызвал офицеров на свой      командно-наблюдательный пункт, и лейтенант Новиков, дав заместителю необходимые указания, направился туда. День выдался пасмурным, солнечные лучи не могли пробиться сквозь мутно-серые тучи, обложившие горизонт и надвигающиеся на лес, в сотне метров от опушки которого проходил передний край обороны. Дождь шёл всю ночь, он и теперь накрапывал, а к вечеру, судя по густеющим тучам, можно было ожидать ещё более сильного ливня.

       Когда до КНП оставалось не более сотни метров, Новикова обогнал тёмно-зелёный вездеход с красными крестами на бортах. Он проворно петлял между рытвинами и ухабами, огибал окопы и, в конце концов, остановился на высоте возле КНП.

       «Что-то стряслось!? – с тревогой подумал Новиков и ускорил шаг.

       Подойдя ближе, он увидел лежащего на носилках капитана Крюкова. Возле него хлопотал начальник медицинской службы полка. Рядом стоял старший лейтенант Анохин и торопливо говорил:

       – Вы не волнуйтесь, товарищ капитан. Всё сделаю, обеспечу порядок.

       – Э-эх, – проговорил Крюков. – начали то учения мы так хорошо… Не ударить бы в грязь лицом… Как вы тут без меня будете?

       Санитары осторожно поставили носилки в машину, сели сами. Последним в салон прыгнул Анохин, пояснив:

       – Провожу до полкового медпункта.

       Новиков проследил взглядом за санитарным «уазиком», именуемым в обиходе мыльницей. На такие автомобили он с некоторых пор не мог смотреть спокойно. И два санитара, уже знакомые ему, и носилки, на которых теперь лежал командир роты, и автомобиль напомнили ему о том дне, когда его самого привезли в лазарет полкового медпункта и он, едва с помощью санитаров выбравшись из машины, увидел Наташу…

       Наташа пробыла в городе, в котором дислоцировалась дивизия, всего несколько дней, но уезжая, обещала твёрдо: больше никаких отсрочек – с нового учебного года она окончательно перебирается к нему и переводится в здешний институт.

       Согласилась она и с тем, что можно сыграть свадьбу и здесь. Даже лучше – ведь тогда можно пригласить сослуживцев Александра. А её подруги – вольные птицы. Для того, чтобы приехать сюда, им не нужно просить отпускных билетов.

       И ждать Александру осталось совсем немного.

    

       От воспоминаний оторвал связной, присланный командиром батальона.

       Он огляделся, пытаясь найти капитана Крюкова. Не нашёл и обратился к Новикову:

       – Товарищ лейтенант, командира роты срочно вызывает комбат, – выпалил он, вытянувшись в струнку.

       – Что же делать? – воскликнул сержант Чипликов, который оказался на КНП. – Командир роты заболел, а старший лейтенант Анохин, который      всегда остаётся за него, уехал.

       – В подразделении всегда должен быть командир, – твёрдо возразил Новиков. – Я пойду к комбату! Вы остаётесь за командира роты!

       Он поправил ремни портупеи, разгладил складки на кителе и торопливо зашагал в сторону КНП.

       Старший лейтенант Гончаров сидел в штабной палатке за раскладным столиком и внимательно изучал карту. Когда Новиков доложил о прибытии, поднял брови и спросил:

       – А где капитан Крюков? Я вызывал командира роты!

       – Вам не успели доложить… Командира роты увезли в медпункт. Машина ещё, наверное, в пути.

       – Что с Крюковым?

       – Пока неизвестно. Анохин вернётся, сообщит.

       – Кого Крюков оставил за себя? Вас? – снова спросил старший лейтенант Гончаров.

        – Нет…Не меня. Никого не оставил. Но обычно он оставлял старшего лейтенанта Анохина. Всё-таки самый старший из нас.

        – Анохина? – переспросил Гончаров и снова зачем-то пристально посмотрел на карту, испещрённую тактическими знаками, словно там, среди этих знаков и условных обозначений затерялся ответ на вопрос, кто же должен возглавить роту в самый ответственный период учений. Очевидно, карта в какой-то степени настраивала на мысли о том, на кого нужно возложить столь серьёзную задачу.

       Комбат встал, сделал шаг навстречу Новикову и твёрдо сказал:

       – Я возлагаю командование ротой на вас, товарищ лейтенант. Рабочая карта с собой?

       –Так точно.

       – Немедленно едем в штаб полка…

       Новиков повиновался почти машинально, потому что первое, о чём подумал: как всё это воспримет Анохин, тем более что им так и не удалось объясниться после показных занятий. Анохин старательно избегал Новикова. Если и приходилось отвечать на какие-то вопросы по службе, то делал это кратко и тут же стремился удалиться, чтобы не вступать в разговор.

       Новиков посмотрел на комбата, хотел высказать свои соображения, но понял, что это бессмысленно, да и, наверное, не к месту. Гончаров отвечал за батальон, отвечал за выполнение учебно-боевых задач на учениях, а потому думал не о том, кого огорчит или обрадует своим решением, а о том, как это решение будет способствовать успеху общего дела – успеху действий батальона.

 

                                                              * * *

       Командный пункт полка расположился на небольшой лесной поляне. По краям её угадывались хорошо замаскированные боевые машины управления и связи. В небо вонзались длинные антенны радиостанций.

       Вездеход остановился возле одной из машин. Указав не неё, связной пояснил:

      – Командир полка здесь. Он ждёт!

      Гончаров и Новиков поднялись по небольшой приставной лесенке в штабной фургон. Из-за длинного, вытянутого вдоль кузова стола поднялся полковник Чернышёв, как всегда живой, порывистый, стремительный. Он шагнул навстречу, пожал офицерам руки и спросил у Гончарова:

       – Почему лейтенант Новиков? Я приказал вам прибыть с командиром роты.

       – Капитан Крюков направлен на полковой медицинский пункт. Что с ним, ещё не доложили.

       – Новиков, сходите к связистам. Пусть выяснят, что с Крюковым, – приказал Чернышёв и едва лейтенант покинул штабной фургон, резко спросил у Гончарова: – Вы отдаёте отчёт своему решению?

       – Так точно, товарищ полковник!

       – Тогда почему назначаете для выполнения ответственной задачи молодого и малоопытного офицера?

       – Во-первых, я не знал цели вызова. Во-вторых, верю в Новикова и считаю, что он справится с любой задачей лучше, нежели Анохин.

       – Возможно, вы правы, – примирительно сказал командир полка. – Новиков действительно справится с задачей лучше, чем Анохин… С любой другой задачей, но с той, что будет поставлена, не знаю... Роте предстоит действовать не только в интересах полка, но и дивизии.

       – Смотря, какая задача, – проговорил Гончаров, но тут же убеждённо повторил: – Я верю в Новикова!

       – И берёте на себя ответственность за его действия? – пристально посмотрев на комбата, резко спросил командир полка.

       – Так точно, беру!

       Это не совсем приятный разговор прервало появление Новикова. Тот доложил:

       – Товарищ полковник, у капитана Крюкова приступ аппендицита… Его направляют в госпиталь на операцию.

       – Понятно, – проговорил Чернышёв и спросил, испытующе глядя на лейтенанта: – Вы ведь недавно из училища, Новиков?

       – Что вы, товарищ полковник. Уже давно. Целый год взводом командую.

       Командир полка улыбнулся и с тёплой иронией сказал:

       – Ну, конечно. Год – это очень много!

       Он помолчал, глядя на карту, расстеленную на столе, затем обошёл стол и сказал:

       – Прошу сюда, ко мне! И приготовьте свои рабочие карты. Боевая задача: используя промежутки в обороне «противника», выйти к нему в тыл, разыскать стартовые позиции ракетного дивизиона и сообщить их координаты. Цель ваших действий – обеспечить наш упреждающий удар по ракетам, применение которых может сорвать предстоящее наступление.

       – Наступление? Мы будем наступать? – с интересом и в то же время с нескрываемой радостью переспросил Новиков.

       – Да! И хочу, чтобы уяснили: от ваших действий будет во многом зависеть успех не только полка, но и дивизии. Предполагаемый район стартовых позиций – урочище «Земляничное» Задача ясна?

       Новиков внимательно посмотрел на карту, прикинул что-то и сказал с сомнением:

       – Урочище велико. Более конкретных данных нет?

       – Если бы были, зачем посылать разведгруппу? Вчера воздушная разведка обнаружила колонну ракетного дивизиона «Южных» на марше. Она выдвигалась в направлении урочища. Это всё, что известно. Повторная разведка ничего не дала.

       – А если ракетный дивизион прошёл урочище насквозь и…

       – Чтобы исключить всякие «и», в тыл противника направляется не одна ваша разведгруппа. Но, на мой взгляд, урочище – наиболее удобный, а потому наиболее вероятный район стартовых позиций.

       Новиков продолжал молча изучать карту командира полка, перенося в свою рабочую карту то, что необходимо для выполнения задачи. То, что он не заявил сразу, без раздумий, что готов выполнить задачу, командиру полка нравилось. Высокий, стройный, с открытым лицом, Новиков мог, в то же время, показаться задиристым и не слишком серьёзным. Такое выражение его лицу придавала строчка усов, являвшаяся предметом его гордости. Взгляд его обычно был задорным и дерзким. Но в эти ответственные минуты Новиков весь собрался, сосредоточился. Даже Гончаров, который виделся с ним гораздо чаще, чем командир полка, уловил эту перемену и ещё раз утвердился в правильности своего решения. Он, конечно, мог, узнав о болезни Крюкова, выбрать и другую роту, и другого командира, ведь сразу почувствовал, что предстоит какое-то ответственное задание. Не сделал этого потому, что хотел испытать Новикова, ещё раз испытать перед тем, как решить, кому доверить роту взамен убывающего на повышение командира. Но если бы он знал, насколько сложна задача, которую предстоит выполнять роте!!!

       – Какие ещё данные вас интересуют? – спросил у Новикова командир полка, продолжая наблюдать за ним.

       – Что интересует? – лейтенант вдруг улыбнулся, хитровато щурясь. – То, что интересует, пока неизвестно. Это-то как раз и предстоит мне узнать.

       – Ещё хочу предупредить вас, – снова заговорил полковник Чернышёв. – В тылу «противника» много соблазнов для разведки. Ни в коем случае не отвлекаться ни на какие иные объекты… На радиосвязь можно выйти только однажды, когда потребуется передать координаты стартовых позиций. Только один раз! Слышите? Радиостанции держать на приёме. И помните: ракеты не должны взлететь!!! Позаботиться об этом у нас есть кому, но без точных координат не обойтись. Воздушная разведка исключается – вон как небо обложило. У меня всё!

 

       А между тем, в медпункте, осмотрев капитана Крюкова, врач сказал Анохину:

       – Слава Богу! Я опасался обострения язвенной болезни. Но это, кажется, просто аппендицит.

       – Ничего себе «просто аппендицит». Здесь же поле.

       – Можно и в поле сделать операцию. У нас есть для того все условия. Но нет необходимости. Вертолёт доставит в госпиталь.

       Анохин подошёл к командиру роты, который позвал его голосом, ослабленным болью:

       – Я уж, видно, вернусь в роту лишь для того, чтобы дела сдать. Приказ о моём переводе будет вот-вот подписан… Так что имей это ввиду… Постарайся не ударить в грязь лицом на учениях!!!

       Через несколько минут над поляной сделал круг вертолёт и плавно пошёл на посадку, выстелив воздушным вихрем высокую траву. 

       Санитары подняли носилки и поставили их в вертолёт. Лишь когда винтокрылая машина поднялась в воздух, до Анохина дошёл смысл слов командира роты. Он так и не объявил, кого оставляет за себя. Почему? Потому что, как бы само собой разумелось, что ротой временно будет командовать именно он – Анохин? Или ротный так и не решил для себя этот вопрос из-за того, что случилось на минувших показных занятиях?

       Впрочем, возвращаясь в роту, Анохин почти и не сомневался, что именно ему, как старшему по званию и более опытному офицеру предстоит взять на себя эту ответственность – командовать ротой на учениях, а может, вплоть до назначения нового командира.

       Вернувшись в роту, он с удивлением и даже с раздражением обнаружил, что личный состав построен в роще на обратных скатах высоты. Перед строем расхаживал лейтенант Новиков, что-то объясняя.

       Подойдя ближе, Анохин услышал то, что говорил Новиков. А говорил он об ответственности при выполнении учебно-боевой задачи. Какой задачи? Анохин ещё не успел ни получить задачи, ни довести её до командиров взводов.

       – Каждый из нас, товарищи, – говорил Новиков, – должен осознать, сколь ответственна поставленная перед нами задача. От сегодняшних наших действий во многом зависит успех главных сил. Мы должны быть как никогда собранными, предельно внимательными, должны действовать как в реальном бою.

       – О чём вы там рассказываете, товарищ лейтенант? – стараясь вложить в свои слова начальственный тон, спросил Анохин. – Для чего людей в строю держите? Им необходимо оборудовать опорные пункты.

       – Разъясняю поставленную задачу, товарищ старший лейтенант, – в тон ему ответил Новиков и прибавил. – Станьте в строй и слушайте!

       Анохин остановился как вкопанный, лицо побагровело. Он хотел одёрнуть Новикова, но тут до него дошло, что не случайно Новиков ответил столь строго и требовательно, что произошло за его отсутствие какое-то событие, которое позволяло делать это. Он даже догадывался, что произошло. И он послушно стал в строй, тем более выяснять что-то перед всей ротой, было, мягко говоря, неправильно.

       Он понял, что опоздал: кто-то в его отсутствие возложил обязанности командира роты на Новикова.

       «Скорее всего, Гончаров, кто ещё мог это сделать? – подумал он. – Дался же ему этот Новиков. Ну что ж, посмотрим, что за задача и как он с ней справится».

       – Итак, повторяю! – продолжал Новиков. – Нам приказано разыскать в глубоком тылу «противника» стартовые позиции ракетного подразделения и сообщить их координаты в штаб. Мы должны обеспечить упреждающий удар по ракетам, применение которых может причинить значительный урон главным силам и сорвать намеченное наступление.

       «Вот оно что, – подумал Анохин. – Капитан Крюков словно предчувствовал, что роте придётся решать очень серьёзную и ответственную задачу. Но почему же командует Новиков? Справится ли он? Хватит ли опыта? – и сам себе ответил: – Хватит и опыта, и знаний, и навыков, и решительности, дерзости и инициативы… А мне? Хватит ли мне? Может, даже и к лучшему, что не поведу роту на столь сложное дело… Тут и оскандалиться легко…»

       А Новиков закончил постановку боевой задачи и указал:

       – Мой заместитель.., – он сделал короткую паузу, и у Анохина засосало под ложечкой: – Старший лейтенант Анохин.

       – Ну что же, и на том спасибо, – едва слышно пробурчал он.

       Анохин прекрасно понял, сколько почётно и ответственно задание, на которое пойдёт рота. Если его удастся выполнить, командование отметит, да ещё как!!! А если не удастся? Определённый риск, конечно, был. И, быть может, предложи бы кто-нибудь ему, Анохину, решать, идти или не идти на подобный риск, он бы серьёзно подумал, прежде чем согласиться. Обижало другое – не хотелось подчиняться офицеру, который в полку-то недавно – даже меньше года… А ведь Анохин прослужил здесь без малого пять лет. Скоро выйдет срок получать звание капитана, а он всё во взводных ходит. А на взводе капитана не получишь: там категория лейтенант – старший лейтенант!

       Когда постоянно остаётся за командира роты один и тот же офицер, командование, естественно, привыкает к этому и останавливается на его кандидатуре при назначении на должность командира роты. Так было прежде. Анохин исполнял обязанности командира роты, когда тот бывал в отпусках или на учёбе, но теперь ему почему-то не оказали такого доверия. Не из-за того ли случая, который произошёл на недавних тактических занятиях? Новиков выиграл бой!!!

       После окончания занятий и разбора, который провёл командир батальона, Новиков подошёл к Анохину, но тот отвернулся и процедил:

       – Радуйся! Выслужился.

       Новиков вспыхнул, но сдержался и промолчал. С тех пор отношения стали натянутыми. Разговаривали Новиков с Анохиным только при необходимости и исключительно на служебные темы.

       Анохин понимал, что его поражение вряд ли будет забыто. И вот он почувствовал первые отголоски.

 

*  *  *

      

        Ракетный дивизион «Южных» уже несколько раз за истекшие сутки менял своё местоположение и большую часть времени находился в движении. На карте майора Володина был нанесён маршрут, который знали только в штабе соединения, да и то лишь те, кому необходимо это знать. Тем самым комдив надеялся уберечь мощное огневое средство, чтобы использовать его в самый нужный момент и наверняка. О том, что «Северные» готовятся возобновить наступательные действия, в штабе «Южных» сведений не было. Однако комдив, реально оценивая соотношение сил, сам пришёл к выводу, что нужно укреплять оборону и ждать нового мощного удара в ближайшее время.

       В тыл к «Северным» он выслал разведгруппы, но от них пока не поступило никаких данных.

       Командира ракетного дивизиона он проинструктировал сам, подчеркнув особо, что ему, майору Володину, и его подчинённым предстоит выполнить задачу исключительной важности: нанести сильное огневое поражение изготовившимся для выдвижения на рубеж перехода в атаку частям «Северных» и тем самым сорвать наступление. Комдив выделил для охраны ракетных установок дивизиона значительные силы и дал указание по соблюдению тщательной маскировки. Казалось, приняты все меры к тому, чтобы сохранить боеспособность своей главной огневой силы.

       И вот теперь майор Володин вёл колонну тяжёлых машин, несущих на себе длинные темно-зелёные сигары, лесными дорогами от одной стартовой позиции к другой. Для каждой из указанных командиром дивизии стартовой позиции были заранее произведены все необходимые расчёты. Для подготовки к пуску ракет требовалось минимальное время.

       Володин держал радиостанцию «на приём», ожидая только одного, самого важного сигнала. Ему должны были указать координаты целей, по которым необходимо нанести огневой удар.

       Накануне, во время движения к урочищу «Земляничному», где была намечена одна из возможных стартовых позиций, Володин заметил, как над колонной промелькнул истребитель-бомбардировщик «противника». Он был один, а, значит, не выполнял никаких заданий, кроме разведки. Сообщение об этом Володин передал в штаб соединения через делегата связи, а вскоре от возвратившегося связного узнал о том, что командир дивизии приказал оборудовать в урочище ложные позиции, а ракетному дивизиону с наступлением темноты покинуть лесной массив и перейти на следующую, намеченную заранее позицию. Там находиться не более трёх часов, а затем произвести ещё одну смену позиций и быть к 3.00 в полной готовности к действиям.

 

                                   * * *

 

       До начала выполнения боевой задачи оставались считанные часы. Наступление планировалось на следующее утро, ракетный удар «противника» можно было ожидать на рассвете, когда войска ещё будут находиться в выжидательных районах. У разведчиков оставалась в распоряжении одна короткая летняя ночь.

       Во второй половине дня разразилась гроза. Потоки дождя и града обрушились на землю. Отдав предварительные распоряжения, Новиков набросил плащ-накидку и поспешил на передний край обороны, чтобы засветло наметить, где лучше проникнуть в тыл «Южных».

       Устроившись в траншее, на дне которой уже скапливалась вода, он принялся изучать оборону «противника».

       Вскоре прибыл командир батальона.

       – Ну что же, – сказал он Новикову. – Хочу помочь вам выработать решение.

        – Спасибо! Я уже кое-что придумал, – отозвался лейтенант. – Хочу с вами посоветоваться. Вот, смотрите. В сторону «противника» уходит от нас глубокая лощина. По ней можно незаметно выйти к реке. Вон у той ракиты река делает крутой поворот и далее своим руслом разрезает оборону «Южных».

        – И что же вы решили? – заинтересовался Гончаров.

        – По реке в тыл «противника» проникнуть!.. Недаром же у нас плавающие боевые машины… Передний край проплывём, а там и на берег выберемся.

       Гончаров испытующе посмотрен на Новикова. Этот молодой лейтенант понравился ему сразу, едва он принял батальон. Совсем недавно его взвод на двустороннем тактическом занятии одержал сокрушительную победу над взводом опытного командира старшего лейтенанта Анохина. Гончаров отметил, что из этого лейтенанта выйдет толк. А ведь и года не прошло, как окончил училище. Анохин же пять лет взводом откомандовал. Сколько тактических занятий, сколько ротных тактических и более крупных учений позади. Казалось бы ему и побеждать… Но не было у Анохина той напористости, той воли к победе, которые так и сквозят в каждом поступке Новикова. Вот и теперь предложил дерзкий замысел. Гончаров выслушал внимательно. Всё бы хорошо, но беспокоило, каким образом удастся преодолеть передний край. Дело нешуточное. Оборона «противника» хорошо подготовлена – мышь не проскочит. И всё-таки Новикову удалось найти простой и оригинальный выход. Правда, этот замысел ещё надо осуществить. Определённый риск Гончаров увидел сразу.

       – Заманчиво, – проговорил он, морща лоб и внимательно вглядываясь вдаль. – Очень заманчиво. Ну а если «противнику» удастся вас обнаружить? Да ещё наплаву?

       – Ночи сейчас тёмные, вон как небо обложило. Нет, не должны обнаружить, – возразил Новиков.

       – А если услышат?

       Новиков загадочно улыбнулся. Сказал:

       – Тут я тоже кое-что придумал. Вот смотрите. Мы ведь вниз по течению пойдём.

       – Ну и что?

       – Двигатели выключим.

       Гончаров посмотрел на карту, проговорил:

       – А ведь это мысль! Дельно, дельно! – и, поразмыслив, прибавил: – ну и мы поможем. Пошумим на соседнем участке, Танки вдоль переднего края погоняем… Заставим прислушиваться к тому, что у нас делается и гадать, что замышляем.

 

                                 * * *

 

       Как только стемнело, разведгруппа скрытно спустилась в лощину. Двигатели работали на малых оборотах, и шумный поток дождевой воды, мчавшийся по дну лощины, скрадывал гул. Боевая машина пехоты, в которой находился Новиков, шла первой в колонне. Впереди – только дозорная машина, передвигавшаяся от укрытия к укрытию.

       Скоро по едва уловимым признакам Новиков понял, что рота приближается к реке. Пришлось выключить приборы ночного видения. «Противник» мог обнаружить инфракрасные лучи. Дальше продвигались буквально наощупь.

       Поток дождевой воды с шумом врезался в реку. Когда колонна достигла уреза воды, и первая машина вошла в воду, Новиков приказал выключить двигатель. Вслед за ним и остальные машины, достигая середины реки, превращались в дрейфующие островки брони. Новиков пристально всматривался то в правый, то в левый берег. Пока было тихо.

       Боевые машины шли по реке колонной, на безопасном удалении одна от другой.

       Неожиданно с обоих берегов донёсся шум – обрывки фраз, лязг металла.

       «Передний край, – понял Новиков. – Очевидно, укрепляют позиции. А нас действительно не ждут, даже маскировки не соблюдают…»

       Миновали километр, затем ещё и ещё… Шум на берегу стал удаляться и скоро смолк. Через некоторое время Новиков разглядел на фоне неба едва различимую высоковольтную мачту. Этот ориентир он наметил ещё днём. Именно здесь предполагал вывести роту на берег, чтобы уйти в тыл «противника» по просеке, прорубленной для линии электропередачи.

       Боевая машина вздрогнула, зацепившись за грунт гусеницами, стала выбираться на берег, где как ещё накануне заметил Новиков, он был пологим.

       «Если «противник» даже и обнаружит теперь, прорвёмся с боем».

       Впрочем, он прекрасно понимал, что любая стычка приведёт к обнаружению роты, что равнозначно срыву задачи.

       Берег встретил тишиной. Колонна втянулась в просеку. Первый этап выполнения задачи, казалось, удался.

       По просеке продвигались осторожно. Судя по карте, просека должна была пересечь шоссе. Только Новиков подумал, что это весьма опасный участок пути, как впереди мигнул зелёный огонёк. Мелькнул и погас. Затем сигнал повторился. Командир дозорной машины сообщал, что впереди «противник».

       Новиков выбрался из люка и спрыгнул на землю. Вскоре прибыл связной и передал сообщение командира о том, что на шоссе, в которое упиралась просека, обнаружена колонна танков «противника».

       Новиков подал сигнал роте остановиться, спросил:

       – Что там делают танки?

       – Не знаю. Стоят в колонне, – пожав плечами, ответил связной.

 

       Старший лейтенант Анохин до этой остановки на просеке ехал в своей машине, ко всему безразличный и равнодушный. Именно ехал, а не вёл свой взвод, как подобает командиру. Он не интересовался докладами наблюдателя, не следил за картой, которую даже не удосужился достать из командирской сумки.

       Когда колонна неожиданно остановилась, он поначалу мало удивился этому. Остановились и остановились. На всё будут теперь команды. Пусть Новиков сам изворачивается.

       Однако стоянка затягивалась, и его стало разбирать любопытство: что же стряслось там, впереди. Он сначала хотел послать кого-то из солдат взвода, чтобы выяснить обстановку, но потом решил пойти сам. Хотелось поразмяться.

       Осторожно ступил на раскисшую от дождя землю и, поскользнувшись, едва успел ухватиться за выступ брони. Броня была забрызгана грязью. Анохин чертыхнулся и стал искать, обо что бы вытереть запачканную руку. Не нашёл. Достал из командирской сумки листок бумаги, покомкал его и вытер руки. Пошёл осторожно, по обочине. Трава была мокрой, хромовые сапоги тут же отсырели, и Анохин пожалел, что не надел яловые, так сказать, полевые. И без того подпорченное настроение разладилось окончательно.

       В командирской машине Новикова не оказалось, пришлось идти дальше, к дозорной. Под ногами чавкала грязь. Из темноты послышался полушёпот:

      – Кто идёт?

      – Это я. Анохин, – небрежно отозвался он.

      – Нельзя ли тише. «Противник» рядом.

       Анохин по голосу узнал, что говорил Новиков.

       – Какой ещё «противник»? – поинтересовался он. – В чём дело? Почему стоим? 

       – Танковый батальон на шоссе. И не обойти его никак, – без особого желания пояснил Новиков.

       – Танковый батальон?! Вот это да!.. Нужно немедленно доложить в штаб полка. Прекрасная цель для артиллерии. Наши должны знать об этом батальоне. Может, «противник» подтянул его в этот район для контратаки. Готовятся, готовятся встретить нас.

       – Радиостанцией пользоваться нельзя, – возразил Новиков. – Мы не имеем права выходить в эфир, пока не найдём ракеты. К тому же, мы ведь не знаем, каковы задачи у «противника».

       – А-а! – нетерпеливо воскликнул Анохин. – Какие намерения? Важно, что танки обнаружили. Артиллерия ударит по нему и нам в зачёт! В конце, концов, можно послать связного.

       Новиков напомнил предупреждение командира батальона: не отвлекаться ни на какие другие объекты разведки.

       – Будем ждать! – сказал он. – Мы не имеем права подвергать опасности боевую задачу.

       – Ну, как знаешь, – сказал Анохин. – Жди, пока нас обнаружат. Отвечать-то тебе.

       Анохин досадовал. Конечно, советовать всегда легче, ведь тот, кому даются советы, за решением сам будет отвечать. Трудно сказать, как бы поступил в данной обстановке сам Анохин, впрочем, на этот вопрос он самому себе отвечать не собирался. Когда давал советы, просто хотел покрасоваться перед солдатами и сержантами, показать, что и он может найти дельное решение. Догадывался он, что солдаты прекрасно понимали: не случаен его проигрыш на показном тактическом занятии. Это особенно раздражало.

       – Ну что замолчал, лейтенант, – снова заговорил он. – Не хочешь в штаб сообщать, так делай же что-нибудь. Если уж здесь застрять суждено, пусть хоть танковый батальон «противника» будет на нашем счету. Тоже мне, просеку выбрали, – он сказал во множественном числе, не рискуя подрывать авторитет Новикова перед солдатами, что было бы уже слишком. – Стоило подумать, предусмотреть свободу манёвра. – И тихо, чтобы не слышали солдаты, прибавил, – Мог бы и посоветоваться, а то всё сам, да сам!!! Не рано ли?

       Новиков выслушал молча. Он думал о чём-то своём. А подумать было над чем. Время, уходило время… Уже за полночь перевалило… Бегут, бегут минутки, приближая рассвет.

       – Слушай, мне кажется, что нечего ждать у моря погоды, – снова заговорил Анохин. – Давай прорываться с боем. Темень, хотя глаз выколи, плюс внезапность. Они и ахнуть не успеют…

       И снова советы давались для того, чтобы все, кто находился в дозорной машине и близ неё, слышали. Новиков то ничего не предпринимал, и могло создаться впечатление, что он в растерянности.

       – О чём ты говоришь?! Никто не должен знать, что мы у них в тылу. И не мешай мне, пожалуйста, – попросил Новиков.

       – Ах, я мешаю… Ну-ну! Как знаешь! – недобро пробормотал Анохин и, махнув рукой, растворился в темноте.      

      

       – Идёмте, – сказал Новиков связному и направился к шоссе, чтобы на месте разобраться, в чём дело.

       – Даже о маскировке не заботятся, – говорил командир дозорной машины сержант Тулинов. – Хорошо наблюдатель вовремя заметил какие-то огоньки впереди, а то бы наскочили на них.

       – Что за огоньки?

       – Танкисты перекуривали. Видимо, отдыхают они здесь.

       Выслушав доклад командира дозорной машины, Новиков задумчиво переспросил:

       – Так вы полагаете, что перед нами всё-таки действительно до танкового батальона?

       – Не меньше, товарищ лейтенант. Я специально дозорных посылал посчитать. Конечно, машины посчитать трудно. Колонна растянулась прилично. То, то перед нами не рота, это точно.

       – Но и не полк… Полк бы не выдвигался по одному маршруту в непосредственной близости от переднего края, – сделал вывод Новиков. – Значит, танковый батальон. Странно, очень странно…

       Отсутствие логики в действиях «противника» тревожило.

       – На ночной отдых не похоже, не размещают для этого машины на шоссе, – сказал Тулинов. – Видите, в походном порядке стоят.

       – Вижу, – отозвался Новиков. – Однако, надо что-то предпринимать. Неизвестно, сколько они здесь простоят.

       – А, может, обход поищем, – предложил Тулинов.

       Он рвался в бой, и Новиков ещё раз мысленно похвалил его, подумав, что хороший получится из этого паренька офицер. Тулинов через несколько недель должен был ехать сдавать экзамены в Московское высшее общевойсковое командное училище.

       Всякие мысли сейчас лезли в голову Новикову, всякие, кроме самой главной, но он интуитивно знал, что решение придёт, обязательно придёт именно тогда, когда его не ищешь с лихорадочной поспешностью, а остаёшься спокойным и уравновешенным.

       Размышляя над причиной этой странной стоянки танков, Новиков не знал, да и не мог знать, что танковый батальон «противника» остановлен непрекращающимся со второй половины предыдущего дня ливнем, в результате которого поднялся уровень воды в реке, и заранее намеченный брод стал непригоден. Разведчики танкистов искали либо удобные броды, либо уж место для переправы танков по дну реки, что было совсем нецелесообразно.

       Вернувшись к своему взводу, Анохин забрался на командирское место боевой машины пехоты и долго сидел, насупившись, думая о том, что Новиков из принципа не соглашается принять его предложение.

       «Ишь ты, «не мешай». Какой ершистый!.. Из ершистости его упустим такую цель!.. А что если самому доложить? Целый танковый батальон! За такие сведения отметят, глядишь! Ведь из-за гонора слушать не хочет. Ну, попали в безвыходную ситуацию. Что же делать?! Через лес не пойдёшь»

       И он уже представил себе, как на разборе скажут, мол, вот, разведгруппа оказалась в тупике – не прорываться же ей через походный порядок танкового батальона. Молодцы, что сообщили – ведь любой устав не догма, а руководство к действию. Нельзя выходить на радиосвязь!? Что ж, может быть в реальной, фронтовой обстановке это действительно приведёт к роковым последствиям, если неприятель перехватит радиосообщение и определит координаты. Но сейчас?! Кому до этого дело? Переговоры ведутся на одном языке, поди, разбери, кто и что докладывает, узнай в суматохе, когда говорят свои, когда «противник». А доклад о танковом батальоне – это что-то!

       Он представил себе, как командир вызовет из строя, как отметит за проявленную инициативу того, кто её проявит, а представив всё это, решительно включил радиостанцию. Волну командира полка и его позывные он знал.

       – Товарищ старший лейтенант, ведь нельзя же, – тихо сказал командир отделения, который сидел на броне возле открытого люка.

       – Не то, что нельзя!!! Необходимо! – оборвал Анохин. – Целый батальон танковый обнаружили! А вы, сержант, займите своё место!

       Быстро настроившись на волну командира полка – а рота действовала в интересах всего полка, – Анохин с волнением заговорил:

       – «Берёза», я «Тополь». Обнаружил танковый батальон «противника» в походной колонне на дороге…

       Доложил и назвал квадрат…

       Резкий голос ответил:

       – «Тополь!» Немедленно выключить радиостанцию!

       Анохин надавил на клавишу переключателя и почувствовал, как по спине пробежал холодок. В этот миг, отрезвлённый резким окриком начальника штаба полка, которого узнал по голосу, он подумал, сколь губительным для разведгруппы может оказаться этот выход в эфир.

       «Только бы ударили по этому батальону!» – подумал он, надеясь, что «уничтожение» танков «противника» в какой-то мере оправдает его: победителей не судят.

 

       А Новиков, ничего не подозревая о самовольстве Анохина, продолжал наблюдение за шоссе.

       Тулинов предложил:

       – Товарищ лейтенант, а если всё-таки воспользоваться их беспечностью? Нет, не прорываться с боем, что гибельно, а спокойно, всё так же в походном порядке выйти на шоссе, пересечь его и продолжить путь по просеке. Можно даже попросить танк подвинуть, якобы мешающий движению. Кто же подумает, что мы «Северные», белые полосы обозначения и не видать в такую темень, да и не сообразит никто, что мы не «свои».

       Новиков усмехнулся и спросил:

       – А как ты думаешь, в реальном бою такая уловка пройдёт?

       Тулинов смутился и проговорил виновато:

       – Нет, конечно, не пройдёт. Там по контурам даже в темноте можно определить, чьи боевые машины… Хотя, если посадить разведгруппу на трофейные… Летали же наши лётчики во время войны на трофейных самолётах! Помните, ну как в кинофильме «В бой идут одни старики».

        – Тут есть одно главное возражение. На учениях запрещается даже отличительные знаки на машинах убирать, поскольку и без того трудно различить, кто свои, а кто чужие. Да и многое другое… Мы ж не агентурная разведка, у нас по условиям игры не положено делать вид, что «свой»… Да и язык у обеих сторон – русский! Надо специально готовиться, чтобы в реальном бою в этакой обстановке пересечь шоссе. Но ведь никто не предполагал, что путь нам преградит этот батальон…

        Новиков помолчал и продолжил:

        – Ты не думай, Тулинов, я ведь тоже за нестандартные решения, но в данном случае обманывать танкистов было бы бесчестно, ибо в реальном бою реального противника вот этак сразу не обманешь.

       Разговор прервал рёв танковых двигателей. Батальон «противника» двинулся вперёд.

       – Вот видишь, всё решилось само собой, – сказал Новиков. – Главное, спокойствие и выдержка. А теперь вперёд. Только осторожно. Мало ли, что ещё ждёт впереди.

       Добежав до своей машины, Новиков быстро занял командирское место и сказал наблюдателю:

       – Подайте сигнал: «Приготовиться к движению!» – и снова подумал: «Что же всё-таки делал на шоссе танковый батальон? Почему стоял так долго на месте?»

       Когда взревели танковые двигатели, спина у Анохина стала мокрой. Теперь он думал лишь об одном – только бы не ударила артиллерия по пустому месту. Он всё ещё не думал о том, что вовсе не этим страшен его краткий выход эфир…

 

* * *

       Командир дивизии южных генерал-майор Жирнов считал урочище «Земляничное» самым удобным районом для стартовых позиций ракетного дивизиона. Оттуда он намеревался нанести удар по войскам «Северных». Однако, сообщение о том, что во время выдвижения пусковых установок в район урочища над ними промчался самолёт-разведчик противостоящей стороны, его встревожило. Раз примерный район «Северным» известен, значит, они будут вести там тщательный поиск силами разведгрупп.

       Он приказал усилить наблюдение за передним краем «Северных», установить секреты и засады, чтобы предотвратить проникновение в тыл разведгрупп «противника». И вскоре поступил доклад… Одна из разведгрупп, что называется, попала в сети. Она пыталась незаметно проникнут в тыл, используя промежуток между районами обороны батальонов, но нарвалась на секрет. Разумеется, справиться с секретом было делом пустяшным, но сообщение-то о прорыве ушло в штаб. Тут бы командиру разведгруппы повернуть назад, ведь ясно, что вести разведку ему не дадут. Вернуться и попытаться проникнуть в тыл на другом направлении. Но… он пошёл напролом и попал уже в настоящую западню. Разведгруппа была «уничтожена».

       Всё это нисколько не порадовало генерала Жирнова. Напротив, доклад встревожил ещё более. Он собрал офицеров штаба и объявил:

       – «Северные» активизируют разведку. Если прежде ещё оставались какие-то сомнения относительно их замысла, то теперь яснее ясного – готовится наступление. Я не исключаю того, что нам удалось обнаружить и обезвредить одну разведгруппу из многих… Значит, необходимо усилить бдительность, активизировать радиометрическую разведку, следить за всеми радиобменами, которые проводят неизвестные нам радиостанции.

       Затем, оставив в кабинете только начальника ракетных войск и артиллерии, генерал Жирнов приказал ему срочно оборудовать в урочище «Земляничном» ложные стартовые позиции ракетного дивизиона, поставить там надувные макеты ракетных установок под охраной незначительных сил. Задача: обнаружить разведгруппу «противника» и не дать ей установить, что перед нею ненастоящие пусковые установки.

       – Ракетный дивизион должен постоянно менять местоположение. Основные же позиции – восточнее урочища, в мелколесье, – поставил задачу командир дивизии и задал вопрос: – Ваши предложения?

       – Думаю, что лучший район вот здесь, – он указал на карте. – И подъезды хорошие.

       – На этой позиции ракетному дивизиону быть за час до рассвета, – приказал генерал Жирнов.

        В машину управления поднялся начальник связи и доложил, что перехвачен доклад по радио.

        – У нас в тылу действует разведгруппа «Северных». Она находится на просеке, близ пересечения с шоссе.

       Тогда-то генерал Жирнов, выслушав начальника связи, распорядился:

       – Танковый батальон срочно передвинуть дальше по дороге. Кто их знает, ещё нанесут огневой удар… Разведгруппу найти и «уничтожить»! Сколько же их у нас в тылу? Искать и выявлять!

       Едва отдал это распоряжение, как поступили новые данные: разведгруппа пересекла шоссе и продолжила движение по просеке в глубину боевых порядков.

       – Карту! – приказал генерал Жирнов. – Так, куда же они путь держат? – спросил он, ни к кому не обращаясь.

       – К урочищу, товарищ генерал, – высказал предположение начальник разведки дивизии. – Видите, куда просека выводит. Из этой точки до урочища легко добраться.

       – Что у нас есть? Какие части?       

       Начальник разведки перечислил.

       – Приказываю одну роту танкового батальона пустить по просеке в преследование. Просеку перегородить здесь, – он провел черту на карте, – подпустить разведгруппу «противника» на короткую дистанцию и «уничтожить».

       И полетели в эфир закодированные распоряжения…

 

       Услышав гул танков, Новиков вернулся в свою боевую машину и приказал подать сигнал «Приготовиться к движению!»

       Лишь только дорога освободилась, разведгруппа, получив сообщение от командира дозорной машины, что путь свободен, пересекла её и продолжила движение по просеке.

       А между тем в расположении полка полковник Чернышёв отчитывал старшего лейтенант Гончарова.

       – Что же это такое? Вы взяли на себя ответственность за назначение лейтенанта Новикова. Инструктировали его!

       – Так точно! – ответил Гончаров, ещё не понимая, чём дело.

       – Вы отдаёте себе отчёт? Сорвано выполнение задачи, – продолжал полковник Чернышёв.

        – А что произошло?

       – Несколько минут назад разведгруппа вышла на связь, несмотря на категорический запрет!

       – Они нашли ракеты? – спросил Гончаров.

       – Они сообщили координаты танкового батальона «противника». Танки, видите ли, обнаружили. Да нам об этом батальоне и без них известно. Но это не главное. Нарушен приказ! Я категорически запретил отвлекаться на любые, даже самые соблазнительные объекты, понимаете, запретил! В вашем присутствии!!!

       Гончаров молча слушал командира, а тот продолжал:

       – Мы только что перехватили и расшифровали два распоряжения командира соединения «Южных». Танковому батальону приказано перейти в другой район, а специально назначенным подразделениям – «уничтожить» нашу разведгруппу, запереть на просеке и уничтожить…

       Гончаров по-прежнему не произнёс ни слова. Досадно было, но он сдерживал себя, понимая свою вину, но, надеясь, что всё-таки обойдётся.

       Видимо, спокойствие комбата в какой-то степени передалось и командиру полка, потому что он уже сказал:

       – Я вас вызвал, естественно, не для того, чтобы выяснять, кто и в чём виноват. Я виноват перед командиром дивизии, вы – передо мной, командир разведгруппы – перед вами, хотя, точнее, он виноват перед всеми. Дело не в этом. Вопрос с разведгруппой решён. Ей не дадут выполнить задачу. Тем более, «противник» наверняка догадался, что нас интересует в его тылу. Ведь уже вторая наша разведгруппа за ночь обнаружена им. И обе обнаружены во время выдвижения в направлении урочища «Земляничного».

       – Да, – согласился Масленников. – Думаю понятно, что нас интересует в первую очередь.

       – И, следовательно, ещё одну разведгруппу посылать бессмысленно. Что будем делать?

       Вопрос полковник Чернышёв задал не столько Гончарову, сколько самому себе. Но комбат ответил твёрдо и уверенно:

       – Считаю, что необходимо немедленно доложить о случившемся командиру дивизии и попросить перенести время «Ч».

       – Если бы это касалось только нашего полка, нашего соединения, тогда, конечно, – возразил полковник Чернышёв. – Вы представляете, что сейчас происходит в выжидательных районах? Заканчивается подготовка к выдвижению, заканчивается, но, возможно, ещё не завершена полностью. И что же, тёмной ночью, в дождь и слякоть двинуть войска вперёд, на несколько часов раньше?

       – Это необходимо! – всё также твёрдо заявил Гончаров. – Иначе посылать вперёд будет нечего. И надо спешить. «Противник» наверняка насторожился. А если он нанесёт удар раньше, чем собирался это сделать? Мы ведь не знаем, когда он это планировал.

       Чернышёв слушал внимательно. Он любил дерзких, решительных командиров. Гончаров недавно служил в полку, но успел показать себя с самой лучшей стороны. На учениях Чернышёв его ещё не видел, и теперь был доволен, что у комбата неплохо работает голова.

       Знал он, какова будет реакция командира дивизии на его доклад, а что делать? И он доложил о случившемся. Генерал Лунёв выслушал сообщение довольно спокойно.

       – Что ж, не было счастья, да несчастье помогло, – сказал он. – Дело не только в вашей разведгруппе. Есть сведения, что «противник» разгадал наши намерения, и ему стало известно время наступления. Движение танкового батальона по шоссе ещё одно тому подтверждение… Мы не знаем, известно ли командованию «Южных», где находятся наши выжидательные районы, а если известны, то они могут нанести по ним удар в любую минуту. Медлить нельзя.

       Комдив помолчал, видимо, что-то обдумывая, затем в телефонной трубке зазвучал его хрипловатый голос:

       – Переношу время «Ч» на два часа раньше. Поняли? На два часа раньше вы должны преодолеть первую траншею «противника».

       Реакция «противника» на этот выход в эфир последовала незамедлительно.

       Когда командиру полка противоборствующей стороны доложили о радиоперехвате, тот приказал немедленно перебросить танки подальше от опасного участка и распорядился о выделении нескольких подразделений для розыска и уничтожения разведгруппы «Северных».

       А Новиков продолжал вести свою роту по просеке. Он был спокоен, а вот Анохин нервничал. Он не мог понять, почему вдруг так быстро снялись со своего места танки? Мелькнула мысль: «А не предупредить ли Новикова об опасности, не признаться ли, что выходил на связь? Вдруг «противник» засёк, откуда была передача координат?»

        Беспокоило то, что просека была столь узкой, что никакой манёвр невозможен. Просто другого пути не удалось найти, и Новиков особенно отметил, отдавая боевой приказ, что это наиболее опасное место надо пройти быстро и скрытно… Анохин помнил это, а потому тревожился.

        Однако ночной лес, казалось, по-прежнему хранил от посторонних глаз разведгруппу, к тому же из-за дождя ночь выдалась, хоть глаз коли.

        А скоро дождь прекратился и тут же по просеке клубами разлился густой туман.

       «Противник» же тем временем уже действовал. Специально выделенные подразделения перехватили и оседлали все дороги, которые вели от той точки, из которой был послан доклад о танковом батальоне. С помощью радиометрической разведки удалось установить, что по просеке движется подразделение противоборствующей стороны, направляясь в тыл. На его пути тут же поставили в засаду танки, «заминировали» просеку и спокойно ждали, когда разведгруппа попадёт в капкан. Вдогонку ей со стороны шоссе направили танковую роту из состава того самого батальона, о котором докладывал в свой штаб Анохин.

 

       …Ровно гудели двигатели боевых машин. Лейтенанта Новикова успокаивал этот монотонный шум. Он внимательно следил по карте за маршрутом, по которому двигалась разведгруппа. Старался прикинуть, сколько ещё осталось времени двигаться до указанного командиром полка района, в котором, предположительно, находился ракетный дивизион «противника».

       Перегнув сложенную гармошкой карту, он вздохнул с облегчением: «Наконец-то. Ещё с полкилометра, и просека закончится. А дальше – поле, затем заливной луг до самой реки, чуть правее дубрава… Есть, где укрыться. Затем река, а за ней – лес. Вот в том лесу, видимо, на одной из полян, и располагается ракетное подразделение «противника».

        Грохот впереди заставил вздрогнуть. Яркие вспышки взрывов разорвали ночную мглу, в небо взвились ракеты сигнальной мины, обозначая подорвавшуюся дозорную машину. В следующее мгновение вспыхнули два ярких прожектора.

       Растеряйся Новиков хоть на мгновение, и его тут же вывели бы из строя, вернее не только его, а всё роту. Посредники неумолимы. Они уже спешили к головной машине. Однако, они не успели. Новиков почти автоматически подал сигнал: «К машинам!», а затем: «К бою!»

       Отделения покинули боевые машины пехоты и, развернувшись в цепь, залегли справа и слева от дороги. А по машинам уже «вели огонь» танковые пушки «противника», и посредники выводили их одну за другой. Головные машины уже не могли вести огонь сами и мешали делать это тем, что находились позади.

       На принятие решения оставались не минуты – мгновения. Новиков понял, что надо спасать роту, уводить её в лес. Однако мешали прожектора. Он только хотел дать команду уничтожить их, как впереди прогремели два взрыва, и тут же стало темно. Прожекторы погасли… Конечно погасли они не от разорвавшихся на безопасном удалении взрывпакетов, обозначавших ручные гранаты. Их погасили посредники.

       Глаза привыкали к темноте. Новиков приказал взводам отойти в лес. Уже на опушке он подумал: «А не попытаться ли прорваться назад, ведь не все же боевые машины уничтожены?»

        Однако понял, что это невозможно. В хвосте колонны тоже шёл бой. Роту взяли в клещи!!!

        «Что делать? Что же делать? – размышлял он. – Главное, маневрировать, главное не дать не только противнику обнаружить себя, но и вездесущим посредникам. Ведь для того, чтобы вывести из строя его самого или всю роту, они должны обнаружить её… Значит, задача – не дать себя обнаружить, уйти в лес…»

       Он понимал, что во времена маневренных боевых действий, «уничтожение» боевых машин пехоты на просеке будет считаться «уничтожением» роты, что сейчас «противника» празднует победу, поскольку он сумел не допустить проникновения в свой тыл разведгруппы. И ощущение победы невольно заставит расслабиться.

       «Что делать? – снова подумал он. – Выполнять поставленную задачу. Выполнять любой ценой, в пешем порядке!!!»

       Боевые машины пехоты остались на просеке, ибо их остановили посредники, но в машинах оставались лишь механики-водители, да наводчики операторы, поскольку в мирное время технику бросать нельзя. Она ведь не уничтожена, не сожжена, а просто остановлена… и условно выведена из строя. В реальном бою, конечно, все бы ушли в лес, чтобы продолжать выполнять задачу. В темноте, в суматохе, в сгустившемся тумане и командиры подразделений «противника» и посредники потеряли роту.

        Преследование роты никто не организовал. Посредники же нейтральны. Видя ликование, вызванное «разгромом» роты, они не вмешивались, отдавая должное сообразительности командира, который сумел вывести из-под огня личные состав.

        А командир, руководивший «ликвидацией» прорвавшейся в тыл разведгруппы, уже докладывал по команде о выполнении задачи. Докладывал по радио, а потому его сигнал был перехвачен «Северными». Когда об этом доложили полковнику Чернышёву, тот сказал:

       – Что ж, остаётся только порадоваться тому, что мы вовремя приняли меры, предвидя такой оборот.

 

                                                          ***

       Когда углубились в лес примерно на полтора-два километра, лейтенант Новиков остановил роту. Приказал проверить личный состав и доложить. Это тоже важно. Лес, ненастье. Попробуй потом, отыщи заблудившегося солдата. К счастью, все оказались на месте. Добрым словом вспомнил Новиков командира роты, находившегося сейчас в госпитале. Он по-настоящему сколотил и сплотил подразделение, научил действовать чётко и сноровисто.

       Подозвав к себе радиста, приданного из взвода связи батальона, спросил:

       – Работает радиостанция?

       – Так точно!

       – Ну, вот и отлично! Связь есть, значит, можно выполнять задачу.

       И снова Новикову было кому сказать спасибо. Он мысленно благодарил комбата, который посоветовал ему взять с собой из взвода связи радиста с переносной радиостанцией. Сам бы, может, и не догадался. Зачем нужна переносная радиостанция, если каждая машина оборудована радиосвязью?

       Приказал радисту:

      – Радиостанцию держать – только на приём. Не отзываться ни на какие сигналы, команды, распоряжения. Только на приём!!! Никто – ни «противник», ни наши не должны знать, что рота продолжает выполнять задачу, иначе нам её выполнить не дадут!

       Новиков понимал, что ракетное подразделение охраняется «противником» особо. Ему не было известно, считает ли противник разведгруппу полностью вышедшей из строя или нет. Была надежда, что её всё-таки сочли «уничтоженной», а потому не преследовали. Но мог быть и другой вариант… Усиление охраны ракетного подразделения, устройство засад…

       Поразмыслив, Новиков приказал:

       – Командиры взводов, ко мне!

       Анохин и Герасимов подошли и подали из темноты взволнованные голоса:

       – Что будем делать? – спросил Анохин, но голос его был уже не тот, что на просеке, возле шоссе – исчезла даже тень надменности.

       Новиков ответил твёрдо и уверенно, словно и не было неудачной для разведгруппы схватки на просеке, словно не остались там «уничтоженными» боевые машины:

       – Продолжать выполнение поставленной задачи! Следуем повзводно в колонну по три. Дозор – первое отделение первого взвода. Тулинов, возглавьте дозорное отделение. Вперёд!

       Новиков спешил. Он понимал, что необходимо как можно дальше уйти от дороги, пока «противник» не догадался, что хоть рота и потеряла машины, но сохранила боеспособность.

       Ощетинившись дозорными, рота двинулась к реке. Шли молча. Под ногами хлюпала вода… Вода и внизу, и сверху, поскольку дождь ставл моросить снова – надоедливый, уже по-осеннему холодный дождь. Со всех сторон вода – много её скопилось на ветвях  деревьев, и каждое неосторожное движение вызывало холодный душ за воротник. Встречались неглубокие балки, ручьи, канавы, наполненные водой. Солдаты вымокли до нитки.

       Но до опушки было уже недалеко. Впереди простирался заливной луг, дальше – река. Ещё затемно удалось преодолеть открытый участок местности. Река была не такой широкой и глубокой, как та, по которой пробралась в тыл разведгруппа, но всё же являлась серьёзным препятствием для роты, лишившейся плавсредств. На боевых машинах её бы преодолели в два счёта, но теперь…

       Новиков, прикрывшись плащ-накидкой, посветил на карту. Нашёл брод, приказал разведать. Посланные солдаты вернулись с докладом о том, что из-за дождя уровень воды поднялся. Брод, хоть и есть, но глубокий – в иных местах вода по грудь человеку среднего роста.

       – Ну что, орлы! – сказал Новиков. – Думаю, больше чем вымокли в лесу, промокнуть невозможно. Идём вброд!

       Кто-то из темноты ответил:

       – Идём!

       На противоположном берегу Новиков приказал:

       – Вылить воду из сапог, отжать обмундирование… На всё – пять минут.

       

       Когда далеко позади, в том районе, где проходил передний край, всё загрохотало, Новиков удивился. Он не знал, что вся сложная машина наступления была запущена на три часа раньше именно из-за срыва задачи, поставленной разведгруппе.

       – Радист! Включите радиостанцию. Держите её «на приёме», – приказал он.

       Он ждал сообщений из штаба полка, ждал, не собираясь отзываться и обнаруживать себя, а желая всё-таки знать, что известно там о разведгруппе. Но, очевидно, теперь было не до него. Все дальнейшие решения предстояло принимать самому. Он начинал понимать, что его «списали» со счёта и свои и «противник». Разве, что посредники с интересом ожидали, чем всё кончится, хотя и они вряд ли представляли, где сейчас находится разведгруппа.

       Никаких сигналов никто не посылал, позывные роты никто не запрашивал. Новиков окончательно понял, что роту считают «уничтоженной». Между тем, по выжидательному району «противник» уже не мог нанести ракетный удар – войска оттуда вышли и теперь выдвигались к рубежу перехода в атаку по графику, известному только командирам подразделений и частей. Но ведь обороняющиеся могли пустить в ход ракеты несколько позже, когда прояснится направление главного удара наступающих и вскроется их группировка.

       Если бы не перенос времени наступления, обороняющиеся, наверное, уже ударили бы по выжидательным районам, но теперь им оставалось ждать.

       Новиков ничего этого не знал. Он продолжал выполнять боевую задачу, потому что её никто не отменил. А раз отмены не было, значит, она оставалась в силе.

       Рота достигла предполагаемого района размещения ракетного подразделения, когда на переднем крае всё слилось в сплошной гул.

 

*  *  *

       Ракетное подразделение заняло стартовые позиции, ракетные установки остановились на указанных им местах. Расчёты действовали слаженно и чётко. Через считанные минуты Володин доложил в штаб соединения о готовности к нанесению ракетного удара по войскам «Северных».

       Получив сообщение об этом, генерал Жирнов удовлетворённо сказал начальнику ракетных войск и артиллерии:

       – Ну что же, преподнесём сюрприз «Северным».

       Он ещё что-то хотел добавить, но тут где-то вдалеке пронёсся грохот. Он был, конечно, понятен генералу, и всё-таки удивил.

       – Что это? Неужели? – спросил он. – Неужели началась огневая подготовка?

       Сомнений не было. «Северные» приступили к обработке переднего края обороны. А ведь ещё совсем недавно разведгруппы, действовавшие в тылу изготовившихся для наступления частей противоборствующей стороны, сообщили приблизительное время начала боевых действий. Судя по их докладам, огневая подготовка должна была начаться позже часа на два.

       – Пуск ракет отставить, – хмуро распорядился генерал Жирнов. – Уж коли началась огневая подготовка, войска «Северных» в движении. Огневой удар по рассредоточенным частям и подразделениям неэффективен.

       Он помолчал, потом проговорил несколько удивлённо:

       – Что же заставило их перенести время «Ч»?

       Никто не ответил, потому что никому не были известны причины изменения решения командиром «Северных».

       И тогда генерал Жирнов приказал:

       – Ракетному дивизиону оставаться на месте в полной готовности к пуску ракет. Начальнику разведки вскрыть группировку наступающих, определить направление главного удара.

 

       Майора Володина крайне удивил поступивший приказ. Он получил короткое распоряжение: «отставить пуск». И всё! И более никаких разъяснений.

       – Оставаться на месте и быть в готовности, – повторил он задумчиво.

       А про себя подумал: «Выходит напрасно произведены расчёты… всё надо начинать заново. Начальник ракетных войск и артиллерии сообщил, что укажет точки прицеливания для нанесения ракетного удара дополнительно.

      

       Новиков торопил взводы, хотя понимал, что с каждым километром солдатам, уставшим, вымокшим после движения через лес, мокрый от дождя, идти становиться всё тяжелее.

       Он остановился под большим, раскидистым кустом и, прикрывшись плащ-накидкой, чтобы не демаскировать себя, посветил на карту фонариком. Попытался представить наиболее вероятный район стартовых позиций ракетного подразделения. Решать надо было быстро, ведь бой уже шёл по всему фронту. Значит, командир дивизии наверняка устанавливал с помощью всех средств направление главного удара наступающих. А как установит, сразу поступит приказ нанести мощный огневой удар, в котором велика роль ракетного подразделения.

       Внимание привлекла большая поляна в лесном массиве. Её пересекала дорога – подъезды удобные. Но до неё было не так уж и близко, да и местность вокруг болотистая, изрезанная ручьями.

       А времени оставалось всё меньше и меньше.

   

                                                                  ***

       Длинные сигары ракет, щупавшие небо своими острыми «носами», Новиков увидел неожиданно, и почти тут же о них доложили ему дозорные. Ракеты поднимались над мелколесьем, видимо, уже готовые к пуску. Новикову показалось, что у него замерло сердце.

       Его рота находилась в глубокой лесной балке, на самой границе урочища. Ракеты были хорошо видны над мелколесьем, расстилавшемся впереди. Очевидно, пусковые установки находились на поляне, а то и просто на опушке, в кустарнике.

       Предутренний туман наполовину скрывал их, но он же помогал и разведгруппе. Судя по всему, она оставалась незамеченной.

       Достав из командирской сумки карту, Новиков быстро определил точку своего стояния и вычислил координаты стартовых позиций.

       – Радист, ко мне. Связь с полком! – приказал он, но прежде чем радист выполнил команду, остановил его.

       Что-то беспокоило, что-то вызывало сомнения. Что? Надо было спешить – каждая минута дорога. Новиков снова посмотрел на карту и понял причины беспокойства.

       «Каким образом, каким путём пришли сюда, на границу урочища, тяжёлые пусковые установки? – задал он себе вопрос. – С одной стороны река, с другой – лес, изрезанный балками и оврагами, лес, через который не пролегает ни одной дороги? А ракеты в мелколесье. Никаких подходов и подъездов»

        Он изучал карту, а сомнения всё росли и множились. Удивило и то, что как будто бы не было и подразделений охраны, да и больно уж хорошо видны ракеты. Они словно специально привлекали взгляд.

       – Сержанта Тулинова ко мне! – распорядился Новиков и, когда тот подошёл, приказал ему: – Надо подобраться поближе, только осторожно. Не нарвитесь на засаду. Что-то подозрительно тихо возле этих стартовых позиций. Никто не мешает нам осматривать их.

       – Не волнуйтесь, товарищ лейтенант, – вполголоса, но довольно быстро ответил Тулинов. – Я ведь вырос в лесу, правда, у нас в Тульской области нет таких дремучих массивов. Но лес знаю…

       Ждать пришлось недолго. Тулинов вернулся и, переведя дух, торопливо доложил:

       – Не зря меня послали, товарищ лейтенант…

       – Что там? – с нетерпением переспросил Новиков.

       – Макеты. Надувные резиновые макеты… Правда они почему-то неплохо охраняются. Но охрана слишком близко к ним расположена.

       – Это понятно, почему, – сказал Новиков. – Клюнет разведгруппа на них, а заодно и себя выдаст, даже если разберётся, что позиции ложные. Ну и заодно в засаду попадёт. А ведь они чуть было не провели нас. Я ведь уже координаты успел вычислить. Спасибо, Тулинов, спасибо огромное…

       Новиков снова занялся изучением карты, размышляя о том, где могут быть настоящие стартовые позиции. Он понимал, что найти их успеет только в том случае, если они где-то поблизости, хотя и при этом обстановка отводит крайне мало времени. Новиков хорошо знал и любил тактику современного боя, стремился изучить её в гораздо более серьёзных пределах, чем это требовалось командиру взвода и даже роты. Сейчас, действуя в разведгруппе, которая выполняла задачу в интересах полка и дивизии, это пригодилось.

       Он понял, что «противник» упустил время удара по выжидательному району. Теперь он мог сделать это только после того, как наступающие раскроют направление своего главного удара. Это случится вот-вот.

       Он смотрел на карту, но она словно молчала – лес, овраги, речушки, ручьи… Ни дорог, ни путей – во всяком случае на той стороне реки, где находилась разведгруппа. А дальше?

       Он нашёл лесной просёлок, ведущий к домику лесника. Но каков он? Могут ли по нему пройти машины? И тут вспомнил про аэрофотоснимки, которыми снабдили его перед выходом в разведку. Достал их, посветил фонариком, пытаясь отыскать заинтересовавший его район. Вот и урочище, вот и домик лесника. Но что это? Возле него вырубка, а значит там дорога, позволяющая вывозить лес.

       С решением не торопился. Обследовал другие районы. Был ещё один, не менее удобный, но там, судя по нанесённым на карту данным, располагался опорный пункт второго эшелона. Там ракет быть не могло.

        «Значит, всё-таки у домика лесника?! – подумал он. – Да, скорее всего, именно там!»

       Он уже решил, он уже повёл туда роту, а всё-таки сомнения оставались. И тогда часть сил направил к опорному пункту. Ведь может и там бутафория, может, именно там на самом деле хорошо замаскированные пусковые установки ракетного дивизиона.

       Но это было настолько маловероятно, что направил он туда лишь отделение, которое приказал возглавить заместителю командира взвода сержанту Ташманову.

       После выполнения задачи Ташманов должен был выйти в назначенную точку, куда Новиков предполагал отвести роту в случае успешного завершения действий.

       Близился рассвет. Но молочная пелена тумана надёжно скрывала роту. Разведгруппа шаг за шагом продвигалась вперёд, к объекту поиска. Чем ближе он был, тем больше становилось сомнений – просто не верилось, что удастся выполнить задачу, несмотря на все невероятные преграды, которые встретились на пути.

        Вот и речушка совсем рядом. Теперь можно в любую минуту натолкнуться на секрет. Пошли ещё осторожнее. А далёкий гул канонады приблизился, значит, артиллерия перенесла огонь в глубину, значить наступающие вот-вот достигнут первых траншей противника.

       Спустя несколько минут Новикову показалось, что он слышит, как стучат автоматы и пулемёты, ухают гранатомёты, стреляют танковые пушки и орудия боевым машин пехоты. Атака, прорыв, выполнение ближайшей задачи и ввод в бой вторых эшелонов… Вот когда «противник» может определить важнейшие цели для мощного огневого удара, способного сорвать развитие успеха.

       Очередной дозор, высланный вперёд, вернулся через чур быстро.

       – Товарищ лейтенант, за рекой стартовые позиции! – доложил сержант и, предупреждая вопросы, добавил: – Нет, это уже не макеты, это настоящие пусковые установки.

       Новиков пошёл за сержантом и вскоре сам увидел ракетные установки «противника». Вычислить их координаты оказалось не так уж сложно, и в эфир полетел доклад…  

 

       Наступающие подразделения прошли через боевые порядки полка полковника Чернышова перекатом. Они с ходу врезались в оборону противника, взломав её. Но пока ещё «Северные» не обнаружили направления своего главного удара. Те, от кого это зависело, досадовали на Новикова, который не смог выполнить задачу по определению координат ракетного подразделения обороняющихся. Дамоклов меч нависал, грозя сорвать наступление.

       – Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, – ворчливо повторил старую поговорку генерал-майор Лунёв.

       Своё ракетное подразделение он постоянно держал в готовности. Вдруг да удастся узнать, где спрятали свои стартовые установки «Южные».

       Полковник Чернышёв, полк которого с началом наступления был выведен во второй эшелон, пересел в боевую машину, оборудованную средствами управления и связи. Его полку предстояло выдвигаться вслед за наступающими и быть в готовности к вводу в бой с того рубежа, который укажет командир дивизии.

       В машине управления мигали огоньки радиостанций, работающих «на приём».

       И вдруг доклад радиста:

       – Товарищ полковник. Вызывает «Тополь»

       – Что? Не может быть?! – Чернышёв быстро подключил свой шлемофон к радиостанции.

       – «Берёза», я «Тополь!» Цель в квадрате.... Я «Тополь». Приём!

       Сначала Чернышёву показалось, что он ослышался. «Откуда «Тополь»? Он же «уничтожен» «противником» ещё до начала наступления. «Тополь» – позывной лейтенанта Новикова, а о том, что разведгруппа «уничтожена» он узнал из переговоров «противника».

       Правда, посредники отозвались о том бое на просеке более сдержано. По правилам они не могли ставить в известность о том, что знали сами, ведь неведение командира полка о том, где разведгруппа и уцелела ли она, влияло на принятие им решений. Они не отрицали лишь одно – действительно, все боевые машины роты выведены из строя и остановлены ими на просеке.

       – Благодарю вас, «Тополь», немедленно уходите в соседний квадрат, – ответил Чернышёв и приказал связать его с командиром дивизии.

       Новиков узнал голос командира полка. Тот отвечал лично, значит не отходил от радиостанции.

 

       На стол генералу Жирнову тут же легло сообщение о передаче разведгруппой координат стартовых позиций.

       – Опять «Тополь»? – воскликнул генерал и, обращаясь к начальнику разведки, сказал сурово: – Вы же докладывали, что разведгруппа «противника» уничтожена на просеке!

       Начальник разведки дивизии виновато молчал.

       – В чём дело? Откуда он передаёт?

       Моложавый подполковник встал, вытянулся в струнку и назвал координаты.

       – Так это же район стартовых позиций! Вы понимаете… Через несколько минут, – генерал не договорил и, повернувшись к начальнику ракетных войск и артиллерии дивизии распорядился: – Точки прицеливания: развилка дорог в квадрате…, угол леса в квадрате.., Пуск по готовности! Передайте Володину: пуск по готовности… Немедленно… Иначе нечем будет наносить удар. Менять позиции поздно.

 

       Почти все примерные расчёты майор Володин уже сделал. Оставалось лишь внести некоторые поправки. Получив приказ и координаты точек прицеливания, он подал, наконец, команду, которую давно уже ждал весь дивизион. Заработали офицеры, сержанты, солдаты, готовя к запуску ракеты, и пусть они не должны были сегодня реально сорваться с пусковых установок, работа была напряжённой и кропотливой, ведь качество этой работы оценивали суровые посредники. Лишь после её окончания майор Володин мог доложить, что пуск произведён, а потом уже посредники проверили бы, насколько он точен. А где-то вдалеке сработали бы имитаторы, изображая сокрушающие всё взрывы в боевых порядках наступающих.

       Но пока работа личного состава дивизиона не окончена, пока не выполнено всё, что положено по боевому расписанию, пуск ракет не мог считаться произведённым.

       Деловая суета в дивизионе не могла не привлечь внимания разведгруппы.   

       Получив распоряжение командира полка, Новиков уже собирался дать команду на переход в другой район, но тут к нему подбежал старший сержант Ташманов и доложил:

       – Исчез солдат!

       – Как исчез?

       – Все дозорные вернулись, а его нет… Куда мог подеваться?

      «Что делать? Уйти и бросить солдата здесь? А если с ним что-то стряслось? Лес, река, туман…»

       Лейтенант Новиков понимал, что времени у него в обрез. Где-то далеко отсюда уже готовится к нанесению удара по стартовым позициям ракет «противника» ракетный дивизион наступающих. И тогда рота уж точно будет «уничтожена», причём своими же.

       Солдат появился внезапно, он остановился перед Новиковым, переводя дух после быстрого бега и доложил:

       – Товарищ лейтенант, «противник» подготовил ракеты к пуску.. пуск может произойти в любую минуту…

       – Спасибо, идите в своё подразделение.

       Однако, солдату показалось, что ему не поверили, и он стал убеждать Новикова:

       – Я уже хотел возвращаться, но тут заметил движение возле ракетных установок. С ракет сняли чехлы… Донеслись команды… Ракеты перевели в боевое положение.

       – А ну покажите, где это? Пойдёмте…

       Разглядывая огромные серебристые сигары, острые носы которых разрезали пелену тумана, нацеливаясь в мутное небо, Новиков подумал: «А ведь если они немедленно произведут пуск, координаты, которые я сообщил, уже никому не понадобятся…»

       Он собрал командиров взводов.

       – Что ещё? – удивился Анохин. – Приказано немедленно сматываться отсюда, зачем время теряем?

       – Обстановка вносит свои коррективы… Да, мы можем уйти, но имеем ли право? – задал вопрос Новиков и пояснил, что произошло в последние минуты. – А если противник нанесёт огневой удар раньше, чем будет уничтожен?

       – Нас это уже не касается, – возразил Анохин. – Мы свою задачу выполнили.

       – Как не касается? Вы что?! – воскликнул Новиков, в волнении перейдя на «вы», что несколько покоробило Анохина.

        – Нужно уничтожить ракеты, – сказал сержант Чипликов.

        – Да ты хоть видел, как они охраняются, – набросился на него Анохин. –Мы только попытаемся что-то сделать, как будем «уничтожены». Посредники этого и ждут… Сразу выведут из строя.

        – Много ли ракете надо, – возразил Новиков. – Достаточно выпустить в неё одну меткую очередь, и всё. Ракета уже не взлетит.

        – Сейчас… Так уж и выпустишь очередь, – убеждал Анохин. – Сначала нужно охрану уничтожить. А попробуй, уничтожь!

        – Охрану уничтожить не удастся, – сказал Новиков. – Да и не нужно этого.

        Он прервал спор, понимая, что дорога каждая минута. Отдал приказ.

        – Первому мотострелковому взводу уничтожить ракеты на пусковых установках в районе колодца, второму – в районе домика лесника, третьему… На бой с подразделениями охраны не отвлекаться. Огонь всех средств сосредоточить на ракетах.

       И вот короткий бросок к стартовым позициям. Подразделения охраны сразу обнаружили атакующих и открыли огонь.

       – Огонь по ракетам! – скомандовал Новиков.

       – Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант, – пытаясь перекричать шум боя, доложил связист. – Говорит посредник…

        Новиков подключился к радиостанции и услышал в наушниках бесстрастный голос:

       «Тополь»! Вы уничтожены. Стой!

       Новиков огорчённо остановился и передал полученную команду:

       – Стой!

       Было обидно, что несмотря на все труды, всё завершилось уничтожением роты… И вдруг! Он услышал, как посредник обращается к командиру ракетного дивизиона:

       – «Марс»! Запуск ракет отставить. Ракеты выведены из строя огнём стрелкового оружия и гранатомётов разведгруппы.

       И стало тихо, удивительно тихо после треска автоматных и пулемётных очередей, грохота взрывпакетов. По траве ещё стелился сизый дымок, мешаясь с остатками тумана, тлела неподалёку от того места, где стоял Новиков, картонная оболочка взрывпакета, но учения для разведгруппы, стрелковая цепь которой замерла неподалёку от цели своих действий, уже окончились. Завершились они и для ракетного подразделения «противника», ракеты которого так и не смогли сорвать наступление «Северных».

        Анохин подошёл к Новикову. Лицо выдавало волнение, голос слегка дрожал:

        – Товарищ лейтенант, первый мотострелковый взвод боевую задачу выполнил… Взвод уничтожен!

        – Выполнил… уничтожен… – эхом отозвались доклады командиров остальных взводов.

        Майор Володин, возмущённый и обескураженный, решительной походкой приблизился к офицерам это дерзкой разведгруппы «Северных». Заговорил с раздражением:

       – Вы соображаете, лейтенант, какое решение приняли? Это вам не игрушки. А будь настоящий бой, что тогда? Как бы вы поступили?

       Новиков окинул взглядом позиции ракетного подразделения, подумал о том, какой урон могли причинить наступающим войскам эти ракеты, и ответил твёрдо:

       – Вы спрашиваете, как бы поступил я в реальном бою? Я поступил бы так же!..

      

       Разбор учений состоялся в просторном зале Дома офицеров. Проводил его моложавый генерал, руководивший учениями. Среди многих, самых различных вопросов он вспомнил о рейде разведгруппы, возглавляемой лейтенантом Новиковым. Обратил внимание, сколь необходимо соблюдать требования устава. Разведгруппе было предписано радиомолчание до самого выхода к объекту разведки, но командир вышел в эфир, соблазнившись на второстепенный объект.

       – Лейтенант Новиков выполнил учебно-боевую задачу, но какой ценой!? – говорил генерал. – Он оставил на просеке все боевые машины. Будь настоящий бой, возле них полегло бы немало солдат. Да, лейтенант Новиков нашёл в себе силы продолжить выполнение задачи и добился успеха, но, во-первых, без машин он потерял много времени, а, во-вторых, даже при аналогичной ситуации, что сложилась в самый последний момент, машины помогли бы уберечь значительную часть роты и при этом выполнить то, что выполнено такой ценой.

       Новиков слушал молча. Ему уже надоело оправдываться и убеждать всех, что он в эфир не выходил и о танковом батальоне не докладывал. Все только удивлялись его упорству и разводили руками: и комбат, и командир полка.

       – Не «противник» же, в конце концов, сделал это?! – задавали они резонный вопрос.

       О том же, что это мог сделать не Новиков, никто и представить себе не мог. Если бы ещё доклад принимал сам командир полка, он определил бы по голосу, что докладывал не Новиков. Но у радиостанции был связист, и Чернышёв только тогда, когда услышал сообщение о докладе, подошёл к радиостанции и приказал перейти на приём.

       Нелегко было сидеть на разборе и Анохину. Лишь накануне он узнал поразившую его вещь. Разговор с комбатом зашёл о тех тактических занятиях, на которых он потерпел поражение. И вдруг комбат Гончаров сказал:

       – Учите сержантов, учите так, как учит и готовит их лейтенант Новиков. Ведь помните, когда я вывел его из строя на тех занятиях, Ташманов успешно заменил его. А действовал-то как!!! Запер ваш взвод в лощинке и разгромил наголову!

       – Так это был Ташманов! – воскликнул Новиков, но больше ничего не сказал.

       Он понял, что Новиков не обманул его тогда, на показном занятии… Вариант, оговорённый заранее, нарушил Ташманов, который ничего не знал об обещании своего командира подыграть товарищу.

       И вот теперь Анохин подвёл товарища очень сильно.

       Подвести случайно, ненамеренно, может любой человек. И тот, в котором заложены с раннего детства порядочность и честность, и тот, у кого эти качества не далеко не на должной высоте. А вот воспользоваться плодами неумышленно подставленной ножки может далеко не каждый. Это может сделать только потерявший совесть человек. Так думал Анохин, сидя в зале во время разбора учений и слушая, как руководитель отчитывает его товарища.

       Да, Анохину не повезло в службе. Он командовал взводом, в то время как многие его товарищи давно уже получили роты, а кое-кто и повыше поднялся. Далеко не надо за примером ходить – Гончаров батальоном командует. Да, Анохину не повезло! Но это не значило, что он мог пойти на подлый поступок ради повышения в должности. А теперь выходило так, что он поставил Новикова в очень нелёгкое положение. Ведь получалось, что Новиков ещё слишком неопытен, чтобы командовать ротой.

       Едва подумав об этом, Анохин вскочил со своего места, словно под ним не стул, а раскаленная плита.

       Назвался и сказал громко, чтобы слышали все:

       – Разрешите сделать уточнение?

       Генерал недовольно посмотрел на него, но после некоторых колебаний, сказал:

       – Слушаю вас, старший лейтенант.

       – Это я во всём виноват! Я вышел в эфир и доложил о танковом батальоне. Хотел как лучше, а получилось… Готов понести наказание. А Новиков молодец. Я на протяжении всего поиска поражался его упорству, его настойчивости.

       – Садитесь, старший лейтенант, – сказал генерал. – Это меняет дело. Но, с другой стороны, командир отвечает за подчинённых, за их подготовку, за их действия, за их ошибки…

       – Но он принял роту временно, в тот день, когда мы получили задачу действовать в разведгруппе, – поспешно сказал Анохин, ещё не успевший сесть на своё место.

       – Хорошо, что вы подняли эту тему, – заметил генерал. – И всё-таки садитесь. Мы сейчас не ведём речь о наказаниях, мы учимся, мы разбираем ошибки. Но настоящий противник накажет строго, очень строго – гораздо строже, чем командир. Вот о чём необходимо помнить! Это вы мне сегодня можете объяснить, что лейтенант Новиков такой же командир взвода, как и вы, что он не отвечает за ваши действия. И, конечно, объяснение это вполне вразумительно – действительно, мы не можем по справедливости спрашивать с Новикова за ваши действия… Но вы представьте себе, что это был не учебный, а реальный бой… А на войне нередко бывает, что командир взвода заменяет выбывшего из строя командира роты. И тут же полностью отвечает за подразделение. Отвечает перед вышестоящим командиром, ну а цена этой ответственности высока, как высока и цена ошибок не только его личных, но и каждого подчинённого. Так что с одной стороны я могу признать, что упрёки, высказанные в адрес лейтенанта Новикова несправедливы. Но не могу и поощрить его, поскольку цена выполнения задачи разведгруппой слишком высока…

       После разбора в фойе Дома офицеров сами собой возникли разговоры о решении лейтенант Новикова атаковать ракеты и уничтожить их, ценою роты. Конечно, все понимали, что в учебном бою это сделать легко – уничтожение-то условное. И многие задумались, а как бы каждый из них поступил в бою реальном!?. И каждый для себя ответил так, как это сделал Новиков в разговоре с командиром ракетного дивизиона. Да… Ответ был один: «В бою поступил бы также!»

     

Николай Шахмагонов

 

Тенистая лесная дорога кончилась, и машина остановилась на огромном заливном лугу, который простирался от леса до голубого лекала реки. Тяжёлый знойный воздух, словно замер, не шевелился ни один стебелёк. Трещали кузнечики, за рекой погромыхивало, словно кто-то пускал с гигантской лестницы порожние деревянные бочки.

       Водитель заглушил мотор. Из кузова донеслись обрывки фраз. Во весь рост поднялся стройный лейтенант с ясно-голубыми глазами и мечтательно глядя вдаль, проговорил:

       – Э-эх!.. Искупнуться бы…

       – Не мешало, конечно, – отозвался его сосед, капитан, – только сейчас нас Быстрин и без того в своих вводных накупает… Да и она вон хорошенько добавит, – кивнул он на горизонт, где расползалась туча.

       Отворилась с сухим щелчком дверь кабины, и руководитель занятия майор Быстрин ловко перекинул своё жилистое тело в кузов.

       – Итак, – начал он ровным голосом, – попрошу вас, товарищи офицеры, произвести ориентирование и найти на карте точку своего стояния…

       Все зашуршали картами, а майор тем временем посмотрел на горизонт и слегла нахмурился: какая там работа с картой, если с неба хлынет! Быстрин нетерпеливо оглядел подопечных, задержал взгляд на голубоглазом лейтенанте. Подумал:

       «Ротные у нас через одного юнцы, их ещё учить да учить моментальному соображению в боевой обстановке. Даже в элементарных вопросах».

       Быстрин любил вот так, когда молодые офицеры погружены в своё дело, озадачить ещё больше – неожиданной вводной. И если кто-то попадал впросак, майор не знал снисхождений. Сейчас пришла мысль испытать лейтенанта Матвеева.

 

       Хотя оснований сомневаться в своих способностях лейтенант пока не давал, майор относился к молодому офицеру несколько настороженно, поскольку никак не укладывалось в голове, что можно стать хорошим ротным, не прокомандовав взводом и года после окончания училища. Быстрину пришлось пять с половиной лет служить взводным до назначения на должность командира роты, да и на роте прилично задержался, прежде чем двинуться дальше.

       Может быть, Матвееву просто повезло?..

       Сумел лейтенант попасть на глаза «высокому начальству» на первых же войсковых учениях, в которых ему довелось участвовать.

 

вечер в Фонде культуры посвященный юбилею Суворова. Были на вечере тогдашний секретарь Совбеза Игорь Иванов выпускник Московского СВУ, генерал армии Гареев, зам главкома Сухопутных войск генерал Булгаков

 

       Когда мотострелковый взвод лейтенанта Матвеева на боевых машинах пехоты раньше других форсировал с ходу водную преграду и, спешившись, умело отразил контратаку, командир дивизии оторвал от глаз бинокль и расспросил командира полка о взводном. Тот рассказал, что лейтенант Матвеев всего лишь год назад с отличием окончил Московское высшее общевойсковое командное училище, что взвод его передовой по всем статьям…

       «Ну, из Московского они все со знаком качества, – пошутил генерал, довольный учениями. – А что, не пора ли этому Матвееву ротой командовать? Смотрите, как толково и решительно действует! И главное, не по шаблону…»

       Между тем, боевые машины взвода уже преследовали «противника».

.

Об этом майору Быстрину рассказал офицер штаба полка, присутствовавший при разговоре, а потом, уже находясь в строю во время краткого предварительного разбора учений, и сам слышал разговор командира дивизии с лейтенантом Матвеевым. Генерал вызвал лейтенанта из строя, чтобы поощрить его, но, не удержавшись, расспросил о том, каким образом тот добился успеха, и, похвалив за находчивость, неожиданно поинтересовался: – Ну, а мечта-то у вас какая, лейтенант? В жизни ведь у каждого должна быть определённая, я бы сказал, высокая цель? – Стать командармом, – с неожиданной откровенностью заявил лейтенант Матвеев. Генерал улыбнулся. Что-то мальчишеское было в этом ответе. Но голос лейтенанта звучал уверенно и искренне. – Что ж, плох тот солдат, который не мечтает стать генералом… Доброго пути в службе, лейтенант! … Быстрин, почувствовав, что отвлёкся, громко сказал: – Для атаки колонны головной походной заставы, в роли командира которой вы все действуете, заходят истребители-бомбардировщики противника. Он скользнул взглядом по лицам офицеров. Кто-то водил карандашом по карте, о чём-то переговариваясь с соседом. Кто-то был равнодушен. Да и понятно: вводная не казалась уж такой сложной. А вот Матвеев думал иначе. Стоило прикинуть боевые возможности самолётов, чтобы понять: как ни растягивай на открытом лугу колонну, истребители-бомбардировщики пройдут с головы до хвоста и нанесут значительный урон головной походной заставе. И тут лейтенант вспомнил занятия по тактике в училище, вспомнил своего преподавателя подполковника Вашкина, вспомнил решение, которое тот предложил на обсуждение курсантам. И прежде нередко, после того как курсанты докладывали свои решение соответствующие Боевому уставу, Вашкин предлагал всем вместе подумать над тем, как применить уставные положения творчески, поясняя, что в устав невозможно записать все нюансы, которые могут возникнуть в реальной обстановке. Да! Устав необходимо знать как «Отче наш» для того, чтобы в сложной обстановке, когда на раздумья – секунды, решение мгновенно отскакивало от зубов. Но это не означает, что нельзя творчески развить рекомендованное уставом. И на том занятии Вашкин не отступил от своих правил. «А ведь очень похожая сложилась обстановка, почти как на тех давних занятиях, – вспомнил Матвеев. – Да, да, да… И ведь Вашкин вынудил весь взвод искать и найти решение, неожиданное, но самое правильное». – Действуйте, лейтенант Матвеев, – прервал паузу Быстрин. Матвеев произнёс положенное «есть!» В этот момент ослепительно сверкнула молния, раздался оглушительный треск. Зажмурившись на миг, Матвеев представил: самолёты с вытянутыми осиными носами, багровые всплески разрывов, клубы огня и дыма, взлетающие ввысь комья рыжей земли, перемешанной с обожжёнными цветами и травой, чадное пламя над обломками боевых машин. И мгновенно мелькнула мысль: «Действовать?.. Но как?.. Как сделать колонну неуязвимой?.. Да, конечно, устав трактует: увеличить дистанцию и скорость. Но такое решение хорошо, когда местность пересечённая, да и дорога не столь прямая и открытая, когда, наконец, другого выхода нет. Здесь же – луг, целое поле, ровное, как строевой плац. И скорость снижать не надо для того, чтобы разорвать прямую нить колонны, развернуть машины в боевую линию… Пусть тогда заходят на каждую машину в отдельности. А роту углом вперёд построить, да на фланги зенитные самоходные установки, приданные роте, послать! Лейтенант выпрямился, словно прогоняя последние сомнения, и чётко подал команду: – «Клён» – один!.. – два!.. – три! Я – «Клён!» К бою! Боевой порядок – углом вперёд!.. Майор Быстрин от удивления потёр подбородок. Сколько занятий провёл он на этой местности, но подобных решений не слышал, да и эта вводная ни разу не вызывала вообще никаких заминок. Подумалось, что лейтенант просто не понял вопроса, отвлёкся, прослушал и решил, что не самолёты атакуют, а появились впереди сухопутные подразделения «противника». – Вы, очевидно, не поняли меня, – сказал он, скрывая раздражение. – Колонну атакуют истребители-бомбардировщики, а не танки. – Я понял правильно, товарищ майор, – возразил Матвеев. – Это моё решение. Разрешите обосновать? Быстрин смерил Матвеева недовольным взглядом и, назидательно проговорил: – Устав учить надо! А затем обратился к другому обучаемому: – Доложите вы, капитан Крюков. Крюков встал, сочувственно посмотрел на Матвеева и, словно специально для него, чтобы крепко запомнил, как нужно действовать в подобных условиях, нарочито растягивая слова, скомандовал: – «Клён» – один!.. – два!.. – три! Я – «Клён»! Увеличить дистанцию и скорость. Продолжать выполнение боевой задачи. – Вот! – сказал майор Быстрин, назидательно подняв вверх указательный палец. – Простое, привычное, ясное людям решение. Никакой заминки в колонне не будет. Отлично, Крюков, отлично. А вам, лейтенант, двойка! Снова заурчал двигатель, и машина плавно двинулась дальше. – Не огорчайся, Андрюха! – услышал лейтенант сочувствующий голос Крюкова. – Чего ни бывает!? Ты на таких занятиях первый раз. А я уже все вводные наизусть выучил… И ты исправишь эту двойку. Некоторое время Андрей Матвеев слушал молча, полуобернувшись к капитану. Затем обиженно возразил: – Во-первых, я не огорчаюсь… Во-вторых, считаю своё решение правильным! – Понапрасну ершишься! – назидательно сказал Крюков и в тон ему прибавил. – Во-первых, не по уставу твоё решение… Во-вторых, если команду «к бою» подашь, никто не поймёт, в чём дело. Атакуют-то тебя самолёты, а не танки… Хочешь роту в подобной обстановке развернуть, так нужно, чтоб была она, как игрушка, с полуслова команды выполняла. Быстрин это получше нас с тобой знает. Вот ты на практике попробуй, поймёшь, чьё решение надёжнее: твоё или моё. – А вот я докажу, как надёжней, – с досадой сказал Андрей. – Обязательно докажу! – Поглядим… – А для чего нас на местность вывозят?! – воскликнул Андрей. – Скажите, для чего? Ведь одно дело – на карте в классе вводные разгадывать, а другое – здесь, в поле… Командир обязан думать, думать, а не просто шашкой махать!.. – Оно так, когда в кино, – возразил капитан, – а здесь вон ты на двойку уже надумал. Весь следующий день предметом шуток было решение Андрея Матвеева развернуть колонну в боевой порядок при атаке воздушного противника. Капитан Крюков выставил всё в определённом свете, и сослуживцы добродушно подтрунивали над лейтенантом: – Замыслы у тебя, Андрюха, фантастические. Тебе бы боевые машины с крыльями, дал бы жизни истребителям. С хвоста бы зашёл да ПТУРСами их, ПТУРСами, супостатов! …Двусторонние тактические учения начались, как всегда, внезапно. Чуть брезжил рассвет, когда полк вывели в район сбора. Роту лейтенанта Матвеева сразу назначили в резерв и про неё будто совсем забыли. Сначала Андрей ждал с минуты на минуту какой-то важной задачи, потом забеспокоился, что учения закончатся, а он так и просидит без дела. Пришла догадка, что это ему из-за той двойки не доверяют. И вдруг вызвали к командиру. Лейтенант Матвеев не верил ушам своим. Рота назначена в головную походную заставу авангарда, усилена миномётами, танками, самоходными зенитными установками… Не знал он, что ещё утром командир дивизии, проверяя полк, заметил: не все подразделения равномерно выполняют боевые задачи. Больше всего удивило генерала, что в резерв выведена рота молодого командира, которому только учиться и учиться. Узнав, что причина в неудовлетворительной оценке лейтенанта Матвеева на занятиях, генерал возмутился. – Где учить, как ни на учениях? – спросил он командира полка. – За действия в поле он двойку получил, так пусть теперь больше всех потрудится. На исходный пункт колонна головной походной заставы вышла раньше указанного времени. Лейтенант Матвеев выбрался из люка и спрыгнул на землю. Внимательно огляделся. Чуть в стороне от дороги, в кустарнике, увидел машины управления, а на пригорке – командира дивизии с группой офицеров. К Андрею подбежал прапорщик, адъютант комдива, и пригласил к генералу. Выслушав доклад лейтенанта, генерал сказал: – Помню, как вы лихо действовали на прошлых учениях. Помню! – сделал он ударение на последнем слове. – А что ж теперь в двоечники попали? Как это вышло?.. «Если узнает, – ужаснулся Андрей, – наверняка отменит приказ комбата и отправит в резерв…» Глаза комдива смотрели строго, губы плотно сжаты. – На занятиях по тактической подготовке была дана вводная, – начал Андрей. – Знаю, – всё так же сурово заметил комдив. – И о решении вашем знаю… Посмотрим, как вы с воздушным противником воевать будете. Сказал, и то ли почудилось лейтенанту, то ли действительно мелькнуло в глазах генерала юношеское озорство, а в голосе послышалась ободряющая нотка. …Лейтенант Матвеев скомандовал «Вперёд», и побежали навстречу леса, поля, деревушки. Впервые в подчинении у него было столько техники, столько подразделений. Воодушевляло и то, что старший лейтенант, командовавший приданной миномётной батареей, сейчас, несмотря на старшинство в звании, был в полном подчинении. Но надо было делом доказать, что не зря доверили ему такую силу. Андрей любил тактику, нравилось ему читать карту, наносить на неё обстановку, решать задачи. И всё-таки на обычном занятии это чуть-чуть смахивало на игру, а вот здесь… Зашипело в шлемофоне, и Андрей услышал свой позывной. Офицер штаба руководства учениями дал вводную: по населённому пункту на основном маршруте «противник» применил зажигательные средства. Впереди непроходимый очаг пожара. Лейтенант внимательно посмотрел на карту. Вот и решение: «Сатурн»! Я – «Комета»! Перехожу на запасной маршрут. Раскачиваясь на ухабах, боевые машины пехоты быстро побежали по просёлку. Сначала дорога шла лесом, но вскоре командир дозорной машины доложил, что находится на опушке, и дальше путь свободен. Лейтенант Матвеев перегнул сложенную гармошкой карту, взглянул на неё и сразу узнал местность. Это был район командирских занятий. Тот самый луг, на котором он получил двойку, открылся впереди. Солнце уже взошло и ласково играло в изумрудных росинках на ровном ёжике свежескошенной травы. Река в это раннее, умытое ночным дождём утро отчётливо обозначилась на горизонте. И тут же, нарушая утреннюю идиллию, в шлемофон ворвался возбуждённый голос командира дозорной машины: – «Комета»! Я – «Комета» – пять! Самолёты «противника» прямо! Впереди, на самом горизонте, вывалились из-за серебристой кромки пушистого облака две блестящие капли и, быстро увеличиваясь в размерах, стали приближаться в колонне. Головная походная застава уже вытянулась на луговой дороге. Лучшей мишени представить трудно. Лейтенант Матвеев высунулся из люка и огляделся. Нет, сомнений не было. Он знал свою роту, знал, на что способны люди… Прижав к горлу ларингофоны, скомандовал: – «Комета» – один.., – два.., – три!.. Я – «Комета». К бою!.. Боевой порядок – углом назад. По самолётам – огонь! Машины весело разбегались по лугу, словно рисуя ровные ветви огромной ели. Со свистом пронеслись самолёты над дорогой, но ни одной машины на ней уже не было. Разве что «уазик» офицера штаба руководства учениями мог стать мишенью для фотопулемётов. Лейтенант Матвеев тут же приказал увеличить скорость и не держать равнения в боевой линии. Опасаясь атаки с фланга, приказал самоходным зенитным установкам занять места в боевом порядке на флангах головной походной заставы. Он не ошибся: истребители-бомбардировщики, совершив боевой разворот, зашли с левого фланга, но были встречены огнём. Атака воздушного «противника» провалилась. Бой, напряжённый и манёвренный, продолжался несколько минут, а казалось, что прошла вечность. Смахнув с лица струйки пота, Матвеев приказал перестроиться в походный порядок и увеличить скорость, чтобы наверстать упущенные минуты. Судя по карте, впереди была речка. «Придётся ли её форсировать? Или действия роты неправильными и остановят, «выведут из строя»? Снова посмотрел на карту. Вот и мост, но он слишком слаб. Приказал командиру дозорной машины разведать спуски к воде, а сам напряжённо ждал. Ведь результаты атаки воздушного «противника», наверное, известны комдиву. И только подумал о генерале и о том, что не может быть в колонне потерь, услышал, как кто-то вышел на его волну: – «Комета»! Я – «Луна»! – лейтенант вздрогнул, узнав голос. – Отлично «Комета». Продолжайте выполнять задачу! *-* Рассказ был опубликован в газете «Красная Звезда» 21 августа 1976 года и автоматически напечатан в Библиотечке «Красной Звезды». Общее название книжечки 378 выпуска – «Старый кортик» (№ 6 (378) за 1977 год). ИЗЛУЧИНА Приняв доклады командиров рот о готовности системы огня, капитан Брусов решил ещё раз осмотреть передний край обороны. Впереди, за лесом, в багровые тучи медленно садилось солнце. «Быть ветру», – подумал капитан, внимательно оглядывая речную гладь, от которой веяло покоем и тишиной. В зеркале реки отражался закат, на противоположном берегу расстилался пёстрый заливной луг, дальше – мелколесье, рассечённое просёлочной дорогой. Дорога вела к броду, исчезала в воде и, вынырнув уже на этом берегу, бежала через центр района обороны батальона. Именно это направление мог избрать «противник» для своего главного удара. Бой шёл далеко впереди. По всем данным подход главных сил «противника» к реке ожидался не ранее середины следующего дня, однако Брусов чувствовал острую тревогу, торопил людей с оборудованием позиций, требовал от командиров предельной бдительности. С беспокойством вглядывался он в противоположный берег. Знал по опыту, насколько внезапно может появиться у реки передовой отряд «противника», посланный для захвата переправы и плацдарма. Место для обороны было удобным. Берег реки, где закреплялся батальон, выше противоположного. К тому же крутая излучина на правом фланге не только надёжно прикрывала сам этот фланг, но позволяла в случае необходимости произвести быстрый манёвр силами и средствами. Тревожил Брусова центр боевого порядка. Брод, дорога… Заманчивое направление для атаки. Здесь комбат и сосредоточил основные силы. Левый фланг беспокоил меньше: обрывистый берег там почти неприступен для техники. Комбат разговаривал с офицерами и солдатами, и душа его словно отогревалась. Люди устали, а настроение боевое. Настал час, когда они могут показать, на что способны в учебном бою, в обстановке, максимально приближённой к боевой. Давно ли Брусов принял этот батальон, бывший отстающим, а теперь он лучший в полку, и Брусов не без основания гордился в душе и своими подчинёнными, и собственной работой. На командно-наблюдательный пункт он вернулся успокоенный. Уже совсем стемнело, и Брусов, отдав последние распоряжения, решил вздремнуть: на учениях такой возможностью приходится дорожить. Его разбудил начальник штаба. Разведка сообщала тревожные данные. «Противник» появился на подступах к обороне батальона и, судя по всему, может атаковать на рассвете. «Ну, что ж, – подумал Брусов, наполняясь холодноватым спокойствием, – Встретим как надо». – Разведчики даже фамилию комбата узнали, который командует авангардом «противника», – сообщил начальник штаба и назвал фамилию: – Капитан Матвеев. Да это, впрочем, неважно. – Всё важно в бою, – ответил Брусов. «Матвеев, капитан Матвеев!? Андрей Матвеев! Вот как доводится встретиться!» – подумал он. Брусов знал, что Андрей Матвеев, с которым он в один год окончил Московское высшее общевойсковое командное училище, а потом был направлен в одну часть, теперь назначен командиром батальона в соседний полк. Собирался повидать его, да всё оказии не было. И вот теперь встреча, похоже, состоится, правда своеобразная встреча. «Опять мы соперники», – Брусов невольно усмехнулся воспоминаниям о былом. Когда-то они с Андреем влюбились в одну девушку. Она предпочла Андрея, – а может, он просто оказался настойчивее, – ну и с тех пор дружба их стала гаснуть. Нет, Брусов не обижался на Андрея – хотя, конечно, кому же нравится, если тебе предпочтут другого! – просто неловкость вмешалась в их отношения, и Брусов решил не стеснять приятеля. Досуг стал проводить в одиночестве. Да, прошлое соперничество вызывало лишь улыбку. Не то, что теперь! Капитан Андрей Матвеев был опасным «противником» – это Брусов знал с училищных лет. Преподаватели не раз отмечали смелость и дерзость его решений, сообразительность, умение действовать нешаблонно. Ну что ж, и капитан Брусов не зря назначен командиром батальона! Брусов заметил, как лёгкая дрожь пробежала по молодой листве тальника, а вода в реке покрылась мелкой рябью. Начинался ветер. Из-за мелководья всходило солнце. Брусов стал снова, в который раз, осматривать в бинокль противоположный берег, пытаясь поставить себя на место «противника». В данном случае на место Андрея Матвеева. «Где бы я нанёс удар? – рассуждал он. – Правый фланг с излучиной отпадает, потому что там всё как на ладони. В центре – брод. Там, вполне естественно, оборона прочная. Слева к берегу совсем близко подходит мелколесье. Оно, конечно, удобно для совершения скрытого манёвра, но там обрыв». Мысли Брусова прервал беспокойный гомон птиц, поднявшихся далеко впереди, над мелколесьем. «Что их потревожило?» – забеспокоился он. Снова приложил к глазам бинокль и на опушке, в кустарнике, увидел боевую машину пехоты с белой полосой на корпусе – отличительным знаком противостоящей стороны. «Противник?! – удивился он. – Так быстро?» Видимо, это была дозорная машина. Она медленно двинулась вперёд. «Неужели не заметили переднего края?» – удивился Брусов. Возник неодолимый соблазн пропустить её на свой берег и затем захватить. Брусов вполголоса отдал распоряжение. Машина спустилась к воде, преодолела брод, выползла на берег к позиции боевого охранения. «Пора!..» – решил Брусов, но не успел подать команду, как из боевой машины мгновенно высыпал десант, развернулся в цепь и почти без выстрела захватил позицию боевого охранения. Тут же из леса показалась колонна машин головной походной заставы. Она на ходу развернулась в боевой порядок и устремилась к броду. «Чувствуется твоя рука Андрей!», – подумал Брусов, испытывая досаду за свой промах и желание немедленно наказать «противника» за дерзость. Завязался огневой бой. Головная походная застава попыталась с ходу прорваться к броду. Но это было невозможно из-за хорошо организованной Брусовым системы огня. Оценив её, посредники не дали атакующим успеха. И всё же одному взводу головной походной заставы, удалось, используя складки местности, достичь выгодного рубежа, зацепиться за берег и быстро закрепиться там. «Неужели главными силами «противник» нанесёт удар именно в центре? – подумал Брусов. – Это уже не похоже на Андрея. Он ведь понимает, что мы его ждём именно здесь». Противоположный берег заволакивало дымом. Головная походная застава укрывалась за ним от прицельного огня обороняющихся. Брусов понял, что «противник» использует дымовые снаряды, стремясь ослепить обороняющихся. Выручал усиливающийся ветер. Он постепенно сносил дым в сторону правого фланга. О том, что подошли главные силы авангарда «противника», Брусов догадался по усилившемуся огню артиллерии, интенсивность которого демонстрировали огневые посредники. Брусов решил потребовать от командира второй роты стремительной контратакой сбросить в реку «противника», закрепившегося на берегу, как вдруг ему доложили о появлении боевых машин наступающих на левом фланге батальона. «Вот он, твой замысел, Матвеев!» – едва не воскликнул Брусов. Серия дымовых снарядов тучей накрыла центр обороны. «Неужели всё-таки в центре? – обрадовано подумал Брусов. – Но это же для них самоубийство!» Лишь теперь, в первый раз за всё время боя, Брусов позволил себе взглянуть на часы. Он знал: приданное танковое подразделение должно выйти сюда, к речному броду, чтобы контратаковать наступающего «противника». По времени выходило – танки уже на марше, значит, берег надо удержать до их подхода во что бы то ни стало. На левом фланге разгорелась ожесточённая перестрелка. «Противник», используя дымовую завесу и огонь артиллерии, переправил сильные группы пехоты и начал штурмовать крутой берег. Значит, всё-таки там, на левом фланге, будет решаться исход боя. Брусов знал, что рискует, и всё же, кроме резерва, направил туда мотострелковый взвод с правого фланга. Он и сам бы бросился туда, ведь там развёртывались, судя по всему, главные события. Но место командира батальона – на командно-наблюдательном пункте, с которого лучше всего ощущается ход боя, и откуда легче всего влиять на него. Дым над рекой стал ещё гуще, лишь над излучиной было чисто, и, поглядывая туда изредка, Брусов видел полоску воды у противоположного берега. Дым над рекой следовал по её руслу, клубясь над излучиной. Правый фланг превращался как бы в дополнительный резерв Брусова. Там оборонялось два взвода, и их можно было в любую минуту перебросить в центр или на левый фланг. Изогнутая подковой позиция обороны позволяла легко сделать это. Командир роты, обороняющейся на левом фланге, доложил, что «противник» отброшен и берег очищен. «Значит, поддержка помогла, – обрадовался комбат. – Продержаться бы ещё четверть часа. Подойдут танки. Тогда мы посмотрим, кому придётся обороняться». И тут вокруг Брусова неистово загрохотало. А в следующее мгновение он заметил, что особой силы грохот доносится с правого фланга. Там, близ берега из дымовой завесы, наискось пересекающей реку по ветру, выныривали боевые машины пехоты, окутанные вспышками выстрелов. И тут Брусов понял, что они атакуют правый фланг батальона, там, где их не ждали. Машины достигли берега, словно живые, выбросили из себя стрелковые цепи, тот час возникшие над зарослями кустарника и высокой травой… Два взвода на правом фланге батальона пытались отразить атаку, но было ясно, что их вот-вот сомнут. Уже по приказу Брусова прямо возле командно-наблюдательного пункта занимал огневые позиции взвод ПТУРС, уже подходили резервы с левого фланга и ещё два взвода из центра обороны. Всё было готово для проведения контратаки. Брусов выслушивал краткие доклады, отдавал распоряжения, а из головы не выходило: «Вот и встретились, Андрей Матвеев. Узнаю твой почерк. Пугал в центре, отвлекал слева, а обрушился на правый фланг… но своих позиций я просто так не уступлю! Капитана Брусова тоже не зря назначили комбатом». Позади, со стороны леса послышался гул. Он нарастал. «Танки, – обрадовался Брусов. – Скорее же, скорее!» «Противник», между тем, усиливал натиск. Положение на правом фланге становилось критическим. Наконец, из леса показались первые машины. Они развернулись в боевую линию. Брусов, назначив танкистам направление удара, приказал радисту: – Передайте всем: «Буря!» Это был сигнал контратаки. Через несколько минут боевая линия танков с рёвом и грохотом пронеслась мимо Брусова, а вслед за ней, покинув траншеи, в атаку поднялись стрелковые цепи. Контратака оказалась неожиданной для наступающих. «Противник» был отброшен. Положение восстановлено. Впервые опубликован в газете «Красная Звезда» 28 мая 1977 года и автоматически перепечатан в Библиотечке «Красной звезды» «Время весеннего равноденствия» № 11 за 1978 год. МАНЁВР Когда старший лейтенант Анатолий Скрябин и лейтенант Владимир Корнеев вернулись в общежитие, закатные лучи летнего солнца косо простреливали комнату, радужно дробясь в стекле графина и отражаясь в полировке шахматной доски. – Ну что, сыграем партию для упражнения ума перед тактическим занятием? – смеясь, предложил Корнеев. – Давай, – согласился Скрябин и тихо добавил: – Поговорить бы надо. – Заодно и поговорим… Офицеры сели за стол, сосредоточенные, непохожие друг на друга. Скрябин был черноволос, худощав. Его погрубевшее от полигонных ветров, смуглое лицо казалось нервным и жёстким. Рядом с ним Корнеев выглядел юношей. Его щёки едва порозовели от загара, и всё лицо казалось безмятежным, лишь глаза смотрели со спокойной уверенностью, даже с лёгким вызовом. – Понимаешь, Володя, – начал Скрябин, – в батальоне должность ротного освободилась. Решают сейчас, кого назначить… – Ну и что? – невозмутимо спросил Корнеев. – Пусть решают, начальникам виднее. – Завтра же у нас показные занятии в батальоне, возможно, командир полка будет… Неужели не понимаешь? – Так я-то при чём? – пожимая плечами, задал вопрос Корнеев. – Мой взвод как раз против твоего действует, – Скрябин сделал первый ход. – Вот я и хотел попросить тебя… ну, подыграть, что ли мне… чуток… – Подыграем! – проговорил Корнеев, задумчиво глядя на шахматную доску и делая встречный шаг пешкой. – Понимаешь, – оживился Скрябин, – я ещё раз был на местности, продумал всё, – он вдруг отодвинул шахматную доску, взял лист бумаги и стал быстро чертить схему. – Создаю видимость атаки… здесь, понимаешь?.. А сам под прикрытием дымов перебрасываю два отделения овражком и атакую тебя во фланг и тыл… Представляешь, какой вид получится!.. – А зачем ты мне это говоришь? – с удивлением спросил Корнеев. – Опять ты простачком прикидываешься! – Скрябин снова придвинул шахматы, рассеянно пошёл слоном. – Да ведь если ты разгадаешь замысел, то очень легко можешь запереть меня в овражке. Тогда – пропало… – И ты этого хочешь? – Корнеев усмехнулся, вводя в дело шахматного коня. – Чего я хочу, ты знаешь, – Скрябин тяжело вздохнул. – Ведь занятие показное – показать себя можно… Он не договорил. Впрочем, Корнеев понял сослуживца. Знал он больное место Скрябина. Пятый год, как тот прибыл в полк. Все его товарищи за это время командирами рот стали, кое-кто и повыше поднялся. Один он взводным ходит, считая, что просто не везёт. Вспомнилось Володе Корнееву и другое… С самого первого дня Анатолий Скрябин опекал его, молодого лейтенанта, выкладывал без утайки всё, чему его самого научила жизнь, помогал бескорыстно, не жалея времени. Сколько раз обращался Корнеев к приятелю с большими и малыми просьбами и никогда не знал отказа. А вот Анатолий впервые обратился к нему с просьбой… Но ведь просьба-то какая!.. Постарался вникнуть в то, что просил Скрябин: «Подыграть! Сделать вид, будто проглядел удар по собственному флангу… Кому от такого действия польза? Даже на показном занятии?» – Не могу я, Толик, не могу… То есть, если бы дело касалось меня одного, может быть… А мой взвод?!. – Что взвод?! Его дело команды выполнять… – Знаешь, Анатолий, люди не шахматные фигуры… Я ведь каждого учу понимать остановку, чтоб каждый солдат мог командира отделения заменить, а сержант – командира взвода. Нет, не могу. Они же сразу всё поймут! – Что ж, – Скрябин в сердцах смешал фигуры на шахматной доске, – теперь тебе и карты в руки… Замысел я рассказал и не отступлю от него. Лови удачу. Ты ведь всего год после училища служишь, как говорят, все перспективы впереди. – Садись! – вдруг решительно сказал Корнеев. – И расставь шахматы заново. Подыграю, так и быть… …Настроение у лейтенанта Корнеева в то солнечное утро совсем не соответствовало погоде. Он, тщательно скрывая чувство вины, преследовавшее неотступно, угрюмо поглядывал на возбуждённые перед занятием лица солдат и сержантов. Думал о том, как они будут стараться, гордясь, что именно их взводу доверили участвовать в показных занятиях, и какими огорчёнными вернутся в казарму после поражения, в котором будут неповинны. Он знал: взвод Скрябина сейчас занимает исходное положение для атаки. Работать быстро Скрябин умел, доводя действия подчинённых до автоматизма. Именно до автоматизма, когда думает и решает за всех только он один. Может быть, поэтому, размышлял теперь Корнеев, и нет у него хороших помощников во взводе, может, поэтому «не везёт» Анатолию в службе? …Вот и дымовая завеса на фланге, откуда должна последовать атака. Не без основания опасался Скрябин, что разгадать его манёвр не так уж и трудно, – вон уж и солдаты, все как один, обратили внимание на овраг… – Товарищ лейтенант, вы ранены, командовать взводом не можете, – услышал Корнеев голос руководителя занятия. Его охватили растерянность… и облегчение. – Слушай мою команду! – тотчас раздался уверенный голос заместителя командира взвода сержанта Тайшанова. Сверкнув чёрными, чуть раскосыми глазами, он быстро распорядился: – Первому отделению, с расчётом станкового гранатомёта, запереть выход из оврага. Уничтожить обходящего «противника»… Второму и третьему отделениям приготовиться к контратаке. Тревога и смутная радость охватили Корнеева. Он, наверное, и сам бы действовал теперь так же, как действовал Тайшанов, позабыв о своём обещании «подыграть», – ведь бой есть бой, и если ты захвачен им, тобою руководит одно стремление – победить! Взвод Скрябина шёл в ловушку и оказался в ней. Отделение, оставшееся без командирского присмотра, не смогло помочь попавшим в беду. Весь день Скрябин избегал разговоров с приятелем. Под вечер командир роты собрал офицеров, и, когда он восстановил картину учебного боя, Скрябин изумлённо взглянул на Корнеева. А ротный заключил: – Поздравляю вас, лейтенант Корнеев, с таким заместителем, как сержант Тайшанов. Вы хорошо подготовили взвод, правильно обучили сержантов. Думаю, не ошибусь, аттестуя вас как офицера, достойного выдвижения на вышестоящую должность. В наступившей тишине Корнеев отчётливо услышал рядом с собой тяжёлый вздох. Когда выходили из казармы, Скрябин догнал Корнеева и спросил: – Так что, сыграем вечерком партию-другую? – и помолчав: – Ты не сердишься за вчерашнюю просьбу? – Мне-то с чего сердиться? – смущённо отозвался Корнеев. – А стоило бы, – вздохнув, сказал Скрябин. – Я уж понял, в каком бы ты оказался положении, если бы подыграл мне. Я и сам хотел сегодня изменить замысел, да не решился: ты ведь мог подумать, что я вчера тебя просто «покупал»… Знаешь, ты действительно больше достоин выдвижения на должность ротного. – Ну, это не нам решать, – засмеялся Корнеев. – А пока – шахматы! Сегодня белыми я начинаю! *-*-* Впервые опубликован в газете «Красная Звезда» 14 января 1978 г. и автоматически перепечатан в Библиотечке «Красной звезды» «Время весеннего равноденствия» № 11 за 1978 год. ПРОСЕКА Вы только посмотрите, что ваш Новиков затеял! – воскликнул командир полка полковник Чернышёв, глядя в бинокль на противоположный берег реки, что широкой лентой огибала высоту. – Приданные танки сюда послал… А где же основные силы? Где батальон, я спрашиваю? Чернышёв оторвал от глаз бинокль и, повернувшись к стоящему возле него комбату майору Гончарову, сделал вид, что сердится. Однако, по тону, которым он говорил, по выражению лица было видно: доволен. А Гончарова мучили сомнения. Ещё по пути на КП он подумал о том, что вряд ли старший лейтенант Новиков поведёт батальон по шоссе. Наверняка предпримет неожиданный манёвр. Стараясь предугадать действия молодого офицера, Гончаров мысленно прикинул несколько вариантов и остановился на одном. Судя по всему, он оказался прав. Всё пока говорило о том, что Новиков решил атаковать опорный пункт «противника», расположенный на высоте, во фланг причём атаковать, предварительно переправившись через реку не перед высотой, под огнём обороняющихся, а в стороне – там, где река разделялась на три рукава. Место там было заболоченное, и «противник» вряд ли мог ожидать атаки с того направления. И вот теперь, разгадав замысел подчинённого, Гончаров колебался, не зная, как поступить. С одной стороны, всеми силами души он хотел помочь Новикову, своему ученику и выдвиженцу. С другой, – он не мог не выполнить просьбу командира полка, именно не приказ, а просьбу, и, вероятно, последнюю в этом полку. Чернышев обратился с ней накануне учений. Он вызвал Гончаров к себе в кабинет и заговорил нарочито резко, даже грубовато. Такая уж натура была у командира – старался за внешней суровостью прятать свои чувства: – Вот что, комбат, приказ о вашем назначении уже подписан. Мне только что звонили из штаба дивизии. Поздравляю! Гончаров не сразу нашёл, что ответить. – Что молчите, комбат? Небось, душой уже давно на новом месте? – ворчливо прибавил Чернышёв, и Гончаров почувствовал: командиру жалко расставаться с ним. – Нет, о другом сейчас думаю. Кому батальон передать? Столько труда в него вложил! Хочется, чтобы попал в хорошие руки. – Знаю, знаю. Опять за Новикова просить будете, – предположил командир полка. – Старший лейтенант Новиков будет толковым комбатом. Неужели вы в этом сомневаетесь? – Сомневаюсь ли я? – Чернышёв резко встал, шагнул к майору. – Хотите честно? Сомневаюсь… Нет, нет, – жестом остановил он возражения. – В том, что с батальоном в обычной обстановке справится, верю. И дисциплину поддержать сумеет, – полковник рубанул воздух сжатым кулаком. – И боевую подготовку, как положено, организует… Но мы, комбат, люди военные. Мне важно знать, как он в бою с батальоном справится. Одним словом, вот что. Представление на Новикова после учений напишу. Хочу экзамен ему устроить. А проэкзаменовать его поможете вы. За тем и вызвал, – и командир полка изложил Гончарову свой план. …Тактическое учение началось под утро. Майор Гончаров вывел подразделение в назначенный район и получил задачу от командира полка. Впереди была река, за ней господствующая высота. Той высотой и предстояло овладеть батальону, чтобы закрепиться на выгодном рубеже. Когда были собраны командиры рот и приданных подразделений, прозвучал сигнал «Воздух!», а следом поступила вводная: командир батальона вышел из строя, командование батальоном принять старшему лейтенанту Новикову. Новикова охватило волнение. Он подошёл к Гончарову, но тот даже не дал задать вопроса, заявив: – Действуйте, товарищ старший лейтенант. Ничем помочь не могу. Более того, командир полка поручил мне командовать подразделениями, обозначающими действия противника. – Гончаров сделал паузу и уже тихо прибавил: – Постарайтесь выдержать экзамен. Начальник штаба батальона старший лейтенант Усачёв, ревниво поглядев на Новикова, протянул ему рабочую карту и сказал: – Задачу вы знаете. Общая остановка нанесена подробно. Если есть вопросы, готов ответить. – Спасибо, вопросов нет, – сказал Новиков и добром вспомнил Гончарова, который жёстко требовал от каждого офицера не только подробно наносить обстановку, но и тактически мыслить на ступень выше занимаемой должности. Карта начальника штаба позволяла моментально войти в курс дела. Новиков достал из командирской сумки остро отточенный карандаш, провёл его кончиком вдоль светло-коричневой линии, обозначающей шоссе, ведущее к высоте. Внимание привлекла тонкая чёрная ниточка, убегающая влево через лес и кое-где переходящая в пунктир. Это был просёлок. Он пересекал лесисто-болотистую местность и упирался в реку там, где она разбегалась на три рукава. Соблазнительная мысль пойти этим маршрутом появилась сразу. – Только время потеряем, – попытался возразить начальник штаба. – Во-первых, «противник» тоже знает об этом просёлке, во-вторых, по гати может не пройти техника. Танки точно не пройдут… – И не надо! Танки мы направим на высоту прямиком. Пусть имитируют атаку с фронта и опорный пункт под огнём держат. А просёлок!? Разведаем, какова проходимость… – Лейтенант Огнев, – подозвал он командира взвода своей роты, – ваш взвод назначаю в боевой разведывательный дозор! Задача: пройти вот этим маршрутом, тщательно разведать гати и выяснить, нет ли в этом районе «противника». – И посмотрите, может быть, есть другие кратчайшие выходы от гати к реке, – прибавил начальник штаба. – Дельно, – оценил Новиков. …Почти в тот же самый момент майор Гончаров, минуя развилку дороги, взял на заметку уходящий влево от дороги просёлок. Приняв под своё командование подразделения «противника» и прикинув возможные варианты действий Новикова, он тут же послал одно отделение в то место, где была переброшена гать. Задачей отделения было: предупредить обороняющихся, если наступающие предпримут обходной манёвр. Ну а затем отойти к реке, куда в этом случае Гончаров успеет перебросить с высоты сила, способные сорвать форсирование реки. Теперь, стоя на высоте и наблюдая за действиями батальона, Гончаров понял, что именно это его распоряжение сорвёт замысел Новикова. – О чём задумался, комбат? – спросил Чернышёв. – Или рука не поднимается действовать против своего батальона? Ответить Гончаров не успел. Вызвали к радиостанции. – «Грот!», я – «Грот» один! До взвода наступающих подошло к гати, – доложил командир отделения. – Это разведка. Пропустить. Ничем себя не обнаруживать, – приказал Гончаров. В те же минуты лейтенант Огнев докладывал старшему лейтенанту Новикову: – Путь свободен! «Противника» в районе гатей нет. Гать исправна. К ней выходит просека, которая тянется к высоте. …Отделение «противника» обстреляло батальон, когда первая боевая машина начала движение по гати. Гончаров по радио указал Новикову силы «противника». Обстановка сразу осложнилась. Манёвр разгадан, прорываться вперёд рискованно – это Новиков понял сразу. Что делать дальше? Возвращаться к шоссе? И тут он вспомнил о докладе командира боевого разведывательного дозора. Просека! Где же она, эта просека? На карте был обозначен сплошной зелёный массив леса. Новиков вопросительно поглядел на старшего лейтенант Усачёва. Начальник штаба понял без слов. Откинув люк боевой машины управления, он поднялся и легко перебросил через бор свой жилистое тело. – Комбат! – закричал он через минуту. – Просека прорублена недавно. Оттого её на карте и нет… Значит, «противник» может не знать о ней! – Понял! – ответил Новиков и приказал немедленно поставить дымовую завесу. А затем, оставив один взвод для отвлечения внимания «противника», основные силы повернул на просеку. …Майор Гончаров вызвал по радио командира, обозначающего действия «противника» у гати. – Теснят нас, – доложил сержант! – Прикрылись дымовой завесой и атакуют. – Отходите к реке, – распорядился Гончаров и, повернувшись к командиру полка, опечаленно заметил: – Пора захлопывать ловушку. – Вы действуйте, действуйте, товарищ майор, – сказал командир полка, не отрывая от глаз бинокля и впервые сегодня назвав Гончарова по воинскому звании. «Что это там заметил командир полка? – удивлённо подумал Гончаров и тоже поднял к глазам бинокль. – Просека?! Интересно, куда она ведёт? Странно, на карте её нет». Уже отдав распоряжение на переброску подразделений к трём рукавам реки, Гончаров снова подумал о просеке и о дымовой завесе, поставленной в Новиковым. Удивив механика-водителя, он тихо сказал: – Хотел бы я сейчас ошибиться! А в это время батальон, скрытно выдвинувшийся по просеке к берегу, под прикрытием огня танков уже форсировал реку и стремительно двигался к высоте. *-*-* Публикация в газете «Красная Звезда» 27 июня 1981 года сопровождалась врезкой: «30 июня (1981 г) в Москве начнёт работу VII съезд писателей СССР. В период между писательскими съездами в нашу многонациональную советскую литературу пришло немало талантливой молодёжи. Среди тех, кто активно пробует свои силы в литературном труде, – участники семинара, проведённого совместно ЦК ВЛКСМ и Главным политическим управление Советской Армии и Военно-Морского Флота по инициативе журнала «Литературная учёба». Сегодня мы публикуем подборку их произведений.

«– Вы помните знаменитый Бунинский «Солнечный удар»?

С этого вопроса начал свой разговор со мною мой собеседник, человек уже немолодой, с проседью в висках, придававшей ему некоторый колорит. Он, очевидно, нравился женщинам и знал это.

 

     

       – Да, конечно, помню.

       – А я от него просто в восторге… Я много раз перечитывал его и, поверите ли, мечтал как мальчишка  о том, чтобы со мной, хотя бы раз в жизни приключилось подобное. Н-да, мечтал, – повторил он, глядя в окно на однообразный и унылый дорожный пейзаж  – дорога шла лесом, и лишь мачты электропередач мелькали, словно верстовые столбы, ибо самих верстовых столбов разглядеть было трудно – для того, чтобы их увидеть, надо было пристально смотреть в окно.

       Поезд Москва – «Санкт-Петербург» – был действительно скорым и даже именовался экспрессом, потому что летел стремительно, обгоняя, казалось, само время.

       – И что же, мечта так и не сбылась?

       – Если б не сбылась, речи не заводил.

       Он помолчал, и вдруг оживлённо продолжил:

       – Однажды, знаете ли, такое почти случилось. Причём давно, ещё до перестройки  – в те старые добрые времена, когда любой офицер мог свободно взять путёвку в санаторий и ехать на море, да хоть бы даже в Крым. В санатории «Крым» и приключилась со мной одна занятная история. Вам приходилось бывать в этом санатории?

       – Приходилось, правда, всего один раз. Я любил Пятигорск…

       – Да и я ездил в тот санаторий лишь однажды. Условия по тем временам были хоть куда, да вот скучновато.

       – Это точно. Одному там делать было нечего. Танцы – сплошная пародия. На пляже одни солидные дамы, гордые самой принадлежностью к этому раю и давно забывшие о биении сердца на тайном свидании.

       – Правда, одна отдушина была – санаторий «Фрунзенское», тоже наш военный, только рангом поменьше. Но и там я никого не нашёл. Разве что на вальс или медленный танец. Но, делая ежедневные заплывы от пирса, что близ горы «Медведь», до «Медвежонка», небольшой такой горочки, выпирающей со дна моря, чуть восточнее «Фрунзенского», я обратил внимание на милую мордашку в шляпке. Один раз мы встретились совершенно случайно, затем второй… А плавал я по пять-шесть раз в день. Конечно, видел её не каждый раз, но часто. Мы даже стали приветствовать друг друга. Я не знал, как её имя – мы не представлялись друг другу. Плавала она всегда одна, и это наводило на мысль, что одна и отдыхает. Я, конечно, подумывал о том, как бы перенести наши встречи на сушу, даже решился, что при очередной встрече предложу ей, скажем, сходить на танцы или просто прогуляться по набережной – арсенал развлечений, как помните, там был очень не велик. И вот, когда решение это созрело у меня, она меня опередила. Подплыла и стала жаловаться на мужа, который третий день пил и играл в карты, на неё никакого внимания не обращая. Нужно, наверное, очень допечь женщину, чтобы она вот так бросилась жаловаться постороннему человеку.

       Мой собеседник на некоторое время замолчал, улыбаясь чему-то своему, видимо, приятному. Потом продолжил:

       – Чтобы вы сделали?

       – Назначил бы свидание.

       – Я попытался, но сам понимал, что это нелепо – в номер пригласить было тогда невозможно, ведь на входе в корпус сидели такие церберы, что мышь не проскользнёт. И всё же я попытался назначить встречу.

       – Когда, где? Мы ж не в Москве, молодой человек. Я здесь на виду. Да и мстить надо сразу, – шутливо прибавила она, уже собираясь отплывать от меня, когда меня вдруг осенило.

       – Вы можете продержаться здесь, на этом месте, на плаву минут пять, максимум десять.

       – А что?

       – Есть идея… Я за лодкой.

       – Хорошо, подожду. Но если задержитесь, ищите меня в глубинах морских, – пошутила она.

       Я быстро доплыл до берега, добежал до лодочной станции, шепнул лодочнику, что позарез нужно сплавать до горы «Медведь», чтоб не тревожился и не задумал меня вернуть, и, напирая на вёсла, направил лодку к тому месту, где оставил свою незнакомку.

       – Ну и что, она не утонула? – шутливо спросил я.

       – Нет, что вы. Ждала. Я помог её забраться в лодку, сесть на корму, и вот тут-то действительно был ослеплён, словно яркими лучами солнца, которые исходили от неё. Нет, я не шучу. От неё действительно исходили лучи. Капельки морской воды искрились на её великолепном загорелом теле. Была она удивительно стройна. Полусогнутые ноги, сведённые вместе и кокетливо прислонённые ею к левому борту, поразили меня изумительной стройностью. Изгиб талии требовал действий. Хотелось ринуться вперёд и обнять её. Под купальником угадывались красивые и упругие груди, прищур глаз мешал установить их цвет, но ресницы были длинными, а брови выдавали сосредоточенность. Она рискнула, но, видимо была не уверена в том, что сделала правильно.

       Я снова приналёг на вёсла, направив лодку с обход пирса.

       – Куда мы плывём? – без особого беспокойства спросила она.

– Мы мчимся в открытое море! – воскликнул я. – Мчимся мстить! Она приняла за шутку и рассмеялась. Даже сказала, мол, путь поволнуется, поищет… Впрочем, если проснётся. Он спит в тени под навесом. Я же спешил… Я знал, куда везу её. Эту тенистую, безлюдную лагуну у подножия горы, обращённого в открытое море, я заметил как-то сверху, когда прогуливался по отрогам горы. Подумал ещё тогда, что это, наверное, единственное место на пляже, где можно уединиться. Кругом берег был забит отдыхающими, а до лагуны, видно, посуху добраться нельзя. Я спешил, я старался изо всех сил, не сводя с неё глаз, любуясь ею и лишь изредка оборачиваясь, чтобы сверить курс. Наконец, показалась заветная лагуна. Она, как я и ожидал, была пуста, сверкала золотистым песком и изумрудной волной слегка тревожившей её кромку. – И что же ваша пленница? – Не могу сказать, что она испугалась или хотя бы насторожилась. Она, как я заметил, не без удовольствия смотрела на меня, даже сказала, что давно уже обратила на меня внимание на берегу. Намёк, что я ей понравился. После этого намёка я удвоил силы. Лодка с размаху врезалась в берег и моя пленница, слегка перед этим привставшая, оказалась в моих объятиях. О, какие невообразимые чувства, какой прилив страсти испытал я в этом момент. Просто передать не могу. Я прижал её к себе до хруста в косточках, я ощутил её всю, наши уста слились в поцелуе, а моя рука оценила достоинство её груди. Я поднялся, чтобы перенести её на берегу и тут же, не разбирая ничего, взять всё, что даровала мне судьба в эти мгновения. Но оказалось, что дарует она мне очень и очень немногое. В тот момент, когда я уже ступил одной ногой на дно, а её ноги и руки – всё обвило меня, передавая необыкновенную, лихорадочную дрожь страсти, я услышал какой-то шум, не сразу от волнения определив его природу… Но скоро всё понял. Это были пионерские горн и барабан. Я обернулся. По тенистой, а потому невидимой сверху, откуда я изучал лагуну, тропке спускался отряд артековцев. Не знаю, кто из нас с ней был более разочарован. Мы сели в лодку сконфуженные. Наш порыв, оборвавшийся столь внезапно, лишил нас всяких моральных и физических сил. Я ещё что-то говорил о номере, о возможности снять комнату, но она только отрицательно мотала головой. Затем устало сказала: – Верните меня туда, откуда взяли. Неровен час, действительно муженёк обнаружит отсутствие и поднимет тревогу. Подумает ещё, что утонула… Я уже без всякого рвения взялся за вёсла. Она всё также сидела на корме, ещё более желанная от невозможности исполнить это желание. Я придумывал и тут же отбрасывал десятки вариантов. Все не годились. Я сидел задом наперёд и с раздражением наблюдал, как пионеры готовят на пляже лагуны что-то вроде своего пионерского костра. А она дразнила, и я даже потянулся к ней, чтобы ещё раз обнять, коснуться её тела, но она прошептала, словно нас могли услышать: – Всё, всё, всё… Пошутили и хватит… Тем более, я отомстила… Я уже была вашей… По крайней мере, виртуально. Ведь ещё немного и…А такой порыв, разве не измена? Просто помешали обстоятельства, оказавшиеся выше моего порыва. – Мы встретимся в Москве? – А нужно ли? – Конечно. – Запоминайте рабочий телефон… Через минуту я высадил её, а точнее вывалил аккуратно из лодки в море почти в том месте, где и взял на борт. Весь день я был сам не свой. Вечером бродил на набережной в надежде встретить её, бродил, сам не зная зачем. Но так и не встретил. – А в Москве? – В Москве встретились. Сходили в кино, посидели в кафе, и я проводил её до метро. Ведь солнечные удары не продолжаются долго». ________________________________________

 Вот и настал момент, когда надо либо завершить повествование, либо коснуться тех моментов, которые прямо скажем, не очень выгодны автору исповедальной прозы, при воспоминании о коих не могу не думать о себе с укором, не могу не адресовать упрёка в свой адрес.

  

 Так что же делать, дорогие мои читатели? Как поступить? Уже в комментариях по поводу небольшого отрывка из этой исповеди отразились диаметрально противоположные взгляды… И самое интересное, что правы обе стороны, а вот повинен автор в том, что не показал причины измен. Да, увы, бывают причины, которые оправдывают измены… Но об этом позже. Сейчас я хочу всё же решить, продолжать ли писать с той же мерой искренности, с тем же уровнем откровения, с которым начинал эту исповедь, или сделать резкий поворот к жанру повести ли, рассказа ли, когда не только допустим, когда в основе повествования лежит художественный вымысел.

 Справедливо говорят, что лучший учитель – книга. Посмотрим, чему нас учат книги, точнее, чему учат нас авторы книг, вошедших в сокровищницу мировой литературы…

Константин Паустовский в предисловии к «Повести о жизни» писал:

       «Для всех книг, в особенности для книг автобиографических, есть одно святое правило – их следует писать только до тех пор, пока автор может говорить правду… По существу творчество каждого писателя есть вместе с тем и его автобиография, в той или иной мере преображённая воображением. Так бывает почти всегда».

       А Томас Манн о писательском труде высказал такие мысли:

       «Нам кажется, что мы выражаем только себя, говорим только о себе, и вот оказывается, что из глубокой связи, из инстинктивной общности с окружающим, мы создали нечто сверхличное… Вот это сверхличное и есть лучшее, что содержится в нашем творчестве».

       Ну и, конечно, прикоснулся к знаменитой «Исповеди» Жана Жака Руссо:

Исповеди Руссо». Поразила уже аннотация к книге. Там значилось: «Исповедь» – самое выдающееся произведение Руссо. Это не только автобиография, но и роман. Цель книги – "...показать своим собратьям одного человека во всей правде его природы", во всем его неповторимом индивидуальном своеобразии. С предельной искренностью и беспощадной правдивостью Руссо обнажает свое сердце, "...все свои сокровенные мысли...", не боясь рассказать "...о себе самом самые отвратительные вещи...". Рисуя жизнь, излагая мысли и описывая душевные состояния, Руссо раскрывает не только свой внутренний мир, но и систему взглядов на природу и общество. Чувству справедливости, непосредственности, любви к природе – вот чему можно научиться у французского философа».

       Научиться у философа?! Чему? Жизни? Нет… Учиться надо правдивому изображению жизни – вот что уяснил Масленников из «Исповеди».

      А писать, писать до тех пор, пока способен излагать правду.

      Что же дальше? Продолжать, как показалось некоторым читателям – они по-своему правы – идеализацию супружеской неверности? Нет, задача другая – попытаться воскресить идеализацию любви подлинной, всепобеждающей и всепоглощающей, даже, быть может, постараться воскресить идеализацию Женщины, да, именно Женщины с большой буквы. Впрочем, Женщину с большой буквы делает всё-таки мужчина.

      Что же касается самой психологии супружеская неверности, её истоков и причин, то об этом я попытался размышлять в повествованиях, названных «Моя любовь на курсе выпускном» и «Любовь лейтенантская». Там истоки моего дальнейшего поведения в жизни. Конечно, и за то, что происходило в те годы, ответственность ложится прежде всего не меня. Знаменитый философ Владимир Сергеевич Соловьёв доказал, что ответственность за воспитание жены лежит на муже. Но… как стать воспитателем, если сам не получил воспитания в сём важном вопросе.

      Сейчас много говорят о половом воспитании. Ну уж на это либерастическая демократия горазда – всё перепутали, всё опошлили и ни к чему не пришли. Точнее, своего добились. Появились книги, в которых описание высшего таинства отношений двух любящих существ сделано с помощью синтеза жаргона, матерщины и медицинских, а то и просто блатных терминов. Разве что матерные слова не выписываются целиком, а обозначаются буквой с отточием…

       Именно по-своему сражаясь с этакими площадными поделками я старался и буду стараться выписывать всё иначе, подбирая слова таким образом, чтобы эти описания сцен не резали слух, не заставляли души чистые краснеть от чтения безобразий.

       И что-то, возможно, получилось. Однажды мне позвонила читательница и стала благодарить за роман «Офицеры России. Путь к Истине». Ну и сообщила, что прочитала сама и теперь усадила читать дочь. Я поинтересовался, сколько лет дочери и, услышав, что 14 лет, почти в ужасе воскликнул: «А не рано ли, ведь там есть такие откровенные сцены!.. Я ведь писал офицерский роман, роман для взрослых!» Я ведь дочери, которая училась в Литературном институте, подобные эпизоды не давал читать – просто изымал страницы с откровенными сценами из вёрстки, которую она помогала вычитывать. Но тут услышал в ответ: «Нет, не рано – потом будет поздно. Они выписаны так, что многому учат и предостерегают от вольности в отношениях…»

       Нет… Это уже похоже на оправдания… Я увлекся размышлениями. Возвращаюсь к исповеди, а уж читатели решат, где прав я, а где и не очень или совсем не прав…

       Итак, волшебный искромётный роман развивался…

       Не прошло и года после нашей первой встречи, а мы уже побывали два раза в Поленово, один раз в Пятигорске (почти месяц), два раза в Ленинграде (первый раз – месяц, второй – два дня). Мы встречались очень часто, почти каждый день я встречал её с работы и провожал до безопасного рубежа. Ну и не реже одного раза в неделю мы уединялись для встреч ещё более приятных и ставших необходимыми как воздух.

        Разве всё опишешь?! Нет, не потому, что всё вошло в обыденное русло – нет, такие отношения никогда не могут стать спокойными, проходить с рутинным регулярством. Всё на высшей точке кипения, всё на гребне амурных волн, всё, подобно огненной лаве незатухающего вулкана.

       Есть ли наивысшая точка любви, есть ли на свете тот рубеж, который нельзя преодолеть и есть ли какой-то предел в волшебстве любви? Такого предела нет… Если бы он был, наверное, достижение его становилось начало конца таких отношений. И всё же жизнь диктовала нам свои правила. Мы стремились быть вместе, вместе и навсегда. Мы, порой, забывали, что это почти невозможно в тех обстоятельствах, которые нельзя сбрасывать со счёта, но мы не задумывались ни о чём.

       Вот тут бы и поставить точку. И завершить повествование красиво, не бросая тень на самого себя…

       Вскоре после одной из поездок она почувствовала в себе те изменения, к которым не могут не привести забвения осторожности. Забвение не случайно. Я кажется уже упоминал, что она мечтала о втором ребёнке, но ничего не получалось с мужем. Решив, что дело в ней, она и потеряла осторожность…

      И вот стало ясно. В ней зародилась новая жизнь, и это событие требовало решений. А мы собирались в Пятигорск, снова в Пятигорск, который полюбился нам – мне уже очень давно, а её – минувшей осенью.

       Мы были как во сне. На этот раз уезжали, даже не заботясь о вариантах посадки в вагон. Я взял билеты в «СВ» на третий поезд и мы благополучно сели в него, поскольку муж её опять пропадал в каких-то постоянных отъездах, причины которых давно уже её не интересовали.

       Когда вошли в тот же номер Пятигорского военного санатория, она воскликнула: «Надо же, как и не уезжали!»

       И снова впереди 26 дней путевки, да ещё чуть более суток дороги. И снова терренкур на горе Машук, снова парк Цветник, снова танцы, снова неповторимая природа Кавказских Минеральных Вод. Только уже никаких запасных номеров в городской гостинице мы не брали. Начальство входило в моё положение, ну а медсёстры, коридорные, уборщицы ничего удивительного не видели в том, что в двухместно номере живут двое. Данные об отдыхающих им были без надобности. Отдыхают и отдыхают. Сколько номеров на этаже! Разве что разница в возрасте могла смутить, но ведь «чем дальше нас уносят в зрелость годы, тем меньше разница в летах видна». Подумаешь, полтора десятка лет, когда мне 41, а ей 26! Бравый, подтянутый, спортивного вида полковник вполне мог быть женат и второй раз. Разве мало таких случаев?!

        Всё начиналось хорошо, всё начиналось великолепно. Мы были счастливы как прежде, но постепенно её настроение стало меняться, ведь она носила в себе новую жизнь. Это всё более и более тревожило её, ведь мы так ещё ничего и не решили окончательно и бесповоротно. На нас обрушивались проблемы, проблемы и проблемы, которые неминуемо возникали при исполнении наших замыслов. А как решать их в стране, которая пока ещё незримо, но катилась в пропасть. Мы гнали от себя неприятные мысли, но как прогонишь, когда всё это видно, видно. Когда природа посылает знаки, может, даже знамения…

      Я запомнил тот день 17 июня 1989 года. Не случайно запомнил. Он стал для меня знаменательным, поскольку ровно пятнадцать лет спустя 17 июня 2004 года я начал писать роман «Офицеры России. Путь к Истине». А до этого все попытки почему-то были тщетны. Несколько раз брался, печатал на машинке несколько страниц, а затем рвал их в мелкие кусочки. Пытался начинать от руки, но результат оказывался тем же.

 Мы были в номере и вдруг он, выйдя в лоджию, почти закричала:

       – Ой, скорее иди сюда… Посмотри что творится!

 Она стояла в лоджии стройная, аккуратная, в цветастом халатике, облегающем красивую, словно выточенную большим мастером фигуру. Она даже чуточку поднялась на цыпочки, и я, ступив в лоджию, не удержался, обнял её. Но она осторожно отвела мою руку, повторив:

        – Смотри же, смотри…

 Из лоджии открывалась широкая панорама города, лежащего в долине, дальше виднелись небольшие зелёный шапки гор, за ними снова горы, горы, горы. В ясную погоду можно было полюбоваться Эльбрусом, а иногда и далёкой величественной грядой Кавказских гор, уходящей к знаменитому Казбеку.

 Но сейчас всё выглядело тревожно, даже зловеще. Всё небо было в тучах, а над нами нависал, медленно надвигаясь на город, тяжёлый клубящийся клин, сползавший с отрогов Машука и уже достигший остриём своим ближайшей горы, что виднелась за городом.

Зловещими казались даже отблески солнечных лучей на горизонте. Лучи не пробивали наслоение облаков, перераставших в тучи, они словно застревали и дробились в тёмно-серой массе, кое-где подсвечивая её кромки тревожным светом.

 Правее горы, в которую упирался клубящийся клин, горизонт уже был исполосован изгибающимися на ветру сплошными линиями – там уже обрушились на землю струи дождя, напоминавшие издали серый частокол.

        

      

Это глава из еще не опубликованной книги . Эксклюзив , который автор любезно  разрешил мне разместить на нашем сайте.

Отпуска обычно берут с понедельника, чтобы уже в субботу, а то и в пятницу можно было сесть в поезд и… вперёд…

       Какой это был роман! Да и роман ли? Это что-то неизмеримо большее, грандиозное, захватывающее дух, что-то неповторимое и невообразимое.

       Я и поныне поражаюсь той дерзости, с которой мы вели себя.

       В тот год вслед за жарким грозовым летом пришла удивительно мягкая, тёплая и невероятно красивая золотая осень.

       Как прекрасно в парке… Листья уже пожелтели, но только лишь начали свой последний полёт на лужайки, пока ещё напоминающие зелёные поля грунтовых аэродромов, на которых не было ещё рулёжных дорожек, взлётно-посадочных полос, и кукурузники и другие тихоходы разбегались для взлёта прямо по траве, а садились они, разноцветные, так же плавно и мягко, как эти листья.

       В природе умиротворение, покой, тишина.

       Золотая осень! Сколько сказано о ней поэтами, сколько написано удивительных холстов художниками, сколько страниц посвящено в романах, повестях, даже рассказах, где каждая лишняя строчка в руках подлинного мастера сущий дефицит.

       Нас провожала золотая осень в Москве – нас должна была встретить золотая осень на Кавказских Минеральных Водах.

        Дня за три до отъезда мы отправились за билетами в железнодорожные кассы возле Белорусского вокзала. Только там в те времена можно было купить билеты в вагон «СВ». Именно там я почти всегда и покупал билеты., хотя на всякий случай были и различные «дружеские» выходы.

       Я открыл перед ней массивную дверь, мы вошли в прохладное помещение с множеством окошечек, из которых доносился стук кассовых автоматов.

       – Два «СВ» до Пятигорска на третий поезд, – проговорил я в окошечко, немного волнуюсь – вдруг да не будет двух билетов, ведь прежде брал как правило один билет.

       – На третий поезд нет, – услышал в ответ. – Если хотите, есть на двадцать седьмой.

       – Да, да, беру, – поспешил сказать я, пока и эти билеты не взял кто-то в другом окошечке.

      Мой план был удивительно прост. Собственно для тех, кто читал знаменитый Бунинский «Кавказ», можно и не пересказывать то, что я задумал. Всё по этому рассказу… Разница только в наименовании вагонов – раньше были первый, второй, третий классы – теперь же купе и «СВ».

       Я собирался взять два билета в «СВ» и запасной билет в купе на случай, если муж всё же захочет её проводить и посадить в поезд. Помните, как у Бунина – его герой приезжает загодя на вокзал и ждёт в вагоне первого класса свою возлюбленную. Он видит, как муж проводит её в вагон третьего класса, а затем, когда поезд трогается, проводник переносит её вещи к нему в двухместное купе, а следом входит она…

        Задумано превосходно… Я сажусь в «СВ» и жду… И вдруг сбой. Билеты в «СВ» были в кармане, но не на поезд, который уходил в 0 часов 40 минут и практически исключал проводы, а в 8.50 минут… Утро, субботнее утро – почему же не проводить? Было ясно, что муж пойдёт провожать! И ещё одна неприятность – не удалось взять вот тот самый спасительный запасной билет в купе. Ведь уж если её провожают, то проводить должны именно в купе – всё как у Бунина – то есть в более простой вагон, где и соседи какие-то будут, среди которых не окажется человека, которого он знает… Ведь если мы сядем в одно купе – на один подъезд, да в одно купе – на случайность никак не свалишь.

        Я поговорил с кассиршей, благо очереди не было и никого не задерживал. Она сказала, что у них кассы особые, а потому может просто и не дают им мест в обычные вагону. Ну а система билетная работала в то время ещё не так чётко, как ныне, а, значит, в городских обычных кассах могли быть и билеты другого достоинства. Тем более, кто-то мог сдать билет – важно вовремя перехватить. Мы, не теряя надежд, отправились в кассы, что возле станции метро «Улица 1905 года».

        До самых касс шли в обнимку, хотя мимо проносились машины по проспекту, который вёл, в том числе, и в наш микрорайон. Но… Мы вообще в ту пору не могли ходить иначе, как обнявшись. Удивительно, что это не вызывало ни у кого раздражения. Прохожие порою даже тепло улыбались, видя, как сравнительно молодой, подтянутый полковник нежно обнимает свою довольно юную (для его звания) спутницу. А полковником то я был всего без году неделя. А ей едва исполнилось двадцать пять…

        Увы, нас снова ждало разочарование. Вот тут я не на шутку встревожился. Что делать? В субботу рано утром выезжать, а мы в таком положении?

       И всё же придумал. Всё несколько иначе. В «СВ» пойдёт она! Ну а я… я сяду в любой другой вагон подальше, чтобы перейти на своё место уже после отправления поезда.

      И снова не учёл главного – не отдал ей билет, её билет. В пятницу пришлось проводить защитную операцию. Со мной с работы приехал товарищ. Взял билет, спустился на первый этаж, позвонил в дверь и передал билет, сказав, на случай, если её муж уже дома, что попросила занести по пути её мама – она работала в военном журнале, так что появление капитана первого ранга удивления не вызвало.

      И вот настало утро отъезда. Не без волнения ехал я на вокзал. Ведь всё, всё, всё отработано. Путёвка в санаторий в кармане, номер начальник санатория уже выделил. Оставалось добраться в Пятигорск – но добраться нужно было не одному! Один бы я не поехал ни за что – не мог даже подумать о том, чтобы расстаться с нею почти на месяц.

       Я вышел на перрон. Стояло солнечное утро. Кажется, ночью прошёл дождичек, потому что сверкали в лучах солнца небольшие лужицы на асфальтовом покрытии платформы. А может, просто был полив. В любом случае эти лужицы в солнечных лучах, капельки воды сверкающие на скамейках придавали праздничный вид. Вскоре мимо медленно и почти бесшумно покатились вагоны двадцать седьмого поезда. Проплыл и «горбатый» «СВ». Так называли вагон, в котором полки находились одна над другой, а напротив них – кресло. Вагон был несколько ниже остальных и отчётливо выделялся в составе. Я проследил за ним глазами и выбрал себе купированный вагон с тем расчётом, что бы он был не за рестораном, а то ведь сразу-то ещё и не перейдёшь. Подошёл к проводнице, протянул билет и кратко пояснил, почему хочу побыть в её вагоне. Она заулыбалась понимающе и разрешила до отправления постоять в коридоре.

      Вагон быстро наполнялся. Пассажиры входили и исчезали в своих купе, некоторые из них тут же выходили в коридор, чтобы ещё раз уже через стекло попрощаться с провожающими. И только я оставался у окна, внимательно наблюдая за платформой.

      Конечно, волновался…

      В коридор вышла из купе яркая дородная дама, весёлая, вся светящаяся радостью, вероятно, от того, что она в поезде, что до отправления считанные минуты. Она помахала кому-то за окном рукой и сказала:

      – И вот свобода. На целый месяц… Какое счастье…

      И тут заметила меня, стоявшего чуть поодаль с чемоданом.

       – А вы, молодой человек, отчего не проходите в купе? Если что, у нас в купе, кажется, одно место свободное…

        – Нет, нет, спасибо ответил я, – и, заражаясь беззаботной удалью, с весёлостью признался. – Есть у меня место, но не в этом вагоне, а в «СВ», в двухместном купе. Просто там ещё мою попутчицу муж провожает… Вот поезд тронется…

        Она не дала договорить, воскликнув с искренним, нескрываемым восторгом:

       – Каков молодец. Ну, каков молодец. Не перевились ещё настоящие мужчины.

       Я даже немного испугался – как бы не нашёлся в купе кто-то, кто считает иначе, как бы ни кинулся искать того самого провожающего мужа, чтобы сделать пакость. Словно предвидел, что немало ещё пакости сделают нам вот этакие «народные мстители» из соседей по дому. Но… здесь таковых не оказалось. К тому же вагон качнулся, и перрон медленно поплыл назад вместе с прощальными взмахами провожающих, скамейками, арками подземных переходов. Её мужа я так и не увидел. Очевидно, он, дождавшись отправления поезда, поспешил на свободу, которую ему предоставил её отъезд.

       Я прошёл по коридору купейного вагона, затем миновал ещё один вагон и ступил в несколько более тесный «горбатый». Вот и купе. С волнением открыл дверь. Она сидела и читала Бунина. Тёмные аллеи. Вернее не читала, а просто смотрела в книгу. Я вошёл, остановился, глядя на неё. Что испытывал, что чувствовал!? Она посмотрела на меня глазами, сияющими от счастья. Тревоги остались позади. Нас ждал месяц, почти месяц без нескольких дней беспредельного счастья, поскольку каждый миг, проведённый вместе, был для нас великим счастьем.

        Я сел на широкий диван купе, потянулся к ней. Она отложила книгу и буквально упала в мои объятия. Я гладил её чудные волосы, целовал глаза, губы. Я лишился слов от необыкновенного состояния, состояния, которое не описать словами. Как я любил её в то время, как любил! Быть может это была наивысшая точка моей любви?! Трудно сказать, ведь впереди ещё было столько разного – и радостного, и тревожного, и печального, и горького, и снова необыкновенного, великолепного, неподражаемого. Дни счастья сменялись днями тревог. Но не хотелось тогда задумываться о грядущем, ведь мы были вместе и это самое главное.

       Я соскучился, очень соскучился, хотя прошло всего несколько дней с момента нашей минувшей встречи. Я медленно пробирался к её волшебным прелестям, и она сдавалась с особым, неописуемым удовольствием, которое усиливалось новизной и необыкновенностью обстановки. Мерный перестук колёс, плавное покачивание вагона, мелькание теней, отражавшихся от деревьев, от домов, от всего того, что проносилось за окном.

        Я освободил её от дорожного свитерочка, занялся уже знакомыми джинсами. Она как-то очень тепло и радостно смеялась сначала одними глазами, затем очень тихонько приговаривая что-то ласковое, будоражащее.

Я уже освободил её от всего лишнего, что могло помешать первому нашему волшебному шагу в отпускное счастье, уже успел спрятать её под одеяло – нижний диван был аккуратно застелен. Но едва начал сам вырываться на свободу от всего лишнего в этот момент, когда дверь отворилась и проводница, ещё не глядя на нас и продолжая разговор с кем-то в коридоре, предложила чай.

       Она тут же ойкнула и чтобы разрядить обстановку, проговорила:

       – Извините… Вижу чай вам совершенно ни к чему.

       – Попозже, попозже, пожалуйста, – сказал я в уже почти что закрытую дверь.

      Моя любимая смутилась, приподнялась, закрываясь одеялом, я же щелкнул дверным замочком, исправляя оплошность.

      Чай нам понадобился не скоро. Какое это счастья мчаться в неведомую даль в вагоне «СВ» с любимой, мчаться в жарких объятиях, вслушиваясь в её дыхание, в биение её сердечка, в перестук колес, в шум улетающих назад мостов, где перестук меняет свой тон. Мчаться наперегонки с солнцем, поднимающимся всё выше и отражающимся в солнечном взгляде любимой, во взгляде ярком и волнующим от восторга, написанного в нём.

       Я ловил глазами взгляд её глаз, я ловил губами её лёгкое дыхание – дыхание радости и счастье, я прикасался руками ко всему тому волшебному, манящему, что особенно привлекает нас в женщинах, что сводит с ума в женщинах безгранично любимых.

       А поезд мчался, перенося нас из суеты повседневной жизни в сказочный мир Северного Кавказа, в волшебный мир Кавказских Минеральных Вод, в мир, ещё неведомый ей и такой знакомый мне. И мне было особенно радостно оттого, что предстоит открывать этот мир своей любимой.

       Я чувствовал её горячие объятия – руки её были необыкновенно нежны и ласковы, они будоражили меня, они доводили до исступления всё моё существо. И я отвечал столь же буйной нежностью, если нежность можно назвать буйной. Впрочем, как ещё назвать то необыкновенное состояние, когда близость с любимой доходит до наивысшего градуса, а всё существо стремится к ещё большей близости, к ещё большему и тесному слиянию двух раскалённых пламенем любви, пламенем страсти существ.

        Мы оторвались друг от друга лишь тогда, когда за окошком стали мелькать пролёты большого железнодорожного моста.

        – Серпухов. Скоро Тарусская, – сказал я.

        Она села на диване, прикрываясь одеялом, я же, немного хулиганя, старался отнять у неё хотя бы частичку этой искусственно созданной ширмы, чтобы ласкать теперь уже взглядом всё то, что несколько мгновений назад ласкал всем тем, чем мог ласкать.

        – Ну что ты, мой хороший, – мягким шепотком говорила она. – Ну, неужели тебе мало. Ну давай посмотрим… Как же хорошо было в Поленово, – потом ещё мягче, чтобы не обидно было, свою излюбленную поговорку, – Да ну тебя. Ну дай посмотреть… И ты, и ты смотри в окно.

       Дорога пошла на подъём, по сторонам потянулись зелёные откосы, и через несколько минут за окном показалась платформа. За станционными постройками угадывалась дорога с автобусной остановкой на этой стороне и магазинчиком на противоположной. Но всё это промелькнуло быстро, всё это осталось позади, как уже прожитый порожек на пути к нашему счастью. Будет ли оно – это счастье? Впрочем, вряд ли я тогда думал о будущем в этаком вот плане. Впереди был целый отрезок необыкновенный, радостный, в какой-то степени даже неповторимый – во всяком случае, я стремился сделать его таким, и казалось, что всё это мне по силам.

       Она стала искать некоторые предметы туалета, приговаривая:

       – Ну, где же, где же мои запчасти. Ты их спрятал? Куда подевались?

       – Просто они – лишние. До Скуратова ещё далеко…

       – А причём здесь Скуратово? Что за Скуратово?

       – Узловая станция. Там поезд стоит дольше, чем и в Туле, и в Орле, и даже в Курске. Там традиционный рыночек – к поезду приносят и варёную картошку и огурчики, ну, словом всё настоящее, с огорода. Вот там и выйдем погулять, а пока…

       И я обнял её, сначала завернув в одеяло, уложив на подушки и снова освободив от одеяла всё её обожаемое волшебство.

       И снова ласки в унисон покачивающемуся вагону, и снова искры счастья в её глазах, и нежные слова, срывающиеся из её полуоткрытых губ, лишь на малые мгновения освобождающихся от прикосновений моих губ.

         А потом были Скуратово и обжигающая ладони картошка, и аккуратненькие, один к одному соленые огурчики, и яблоки, и ещё что-то домашнее, сельское, неиспорченное городом, цивилизацией, серой действительностью надвигающихся смут, о которых не думалось, потому что не хотелось думать. И снова стремительно летящий поезд, и перестук колес, и широкий диван спального вагона и счастье, счастье до звона в ушах.

В. И Ленин.
«…господа буржуазные индивидуалисты, мы должны сказать вам, что ваши речи об абсолютной свободе одно лицемерие. В обществе, основанном на власти денег, в обществе, где нищенствуют массы трудящихся и тунеядствуют горстки богачей, не может быть «свободы» реальной и действительной. Свободны ли вы от вашего буржуазного издателя, господин писатель? от вашей буржуазной публики, которая требует от вас порнографии в романах и картинах?

28 ОКТЯБРЯ НА УКРАИНЕ ПРАЗДНИК. НАСТОЯЩИЙ.

...28 октября Украина отмечает значимую дату в своей истории — День освобождения от фашистских захватчиков  - национальный праздник, посвященный изгнанию войск нацистской Германии с территории Украины войсками Красной Армии...
...Согласно официальной формулировке, праздник был введен «с целью всенародного празднования освобождения Украины от фашистских захватчиков, а также чествования героического подвига и жертвенности украинского народа во время Второй мировой войны»...
...Исторические события, увековеченные Днем освобождения Украины от фашистских захватчиков, должны быть известны любому жителю бывшего СССР. Во время Великой Отечественной войны на территории Украины проходили битвы, многие из которых имели особо важное значение и непосредственным образом влияли на ход войны...
...Первые населенные пункты Украины в районе восточного Донбасса советские войска освободили в декабре 1942 года. Основные бои за освобождение республики продолжались с января 1943 года по осень 1944 года. В это время на украинской земле было сосредоточено до половины всех советских сил...
...23 августа 1943 года был освобожден Харьков, в сентябре-октябре этого же года шла битва за Днепр, кульминацией которой стало изгнание фашистов из Киева. Завершила этот этап войны Карпатская операция, начавшаяся 9 сентября 1944 года. 27 октября 1944-го советские войска освободили Ужгород, а 28-го вышли на современную западную границу Украины. Всего в 1943–1944 годах Вооруженные силы СССР провели на территории УССР 15 наступательных операций...
...В наше время 28 октября принято отдавать дань памяти воинам, погибшим в боях за освобождение Украины, и мирным жителям, пострадавшим от действий фашистских оккупантов...
...И, конечно, в этот день чествуют ветеранов Великой отечественной войны, живущих сегодня на Украине...
----------

Конечно, сейчас такой текст звучит как насмешка над сегодняшней действительностью.

А вот какой ценой это досталось.

Молодая гвардия.

 Герасимов пожалел зрителей  — в фильме не показаны все пытки, которые перенесли ребята. Они были почти детьми, младшим едва исполнилось 16. Страшно читать эти строки.

„Лида Андросова, 18 лет, извлечена без глаза, уха, руки, с веревкой на шее, которая сильно врезалась в тело. На шее видна запеченная кровь“ (Музей „Молодая гвардия“, ф. 1, д. 16).

„Шура Бондарева, 20 лет, извлечена без головы и правой груди, все тело избито, в кровоподтеках, имеет черный цвет“.

Люба Шевцова, 18 лет (на фото первая слева во втором ряду)
9 февраля 1943 года после месяца пыток расстреляна в Гремучем лесу неподалеку от города вместе с Олегом Кошевым, С.Остапенко, Д.Огурцовым и В.Субботиным.

Ангелина Самошина, 18 лет.
„На теле Ангелины были обнаружены следы пыток: выкручены руки, отрезаны уши, на щеке вырезана звезда“ (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 53. Д. 331)

Шура Дубровина, 23 года
„изуродованное тело, поднятое из шахты. Я видела её труп только с нижней челюстью. Её подружка — Майя Пегливанова лежала в гробу без глаз, без губ, с выкрученными руками...“

Майя Пегливанова, 17 лет
„Труп Майи обезображен: отрезаны груди, переломаны ноги. Снята вся верхняя одежда“. (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 53. Д. 331) В гробу лежала без губ, с выкрученными руками».

«Тоня Иванихина, 19 лет, извлечена без глаз, голова перевязана платком и проволокой, груди вырезаны».

Нина Минаева, 18 лет
«...Мою сестру распознали по шерстяным гамашам — единственной одежде, которая осталась на ней. Руки у Нины были поломаны, один глаз выбит, на груди бесформенные раны, всё тело в черных полосах...»

Тося Елисеенко, 22 года
«Труп Тоси был обезображен, пытая, ее посадили на раскаленную печь».

Борис Главан, 22 года
«Из шурфа был извлечен связанным с Евгением Шепелевым колючей проволокой лицом к лицу, кисти рук отрублены. Лицо изуродовано, живот вспорот».

Евгений Шепелев, 19 лет
«...Евгению отрубили кисти рук, вырвали живот, разбили голову...» (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 53. Д. 331)

«Володя Жданов, 17 лет, извлечен с рваной раной в левой височной области, пальцы переломлены и искривлены, под ногтями кровоподтеки, на спине вырезаны две полосы шириной три сантиметра длиной двадцать пять сантиметров, выколоты глаза и отрезаны уши» (Музей «Молодая гвардия», ф. 1, д. 36)

Аня Сопова, 18 лет
„Ее избивали, подвешивали за косы… Из шурфа Аню подняли с одной косой — другая оборвалась“.

„Ульяна Громова, 19 лет, на спине вырезана пятиконечная звезда, правая рука переломана, поломаны ребра“ (Архив КГБ при Совмине СССР).

Вечная память героям!

Пособникам нелюдей - вечный позор и проклятия!

 

Хотя, по словам нашего Президента, организаторы "цветных революций" и не знают что делать, но нам то её готовят, судя по всему.

Как это будет - рассказывает депутат Госдумы Е.Фёдоров.

И я почему - то ему верю. Технология этих самых, якобы "революций", а на самом деле государственных переворотов, Западом откатана и работает почти идеально, за исключением редких сбоев, как в Белоруссии. Но там очень сильный лидер и не даром он объявлен "последним тираном Европы".

А если это работает, то почему бы не применить к России.

Тем более и "новый демократический президент выбранный народом "готов уже для нас.

Кто ?

Да личность печально известная. Человек, ссылаясь на болезнь матери, слёзно и жалостно просит о помиловании, обещая не заниматься политикой. Едва оказавшись на свободе,  отправляется в Киев, выступает на Майдане, раздаёт интервью, организует форум российской оппозиции. На похороны матери - которая тем временем скончалась - он просто не едет. И наконец сообщает о том, что готов стать президентом России. 
Кто он, после этого ?
Обманщик и лгут, выжига и плут ?
Нет !
Честный и рукопожатый "жертва режима"!
Ходор, короче.

Да и сакральная жертва своего часа  ждёт.

А это кто ? Да и это личность известная - вор и расхититель, а по совместительству "непримиримый борец с коррупцией" Навальный.

Почти уверен - разделит он судьбу Гонгадце, Политковской и прочих " жертв".

Так  что надо готовиться.

Не расслабляться. Всё только начинается.

 

 

                                   О " баржах смерти" в фильме Михалкова.

Своё впечатление о фильме я уже изложил и лишь кратко повторюсь - фильм мне понравился  и даже очень.

Сознательно не хотел коментировать сцены о Гражданской войне ибо имею мнение, что ничего страшнее Гражданской войны быть не может и победителей в ней нет о чём сейчас очень многие говорят.

Кульминационный эпизод с баржей считаю перебором и вот почему, а в прочем, лучше Кунгурова, наверно и не написать.

Итак

....речь пойдёт о так называемых «баржах смерти», в которых кровавые коммуняки якобы топили «цвет нации» в виде разбитых белогвардейских офицеров.

Топить людей в баржах – дебилизм высшей пробы. Во-первых, это сложно технически, поскольку баржа не имеет кингстонов, открыв которые, можно отправить ее на дно. Баржу можно сжечь, если она деревянная, или взорвать, разместив заряды ниже ватерлинии. Есть еще вариант расстрелять из артиллерийских орудий, но это большой гемор, поскольку попасть надо ниже ватерлинии, а снаряды от поверхности воды имеют свойство рикошетировать.

Во-вторых, баржа – это транспортное средство, причем крайне дефицитное в условиях разрухи, вызванной войной. Можно было топить пленных золотопогонников линкорами и крейсерами – будет меньше вреда для народного хозяйства. А можно запихать их в вагоны и сжечь в них. Но за такую самодеятельность самого потом к стенке прислонят. Байки о затопленных с пленными баржах гуляют по антисоветской литературе с 20-х годов, однако в действительности таких фактов не было. Один из самых известных образчиков этого мифа – перестроечный роман Успенского «Тайный советник вождя», в котором описывается, как в Царицыне Сталин будто бы приказал утопить баржи с арестованными офицерами в Волге.

Советская пропаганда так же широко использовала миф о затопленных баржах смерти с пленными красноармейцами, но исключительно в художественной литературе.

Что же было в реальности? В реальности обе стороны применяли плавучие тюрьмы. Причина проста – сбежать с баржи, стоящей в сотне метров от берега, довольно сложно, так же, как и напасть на нее. Охраны надо – минимум. В случае чего плавучую тюрьму легко отбуксировать на новое место. То есть тюрьма становилась еще и «автозаком» и «столыпиным», что снимало проблему этапирования. Весьма практично.

Первыми плавучую тюрьму создали белые во время ярославского мятежа летом 18-го. Заключили в нее не военнопленных, а 82 гражданских лица - коммунистов и им сочувствующих. Вскоре одну часть города заняли красные, в другой оборонялись мятежники, а баржа с заключенными оказалась как раз между ними. Арестованные сидели там без воды и еды, а над головой свистели пули и снаряды. К счастью, один из снарядов перебил якорный трос, и баржу снесло течением в расположение красных. Бедолаги были спасены.

Так же тюремные баржи применялись и сторонниками КОМУЧа, куда они, вследствие переполненности тюрем, заключали своих политических противников. В 1919 г. имела место операция красной волжской флотилии, в ходе которой миноносец «Прыткий» возле Сарапула захватил баржу-тюрьму, на которой находились несколько сотен заключенных сторонников советской власти. Колчаковцы активно использовали баржи в качестве мест заключения, известны названия четырех плавучих тюрем, которые перевезли заключенных из Тюмени и Тобольска в Томск – «Волхов», «Белая», «Вера» и «№4».

Красные так же использовали баржи в качестве тюрем. В Царицыне действительно, в плавучей тюрьме содержались неблагонадежные элементы, в основном военспецы, заподозренные в предательстве. Но никаких данных о затоплении баржи нет даже в белогвардейских источниках. Так, Деникин в своих мемуарах «Очерки русской смуты» писал следующее: «…в Царицыне удушали в темном, смрадном трюме баржи, где обычно до 800 человек по несколько месяцев жили, спали, ели и тут же... испражнялись...».

В Крыму в момент установления советской власти в 1918 г. в баржах и транспортных судах содержались арестованные революционными матросами «контрреволюционные элементы», известны несколько таких случаев и в Поволжье. Но как только мы встречаем упоминания о затопленных баржах с врагами советской власти, так тут же веет нажористым маразмом. Владимир Войтинский в предисловии к книгe «12 смертников. Суд над эсерами в Москве», изданной в 1922 г. в Берлине, сообщал: «В 1921 году большевики отправили на баржe 600 заключенных из различных Петроградских тюрем в Кронштадт; на глубоком мeстe между Петроградом и Кронштадтом, баржа была пущена ко дну: всe арестанты потонули, кромe одного, успeвшего вплавь достичь Финляндскаго берега…»

Надо полагать, сообщил об этом тот самый единственный выживший плавец-марафонец, который доплыл аж до Финляндии, да вот только его имя автор фейка почему-то скрывает. Впрочем, любому сведущему человеку ясно, что утопить баржу между Петроградом и Кронштадтом просто нереально – там настолько мелко, что суда ходят только по специально прорытому Морскому каналу.

Вот еще один перл за авторством матерого антисоветчика Мельгунова: «В Архангельскe Кедров, собрав 1200 офицеров, сажает их на баржу вблизи Холмогор и затeм по ним открывается огонь из пулеметов —до 600 было перебито!». (С. П. Мельгунов. «Красный террор» в России 1918—1923», Берлин, 1924 г.). Вот скажите мне, зачем сажать 1200 офицеров (хосспади, да столько во всей Северной Армии белых, поди, не было) на баржу, чтоб поупражняться в пулеметной стрельбе? Совсем уж удивительно, что автор относит эту расправу к 1920 г., хотя Северная армия Миллера была разгромлена советскими войсками в декабре 1919 г. Пленных что, специально до открытия навигации где-то содержали? И хотя об утоплении баржи в Холмогорах Мельгунов, ссылающийся в данном случае на какую-то эсеровскую эмигрантскую газетку «Воля России», не говорит, тем не менее, утверждает, что во время гражданской войны имело место целых два таких случая. Третьим он считает приведенный выше «факт» из баек Войтинского.

Плавучие тюрьмы – вовсе не русское изобретение. Первыми заключенных на баржах или корпусах списанных кораблей стали размещать англичане еще в XVIII веке. Во время англо-бурской войны они устраивали морские тюрьмы для военнопленных. А потом они изобрели для них и неблагонадежных местных жителей концентрационные лагеря, содержание в которых обходилось более дешево. С тех пор концлагеря вошли в широкий обиход всего цивилизованного человечества.

 

 

Кстати, и в России первый концлагерь устроили англичане – на острове Мудъюг в Белом море, куда заключали заподозренных в сочувствии советской власти.

Итак.

Баржи смерти это миф. А что же было в реальности? а в реальности отличились опять же "культурные и цивилизованные европейцы" но на этот раз французы.

Вандея.

После многочисленных успехов восставших, когда революционеры оправились от шока, республиканское правительство собрало резервы со всей Франции и двинули их на Вандею.

Впервые в мировой истории - демократически избранная ассамблея единодушно проголосовала о необходимости геноцида собственного народа, и "адские колонны" направились в Вандею жечь младенцев, насиловать их матерей да натягивать человечью кожу на республиканские барабаны, по которым любознательные туристы и по сей день могут постучать в приморских музеях.

Расправа длилась 18 месяцев. Расстрелов и гильотин (из Парижа доставили даже детские гильотины) для исполнения указа оказалось недостаточно. Уничтожение людей происходило, по мнению революционеров, недостаточно быстро. Решили: топить.

Город Нант, как пишет Норман Дэвис, был «атлантическим портом работорговли, в связи с чем здесь под рукой имелся целый флот огромных плавучих тюрем». Но даже этот флот быстро иссяк бы.

Поэтому придумали выводить гружённую людьми баржу на надёжной канатной привязи в устье Луары, топить её, потом снова вытаскивать канатами на берег и слегка просушивать перед новым употреблением. Получилось, пишет Дэвис, «замечательное многоразовое устройство для казни».
 

Вот так вот. Но сказать что офицеров не убивали в Крыму тоже неправда, да, пленных врангелевских офицеров в Крыму, да и в прочих местах , никто баржами не топил.

Но крови им пустили, конечно, преизрядно. Нынешняя пропаганда представляет красный террор как нечто ужасное, бесчеловечное и ничем неспровоцированное злодеяние. Типа взбунтовавшаяся чернь изничтожала белую кость, элиту нации, потомственных интеллигентов и дворян. Нет, офицерский корпус белых не был дворянским, барон Врангель – это редкое исключение из правил. Дворяне в Российской империи времен упадка вообще избегали военной службы, поэтому даже генералитет состоял преимущественно из «кухаркиных детей», как их называли.

В фильме представителей " озверевших от крови красных" трое: комиссар Егорий

, Землячка ( Залкинд) 

и Белла Кун. Белла Кун показан в фильме зачем-то полным идиотом типа, что взять с пленного австрийского солдата, комиссар Егорий - спокойный и уравновешенный представитель власти, а Землячка меня искренне порадовала, вернее кинематографический образ. Я прелставлял её чем то вроде жабы Новодворской на излёте жизни , а оказалась умная, целеустремлённая молодая красавица.

Однако, думаю, что как в фильме так и вообще с ролью Землячки и Бела Куна наворочено много мифологии . Органам Южного фронта как то некогда было заниматься террором против бывших врангелевцев, сразу же их внимание переключилось на Махно.

А в Крыму заправляла местная власть из вышедших из лесов и гор ''красно-зелёных'' ! Им то не было особого резона щадить вчерашних карателей. Но для того чтобы внести раскол в среду русского офицерства находящегося на службе у Советов ,особенно у соратников небезызвестного Брусилова, белоэмигрантская пресса сфокусировала внимание на этих двух персонажах: пленном австро-венгерском солдате и еврейке .

История, конечно не имеет сослагательного наклонения, но "что было бы если" победили белые ? И лично у меня на ум приходит  один ответ, только один: в России имел бы место террор, на порядки превосходящий большевистский - просто потому что его "целевая аудитория" на порядок больше "целевой аудитории" большевиков - строго в соответствии с классовым принципами и тех и других.

Не говоря уже о том, что это был бы невероятно жестокий, просто звериный террор, с выдумкой и огоньком (не то что вам простые большевистские расстрелы - которые ведь никто не отрицает):

"…Мы бродили по пыльным улицам Омска, и Шухов рассказывал о городских достопримечательностях. — Это Казачий собор, в нём находилось знамя Ермака. Атаман Анненков похитил из собора знамя и сражался с ним против большевиков. … — А правда, что Анненков вернулся из Китая, покаялся в своих перступлениях и передал знамя Ермака? — спросил Шухов. — Чекисты схватили Анненкова в пограничном китайском городке Ляньчжоу. За ним охотились почти семь лет. Знамя Ермака действительно он вернул, а в дни суда в Семипалатинске состоялась необычная демонстрация. Из Сибири, Семиречья, Горного Алтая, из окрестных станиц съехались тысячи пострадавших от чёрного атамана. Колонны искалеченных мужчин, женщин, подростков безмолвно шли по улицам города. Шли слепые, которым анненковцы выжгли глаза, люди с отрезанными ушами, носами, отрубленными руками, ползли безногие калеки, ковыляли на костылях инвалиды. Это была демонстрация человеческих страданий, горя, бед, принесенных Анненковым в годы гражданской войны. И скорбное молчание этих людей потрясало…"

— А. Алдан - Семенов. "Красные и белые".

"У стола прокурора – еще один свидетель: – Как сейчас вижу – лежит голая мертвая женщина. Груди и правая рука у нее отрублены. Левый глаз вынут заостренною палкой. Палка с этим же глазом воткнута в землю. Недалеко от убитой всажен кол в землю. На колу – грудной младенец. Изо рта младенца торчит грудь, отрубленная у его матери. – Свидетельница Петрова, подойдите к столу. Отвечайте. – … девочка была еще жива. Один глаз ей вырезали. На одной щеке срезана лентой кожа. На руке пальцы отрублены. Правая нога завернута назад и привязана к спине лентой кожи, срезанной со щеки. Конец этой ленты прибит гвоздем к кости… А сама девочка, вы не поверите, была еще жива!...Шел народный суд. Судили черного атамана Б. В. Анненкова и его начштаба генерал-майора Н. А. Денисова – люди они были еще молодые и внешне вполне приличные, даже высокообразованные".

Так то.

Гражданская война это самый натуральный ад.
 

.

 

Есть у меня один товарищ , который еще в начале событий на Украине , спрогнозировал их дальнейшее развитие. Например, о Крыме он мне сказал так : "Самое время России вернуть Крым. Вот посмотришь - все начнется со статуса русского" . И действительно..

 

 

Очень жаль, но похоже  придурки , которые сейчас вероятно наслаждаются властью, не понимают , что их дальнейшие идиотические движения , приведут к полному развалу , вообщем-то уже разваленной страны.  Неужели же трудно, посмотреть правде в глаза и прекратить примерять на себя роли властителей мира. Ведь совершенно очевидно, что политика проводимая с 1992года, сельхозтружениками  и преподавателями труда из ПТУ , породила лишь ненависть ко всему украинскому и дичайшее раздражение !

Луганск сегодня (фото эксклюзив)