Плата за игру. глава четвертая

Полина Трофимова. Мария Шестакова

Плата за игру или суицид поневоле.

Глава четвёртая.

Страсти незабытые

Лора с Аней вышли из подъезда, и окунулись в мягкий, чарующий снегопад. Казалось, всё скрыто пеленой снега. На крышах машин, припаркованных у тротуаров, почти на глазах вырастали пушистые белые шапки. – Вот уж не ожидала тебя увидеть, – первой заговорила Лора. – Отчего же? – спросила Аня, остановившись и стараясь заглянуть в глаза подруге. – После того, что случилось, – Лора сделала паузу. – Ну… Ну тогда, в Сочи. Я думала… – Что ты думала? – перебила Аня. – Тут и думать нечего. В долгу я перед тобой, подруга, а долги я люблю отдавать. – Даже так!? Мне казалось, что ты забыла давным-давно и наслаждаешься семейным счастьем, – с ухмылкой сказала Лора. – В том то и дело, что, – она не стала уточнять и прибавила: – Говорят, что на чужом горе счастья не построишь. Я не чувствую себя такой виноватой в том, что произошло тогда. Просто сама стала в какой-то мере жертвой обстоятельств. Не я же всё задумала – отступила, отступила под напором. Говорю же, жертва обстоятельств. – Ничего себе, жертва, – проговорила Лора. – Да нет, нет, я давно уже всё забыла и простила тебя. Но удивило твоё появление. А особенно желанием помочь в моём горе. – Знаешь, мы всё-таки подруги, и не просто там какие, а подруги детства – разве это ничего не стоит? То-то же, – продолжила Аня, сочтя молчание Лоры за её согласие со сказанным. – Скажи, мне не даёт покоя один вопрос. С тех самых пор. Зачем ты сказала Андрею, что я замужем? – Я этого ему не говорила, – возразила Аня. – С чего ты вообще взяла, что могла сказать? – Да, не хочешь признаться. Ну ладно, – сказала Лора, давая понять, что хочет закончить разговор, тем более, впереди, сквозь стену снегопада уже обозначились строения, возле которых произошла трагедия. – Нет уж, подожди. В этом надо разобраться. Когда с тобой случилась беда, я была в замешательстве. Звонить твоему мужу? Но ты же говорила, что Андрей вот-вот следом за тобой прилетит в Сочи. Что же, надо было устроить их встречу здесь? И потом, мужу твоему ты была нужна так… Я ж видела, ну как зайцу стоп сигнал. – Зачем ты так? – с укоризной спросила Лора. – А ты уже забыла, что рассказывала о своей жизни с ним? Забыла, как исповедовалась мне в самолёте, когда в Сочи летели? Мне верить не хотелось. Или ты выдумывала всё, чтобы оправдать знакомство с Андреем? – Нет, нет. Я ничего не прибавляла, даже кое-что сглаживала. И Андрей в моей жизни появился не случайно. И как протест, и как отдушина… Может быть, я бы ушла от Вадима к нему. – Со лжи семейные отношения не начинают, – твёрдо сказала Анна. – Ты бы затягивала, затягивала объяснение, и, в конце концов, он бы сам всё узнал. Надо же? Как бы ты скрыла? А семья, а дочка? Тогда уж первая дочка у вас с Вадимом росла. А насчёт твоего вопроса. Знай, сказала ему не я. Да, вызвала его я, потому что дела не было там никому, куда и кто тебя увёз. Забыла, что начало девяностых – время бандитское. Кто против них мог пойти? Андрей да, но никак не Вадим. Андрей же настоящий… Ну ты знаешь. Он примчался тут же, зашёл в администрацию, чтобы узнать корпус наш с тобой и номер. И вот там-то, по его словам, всё ему пояснили. Спросили, кто он, муж. Ну а он и скажи, мол, какой муж, она не замужем. А ему в ответ: как так не замужем. Вот смотрите, адрес её и имя мужа, чтоб сообщить, если что. И дочка у них. Ну он нашёл наш с тобой номер и первый вопрос: правда ли то что сказали? И что я должна была ответить? – Я не знала, я думала, впрочем, ладно. Тебе я должна быть благодарна, а я.., – вздохнув, сказала Лора. – Ты ведь тоже рисковала там. – Ладно, не будем – это уже тогда становилось моей профессией. Так мы что, пришли? Здесь? – Да, вот возле этого здания. Видишь, вон, на козырьке штукатурка обита. Туда пуля угодила. Первая пуля, что через его плечо прошла. Аня долго ходила вдоль здания, выглядывала из-за угла, потом позвонила в дверь, видимо, запасного выхода из примыкающей к магазину почты, которая уже была зарыта. Собственно, стандартная ситуация. Как и многие другие почтовые отделения, то, возле которого произошла трагедия, вынуждено было поделиться помещениями с торгашами, дабы совсем не погибнуть при новом порядке. На звонок откликнулся охранник. Он приоткрыл дверь, с опаской приоткрыл и спросил: – Что вам нужно. Почта закрыта. – Извините, можно задать вам несколько вопросов по тому делу, что.., – она кивнула на то место, где, как объяснила её Лора, стояла машина Вадима. Теперь её забрали на стоянку в отделение полиции. Охранник не дал договорить: – Знаю, знаю. Но уже кому только не отвечал. Не видел я ничего. Как грохнуло, да с козырька что-то посыпалось, я дверь закрыл и подальше от неё. Аня, пристально посмотрев на него, спросила: – А до того ничего не заметили подозрительного? – Ничего, ничего не заметил, – поспешно сказал охранник. Как-то уж через чур поспешно, или Ане это только показалось. Он же продолжил: – Да я и раньше видел того мужика, который сам себя того, ну это, понятное дело, что. Он что-то частил машину тут ставить, даже как-то просил присматривать, на бутылку дал. Должно и сменщикам моим, тоже давал на выпивку, чтоб глядели. – Ну а в тот, в тот день? – Нет-нет, в тот день говорю же, грохнуло, ну я и подальше от окон. Кто знает, что там?! – Ну ладно, спасибо вам за информацию, – сказала Аня, и они с Лорой отошли от двери, которую охранник тут же захлопнул. – Как думаешь, он что-то знает? – спросила Лора. – Не могу определённо сказать, не могу. Вижу, что волнуется, но с другой стороны и случай неординарный. Аня ещё раз осмотрелась и привила к сказанному: – Ну что же, пойдём. Здесь мы больше ничего не узнаем. На обратном пути снова заговорили о том, что свалилось на плечи Лоры, а потом вдруг Аня сказала: – Вот ведь, бывает же. Задумалась я, как узнала о случившемся с Вадимом. Как знать, может, и вышло бы у тебя с Андреем, но, если б развелась, а развелась бы? Лора долго не отвечала. Думала. Аня не мешала. Уже когда подошли к машинам, сказала: – Ну и так бы просто всё продолжалось. Ну и что? – С ним так не получилось бы – уж я его изучила, как понимаешь. Взрывной характер. И не удивительно – рисковый он, рисковый. Да, так ты что так и не знаешь, что у нас с ним? – Нет, – с удивлением сказала Лора. – Не знаю. А что? – Поздно уже, поеду я. Аня достала из багажника машины щетку для чистки снега и стала очищать машину. Снег был мягким, липким, вместе с ним отставала от машины и грязь превратившихся в межсезонное месиво московских улиц. Лора постояла, подождала, и когда Аня, ещё раз попрощавшись, села в машину, пообещав всё обдумать и позвонить на днях, пошла к своему подъезду. Но домой идти не хотелось. На улице было так здорово. Она решила пройтись вдоль дома, чего уже давно не делала из-за неясных тревог и опасений. А сейчас вдруг стало всё безразлично. Нападут? Убьют? Да и пусть так, чем жить в страхе. А впрочем, что толку убивать? Зачем? Вспомнилось, что Анна бросила фразу. Мол, крутятся вокруг теперь те, кому нужны были деньги, и совсем не нужна смерть Вадима, но ведь и те, кто, возможно, желал этой смерти, чтобы каким-то образом отнять имущество у жены и детей. А отнимать было что… Но сейчас ей мысли притягивало давнее лето. Им с Анной удалось взять путёвки в Сочи, в санаторий Ставрополье. Хороший санаторий, уже почти и не в Сочи, а западнее города. На самом берегу. Лора решила поехать туда, чтобы отойти от семейных проблем, которые нарастали не только год от года, а день ото дня. С Андреем они были знакомы совсем недолго. Случайно познакомились на пляже. Лора бывала всё время одна и одна, а Вадим пропадал то в командировках, то на молодёжных базах. Летом не любил сидеть в городе. Знакомство было бурным. Подошёл хорошо сложенный, высокий, мускулистый парень с очень приятным, открытым лицом, да уж и не парень вовсе, а молодой человек. От него исходила какая-то настоящая сила. Она уж и забыла, что это такое, сила, в смысле, не допускающем ерничаний, столь модных в навалившиеся на нас странные времена. Представился, спросил, как её зовут. Сказал, что холост и поинтересовался: – А вы? – Я? Я… – начала Лора и вдруг, сама от себя не ожидая, сказала. – Не замужем, конечно, не замужем. Он особенно о себе не рассказывал, но когда стала бывать у него дома, всё узнала. Военный, да не просто военный. Афганистан прошёл, есть награды. И служил в непростой, и служит в непростой части. Не уточнял, но было ясно, что связан со спецслужбами, да что там связан. Достаточно было взглянуть на него, на некоторые фотографии, которые были за стеклом в шкафу, на награды… Всё это импонировало Лоре. Как ни старались деятели того времени, отрицающие мужской в мужчинах и пытавшихся наполнить мужское содержание чем-то амебообразным, трудно это удавалось – всё таки женщине приятно видеть рядом с собой мужчину, а не что-то длинноволосо слякотное, бледненькое и трусливенькое. Вадим в армии не служил, правда, на законных основаниях – институт с военной кафедрой. Офицер запаса! Но каков? Недаром Аня даже не задумываясь, когда беда стряслась, вызвала не его, а Андрея, которого и не видела ни разу, зато наслышалась о нём от Лоры. Да муж проигрывал против Андрея. И она сама не заметила, как совершенно с ума сошла от внезапно заполнившее всё её сознание увлечение. Лора сообщила Андрею о путёвках. Он воскликнул: – Что ж раньше то? У меня ведь тоже отпуск, правда, через неделю. – Горящие путёвки. Мать на работе взяла, да вот мы и решили с подругой рвануть на море, – пояснила Лора. – Хорошо, как устроитесь, сразу сообщи. Сочи, Сочи… Да, если я в свой санаторий уже не возьму путёвку – лето ведь, найду, где остановиться. Там есть у меня друзья. Лора обрадовалась, очень обрадовалась. Ведь она даже ещё подумывала, ехать или не ехать – не хотелось разлучаться с Андреем. Даже тогда подумала, что может и не плохо так, что врозь поедут. Мать увяжется провожать, а ей не хотелось раньше времени посвящать мать в эти свои дела. Она мучилась, металась, не зная, правильно ли поступает. Она ведь выходила замуж не просто так – по любви выходила. Но что получилось из этой любви? В самолете Лора сказала подруге о том, что Андрей прилетит в Сочи и устроится где-то рядом. Аня сказала: – Так далеко зашло? И отдыхать вместе? Ты о семье подумала. О дочке. – А что семья? Что семья? – с нотками отчаяния в голосе возразила Лора. Ты ж ведь ничегошеньки не знаешь? Ты видишь Вадима в компаниях – там он сама культура, само обаяние. – Что ты такое говоришь? Лору же словно прорвало: – Это человек, который любит только себя. Он считается только с тем, что хочет она, он признаёт только свои интересы. – Ты за что-то на него в обиде? Как он смотрится, какое внимание к нему! Тебе многие завидуют. – И ты? – спросила Лора настороженно. – Да ну что ты такое говоришь? – А вот Галка, ты её видела пару раз – теперь уже бывшая моя подруга, даже попробовала, каков он. Лоре не хотелось в эти траурные ещё дни думать такие думы, но разбередила душу Аня, и мысли упрямо лезли, упрямо не отпускали её. В том полёте она выговорилась как на исповеди, она убеждала подругу, что мужскою у Вадима была только внешность, да, пожалуй, одежда, хотя количество нарядов превышало, по её словам, всякие разумные для мужчин пределы – гардероб он имел впятеро больший, нежели она. Даже в мелочах он никогда не был выше кого-то из друзей, хотя всех старался убедить и особенно её в своём превосходстве. Но разве можно постоянно играть? Нет-нет да проговоришься, когда бываешь не самим собой. Она не могла спокойно вспоминать, как однажды он расхвастался и стал рассказывать, что в юности излюбленным занятием его было истязание животных. Он с вожделением делился с друзьями, как бросал с одиннадцатого этажа на асфальт кошек и со сладострастием наблюдал за их мучениями. Во всяком случае, при рассказе на его лице было такое вот сладострастное выражение. Её коробили эти рассказы, приводили в ужас. Хвастался, как хватал кошек за ноги и бил их головой об стенку. – И что же друзья? Как реагировали? – с удивлением спросила Аня. Лора пожала плечами. – Молчали из вежливости, ведь мы были в гостях, когда он всем этим похвалялся. Он истязал именно кошек – не собак. К собакам, особенно большим и сильным, относился с почтением. – Да, недаром Мишель Монтень писал: «Трусость – мать жестокости!» – вставила Аня. – Он упивается своей внешностью, – продолжала Лора. – Постоянно обновлял этот гардероб, гонялся за всякими адидасами, варёнками и прочим. Признаться, даже название всего этого барахла мне запомнить сложно, хотя мне, как женщине, казалось бы надо разбираться в одеждах лучше. – Слушай, словно не о нём говоришь. Часом не наговариваешь? Но она не наговаривала, она даже скрывала что-то, что было ей совсем уж жутко рассказывать. – Подолгу крутится перед зеркалом, – жаловалась Лора. – В ванной у него своя туалетная полочка, на которой всякие мази, лосьоны, одеколоны, кремы. У меня и десятой доли нет, хотя, как видишь, за собой слежу. Представляешь, он пытается убедить, что работа у него такая, серьёзная. Одеваться надо модно. Так вот, костюмов у него пять, один моднее другого. И теперь гоняется ещё за одним, каким-то особенно модным. Мечтает о каком-то особенном белом шарфике к дублёнке. Чтоб как у Рейгана. – Ну, может, пройдёт это с годами, – с сомнением сказала тогда Аня. – Не пройдёт. Он наверстывает то, что упустил. Как-то я, после одной подлости его, обронила фразу, за которую он уцепился: «Ты просто не догулял!» Ну и он с удовольствием согласился: «Да, да, конечно. Это верно!». И с тех пор взял на вооружение, в качестве оправдания своим поступкам. Ну и стал навёрстывать уже в наглую. – И что же, повод был та сказать? – Был повод, причём, весьма неприятный. В первые годы после замужества, мы были в доме отдыха. Мне каждый вечер приходилось укладывать спать дочку. Он же тут же сбегал в компанию. В преферанс, мол, сыграть. И я верила. Она просто не допускала мысли, что можно не верить. Но однажды всё раскрылось. Просто дочка быстро заснула, ну и я вышла прогуляться. Вечер был тёплый, мягкий. Откуда-то лилась музыка. Всё было, как будто бы хорошо, но в душе – непонятная тоска, тоска одиночества. Не знаю почему моё внимание привлекла музыка из окна второго этажа. Батюшки, так ведь это номер, где преферанс. Но за занавесками мелькали пары. Не веря глазам, вошла в корпус, поднялась на второй этаж и постучала в дверь. Открыли тут же. Выплеснулся в коридор шум – музыка, звон бокалов, чей-то заразительный смех. Опешивший хозяин номера не успел удержать, и я вошла в комнату. Вадим танцевал с высокой брюнеткой. Видела бы, как танцевал… – И что же ты? – Хотела уехать на следующий же день. Он ползал на коленях – да, да, в буквальном смысле слова. Твердил, как заведённый: «Прости меня, прости меня… Это в первый и последний раз. У нас ведь такая семья, такая дочка. Я люблю вас с дочкой», – и так далее и тому подобное. Вот тогда-то я и проговорила, расчувствовавшись: – Ну что ты… Не догулял что ли? – Да, – оживился он. – Не догулял… Видишь, сразу на тебе женился после институту. Не догулял… Я смутно верила, что это в первый раз, ну а последним разом это тем более не стало. Человек, не имевший в жизни никаких интересов, кроме карьеры, человек, которого занимали только футбол по телевизору, карты и детективы, баня и сомнительные компании. Человек, вкусивший развлечений, не вдруг от них откажется. И он не мог отказаться. Помолчав немного, пытаясь успокоиться, Лора продолжила: – В тот день я так и не уехала, а он через некоторое время отправился с компанией на какую-то вечеринку. Мне снова пришлось остаться с дочкой. А ещё через некоторое время, уже в Москве, на дне рождения у подруги, у той Галки, что упоминала… Словом, проходила мимо комнаты. Там полумрак и музыка. И он там с Галкой, в объятиях. Тогда она ничего ему не сказала, успокаивая себя тем, что подруга незамужняя – ей, мол, тоже хочется ласки. Странное, конечно, объяснение, но…такой уж я сердобольный человек. Впрочем, отвратительный осадок на душе у неё после того раза, конечно, остался. – Ну, ты даёшь, подруга? Неужели так и подумала про Галку эту. – Глупо, понимаю, глупо. И сейчас вижу – глупо. Знаешь, наверное, боялась я расстаться, боялась одна остаться с дочкой, вот и искала какие-то объяснения, которые, конечно, не очень успокаивали. Была семья. Он убеждал, что не хуже, чем у других, убеждал, что он перспективный, что его ценят на службе, служба очень нелегка, а потому необходима разрядка. Для пользы же семьи. Я была доверчивой, а он пользовался этой доверчивостью и пользовался бессовестно. Я всегда была одна по средам и субботам. В эти дни у него бала баня. Два раза в неделю. Причём, в субботу он выходил из дому в час дня, а возвращался в час ночи. И я верила в такие бани! Говорил, что там выпивают, решают карьерные дела, играют в преферанс. А после возвращения из дома отдыха, в котором он стоял на коленях, клялся всем, чем только можно, обещая измениться и стать другим, сразу стал готовить её к тому, что на следующий год ему необходимо съездить отдохнуть одному в международный молодёжный лагерь «Норус». – Откуда только он узнал об этом лагере? – удивилась Аня. – Может, те девицы рассказали, с которыми я его застала во время так называемого преферанса? Во всяком случае, они, наверное, занялись его «воспитанием». А как неприятно было встречаться с ними в оставшиеся дни отпуска. Они с таким высокомерием на меня смотрели… Здоровались, спрашивали о здоровье дочки… И так смотрели… С высока смотрели. Я не знала как себя вести. Не бросаться же на них, ведь они обращались ко мне с подчёркнутой вежливостью… Слова такие учтивые, а вот взгляды, действительно, полные высокомерия. Кстати, отправившись в «Норус», он подумал и обо мне – устроил прачкой на всё лето в детский сад, выезжающий в лагерь. Убедил, что это необходимо. Отгулы заработаю и деньги. А подумаешь, сложно что ль для детишек постирать? Это ж пустяки. Ему в «Норусе» и то менее интересно будет. Всё лето я проработала в лагере. А он, вернувшись из «Норуса», ещё целых два месяца был один в Москве, кажется, очень даже неплохо провёл время. Во всяком случае, я ни разу не могла до него дозвониться. А уж как рассказывал о своём отдыхе! Как упивался удовольствиями своими! Хотя бы уж молчал. Привёз фотографии. На одной он танцевал с женщиной, на другой – несколько женщин несли его на сцену на руках. Сказал, что викторина такая была. И я должна была радоваться за него, радоваться тому, что он получил массу удовольствий. Он же ещё и упрекнул: небось, нагулялась там, в детском саду. Но упрекнул так, шуткой. Это меня оскорбило, и хоть казалось, что оскорбление выветрилось – всё осело где-то в глубине души, взывая к справедливости. Может, потому пошла теперь на измену. – Так это месть? А как же любовь? – спросила Аня. – Месть местью. Но это другое. Я действительно увлеклась. Между тем, самолёт оказался уже над морем – с моря заход на посадку в аэропорт Адлер. И начался отдых, только-только начался. А впереди – приезд Андрея, впереди столько замечательного. Но всё оборвал роковой случай, о котором пойдёт речь в следующей главе.