Известно, что Лев Толстой говорил - история это ложь, о которой договорились историки.
Сейчас очень трудно кому бы то ни было опровергать что-то в "договорном" деле или по новому показывать. И пусть не факт, что новые взгляды верны, они хоть верны, хоть нет будут опровергаться теми, у кого тома стоят на полках. не признавать же их потерявшими значение. Я не такой специалист, чтобы разобраться, прав или не прав Назаров, а потому соглашусь с Примой - читается интересно.
Не помнит никто ничего. Много вам ваши предки (деды и отцы) рассказывали исторических событий, которые они почерпнули бы не из книг, а у своих дедов и отцов? Все предания могут сохраниться только если их записали государственные чиновники. Если нет государства - нет ни письменности, ни преданий, ни исторических знаний .
Змей Горыныч с Бабой-Ягой это не народные предания, а народный фольклор.
То есть несколько иной вид устного творчества. Хотя тоже имеющий корни в реальности. Змей-Горыныч, например, это половцы.
А народные предания это - так сказать, устная летопись, существовавшая у всех народов до появления письменности. Это то, что народ помнит и рассказывает о своей истории.
Змей Горыныч с Бабой-Ягой это не народные предания, а народный фольклор.
То есть несколько иной вид устного творчества. Хотя тоже имеющий корни в реальности. Змей-Горыныч, например, это половцы.
А народные предания это - так сказать, устная летопись, существовавшая у всех народов до появления письменности. Это то, что народ помнит и рассказывает о своей истории.
Будем признательны. И спасибо Вам за предложение и всем за проявленное к нам внимание. Но КОНСТРУКТИВНОЙ критики не боимся, даже нужна очень и очень. Только вот не хотелось бы такой, как видели на других страницах - то есть не критика там, а что-то непонятное, типа сведения с чётов личностей в "балаклавах" то с писателем Назаровым, то с тем, кого зовёте Фёдрычем. Ну антипиар - тоже пиар. Почитаем и здесь и на других сайта. просто сейчас не хочется ритм терять. Готовим главы к выставлению на сайт.
Да, да, согласен с замечанием. Эти страницы сделаем неприкосновенными для того, что было тут у нас один недостойный период.
Достоверно описываете. Неужели такое действительно было? Нет, нет - не отвечайте, девушкти. Все после завершения. Не интересно иначе будет. А потом и я кое что из своей следовательской практики вам подскажу. самому-то не охота писать. Но подскажу, подскажу. Может напишете.
Так может и сам Нейло скрытый Фёдрыч, а ругался для отвода глаз. Внедрялся, так сказать. Этак, друзья, вы культ личности создадите - один, Фёдрыч, а его оппонет, как метко выразился Дачник, кто - зверохамойник. Почитал, почитал - конструктива ни на грош. Впрочем, не будем забивать эти прекрасные страницы былыми схватками. Они позади - писатель на сайт, как понял не вернётся - король покинул сей сайт - ДА ЗДРАВСТВУЮТ КОРОЛЕВЫ!!!! УРА, ТОВАРИЩИ, УРА! Королеве без иронии. Молодцы.
Написано довольно профессионально. Очень хорошо, что на сайте появляется разнообразие жанра - кому-то интересна в большей степени история. Представлены работы Назарова. Познавательны. А вот и для любителей острого детективного жанра. Посмотрим, что получится в итоге, пока занимательно.
Вообще-то эта книга читается как говорится "одним залпом". Н.Ф. даже не берётся её увеличивать и расширять, чтобы не испортить вот этот удачный настрой, вот этот суворовский натиск... кстати, великолепный псевдоним для форума - надо ребятам подсказать "суворовский натиск".!!!
Читайте о Суворове!!! И не стесняйтесь высказать своё мнение!
Ничего не поделаешь, это материал не пропускает сайт, поскольку пока мы спорили, кадетский сайт опубликовал его. Что же касается пасквилей на писателя, то мы и впредь будем бороться не по принципу "сам дурак" и так далее, уподобляясь невежеству и ничтожеству зверохамойника, а ПРОИЗВЕДЕНИЯМИ.
ИТАК, СУВОРОВ ЗАВЕРШЁН
О Суворовской Науке побеждать
Николай Шахмагонов
НАУКА ПОБЕЖДАТЬ
В 1854 году в Пятигорске один из офицеров записал рассказы старого суворовского солдата Ильи Осиповича Попадичева, участника штурма Очакова и Измаила, взятия Праги, Итальянского похода и беспримерного перехода через Альпы. Довелось этому суворовскому богатырю участвовать и в Отечественной войне 1812 года. О подвигах его красноречиво свидетельствовали награды, отметившие каждый из этапов боевого пути, упомянутого выше. Поразили офицера ясный ум и отличная память ветерана, которому было уже около ста лет. Попадичев рассказывал:
"После взятия Праги, на смотру, Суворов обратился к нам со словами:
- Благодарю, ребята! С нами Бог! Прага взята! Это дело дорогого стоит. Ура! Ребята. Ура! Нам за ученых двух дают, мы не берём, трех дают - не берём, четырёх дают - возьмём, пойдём да и тех побьём? Пуля дура - штык молодец. Береги пулю в дуле на два, на три дня, на целую кампанию. Стреляй редко, да метко! А штыком коли крепко! Ударил штыком, да и тащи его вон! Назад, назад его бери! Да и другого коли! Ушей не вешай, голову подбери, а глазами смотри: глядишь направо, а видишь и влево...
Это он говаривал очень часто. Бывало, никогда без этого по фронту не поедет".
"Говаривал часто", потому и впечатывалась крепко в солдатскую память суворовская "Наука побеждать", 2-й раздел которой так и назывался "Разговор с солдатами их языком".
Первая же часть "Вахт-параде" или "Учение разводное", как называлась она первоначально, являлась своеобразным планом тактико-строевого учения и предназначалась для начальников, проводивших учения в обстановке, максимально приближенной к боевой.
Суворовский ветеран Яков Старков рассказывал, что эти наставления Суворова широко использовались в 1792 - начале 1793 года при обучении Рижского пехотного полка. Интересно, что название труда "Наука побеждать" принадлежало не самому Суворову, а первому ее издателю М. Антоновскому, благодаря которому этот необыкновенный литературный памятник русской военной мысли увидел свет в 1806 году.
С той поры "Наука побеждать" издавалась огромное количество раз и стала подлинным заветом великого полководца потомству. Вспомним его слова: "Потомство моё - прошу брать мой пример!"
Начало "Науке побеждать" было положено еще Суздальским учреждением. Затем Суворов дополнял свои мысли в приказах 1774, 1778, 1794 годов и окончательно оформил как военно-научный труд весной-летом 1795 года.
Вот только некоторые строки из раздела: "Разговор с солдатами их языком":
Ученье - свет, а неученье - тьма.
Дело мастера боится.
Готовься в войне к миру, а в мире к войне.
Тяжело в ученье - легко в походе, легко в ученье - тяжело в походе.
Чем больше удобств, тем меньше храбрости.
Надо бить уменьем, а не числом.
Дисциплина - мать победы.
Стреляй редко, да метко; штыком коли крепко.
У неприятеля те же руки, да русского штыка не знают.
Смерть бежит от сабли и штыка храброго, счастье венчает смелость и отвагу.
Опасности лучше идти навстречу, чем ожидать на месте.
Сам погибай, а товарища выручай.
Будь терпеливым в трудах военных; не поддавайся унынию.
Скорость нужна, а поспешность вредна.
Хотя храбрость, бодрость и мужество всюду и при всех случаях потребны, только тщетны они, ежели не будут истекать от искусства, которое возрастает от испытаний, при внушениях и затверждениях каждому должности его.
Никогда не презирай своего неприятеля, каков бы он ни был; знай хорошенько его оружие и способы обращения с ним; знай, в чем сила и в чем слабость врага.
Победа - враг войны.
Победителю прилично великодушие..."
Если вспомнить основные принципы современной нашей боевой подготовки, можно увидеть, что они построены на суворовской "Науке побеждать".
В 1943 году, открывая училища по типу кадетских корпусов, Сталин дал им имя Суворова, имя, священное для каждого русского, имя, священное для каждого, кто предан России, имя, особенно почитаемое наследниками Великого Суворова - суворовцами. Мы помним завет Великого Полководца: "Истинная слава не может быть отыскана; она проистекает из самопожертвования на пользу блага общего". "Я забывал себя, когда дело шло о пользе моего Отечества".
Суворов не жалел себя в походах и сражениях во имя России, не знал отдыха, не считал врагов, а бил их и всегда учил войска: "Умирай за дом Богородицы, за Матушку, за Пресветлейший Дом..."
Это к вам, нынешние защитники Родины, через века обращается Великий Суворов:
"Богатыри! Неприятель от Вас дрожит!"
А выпускникам Суворовских Военных Училищ хочу посвятить несколько поэтических строк:
Мы, друзья, с ранних лет в жизни лёгких путей не искали.
Привела нас мечта в вечно юный суворовский строй.
И Знамёна вручил нам в годину военную Сталин,
Чтобы мы, как Суворов, страну заслоняли собой.
Светом алых погон мы скрепили священное братство,
Засверкал на груди наш Суворовский солнечный знак,
Сталин нам завещал стать Державною Русскою кастой,
Через грозы нести Православный наш праведный стяг.
Припев:
Нас родная земля с Русской славой своей повенчала,
Как Суворов, горды мы великою Русской судьбой.
Лейтенанты, майоры, полковники и генералы
До последнего вздоха Святая Россия с тобой!..
Под Двуглавым Орлом наши предки врага побеждали,
Но настала пора нам держать за Отчизну ответ,
Мы за Русский народ своё слово ещё не сказали,
С нами Бог, с нами доблесть и слава великих побед.
На Державном посту доблесть предков всегда будет с нами.
И сынами Суворова недаром нас славно зовут.
Собирает Россия юность в алых погонах под Знамя.
Наш девиз, как святыня: "Жизнь Родине — честь никому!"
Делать странные заявления о вреде киг, да и всего творчества, утверждать, что герои писателя "дуры"? Это признак нездоровой психики Зверохамойника. Но читатель разберётся.
Да возвратит героя Суворова...
Николай Шахмагонов
МОЛЮ БОГА, ДА ВОЗВРАТИТ МНЕ ГЕРОЯ СУВОРОВА
Весь поход Суворов выдержал, ни разу не заболев, превосходно чувствовал он себя и в Праге. Но едва получил приглашение в Петербург, едва лишь двинулся в путь, как начались недомогания, усиливавшиеся с каждой верстой, приближавшей его к России, к Императору. Ни один из биографов, ни один из историков не дал аргументированного объяснения этому. Указывали на старые раны, на старые болячки и тому подобное. И никто не обратил внимание на то, что в приезде Суворова в Петербург никак не были заинтересованы его враги и те, кто готовил устранение Павла I, не оправдавшего надежд закулисы и проводившего русскую национальную политику, политику возвышения Державы Российской.
Фон дер Пален был просто в ужасе. Он, сосредоточивший в своих руках власть, которая позволяла тихо и незаметно готовить злодейское убийство Императора, отлично понимал, что по прибытии Суворова в столицу, покушение на жизнь Царя может быть сорвано. Суворов был монархистом, он был за Православную Самодержавную власть, он был неподкупен и тверд. К тому же интриги минувших лет, острие которых было направлено против него, научили его многому, научили отличать друзей от врагов.
К этому следует добавить, что соглядатаи Палена не давали покоя Суворову не только во время и первого, и второго пребывания в Кончанском, но и на протяжении всего похода. Активизировались они и теперь, когда Суворов спешил в Петербург.
Авторитет Суворова в стране и в армии был настолько высок, что добрые отношения его с Императором становились лучшей защитой для самого Императора.
Значит, нужно было не допустить приезда Суворова в Петербург... История не сохранила нам точных данных о том, что Суворов был отравлен Паленом, но таковые догадки появлялись у многих историков и биографов, есть и факты, касающиеся попыток отравить великого полководца еще во время похода. Но это все приписывалось обыкновенно неприятелю.
Военный губернатор Петербурга и почт-директор фон дер Пален, явившийся в Россию "на поиск счастья и чинов", действовал несомненно не только клеветой, но и более сильным оружием. Человек, который не остановился перед тем, чтобы поднять руку на Императора, не остановился и перед символом Русской славы, перед Суворовым?
Первая задержка Суворова в пути по причине ухудшения здоровья была сделана в Кобрине, неподалеку от Гродно. Узнав о болезни полководца, Павел немедленно послал лейб-медика Вейкарта, чтобы тот оказал помощь Суворову, и теплое письмо:
"Молю Бога, да возвратит Мне героя Суворова. По приезде в столицу узнаете Вы признательность к Вам Государя, которая однако ж не сравняется с Вашими великими заслугами, оказанными Мне и государству".
Итак, помогать Суворову выехал Вейкарт. В свое время Ивану Грозному тоже помогал чужестранец. Чужестранцы "лечили" Императрицу Екатерину, чужестранец Аренд, близкий к кругам организовавшим убийство Пушкина на Чёрной речке, продолжил дело Дантеса уже другими, врачебными методами. Чужестранцы "работали" над здоровьем Императора Николая Первого. Один из них, правда, не медик, оставил для своих потомков даже сообщение о своей "работе" над здоровьем Императора. Недавно Г.С. Гриневич расшифровал таинственную надпись на чугунной ограде МВТУ, которую оставил там архитектор Доминико Жилярди: "Хасид Доминико Жилярди имеет в своей власти повара Николая I". (См. Г.С. Гриневич. Праславянская письменность: результаты дешифровки, Т.2., М., 1929, с. 147).
Серьезная информация к размышлениям о болезни Суворова…
После "помощи" лейб-медика путь Суворова в Петербург стал еще более печален. Единственное утешение - это торжественные встречи в каждом городишке, в каждом населенном пункте. Приветствовать великого полководца выходили толпы народа. Но лишь однажды, остановившись в Риге на празднование Пасхи, Суворов смог надеть свой парадный мундир со всеми орденами. Вскоре он не мог уже встать на ноги.
Пален же не останавливался и на этом, он открыл беспрецедентную, бессовестную кампанию клеветы на Суворова.
Борис Башилов пишет по этому поводу: "Боясь, что возвращавшийся из Европы Суворов может помешать цареубийству, Пален постарался представить поведение Суворова так, как будто он все время систематически нарушает распоряжения Императора. Пален докладывал Павлу I, что во время походов в Европе, солдаты и офицеры неоднократно нарушали военные уставы: рубили на дрова алебарды, не носили ботинок и так далее.
Пален клеветал, что, став кузеном Сицилийского короля, Суворов зазнался и ни во что не ставит награды, которыми отличил его Император, и что при этом он намеренно не торопится в Петербург, где Павел хотел оказать ему триумфальную встречу и отвести покои в Зимнем Дворце. При каждом
удобном случае Пален продолжал наговаривать Павлу о "вызывающем поведении" Суворова. Так, 19 марта, сделав скорбную физиономию, он доложил, что Суворов будто бы просит разрешения носить в Петербурге австрийский мундир.
Поведение австрийских генералов во время Итальянского похода Суворова глубоко возмутило Павла и он пошел на разрыв с Австрией. И вдруг Суворов, по донесениям которого Павел принял решительные меры, хочет ходить в Петербурге в австрийском мундире. Это мнимое желание Суворова вызвало вспышку гнева у Павла. Пален подогрел ее, сообщив Павлу о других дерзких "нарушениях" Царской воли со стороны Суворова.
Когда мы анализируем причины перемены отношения Павла I к высоко им самим вознесенному Суворову, то не следует забывать также, что дочь Суворова была замужем за Зубовым (Николай Зубов - брат последнего фаворита Екатерины), одним из участников заговора против Павла. Павел мог подозревать, что муж дочери Суворова участвует в заговоре против него..."
Добавим к тому, что широко известно отношение Павла к фаворитам его матери Императрицы Екатерины II. Если Павел I с трудом мог принимать в свое время, будучи еще Великим Князем, Потёмкина, человека высочайших достоинств, то что можно сказать о проходимцах, типа Зубова! Он их терпеть не мог. Николай Зубов даже побывал в ссылке.
"Павел, чувствовавший, что дни его близятся к концу, может быть подозревал, что и Суворов состоит в числе тех, кто желает его лишить престола", - пишет Б. Башилов.
К сожалению, не было никакой возможности объясниться между собой двум великим людям России - Суворову и Императору Павлу. Окружение Павла делало все, чтобы этого не произошло. Борис Башилов указывает, что и Зубовы не были в стороне, всячески подстрекая Суворова на нетактичные выпады против Павла, которых было более чем достаточно после возвращения Суворова из первой ссылки.
А между тем, по замыслу Императора, в Нарву для встречи Суворова должны были быть высланы дворцовые экипажи. Суворов должен был въехать в Петербург под колокольный звон и пушечный салют, гвардия должна была встречать его в почетном карауле.
Но клевета сделала свое дело, и Суворов въехал в Петербург незаметно, поздним вечером 20 апреля. И остановился он не в специально отведенных для него великолепных покоях Зимнего Дворца, а в квартире графа Хвостова, женатого на родной племяннице полководца княгине Горчаковой.
21 апреля к нему прибыл канцлер Федор Васильевич Ростопчин, которому Император поручил справиться о здоровье полководца. Ростопчин был почитателем Суворова и верным сподвижником Императора. В скором времени и самого Ростопчина ждали наветы и опала, поскольку и он являлся помехой в осуществлении цели, поставленной заговорщиками. Ростопчин привез Суворову орден Св. Лазаря, присланный Людовиком XVIII, и теплое письмо французского короля. Узнав, что письмо пришло из Митавы, Суворов с горечью сказал:
- Так ли прочитали? Французский король должен быть в Париже, а не в Митаве...
Направление к Суворову Ростопчина свидетельствовало о тех противоречивых чувствах, которые боролись в душе императора. То, что Суворов остановился не во дворце, а, по причине болезни, в доме Хвостова, было объяснено Паленым на свой лад. Пален заявил Императору, что полководец считает, будто победы вознесли его над Императором, который сам должен явиться к нему на поклон. И, когда Суворов, не имея сил ехать во дворец, передал свою просьбу Императору навестить его, Павел вполне мог подумать, что фон дер Пален прав. И всё же он послал к полководцу графа И.П. Кутайсова. Но Кутайсов не относился к числу сановников, достойных уважения. Н.И. Греч в "Записках о моей жизни" так описывает свидание Кутайсова с Суворовым:
"Кутайсов вошёл в красном мальтийском мундире с голубою лентою через плечо.
- Кто вы, сударь? - спросил у него Суворов.
- Граф Кутайсов.
- Кутайсов? Кутайсов? Не слыхал. Есть граф Панин, граф Воронцов, граф Строганов, а о графе Кутайсове я не слыхал. Да что же вы такое по службе?
- Обер-шталмейстер.
- А прежде чем были?
- Обер-егермейстером.
- А прежде? - Кутайсов запнулся.
- Да говорите же?
- Камердинером.
- То есть вы чесали и брили своего господина.
- То.. Точно так-с.
- Прошка! - закричал Суворов знаменитому своему камердинеру Прокофию. - Ступай сюда... Вот посмотри на этого господина в красном кафтане с голубою лентою. Он был такой же холоп, фершел, как и ты, да он турка, так он не пьяница! Вот видишь, куда залетел! И к Суворову его посылают. А ты вечно пьян и толку из тебя не будет. Возьми с него пример, и ты будешь большим барином.
Кутайсов вышел от Суворова сам не свой и, воротясь, доложил Императору, что князь в беспамятстве и без умолку бредит".
5 мая Суворов почувствовал себя совсем плохо и позвал священника... Ночью он метался в бреду, отдавая какие-то приказания слабеющим голосом - последние мысли в угасающем его сознании были на полях сражений, где провел он свои лучшие годы.
"Горжусь, что я русский", - любил повторять он и никогда не ронял чести и достоинства Великоросса.
Скончался он 6 мая 1800 года во втором часу пополудни.
Н. Греч писал: "Не помню с кем, помнится с батюшкою, поехал я в карете, чтоб проститься с покойником, но мы не могли добраться до его дома. Все улицы были загромождены экипажами... Россия оплакивала Суворова..."
Граф фон дер Пален неистовствовал и в те дни. Его агенты доносили ему о тех, кто осмеливался прощаться с Суворовым. По его приказу выделили для траурной церемонии лишь гарнизонные батальоны.
Гвардию он использовать для этого запретил. Но продажный и лживый ловец счастья и чинов был не в силах остановить огромные массы народа, выражавшие свою боль и горечь по поводу кончины Суворова. Николай Греч, бывший тогда ещё ребёнком, писал: "Я видел похороны Суворова из дома на Невском проспекте... Перед ним несли двадцать орденов... За гробом шли три жалкие гарнизонные баталиона. Гвардию не нарядили под предлогом усталости солдат после парада. Зато народ всех сословий наполнял все улицы, по которым несли его тело, и воздавал честь великому гению России. И в Павле доброе начало наконец взяло верх. Он выехал верхом на Невский проспект и остановился на углу императорской библиотеки. Картеж шел по Большой Садовой. По приближении гроба Император снял шляпу, перекрестился и заплакал..."
Адъютант Императора впоследствии вспоминал, что всю ночь Павел Петрович ворочался, долго не мог заснуть и все время повторял: "Как жаль, как жаль..." Это относилось к Суворову...
Много лет знавший Суворова, восхищавшийся им, переписывавшийся с ним Гавриил Романович Державин 7 мая написал своему другу Н. Львову: "Герой нынешнего, а может быть и многих веков, князь Италийский с такою же твердостью духа, как во многих сражениях, встречал смерть, вчерась в 3 часа пополудни скончался..."
И закончил стихотворением:
О вечность! прекрати твоих шум вечных споров,
Кто превосходней всех героев в свете был.
В святилище твоё от нас в сей день вступил
Суворов.
Вернувшись с похорон Суворова, Державин услышал как снегирь высвистывает аккорды военного марша. И тут же родились печально-торжественные, прекрасные и трогательные строки:
Это вынужденный ответ на невероятно пасквильную поделку Зверохамлойника. Его "посты" можно нейтрализовать лишь таким образом - во тответ на клевету - сами произведения писателя.
Тебе спасть царей!..
Николай Шахмагонов
ТЕБЕ СПАСАТЬ ЦАРЕЙ!..
Еще Императрица Екатерина II всерьез задумывалась о том, что нужно спасать монархические режимы Европы. По словам А.С. Пушкина: "Европа в отношении России всегда была столь же невежественна, сколь и неблагодарна". И все же монархическая Европа была ближе России, нежели "демократическая" Англия. Англия только на словах противостояла революционной Франции, на самом деле она противостояла Франции, как государству, поскольку пришло время вновь переделить лакомые куски или так называемые рынки сбыта и колонии.
Противостоять наполеоновским войскам Европа оказалась не в состоянии, австрийские военачальники просто трепетали перед наполеоновскими генералами и маршалами. И тогда по инициативе Англии Австрия обратилась к Императору Павлу с просьбой прислать на театр войны Суворова, чтобы поставить его во главе союзных армий. Австрийцы хорошо помнили Суворова, помнили о совместных победах над турками.
Павел, не колеблясь, дал согласие и направил Суворову личное послание: "Граф Александр Васильевич! Теперь не время рассчитываться. Виноватого Бог простит. Римский Император требует Вас в начальники своей армии и вручает Вам судьбу Австрии и Италии. Мое дело на сие согласиться, а ваше - спасти их. Поспешите приездом сюда и не отнимайте у славы Вашей время, у меня удовольствия Вас видеть. Пребываю Вам доброжелательным. Павел".
Суворов тосковал в Кончанском без дела. Коллежский советник Ю.А. Николаев, надзиравший за Суворовым, оставил уникальные свидетельства о том, как жил полководец в Кончанском до последнего своего похода: "Графа нашел в возможном по летам его здоровье. Ежедневные его упражнения суть следующие: встает до света часа за два; напившись чаю, обмывается холодной водою, по рассвете ходит в церковь к заутрене и, не выходя, слушает обедню, сам поет и читает; опять обмывается, обедает в 7 часов, ложится спать, обмывается, служит вечерню, умывается три раза и ложится спать. Скоромного не ест, но весь день бывает один и по большей части без рубашки, разговаривая с людьми. Одежда его в будни - канифасный камзольчик, одна нога в сапоге, другая в туфле. В высокоторжественные дни - фельдмаршальский без шитья мундир и ордена; в воскресные и праздничные дни - военная и егерская куртка и каска..."
И вдруг снова в бой... В своём обычном духе он отдал распоряжение старосте: "Час собираться, другой отправляться, поездка с четырьмя товарищами; я в повозке, они в санях. Лошадей осьмнадцать, а не двадцать четыре. Взять на дорогу двести пятьдесят рублей. Егорке бежать к старосте и сказать, чтобы такую сумму поверил, потому что я еду не на шутку. Да я ж служил за дьячка, пел басом, а теперь поеду петь марсом..."
Павел тепло принял Фельдмаршала и объявил, что жалует его орденом Святого Иоанна Иерусалимского. Этот орден был введен Павлом в качестве высшего военного ордена. Награждения орденом св. Георгия в годы его правления не производились.
- С тобою, Государь, возможно! - воскликнул Суворов.
В Митаве Александр Васильевич встретился с изгнанным из Франции "революционерами" императором Людовиком XVIII.
- Тот день почту счастливым, - сказал ему Суворов, - когда пролью последнюю каплю крови, способствуя вам взойти на престол знаменитых ваших праотцев.
- Я уже не несчастлив, - возразил Людовик, - потому что судьба Отечества моего зависит от Суворова.
15 марта 1799 года Александр Васильевич прибыл в Вену. Горожане восторженно встретили его. Повсюду раздавалось: "Да здравствует Суворов!" Император Франц пожаловал полководца чином фельдмаршала.
Но более других встреч ждал Суворов встречу со своими войсками. Он догнал их, следующих в походных колоннах, и, останавливаясь перед полками, приветствовал их: "Здравствуйте, чудо-богатыри, любезные друзья!"
И слезы радости катились из его стариковских глаз. Фельдмаршалу было почти 70 лет.
Суворов уже был знаком с австрийскими военачальниками, знал о их боязливости и нерешительности, о их непомерной медлительности. Поэтому во время встреч с императором он деликатно, но требовательно просил позволения по вопросам боевых действий контактировать непосредственно с ним, минуя военного министра. Несмотря на протесты барона Тугута, император дал согласие на это. Тугут пытался выведать у Суворова его планы. Тот вручил ему свиток чистой бумаги и заявил: "Вот мои планы!"
Впрочем, общий план ведения войны против Бонапарта Суворов начертал еще в Кончанском, где долгими ночами анализировал тактику действий французских войск, анализировал ошибки противостоящих сторон. Вот они, нетленные суворовские строки:
"1. Ничего, кроме наступления.
2. Быстрота в походах, стремительность в атаках, холодное оружие.
3. Не нужно методизма - хороший глазомер.
4. Полная власть главнокомандующему.
5. Неприятеля атаковать и бить в поле.
6. Не терять времени в осадах... Иногда обсервационным корпусом предпринимать блокаду; брать главным образом крепости штурмом или открытой силой. При этом потери меньше. Никогда не разделять сил для охранения разных пунктов. Если неприятель нас обошел, тем лучше он подходит для того, чтобы быть разбитым...
7. Сражаясь, идти прямо к главному пункту, разве лишь оставить некоторое число войск для наблюдения... из-за транспортов; никогда не загружать себя бесплодными манёврами, контрмаршами или так называемыми военными хитростями, которые годятся лишь для бедных академиков.
8. Не мешкать..."
На пути в Верхнюю Италию, на окраине города Вероны жители восторженно встретили своего спасителя. Лошадей выпрягли из кареты, и дюжие молодцы повезли её к приготовленному для русского фельдмаршала дворцу.
Никаких военных советов, никаких даже небольших совещаний не было. Суворов ни с кем не делился планами, опасаясь измены, и, едва ступив на землю Вероны, отдал первые распоряжения. Он приказал использовать каждую минуту для подъёма боеготовности войск, выделил русских офицеров-инструкторов под руководством генерала П.И. Багратиона для обучения австрийцев штыковой атаке. Принял меры по укреплению дисциплины в войсках союзников, которые были подчинены ему.
Начало Итальянского похода было ознаменовано взятием 10 апреля 1799 года крепости Брешиа.
Развивая стремительное наступление, войска Суворова атаковали неприятеля 16 и 17 апреля у реки Адда и нанесли ему полное поражение. Значительная часть французских войск была отрезана и капитулировала. Один из лучших наполеоновских генералов Моро попытался отойти к Милану, но Суворов отрезал ему путь и заставил отходить к Турину.
Первую сотню французских пленных Суворов отпустил со словами: "Идите домой и объявите землякам вашим, что Суворов здесь..."
В сражении у реки Адда в плен вместе со своими войсками попал генерал Серюрье, бесстрашно сражавшийся в первых рядах своих воинов. Суворов вернул ему шпагу и сказал:
"Кто ею владеет так, как вы, у того она неотъемлема". Французский генерал, прослезившись, стал просить освободить и его солдат. Суворов покачал головой и заметил:
"Эта черта делает честь вашему сердцу. Но вы лучше меня знаете, что народ в революции есть лютое чудовище, которое должно укрощать оковами".
17 апреля Суворов вступил в Милан.
Узнав о первых блестящих победах в Италии, Император Павел I направил Суворову перстень со своим портретом, осыпанным бриллиантами. "Примите его, - писал он, - в свидетели, знаменитых дел ваших и носите на руке, поражающей врагов благоденствия всемирного".
Император вызвал к себе пятнадцатилетнего сына Суворова Аркадия, милостиво принял его и, назначив своим генерал-адъютантом, направил в Италию, чтобы тот неотлучно состоял при отце. Наставляя Аркадия, Император сказал:
"Поезжай и учись у него. Лучшего примера тебе дать и в лучшие руки отдать не могу".
Между тем, союзники уже в Милане попытались сделать первые проволочки. Ссылаясь на усталость войск, австрийские генералы просили отдыха - для себя. Но Суворов был неукротим.
"Вперед, и только вперед!" - требовал он.
Император Павел послал в Италию не только сына Суворова Аркадия, но и своего сына Константина Павловича, чтобы тот тоже набирался опыта и учился одерживать победы. Вместе с Великим Князем приехал заслуженный генерал, уроженец Эстляндии, Вильгельм Христофорович Дерфельден, ученик и сподвижник Суворова. Это о нем сказал Суворов, когда его поздравляли с Рымникской победой:
"Честь не мне, а Вильгельму Христофоровичу. Он научил нас под Максименами и Галацем, как надо упреждать неприятеля".
Учитывая преклонный возраст Суворова, Император Павел поручил Дерфельдену оберегать великого полководца, а в случае болезни или ранения, взять в руки командование.
Русские войска, воодушевленные Суворовым, одерживали одну победу за другой. Опорой Суворова были его любимые генералы Петр Иванович Багратион и Михаил Андреевич Милорадович.
В одном особенно ожесточенном бою под Милорадовичем убило три лошади, но генерал по-прежнему был впереди. Когда подчинённые ему солдаты дрогнули под сильным огнем, он взял в руки знамя и поскакал вперед, крикнув: "Солдаты, смотрите, как умрет генерал ваш!" Гренадеры опрокинули неприятеля.
Рядом с Суворовым все, от солдата до генерала, становились беззаветно храбрыми и решительными. А победы Суворова буквально потрясали Европу. Император Павел писал ему: "Граф, Александр Васильевич. В первый раз уведомили вы нас об одной победе, в другой, о трех, а теперь прислали реестр взятым городам и крепостям. Победа предшествует вам всеместно, и слава сооружает из самой Италии памятник вечный подвигам вашим. Освободите её от ига неистовых разорителей; а у меня за сие воздаяние для вас готово. Простите. Бог с вами. Прибываю к вам благосклонный".
Не будем перечислять все дерзкие переходы и искусные маневры русских войск. Победам не было бы конца, если бы не корыстолюбие союзников, которые думали главным образом о решении своих задач за счет Суворова, за счет русского солдата.
Уже трепетала Южная Франция, ожидая вступления русских войск в её пределы, уже русские полки готовились к новому дерзкому броску на территорию противника, и вдруг венский двор стал тормозить продвижение, предписывая своим войскам выполнение ограниченных задач. Блестящие замыслы Суворова натыкались на равнодушие союзников. В интересах России было, к примеру, возвратить престол королю Сардинскому. Но австрийцам хотелось захватить Пьемонт. Гофкригсрат стал отдавать распоряжения через голову Суворова своим войскам, что вызывало дезорганизацию управления.
Не все австрийские генералы были корыстолюбивыми негодяями. Немало из них сражалось наравне с русскими. Одним из верных союзников и сподвижников Суворова был генерал Карачай, с которым они вместе били турок при Рымнике. Не раз отмечал Суворов генералов Меласа и Ферстера.
Особенно ожесточенные бои развернулись при реке Треббии 6, 7 и 8 июня. В ней участвовал и Великий Князь Константин Павлович, показавший личную храбрость и распорядительность.
Суворов был все время на линии огня, не сходя со своей казачьей лошади. В результате блистательной победы французы только пленными потеряли 18 тысяч человек. Русские взяли 7 знамен и 6 пушек.
Италия была освобождена... Сардинский король, восхищенный подвигами Суворова, прислал ему свои ордена и медали и объявил о производстве в чин генерал-фельдмаршала королевских войск и пожаловании княжеского достоинства с титулом своего родного брата, а также заявил о своем желании воевать под знаменем Суворова в армии Италийской.
За "освобождение всей Италии в четыре месяца от безбожных завоевателей" Император Павел наградил Суворова своим портретом, осыпанным бриллиантами, и пожаловал титул Князя Российской Империи с титулом Италийского, распространенным на все потомство.
Победы Суворова стали причиной перемещений во французской армии - на смену генералу Моро был прислан молодой генерал Жуберт, пожелавший померяться силами с великим полководцем.
"Юный Жуберт пришел учиться, - сказал Суворов, - так дадим ему урок".
4 августа русские и французы встретились на реке Нови. Войска Жуберта занимали более выгодное положение, на высотах. Они дерзко бросились в атаку с криками: "Да здравствует Жуберт!" Русские отбили одну атаку, вторую, третью... В одной из них пал сам Жуберт. Кровопролитный бой продолжался 16 часов и закончился полной победой войск, предводимых Суворовым. Потери французов превысили 15 тысяч человек.
В очередном рескрипте Павел Первый назвал Суворова первым полководцем Европы. Он писал, что не знает чем ещё можно вознаградить подвиги его, что Суворов поставил себя выше наград, что Он, Император, повелевает гвардии и всем войскам, даже в присутствии Своем, отдавать почести, подобные императорским.
Во время Итальянского похода Суворов выиграл 10 сражений, захватил около 3 тысяч орудий, 200 тыс. ружей, взял 25 крепостей и пленил свыше 80 тысяч французов.
А впереди ждала Швейцария, где Суворову предстояло принять под командование все российские войска и вооруженных Англией швейцарцев, чтобы совместно с действующими на флангах группировки войсками эрцгерцога Карла и генерала Меласа развернуть наступление на французский город Франш-Конте.
Впереди были Альпы, впереди были грозные утесы и скалы Сен-Готарда. Суворов писал в одном из донесений: "На каждом шагу в этом царстве ужаса зияющие пропасти представляли отверзтые, поглотить готовые гробы смерти. Дремучие мрачные ночи, непрерывно ударяющие громы, льющиеся дожди и густой туман облаков при шумных водопадах, с каменных вершин низвергавшихся, увеличивали трепет".
Альпы - самый высокий и мощный горный хребет, который протянулся от Лигурийского моря до Карпат и Среднего Дуная. Южную границу Альп составляют Ломбардская низменность и берег Средиземного моря, западную - долина реки Аар в Швейцарии и долина реки Дуная в Германии и Австрии до Вены, восточную - равнины Верхней Венгрии...
Чтобы достичь Швейцарии, войскам Суворова предстояло преодолеть гору Сен-Готард и подобную ей гору Фогельберг, причём преодолеть с постоянными боями. Пройти через темную горную пещеру Унзерн-лох; перебраться через Чёртов мост, разрушенный неприятелем. Приходилось связывать доски офицерскими шарфами, перебрасывать их через пропасти, спускаться с вершин в бездонные ущелья. Суворов писал: "Наконец, надлежало восходить на снежную гору Биншнер-Берг, скалистою крутизною все прочие превышающую, утопая в скользкой грязи, должно было подыматься против и посреди водопада, низвергавшегося с ревом, и низрывавшего с яростью страшные камни, снежные и земляные глыбы, на которых много людей с лошадьми с величайшим стремлением летели в преисподние пучины, где многие убивались, а многие спасались..."
Малодушные начинали роптать. Но Суворов выезжал перед подразделениями в старом плаще, который достался ему от отца и который он называл родительским, в большой шляпе, предохранявшей от слепящего солнца, на старенькой доброй лошадке, с которой прошел турецкую кампанию и Польшу. Никогда прежде ни один солдат не говорил о нем плохо, а тут он услышал упреки:
- Старик выжил из ума… Бог весть куда нас завел!
- Да, - кричал в таких случаях Суворов, - помилуй Бог, они меня хвалят; так хвалили они меня в туречине и Польше.
И свершалось чудо, вновь поднимал на подвиги суворовский призыв: "Вперед, с нами Бог!"
Союзники изменили, бросили русских на произвол судьбы. Австрийские штабные офицеры подсунули карты, на которых не было указано нужных маршрутов.
В самые трудные минуты перехода Суворов говорил: "Не дам костей своих неприятелям. Умру здесь и иссеките на камне: Суворов - жертва измены, но не трусости".
Войска собирали последние силы и снова атаковали врага, снова шли вперед, сломив его сопротивление.
За время тяжелейшего альпийского перехода русские пленили 3 тысячи французов, в числе которых был один генерал, взяли знамя. Сами же потеряли 700 человек убитыми и 1400 ранеными. Когда Императору Павлу доложили, что австрийцы предали Суворова, что русские войска остались без продовольствия, что боеприпасы у них на исходе, он мысленно простился и с полководцем, и с сыном Константином, и с армией… Но вдруг в день бракосочетания Великой Княжны Александры Павловны в Гатчину прискакал курьер с новыми реляциями...
Радости Императора не было предела. И одна лишь мысль не давала ему покоя: чем наградить героя? И он написал Суворову: "Побеждая повсюду и во всю жизнь Вашу врагов Отечества, недоставало Вам еще одного рода славы: преодолеть самую природу, но Вы и над ней одержали ныне верх. Поразив ещё раз злодеев веры, попрали вместе с ними козни сообщников их, злобою и завистью против нас вооруженных. Ныне, награждая Вас по мере признательности Моей, и ставя на высший степень, чести и геройству представленный, уверен, что возвожу на оный знаменитейшего полководца сего и других веков".
Высокое и почетное достоинство Генералиссимуса Российского было наградой Суворову. Кроме того, по приказу Императора была вылита бронзовая статуя полководца "на память потомству". Император Франц прислал Суворову орден Марии Терезии первой степени Большого Креста и представил ему пожизненное звание своего фельдмаршала с соответствующим жалованием.
Между тем, Император Павел окончательно убедился, что союзники России в этой войне думают только о своих интересах, они лживы и не надежны.
О том свидетельствует письмо Императора Павла к Императору Францу, в котором прямо указывается на невозможность воевать в таком странном союзе: "Видя войска Мои, оставленные и таким образом переданные неприятелю, политику, противную Моим намерениям, и благосостояние Европы, принесенное в жертву, имея совершенный повод к негодованию на поведение Вашего министерства, коего побуждений не желаю знать, Я объявляю Вашему Величеству с тем же чистосердечием, которое заставило Меня лететь на помощь к Вам и способствовать успехам Вашего оружия, что отныне общее дело прекращено, дабы не утвердить торжества в деле вредном".
Направил Император и письмо Суворову:
"Обстоятельства требуют возвращения армии в свои границы, ибо все виды венские те же, а во Франции перемена, которой оборота терпеливо и, не изнуряя себя, Мне ожидать должно..."
Вспомним, какова была цель вступления России в войну…
Спасение европейских монархий. Но ни Англия, ни Австрия серьезно к этой задаче не относились. Англия не заботилась о спасении монархий, а лишь желала ослабить Францию. Австрия, едва для нее опасность миновала, обратила главное свое внимание на приобретение новых территорий и улучшение своего международного положения в Европе. И на Суворова, и на его войска Англия и Австрия смотрели лишь как на орудие достижения своих целей.
Более ясно о переменах во Франции император Павел выразился в разговоре с датским посланником. Посланник тут же направил своему двору депешу, в которой сообщал: "Государь сказал, что политика Его остается неизменною и связана со справедливостью, где Его Величество полагает видеть справедливость; долгое время Он был того мнения, что она находится на стороне противников Франции, правительство которой угрожало всем державам; теперь же в этой стране в скором времени водворится король, если не по имени, то, по крайней мере, по существу, что изменяет положение дела".
Император Павел ошибся только в определении. Наполеон провозгласил себя императором. В сути же он не ошибся - во Франции восстанавливалась монархия и вместе с тем исчезали противоречия между Россией и Францией.
Получив приказ о возвращении в Россию, Суворов произнёс слова, ставшие пророческими: "Я бил французов, но не добил. Париж мой пункт - беда Европе!"
Только Суворов в то время предвидел грядущие беды. Кто мог подумать, что несомненные успехи во внешней политики, сделанные Императором Павлом и графом Федором Васильевичем Ростопчиным, после гибели императора от рук злодеев, выполняющих заказ прежде всего английских политиков, будут сведены к нулю Александром, и Европу сотрясут новые войны, волна которых докатится до сердца России, до Москвы.
(Об успехах этой политики, о деятельности Императора Павла по укреплению мира и союза с Францией можно прочесть в моей книге "Павел Первый и Сталин: история двух злодейских убийств" М.: Граница, 2000 г.).
Но обратимся к событиям начала 1800 года. Получив распоряжение вернуться в Россию, Суворов заехал на несколько дней в Прагу, где пленил всю пражскую знать неукротимой своей энергией. Он устраивал святочные игры, игры в жмурки, фанты, жгуты, причём всегда сам исполнял, всё что полагается, когда выпадал его фант… За ним едва поспевали, увлекшиеся играми австрийский генерал Беллегард и английский посланник при венском дворе лорд Минто. В танцах он тоже был первым, очаровав богемских дам.
В Праге Суворов получил письмо Императора с приглашением в столицу: "Князь! Поздравляю Вас с Новым годом и, желая его Вам благополучно, зовy Вас к себе. Не Мне, Тебя, Герой, награждать, Ты выше мер Моих, но Мне чувствовать сие и ценить в сердце, отдавая Тебе должное..."
Перед отъездом Суворов зашел поклониться праху австрийского полководца Лаудона. Прочитав пространную надпись на обелиске, в которой перечислялись успехи, награды, победы, сказал: "Нет! Когда я умру, не делайте на моём надгробии похвальной надписи, но скажите просто: "Здесь лежит Суворов".
Императрица Екатерина Великая не успела обнародовать манифест о передаче прав на престолонаследие внуку Александру Павловичу. Павел знал о манифесте, он вполне мог знать и о том, что Суворов был в числе тех, кто подписал манифест. Но Император не собирался никого преследовать. Петра Александровича Румянцева он пригласил к себе в первые же дни царствования, чтобы сделать советником. Румянцев, получив известие о смерти Екатерины Великой, умер от удара. А.А. Безбородко, видимо имел свой взгляд на то, кто должен царствовать в России. Когда они в день смерти Государыни разбирали бумаги в ее кабинете, Павел нашел пакет, на котором рукой Екатерины II было начертано: "Вскрыть после моей смерти". Он посмотрел на Безбородко, словно спрашивая, что делать. Тот указал глазами на камин. Павел бросил пакет в камин. Так, скорее всего, закончил свой путь манифест.
Суворов оставался в Тульчине и никаким опалам не подвергался. Павел с уважением относился к великому полководцу. Но против Суворова были настроены старые враги, которые на первых порах царствования Павла заняли высокие положения, а Репнин и Салтыков даже получили чины генерал-фельдмаршалов. Суворов назвал их "фельдмаршалами при пароле", намекая на то, что получили они чины не за боевые победы, а выклянчили их за вахт-парады.
Графиня В.Н. Головина проливает в своих воспоминаниях свет на истинную причину первой опалы Суворова.
"Во время коронации - писала она, - князь Репнин получил письмо от графа Михаила Румянцева (сына фельдмаршала), который служил тогда в чине генерал-лейтенанта под командой Суворова. Граф Михаил совсем не походил на своего отца, был самый ограниченный человек, но очень гордый человек и, сверх того, сплетник, не хуже старой бабы. Суворов обращался с ним по заслугам. Граф оскорбился и решил отомстить. Он написал князю Репнину, будто Суворов волнует умы, и дал ему понять, что готовится бунт. Князь Репнин чувствовал всю лживость этого известия, но не мог отказать себе в удовольствии подслужиться и навредить Суворову, заслугам которого он завидовал. Поэтому он сообщил письмо графа Румянцева графу Ростопчину... Этот последний представил ему насколько опасно возбуждать резкий характер Императора. Доводы его не произвели, однако, никакого впечатления на кн. Репнина: он сам доложил письмо Румянцева Его Величеству, и Суворов подвергся ссылке".
Трудно сказать, поверил ли Павел I Репнину, но, скорее всего, сыграло роль то, что император мог знать о подписи Суворова на манифесте. Могло сыграть роль и то, что дочь Суворова Наташа была замужем за Николаем Зубовым, в котором Павел не без оснований на то чувствовал врага.
27 января 1797 года Суворов был отстранён от командования дивизией, а 6 февраля отстранён от службы.
Возле Императора по существу не осталось высоких военных чинов Румянцевской, Потёмкинской, Суворовской школы. А между тем Павел, еще будучи Великим Князем, имел возможность наблюдать не действующую армию во всем блеске ее побед, а разлагающуюся столичную гвардию в блеске балов, парадов и театральных выездов.
В гвардии служила знать, причем, зачастую, далеко не лучшая ее часть. В гвардии служили отпрыски крупнейших землевладельцев, а, следовательно, рабовладельцев России, в гвардии не служили, а выслуживали себе чины. Один из гвардейских офицеров так вспоминал о своей службе: "При императрице мы думали только о том, чтобы ездить в театры, в общество, ходили во фраках…"
В те времена Н.И. Салтыков, в ведении которого находилась гвардия, завел весьма обременительные для казны порядки и правила. Каждый гвардейский офицер должен был иметь шестёрку или четвёрку лошадей, самую модную карету, с десяток мундиров, роскошных и дорогостоящих, несколько модных фраков, множество слуг, егерей и гусар в расшитых золотом мундирах.
Андрей Тимофеевич Болотов писал: "Господа гвардейские полковники и майоры делали, что хотели; но не только они, но даже самые гвардейские секретари были превеликие люди и жаловали, кого хотели, деньгами. Словом, гвардейская служба составляла сущую кукольную комедию".
Один из последних при Екатерине рекрутских наборов, во время которого призыв рекрут осуществлялся с их жёнами, был разворован почти на четверть. Рекруты и их семьи стали крепостными у Н.И. Салтыкова и Н.В. Репнина, и их сподвижников.
Павел Первый понимал, что реорганизация армии необходима но, как отмечает Борис Башилов в книге "История Русского масонства", "безусловной ошибкой Павла I было только то, что реорганизуя русскую армию, он взял за основу её реорганизации не гениальные принципы Суворова, а воинскую систему прусского короля Фридриха II".
Это не было случайностью. Во время одной из своих зарубежных поездок Павел был поражен строгой дисциплиной и безукоризненным внешним видом прусского воинства. Но он не понял, что это лишь фасад несуществующего здания. Свои боевые возможности прусская фридриховская система продемонстрировала позднее, в октябре 1806 года под Йеной и Ауерштедтом, когда прусская армия была наголову разбита Наполеоном. Павел же, вступив на престол, взял тот привлекательный фасад, взял его в виде формы одежды, ненужных и обременительных излишеств.
Между тем, 20 сентября 1797 года Суворов, написал императору короткую записку: "Ваше Императорское Величество с Высокоторжественным днем рождения всеподданнейше поздравляю... Великий монарх! Сжальтесь: умилосердитесь над бедным стариком, простите, ежели в чём согрешил..."
Не сразу правда, а по прошествии нескольких месяцев Павел приказал князю Горчакову ехать к Суворову и передать от его имени: "что если было что от него мне, я сего не помню; что он может ехать сюда, где, надеюсь, не будет повода подавать своим поведением к наималейшему недоразумению".
Но на этот раз Суворов просто не мог сдержаться, чтобы не дать повода "своим поведением к наималейшему недоразумению", ибо полководца до глубины души возмутили нововведения и подражание прусской фридриховской системе.
Как всегда острый на язык, Суворов не сдерживал себя: "Я лучше прусского покойного великого короля, я, милостию Божией, батальи не проигрывал. Русские прусских всегда бивали, что ж тут перенять?" Или: "Пудра не порох, букли не пушка, коса не тесак, а я не немец, а природный руссак. Немцев не знаю - видел только со спины".
Известный биограф Суворова А.Ф. Петрушевский отметил, что Александр Васильевич не упускал случая "осмеять новые правила службы, обмундирование, снаряжение - не только в отсутствии, но и в присутствии Государя". Павел долгое время "переламывал себя и оказывал Суворову необыкновенную снисходительность и сдержанность, но вместе с тем недоумевал о причинах упорства старого военачальника". И все-таки в конце концов это Императору надоело, и когда Суворов сказал, что хочет вернуться в свое имение, тот ответил: "Я вас не задерживаю".
Книги о выдающихся государственных и военных деятелях России характерны для творчества писателя... Продолжаем.
ПОЛЬСКАЯ КАМПАНИЯ
Итак, 10 ноября 1792 года Суворов был назначен командующим войсками в Екатеринославской губернии и Таврической области. Императрица тем самым исполнила то, что хотел сделать Потёмкин. Исполнила спустя год после смерти Светлейшего Князя. Суворов снова строил укрепления, строил их на Тамани, в Крыму, по Днестру и по берегу Чёрного моря.
И вдруг в апреле 1994 года - новое назначение: состоять под начальством П.А. Румянцева.
Назревали события в Польше. Императрица чувствовала, что руководившие военными операциями Н.И. Салтыков и Н.В. Репнин стремятся втянуть Россию в новую затяжную войну. Не раз в истории России бывало, когда некие военачальники, сумевшие пробраться на высокие посты, стремились, ради ослабления страны в угоду своим зарубежным хозяевам, либо втянуть её в невыгодные войны, либо затянуть сверх всякой меры уже развязанные боевые действия. Так было при Иоанне Грозном, когда Адашев, Курбский и прочие изменники убеждали Царя направить русские войска не против Ливонии, а против Крымского хана. С Ливонией Иван Грозный справился. А мог ли справиться он в то время с Крымским ханом, поддерживаемым Османской Империей, наводившей ужас на всю Европу? Так было и при Петре I, когда русские войска втянули в бессмысленный Прутский поход, так было и при Александре I, когда Россия рассчитывалась кровью своих солдат за интересы Австрии в 1805 году и Пруссии в 1806-1807 годах, так было и во время Крымской войны, и во время Японской, и в годы 1-й мировой. Так было и в период Гражданской войны и иностранной военной интервенции, когда главной задачей Троцкого и его зарубежных "коллег" было уничтожение русского народа путем не только красного террора, но и бессмысленных боевых действий, умышленно затягиваемых на различных фронтах. Но об этом читатели узнают из соответствующих книг "библиотечки".
Императрица разобралась в коварных планах Салтыкова и Репнина. Она разрушила их неожиданным назначением. Уже с 1789 года генерал-фельдмаршал Петр Александрович Румянцев находился на заслуженном отдыхе. Он сам просил об отставке Потемкина и Государыню. И вдруг, Императрица, признавшая в 1789 году, что Румянцев действительно заслужил отдых, направила его в Польшу... Удивительно? Да, удивительно для тех, кому не понятен тайный умысел Императрицы.
В годы русско-турецкой войны аналогичным образом поступил Потёмкин. Видя бездарность Мордвинова и Войновича, Светлейший хотел заменить командование Черноморским флотом, но даже ему не хватило сил поставить на высокий пост молодого еще в то время адмирала Ф.Ф. Ушакова. И тогда он испросил у Императрицы пост командующего флотом для себя. А, получив его, вызвал Ушакова и вручил ему полное командование.
Екатерина II не смогла поставить во главе войск, действовавших в Польше, Суворова из-за резкого противодействия Салтыкова и Репнина. И тогда она назначила Н.А. Румянцева.
А едва это назначение состоялась, она тут же сделала новое - Александру Васильевичу Суворову было поручено состоять под начальством Румянцева. Румянцев же поступил с Суворовым точно также, как в свое время поступил с Ф.Ф. Ушаковым Г.А.Потёмкин. Суворов по существу стал полновластным командующим в Польше. Характер боевых действий сразу переменился.
14 августа Суворов начал выдвижение к Бресту, 3 и 4 сентября одержал победы при местечках Дивин и Кобрин, 6 и 8 сентября разбил неприятеля при Крупчицком монастыре и Бресте. В октябре Суворов развернул наступление на Варшаву. 15 октября он одержал победу при местечке Кобылка, а уже 24 октября взял укреплённое предместье Варшавы Прагу. Варшава сдалась на милость победителя. Война победоносно завершилась.
19 ноября 1794 года состоялось производство Суворова в генерал-фельдмаршалы, 6 января 1795 года Императрица уже официально назначила его главнокомандующим русскими войсками в Польше.
Казалось, интриги позади. Императрица, пригласив Суворова в Петербург, в начале декабря 1795 года устроила торжественную встречу, а затем вновь направила его на юг, подчинив крупнейшую группировку войск.
Но смерть Императрицы 6 ноября 1796 года снова изменила судьбу полководца.
Известно, что Лев Толстой говорил - история это ложь, о которой договорились историки.
Сейчас очень трудно кому бы то ни было опровергать что-то в "договорном" деле или по новому показывать. И пусть не факт, что новые взгляды верны, они хоть верны, хоть нет будут опровергаться теми, у кого тома стоят на полках. не признавать же их потерявшими значение. Я не такой специалист, чтобы разобраться, прав или не прав Назаров, а потому соглашусь с Примой - читается интересно.
Не помнит никто ничего. Много вам ваши предки (деды и отцы) рассказывали исторических событий, которые они почерпнули бы не из книг, а у своих дедов и отцов? Все предания могут сохраниться только если их записали государственные чиновники. Если нет государства - нет ни письменности, ни преданий, ни исторических знаний .
Tarual
Змей Горыныч с Бабой-Ягой это не народные предания, а народный фольклор.
То есть несколько иной вид устного творчества. Хотя тоже имеющий корни в реальности. Змей-Горыныч, например, это половцы.
А народные предания это - так сказать, устная летопись, существовавшая у всех народов до появления письменности. Это то, что народ помнит и рассказывает о своей истории.
Tarual
Змей Горыныч с Бабой-Ягой это не народные предания, а народный фольклор.
То есть несколько иной вид устного творчества. Хотя тоже имеющий корни в реальности. Змей-Горыныч, например, это половцы.
А народные предания это - так сказать, устная летопись, существовавшая у всех народов до появления письменности. Это то, что народ помнит и рассказывает о своей истории.
==Следует иметь в виду только, что народные предания тех тёмных лет совсем вымышленных сюжетов и героев не знают.==
Согласимся.
Только какой герой был тогда у баба-яги, летящей в ступе?
У огнедышащего змея-Горыныча?
Ещё одно подтверждение ограниченности «традиционных» историков. Не замечают они мощнейших цивилизаций прошлого!
Вы что же не читали исторических романов?
Имеется масса шедевров исторической беллетристики, как отечественной так и зарубежной.
Первая славянская государственность - это русская государственность. Потом уже все прочие пошли, в том числе и польская, чешская и сербская.
Будем признательны. И спасибо Вам за предложение и всем за проявленное к нам внимание. Но КОНСТРУКТИВНОЙ критики не боимся, даже нужна очень и очень. Только вот не хотелось бы такой, как видели на других страницах - то есть не критика там, а что-то непонятное, типа сведения с чётов личностей в "балаклавах" то с писателем Назаровым, то с тем, кого зовёте Фёдрычем. Ну антипиар - тоже пиар. Почитаем и здесь и на других сайта. просто сейчас не хочется ритм терять. Готовим главы к выставлению на сайт.
Да, да, согласен с замечанием. Эти страницы сделаем неприкосновенными для того, что было тут у нас один недостойный период.
Достоверно описываете. Неужели такое действительно было? Нет, нет - не отвечайте, девушкти. Все после завершения. Не интересно иначе будет. А потом и я кое что из своей следовательской практики вам подскажу. самому-то не охота писать. Но подскажу, подскажу. Может напишете.
Девушки, простите нас с Дачником за отвлечение от Вашего повествования... Ждём, ждём четвёртую главу.
Так может и сам Нейло скрытый Фёдрыч, а ругался для отвода глаз. Внедрялся, так сказать. Этак, друзья, вы культ личности создадите - один, Фёдрыч, а его оппонет, как метко выразился Дачник, кто - зверохамойник. Почитал, почитал - конструктива ни на грош. Впрочем, не будем забивать эти прекрасные страницы былыми схватками. Они позади - писатель на сайт, как понял не вернётся - король покинул сей сайт - ДА ЗДРАВСТВУЮТ КОРОЛЕВЫ!!!! УРА, ТОВАРИЩИ, УРА! Королеве без иронии. Молодцы.
А этот рассказ и не заметил никто. Правда опять всё в подбор. плохо так читается.
Да, читается захватывающе. Но такова и тема.
Написано довольно профессионально. Очень хорошо, что на сайте появляется разнообразие жанра - кому-то интересна в большей степени история. Представлены работы Назарова. Познавательны. А вот и для любителей острого детективного жанра. Посмотрим, что получится в итоге, пока занимательно.
Боюсь, что "прозорливец" Нейло скажет, мол, и Пилот и Ватник - Фёдрычи. Меня он так давно дразнит. А не он ли один из Вас, наши новые друзья?
Прочитал всё, действительно не отрываясь - удивительное обаяние образа Суворова удалось отразить.
С каждой главой всё интереснее. Думаю, что это успех соавторов. Вот уже и частный детектив появился. И тема не избитая.
Вообще-то эта книга читается как говорится "одним залпом". Н.Ф. даже не берётся её увеличивать и расширять, чтобы не испортить вот этот удачный настрой, вот этот суворовский натиск... кстати, великолепный псевдоним для форума - надо ребятам подсказать "суворовский натиск".!!!
Читайте о Суворове!!! И не стесняйтесь высказать своё мнение!
Ничего не поделаешь, это материал не пропускает сайт, поскольку пока мы спорили, кадетский сайт опубликовал его. Что же касается пасквилей на писателя, то мы и впредь будем бороться не по принципу "сам дурак" и так далее, уподобляясь невежеству и ничтожеству зверохамойника, а ПРОИЗВЕДЕНИЯМИ.
ИТАК, СУВОРОВ ЗАВЕРШЁН
О Суворовской Науке побеждать
Николай Шахмагонов
НАУКА ПОБЕЖДАТЬ
В 1854 году в Пятигорске один из офицеров записал рассказы старого суворовского солдата Ильи Осиповича Попадичева, участника штурма Очакова и Измаила, взятия Праги, Итальянского похода и беспримерного перехода через Альпы. Довелось этому суворовскому богатырю участвовать и в Отечественной войне 1812 года. О подвигах его красноречиво свидетельствовали награды, отметившие каждый из этапов боевого пути, упомянутого выше. Поразили офицера ясный ум и отличная память ветерана, которому было уже около ста лет. Попадичев рассказывал:
"После взятия Праги, на смотру, Суворов обратился к нам со словами:
- Благодарю, ребята! С нами Бог! Прага взята! Это дело дорогого стоит. Ура! Ребята. Ура! Нам за ученых двух дают, мы не берём, трех дают - не берём, четырёх дают - возьмём, пойдём да и тех побьём? Пуля дура - штык молодец. Береги пулю в дуле на два, на три дня, на целую кампанию. Стреляй редко, да метко! А штыком коли крепко! Ударил штыком, да и тащи его вон! Назад, назад его бери! Да и другого коли! Ушей не вешай, голову подбери, а глазами смотри: глядишь направо, а видишь и влево...
Это он говаривал очень часто. Бывало, никогда без этого по фронту не поедет".
"Говаривал часто", потому и впечатывалась крепко в солдатскую память суворовская "Наука побеждать", 2-й раздел которой так и назывался "Разговор с солдатами их языком".
Первая же часть "Вахт-параде" или "Учение разводное", как называлась она первоначально, являлась своеобразным планом тактико-строевого учения и предназначалась для начальников, проводивших учения в обстановке, максимально приближенной к боевой.
Суворовский ветеран Яков Старков рассказывал, что эти наставления Суворова широко использовались в 1792 - начале 1793 года при обучении Рижского пехотного полка. Интересно, что название труда "Наука побеждать" принадлежало не самому Суворову, а первому ее издателю М. Антоновскому, благодаря которому этот необыкновенный литературный памятник русской военной мысли увидел свет в 1806 году.
С той поры "Наука побеждать" издавалась огромное количество раз и стала подлинным заветом великого полководца потомству. Вспомним его слова: "Потомство моё - прошу брать мой пример!"
Начало "Науке побеждать" было положено еще Суздальским учреждением. Затем Суворов дополнял свои мысли в приказах 1774, 1778, 1794 годов и окончательно оформил как военно-научный труд весной-летом 1795 года.
Вот только некоторые строки из раздела: "Разговор с солдатами их языком":
Ученье - свет, а неученье - тьма.
Дело мастера боится.
Готовься в войне к миру, а в мире к войне.
Тяжело в ученье - легко в походе, легко в ученье - тяжело в походе.
Чем больше удобств, тем меньше храбрости.
Надо бить уменьем, а не числом.
Дисциплина - мать победы.
Стреляй редко, да метко; штыком коли крепко.
У неприятеля те же руки, да русского штыка не знают.
Смерть бежит от сабли и штыка храброго, счастье венчает смелость и отвагу.
Опасности лучше идти навстречу, чем ожидать на месте.
Сам погибай, а товарища выручай.
Будь терпеливым в трудах военных; не поддавайся унынию.
Скорость нужна, а поспешность вредна.
Хотя храбрость, бодрость и мужество всюду и при всех случаях потребны, только тщетны они, ежели не будут истекать от искусства, которое возрастает от испытаний, при внушениях и затверждениях каждому должности его.
Никогда не презирай своего неприятеля, каков бы он ни был; знай хорошенько его оружие и способы обращения с ним; знай, в чем сила и в чем слабость врага.
Победа - враг войны.
Победителю прилично великодушие..."
Если вспомнить основные принципы современной нашей боевой подготовки, можно увидеть, что они построены на суворовской "Науке побеждать".
В 1943 году, открывая училища по типу кадетских корпусов, Сталин дал им имя Суворова, имя, священное для каждого русского, имя, священное для каждого, кто предан России, имя, особенно почитаемое наследниками Великого Суворова - суворовцами. Мы помним завет Великого Полководца: "Истинная слава не может быть отыскана; она проистекает из самопожертвования на пользу блага общего". "Я забывал себя, когда дело шло о пользе моего Отечества".
Суворов не жалел себя в походах и сражениях во имя России, не знал отдыха, не считал врагов, а бил их и всегда учил войска: "Умирай за дом Богородицы, за Матушку, за Пресветлейший Дом..."
Это к вам, нынешние защитники Родины, через века обращается Великий Суворов:
"Богатыри! Неприятель от Вас дрожит!"
А выпускникам Суворовских Военных Училищ хочу посвятить несколько поэтических строк:
Мы, друзья, с ранних лет в жизни лёгких путей не искали.
Привела нас мечта в вечно юный суворовский строй.
И Знамёна вручил нам в годину военную Сталин,
Чтобы мы, как Суворов, страну заслоняли собой.
Светом алых погон мы скрепили священное братство,
Засверкал на груди наш Суворовский солнечный знак,
Сталин нам завещал стать Державною Русскою кастой,
Через грозы нести Православный наш праведный стяг.
Припев:
Нас родная земля с Русской славой своей повенчала,
Как Суворов, горды мы великою Русской судьбой.
Лейтенанты, майоры, полковники и генералы
До последнего вздоха Святая Россия с тобой!..
Под Двуглавым Орлом наши предки врага побеждали,
Но настала пора нам держать за Отчизну ответ,
Мы за Русский народ своё слово ещё не сказали,
С нами Бог, с нами доблесть и слава великих побед.
На Державном посту доблесть предков всегда будет с нами.
И сынами Суворова недаром нас славно зовут.
Собирает Россия юность в алых погонах под Знамя.
Наш девиз, как святыня: "Жизнь Родине — честь никому!"
Делать странные заявления о вреде киг, да и всего творчества, утверждать, что герои писателя "дуры"? Это признак нездоровой психики Зверохамойника. Но читатель разберётся.
Да возвратит героя Суворова...
Николай Шахмагонов
МОЛЮ БОГА, ДА ВОЗВРАТИТ МНЕ ГЕРОЯ СУВОРОВА
Весь поход Суворов выдержал, ни разу не заболев, превосходно чувствовал он себя и в Праге. Но едва получил приглашение в Петербург, едва лишь двинулся в путь, как начались недомогания, усиливавшиеся с каждой верстой, приближавшей его к России, к Императору. Ни один из биографов, ни один из историков не дал аргументированного объяснения этому. Указывали на старые раны, на старые болячки и тому подобное. И никто не обратил внимание на то, что в приезде Суворова в Петербург никак не были заинтересованы его враги и те, кто готовил устранение Павла I, не оправдавшего надежд закулисы и проводившего русскую национальную политику, политику возвышения Державы Российской.
Фон дер Пален был просто в ужасе. Он, сосредоточивший в своих руках власть, которая позволяла тихо и незаметно готовить злодейское убийство Императора, отлично понимал, что по прибытии Суворова в столицу, покушение на жизнь Царя может быть сорвано. Суворов был монархистом, он был за Православную Самодержавную власть, он был неподкупен и тверд. К тому же интриги минувших лет, острие которых было направлено против него, научили его многому, научили отличать друзей от врагов.
К этому следует добавить, что соглядатаи Палена не давали покоя Суворову не только во время и первого, и второго пребывания в Кончанском, но и на протяжении всего похода. Активизировались они и теперь, когда Суворов спешил в Петербург.
Авторитет Суворова в стране и в армии был настолько высок, что добрые отношения его с Императором становились лучшей защитой для самого Императора.
Значит, нужно было не допустить приезда Суворова в Петербург... История не сохранила нам точных данных о том, что Суворов был отравлен Паленом, но таковые догадки появлялись у многих историков и биографов, есть и факты, касающиеся попыток отравить великого полководца еще во время похода. Но это все приписывалось обыкновенно неприятелю.
Военный губернатор Петербурга и почт-директор фон дер Пален, явившийся в Россию "на поиск счастья и чинов", действовал несомненно не только клеветой, но и более сильным оружием. Человек, который не остановился перед тем, чтобы поднять руку на Императора, не остановился и перед символом Русской славы, перед Суворовым?
Первая задержка Суворова в пути по причине ухудшения здоровья была сделана в Кобрине, неподалеку от Гродно. Узнав о болезни полководца, Павел немедленно послал лейб-медика Вейкарта, чтобы тот оказал помощь Суворову, и теплое письмо:
"Молю Бога, да возвратит Мне героя Суворова. По приезде в столицу узнаете Вы признательность к Вам Государя, которая однако ж не сравняется с Вашими великими заслугами, оказанными Мне и государству".
Итак, помогать Суворову выехал Вейкарт. В свое время Ивану Грозному тоже помогал чужестранец. Чужестранцы "лечили" Императрицу Екатерину, чужестранец Аренд, близкий к кругам организовавшим убийство Пушкина на Чёрной речке, продолжил дело Дантеса уже другими, врачебными методами. Чужестранцы "работали" над здоровьем Императора Николая Первого. Один из них, правда, не медик, оставил для своих потомков даже сообщение о своей "работе" над здоровьем Императора. Недавно Г.С. Гриневич расшифровал таинственную надпись на чугунной ограде МВТУ, которую оставил там архитектор Доминико Жилярди: "Хасид Доминико Жилярди имеет в своей власти повара Николая I". (См. Г.С. Гриневич. Праславянская письменность: результаты дешифровки, Т.2., М., 1929, с. 147).
Серьезная информация к размышлениям о болезни Суворова…
После "помощи" лейб-медика путь Суворова в Петербург стал еще более печален. Единственное утешение - это торжественные встречи в каждом городишке, в каждом населенном пункте. Приветствовать великого полководца выходили толпы народа. Но лишь однажды, остановившись в Риге на празднование Пасхи, Суворов смог надеть свой парадный мундир со всеми орденами. Вскоре он не мог уже встать на ноги.
Пален же не останавливался и на этом, он открыл беспрецедентную, бессовестную кампанию клеветы на Суворова.
Борис Башилов пишет по этому поводу: "Боясь, что возвращавшийся из Европы Суворов может помешать цареубийству, Пален постарался представить поведение Суворова так, как будто он все время систематически нарушает распоряжения Императора. Пален докладывал Павлу I, что во время походов в Европе, солдаты и офицеры неоднократно нарушали военные уставы: рубили на дрова алебарды, не носили ботинок и так далее.
Пален клеветал, что, став кузеном Сицилийского короля, Суворов зазнался и ни во что не ставит награды, которыми отличил его Император, и что при этом он намеренно не торопится в Петербург, где Павел хотел оказать ему триумфальную встречу и отвести покои в Зимнем Дворце. При каждом
удобном случае Пален продолжал наговаривать Павлу о "вызывающем поведении" Суворова. Так, 19 марта, сделав скорбную физиономию, он доложил, что Суворов будто бы просит разрешения носить в Петербурге австрийский мундир.
Поведение австрийских генералов во время Итальянского похода Суворова глубоко возмутило Павла и он пошел на разрыв с Австрией. И вдруг Суворов, по донесениям которого Павел принял решительные меры, хочет ходить в Петербурге в австрийском мундире. Это мнимое желание Суворова вызвало вспышку гнева у Павла. Пален подогрел ее, сообщив Павлу о других дерзких "нарушениях" Царской воли со стороны Суворова.
Когда мы анализируем причины перемены отношения Павла I к высоко им самим вознесенному Суворову, то не следует забывать также, что дочь Суворова была замужем за Зубовым (Николай Зубов - брат последнего фаворита Екатерины), одним из участников заговора против Павла. Павел мог подозревать, что муж дочери Суворова участвует в заговоре против него..."
Добавим к тому, что широко известно отношение Павла к фаворитам его матери Императрицы Екатерины II. Если Павел I с трудом мог принимать в свое время, будучи еще Великим Князем, Потёмкина, человека высочайших достоинств, то что можно сказать о проходимцах, типа Зубова! Он их терпеть не мог. Николай Зубов даже побывал в ссылке.
"Павел, чувствовавший, что дни его близятся к концу, может быть подозревал, что и Суворов состоит в числе тех, кто желает его лишить престола", - пишет Б. Башилов.
К сожалению, не было никакой возможности объясниться между собой двум великим людям России - Суворову и Императору Павлу. Окружение Павла делало все, чтобы этого не произошло. Борис Башилов указывает, что и Зубовы не были в стороне, всячески подстрекая Суворова на нетактичные выпады против Павла, которых было более чем достаточно после возвращения Суворова из первой ссылки.
А между тем, по замыслу Императора, в Нарву для встречи Суворова должны были быть высланы дворцовые экипажи. Суворов должен был въехать в Петербург под колокольный звон и пушечный салют, гвардия должна была встречать его в почетном карауле.
Но клевета сделала свое дело, и Суворов въехал в Петербург незаметно, поздним вечером 20 апреля. И остановился он не в специально отведенных для него великолепных покоях Зимнего Дворца, а в квартире графа Хвостова, женатого на родной племяннице полководца княгине Горчаковой.
21 апреля к нему прибыл канцлер Федор Васильевич Ростопчин, которому Император поручил справиться о здоровье полководца. Ростопчин был почитателем Суворова и верным сподвижником Императора. В скором времени и самого Ростопчина ждали наветы и опала, поскольку и он являлся помехой в осуществлении цели, поставленной заговорщиками. Ростопчин привез Суворову орден Св. Лазаря, присланный Людовиком XVIII, и теплое письмо французского короля. Узнав, что письмо пришло из Митавы, Суворов с горечью сказал:
- Так ли прочитали? Французский король должен быть в Париже, а не в Митаве...
Направление к Суворову Ростопчина свидетельствовало о тех противоречивых чувствах, которые боролись в душе императора. То, что Суворов остановился не во дворце, а, по причине болезни, в доме Хвостова, было объяснено Паленым на свой лад. Пален заявил Императору, что полководец считает, будто победы вознесли его над Императором, который сам должен явиться к нему на поклон. И, когда Суворов, не имея сил ехать во дворец, передал свою просьбу Императору навестить его, Павел вполне мог подумать, что фон дер Пален прав. И всё же он послал к полководцу графа И.П. Кутайсова. Но Кутайсов не относился к числу сановников, достойных уважения. Н.И. Греч в "Записках о моей жизни" так описывает свидание Кутайсова с Суворовым:
"Кутайсов вошёл в красном мальтийском мундире с голубою лентою через плечо.
- Кто вы, сударь? - спросил у него Суворов.
- Граф Кутайсов.
- Кутайсов? Кутайсов? Не слыхал. Есть граф Панин, граф Воронцов, граф Строганов, а о графе Кутайсове я не слыхал. Да что же вы такое по службе?
- Обер-шталмейстер.
- А прежде чем были?
- Обер-егермейстером.
- А прежде? - Кутайсов запнулся.
- Да говорите же?
- Камердинером.
- То есть вы чесали и брили своего господина.
- То.. Точно так-с.
- Прошка! - закричал Суворов знаменитому своему камердинеру Прокофию. - Ступай сюда... Вот посмотри на этого господина в красном кафтане с голубою лентою. Он был такой же холоп, фершел, как и ты, да он турка, так он не пьяница! Вот видишь, куда залетел! И к Суворову его посылают. А ты вечно пьян и толку из тебя не будет. Возьми с него пример, и ты будешь большим барином.
Кутайсов вышел от Суворова сам не свой и, воротясь, доложил Императору, что князь в беспамятстве и без умолку бредит".
5 мая Суворов почувствовал себя совсем плохо и позвал священника... Ночью он метался в бреду, отдавая какие-то приказания слабеющим голосом - последние мысли в угасающем его сознании были на полях сражений, где провел он свои лучшие годы.
"Горжусь, что я русский", - любил повторять он и никогда не ронял чести и достоинства Великоросса.
Скончался он 6 мая 1800 года во втором часу пополудни.
Н. Греч писал: "Не помню с кем, помнится с батюшкою, поехал я в карете, чтоб проститься с покойником, но мы не могли добраться до его дома. Все улицы были загромождены экипажами... Россия оплакивала Суворова..."
Граф фон дер Пален неистовствовал и в те дни. Его агенты доносили ему о тех, кто осмеливался прощаться с Суворовым. По его приказу выделили для траурной церемонии лишь гарнизонные батальоны.
Гвардию он использовать для этого запретил. Но продажный и лживый ловец счастья и чинов был не в силах остановить огромные массы народа, выражавшие свою боль и горечь по поводу кончины Суворова. Николай Греч, бывший тогда ещё ребёнком, писал: "Я видел похороны Суворова из дома на Невском проспекте... Перед ним несли двадцать орденов... За гробом шли три жалкие гарнизонные баталиона. Гвардию не нарядили под предлогом усталости солдат после парада. Зато народ всех сословий наполнял все улицы, по которым несли его тело, и воздавал честь великому гению России. И в Павле доброе начало наконец взяло верх. Он выехал верхом на Невский проспект и остановился на углу императорской библиотеки. Картеж шел по Большой Садовой. По приближении гроба Император снял шляпу, перекрестился и заплакал..."
Адъютант Императора впоследствии вспоминал, что всю ночь Павел Петрович ворочался, долго не мог заснуть и все время повторял: "Как жаль, как жаль..." Это относилось к Суворову...
Много лет знавший Суворова, восхищавшийся им, переписывавшийся с ним Гавриил Романович Державин 7 мая написал своему другу Н. Львову: "Герой нынешнего, а может быть и многих веков, князь Италийский с такою же твердостью духа, как во многих сражениях, встречал смерть, вчерась в 3 часа пополудни скончался..."
И закончил стихотворением:
О вечность! прекрати твоих шум вечных споров,
Кто превосходней всех героев в свете был.
В святилище твоё от нас в сей день вступил
Суворов.
Вернувшись с похорон Суворова, Державин услышал как снегирь высвистывает аккорды военного марша. И тут же родились печально-торжественные, прекрасные и трогательные строки:
Что ты заводишь песню военну
Флейте подобно, милый Снегирь?
С кем мы пойдем войной на Гиену?
Кто теперь вождь наш? Кто богатырь?
Сильный где, храбрый, быстрый Суворов?
Северны громы в гробе лежат.
Кто перед ратью будет, пылая,
Ездить на кляче, есть сухари;
В стуже и зное меч закаляя,
Спать на соломе, бдеть до зари;
Тысячи воинств, стен и затворов,
С горстью россиян все побеждать?
Быть везде первым в мужестве строгом.
Шутками зависть, злобу штыком,
Рок низлагать молитвой и Богом,
Скиптры давая, зваться рабом.
Доблестей быв страдалец единых,
Жить для царей, себя изнурять?
Нет теперь мужа в свете столь славна:
Полно петь песню военну, снегирь!
Бранна музыка днесь не забавна,
Слышен от всюду томный вой лир;
Львиного сердца, крыльев орлиных
Нет уже с нами! - что воевать!
Это вынужденный ответ на невероятно пасквильную поделку Зверохамлойника. Его "посты" можно нейтрализовать лишь таким образом - во тответ на клевету - сами произведения писателя.
Тебе спасть царей!..
Николай Шахмагонов
ТЕБЕ СПАСАТЬ ЦАРЕЙ!..
Еще Императрица Екатерина II всерьез задумывалась о том, что нужно спасать монархические режимы Европы. По словам А.С. Пушкина: "Европа в отношении России всегда была столь же невежественна, сколь и неблагодарна". И все же монархическая Европа была ближе России, нежели "демократическая" Англия. Англия только на словах противостояла революционной Франции, на самом деле она противостояла Франции, как государству, поскольку пришло время вновь переделить лакомые куски или так называемые рынки сбыта и колонии.
Противостоять наполеоновским войскам Европа оказалась не в состоянии, австрийские военачальники просто трепетали перед наполеоновскими генералами и маршалами. И тогда по инициативе Англии Австрия обратилась к Императору Павлу с просьбой прислать на театр войны Суворова, чтобы поставить его во главе союзных армий. Австрийцы хорошо помнили Суворова, помнили о совместных победах над турками.
Павел, не колеблясь, дал согласие и направил Суворову личное послание: "Граф Александр Васильевич! Теперь не время рассчитываться. Виноватого Бог простит. Римский Император требует Вас в начальники своей армии и вручает Вам судьбу Австрии и Италии. Мое дело на сие согласиться, а ваше - спасти их. Поспешите приездом сюда и не отнимайте у славы Вашей время, у меня удовольствия Вас видеть. Пребываю Вам доброжелательным. Павел".
Суворов тосковал в Кончанском без дела. Коллежский советник Ю.А. Николаев, надзиравший за Суворовым, оставил уникальные свидетельства о том, как жил полководец в Кончанском до последнего своего похода: "Графа нашел в возможном по летам его здоровье. Ежедневные его упражнения суть следующие: встает до света часа за два; напившись чаю, обмывается холодной водою, по рассвете ходит в церковь к заутрене и, не выходя, слушает обедню, сам поет и читает; опять обмывается, обедает в 7 часов, ложится спать, обмывается, служит вечерню, умывается три раза и ложится спать. Скоромного не ест, но весь день бывает один и по большей части без рубашки, разговаривая с людьми. Одежда его в будни - канифасный камзольчик, одна нога в сапоге, другая в туфле. В высокоторжественные дни - фельдмаршальский без шитья мундир и ордена; в воскресные и праздничные дни - военная и егерская куртка и каска..."
И вдруг снова в бой... В своём обычном духе он отдал распоряжение старосте: "Час собираться, другой отправляться, поездка с четырьмя товарищами; я в повозке, они в санях. Лошадей осьмнадцать, а не двадцать четыре. Взять на дорогу двести пятьдесят рублей. Егорке бежать к старосте и сказать, чтобы такую сумму поверил, потому что я еду не на шутку. Да я ж служил за дьячка, пел басом, а теперь поеду петь марсом..."
Павел тепло принял Фельдмаршала и объявил, что жалует его орденом Святого Иоанна Иерусалимского. Этот орден был введен Павлом в качестве высшего военного ордена. Награждения орденом св. Георгия в годы его правления не производились.
- Господи, спаси Царя! - воскликнул Суворов, приняв орден.
- Тебе спасать царей, - ответил на это Павел.
- С тобою, Государь, возможно! - воскликнул Суворов.
В Митаве Александр Васильевич встретился с изгнанным из Франции "революционерами" императором Людовиком XVIII.
- Тот день почту счастливым, - сказал ему Суворов, - когда пролью последнюю каплю крови, способствуя вам взойти на престол знаменитых ваших праотцев.
- Я уже не несчастлив, - возразил Людовик, - потому что судьба Отечества моего зависит от Суворова.
15 марта 1799 года Александр Васильевич прибыл в Вену. Горожане восторженно встретили его. Повсюду раздавалось: "Да здравствует Суворов!" Император Франц пожаловал полководца чином фельдмаршала.
Но более других встреч ждал Суворов встречу со своими войсками. Он догнал их, следующих в походных колоннах, и, останавливаясь перед полками, приветствовал их: "Здравствуйте, чудо-богатыри, любезные друзья!"
И слезы радости катились из его стариковских глаз. Фельдмаршалу было почти 70 лет.
Суворов уже был знаком с австрийскими военачальниками, знал о их боязливости и нерешительности, о их непомерной медлительности. Поэтому во время встреч с императором он деликатно, но требовательно просил позволения по вопросам боевых действий контактировать непосредственно с ним, минуя военного министра. Несмотря на протесты барона Тугута, император дал согласие на это. Тугут пытался выведать у Суворова его планы. Тот вручил ему свиток чистой бумаги и заявил: "Вот мои планы!"
Впрочем, общий план ведения войны против Бонапарта Суворов начертал еще в Кончанском, где долгими ночами анализировал тактику действий французских войск, анализировал ошибки противостоящих сторон. Вот они, нетленные суворовские строки:
"1. Ничего, кроме наступления.
2. Быстрота в походах, стремительность в атаках, холодное оружие.
3. Не нужно методизма - хороший глазомер.
4. Полная власть главнокомандующему.
5. Неприятеля атаковать и бить в поле.
6. Не терять времени в осадах... Иногда обсервационным корпусом предпринимать блокаду; брать главным образом крепости штурмом или открытой силой. При этом потери меньше. Никогда не разделять сил для охранения разных пунктов. Если неприятель нас обошел, тем лучше он подходит для того, чтобы быть разбитым...
7. Сражаясь, идти прямо к главному пункту, разве лишь оставить некоторое число войск для наблюдения... из-за транспортов; никогда не загружать себя бесплодными манёврами, контрмаршами или так называемыми военными хитростями, которые годятся лишь для бедных академиков.
8. Не мешкать..."
На пути в Верхнюю Италию, на окраине города Вероны жители восторженно встретили своего спасителя. Лошадей выпрягли из кареты, и дюжие молодцы повезли её к приготовленному для русского фельдмаршала дворцу.
Никаких военных советов, никаких даже небольших совещаний не было. Суворов ни с кем не делился планами, опасаясь измены, и, едва ступив на землю Вероны, отдал первые распоряжения. Он приказал использовать каждую минуту для подъёма боеготовности войск, выделил русских офицеров-инструкторов под руководством генерала П.И. Багратиона для обучения австрийцев штыковой атаке. Принял меры по укреплению дисциплины в войсках союзников, которые были подчинены ему.
Начало Итальянского похода было ознаменовано взятием 10 апреля 1799 года крепости Брешиа.
Развивая стремительное наступление, войска Суворова атаковали неприятеля 16 и 17 апреля у реки Адда и нанесли ему полное поражение. Значительная часть французских войск была отрезана и капитулировала. Один из лучших наполеоновских генералов Моро попытался отойти к Милану, но Суворов отрезал ему путь и заставил отходить к Турину.
Первую сотню французских пленных Суворов отпустил со словами: "Идите домой и объявите землякам вашим, что Суворов здесь..."
В сражении у реки Адда в плен вместе со своими войсками попал генерал Серюрье, бесстрашно сражавшийся в первых рядах своих воинов. Суворов вернул ему шпагу и сказал:
"Кто ею владеет так, как вы, у того она неотъемлема". Французский генерал, прослезившись, стал просить освободить и его солдат. Суворов покачал головой и заметил:
"Эта черта делает честь вашему сердцу. Но вы лучше меня знаете, что народ в революции есть лютое чудовище, которое должно укрощать оковами".
17 апреля Суворов вступил в Милан.
Узнав о первых блестящих победах в Италии, Император Павел I направил Суворову перстень со своим портретом, осыпанным бриллиантами. "Примите его, - писал он, - в свидетели, знаменитых дел ваших и носите на руке, поражающей врагов благоденствия всемирного".
Император вызвал к себе пятнадцатилетнего сына Суворова Аркадия, милостиво принял его и, назначив своим генерал-адъютантом, направил в Италию, чтобы тот неотлучно состоял при отце. Наставляя Аркадия, Император сказал:
"Поезжай и учись у него. Лучшего примера тебе дать и в лучшие руки отдать не могу".
Между тем, союзники уже в Милане попытались сделать первые проволочки. Ссылаясь на усталость войск, австрийские генералы просили отдыха - для себя. Но Суворов был неукротим.
"Вперед, и только вперед!" - требовал он.
Император Павел послал в Италию не только сына Суворова Аркадия, но и своего сына Константина Павловича, чтобы тот тоже набирался опыта и учился одерживать победы. Вместе с Великим Князем приехал заслуженный генерал, уроженец Эстляндии, Вильгельм Христофорович Дерфельден, ученик и сподвижник Суворова. Это о нем сказал Суворов, когда его поздравляли с Рымникской победой:
"Честь не мне, а Вильгельму Христофоровичу. Он научил нас под Максименами и Галацем, как надо упреждать неприятеля".
Учитывая преклонный возраст Суворова, Император Павел поручил Дерфельдену оберегать великого полководца, а в случае болезни или ранения, взять в руки командование.
Русские войска, воодушевленные Суворовым, одерживали одну победу за другой. Опорой Суворова были его любимые генералы Петр Иванович Багратион и Михаил Андреевич Милорадович.
В одном особенно ожесточенном бою под Милорадовичем убило три лошади, но генерал по-прежнему был впереди. Когда подчинённые ему солдаты дрогнули под сильным огнем, он взял в руки знамя и поскакал вперед, крикнув: "Солдаты, смотрите, как умрет генерал ваш!" Гренадеры опрокинули неприятеля.
Рядом с Суворовым все, от солдата до генерала, становились беззаветно храбрыми и решительными. А победы Суворова буквально потрясали Европу. Император Павел писал ему: "Граф, Александр Васильевич. В первый раз уведомили вы нас об одной победе, в другой, о трех, а теперь прислали реестр взятым городам и крепостям. Победа предшествует вам всеместно, и слава сооружает из самой Италии памятник вечный подвигам вашим. Освободите её от ига неистовых разорителей; а у меня за сие воздаяние для вас готово. Простите. Бог с вами. Прибываю к вам благосклонный".
Не будем перечислять все дерзкие переходы и искусные маневры русских войск. Победам не было бы конца, если бы не корыстолюбие союзников, которые думали главным образом о решении своих задач за счет Суворова, за счет русского солдата.
Уже трепетала Южная Франция, ожидая вступления русских войск в её пределы, уже русские полки готовились к новому дерзкому броску на территорию противника, и вдруг венский двор стал тормозить продвижение, предписывая своим войскам выполнение ограниченных задач. Блестящие замыслы Суворова натыкались на равнодушие союзников. В интересах России было, к примеру, возвратить престол королю Сардинскому. Но австрийцам хотелось захватить Пьемонт. Гофкригсрат стал отдавать распоряжения через голову Суворова своим войскам, что вызывало дезорганизацию управления.
Не все австрийские генералы были корыстолюбивыми негодяями. Немало из них сражалось наравне с русскими. Одним из верных союзников и сподвижников Суворова был генерал Карачай, с которым они вместе били турок при Рымнике. Не раз отмечал Суворов генералов Меласа и Ферстера.
Особенно ожесточенные бои развернулись при реке Треббии 6, 7 и 8 июня. В ней участвовал и Великий Князь Константин Павлович, показавший личную храбрость и распорядительность.
Суворов был все время на линии огня, не сходя со своей казачьей лошади. В результате блистательной победы французы только пленными потеряли 18 тысяч человек. Русские взяли 7 знамен и 6 пушек.
Италия была освобождена... Сардинский король, восхищенный подвигами Суворова, прислал ему свои ордена и медали и объявил о производстве в чин генерал-фельдмаршала королевских войск и пожаловании княжеского достоинства с титулом своего родного брата, а также заявил о своем желании воевать под знаменем Суворова в армии Италийской.
За "освобождение всей Италии в четыре месяца от безбожных завоевателей" Император Павел наградил Суворова своим портретом, осыпанным бриллиантами, и пожаловал титул Князя Российской Империи с титулом Италийского, распространенным на все потомство.
Победы Суворова стали причиной перемещений во французской армии - на смену генералу Моро был прислан молодой генерал Жуберт, пожелавший померяться силами с великим полководцем.
"Юный Жуберт пришел учиться, - сказал Суворов, - так дадим ему урок".
4 августа русские и французы встретились на реке Нови. Войска Жуберта занимали более выгодное положение, на высотах. Они дерзко бросились в атаку с криками: "Да здравствует Жуберт!" Русские отбили одну атаку, вторую, третью... В одной из них пал сам Жуберт. Кровопролитный бой продолжался 16 часов и закончился полной победой войск, предводимых Суворовым. Потери французов превысили 15 тысяч человек.
В очередном рескрипте Павел Первый назвал Суворова первым полководцем Европы. Он писал, что не знает чем ещё можно вознаградить подвиги его, что Суворов поставил себя выше наград, что Он, Император, повелевает гвардии и всем войскам, даже в присутствии Своем, отдавать почести, подобные императорским.
Во время Итальянского похода Суворов выиграл 10 сражений, захватил около 3 тысяч орудий, 200 тыс. ружей, взял 25 крепостей и пленил свыше 80 тысяч французов.
А впереди ждала Швейцария, где Суворову предстояло принять под командование все российские войска и вооруженных Англией швейцарцев, чтобы совместно с действующими на флангах группировки войсками эрцгерцога Карла и генерала Меласа развернуть наступление на французский город Франш-Конте.
Впереди были Альпы, впереди были грозные утесы и скалы Сен-Готарда. Суворов писал в одном из донесений: "На каждом шагу в этом царстве ужаса зияющие пропасти представляли отверзтые, поглотить готовые гробы смерти. Дремучие мрачные ночи, непрерывно ударяющие громы, льющиеся дожди и густой туман облаков при шумных водопадах, с каменных вершин низвергавшихся, увеличивали трепет".
Альпы - самый высокий и мощный горный хребет, который протянулся от Лигурийского моря до Карпат и Среднего Дуная. Южную границу Альп составляют Ломбардская низменность и берег Средиземного моря, западную - долина реки Аар в Швейцарии и долина реки Дуная в Германии и Австрии до Вены, восточную - равнины Верхней Венгрии...
Чтобы достичь Швейцарии, войскам Суворова предстояло преодолеть гору Сен-Готард и подобную ей гору Фогельберг, причём преодолеть с постоянными боями. Пройти через темную горную пещеру Унзерн-лох; перебраться через Чёртов мост, разрушенный неприятелем. Приходилось связывать доски офицерскими шарфами, перебрасывать их через пропасти, спускаться с вершин в бездонные ущелья. Суворов писал: "Наконец, надлежало восходить на снежную гору Биншнер-Берг, скалистою крутизною все прочие превышающую, утопая в скользкой грязи, должно было подыматься против и посреди водопада, низвергавшегося с ревом, и низрывавшего с яростью страшные камни, снежные и земляные глыбы, на которых много людей с лошадьми с величайшим стремлением летели в преисподние пучины, где многие убивались, а многие спасались..."
Малодушные начинали роптать. Но Суворов выезжал перед подразделениями в старом плаще, который достался ему от отца и который он называл родительским, в большой шляпе, предохранявшей от слепящего солнца, на старенькой доброй лошадке, с которой прошел турецкую кампанию и Польшу. Никогда прежде ни один солдат не говорил о нем плохо, а тут он услышал упреки:
- Старик выжил из ума… Бог весть куда нас завел!
- Да, - кричал в таких случаях Суворов, - помилуй Бог, они меня хвалят; так хвалили они меня в туречине и Польше.
И свершалось чудо, вновь поднимал на подвиги суворовский призыв: "Вперед, с нами Бог!"
Союзники изменили, бросили русских на произвол судьбы. Австрийские штабные офицеры подсунули карты, на которых не было указано нужных маршрутов.
В самые трудные минуты перехода Суворов говорил: "Не дам костей своих неприятелям. Умру здесь и иссеките на камне: Суворов - жертва измены, но не трусости".
Войска собирали последние силы и снова атаковали врага, снова шли вперед, сломив его сопротивление.
За время тяжелейшего альпийского перехода русские пленили 3 тысячи французов, в числе которых был один генерал, взяли знамя. Сами же потеряли 700 человек убитыми и 1400 ранеными. Когда Императору Павлу доложили, что австрийцы предали Суворова, что русские войска остались без продовольствия, что боеприпасы у них на исходе, он мысленно простился и с полководцем, и с сыном Константином, и с армией… Но вдруг в день бракосочетания Великой Княжны Александры Павловны в Гатчину прискакал курьер с новыми реляциями...
Радости Императора не было предела. И одна лишь мысль не давала ему покоя: чем наградить героя? И он написал Суворову: "Побеждая повсюду и во всю жизнь Вашу врагов Отечества, недоставало Вам еще одного рода славы: преодолеть самую природу, но Вы и над ней одержали ныне верх. Поразив ещё раз злодеев веры, попрали вместе с ними козни сообщников их, злобою и завистью против нас вооруженных. Ныне, награждая Вас по мере признательности Моей, и ставя на высший степень, чести и геройству представленный, уверен, что возвожу на оный знаменитейшего полководца сего и других веков".
Высокое и почетное достоинство Генералиссимуса Российского было наградой Суворову. Кроме того, по приказу Императора была вылита бронзовая статуя полководца "на память потомству". Император Франц прислал Суворову орден Марии Терезии первой степени Большого Креста и представил ему пожизненное звание своего фельдмаршала с соответствующим жалованием.
Между тем, Император Павел окончательно убедился, что союзники России в этой войне думают только о своих интересах, они лживы и не надежны.
О том свидетельствует письмо Императора Павла к Императору Францу, в котором прямо указывается на невозможность воевать в таком странном союзе: "Видя войска Мои, оставленные и таким образом переданные неприятелю, политику, противную Моим намерениям, и благосостояние Европы, принесенное в жертву, имея совершенный повод к негодованию на поведение Вашего министерства, коего побуждений не желаю знать, Я объявляю Вашему Величеству с тем же чистосердечием, которое заставило Меня лететь на помощь к Вам и способствовать успехам Вашего оружия, что отныне общее дело прекращено, дабы не утвердить торжества в деле вредном".
Направил Император и письмо Суворову:
"Обстоятельства требуют возвращения армии в свои границы, ибо все виды венские те же, а во Франции перемена, которой оборота терпеливо и, не изнуряя себя, Мне ожидать должно..."
Вспомним, какова была цель вступления России в войну…
Спасение европейских монархий. Но ни Англия, ни Австрия серьезно к этой задаче не относились. Англия не заботилась о спасении монархий, а лишь желала ослабить Францию. Австрия, едва для нее опасность миновала, обратила главное свое внимание на приобретение новых территорий и улучшение своего международного положения в Европе. И на Суворова, и на его войска Англия и Австрия смотрели лишь как на орудие достижения своих целей.
Более ясно о переменах во Франции император Павел выразился в разговоре с датским посланником. Посланник тут же направил своему двору депешу, в которой сообщал: "Государь сказал, что политика Его остается неизменною и связана со справедливостью, где Его Величество полагает видеть справедливость; долгое время Он был того мнения, что она находится на стороне противников Франции, правительство которой угрожало всем державам; теперь же в этой стране в скором времени водворится король, если не по имени, то, по крайней мере, по существу, что изменяет положение дела".
Император Павел ошибся только в определении. Наполеон провозгласил себя императором. В сути же он не ошибся - во Франции восстанавливалась монархия и вместе с тем исчезали противоречия между Россией и Францией.
Получив приказ о возвращении в Россию, Суворов произнёс слова, ставшие пророческими: "Я бил французов, но не добил. Париж мой пункт - беда Европе!"
Только Суворов в то время предвидел грядущие беды. Кто мог подумать, что несомненные успехи во внешней политики, сделанные Императором Павлом и графом Федором Васильевичем Ростопчиным, после гибели императора от рук злодеев, выполняющих заказ прежде всего английских политиков, будут сведены к нулю Александром, и Европу сотрясут новые войны, волна которых докатится до сердца России, до Москвы.
(Об успехах этой политики, о деятельности Императора Павла по укреплению мира и союза с Францией можно прочесть в моей книге "Павел Первый и Сталин: история двух злодейских убийств" М.: Граница, 2000 г.).
Но обратимся к событиям начала 1800 года. Получив распоряжение вернуться в Россию, Суворов заехал на несколько дней в Прагу, где пленил всю пражскую знать неукротимой своей энергией. Он устраивал святочные игры, игры в жмурки, фанты, жгуты, причём всегда сам исполнял, всё что полагается, когда выпадал его фант… За ним едва поспевали, увлекшиеся играми австрийский генерал Беллегард и английский посланник при венском дворе лорд Минто. В танцах он тоже был первым, очаровав богемских дам.
В Праге Суворов получил письмо Императора с приглашением в столицу: "Князь! Поздравляю Вас с Новым годом и, желая его Вам благополучно, зовy Вас к себе. Не Мне, Тебя, Герой, награждать, Ты выше мер Моих, но Мне чувствовать сие и ценить в сердце, отдавая Тебе должное..."
Перед отъездом Суворов зашел поклониться праху австрийского полководца Лаудона. Прочитав пространную надпись на обелиске, в которой перечислялись успехи, награды, победы, сказал: "Нет! Когда я умру, не делайте на моём надгробии похвальной надписи, но скажите просто: "Здесь лежит Суворов".
СУВОРОВ И ПАВЕЛ ПЕРВЫЙ
Императрица Екатерина Великая не успела обнародовать манифест о передаче прав на престолонаследие внуку Александру Павловичу. Павел знал о манифесте, он вполне мог знать и о том, что Суворов был в числе тех, кто подписал манифест. Но Император не собирался никого преследовать. Петра Александровича Румянцева он пригласил к себе в первые же дни царствования, чтобы сделать советником. Румянцев, получив известие о смерти Екатерины Великой, умер от удара. А.А. Безбородко, видимо имел свой взгляд на то, кто должен царствовать в России. Когда они в день смерти Государыни разбирали бумаги в ее кабинете, Павел нашел пакет, на котором рукой Екатерины II было начертано: "Вскрыть после моей смерти". Он посмотрел на Безбородко, словно спрашивая, что делать. Тот указал глазами на камин. Павел бросил пакет в камин. Так, скорее всего, закончил свой путь манифест.
Суворов оставался в Тульчине и никаким опалам не подвергался. Павел с уважением относился к великому полководцу. Но против Суворова были настроены старые враги, которые на первых порах царствования Павла заняли высокие положения, а Репнин и Салтыков даже получили чины генерал-фельдмаршалов. Суворов назвал их "фельдмаршалами при пароле", намекая на то, что получили они чины не за боевые победы, а выклянчили их за вахт-парады.
Графиня В.Н. Головина проливает в своих воспоминаниях свет на истинную причину первой опалы Суворова.
"Во время коронации - писала она, - князь Репнин получил письмо от графа Михаила Румянцева (сына фельдмаршала), который служил тогда в чине генерал-лейтенанта под командой Суворова. Граф Михаил совсем не походил на своего отца, был самый ограниченный человек, но очень гордый человек и, сверх того, сплетник, не хуже старой бабы. Суворов обращался с ним по заслугам. Граф оскорбился и решил отомстить. Он написал князю Репнину, будто Суворов волнует умы, и дал ему понять, что готовится бунт. Князь Репнин чувствовал всю лживость этого известия, но не мог отказать себе в удовольствии подслужиться и навредить Суворову, заслугам которого он завидовал. Поэтому он сообщил письмо графа Румянцева графу Ростопчину... Этот последний представил ему насколько опасно возбуждать резкий характер Императора. Доводы его не произвели, однако, никакого впечатления на кн. Репнина: он сам доложил письмо Румянцева Его Величеству, и Суворов подвергся ссылке".
Трудно сказать, поверил ли Павел I Репнину, но, скорее всего, сыграло роль то, что император мог знать о подписи Суворова на манифесте. Могло сыграть роль и то, что дочь Суворова Наташа была замужем за Николаем Зубовым, в котором Павел не без оснований на то чувствовал врага.
27 января 1797 года Суворов был отстранён от командования дивизией, а 6 февраля отстранён от службы.
Возле Императора по существу не осталось высоких военных чинов Румянцевской, Потёмкинской, Суворовской школы. А между тем Павел, еще будучи Великим Князем, имел возможность наблюдать не действующую армию во всем блеске ее побед, а разлагающуюся столичную гвардию в блеске балов, парадов и театральных выездов.
В гвардии служила знать, причем, зачастую, далеко не лучшая ее часть. В гвардии служили отпрыски крупнейших землевладельцев, а, следовательно, рабовладельцев России, в гвардии не служили, а выслуживали себе чины. Один из гвардейских офицеров так вспоминал о своей службе: "При императрице мы думали только о том, чтобы ездить в театры, в общество, ходили во фраках…"
В те времена Н.И. Салтыков, в ведении которого находилась гвардия, завел весьма обременительные для казны порядки и правила. Каждый гвардейский офицер должен был иметь шестёрку или четвёрку лошадей, самую модную карету, с десяток мундиров, роскошных и дорогостоящих, несколько модных фраков, множество слуг, егерей и гусар в расшитых золотом мундирах.
Андрей Тимофеевич Болотов писал: "Господа гвардейские полковники и майоры делали, что хотели; но не только они, но даже самые гвардейские секретари были превеликие люди и жаловали, кого хотели, деньгами. Словом, гвардейская служба составляла сущую кукольную комедию".
Один из последних при Екатерине рекрутских наборов, во время которого призыв рекрут осуществлялся с их жёнами, был разворован почти на четверть. Рекруты и их семьи стали крепостными у Н.И. Салтыкова и Н.В. Репнина, и их сподвижников.
Павел Первый понимал, что реорганизация армии необходима но, как отмечает Борис Башилов в книге "История Русского масонства", "безусловной ошибкой Павла I было только то, что реорганизуя русскую армию, он взял за основу её реорганизации не гениальные принципы Суворова, а воинскую систему прусского короля Фридриха II".
Это не было случайностью. Во время одной из своих зарубежных поездок Павел был поражен строгой дисциплиной и безукоризненным внешним видом прусского воинства. Но он не понял, что это лишь фасад несуществующего здания. Свои боевые возможности прусская фридриховская система продемонстрировала позднее, в октябре 1806 года под Йеной и Ауерштедтом, когда прусская армия была наголову разбита Наполеоном. Павел же, вступив на престол, взял тот привлекательный фасад, взял его в виде формы одежды, ненужных и обременительных излишеств.
Между тем, 20 сентября 1797 года Суворов, написал императору короткую записку: "Ваше Императорское Величество с Высокоторжественным днем рождения всеподданнейше поздравляю... Великий монарх! Сжальтесь: умилосердитесь над бедным стариком, простите, ежели в чём согрешил..."
Не сразу правда, а по прошествии нескольких месяцев Павел приказал князю Горчакову ехать к Суворову и передать от его имени: "что если было что от него мне, я сего не помню; что он может ехать сюда, где, надеюсь, не будет повода подавать своим поведением к наималейшему недоразумению".
Но на этот раз Суворов просто не мог сдержаться, чтобы не дать повода "своим поведением к наималейшему недоразумению", ибо полководца до глубины души возмутили нововведения и подражание прусской фридриховской системе.
Как всегда острый на язык, Суворов не сдерживал себя: "Я лучше прусского покойного великого короля, я, милостию Божией, батальи не проигрывал. Русские прусских всегда бивали, что ж тут перенять?" Или: "Пудра не порох, букли не пушка, коса не тесак, а я не немец, а природный руссак. Немцев не знаю - видел только со спины".
Известный биограф Суворова А.Ф. Петрушевский отметил, что Александр Васильевич не упускал случая "осмеять новые правила службы, обмундирование, снаряжение - не только в отсутствии, но и в присутствии Государя". Павел долгое время "переламывал себя и оказывал Суворову необыкновенную снисходительность и сдержанность, но вместе с тем недоумевал о причинах упорства старого военачальника". И все-таки в конце концов это Императору надоело, и когда Суворов сказал, что хочет вернуться в свое имение, тот ответил: "Я вас не задерживаю".
Книги о выдающихся государственных и военных деятелях России характерны для творчества писателя... Продолжаем.
ПОЛЬСКАЯ КАМПАНИЯ
Итак, 10 ноября 1792 года Суворов был назначен командующим войсками в Екатеринославской губернии и Таврической области. Императрица тем самым исполнила то, что хотел сделать Потёмкин. Исполнила спустя год после смерти Светлейшего Князя. Суворов снова строил укрепления, строил их на Тамани, в Крыму, по Днестру и по берегу Чёрного моря.
И вдруг в апреле 1994 года - новое назначение: состоять под начальством П.А. Румянцева.
Назревали события в Польше. Императрица чувствовала, что руководившие военными операциями Н.И. Салтыков и Н.В. Репнин стремятся втянуть Россию в новую затяжную войну. Не раз в истории России бывало, когда некие военачальники, сумевшие пробраться на высокие посты, стремились, ради ослабления страны в угоду своим зарубежным хозяевам, либо втянуть её в невыгодные войны, либо затянуть сверх всякой меры уже развязанные боевые действия. Так было при Иоанне Грозном, когда Адашев, Курбский и прочие изменники убеждали Царя направить русские войска не против Ливонии, а против Крымского хана. С Ливонией Иван Грозный справился. А мог ли справиться он в то время с Крымским ханом, поддерживаемым Османской Империей, наводившей ужас на всю Европу? Так было и при Петре I, когда русские войска втянули в бессмысленный Прутский поход, так было и при Александре I, когда Россия рассчитывалась кровью своих солдат за интересы Австрии в 1805 году и Пруссии в 1806-1807 годах, так было и во время Крымской войны, и во время Японской, и в годы 1-й мировой. Так было и в период Гражданской войны и иностранной военной интервенции, когда главной задачей Троцкого и его зарубежных "коллег" было уничтожение русского народа путем не только красного террора, но и бессмысленных боевых действий, умышленно затягиваемых на различных фронтах. Но об этом читатели узнают из соответствующих книг "библиотечки".
Императрица разобралась в коварных планах Салтыкова и Репнина. Она разрушила их неожиданным назначением. Уже с 1789 года генерал-фельдмаршал Петр Александрович Румянцев находился на заслуженном отдыхе. Он сам просил об отставке Потемкина и Государыню. И вдруг, Императрица, признавшая в 1789 году, что Румянцев действительно заслужил отдых, направила его в Польшу... Удивительно? Да, удивительно для тех, кому не понятен тайный умысел Императрицы.
В годы русско-турецкой войны аналогичным образом поступил Потёмкин. Видя бездарность Мордвинова и Войновича, Светлейший хотел заменить командование Черноморским флотом, но даже ему не хватило сил поставить на высокий пост молодого еще в то время адмирала Ф.Ф. Ушакова. И тогда он испросил у Императрицы пост командующего флотом для себя. А, получив его, вызвал Ушакова и вручил ему полное командование.
Екатерина II не смогла поставить во главе войск, действовавших в Польше, Суворова из-за резкого противодействия Салтыкова и Репнина. И тогда она назначила Н.А. Румянцева.
А едва это назначение состоялась, она тут же сделала новое - Александру Васильевичу Суворову было поручено состоять под начальством Румянцева. Румянцев же поступил с Суворовым точно также, как в свое время поступил с Ф.Ф. Ушаковым Г.А.Потёмкин. Суворов по существу стал полновластным командующим в Польше. Характер боевых действий сразу переменился.
14 августа Суворов начал выдвижение к Бресту, 3 и 4 сентября одержал победы при местечках Дивин и Кобрин, 6 и 8 сентября разбил неприятеля при Крупчицком монастыре и Бресте. В октябре Суворов развернул наступление на Варшаву. 15 октября он одержал победу при местечке Кобылка, а уже 24 октября взял укреплённое предместье Варшавы Прагу. Варшава сдалась на милость победителя. Война победоносно завершилась.
19 ноября 1794 года состоялось производство Суворова в генерал-фельдмаршалы, 6 января 1795 года Императрица уже официально назначила его главнокомандующим русскими войсками в Польше.
Казалось, интриги позади. Императрица, пригласив Суворова в Петербург, в начале декабря 1795 года устроила торжественную встречу, а затем вновь направила его на юг, подчинив крупнейшую группировку войск.
Но смерть Императрицы 6 ноября 1796 года снова изменила судьбу полководца.
Интрига нарастает. Молодцы, девчонки!
Всё, абзацы на месте. Спасибо Админ!
Может конечно и не правда , но жутко интересно. Я никогда еще историю не читал с таким удовольствием ))