офицеры

Тенистая лесная дорога кончилась, и машина остановилась на огромном заливном лугу, который простирался от леса до голубого лекала реки. Тяжёлый знойный воздух, словно замер, не шевелился ни один стебелёк. Трещали кузнечики, за рекой погромыхивало, словно кто-то пускал с гигантской лестницы порожние деревянные бочки.

       Водитель заглушил мотор. Из кузова донеслись обрывки фраз. Во весь рост поднялся стройный лейтенант с ясно-голубыми глазами и мечтательно глядя вдаль, проговорил:

       – Э-эх!.. Искупнуться бы…

       – Не мешало, конечно, – отозвался его сосед, капитан, – только сейчас нас Быстрин и без того в своих вводных накупает… Да и она вон хорошенько добавит, – кивнул он на горизонт, где расползалась туча.

       Отворилась с сухим щелчком дверь кабины, и руководитель занятия майор Быстрин ловко перекинул своё жилистое тело в кузов.

       – Итак, – начал он ровным голосом, – попрошу вас, товарищи офицеры, произвести ориентирование и найти на карте точку своего стояния…

       Все зашуршали картами, а майор тем временем посмотрел на горизонт и слегла нахмурился: какая там работа с картой, если с неба хлынет! Быстрин нетерпеливо оглядел подопечных, задержал взгляд на голубоглазом лейтенанте. Подумал:

       «Ротные у нас через одного юнцы, их ещё учить да учить моментальному соображению в боевой обстановке. Даже в элементарных вопросах».

       Быстрин любил вот так, когда молодые офицеры погружены в своё дело, озадачить ещё больше – неожиданной вводной. И если кто-то попадал впросак, майор не знал снисхождений. Сейчас пришла мысль испытать лейтенанта Матвеева.

       Хотя оснований сомневаться в своих способностях лейтенант пока не давал, майор относился к молодому офицеру несколько настороженно, поскольку никак не укладывалось в голове, что можно стать хорошим ротным, не прокомандовав взводом и года после окончания училища. Быстрину пришлось пять с половиной лет служить взводным до назначения на должность командира роты, да и на роте прилично задержался, прежде чем двинуться дальше.

       Может быть, Матвееву просто повезло?..

       Сумел лейтенант попасть на глаза «высокому начальству» на первых же войсковых учениях, в которых ему довелось участвовать.

вечер в Фонде культуры посвященный юбилею Суворова. Были на вечере тогдашний секретарь Совбеза Игорь Иванов выпускник Московского СВУ, генерал армии Гареев, зам главкома Сухопутных войск генерал Булгаков

       Когда мотострелковый взвод лейтенанта Матвеева на боевых машинах пехоты раньше других форсировал с ходу водную преграду и, спешившись, умело отразил контратаку, командир дивизии оторвал от глаз бинокль и расспросил командира полка о взводном. Тот рассказал, что лейтенант Матвеев всего лишь год назад с отличием окончил Московское высшее общевойсковое командное училище, что взвод его передовой по всем статьям…

       «Ну, из Московского они все со знаком качества, – пошутил генерал, довольный учениями. – А что, не пора ли этому Матвееву ротой командовать? Смотрите, как толково и решительно действует! И главное, не по шаблону…»

       Между тем, боевые машины взвода уже преследовали «противника».

.

Об этом майору Быстрину рассказал офицер штаба полка, присутствовавший при разговоре, а потом, уже находясь в строю во время краткого предварительного разбора учений, и сам слышал разговор командира дивизии с лейтенантом Матвеевым. Генерал вызвал лейтенанта из строя, чтобы поощрить его, но, не удержавшись, расспросил о том, каким образом тот добился успеха, и, похвалив за находчивость, неожиданно поинтересовался: – Ну, а мечта-то у вас какая, лейтенант? В жизни ведь у каждого должна быть определённая, я бы сказал, высокая цель? – Стать командармом, – с неожиданной откровенностью заявил лейтенант Матвеев. Генерал улыбнулся. Что-то мальчишеское было в этом ответе. Но голос лейтенанта звучал уверенно и искренне. – Что ж, плох тот солдат, который не мечтает стать генералом… Доброго пути в службе, лейтенант! … Быстрин, почувствовав, что отвлёкся, громко сказал: – Для атаки колонны головной походной заставы, в роли командира которой вы все действуете, заходят истребители-бомбардировщики противника. Он скользнул взглядом по лицам офицеров. Кто-то водил карандашом по карте, о чём-то переговариваясь с соседом. Кто-то был равнодушен. Да и понятно: вводная не казалась уж такой сложной. А вот Матвеев думал иначе. Стоило прикинуть боевые возможности самолётов, чтобы понять: как ни растягивай на открытом лугу колонну, истребители-бомбардировщики пройдут с головы до хвоста и нанесут значительный урон головной походной заставе. И тут лейтенант вспомнил занятия по тактике в училище, вспомнил своего преподавателя подполковника Вашкина, вспомнил решение, которое тот предложил на обсуждение курсантам. И прежде нередко, после того как курсанты докладывали свои решение соответствующие Боевому уставу, Вашкин предлагал всем вместе подумать над тем, как применить уставные положения творчески, поясняя, что в устав невозможно записать все нюансы, которые могут возникнуть в реальной обстановке. Да! Устав необходимо знать как «Отче наш» для того, чтобы в сложной обстановке, когда на раздумья – секунды, решение мгновенно отскакивало от зубов. Но это не означает, что нельзя творчески развить рекомендованное уставом. И на том занятии Вашкин не отступил от своих правил. «А ведь очень похожая сложилась обстановка, почти как на тех давних занятиях, – вспомнил Матвеев. – Да, да, да… И ведь Вашкин вынудил весь взвод искать и найти решение, неожиданное, но самое правильное». – Действуйте, лейтенант Матвеев, – прервал паузу Быстрин. Матвеев произнёс положенное «есть!» В этот момент ослепительно сверкнула молния, раздался оглушительный треск. Зажмурившись на миг, Матвеев представил: самолёты с вытянутыми осиными носами, багровые всплески разрывов, клубы огня и дыма, взлетающие ввысь комья рыжей земли, перемешанной с обожжёнными цветами и травой, чадное пламя над обломками боевых машин. И мгновенно мелькнула мысль: «Действовать?.. Но как?.. Как сделать колонну неуязвимой?.. Да, конечно, устав трактует: увеличить дистанцию и скорость. Но такое решение хорошо, когда местность пересечённая, да и дорога не столь прямая и открытая, когда, наконец, другого выхода нет. Здесь же – луг, целое поле, ровное, как строевой плац. И скорость снижать не надо для того, чтобы разорвать прямую нить колонны, развернуть машины в боевую линию… Пусть тогда заходят на каждую машину в отдельности. А роту углом вперёд построить, да на фланги зенитные самоходные установки, приданные роте, послать! Лейтенант выпрямился, словно прогоняя последние сомнения, и чётко подал команду: – «Клён» – один!.. – два!.. – три! Я – «Клён!» К бою! Боевой порядок – углом вперёд!.. Майор Быстрин от удивления потёр подбородок. Сколько занятий провёл он на этой местности, но подобных решений не слышал, да и эта вводная ни разу не вызывала вообще никаких заминок. Подумалось, что лейтенант просто не понял вопроса, отвлёкся, прослушал и решил, что не самолёты атакуют, а появились впереди сухопутные подразделения «противника». – Вы, очевидно, не поняли меня, – сказал он, скрывая раздражение. – Колонну атакуют истребители-бомбардировщики, а не танки. – Я понял правильно, товарищ майор, – возразил Матвеев. – Это моё решение. Разрешите обосновать? Быстрин смерил Матвеева недовольным взглядом и, назидательно проговорил: – Устав учить надо! А затем обратился к другому обучаемому: – Доложите вы, капитан Крюков. Крюков встал, сочувственно посмотрел на Матвеева и, словно специально для него, чтобы крепко запомнил, как нужно действовать в подобных условиях, нарочито растягивая слова, скомандовал: – «Клён» – один!.. – два!.. – три! Я – «Клён»! Увеличить дистанцию и скорость. Продолжать выполнение боевой задачи. – Вот! – сказал майор Быстрин, назидательно подняв вверх указательный палец. – Простое, привычное, ясное людям решение. Никакой заминки в колонне не будет. Отлично, Крюков, отлично. А вам, лейтенант, двойка! Снова заурчал двигатель, и машина плавно двинулась дальше. – Не огорчайся, Андрюха! – услышал лейтенант сочувствующий голос Крюкова. – Чего ни бывает!? Ты на таких занятиях первый раз. А я уже все вводные наизусть выучил… И ты исправишь эту двойку. Некоторое время Андрей Матвеев слушал молча, полуобернувшись к капитану. Затем обиженно возразил: – Во-первых, я не огорчаюсь… Во-вторых, считаю своё решение правильным! – Понапрасну ершишься! – назидательно сказал Крюков и в тон ему прибавил. – Во-первых, не по уставу твоё решение… Во-вторых, если команду «к бою» подашь, никто не поймёт, в чём дело. Атакуют-то тебя самолёты, а не танки… Хочешь роту в подобной обстановке развернуть, так нужно, чтоб была она, как игрушка, с полуслова команды выполняла. Быстрин это получше нас с тобой знает. Вот ты на практике попробуй, поймёшь, чьё решение надёжнее: твоё или моё. – А вот я докажу, как надёжней, – с досадой сказал Андрей. – Обязательно докажу! – Поглядим… – А для чего нас на местность вывозят?! – воскликнул Андрей. – Скажите, для чего? Ведь одно дело – на карте в классе вводные разгадывать, а другое – здесь, в поле… Командир обязан думать, думать, а не просто шашкой махать!.. – Оно так, когда в кино, – возразил капитан, – а здесь вон ты на двойку уже надумал. Весь следующий день предметом шуток было решение Андрея Матвеева развернуть колонну в боевой порядок при атаке воздушного противника. Капитан Крюков выставил всё в определённом свете, и сослуживцы добродушно подтрунивали над лейтенантом: – Замыслы у тебя, Андрюха, фантастические. Тебе бы боевые машины с крыльями, дал бы жизни истребителям. С хвоста бы зашёл да ПТУРСами их, ПТУРСами, супостатов! …Двусторонние тактические учения начались, как всегда, внезапно. Чуть брезжил рассвет, когда полк вывели в район сбора. Роту лейтенанта Матвеева сразу назначили в резерв и про неё будто совсем забыли. Сначала Андрей ждал с минуты на минуту какой-то важной задачи, потом забеспокоился, что учения закончатся, а он так и просидит без дела. Пришла догадка, что это ему из-за той двойки не доверяют. И вдруг вызвали к командиру. Лейтенант Матвеев не верил ушам своим. Рота назначена в головную походную заставу авангарда, усилена миномётами, танками, самоходными зенитными установками… Не знал он, что ещё утром командир дивизии, проверяя полк, заметил: не все подразделения равномерно выполняют боевые задачи. Больше всего удивило генерала, что в резерв выведена рота молодого командира, которому только учиться и учиться. Узнав, что причина в неудовлетворительной оценке лейтенанта Матвеева на занятиях, генерал возмутился. – Где учить, как ни на учениях? – спросил он командира полка. – За действия в поле он двойку получил, так пусть теперь больше всех потрудится. На исходный пункт колонна головной походной заставы вышла раньше указанного времени. Лейтенант Матвеев выбрался из люка и спрыгнул на землю. Внимательно огляделся. Чуть в стороне от дороги, в кустарнике, увидел машины управления, а на пригорке – командира дивизии с группой офицеров. К Андрею подбежал прапорщик, адъютант комдива, и пригласил к генералу. Выслушав доклад лейтенанта, генерал сказал: – Помню, как вы лихо действовали на прошлых учениях. Помню! – сделал он ударение на последнем слове. – А что ж теперь в двоечники попали? Как это вышло?.. «Если узнает, – ужаснулся Андрей, – наверняка отменит приказ комбата и отправит в резерв…» Глаза комдива смотрели строго, губы плотно сжаты. – На занятиях по тактической подготовке была дана вводная, – начал Андрей. – Знаю, – всё так же сурово заметил комдив. – И о решении вашем знаю… Посмотрим, как вы с воздушным противником воевать будете. Сказал, и то ли почудилось лейтенанту, то ли действительно мелькнуло в глазах генерала юношеское озорство, а в голосе послышалась ободряющая нотка. …Лейтенант Матвеев скомандовал «Вперёд», и побежали навстречу леса, поля, деревушки. Впервые в подчинении у него было столько техники, столько подразделений. Воодушевляло и то, что старший лейтенант, командовавший приданной миномётной батареей, сейчас, несмотря на старшинство в звании, был в полном подчинении. Но надо было делом доказать, что не зря доверили ему такую силу. Андрей любил тактику, нравилось ему читать карту, наносить на неё обстановку, решать задачи. И всё-таки на обычном занятии это чуть-чуть смахивало на игру, а вот здесь… Зашипело в шлемофоне, и Андрей услышал свой позывной. Офицер штаба руководства учениями дал вводную: по населённому пункту на основном маршруте «противник» применил зажигательные средства. Впереди непроходимый очаг пожара. Лейтенант внимательно посмотрел на карту. Вот и решение: «Сатурн»! Я – «Комета»! Перехожу на запасной маршрут. Раскачиваясь на ухабах, боевые машины пехоты быстро побежали по просёлку. Сначала дорога шла лесом, но вскоре командир дозорной машины доложил, что находится на опушке, и дальше путь свободен. Лейтенант Матвеев перегнул сложенную гармошкой карту, взглянул на неё и сразу узнал местность. Это был район командирских занятий. Тот самый луг, на котором он получил двойку, открылся впереди. Солнце уже взошло и ласково играло в изумрудных росинках на ровном ёжике свежескошенной травы. Река в это раннее, умытое ночным дождём утро отчётливо обозначилась на горизонте. И тут же, нарушая утреннюю идиллию, в шлемофон ворвался возбуждённый голос командира дозорной машины: – «Комета»! Я – «Комета» – пять! Самолёты «противника» прямо! Впереди, на самом горизонте, вывалились из-за серебристой кромки пушистого облака две блестящие капли и, быстро увеличиваясь в размерах, стали приближаться в колонне. Головная походная застава уже вытянулась на луговой дороге. Лучшей мишени представить трудно. Лейтенант Матвеев высунулся из люка и огляделся. Нет, сомнений не было. Он знал свою роту, знал, на что способны люди… Прижав к горлу ларингофоны, скомандовал: – «Комета» – один.., – два.., – три!.. Я – «Комета». К бою!.. Боевой порядок – углом назад. По самолётам – огонь! Машины весело разбегались по лугу, словно рисуя ровные ветви огромной ели. Со свистом пронеслись самолёты над дорогой, но ни одной машины на ней уже не было. Разве что «уазик» офицера штаба руководства учениями мог стать мишенью для фотопулемётов. Лейтенант Матвеев тут же приказал увеличить скорость и не держать равнения в боевой линии. Опасаясь атаки с фланга, приказал самоходным зенитным установкам занять места в боевом порядке на флангах головной походной заставы. Он не ошибся: истребители-бомбардировщики, совершив боевой разворот, зашли с левого фланга, но были встречены огнём. Атака воздушного «противника» провалилась. Бой, напряжённый и манёвренный, продолжался несколько минут, а казалось, что прошла вечность. Смахнув с лица струйки пота, Матвеев приказал перестроиться в походный порядок и увеличить скорость, чтобы наверстать упущенные минуты. Судя по карте, впереди была речка. «Придётся ли её форсировать? Или действия роты неправильными и остановят, «выведут из строя»? Снова посмотрел на карту. Вот и мост, но он слишком слаб. Приказал командиру дозорной машины разведать спуски к воде, а сам напряжённо ждал. Ведь результаты атаки воздушного «противника», наверное, известны комдиву. И только подумал о генерале и о том, что не может быть в колонне потерь, услышал, как кто-то вышел на его волну: – «Комета»! Я – «Луна»! – лейтенант вздрогнул, узнав голос. – Отлично «Комета». Продолжайте выполнять задачу! *-* Рассказ был опубликован в газете «Красная Звезда» 21 августа 1976 года и автоматически напечатан в Библиотечке «Красной Звезды». Общее название книжечки 378 выпуска – «Старый кортик» (№ 6 (378) за 1977 год). ИЗЛУЧИНА Приняв доклады командиров рот о готовности системы огня, капитан Брусов решил ещё раз осмотреть передний край обороны. Впереди, за лесом, в багровые тучи медленно садилось солнце. «Быть ветру», – подумал капитан, внимательно оглядывая речную гладь, от которой веяло покоем и тишиной. В зеркале реки отражался закат, на противоположном берегу расстилался пёстрый заливной луг, дальше – мелколесье, рассечённое просёлочной дорогой. Дорога вела к броду, исчезала в воде и, вынырнув уже на этом берегу, бежала через центр района обороны батальона. Именно это направление мог избрать «противник» для своего главного удара. Бой шёл далеко впереди. По всем данным подход главных сил «противника» к реке ожидался не ранее середины следующего дня, однако Брусов чувствовал острую тревогу, торопил людей с оборудованием позиций, требовал от командиров предельной бдительности. С беспокойством вглядывался он в противоположный берег. Знал по опыту, насколько внезапно может появиться у реки передовой отряд «противника», посланный для захвата переправы и плацдарма. Место для обороны было удобным. Берег реки, где закреплялся батальон, выше противоположного. К тому же крутая излучина на правом фланге не только надёжно прикрывала сам этот фланг, но позволяла в случае необходимости произвести быстрый манёвр силами и средствами. Тревожил Брусова центр боевого порядка. Брод, дорога… Заманчивое направление для атаки. Здесь комбат и сосредоточил основные силы. Левый фланг беспокоил меньше: обрывистый берег там почти неприступен для техники. Комбат разговаривал с офицерами и солдатами, и душа его словно отогревалась. Люди устали, а настроение боевое. Настал час, когда они могут показать, на что способны в учебном бою, в обстановке, максимально приближённой к боевой. Давно ли Брусов принял этот батальон, бывший отстающим, а теперь он лучший в полку, и Брусов не без основания гордился в душе и своими подчинёнными, и собственной работой. На командно-наблюдательный пункт он вернулся успокоенный. Уже совсем стемнело, и Брусов, отдав последние распоряжения, решил вздремнуть: на учениях такой возможностью приходится дорожить. Его разбудил начальник штаба. Разведка сообщала тревожные данные. «Противник» появился на подступах к обороне батальона и, судя по всему, может атаковать на рассвете. «Ну, что ж, – подумал Брусов, наполняясь холодноватым спокойствием, – Встретим как надо». – Разведчики даже фамилию комбата узнали, который командует авангардом «противника», – сообщил начальник штаба и назвал фамилию: – Капитан Матвеев. Да это, впрочем, неважно. – Всё важно в бою, – ответил Брусов. «Матвеев, капитан Матвеев!? Андрей Матвеев! Вот как доводится встретиться!» – подумал он. Брусов знал, что Андрей Матвеев, с которым он в один год окончил Московское высшее общевойсковое командное училище, а потом был направлен в одну часть, теперь назначен командиром батальона в соседний полк. Собирался повидать его, да всё оказии не было. И вот теперь встреча, похоже, состоится, правда своеобразная встреча. «Опять мы соперники», – Брусов невольно усмехнулся воспоминаниям о былом. Когда-то они с Андреем влюбились в одну девушку. Она предпочла Андрея, – а может, он просто оказался настойчивее, – ну и с тех пор дружба их стала гаснуть. Нет, Брусов не обижался на Андрея – хотя, конечно, кому же нравится, если тебе предпочтут другого! – просто неловкость вмешалась в их отношения, и Брусов решил не стеснять приятеля. Досуг стал проводить в одиночестве. Да, прошлое соперничество вызывало лишь улыбку. Не то, что теперь! Капитан Андрей Матвеев был опасным «противником» – это Брусов знал с училищных лет. Преподаватели не раз отмечали смелость и дерзость его решений, сообразительность, умение действовать нешаблонно. Ну что ж, и капитан Брусов не зря назначен командиром батальона! Брусов заметил, как лёгкая дрожь пробежала по молодой листве тальника, а вода в реке покрылась мелкой рябью. Начинался ветер. Из-за мелководья всходило солнце. Брусов стал снова, в который раз, осматривать в бинокль противоположный берег, пытаясь поставить себя на место «противника». В данном случае на место Андрея Матвеева. «Где бы я нанёс удар? – рассуждал он. – Правый фланг с излучиной отпадает, потому что там всё как на ладони. В центре – брод. Там, вполне естественно, оборона прочная. Слева к берегу совсем близко подходит мелколесье. Оно, конечно, удобно для совершения скрытого манёвра, но там обрыв». Мысли Брусова прервал беспокойный гомон птиц, поднявшихся далеко впереди, над мелколесьем. «Что их потревожило?» – забеспокоился он. Снова приложил к глазам бинокль и на опушке, в кустарнике, увидел боевую машину пехоты с белой полосой на корпусе – отличительным знаком противостоящей стороны. «Противник?! – удивился он. – Так быстро?» Видимо, это была дозорная машина. Она медленно двинулась вперёд. «Неужели не заметили переднего края?» – удивился Брусов. Возник неодолимый соблазн пропустить её на свой берег и затем захватить. Брусов вполголоса отдал распоряжение. Машина спустилась к воде, преодолела брод, выползла на берег к позиции боевого охранения. «Пора!..» – решил Брусов, но не успел подать команду, как из боевой машины мгновенно высыпал десант, развернулся в цепь и почти без выстрела захватил позицию боевого охранения. Тут же из леса показалась колонна машин головной походной заставы. Она на ходу развернулась в боевой порядок и устремилась к броду. «Чувствуется твоя рука Андрей!», – подумал Брусов, испытывая досаду за свой промах и желание немедленно наказать «противника» за дерзость. Завязался огневой бой. Головная походная застава попыталась с ходу прорваться к броду. Но это было невозможно из-за хорошо организованной Брусовым системы огня. Оценив её, посредники не дали атакующим успеха. И всё же одному взводу головной походной заставы, удалось, используя складки местности, достичь выгодного рубежа, зацепиться за берег и быстро закрепиться там. «Неужели главными силами «противник» нанесёт удар именно в центре? – подумал Брусов. – Это уже не похоже на Андрея. Он ведь понимает, что мы его ждём именно здесь». Противоположный берег заволакивало дымом. Головная походная застава укрывалась за ним от прицельного огня обороняющихся. Брусов понял, что «противник» использует дымовые снаряды, стремясь ослепить обороняющихся. Выручал усиливающийся ветер. Он постепенно сносил дым в сторону правого фланга. О том, что подошли главные силы авангарда «противника», Брусов догадался по усилившемуся огню артиллерии, интенсивность которого демонстрировали огневые посредники. Брусов решил потребовать от командира второй роты стремительной контратакой сбросить в реку «противника», закрепившегося на берегу, как вдруг ему доложили о появлении боевых машин наступающих на левом фланге батальона. «Вот он, твой замысел, Матвеев!» – едва не воскликнул Брусов. Серия дымовых снарядов тучей накрыла центр обороны. «Неужели всё-таки в центре? – обрадовано подумал Брусов. – Но это же для них самоубийство!» Лишь теперь, в первый раз за всё время боя, Брусов позволил себе взглянуть на часы. Он знал: приданное танковое подразделение должно выйти сюда, к речному броду, чтобы контратаковать наступающего «противника». По времени выходило – танки уже на марше, значит, берег надо удержать до их подхода во что бы то ни стало. На левом фланге разгорелась ожесточённая перестрелка. «Противник», используя дымовую завесу и огонь артиллерии, переправил сильные группы пехоты и начал штурмовать крутой берег. Значит, всё-таки там, на левом фланге, будет решаться исход боя. Брусов знал, что рискует, и всё же, кроме резерва, направил туда мотострелковый взвод с правого фланга. Он и сам бы бросился туда, ведь там развёртывались, судя по всему, главные события. Но место командира батальона – на командно-наблюдательном пункте, с которого лучше всего ощущается ход боя, и откуда легче всего влиять на него. Дым над рекой стал ещё гуще, лишь над излучиной было чисто, и, поглядывая туда изредка, Брусов видел полоску воды у противоположного берега. Дым над рекой следовал по её руслу, клубясь над излучиной. Правый фланг превращался как бы в дополнительный резерв Брусова. Там оборонялось два взвода, и их можно было в любую минуту перебросить в центр или на левый фланг. Изогнутая подковой позиция обороны позволяла легко сделать это. Командир роты, обороняющейся на левом фланге, доложил, что «противник» отброшен и берег очищен. «Значит, поддержка помогла, – обрадовался комбат. – Продержаться бы ещё четверть часа. Подойдут танки. Тогда мы посмотрим, кому придётся обороняться». И тут вокруг Брусова неистово загрохотало. А в следующее мгновение он заметил, что особой силы грохот доносится с правого фланга. Там, близ берега из дымовой завесы, наискось пересекающей реку по ветру, выныривали боевые машины пехоты, окутанные вспышками выстрелов. И тут Брусов понял, что они атакуют правый фланг батальона, там, где их не ждали. Машины достигли берега, словно живые, выбросили из себя стрелковые цепи, тот час возникшие над зарослями кустарника и высокой травой… Два взвода на правом фланге батальона пытались отразить атаку, но было ясно, что их вот-вот сомнут. Уже по приказу Брусова прямо возле командно-наблюдательного пункта занимал огневые позиции взвод ПТУРС, уже подходили резервы с левого фланга и ещё два взвода из центра обороны. Всё было готово для проведения контратаки. Брусов выслушивал краткие доклады, отдавал распоряжения, а из головы не выходило: «Вот и встретились, Андрей Матвеев. Узнаю твой почерк. Пугал в центре, отвлекал слева, а обрушился на правый фланг… но своих позиций я просто так не уступлю! Капитана Брусова тоже не зря назначили комбатом». Позади, со стороны леса послышался гул. Он нарастал. «Танки, – обрадовался Брусов. – Скорее же, скорее!» «Противник», между тем, усиливал натиск. Положение на правом фланге становилось критическим. Наконец, из леса показались первые машины. Они развернулись в боевую линию. Брусов, назначив танкистам направление удара, приказал радисту: – Передайте всем: «Буря!» Это был сигнал контратаки. Через несколько минут боевая линия танков с рёвом и грохотом пронеслась мимо Брусова, а вслед за ней, покинув траншеи, в атаку поднялись стрелковые цепи. Контратака оказалась неожиданной для наступающих. «Противник» был отброшен. Положение восстановлено. Впервые опубликован в газете «Красная Звезда» 28 мая 1977 года и автоматически перепечатан в Библиотечке «Красной звезды» «Время весеннего равноденствия» № 11 за 1978 год. МАНЁВР Когда старший лейтенант Анатолий Скрябин и лейтенант Владимир Корнеев вернулись в общежитие, закатные лучи летнего солнца косо простреливали комнату, радужно дробясь в стекле графина и отражаясь в полировке шахматной доски. – Ну что, сыграем партию для упражнения ума перед тактическим занятием? – смеясь, предложил Корнеев. – Давай, – согласился Скрябин и тихо добавил: – Поговорить бы надо. – Заодно и поговорим… Офицеры сели за стол, сосредоточенные, непохожие друг на друга. Скрябин был черноволос, худощав. Его погрубевшее от полигонных ветров, смуглое лицо казалось нервным и жёстким. Рядом с ним Корнеев выглядел юношей. Его щёки едва порозовели от загара, и всё лицо казалось безмятежным, лишь глаза смотрели со спокойной уверенностью, даже с лёгким вызовом. – Понимаешь, Володя, – начал Скрябин, – в батальоне должность ротного освободилась. Решают сейчас, кого назначить… – Ну и что? – невозмутимо спросил Корнеев. – Пусть решают, начальникам виднее. – Завтра же у нас показные занятии в батальоне, возможно, командир полка будет… Неужели не понимаешь? – Так я-то при чём? – пожимая плечами, задал вопрос Корнеев. – Мой взвод как раз против твоего действует, – Скрябин сделал первый ход. – Вот я и хотел попросить тебя… ну, подыграть, что ли мне… чуток… – Подыграем! – проговорил Корнеев, задумчиво глядя на шахматную доску и делая встречный шаг пешкой. – Понимаешь, – оживился Скрябин, – я ещё раз был на местности, продумал всё, – он вдруг отодвинул шахматную доску, взял лист бумаги и стал быстро чертить схему. – Создаю видимость атаки… здесь, понимаешь?.. А сам под прикрытием дымов перебрасываю два отделения овражком и атакую тебя во фланг и тыл… Представляешь, какой вид получится!.. – А зачем ты мне это говоришь? – с удивлением спросил Корнеев. – Опять ты простачком прикидываешься! – Скрябин снова придвинул шахматы, рассеянно пошёл слоном. – Да ведь если ты разгадаешь замысел, то очень легко можешь запереть меня в овражке. Тогда – пропало… – И ты этого хочешь? – Корнеев усмехнулся, вводя в дело шахматного коня. – Чего я хочу, ты знаешь, – Скрябин тяжело вздохнул. – Ведь занятие показное – показать себя можно… Он не договорил. Впрочем, Корнеев понял сослуживца. Знал он больное место Скрябина. Пятый год, как тот прибыл в полк. Все его товарищи за это время командирами рот стали, кое-кто и повыше поднялся. Один он взводным ходит, считая, что просто не везёт. Вспомнилось Володе Корнееву и другое… С самого первого дня Анатолий Скрябин опекал его, молодого лейтенанта, выкладывал без утайки всё, чему его самого научила жизнь, помогал бескорыстно, не жалея времени. Сколько раз обращался Корнеев к приятелю с большими и малыми просьбами и никогда не знал отказа. А вот Анатолий впервые обратился к нему с просьбой… Но ведь просьба-то какая!.. Постарался вникнуть в то, что просил Скрябин: «Подыграть! Сделать вид, будто проглядел удар по собственному флангу… Кому от такого действия польза? Даже на показном занятии?» – Не могу я, Толик, не могу… То есть, если бы дело касалось меня одного, может быть… А мой взвод?!. – Что взвод?! Его дело команды выполнять… – Знаешь, Анатолий, люди не шахматные фигуры… Я ведь каждого учу понимать остановку, чтоб каждый солдат мог командира отделения заменить, а сержант – командира взвода. Нет, не могу. Они же сразу всё поймут! – Что ж, – Скрябин в сердцах смешал фигуры на шахматной доске, – теперь тебе и карты в руки… Замысел я рассказал и не отступлю от него. Лови удачу. Ты ведь всего год после училища служишь, как говорят, все перспективы впереди. – Садись! – вдруг решительно сказал Корнеев. – И расставь шахматы заново. Подыграю, так и быть… …Настроение у лейтенанта Корнеева в то солнечное утро совсем не соответствовало погоде. Он, тщательно скрывая чувство вины, преследовавшее неотступно, угрюмо поглядывал на возбуждённые перед занятием лица солдат и сержантов. Думал о том, как они будут стараться, гордясь, что именно их взводу доверили участвовать в показных занятиях, и какими огорчёнными вернутся в казарму после поражения, в котором будут неповинны. Он знал: взвод Скрябина сейчас занимает исходное положение для атаки. Работать быстро Скрябин умел, доводя действия подчинённых до автоматизма. Именно до автоматизма, когда думает и решает за всех только он один. Может быть, поэтому, размышлял теперь Корнеев, и нет у него хороших помощников во взводе, может, поэтому «не везёт» Анатолию в службе? …Вот и дымовая завеса на фланге, откуда должна последовать атака. Не без основания опасался Скрябин, что разгадать его манёвр не так уж и трудно, – вон уж и солдаты, все как один, обратили внимание на овраг… – Товарищ лейтенант, вы ранены, командовать взводом не можете, – услышал Корнеев голос руководителя занятия. Его охватили растерянность… и облегчение. – Слушай мою команду! – тотчас раздался уверенный голос заместителя командира взвода сержанта Тайшанова. Сверкнув чёрными, чуть раскосыми глазами, он быстро распорядился: – Первому отделению, с расчётом станкового гранатомёта, запереть выход из оврага. Уничтожить обходящего «противника»… Второму и третьему отделениям приготовиться к контратаке. Тревога и смутная радость охватили Корнеева. Он, наверное, и сам бы действовал теперь так же, как действовал Тайшанов, позабыв о своём обещании «подыграть», – ведь бой есть бой, и если ты захвачен им, тобою руководит одно стремление – победить! Взвод Скрябина шёл в ловушку и оказался в ней. Отделение, оставшееся без командирского присмотра, не смогло помочь попавшим в беду. Весь день Скрябин избегал разговоров с приятелем. Под вечер командир роты собрал офицеров, и, когда он восстановил картину учебного боя, Скрябин изумлённо взглянул на Корнеева. А ротный заключил: – Поздравляю вас, лейтенант Корнеев, с таким заместителем, как сержант Тайшанов. Вы хорошо подготовили взвод, правильно обучили сержантов. Думаю, не ошибусь, аттестуя вас как офицера, достойного выдвижения на вышестоящую должность. В наступившей тишине Корнеев отчётливо услышал рядом с собой тяжёлый вздох. Когда выходили из казармы, Скрябин догнал Корнеева и спросил: – Так что, сыграем вечерком партию-другую? – и помолчав: – Ты не сердишься за вчерашнюю просьбу? – Мне-то с чего сердиться? – смущённо отозвался Корнеев. – А стоило бы, – вздохнув, сказал Скрябин. – Я уж понял, в каком бы ты оказался положении, если бы подыграл мне. Я и сам хотел сегодня изменить замысел, да не решился: ты ведь мог подумать, что я вчера тебя просто «покупал»… Знаешь, ты действительно больше достоин выдвижения на должность ротного. – Ну, это не нам решать, – засмеялся Корнеев. – А пока – шахматы! Сегодня белыми я начинаю! *-*-* Впервые опубликован в газете «Красная Звезда» 14 января 1978 г. и автоматически перепечатан в Библиотечке «Красной звезды» «Время весеннего равноденствия» № 11 за 1978 год. ПРОСЕКА Вы только посмотрите, что ваш Новиков затеял! – воскликнул командир полка полковник Чернышёв, глядя в бинокль на противоположный берег реки, что широкой лентой огибала высоту. – Приданные танки сюда послал… А где же основные силы? Где батальон, я спрашиваю? Чернышёв оторвал от глаз бинокль и, повернувшись к стоящему возле него комбату майору Гончарову, сделал вид, что сердится. Однако, по тону, которым он говорил, по выражению лица было видно: доволен. А Гончарова мучили сомнения. Ещё по пути на КП он подумал о том, что вряд ли старший лейтенант Новиков поведёт батальон по шоссе. Наверняка предпримет неожиданный манёвр. Стараясь предугадать действия молодого офицера, Гончаров мысленно прикинул несколько вариантов и остановился на одном. Судя по всему, он оказался прав. Всё пока говорило о том, что Новиков решил атаковать опорный пункт «противника», расположенный на высоте, во фланг причём атаковать, предварительно переправившись через реку не перед высотой, под огнём обороняющихся, а в стороне – там, где река разделялась на три рукава. Место там было заболоченное, и «противник» вряд ли мог ожидать атаки с того направления. И вот теперь, разгадав замысел подчинённого, Гончаров колебался, не зная, как поступить. С одной стороны, всеми силами души он хотел помочь Новикову, своему ученику и выдвиженцу. С другой, – он не мог не выполнить просьбу командира полка, именно не приказ, а просьбу, и, вероятно, последнюю в этом полку. Чернышев обратился с ней накануне учений. Он вызвал Гончаров к себе в кабинет и заговорил нарочито резко, даже грубовато. Такая уж натура была у командира – старался за внешней суровостью прятать свои чувства: – Вот что, комбат, приказ о вашем назначении уже подписан. Мне только что звонили из штаба дивизии. Поздравляю! Гончаров не сразу нашёл, что ответить. – Что молчите, комбат? Небось, душой уже давно на новом месте? – ворчливо прибавил Чернышёв, и Гончаров почувствовал: командиру жалко расставаться с ним. – Нет, о другом сейчас думаю. Кому батальон передать? Столько труда в него вложил! Хочется, чтобы попал в хорошие руки. – Знаю, знаю. Опять за Новикова просить будете, – предположил командир полка. – Старший лейтенант Новиков будет толковым комбатом. Неужели вы в этом сомневаетесь? – Сомневаюсь ли я? – Чернышёв резко встал, шагнул к майору. – Хотите честно? Сомневаюсь… Нет, нет, – жестом остановил он возражения. – В том, что с батальоном в обычной обстановке справится, верю. И дисциплину поддержать сумеет, – полковник рубанул воздух сжатым кулаком. – И боевую подготовку, как положено, организует… Но мы, комбат, люди военные. Мне важно знать, как он в бою с батальоном справится. Одним словом, вот что. Представление на Новикова после учений напишу. Хочу экзамен ему устроить. А проэкзаменовать его поможете вы. За тем и вызвал, – и командир полка изложил Гончарову свой план. …Тактическое учение началось под утро. Майор Гончаров вывел подразделение в назначенный район и получил задачу от командира полка. Впереди была река, за ней господствующая высота. Той высотой и предстояло овладеть батальону, чтобы закрепиться на выгодном рубеже. Когда были собраны командиры рот и приданных подразделений, прозвучал сигнал «Воздух!», а следом поступила вводная: командир батальона вышел из строя, командование батальоном принять старшему лейтенанту Новикову. Новикова охватило волнение. Он подошёл к Гончарову, но тот даже не дал задать вопроса, заявив: – Действуйте, товарищ старший лейтенант. Ничем помочь не могу. Более того, командир полка поручил мне командовать подразделениями, обозначающими действия противника. – Гончаров сделал паузу и уже тихо прибавил: – Постарайтесь выдержать экзамен. Начальник штаба батальона старший лейтенант Усачёв, ревниво поглядев на Новикова, протянул ему рабочую карту и сказал: – Задачу вы знаете. Общая остановка нанесена подробно. Если есть вопросы, готов ответить. – Спасибо, вопросов нет, – сказал Новиков и добром вспомнил Гончарова, который жёстко требовал от каждого офицера не только подробно наносить обстановку, но и тактически мыслить на ступень выше занимаемой должности. Карта начальника штаба позволяла моментально войти в курс дела. Новиков достал из командирской сумки остро отточенный карандаш, провёл его кончиком вдоль светло-коричневой линии, обозначающей шоссе, ведущее к высоте. Внимание привлекла тонкая чёрная ниточка, убегающая влево через лес и кое-где переходящая в пунктир. Это был просёлок. Он пересекал лесисто-болотистую местность и упирался в реку там, где она разбегалась на три рукава. Соблазнительная мысль пойти этим маршрутом появилась сразу. – Только время потеряем, – попытался возразить начальник штаба. – Во-первых, «противник» тоже знает об этом просёлке, во-вторых, по гати может не пройти техника. Танки точно не пройдут… – И не надо! Танки мы направим на высоту прямиком. Пусть имитируют атаку с фронта и опорный пункт под огнём держат. А просёлок!? Разведаем, какова проходимость… – Лейтенант Огнев, – подозвал он командира взвода своей роты, – ваш взвод назначаю в боевой разведывательный дозор! Задача: пройти вот этим маршрутом, тщательно разведать гати и выяснить, нет ли в этом районе «противника». – И посмотрите, может быть, есть другие кратчайшие выходы от гати к реке, – прибавил начальник штаба. – Дельно, – оценил Новиков. …Почти в тот же самый момент майор Гончаров, минуя развилку дороги, взял на заметку уходящий влево от дороги просёлок. Приняв под своё командование подразделения «противника» и прикинув возможные варианты действий Новикова, он тут же послал одно отделение в то место, где была переброшена гать. Задачей отделения было: предупредить обороняющихся, если наступающие предпримут обходной манёвр. Ну а затем отойти к реке, куда в этом случае Гончаров успеет перебросить с высоты сила, способные сорвать форсирование реки. Теперь, стоя на высоте и наблюдая за действиями батальона, Гончаров понял, что именно это его распоряжение сорвёт замысел Новикова. – О чём задумался, комбат? – спросил Чернышёв. – Или рука не поднимается действовать против своего батальона? Ответить Гончаров не успел. Вызвали к радиостанции. – «Грот!», я – «Грот» один! До взвода наступающих подошло к гати, – доложил командир отделения. – Это разведка. Пропустить. Ничем себя не обнаруживать, – приказал Гончаров. В те же минуты лейтенант Огнев докладывал старшему лейтенанту Новикову: – Путь свободен! «Противника» в районе гатей нет. Гать исправна. К ней выходит просека, которая тянется к высоте. …Отделение «противника» обстреляло батальон, когда первая боевая машина начала движение по гати. Гончаров по радио указал Новикову силы «противника». Обстановка сразу осложнилась. Манёвр разгадан, прорываться вперёд рискованно – это Новиков понял сразу. Что делать дальше? Возвращаться к шоссе? И тут он вспомнил о докладе командира боевого разведывательного дозора. Просека! Где же она, эта просека? На карте был обозначен сплошной зелёный массив леса. Новиков вопросительно поглядел на старшего лейтенант Усачёва. Начальник штаба понял без слов. Откинув люк боевой машины управления, он поднялся и легко перебросил через бор свой жилистое тело. – Комбат! – закричал он через минуту. – Просека прорублена недавно. Оттого её на карте и нет… Значит, «противник» может не знать о ней! – Понял! – ответил Новиков и приказал немедленно поставить дымовую завесу. А затем, оставив один взвод для отвлечения внимания «противника», основные силы повернул на просеку. …Майор Гончаров вызвал по радио командира, обозначающего действия «противника» у гати. – Теснят нас, – доложил сержант! – Прикрылись дымовой завесой и атакуют. – Отходите к реке, – распорядился Гончаров и, повернувшись к командиру полка, опечаленно заметил: – Пора захлопывать ловушку. – Вы действуйте, действуйте, товарищ майор, – сказал командир полка, не отрывая от глаз бинокля и впервые сегодня назвав Гончарова по воинскому звании. «Что это там заметил командир полка? – удивлённо подумал Гончаров и тоже поднял к глазам бинокль. – Просека?! Интересно, куда она ведёт? Странно, на карте её нет». Уже отдав распоряжение на переброску подразделений к трём рукавам реки, Гончаров снова подумал о просеке и о дымовой завесе, поставленной в Новиковым. Удивив механика-водителя, он тихо сказал: – Хотел бы я сейчас ошибиться! А в это время батальон, скрытно выдвинувшийся по просеке к берегу, под прикрытием огня танков уже форсировал реку и стремительно двигался к высоте. *-*-* Публикация в газете «Красная Звезда» 27 июня 1981 года сопровождалась врезкой: «30 июня (1981 г) в Москве начнёт работу VII съезд писателей СССР. В период между писательскими съездами в нашу многонациональную советскую литературу пришло немало талантливой молодёжи. Среди тех, кто активно пробует свои силы в литературном труде, – участники семинара, проведённого совместно ЦК ВЛКСМ и Главным политическим управление Советской Армии и Военно-Морского Флота по инициативе журнала «Литературная учёба». Сегодня мы публикуем подборку их произведений.