игра
Восьмая глава детективного романа «Плата за игру»
Полина Трофимова. Мария Шестакова
«Ты самое яркое впечатление жизни…»
«Может на одноклассниках? – подумала она. – Хотя, конечно, сайт теряет популярность. Расцвет в прошлом, но так ведь он, как и я сама, мог когда-то раньше зарегистрироваться там, да и остаться. Друзьями-то оброс, наверное».
Она давно не выходила на сайт, и туда уже не могла попасть без пароля. Потребовалось ещё какое-то время отыскать пароль, который хоть и записала когда-то, но уж не помнила куда.
Наконец, нашла в старой записанной книжке.
И надо же!? Разве не чудо!? Андрей нашёлся сразу. Да, она узнала его по фотографии. Совпала и дата рождения. Мало того, светился огонёчек. Он говорил, что Андрей на сайте.
Она быстро нажала: «Написать сообщение». И вот тут растерялась. Что же, что написать? Как начать письмо? Что произошло между Андреем и Аней? Подруга так и не сказала, что, но дала понять, что они давно уже не вместе.
«А, напишу прямо, напишу, как есть!»
Набрала:
«Здравствуй, Андрей! Ты наверно удивился, что я опять появилась в твоей жизни и решила написать тебе. Я теперь свободна. Я – вдова. Начинаю новую жизнь. Как всё сложится, не знаю? Старшая дочь за границей. Младшая в Москве учится на 2-ом курсе. Пиши, если ещё помнишь...»
Написала и остановилась – никак не могла отправить письмо. Думала, думала, но ничего не могла придумать.
А мысли вертелись вокруг, да около.
«Вот тебе и счастливая мужняя жена. Столько лет счастливая, в кавычках счастливая, в кавычках».
Вспомнился сравнительно недавний эпизод.
Вадим был в командировке, в Чехии. Должен был прилететь как раз в тот день. Лора ждала его, приготовила много вкусного. Готовить она умела. Даже пироги печь, как пекли бабушка, мама…
Ближе к полудню раздался звонок. Она взяла трубку и услышала:
– Ну что, дура рогатая! Твой-то в Чехии с полюбовницей своей был. И сегодня они, голубки-то, прилетают.
В трубке послышались гудки. Лора положила её и опустилась на стул, растерянно озираясь. Вот уж, всё готово почти к встрече. Любила или не любила, но женой была примерной, с тех самых пор, как оборвался роман с Андреем.
И вдруг, как спохватилась.
Быстро оделась, заперла квартиру и побежала к машине. Потом раздумала садиться за руль в таком состоянии, поймала такси и в Шереметьево.
Купила цветы, специально купила. Встала у зала, через который проходили прибывающие пассажиры.
Приехала рано. Прибыл первый рейс из Праги, не тот, что нужен, а всё же она встала в сторонку и просмотрела всех пассажиров. Мало ли? Кто звонил? Может, специально зачем-то дезориентировали? Но, с другой стороны, зачем? Она ж никогда прежде не встречала Вадима. Чего ж опасаться?
Сходила на платную стоянку машин. Его машину узнала сразу. Там она дожидалась, родимая, там, на месте.
Снова приготовилась ждать. На неё даже внимание обратили. Кто-то из спецслужб, видимо. Пришлось отойти в сторонку.
Но вот и нужный рейс. И вот они, голубки, как по заказу.
Шли себе, переговаривались. Он вёз за собой здоровый чемодан. Она везла поменьше.
И Лора выработала план. Она пошла навстречу, протянула букет и так, как давно уже не говорила, ласково, сказала:
– Ну, здравствуй, любимый. Я так соскучилась.
Немая сцена – не передать.
Он, как калач давно уж тёртый, опомнился первым. Засуетился:
– Ой, девочки, ой! Я мигом! Стойте здесь. Я сейчас за машиной. Подвезём мою коллегу и домой.
Решил вывернуться. Да ведь и не знал он о звонке-предупреждении. Могло удивить лишь то, что Лора встретила его.
Он оставил их у дверей, чтобы не мёрзли на улице. Был март, погода стояла промозглая.
Но только Вадим ушёл, Лора повернулась к его попутчице, которая уж решила, наверное, что всё обойдётся. Оценивающе оглядела её. Сразу заметила, что та постарше, причём даже не на год и не на два. Так, с виду.
Ну и выдала так, как и от себя-то не ожидала, за всё своё – за всех, кто был у него прежде, да авансом за тех, кто будет в будущем.
– Ну что… Прокатились. Дай-ка погляжу. Ну… ты ему-то в мамы годишься, а мне и в бабушки.
Это было преувеличением. Лора с Вадимом были ровесниками. Но тут уж не до уточнений.
Женщина стояла, растерянно глядя на Лору и, видимо, не ведая, что сказать.
– Вот что, подруга хорошая, кошка драная, дуй-ка отсюда, пока цела, а то распишу твою физиономию, не хуже Врубеля…
Потом не могла понять, почему назвала Врубеля. Видно, что будет грозно так, показалось. Не ответила и на вопрос сама себе, «расписала» или не «расписала» бы физиономию. Скорее нет, чем да. Но уж, видно, очень грозным был вид у неё, загнанной в угол, подобно обиженному котёнку. И этот котёнок в последний момент превратился в тигра.
Женщина подхватила свой чемодан и поспешила улизнуть с поля боя подобру-поздорову.
А вскоре подошёл Вадим. Он удивлённо осмотрелся, но Лора опередила его:
– Твоя коллега сказала, что доберётся сама, чтоб не стеснять нас.
Было желание устроить скандал, накричать, но… Она всё чаще стала проявлять железную выдержку, понимая – ничего уже не изменишь. И как-то надо приспосабливаться к жизни.
И вот… Всё кончено. Она сидела одна перед компьютером и думала, отправлять написанное или не отправлять.
И набравшись духу, отправила.
Отправила, и словно гора с плеч.
Ждала, ждала с волнением. И дождалась: показалось падающее пёрышко. Значит, ей пишут ответ. Но какой ответ – вот сейчас ответит холодно, ответит грубо… Нет, грубо не ответит. Не таков. Но уничижительно-безразлично может. А это лучше ли?
Ответ высветился неожиданно, появился из небытия:
«Милая!.. Странный вопрос... Как же я могу тебя забыть? А что случилось? Или пока не время рассказывать? Ну а тебя помню, помню и знакомство наше и то чудесное лето, и всё, всё, самое лучшее…»
У неё защемило сердце от тоски по тому, что могло быть и чего не случилось. Она ответила тут же и ответила, не сдерживая себя:
«Мой любимый! Спасибо тебе за доброе отношение. Всё, что со мной случилось достойно детектива. Хочу позвонить, но я не знаю твой телефон. А свой дать пока не могу. Не доверяю соц. сетям. Очень всё у меня сложно. Я же не работала. А сейчас надо куда-то устраиваться. Но это не главное».
А потом всё-таки написала, что случилось с мужем… И сделала вывод:
«Оказалось, он сам выбрал решение! Даже в Интернете кто-то написал – «сильный поступок слабого человека!»
Он задал вопрос:
«Но что же к тому привело?»
Лора коротко намекнула:
«Есть версия, что виноваты карты. Оказывается, он летал в Минск, там казино официально не запрещены. Утром туда, а вечером обратно, вроде как с работы вернулся».
Андрей ответил:
«Да, вот карты это, конечно, страшное дело. Сколько людей погубили…».
Лора уточнила:
«Короче вопросов много и домыслов. Что там на самом деле с ним случилось, до конца так и не понятно. Друзья то ли на самом деле не знают, то ли не хотят говорить. Но я до конца не знала, что так все плачевно кончится, а то бы ждать не стала».
Она не уточнила, чего бы не стала ждать, но всё же дала понять, что мысли о разводе появились у неё давно, да только вот что-то сдерживало их.
Лора не стала развивать тему развода. Могло показаться, что она написала с определённой целью. Но она написала, потому что не могла не написать. Снова вернулась к мыслям о случившемся с Вадимом:
«И ещё, наверное, (я так думаю) играл в подпольных казино – они тоже есть, хотя с ними и борются. Нам уже пришлось первую дачу продать – долги. Потом однокомнатную квартиру. Правда, он потом построил коттедж. Но сейчас и его нет. Больше года назад заложил его. А я и не подозревала – всё лето там огородом занималась. Даже не догадывалась, что это уже не моё. У него в паспорте не было штампа о браке – в милиции при обмене не поставили вот он и воспользовался. Совершал сделки, как холостой, иначе бы пришлось моего согласия спрашивать».
Он согласился с тем, что тема уникальна:
«Действительно, сюжет для небольшого романа. И кстати, полезного, поскольку, увы, немало таких случаев».
Она с горечью призналась:
«Да, я только теперь поняла, какая была доверчивая и беспечная. Верила… Вот я и говорю, что сюжет просто замечательный. Подробности выдумывать не надо, я в деталях всё расскажу...»
Он удивился:
«Ты что, хочешь, чтобы я написал? Я ж не по той части…»
«Да, по той части, о которой упомянул, у меня у самой столько вопросов. Ведь я так и не узнала, как всё вышло в то далёкое лето. И как ты жутко рисковал. Ради меня. И не объяснила тебе много того, что объяснить хотела».
А между тем, было уже далеко за полночь. Ведь не только на письмо и на пересылку сообщений уходило какое-то время. Лора же не знала, может Андрею завтра рано на работу. Она написала:
«Хорошая у нас сегодня с тобой переписка получилась. А то я совсем раскисла. А сейчас время пролетело незаметно. Ты уже наверно спишь в это время?»
«За это не беспокойся».
Она читала, но нет-нет, да начинала думать о своём, о том, что ещё не переболело. И одновременно всё же испытывала неловкость. Только произошла трагедия, а она уже пишет и кому пишет, некогда близкому человеку, теперь она бы сказала, что и родному. И она прибавила к уже написанному:
«Да. Я была хорошей женой. Упрекнуть себя не в чем. Не моя вина, что с ним произошло. У тебя хорошая память на детали. Я тоже помню многое. Вот так Андрюшенька, была хорошей женой, да это не нужно было. Но, я не могу не признаться, что ты и только ты моё самое яркое впечатление от жизни. Одно лето – вся жизнь»
Написав это, Лора поспешно выключила компьютер.
Андрей попытался что-то ответить, но огонёк возле её имени на Одноклассниках погас.
Он сидел и думал, думал о только что случившемся.
Думал ли он о ней, помнил ли? Ведь действительно, одно, только одно лето и вся жизнь. И он снова вспомнил то необыкновенное лето, вспомнил её внезапный отъезд в санаторий и неожиданный звонок Анны.
Он не мог заснуть. Нахлынули воспоминания…
(о которых мы расскажем в следующей главе…)
Плата за игру. Глава вторая
Ночной звонок Полина Трофимова, Мария Шестакова
ПЛАТА ЗА ИГРУ или СУИЦИД ПО НЕВОЛЕ
Глава вторая
Ночной звонок В тот день приятель так и не сказал, от кого исходит угроза Лоре и её детям. Он долго крутил вертел, но так и не прояснио, что имел в виду. Лишь намекнул, что дело в бизнесе, который покойный вёл порой слишком дерзко, слишком рискованно.
Впрочем, она и так уже задумывалась над тем, почему он постоянно возил с собой ружьё, почему ставил машину не возле подъезда, даже не у дома, а довольно далеко. Наверное, причина не столько в габаритах дорогой иномарки. Возможно, он не хотел привлекать внимания к своему дому. Хотя, разве ж трудно вычислить, где живёт человек. Услышав об опасности, которая, якобы, грозила семье, она вдруг вспомнила, что старшая дочь не раз говорила её о каких-то подозрительных личностях, вроде бы следивших за ней. Однажды она заметила, что её «ведут» по городу две машины, сменяя одна другую. Будучи весьма лихой за рулём, она сумела оторваться от преследователей, резко сорвавшись со светофора. Но скоро и сама Лора заметила подозрительных людей, которые наблюдали за местом происшествия, куда приходила положить цветы и зажечь лампаду. Стала присматриваться – подозрительные личности наблюдали за ней и родственниками на кладбище в 9 дней, в 40 дней…
Они не приближались, но вели себя слишком демонстративно, показывая, что следят, сопровождают в дороге. Она продолжала расспрашивать его друзей. Кто-то сказал, что он, вполне вероятно, посещал подпольное казино. И тут она вспомнила одного соседа, который слишком напористо, в какой-то степени даже по наглому лез к нему в друзья. Кажется, его звали Юра. Это было, когда уже для них, для их семьи, наступали нелёгкие времена. Муж приходил с работы издёрганным и после ужина, который проглатывал мгновенно, словно кто-то за ним гнался, но без аппетита, сразу удалялся в большую комнату, включал компьютер и удалялся от семьи, проваливаясь во всемирную паутину. Они спали в одной кровати, но – врозь. Он приходил далеко заполночь, ложился и лежал с открытыми глазами, глядя в потолок. Спрашивала его: – Что с тобой? Поделись, откройся – легче будет. Он молчал, отчего обстановка становилась ещё более тягостной.
Пыталась перебирать в памяти события последних, чтобы отыскать хоть какие-то зацепки, пролить хоть какой-то свет на случившееся. Вспоминала, кто из его приятелей и что сказал о нём. Мнения были, порой, диаметрально противоположными. Как-то взяла лист бумаги, очертила круг и стала, подобно тому как это делают следователи на телеэкранах, записывать версии. Написала: «Версия первая! – суецид». Но тут же испугалась этого слова, зачеркнула и начертала: «самоубийство». Словно покоробило её от страшного смысла написанного и поправила: «уход из жизни по собственной воле». Долго думала и снова поправила: «уход из жизни по принуждению к самоубийству». Теперь нужно было понять причины. Их могло быть несколько: 1. Проигрался в карты… 2. Проигрался в казино и задолжал неподъёмно крупную сумму. 3. Ошибка в бизнесе – «кинули» на крупную сумму, тоже неподъёмную для него. Долго сидела, размышляя, что ещё добавить и написала ещё одну версию: «Убиство из-за долгов, которые неспособен отдать» Ведь было два выстрела, два, а не один. А наутро «прилетели» первые «ласточки». Позвонили из банка и попросили мужа.
Она, не сообразив, как вести себя, сказала, что он ушёл из жизни. Тут же поинтересовались, кто наследует имущество. И началось. Она с ужасом узнавала всё новые и новые подробности – таунхауз старшей дочери продан, дача, их дача, в которую она влодила немало сил, благоустраивая её, заложена. Даже квартира на волоске. Всё имущество на волоске. А потом пошли звонки из банков по поводу менее крупных сумм – менее крупных сравнительно, но теперь, в новых условиях, совершенно неподъёмных для неё. В ней боролись два начала, в ней как бы звучали два голоса – один защищал его, перечисляя всё хорошее, что было в их жизни, а ведь и хорошего было немало. Второй выкатывал всё ужасы того положения, в котором она оказалась вместе с дочерьми. И ведь оказалась только по его, исключительно по его вине. Вот она игра, двойная игра, за которую неминуемо наступает расплата. И она наступила – он сам вынес себе приговор. И снова мысль… А если всё-таки его убили?
Она не сразу до конца осознала это вот своё положение. Она привыкла жить в определённом достатке, в определённой нише, которая располагалась на уровне, значительно выше среднего… У неё всегда были машины престижных марок, у неё были квартира, дача, были поездки за рубеж, частые поездки, можно сказать, куда только пожелает. Мысль о том, что его убили, пришлось отбросить. Следствие доказало, что это самоубийство. И снова Лора подумала о том, в каком же тяжелейшем положении оказался он, если промахнувшись, если всадив себе пулю в плечо, превозмогая боль и теряя силы всё-таки вышел из машины, открыл багажник и достал оттуда ещё один патрон. Странно, что и в первый раз он зарядил одним патроном и во второй – тоже только одним. Что же было делать?
Она оставалась одна – одна, перед свалившейся на неё бедой. К кому обратиться? Даже соседи, которые узнавали о случившемся, сразу начинали сторониться её. Спасало только то, что это огромная Москва, а не какой-то небольшой захолустный городишка, где все друг друга и друг о друге знают. Она жила словно под дамокловым мечом. Выходила из подъезда и осматривалась. Её уже начинало казаться, что в тот же момент срывалась с места и уезжала какая-то подозрительная машина, или какой-то прохожий спешно отворачивался и поднимал воротник. Утешением была мать, утешением были и две дочери, но одна жила за границей, куда тут же и умчалась. Вторая училась в институте. У неё только-только начались нежные отношения с однокурсником. А ведь надо было постараться скрыть от пока ещё будущего жениха – предложения он не сделал ещё – скрыть, скрыть, скрыть всё то, что случилось. Она боялась подходить к телефону, потому что звонили в основном бессчётные кредиторы.
Хорошо, что дверь была двойной – одна входная в тамбур, вторая из тамбура в крохотное пространство перед её квартирой и квартирой соседей, с которыми и знакомы-то были едва-едва. Однажды встретила возле лифтов Юру, с которым видела своего столько жестоко поступившего с собой мужа. Тот вошёл в подъезд перед ней, но увидев её, кивнув ей, поспешил выйти на улицу. Казалось, он уже исчез раньше, но вот зачем-то приезжал снова. Кто он? И не он ли организовал какие-то игры, не он ли фактически провёл какую-то операцию, проще говоря, подставу, чтобы вырвать деньги и запутать в долгах. В то день она сидела дома одна. Дочь уехала на дачу к родителям своего друга. За окном гудела пурга, снежная крупа стучалась в окна. Да и фильм, когда включила телевизор, набросился на неё со всеми мыслимыми и немыслимыми страстями. Она даже не успела понять, что за фильм, не успела вникнуть в сюжет, как вдруг резко зазвонил домашний телефон. Она не подошла.
Звонки прекратились. Она походила по комнате – словно предчувствие какое-то. Телефон зазвонил снова. Она долго думала, что делать. Наконец решилась взять трубку, но не успела – там уже были гудки. Полистала программы. И снова попала на фильм сериала «След». Там как раз кого-то расчленяли. Недаром сериал прозвали заочно «расчленёнкой. Выключила телевизор, пошла в спальню, разобрала постель. Выключила свет, но почувствовала какую-то непонятную тревогу, и поспешила включить ночник. Легла на огромную, давно уже ставшую холодной постель… И тут же заставил вздрогнуть резкий звонок в дверь.
Плата за игру или суицид поневоле
Полина Трофимова, Мария Шестакова
ПЛАТА ЗА ИГРУ или СУИЦИД ПОНЕВЕОЛЕ
Повесть Глава первая
СИЛЬНЫЙ ПОСТУПОК СЛАБОГО ЧЕЛОВЕКА
Полина Трофимова, Мария Шестакова ПЛАТА ЗА ИГРУ или СУЕЦИД ПОНЕВЕОЛЕ Повесть Глава первая СИЛЬНЫЙ ПОСТУПОК СЛАБОГО ЧЕЛОВЕКА – Так вы говорите, что ваш муж не раз заговаривал о самоубийстве? И вы.., вы не приняли мер?! Так вот вы, именно вы повинны в его гибели… Вы должны были отобрать у него ружьё и привести к нам… Врач, женщина средних лет, сурово посмотрела на пациентку. А та даже сразу не могла сообразить, что ответить. Она пришла к психотерапевту для того, чтобы найти помощь в трудную минуту, а тут такое услышала. Одни обвинения. И в грубой форме. Пациентка растерянно смотрела на врача. Она – её звали Лора – выглядела утомлённой, подавленной, хотя на вид была ещё довольно молодой женщиной, недавно вступившей в пору женской зрелости, той зрелости, которая придаёт особый коллорит женской красоте. Вероятно, где-то за пределами кабинета врача, в иной обстановке, она была очень привлекательной, располагала к общению. Но сейчас на лице были написаны боль, разочарование, даже возмущение. – Так что же я могла сделать? Как я могла отобрать ружьё, если он владел им вполне законно. Он в охотничьем обществе. Билет есть. Даже милиция не могла бы отобрать, когда останавливала. Гаишники не раз видели ружьё, проверяли документы и всё. А как привести его к вам? Если он не считал себя ненормальным, да и никто его таковым не считал. И я не считала. Что же я могла сделать? – повторила она растерянно. – Ну, милочка моя, было бы желание… Все-е-е ненормальные нормальными себя считают. Все… – Ну знаете?! – возмущённо проговорила пациентка. – Подбирайте слова. Вы же врач… Она встала и, не дожидаясь ответа, покинула кабинет. Сколько раз после того чёрного дня, когда прогремел роковой выстрел, она встречала вот этакое непонимание, словно была в чём-то виновата. Но в чём? Она действительно слышала странные заявления мужа, но разве можно было принять их всерьёз? Кто бы такое всерьёз принял? Ещё неделю назад, складывая в чехол охотничье ружьё, которое для чего-то постоянно брал с собой даже на работу, он вдруг сказал: – Нет-нет, не волнуйся. В эти выходные я этого не сделаю. У неё мурашки пробежали по спине, и она спросила с тревогой: – Чего ты не сделаешь? Ты о чём? – Да, это я так, прости… Прости, что-то заговариваться стал. А в тот самый роковой день позвонила родственница из Санкт-Петербурга и почти закричала в трубку: – Ты знаешь Лора, что Вадим собрался стреляться? – Что собрался? С кем стреляться? – спросила она у родственницы. – Не с кем, а сам… Застрелиться собрался… – Кто вам сказал? – Он, он – сам мне проговорился. – Ну, мало ли, что он мог сказать, – успокаиваясь, ответила Лора. – Если решаются на такое, молчат о том… – И всё же ты поговори с ним. Ты ему скажи… В этот момент зазвонил сотовый и Лора сказала: – Подождите… Это как раз он звонит, – и уже в мобильный: – Да, да я слушаю… – Домой еду, – сухо сообщил муж. – Приезжай, приезжай скорей. Нам надо серьёзно поговорить. – Поговорить? О чём? – спросил он, как показалось, настороженно. Она не успела ответить. Мобильник замолчал. Лора же отвлеклась на текучку дел. Она только что вернулась домой после прогулки с собакой. Помыла ей лапы после гулянья и стала крутить котлеты. А вот дверь входную забыла закрыть. Было от площадки лифта две двери. Одна вела в тамбур, а в тамбуре установили ещё одну вместе с соседями, что по одну с ними сторону. Примерно через час муж позвонил снова. Видимо, он уже добрался до дому и только что поставил машину, как всегда на площадке за хозяйственным магазином – машина была длинной, и возле подъезда парковать её было очень сложно. От его убийственного, ледяного тона она никак не могла отойти: – Я приехал… на стоянке, – процедил он каким-то трудноузнавемым, казалось уже потусторонним голосом. Что он этим хотел сказать? Потом уже, размышляя над теми последними минутами в его жизни, она искала хоть какие-то зацепки, что бы понять, можно ли было предотвратить трагедию. А в том момент ледяной тон, голос, который звучал словно из иного мира, заставили встрепенуться. Лора подхватилась и побежала на улицу, лишь по дороге обнаружив, что забыла запереть на ключ тамбурную дверь – этого прежде с нею не случалось. И вдруг едва не наступила на его мобильник, брошенный у второй двери уже в тамбуре. Значит звонил он с другого, старого телефона. А когда толкнула дверь, под ноги упали ключи – все ключи. В связке были его ключи от квартиры, от дачи, ещё какие-то. Рядом валялся бумажник. Состояние у Лоры было жуткое, даже вырвался стон. Она поняла, что Вадим подходил к двери, даже открывал тамбурную дверь. Быть может, колебался, а быть может, просто не хотел, что бы оставались при нём ключи и мобильник с нестёртыми ещё номерами людей, с которыми созванивался в минувшие дни. Она поспешила во двор. И вдруг снова звонок мобильника. Теперь она уже точно определила, что звонит он со старого мобильника, того, что попроще. На ходу ответила и тут же услышала короткое: – Я больше не приду домой. Она всё поняла, она поняла, что он не пугал, что он решился на что-то страшное, и сообщение родственницы из Санкт-Петербурга не досужий домысел. А потому закричала в отчаянии: – Подожди, не делай этого, прошу тебя, не делай. Но в ответ тишина. Она побежала по двору туда, где он обычно ставил свою машину. Нужно было пробежать весь дом от самого последнего до первого подъезда, затем спуститься под горку. На ходу чуть не налетела на дворника, и тот воскликнул: – Ой, чо так бежишь? Она ответила что-то нечленораздельное. Впереди, там где была стоянка, раздался приглушённый хлопок. «Выстрел?!» – подумала она и побежала быстрее. Уже стемнело… Серый, промозглый, пасмурный ноябрьский день перетекал в ещё более сумрачный вечер. Впереди – овражек… Было немного страшно. Чуть дальше, в низине, хозяйственный магазин. Она уже видела его машину. Багажник был открыт. Вадим садился на переднее сиденье, не закрыв багажника. Видно было, что садился с трудом. Она что-то кричала ему и бежала, бежала со всех ног. И вдруг обычную московскую не бесшумную тишину разорвал ещё более резкий и сильный хлопок. Его уже нельзя было спутать ни с чем. Это выстрел… Уже второй выстрел? Из того самого охотничьего ружья, которое он возил с собой? Она остановилась как вкопанная. Невдалеке увидела каких-то людей, кажется, рабочих, которые тоже обратили внимание на выстрел. Закричала им: – Вызывайте скорую, милицию. В машине человек застрелился. Она уже не сомневалась, что стрелял он, и в первые мгновения даже не подумала о том, почему прогремело два выстрела. Она ещё надеялась на чудо… Потому и просила вызвать скорую. Она сделала ещё несколько шагов к машине, она видела уже его – его голову, упавшую на руль. И ей стало страшно… Она опустилась на какой-то выступ у ограждения, голова закружилась. С трудом взяв себя в руки, достала свой мобильник, стала набирать телефон скорой по единому номеру, но там шла реклама, и никак не удавалось пробиться через монотонный голос, сообщавший размеренно и безразлично, какую кнопку нужно нажать, дабы сообщить о том или ином происшествии. Наконец, ответила милиция и она сбивчиво, с отчаянием в голосе сообщила, что во дворе дома, в собственной машине застрелился человек, и назвала адрес. Попросила и о том, чтобы вызвали скорую, потому что, быть может, он ещё жив. А ведь надежда на это не была лишена оснований. Выяснилось потом - следствие доказало, что первым выстрелом он серьёзно ранил плечо, причём заряд, прошедший насквозь, повредил козырёк здания почты, чем привёл в шок охранника, который тут же заперся. Полиция приехала быстро. Легковая машина со сверкающим спецсигналом остановилась неподалёку, и Лора пошла к ней, пошатываясь. К машине Вадима она подойти не решилась. Полицейские быстро осмотрели место происшествия, дождались скорой, и когда врач констатировал смерть, пригласили её в свою машину, чтобы узнать хоть какие-то подробности происшедшего. Она была в том состоянии, когда человек либо замыкается и из него невозможно вытянуть ни слова, либо, напротив, изливает бурным водопадом всё то, что накопилось, что томило, тревожило, и чему сам он без посторонней помощи не находил объяснений. Она только в эти моменты поняла, что чисто интуитивно ждала чего-то ужасного, чего-то страшного, поскольку обстановка в семье, в доме в последние месяцы, а особенно недели накалилась до предела. Муж возвращался с работы издёрганный, нервный, почти не разговаривал с ней, а, быстро поужинав, садился за компьютер. Когда она заходила к нему в кабинет, он спешно закрывал экран. Он смотрел на неё так, словно умолял не мешать заниматься каким-то непонятным ей делом. В последние дни он почти постоянно ходил с охотничьим ружьём. Ружьё было в чехле, но всегда при нём. Однажды заметила, что в машине он быстро собирал ружьё и клал его на заднее сиденье. – Тебе кто-то угрожает? Тебя преследуют? – спросила она тогда. Вадим словно бы испугался вопроса, вздрогнул, напружинился и вдруг стал успокаивать: – Нет, нет, никто не угрожает, просто ты же сама знаешь, что сейчас творится на дорогах. Ответ не избавил от тревог и смутных предчувствий, но добиться чего-то вразумительного оказалось невозможно. И вот прогремел роковой выстрел. Она сидела в полицейской машине, что-то говорила, что-то доказывала. Слёз не было – было непонимание, нежелание верить в то, что произошло. Она так не решилась подойти к его машине. Уже увезли специальной машине тело. Скорая осталась, как пояснили, чтобы оказать ей помощь, если потребуется. Она видела, как проехала к дому дочь, которая ни о чём не подозревала. Она, видимо, поставила машину у подъезда и пошла домой. А Лору всё расспрашивали и расспрашивали, пока она способна была хоть что-то прояснить. Потом, когда рассказала всё, что могла рассказать, проводили домой. Осознать случившееся было трудно, почти невозможно. Теперь память выхватывало множество фактов, которые говорили о том, что с мужем творилось что-то неладное. Но это теперь… В житейской суете многое стиралось, многое казалось пустяшным, незначащим. Да хоть и разговоры о том загадочном, таинственном и страшном, что он задумал. Всё было как-то не так, не по писаным законам, точнее, не по тому, что всем известно о подобных случаях. Обычно, такие люди тщательно скрывают свой страшный замысел, они никого не посвящают в свои планы и, с другой стороны, те, кто пугает, мол, вот утоплюсь, застрелюсь, разобьюсь, никогда этого не делают. Она слышала рассказ о том, как один юноша, решив покончить с собой по причинам, так и оставшимся неведомыми, избрал для этого железную дорогу. Так он заранее тщательно рассчитал, как надо встать под удар локомотива, чтобы потом тело не было обезображенным. Понятно, что это своего рода помешательство… Но здесь всё было по-иному… Она не сразу задумалась над деталями происшедшего. А задуматься было о чём? Почему прозвучало два выстрела, именно два, а не один. Помнила бурную реакцию прессы на то как на Украине-уркоине кончали жизнь политики двумя выстрелами, один из которых, как шутили, был контрольным. Так несколько лет назад застрелился министр МВД двумя выстрелами в голову, то есть с одним контрольным, как сразу решили остряки. Или гибель небезызвестного Музычки, который тоже, убегая от преследователей, как «выяснило следствие», произвёл в себя два выстрела – оба смертельные. Это же не Уркаина, а Россия, Москва! Два выстрела. Самоубийство. Что-то не вязалось, но в суете как-то никто не заострил внимание на этом моменте. Решили, что первая попытка была неудачной и он повторил то, что задумал. Но разве знает история ещё хотя бы один случай, когда при неудачной попытке покончить с собой, человек вторично пытался сделать это? Ведь даже в отношении приговорённых к казне были негласные правила – не получилось с первого раза, значит, следовало помилование. Неужели бы он не счёл возможным помиловать себя. Но обо всём этом она задумалась значительно позже. Пока же беспокоил другой вопрос, на тот момент самый важный: почему он это сделал, зачем сделал это, и что же всё-таки привело его к такому невероятному, жуткому решению? Ведь был жизнерадостным – прежде – жизнелюбивым человеком. Она звонила на его работу, она разговаривала с сослуживцами и близкими друзьями. Все недоумевали или делали вид, что недоумевали, и лишь один высказал предположение, осторожно так высказал, но умело, поскольку этим предположением зародил сомнения, которые потом стали постепенно превращаться в уверенность, что всё это действительно так… Это был довольно близкий приятель покойного. – Я думаю, он играл, – сказал он. – Он игрок! – Почему вы так думаете? – Он часто занимал у меня деньги. Потом отдавал, но занимал снова. Часто летал в Минск. – Причём здесь Минск? – переспросила Лора с удивлением. – Да, я знаю, что он часто летал туда, но ведь объяснял, что по делу, в служебные командировки летал. – Он стал туда летать после того, как у нас в Москве, да и во всей России закрыли казино. А в Минске и теперь работают… И сразу память услужливо воспроизвела факты, факты, факты… Он был игроком – это она знала, был азартным игроком. Но игроком в преферанс. Он даже её пытался научить играть по компьютеру. Это казалось забавным, но это было что-то очень чуждое ей, но далеко не чуждое ему. К преферансу он пристрастился с юности. Неужели с годами эта привычка, можно сказать, эта порочная привычка перешла в нечто более серьёзное, в игры на крупные суммы, игры в казино? Привычка юности… а всегда ли в юности был преферанс? Впрочем, в первые, самые нелёгкие дни всё, что касалось его второй, малоизвестной ей, а, может, и вовсе неизвестной жизни, отодвинулось на задний план. Она пыталась докопаться до причины происшедшего. На поминках один его старый приятель сказал: – Он произвёл выстрел во спасении семьи. Убивая себя, он спасал семью, спасал вас, спасал дочерей… Она попыталась расспросить. Но это было непросто. Приятель либо не хотел говорить, либо опасался чего-то. – Выстрел во спасение!? Как это понять. Спасение от кого? И что угрожало нам?