Ленкомната

Сирия и Афган

Афган и Сирия это одно и тоже с точки зрения либерального тоталитарного сектанта, но это не так...

захар прилепин

 

После первых успешных ударов нашей авиации по позициям террористов в «неполживой» прессе стоит такой визг, как будто это им всем ударили между ног.

И в этом визге, порой переходящим в ультразвук присутствует мантра: «операция российских ВКС в Сирии выльется для нашей страны в новый безнадежный Афганистан», причём визг этот достиг даже нашего сайта.

А вот давайте разберёмся, выльется ли.

Итак.

Во-первых, эти операции различны ровно в идеологической составляющей: никто вроде как в Сирии советскую власть устанавливать не собирается и с традиционным образом жизни воевать не намерен.

Во-вторых: сколько б диванные и «неполживые» мега-политологи не говорили «о неизбежности наземного вторжения» — Российской Федерации «наземная фаза» в данной конкретной ситуации просто элементарно не нужна. Средства и методы вмешательства, необходимые в данном случае — не предусматривают въезда русских на танках ибо ...зачем ?

В Афганистане было правительство без опыта войны и без собственной боеспособной армии.

В Сирии есть избранный президент и есть своя, вполне боеспособная, обстрелянная и не деморализованная армия и ополчение.

Да, там не все так хорошо с материально -техническим снабжением, но для того, чтобы эти недостатки восполнить, туда совсем даже и не обязательно вводить российский сухопутный контингент.

Вполне хватит отечественного оружия и боеприпасов.

Можно – и даже слегка устаревшего и в скором времени подлежащего в той или иной форме утилизации. Ибо у нас на армейских складах такого завались, а люди, извините, остро нуждаются.

Ну, и еще одна немаловажная деталь: в российских ВКС служат вообще ни разу не призывники.

Профессионалы.

И охраняют наши базы в Сирии не мальчишки, а вполне себе контрактники, поэтому никакому свежему подражателю новоиспеченного нобелевского лауреата никаких новых «Цинковых мальчиков» тут и при всем несомненно присутствующем желании не написать.

И поэтому по поводу нынешней операции в Сирии аналогии лучше все-таки проводить как бы не с Афганистаном, а скорее с Вьетнамом, но если члену Либеральной Тоталитарной Секты привести эти незамысловатые аргументы то после того как все аргументы сектанта, что ты ватный троль и путинский мурзилка будут исчерпаны, извлекается главный — а зачем все эти войны вообще!?

Да действительно, а зачем вообще нужна война? И ведь не станешь же объяснять сектанту ЛТС, что у каждой серьёзной державы есть свои зоны национальных интересов.
Война для державы — она как упражнение с штангой. Подошёл, взялся, рванул, поднял. Или не смог поднять. Держава только тогда становится державой, когда решительно навязывает свою волю другим, менее сильным. Которые к штанге даже не подходят. Ты сильный — и с тобой считаются. Ты слабый — и об тебя вытирают ноги.

Ведь не даром какой - то великий сказал : «Все сильные страны ведут себя как бандиты, все слабые - как проститутки»

Ни убавить, ни прибавить.

Вот в Афгане Советский Союз подошёл к штанге, снял её со стойки, и поднял. А потом аккуратно положил обратно на рогульки.
Чтобы если что — поднять ещё разок ибо каковы обычные цели войны? Война нужна для того, чтобы захватить и оккупировать территорию, после чего население либо ассимилировать, либо как это у многих принято – вырезать.
В Афганистане ничего подобного не было: население не ассимилировали, территорию контролировали только там, где это было надо.

Когда поступила команда уходить – советская армия ушла. Повторяю для особо развитых: вывод войск поражением не является. Что, конечно, никак не мешает афганцам считать, что они всех победили. Ну и нашим доморощенным идиотам либерастам – тоже.

Причина ухода – не в военном поражении. Никакого поражения не было. Причина ухода была сугубо идеологической – наличие пятнистого предателя у власти. Армия свои задачи выполняла успешно, а остальное... Остальное армии не касается.

 

горбачев

Такие дела.



Грусть осенняя…

Этюд

В каждое время года рвутся на волю свои, соответствующие эту времени стихи

Вот лето жаркое. Оно ведь было только вчера, оно шествовало по полям, освещало ярким солнечным светом леса и перелески, и хотелось кричать во весь голос:

 

Хотилово

 

Раньше солнышка нынче встану я,

Оборвав нити сна тонкие,

На рассвете заря алая.

Ей поют птицы песни звонкие.

 

А в траве земляники спелые,

А в полях васильки синие,

На опушках берёзы белые     

Разговаривают с осинами.        

 

Окунусь я в луга росные,   

Ароматной напьюсь стихией,

Ивы тянутся к речке косами,

И всё это зовут Россией.

 

А глаза её родниковые

Смотрят нежно на небо ясное,

И в мечтах уплываю снова я

В дни ушедшие, дни прекрасные.

 

Вспомню девичьи очи нежные,

Я любил их с такою силой,

Как леса и поля безбрежные,

Как всё то, что зовут Россией.

 

Пусть сверкают луга росные,

Наполняется сердце силою!

Не разрушить любовь грозами,

Если будет со мной милая!

 

 Конечно, можно вспомнить детство, юность, можно вспомнить края, где бывал не однажды. Но сегодня, на пороге осени, мне почему то вспомнился край, где провёл я годы офицерской молодости, где и произошло то, что называют становлением офицера, и не просто офицера, а командира.

 Этот край – Куженкино, далёкое Куженкино, утопающее в бескрайних Валдайских лесах, окружённое синими рукавами рек и, как точно сказано в известно песне, «голубыми глазами озёр».

Прекрасны там все времена года. Но особенно неповторима осень. И первые шаги службы в Куженкинском гарнизоне пришлись как раз на осень, точнее на ту удивительную пору, когда лето сменяется постепенно развёртывающей своё наступление осенью

 

Шлино

 

Уже рябины пламенеют,

И осень дышит на листву,

Уже луга прохладой веют,

Туманы стелются в лесу.

 

Уж паутинки безмятежно                                                      

Над полем скошенным летят,

И первые румяна нежно

Сквозь зелень сочную глядят.

 

Припев:

Да, всё уходит постепенно,

Всё исчезает, не спеша,

И лишь нетленна в мире тленном

Высоких помыслов душа.

 

Лес в зеркале озёр стирает

Свой пропылившийся наряд,

Ещё пока не примеряя

Всецветье солнечных наград.

 

Но осень тихо наступает,

Сменяя лето на посту,

И жизнь в природе замирает,

Оставив вечности мечту.

 

Да, всё уходит постепенно,

Всё исчезает, не спеша,

И лишь нетленна в мире тленном,

Высоких помыслов душа!

 

      И первые пламенеющие рябины, и первая желтизна на берёзках, что вытянулись в рядок близ здания роты, которой довелось мне командовать в течение четырёх лет. Но именно первая осень в волшебном краю лесов и озёр теперь, спустя годы, кажется особенно неповторимой.

 

Речка Шлинка малая

 Я вступил в командование ротой в августе. Лето было на излёте, и осень незримо присутствовала вокруг, она словно предупреждала о своём скором приходе, быть может, даже торопила.

 По календарю наступила осень. Но было по-летнему тепло. Долго, очень долго не чувствовалось прихода осени с её ненастьем, с её холодными дождями. Лес одевался в своё золотистый наряд, но нет-нет да встречались то там, то здесь нетронутые дыханием осени берёзки. Посмотришь на них, и может показаться, что вернулось лето, и ты с этими берёзками возвращаешься в необычное лето, которое оставило столько впечатлений и оказало особое влияние на судьбу.

 А между тем, лето ещё боролось, хотя по утрам уже туман всё гуще собирался в пойме реки, клубился над водой, тянулся по отлогим берегам к лесу, и вот уже лес утопал по колено в молочно-белой пелене.

Но разгорался день, и продолжалась борьба.

 И пусть солнце не поднималось уже на небесный свод так высоко, как прежде, оно всё же посылало, оно упрямо изливало на землю по-летнему, быть может, последние тёплые лучи.

 И вот уже медленно истаивал туман, да так и не истаяв вовсе, обращался в сизую полупрозрачную дымку, чем-то похожую на летнее марево, но уже холодную, более прозрачную, придающую и лесу, и коробкам домов на центральной улице посёлка, и уже потемневшему лекалу реки особый, печальный, увы, осенний вид.

 Власть осени неизбежна, а ток времени жесток и безжалостен. Но в этом токе времени есть и свои позитивные моменты. Осень не вечна. В осени всегда есть немного грусти, но эта грусть осенняя, особенная грусть. Она нежна, она красива, потому что она временна…

 

Когда играет грусть осенняя

На струнах трепетной души,

И ворожит, как плачь Есенина,

Ей покоряться не спеши.

 

И не спеши проститься с чувствами,

Не убивай своей мечты,

И не плети венок искусственный

Из опадающей листвы.

 

Ведь всё, что кажется печально,

Падёт под пологом зимы,

Когда она фатой венчальной

Поля оденет и холмы,

 

Когда украсит платье снежное

Дубравы, рощи и леса,

И не палящее, а нежное

Согреет солнце Небеса.

 

А под студёными покровами,

Где бродят сказочные сны,

Томясь холодными оковами,

Созреют паводки весны.

 

Пусть будет светлой грусть осенняя –

Не бесконечен плен зимы,

И снова зеленью весеннею

Нас встретят долы и холмы.

 

Вновь заиграют чувства нежные

На струнах любящей души,

И будут замыслы мятежные

Хмельную голову кружить.

 

 

 

--
Николай Шахмагонов



Консервативные мыслители о тех, кто ненавидел и ненавидит Россию

Религиозный мыслитель Русского зарубежья Георгий Петрович Федотов писал,

что интеллигенция это специфическая группа, «объединяемая идейностью своих задач и беспочвенностью своих идей» – это «псевдоним для некоего типа личности…, людей определенного склада мысли и определенных политических взглядов».
Недаром Константин Петрович Победоносцев в своё время писал Вячеславу Константиновичу Плеве: «Ради Бога, исключите слова «русская интеллигенция». Ведь такого слова «интеллигенция» по-русски нет. Бог знает, кто его выдумал, и Бог знает, что оно означает…».
Министр Внутренних Дел В.К. Плеве пришёл к выводу о нетождественности интеллигенции с понятием «образованная часть населения», о том, что это «прослойка между народом и дворянством, лишённая присущего народу хорошего вкуса».

 

Он писал: «Та часть нашей общественности, в общежитии именуемая русской интеллигенцией, имеет одну, преимущественно ей присущую особенность: она принципиально и притом восторженно воспринимает всякую идею, всякий факт, даже слух, направленные к дискредитированию государственной, а также духовно-православной власти, ко всему же остальному в жизни страны она индифферентна».
  

Вот такое племя боролось с правдой о прошлом Отечества Российского, вот такое племя боролось с настоящим, порою, не отдавая себе отчета, что ждёт его в будущем. Ущербность ума не позволяла предвидеть свою судьбу, которая оказалась ужасной и кровавой.
  Военный историк Генерального штаба генерал-майор Е.И. Мартынов, так же как и Плеве убитый бомбистом-интеллигентом, писал:
  «Попробуйте задать нашим интеллигентам вопросы: что такое война, патриотизм, армия, воинская доблесть? 90 из 100 ответят вам: война – преступление, патриотизм – пережиток старины, армия – главный тормоз прогресса, военная специальность – позорное ремесло, воинская доблесть – проявление глупости и зверства».
 Думаю, аналогии, напрашивающиеся из двух последних цитат, читатели проведут сами. Слишком ещё ярки воспоминания о пережитом страной в эпоху развала и мракобесия, в эпоху ельцинизма, в эпоху зарождающегося звериного, криминального капитализма. Всё это вершили потомки тех, кто извращал великое прошлое Отечества Российского, кто подменял понятия о чести, долге и доблести, кто в 1905 году поздравлял телеграммами японского императора с победой над Россией, а в годы Первой мировой призывал к поражению собственной страны.

Эти, по словам А. Бушкова, «ненавидящие свою страну, не знающие и не понимающие своего народа, отвергающие как «устаревшие» все национальные и религиозные ценности, вечно гоняющиеся за миражами, одержимые желанием переделать мир по своим схемам, ничего общего не имеющим с реальной жизнью, без всякого на то основания полагающие себя солью земли интеллигенты разожгли в России революционный пожар».
И добавим: многие из них сгорели в нём дотла. Но, разжигая пожар, они действовали всеми возможными методами, основываясь на пресловутой «свободе совести», как мы уже установили, – свободе от всякой совести.
 Мыслители Русского зарубежья убедительно доказали, что «русская интеллигенция находится за пределами Русского образованного класса», что «это политическое образование, по своему характеру, напоминает тайные масонские ордена».

Михаил Леонтьевич Магницкий (1778–1855) раскрыл тайны зарождения Ордена русской интеллигенции, ставшего после запрещения в 1826 году Государем Императором Николаем Первым масонства, идеологическим и духовным заместителем тайных обществ.
Он писал: «При сём положении классического иллюминатства, на что ещё тайные общества, приёмы, присяги, испытания? Содержимая на иждивении самого правительства ложа сия (О.Р.И.), под именем просвещения образует в своём смысле от 20 до 30 тысяч ежегодно такого нового поколения, которое через два или три года готово действовать пером и шпагою, а в течение каждого десятилетия усиливает несколькими стами тысяч тот грозный и невидимый легион иллюминатов, которого члены, действуя в его видах и совокупно и отдельно, и даже попадаясь правительству на самих злодеяниях, ничего показать и открыть не могут, ибо точно ни к какому тайному обществу не принадлежат и никаких особенных вождей не знают. Каждый такой воспитанник через 10 или 15 лет по выходе его из университета, может командовать полком или иметь влияние на дела высших государственных мест и сословий». («Русская старина», 1989, № 3, с.615-616).
М.Л. Магницкий в 1831 году обратил внимание Николая Первого на «особый язык» масонского ордена иллюминатов, идеологемы которого помогали распознать и таких очень с виду неявных членов О.Р.И.

Вам знакомы эти слова: «дух времени», «царство разума», «свобода совести», «права человека». Антипод «свободы» – «фанатизм» и обскурантизм».
Он же предложил делить масонство на политическое, духовное, академическое и народное.
Свобода совести как бы освобождала от Православной совести, следуя которой человек шёл путём высшей Божьей Правды. Свобода позволяла идти иным путём – говоря словами Иоанна Грозного, путём утоления «многомятежных человеческих хотений».
«Свобода совести»? Что это? Вдумайтесь. Это свобода от совести. Такое просится объяснение. Свобода от совести позволяла исполнять предначертания тёмных сил, направленные против Православной Державы, против народа и его Праведной веры. Задача этих сил – повернуть Державу на путь к катастрофе, нарушив её исторически сложившийся уклад жизни, подменив духовные ценности. Исторически сложившийся уклад каждого народа, по меткому определению Константина Петровича Победоносцева, драгоценен тем, что не придуман, а создан самой жизнью, и потому замена его чужим или выдуманным укладом жизни неминуемо приводит к сильнейшим катастрофам. А этапы этого пути таковы. Ложные идеи и действия правителей на основе ложных идей, создают почву для изменения психологии руководящего слоя. Усвоив чуждые национальному духу или, что ещё хуже, ложные вообще в своей основе политические и социальные идеи, государственные деятели сходят с единственно правильной для данного народа исторической дороги, обычно уже проверенной веками. Измена народным идеалам, нарушая гармонию между народным духом и конкретными историческими условиями, взрастившими этот дух, со временем всегда приводит к катастрофе.

 

Об этом нам говорят со страниц своих трудов консервативные мыслители прошлого, об этом предупреждают современные мыслители. Белорусский писатель и мыслитель нашего времени Эдуард Мартинович Скобелев в книге «Катастрофа» пишет:
«Гибель народа начинается с утраты идеала. Даже и самый прекрасный идеал будет отвергнут, если он опаскужен и извращён. Вот отчего попечение о чистоте идеала – первая заповедь подлинно национальной жизни». Поперёк движения, согласованного с этой заповедью, и стояли западники, которые составляли Орден русской интеллигенции.
 Орден русской интеллигенции зародился в первые годы царствования Императора Николая Первого именно потому, что при этом Государе масонские ложи лишились возможности действовать спокойно и безопасно, разрушая Державу. Всё усугублялось тем, что в период правления Императора, которого мы знаем под именем Александра Первого, масоны не таились и ничего не страшились, ибо при нём было гораздо опаснее быть Русским патриотом, нежели масоном, ну прямо как при Горбачёве и Ельцине сотрудником КГБ или позже ФСБ было быть опаснее, нежели шпионом, особенно американским.

 

 

Внучка Михаила Илларионовича Кутузова Д.М. Фикельмон писала Вяземскому: «Я ненавижу это суетное, легкомысленное, несправедливое, равнодушное создание, которое называют обществом… Оно тяготеет над нами, его духовное влияние так могуче, что оно немедля перерабатывает нас в общую форму… Мы пляшем мазурку на все революционные арии последнего времени».
   

                                Донос на Николая Рубцова.      

 

        В качестве примера живучести ордена русской интеллигенции можно привести выдержку из книги известного литературоведа, писателя и публициста Вадима Кожинова.

       В своей книге Кожинов рассказывает о судьбе одного стихотворения Николая Рубцова, начинающегося строками: «Я буду скакать по холмам задремавшей Отчизны…»

        Напомню те строки, которые вызвали особый гнев и раздражение партийной элиты и обслуживающих её партийных литераторов.

        

         Россия! Как грустно! Как странно поникли и грустно

         Во мгле над обрывом безвестные ивы мои!

         Пустынно мерцает поникшая звёздная люстра,

         И лодка моя на речной догнивает мели.

 

         И Храм Старины, удивительный, белоколонный,

         Пропал, как виденье, меж этих померкших полей, –

         Не жаль мне, не жаль мне растоптанной царской короны,

         Но жаль мне, но жаль мне разрушенных белых церквей!

 

         Простим поэту отзыв о царской короне. Не сразу и к нам пришло понимание великих ценностей Православного Самодержавия. А вот за «белые церкви» Николаю Рубцову досталось с лихвой.

          Вадим Кожинов привёл выдержку из статьи поэта Андрея Дементьева, который писал:

         «Заявляя о своей преданности «удивительному белокаменному» храму старины, лира поэта стремится запечатлеть навеки дорогой образ Родины – «березы, избы по буграм», отраженную в реке церковь – прекрасную «как сон столетий»… Что касается старинных монастырей и храмов, то поэты могут здесь опереться… на редакционную статью «Тысячелетние корни русской культуры». В ней не без торжественности сказано следующее: «Стоят они, рукотворные свидетели творческого гения…»

         Нельзя не удивляться тому, что целый хор критиков и поэтов с таким усердием разрабатывает тему об уважении к старине именно как «церковную тему».

         «Программа КПСС, – продолжал далее А. Дементьев,  – обязывает нас вести непримиримую борьбу против тенденций к национальной ограниченности и исключительности, к идеализации прошлого и затуманиванию национальных противоречий в истории народов, против обычаев и нравов, мешающих коммунистическом строительству».

         Оценивая цитату, Вадим Кожинов писал: «Поэзия Николая Рубцова давно стала поистине народной, и теперь, думаю, каждому ясно, сколь отвратительны доносные инсинуации Дементьева. Достаточно сказать, что проникновенное стихотворение Николая Рубцова «Я буду скакать…», которое «осудил» А. Дементьев, за строки об «удивительном белокаменном храме», беспощадно выбрасывалось из всех последующих книг поэта. В одной книге даже осталась иллюстрация к нему, а стихотворение исчезло».

          Это далеко не единственный пример нападок современных представителей ордена русской интеллигенции на творчество русских писателей и поэтов. Каждый читатель наверняка мог бы привести десятки, может быть сотни подобных выходок интеллигентов.

 

 



Самолёт летит и гудит и гудит - он везёт бизнесмена в Крым.

 Рейдерский захват авиарынка Украины

Даже если не являешься штатным аналитиком какой - нибудь крупной структуры, а всего лишь за завтраком слушаешь новости по радио, то даже тогда можно сложить дважды два и получить результат.

Я о авиаперемоге украинской.

Когда услышал о том, что Киев объявляет «санкции» в отношении ряда крупнейших российских авиакомпаний, которые не смогут летать на эту находящуюся под внешнем управлением американцев территорию с 25 октября текущего года и даже причина была придумана - данные авиакомпании мало что летают в Крым, так еще и не платят за это Украине.

Так вот, когда услышал это - сразу вспомнил две новости.

Новость первая — Яйценюка хотят заменить то ли на бандита Саакашвили, то ли на цереушника Наливайченко, то ли на главу так называемого Центробанка бывшей Украины.

Новость вторая — американцы рекомендовали так называемой Генпрокуратуре Украины возбудить дело по взяточничеству Яйценюка.

Связав воедино все три новости сразу подумал — амеры не довольны тем, что Яйценюк не достаточно жёстко ведёт себя с Россий и направили ему явное послание в этой связи.

Реакция последовала незамедлительно.

Яйценюк продемонстрировал что всё понял и тут же запрет на полёты.

Может эта версия и имеет право на существование, но лишь отчасти и вот почему.

Сразу же вслед за запретом Россия принимает ответные «зеркальные меры», которые украинские власти даже особо не комментируют, если не воспринимать, разумеется, всерьез реплики все того же Яйценюка и люмпен-журналиста Портникова об их «необоснованности», ибо Украина-то "наказала Россию" за Крым, Луганск и Донецк, а нас-то за шо?!

И все это бы вполне , по крайней мере внешне, укладывалась в шизофреническую логику нынешних временных украинских властей, если бы не «два но».

Во-первых, в первую очередь здесь страдает до сих пор, как ни странно, более-менее живая украинская авиатранспортная отрасль, для которой Российская Федерация все равно была и остается одним из наиболее приоритетных направлений: тут все просто, только украинские аэропорты теряют от десяти до пятидесяти процентов пассажиропотока.

И такого не выдержит баланс ни одного реально функционирующего на реальном рынке предприятия.

Про украинских авиаперевозчиков же тут и говорить нечего: они уже и сами все сказали, причем вполне откровенно.

 

Но это еще не главное
 

 

Параллельно с одним ударом украинская авиация получает еще и второй: начав санкционную войну с российскими авиакомпаниями, Киев решил заодно блокировать поставки авиакеросина из Белоруссии .

Эти шаги могут спровоцировать жесточайший кризис в авиационной отрасли страны. Больше всего пострадают украинские перевозчики и пассажиры, а их место на рынке перевозок и поставок топлива с легкостью могут занять европейские игроки.

При этом, нужно очень четко понимать, что на белорусский авиакеросин приходилось свыше пятидесяти процентов баланса украинского рынка авиатоплива.

Узнав эти факты и главное цифры, стало более или менее ясно что с авиаперемогой реально происходит, поэтому я бы вряд ли стал искать причины такой атаки на украинскую авиацию вне самой Украины и, тем более, в политике.

Потому как крепнет убеждение, что это сугубо рейдерская операция: просто кому-то весьма и весьма приглянулся украинский авиарынок и этот «кто-то» просто затеял на нем передел собственности.

А премьер Арсений Яценюк в данной ситуации всего лишь рейдер, работающий исключительно в интересах «заказчика», ну, а все остальное ...это дымовая завеса.

Украина запретила авиаперевозки

Кстати, пронёсся слух что «Люфтганза» готова, ну типа, заменить и всё такое.

Да нисколько не сомневаюсь.

Такие дела.

Кстати, раз уж речь о авиаперевозках  Многие до сих пор верят в один из основных либеральных мифов, что государство всегда неэффективно по сравнению с частным бизнесом. И это на фоне банкротства частной авиакомпании «Трансаэро» с результатом минус 240 млрд рублей. При этом государственный «Аэрофлот»  работает дольше и такого безобразия в своей деятельности не допускает. 

P. S.

В заголовок вынесенна строка из моей новой композиции, которая посвящена возбуждению уголовного дела и помещению под домашний арест широко известного в узких кругах фрик - публициста и тверк - патриота Мухина Ю. И.

С "творчеством" сего фрика можно ознакомится тут.  

http://www.ymuhin.ru/node/1264#comments



Скидка на газ...

...Фактически это российский газ, который пересекает украинско-словацкую границу, немного «гуляет» по территории Словакии и возвращается обратно.

И чем больше реверсного газа Украина покупает, тем больше заявка европейских импортеров на транзит по территории Украины, за который «Нафтогаз» получает (а «Газпром» платит) около 35 долл. за тысячу кубометров.
Таким образом, потеряв 28 долл. за тысячу кубометров на «реверсе», Украина получила те же деньги даже чуть больше за увеличившейся транзит. («Газпром» же в лучшем случае остался при своих или чуть теряет ...

Как стало известно, Россия предоставила Украине скидку на газ на IV квартал. Размер скидки составляет около 20 долл. при контрактной цене газа до скидки 252 долл. за тысячу кубометров.
 

 

И вот сижу я на кухне..

 

Завтракаю и слушаю вопли по радио тверк - патриотов на эту тему.

Признаться честно, на фоне действий так называемого украинского руководства по блокаде Крыма, запреты на полеты ит.д., ит.п. самому хотелось присоединиться к этим воплям, типа...доколе!

Но прежде чем присоединится решил всё выяснить.

Сказано, сделано.

И вот что выяснилось.

Во-первых, оказалось что до сих пор у тверк - патриотов в ходу мнение - все российские ответы на недружественные действия Украины нужно сводить к газу!

Однако, если еще несколько лет назад этот подход был оправдан, то сейчас в связи с растущей интеграцией украинского газового рынка с европейским, такие решения часто оказываются устаревшими.

Во -вторых. Сейчас не Киев, а Брюссель платит за газ для Украины, причём минуя уркаину из -за чудовищного воровства.

Безвизовый режим по Меркель

 

И разумно, если Европа говорит «Газпрому» – ну раз так, то дайте разумную цену.

В-третьих. Имеем же опыт прошлого года, когда был подписан «зимний пакет» на весь отопительный сезон икогда Украина неохотно выбирала газ с российской стороны, предпочитая по возможности брать топливо из реверсных поставок.

И вот давайте представим , как предлагают тверк -патриоты, что сейчас Россия отказалась предоставлять скидку.

В таком случае Украина максимально бы выбирала объемы по реверсу.

Вот и всё.

В прошлом году «Газпром» пробовал ограничивать «реверсы», уменьшая запросы европейских импортеров. Но это, как выяснилось, стоило ему определенных штрафных санкций. В условиях теплой зимы этот вариант вообще не сработал (газа хватило за счет Норвегии и других источников), а штрафные санкции (несколько процентов от стоимости не допоставленного топлива) пришлось выплатить.

Не надо забывать и о цифрах, а они говорят, что при этом по сравнению с прошлым годом в реверсных делах многое изменилось.
Это уже не те смешные объемы, что были год назад. С марта сего года мощность словацкого реверса значительно выросла – она составляет свыше 30 млн кубометров в сутки (14,5 млрд кубометров в год).
То есть, если бы Украина равномерно, в течение года использовала реверсную трубу (закачивая летом излишки в хранилища, объемы которых свыше 30 млрд кубометров), то с учетом собственной добычи (20 млрд) кубометров, она могла бы вообще обходиться без российских поставок при нынешнем ожидаемом уровне годового спроса в 35 млрд кубометров.

морской терминал газпром

Такой сценарий не реализуется лишь из-за того, что у «Нафтогаза» всё время нет денег.

Конечно, в случае пиковых нагрузок (когда Украине нужно до 200 и более млн кубометров в сутки) реверс (30 млн кубометров в сутки) и собственная добыча (55 млн в сутки) не спасет. Можно воспользоваться газом из ПХГ, но, конечно, в случае длительных морозов без российской страховки не обойтись. Да и цены на реверсный газ (привязанные к спотовому рынку) в случае морозов вырастут.

Но выстраивать всю нашу политику только на ожидании сильных морозов, как представляется, было бы неразумным.

А вот теперь самое главное - о деньгах.

Ведь при капитализме это самое главное.

Уже слышу рёв тверк -патриотов: о деньгах, так о деньгах! ведь известно, по итогам второго квартала реверсный газ обходился Украине на 28 долл. дороже, чем российское предложение.

Однако не стоит забывать, как этот газ попадает на Украину.
Фактически это российский газ, который пересекает украинско-словацкую границу, немного «гуляет» по территории Словакии и возвращается обратно.
И чем больше реверсного газа Украина покупает, тем больше заявка европейских импортеров на транзит по территории Украины, за который «Нафтогаз» получает (а «Газпром» платит) около 35 долл. за тысячу кубометров.
Таким образом, потеряв 28 долл. за тысячу кубометров на «реверсе», Украина получила те же деньги даже чуть больше за увеличившейся транзит. («Газпром» же в лучшем случае остался при своих или чуть теряет !

Таким образом , повторюсь - отказ от предоставления скидок Украине привёл бы к ожидаемому отказу Киева от закупок российского газа, причём это совсем не означает немедленных проблем для киевского режима, а лишь создаёт дополнительные риски при транзите в наиболее морозные дни, особенно ближе к концу зимы, когда ПХГ будут истощены.

Теперь понятно, думаю всем, почему так болезненно отреагировали и Словакия и бывшая Украина на известия, что будет строится новая линия «Северного потока»?

И ещё.

Мы не собираемся отказываться от диалога с Европой, как предлагают уж совсем отмороженные , а формула «Нам нужен Берлин, а не Киев» по-прежнему остается актуальной, таким образом, по моему мнению, компромиссное решение по предоставлению скидки на газ, это ...нормально.

Таково сейчас положение вещей.



Мысли вслух...

Об Америке, о демократии, о тоталитаризме, о пидорасах (а куда же без них!)

Прочитал новость о том что, посол США в России и по совместительству специалист по цветным технологиям Джон Теффт прибыл во Владивосток.
Там Теффт провёл и закрытую встречу “с лицами, сочувствующими США”, так называются теперь предатели и агенты влияния.
Вот так ничего не скрывая, официально.

Навальный

И почему - то подумалось, не почему и зачем Джон Теффт колесит по России, а почему посол России в США не ездит по Штатам с лекциями? Отчего глава нашей дипмиссии не встречается на Аляске, в Калифорнии и Неваде, с лицами, сочувствующими нашей стране?
Почему нет встреч со сторонниками независимости Техаса или с активистами «Лиги Юга» ?

Понятно что делает посол США и другие американские дипломаты в России они служат интересам своей страны. А интересы эти таковы – ослабление потенциального конкурента, поиск сил, персоналий, которые будут внутри России обслуживать интересы США. Поддержание связей с теми, кто уже “полон симпатий” к Вашингтону, налаживание новых.
И все это делается под флагом “несения демократии”.
США, согласно официальной доктрине Штатов, самая демократическая страна в мире, цитадель демократии. И миссия Вашингтона – нести всему миру эту самую демократию. Учить, наставлять. И наказывать, если другие народы их уроки учить и усваивать не хотят.
Возмущаться по этому поводу не надо - идёт война и всем плевать что в США никакой демократии нет ( об этом ниже) и что демократия это инструмент уничтожения противников США.
И потому, нужно не возмущаться, а … учиться.
Повторюсь. Ведь совершенно понятно почему и зачем посол США ездит по России, выступает, встречается с различными аудиториями. Активны и консульские работники США в различных городах России. Встречи, приемы, выступления, приглашения, выдача грантов, работа по программам обмена.
А вот понимания, почему посол России в США не проявляет такую активность, у нас нет.
И вот это главный вопрос, который себе задал я.

Возникает вопрос – почему дипломатическая миссия России в США не так активна, как их коллеги внутри России? Что мешает заниматься аналогичной деятельностью в Штатах? Отчего наши консулы не выступают в американских ВУЗах? Почему посол ежемесячно не читает лекций студентам разных высших учебных заведений США? Почему мы не видели наших дипломатов в восставшем против полицейского произвола Фергюссоне?
Почему такая пассивность – вот какой вопрос хочется задать.
Вот учения в армии происходят одно за одним. Постоянные полеты, маневры, внезапные тревоги, стрельбы.
А почему наши дипломаты столь пассивны сегодня в США и Европе, как были пассивны и безмолвны на Украине в течении почти двух десятилетий?
Нет кадров? Поменяйте.
Нет задач? Поставьте.
Не разрешают США или страны Европы читать лекции своим студентам? ...Не вопрос..
если в США начнут ставить препоны просветительской работе наших дипломатических работников, то ничего выдумывать не нужно.
Берем форму их отказа на английском языке, переводим на русский и отказываем дипломатам США выступать перед российской аудиторией. До тех пор, пока запреты с их стороны не будут сняты.
Какие еще причины пассивности наших посольств можно придумать? Не перед кем выступать, некого звать на закрытые приемы в посольство и консульства? Сдаётсяс этим проблем не будет, в любом обществе есть недовольные, в любом обществе есть симпатизирующие России по культурным, историческим и любым другим причинам. Вот с ними и работать в первую очередь. Давать гранты, площадку для выступлений и обращений к мировой общественности. Думаете разгневанные жители Фергюссона или интеллигенты Вашингтона откажутся от грантовой поддержки? Отнюдь.
Однако ответ на вопрос почему наши дипломаты не ведут работу есть и он называется «акт Логана», который прямо запрещает гражданам США общение с представителями иностранных государств:
§ 953. Личная переписка с иностранными правительствами.
Любой гражданин США, где бы он ни был, кто без разрешения США, прямо или косвенно начинает или осуществляет какую-либо переписку или общение с любым иностранным правительством или любым должностным лицом или его агентом, с намерением повлиять на меры или поведение любого иностранного правительства или любого должностного лица или его агента, в отношении любых споров или разногласий с Соединенными Штатами, или победить меры Соединенных Штатов, должен быть подвергнут штрафу, помещён в заключение на срок до трёх лет или подвергнут обеим мерам наказания.
Вот и весь ответ. Вот и вся «демократия». Россия, где ничего подобного нет — это оплот тоталитаризма и тирании, а США, где если встретишся с послом России закатают на три года -это конечно же оплот демократии или бывшая Украина, хотя смешно приводить пример но там СБУ возбуждает дело против Вассермана за сепаратизм а в России альтернативно одарённого режиссёра Сокурова награждают орденом за заслуги перед Отечеством, хотя этот организм ратует за передачу Курил Японии. Но Украина это страна идущая по пути демократии, которой восхищается весь так называемый «цывылызованный мир» а Россиия...ну понятно...
Угу.
И ведь находятся же дурачки (и даже на нашем сайте, фамилию не буду называть) что верят в это.
И ещё - хочется указать на следующее. США, почему -то то считается страной набожной и почитающей Бога. Там даже президент произносит клятву на Библии при вступлении в должность, (В РОССИИ, кстати, на Конституции. ) однако там есть закон о однополых браках обязательный на всей территории США, хотя в Библии, на которой клянётся их президент, к этому вопросу отношение однозначное и категорическое.
Более того - судья, которая отказалась регистрировать брак пидорасов отстраняется от должности и подвергается аресту!

Встреча пидоров

Такая вот набожная страна, где как показывают нам в кино, никто не приступит к еде не помолившись.
Если указать, например, на это нашему либерасту - низкопоклоннику перед Западом у того наступает когнитивный диссонанс, а после приступа следуют оскорбления и упрёки в холуйстве перед Путиным .
Такие дела.



Духовные гниды за работой...

О двух представителях  ПИДР - Партии Исключительно Даровитых актеров и Режиссеров.

 

Недавно опять «порадовал» элитарный режиссёр, наследник Тарковского, некто Сокуров.
Сразу признаюсь - фильмов Сокурова я не смотрел ни одного и не собираюсь, мне хватило Тарковского на всю оставшуюся жизнь.
Ну да всё по порядку, начиная с Тарковского.
 Если кто помнит, а кто не помнит напомню, что был такой советский режиссёр — Тарковский, выращенный и выкормленный советской властью, и за это её люто ненавидевший. Это характерная черта поведения советского интеллигента, и Тарковский не был исключением.

 

Тарковский

 

Фильмы Тарковского в СССР показывали постоянно и везде — как на обычных сеансах, так и особым образом и это факт.

Выходишь на Невский проспект, а там "неделя фильмов Тарковского". То есть в кинотеатре «Колизей», к примеру, на всех сеансах показывают исключительно данного режиссёра фильмы, подряд целую неделю. 

 

кинотеатр "Знание"
 

А уж в кинотеатрах типа «Знание» и «Нева» вообще крутили круглогодично. И если у тебя был интерес к творчеству данного режиссёра — иди да смотри.

Общественность к творчеству данного режиссёра была глубоко равнодушна. Ни сами фильмы, ни личность режиссёра — народные массы не интересовали вообще никак - прекрасно помню как на фильме «Жертвоприношение» присутствовало в центральном кинотеатре «Колизей» аж...три человека, включая и меня, кстати, народные массы абсолютно равнодушны к нему и сейчас - запускайте в прокат — и вас ждёт оглушительный коммерческий провал, как впрочем и фильмы режиссёра Сокурова. 

Но по всяким либеральным СМИ, временно находящимся под контролем ставленников Госдепа, постоянно рассказывают что на самом деле всё было не так.  

Что снимать кино Тарковскому не давали. Надо думать, все свои  фильмы в СССР он снял на свои деньги, а не на государственные. 
После чего умело организовал прокат шедевров в собственной сети кинотеатров.

Рассказали, что Тарковский своими фильмами очень сильно боролся с советской властью. Так сильно боролся, что советская власть на яростную борьбу постоянно деньги выдавала, финансово обеспечивая должный накал разоблачений и срыв покровов.
Широко известен случай с Тарковским.
Он полностью снял «Сталкера» — 7,5 тыс. м полезного материала, а потом весь материал забраковал — все в корзину: операторский брак.
Hо снимал Георгий Рерберг, который был у Тарковского оператором на «Зеркале». Он брака не мог допустить, Рерберг и брак — понятия несовместимые.
Тем более что Тарковский у него все до последнего кадра принял.
Опять выделили деньги, достали пленку «Кодак», которая была колоссальным дефицитом. Княжинский пришел оператором, и фильм сняли по второму кругу.

Во как не давали снимать и «зажимали»

Теперь пару слов о приемнике.
Лично мне хватило вот этого.

  «Нужно отдать японскому народу прекрасные земли, принадлежавшие им» заявил российский режиссер Александр Сокуров, получивший накануне почетную награду Японии - орден Восходящего солнца с золотыми лучами.
Это он про Курилы.
Вот гнида!  тогда подумал я и не ошибся. Самая натуральная духовная гнида ! 
И вот эта духовная гнида недавно высказалась по поводу укротеррориста Сенцова, которому присудили 20 лет за подготовку теракта в КРЫМУ.
«Как заявил режиссер Сокуров, «Сенцов — «режиссёр с обостренной социальной чувствительностью — не мог не откликнуться на драматические события в своей стране».

А вот давайте посмотрим что готовил этот «режиссёр с обострённой ...»

сволочь

 

14 и 18 апреля 2014года в Симферополе люди из группы Олега Сенцова подожгли двери офиса «Русской общины Крыма» и местное отделение «Единой России», а на 9 мая готовили подрыв монумента «Вечный огонь» и памятника Ленину.

Не позднее 10 апреля Сенцов предложил Чирнию и Афанасьеву взорвать памятник Ленину в Симферополе, выдав Чирнию 200 гривен на покупку взрывного устройства. Последний обратился к «химику» Пирогову с просьбой изготовить бомбу. Пирогов выходит на связь с ФСБ и принимает участие в оперативном эксперименте. В итоге Чирний получил от него «предмет, имитирующий исполнительный механизм, изготовленный на основе электронных часов».

Позже Сенцов принимает решение совершить еще один теракт: в День победы он планирует подорвать вечный огонь в симферопольском парке имени Гагарина. Для этого Пирогова просят изготовить еще одно взрывное устройство, а когда в ночь на 9 мая Чирний пытается забрать «два предмета, имитирующих СВУ», его задерживают с поличным»

Но у этих уродов нашлись и защитники основной довод которых заключается в том, что никому они вреда не причинили и никого не убили.
Ага, а если при ограблении банка касса вдруг пуста, или сейф не смогли открыть - тоже всех отпускаем, ущерба то никакого !
Защитники забывают, что согласно статье 205 УК РФ терроризм определяется как «совершение взрыва, поджога или иных действий, создающих опасность гибели людей, причинения значительного имущественного ущерба либо наступления иных общественно опасных последствий, если эти действия совершены в целях нарушения общественной безопасности, устрашения населения либо оказания воздействия на принятие решений органами власти, а также угроза совершения указанных действий в тех же целях».

Как всегда всех превзошел главный редактор "Эха Москвы" Алексей Венедиктов, объявивший все содеянное Сенцовым «мелким хулиганством, тянущим на 15 суток».
Кстати, Навальный с примкнувшим к нему Ходорковским организовали "проект помощи невинозаключённым".
Каждому по сто тысяч рублей обещают.
В числе этих невинных - и террорист Сенцов.
Получается, что Навальный одобряет терроризм и убийства и не попадает ли это под статью "финансирование терроризма", ведь Сенцов признан судом террористом.
Ась ? Куда смотрит прокуратура ?
А вот интересно, каким бы голосом запел мистер Венедиктов и прочие либерасты, если бы в его контору заложили и, не дай Бог, взорвали?. Да хотя бы  просто подожгли  дверь в редакцию ? 
Наверняка было бы расценено как покушение на демократические ценности и признано террором, заслуживающим самой страшной кары!
Словом и Сенцов и Сокуров одного поля ягоды и принадлежат к ПИДР - Партия Исключительно Даровитых актеров и Режиссеров.



Глядя из деревни, лёжа на диване на...план Путина

Как политику, Путину хорошо известно истинное строение западной власти. Идиотские сказки про демократию и выборы он оставил пресс-секретарю, и правильно сделал. 

Запад в реальности – это жестокое и террористическое, пронизанное бесправием и правовым нигилизмом, переполненное (как и любая деспотия) дешевой демагогией о народовластии групповое самодержавие, прибравших его к рукам, богатейших семейств. 

путинский план

Из за финансовой паники и падения рубля у многих лиц с неустойчивой психикой началось преждевременное "осеннее обострение" , которое выражается в воплях - доколе! где буйные революционеры ! сколько можно терпеть!

На вежливый вопрос: а вот в Тунисе, Ливии, Египте, Сирии, Ираке, Украине нашлись буйные революционеры и "терпение кончилось" и что ? сильно им там стало лучше жить ? следует какое - то сумбурное мычание.

А после уточнения что там ( кроме Украины) 360 дней светит солнце и тепло, а у нас всё наоборот - 360 дней в году холодно и хмуро и нам во время " революции" ...короче 9 из 10 вряд ли доживут до "светлого окончания революции", а оравший про революцию "юноша" сильно за 50-ть и с огромным брюхом, ничего толком не умеющий делать, гарантированно окажется в числе 9, следует приступ с вытаращиванием глаз, пеной изо рта и обвинениями в "путинском холуизме"

Всё.

Финиш.

Хотя, вот лично мне, кажется что я понимаю в чем заключается "хитрый план Путина" и он существует на самом деле. Очень подробно, со схемами и диаграммами о нём (о плане) говорил Кургинян, но из за того, что многие у нас в силу разных причин не могут долго сосредоточить внимание на одной теме, мало кто смог дослушать умнейшего Кургиняна до конца. 

Я смог.

И попытаюсь популярно, как всегда на пальцах растолковать этот самый "план Путина"

Итак.

Но начать придётся издалека.

 В свое время М.И.Кутузов сдал Москву, но выиграл войну. Эту историю все помнят. Меньше помнят, а скорее всего и не знают то, что в зимних лесах под Москвой замёрзли 100 тысяч мирных жителей, бежавших из брошенной Москвы от Наполеона.

История щадит победителей и не судят их: после грандиозной победы никто не оценивал план Кутузова как циничный и бесчеловечный. Стратегия изматывания противника, избегая генерального сражения – полностью себя оправдала. А жертвы?  Да, были !Войны без жертв не бывает… к сожалению.

М.И.Кутузов, как и Барклай до него  исходили из того непреложного факта, что армия Первого Евросоюза имеет трёхкратное превосходство над русской армией. Их планы  строились на необходимости воевать с заведомо более сильным противником.

И вот теперь перейдём к нашей эпохе и действиям Владимира Путина.

Когда в 1999 году В.Путин пришел к формальной власти – реальная его власть была около 0%, тогда как власть  оккупантов (назовём всё своими именами ) в России приближалась к 100%. 

У Путина не было вообще ничего - кроме шутовского титула "приемник ".

Олигархия, выросшая из банд и руководимая из США, владела ВСЕЙ экономикой, ВСЕМИ СМИ, ВСЕМИ регионами («избрав» там губернаторов-бандитов), всеми партиями, учреждениями, ведомствами и институтами.

 Как известно власть Ельцина не простиралась дальше Садового кольца в Москве, да и внутри этого кольца была более чем условной.

Что греха таить и Путин в самом начале не далеко от этого ушёл, ведь в 1999, в 2003 и даже в 2005 году свергнуть Путина - ЕСЛИ БЫ В США ПРИНЯЛИ ТАКОЕ РЕШЕНИЕ - было легче, чем Януковича: ничего, кроме декоративных символов власти у преемника «царя» Бориса не было...

Но Путин имел свой план. Этот план опирался на неучтенные западными регуляторами чувства русского народа и на его великое терпение.

 Для элит Путин был лишь наёмным менеджером (что и сам тогда любил подчеркнуть в официальных речах) – но для простого народа чувствовался, ощущался – как свой, правильный человек.

За этим чувствованием не было ничего объективного, материального – и потому проглядели, игнорировали мало ли чего тёмному мужику там пригрезится? Ведь все силы и средства в руках  «элиты», сомкнутой в железный заговор!

 За множество минувших (прямо скажем – тяжёлых и постыдных) лет – пропорция власти сдвигалась. Теперь, конечно, у Путина вовсе не «около 0% власти», как в 2003 году, когда ничтожнейшая Украина безнаказанно лепила ему прилюдные пощёчины - в 2003 году кучминская Украина вторглась на российскую территорию, аннексировала ключевой для прохода в Азовское море остров Тузлу, запретила России строить дамбу в Керченском проливе.

Это сделало Украину единоличным владельцем Керченского пролива, за что Украина брала плату за проход в Азовское море с российских кораблей. Несмотря на публичную демонстративность агрессии и вызывающий характер оскорбления, немалые для России убытки, закупорку для РФ Керченского пролива – Путин вынужден был стерпеть все эти действия американского холуя.

 Однако и у прозападных оккупантов уже не «около 100% власти», а существенно меньше. Многие годы подряд Путин увеличивал и наращивал свою долю власти в ущерб всевластию олигархии. 

Но даже и сейчас, в 2015 году, нельзя сказать, что власть Путина в России составляет 100%, а власть оккупантов с Запада – 0%. Дети воровской приватизации удерживают за собой очень много ключевых позиций и пользуются огромной поддержкой и практически неограниченным кредитом с Запада. Поэтому далеко не всё, что делается в России – делает Путин. И это нужно понимать – как бы вы к нему не относились, просто ради объективности.

Путин, как правитель, очень долго вырастал из фигуры декоративной и ритуальной. Он насаждал вокруг себя контр-элиту по принципу личной преданности ему, сосредотачивал в своих руках денежные потоки, реальные властные полномочия.

При этом шаги вперёд чередовались с малопонятными шагами назад, отчего движение страны было лишено внятности и логичной целостности. Например – Путин отменил выборность губернаторов, дававшую власть местным кланам бандитов – но потом, словно бы в насмешку над собой – назначил губернаторами тех же самых «крестных отцов» региональных мафий – которые прежде сами себя «избирали» в регионах. И они сидели ещё много лет – зачем?!

Затем, что за каждым ударом следовали слоновьи дозы «успокоительных» для местного криминала, а главное – для Запада. 

В оценке своих сил, как малых и ненадёжных, Путин проявил огромную трезвость.

Изначально «план Путина» исходил из трезвого понимания абсолютного превосходства врага в силах и средствах.

Это обидно, неприятно, оскорбительно, но это, увы,  было и остаётся суровой реальностью.

Как воевать с врагом, который абсолютно превосходит тебя в силах и средствах, и в то же время никакого мира с тобой (даже «похабного» Брестского) подписывать не намерен?

А воевать нужно, ибо цель врага – твоё полное и окончательное уничтожение, тотальный геноцид!

«План Путина» учитывал как невозможность мира (неизбежность тотального геноцида русских после их поражения), так и предельный минимум средств, который имеется на руках у него.

Больше всего «план Путина» напоминает парадоксальный ответ красноармейца Сухова в «Белом солнце пустыни»:

-Как хочешь умереть, быстро, или помучиться? – спрашивают басмачи у пленного Сухова.

-Лучше, конечно, помучиться… - отвечает невозмутимый Сухов.

Иначе говоря, Путину нужно было выигрывать время для укрепления режима своей личной власти – и он стал это делать, в буквальном смысле слова, ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ.

Главной задачей Путина на первом этапе была такая: не превратить долгую агонию пленной России в её моментальный расстрел.

Разными хитростями и невероятными манёврами (главной целью которых было усыпить бдительность западных регуляторов) – Путин добился реальной власти взамен ельцинской, декоративной.

 Из " преемника" он сумел стать реальным правителем и реальным центром силы в мире.

На это ушли годы, даже десятилетия. Можно ли былоэто сделать быстрее ...вряд ли.

Безусловно, процесс далеко не завершен. Власть Путина и сегодня висит на ниточке, а если кто-то этого не видит, то только потому что обывателю трудно представить тот колоссальный силовой ресурс, которым обладают западные сатанисты. 

Россия в буквальном смысле нашпигована их агентурой.

Экономика Россия порвана в клочья.

 Окраины России держаться только на финансовых инъекциях.

Власть в России набита двойными и тройными агентами.

Здесь и такие «элитарии», которые притворяются друзьями Путина, а служат западу. В пику им введены другие, которые притворяются слугами запада, а сами перебежали на сторону Путина. Есть и такие тяжеловесы, которые ведут собственную игру, надеясь обдурить и Запад, и Путина… Есть, наверняка и люди, ориентированные на Китай.

Ни про кого из генералов ничего нельзя сказать уверенно: их по нескольку раз перекупают противоборствующие тайные кланы. Про одного думаешь, что он путинец – а он лейтенант Ротшильдов. Про другого, наоборот – что он засланец с Запада, а он – агент Путина…

План Путина, изначально исходивший из абсолютного превосходства сил врага – и сегодня сохраняет эту парадигму. Верно это или не верно – судите сами, но Путин  верит:  что Запад, консолидировавшись, уничтожит Россию в очень короткие сроки. 

А потому главная задача – не дать Западу за кулисами выработать общую позицию.

 Обе противоборствующие , а особенно западная, стороны демонстрируют максимальное презрение к таким затрёпанным понятиям, как общественное мнение , выборы и референдумы, внутреннее и международное право, образ в средствах массовой информации и т.п. 

Ни Запад, ни Путин к народам мира не апеллируют – борьба идёт под масонским «ковром», за кулисами. И мы не можем её видеть – хотя от этой борьбы зависит сама наша жизнь. Даже простое наше биологическое существование сегодня напрямую зависит от успеха борьбы Путина, невидимой нам борьбы феодальных, по сути, кланов…

Как политику, Путину хорошо известно истинное строение западной власти. Идиотские сказки про демократию и выборы он оставил пресс-секретарю, и правильно сделал. 

Президенты и парламентарии - меняемые каждые четыре года политические проститутки, с потрохами купленные финансовой олигархией – никогда правителями не были, не будут, потому что чисто технически не могут быть правителями, достаточно глянуть на Оланда и Меркель.

Запад в реальности – это жестокое и террористическое, пронизанное бесправием и правовым нигилизмом, переполненное (как и любая деспотия) дешевой демагогией о народовластии групповое самодержавие прибравших его к рукам богатейших семейств.

Как устроено коллективное самодержавие на Западе? Это безусловная и абсолютная власть около 300 богатейших семейств. Всё остальное существует лишь как шутовская декорация финансовой олигархии. У самодержавия группы много плюсов: оно бессмертно, лишено субъективизма царя в монархии и т.п. 

Но решения западной олигархической тирании – тесно связаны с голосованием внутри группы. И тем решительнее Запад действует – чем больше олигархов проголосовали за действие.

 Если все 100% олигархов проголосовали за какую-нибудь войну, то она ведётся с максимальной интенсивностью, а если 40% были против – то получается «странная война» или вообще сползание к войне юзом.

Очень часто у Запада случается как бы паралич воли, он очевидным для всего мира образом «тормозит» и, подобно буриданову ослу, не может сдвинуться с места.

Глубинная причина такого ступора – разлад и острая дискуссия внутри самодержавной группы США. Когда половина «группового самодержца» за, а другая против – Америка и весь Запад начинают топтаться на месте, словно бы их разбило параличом…

Эту особенность западного группового самодержавия активно, интенсивно использует Владимир Путин в своей, теперь уже очевидной всем стратегии. Я не буду называть её хорошей или плохой, верной или ошибочной – время покажет.  

 Повторюсь - правильно это или неправильно, но В.Путин, как стратег, исходит из абсолютного превосходства врага в силах и средствах. Если общеевропейская  армия Наполеона превосходила русскую армию в 3 раза перед началом нашествия, то сейчас пропорции  ещё хуже для нас.

Как и Наполеон, наиболее агрессивное крыло западной элиты мечтает дать генеральное сражение, целиком и полностью разгромить сопротивляющуюся Россию и быстрой победой закончить дело. 

Подобно Барклаю-де-Толли, а затем М.И.Кутузову, Путин избегает генерального сражения, в котором мог бы за один день потерять всё и сразу.

Путин избрал стратегию изматывания противника, проигнорировав то, что такая стратегия изматывает и его собственные силы (и неизвестно, кто вымотается первым – уповаем на русское долготерпение!).

Путин стремительно маневрирует, то нанося чувствительные удары Западу – то откатываясь и имитируя капитуляцию. Но Путин, как и Барклай с Кутузовым – категорически отказывается закрепиться на каких-либо позициях, где Запад мог бы нанести ему решающий удар в коротком генеральном сражении.

В этой стратегии – разгадка «непредсказуемости» Путина, который поступает ВСЕГДА не так, как от него ждут.

 Подписав капитуляцию, в виде вступления во ВТО, Путин не намерен выполнять условия этой капитуляции, чем вводит всех аналитиков в ступор. Все аналитики были убеждены, что Путин не рискнёт напрямую присоединять Крым к России – а Путин рискнул. 

После этого все аналитики в один голос заявили, что Путину терять уже нечего, и он начнет большое наступление на Украине.

И это действительно абсолютно логично после Крыма. Из этой железной логики исходили и друзья, и, что важнее – враги России. Мол, Путин пойдёт на Харьков, на Киев – и тут-то коллективный Наполеон Запада получит желанное генеральное сражение!

А Путин… просто не явился на ринг, где его ждал боксёр - тяжеловес да ещё и с ножом в трусах ! Непредсказуемость Путина очень напоминает непредсказуемое поведение М.И.Кутузова в1812 году, но только в новых условиях «гибридной войны». 

Зачем было давать сражение под Бородино, и даже побеждать в нём – чтобы потом снова отступать?! И кто мог поверить, что Кутузов сдаст Москву?! Думаю что ошеломление современников сдачей Москвы было куда больше, чем ошеломление нашего поколения – при виде трагедии на Украине.

Главная, стратегическая цель никому «в миру» не известного, но аналитически легко вычисляемого «плана Путина» - добиться раскола внутри западной правящей элиты, спровоцировать шизофрению, раздвоение личности у коллективной личности западной финансовой олигархии. 

Путину нужно, чтобы половина из  семейств рвалась на войну с Россией, а другая половина – удерживала их за фалды с криком – «не лезь, они сами сдохнут!». 

Если групповой самодержец, правящий Западом и почти достигший мирового господства, разделиться в себе – его парализует. Он превратиться (как уже бывало много раз) – в паралитика, который дёргается, а действовать настоящим образом не может.

Раздвоение воли у этого чудища – парализует все структуры и институты западного общества, наполненные под завязку абсолютно рабскими, лакейскими, одержимыми холопским недугом исполнителями.

Эти холуи   сделают всё, что им скажут Ротшильды и Рокфеллеры ВМЕСТЕ. Но если Ротшильды скажут одно, а Рокфеллеры – другое, то у политических, судебных, военных, газетных, телевизионных и прочих холуёв произойдёт ступор сознания, и они начнут волчками кружить на месте. 

Поймите, что западная элита богатейших семейств – точно такой же царь, император, самодерже как  Карл 12 или Людовик XIV. 

Это такой же самодур и тиран, не терпящий никакого возражения своей воле, и стирающий в порошок всех, кто заикнется о несогласии.

 ЕДИНСТВЕННОЕ отличие западной финансовой олигархии от Карла или Тамерлана – в том, что она самодержец коллективный, групповой. 

 И если в ней половина хочет войны с Россией, а другая половина – боится такой войны, то она будет, подобно сумасшедшему, вертеться в попытке укусить себя за локоть.

Путин надеется истощить колоссальную мощь западной тирании, надеется на бунты и протесты у неё в тылу, на растягивание ею коммуникаций, на возникновение у неё других – кроме русского – фронтов и очагов напряженности и от себя добавлю...на Елостоун.

Оттого важнейшей задачей Путина стало вот что: не дать «ястребам» западного самодержавия неоспоримых аргументов против его «голубей».

Путин ведёт войну не за сердца народов, и не за картинку в прессе. Все его действия заточены под внесение раскола в узком олигархическом кругу закулисных сил. Всякому наказанному Ходорковскому противостоит «успокоительное средство» в виде ненаказанного Абрамовича, всякому удару – «успокоительные» либеральные кривляния.

Ведь это массы и толпы могут не понимать, что экономический либерализм – убийца народов, яд, впрыскиваемый в жилы национального организма. Элитарные закулисные силы прекрасно это знают. Они ничуть не сомневаются, что яд либерализма убивает Россию изнутри, убивая её экономику.

Из этого они делают логичный на 100% вывод: незачем рисковать ядерным апокалипсисом, нападая на Россию в открытую: экономический либерализм убьёт её изнутри.

Но в условиях стратегии Путина всякая очевидная логика – подводит противника. Ведь защитить Донбасс после Крыма – тоже было на 100% логично, однако…

Я не намерен восхвалять Путина или служить его апологетом. Избранная им стратегия «успокоения упырей» - страшно бьёт по народам – русскому и всем другим.

Расчет на то, что русский человек феноменально терпелив, что он вынесет все эти годы и десятилетия омерзительнейше-либеральных экономических актов, и не умрёт – это расчет доходящего до цинизма прагматика. А ну как не выдержит  – с кем останетесь, Владимир Владимирович?

Другое дело – спросить себя: а насколько у Путина, как у стратега, широк коридор возможностей? Сможет ли он сейчас начать ударными темпами сталинских пятилеток строить великую Россию – и не получить удар сплочённого противника, катастрофически превосходящего нас по силам и средствам?

Пока хотя бы часть западной элиты уповает на самоугасание России – необходимость большой войны не очевидна для коллективного тирана. 

 К сожалению добиться видимости российского самоугасания для Путина год от года всё сложнее: всё меньше западников в это верит.

Сомнительна и сама фабула успокаивать агрессора видимостью своего угасания: сколько это может продолжаться, и чем кончится?

Но в то же время можно понять те мотивы, которыми руководствуется Путин, и которые он, по понятной причине, не может открыто и лично огласить. Ему плевать в буквальном смысле на всё – кроме раскола в сотне богатейших семейств планеты по «русскому вопросу».

Этот раскол, вызванная расколом нерешительность Запада – представляется команде Путина единственным шансом вытащить себя, Россию и человечество из «конца истории»

 Никто сегодня не может сказать – прав ли Путин, придумав ТАКОЙ план, а не другой? Никто не может определить – что будет с Путиным после первых успехов его плана, успехов, вполне, может быть, ситуационных и тактических.

Мы ещё не знаем, станет ли Путин главкомом Кутузовым  и применим ли кутузовский манёвр в современной гибридной войне. 

Вообще – ничего ещё неизвестно и не решено. Кроме одного: победа открытых сатанистов, чем является коллективный Запад,  cтанет концом цивилизации, и тут не поспоришь…

Поэтому, как и в 1812, как и в 1941 – цена победы не может быть чрезмерной, что бы ни пришлось положить на её алтарь…

Как то так.

P. S.

Про Кутузова можно почитать здесь.

--------------------------------------------------------------------------------

 



Глядя из деревни...на финансовую истерику.

Во-о-т сколько денег напечатаем, так что ничего страшного ...

Наблюдать за падением мировых рынков и связанную с этим истерику в СМИ из деревни - интереснейшее занятие. Может сложиться впечатление, что таки уже наступает "конец света" для отдельно взятой мировой финансовой системы, однако есть предложение попридержать восторги ибо скорее всего, нас ждет еще одна серия этого фильм .

Из деревни оно виднее.

Ну и как всегда ситуацию можно показать на пальцах.

 Вот цитата от американских финансовых аналитиков, после которой вобщем - то и добавить нечего.
 

"В краткосрочной перспективе создается впечатление, что рынки пытаются заставить Федрезерв не поднимать ставку в сентябре или заставить китайцев запустить более серьезную программу стимулирования экономики чтобы поддержать ожидания роста."

 

 Хоть и нечего добавить , а добавлю...

Если грубо  описать историю последних лет, то это уже не первая истерика такого рода.

Каждый раз когда "финансовую аристократию США" собирались отключить от денежного принтера или сделать доступ к принтеру платным, рынок обваливался, начиналась истерика и Федрезерв снова начинал активно печатать.

 Каждое серьезное падение пресекалось какой-то новой схемой по вливанию свеженапечатанных денег в рынок.

 Как только схемы выключались, снова начиналось падение и Федрезерв спешил его остановить до того как оно перерастет в панику.

На этот раз ситуация особенно серьезная из-за того что Америка падает не сама, а одновременно с Китаем, где сегодня Политбюро окончательно убедилось, что шанхайский индекс не взлетит, если его  не пнуть хорошенько административными мерами воздействия.

Ну а всё остальное это наглядное пособие пословицы: "Паны дерутся - у холопов чубы трещат!" а поскольку паны находятся в США то схватка эта выглядит так : "финансовая аристократия" США сейчас заламывает руки той части американской элиты, которая хотела бы поднять ставки для того чтобы спасти американскую социалку .

Суть проблемы в следующем: американским финансистам ставка нужна низкая, а американским пенсионным и социальным фондам - высокая, ибо выплаты они осуществляют из доходов от держания гособлигаций США, ставки которых привязаны к ставке Федрезерва.

В борьбе между "финансистами" и "политиками", исходя  из прошлого опыта, логично поставить на "финансистов", однако есть но...  скорые выборы, когда надо задабривать электорат обещаниями и хоть частично эти обещания поддерживать авансами.

 Но мне, как деревенскому диванному специалисту, кажется с большой долей вероятности что "финансисты" получат то, что хотят: отмены повышения ставки и может быть еще одну программу стимулирования экономики в придачу.

Это должно произойти до 16-17 сентября, возможно намного раньше (27-28 августа), если рынок обвалится еще процентов на 6-10%.

 И вот тут мы придем к развилке а именно - если  это не поможет резкому взлету всего (от Китая и России, до Лондона и Нью-Йорка) значит действительно "все, приплыли" !

 Тогда можно смело готовиться к новой глобальной великой депрессии.

А вот если поможет, значит нас все-таки ждет как минимум еще одна серия порядком поднадоевшего сериала - "ФРС спасает финансистов, попутно накачивая долларами весь мир".

 Если все-таки "рванет", то нам покажут много чего интересного :  период деглобализации, разрушения трансграничных производственных и потребительских цепочек, реконфигурация мира в несколько валютных и промышленных зон.

Всем будет очень больно, но на фоне ЕС и США, у нас и наших друзей все будет терпимо, а в перспективе - вообще хорошо.
 Если пока "не рванет"- то в очередной раз поднимутся цены на все: от китайских акций  и  нефти, до акций интерне -магазинов и бразильских облигаций.

А потом все равно рванет.

 

P. S.

Хотя про нефть я не уверен.

В ноябре Конгресс США будет окончательно принимать решение о снятии санкций с Ирана и если снимут? то на рынок выйдет Иран и нефти станет ещё больше и цена...ну сами понимаете.

Такие дела.



Этикетки на водку в СССР

Свое начало водочная индустрия в СССР ведет с 1923 года. Водка, производимая в Союзе, до средины 30-х годов именовалось «хлебным вином». 

Водка особая

 

К сожалению, этикеток на водки той поры история не сохранила для потомков.

Первоначально водочные этикетки изготавливали или в овальной, или в простой прямоугольной форме. В СССР 1936 году происходит стандартизация водки и уже к 1938г. данный вид алкоголя стал выпускаться двух видов: «водка» и «водка особая».

А вот водочные этикетки 40-х годов можно увидеть. Например, как эта этикетка «Водка», данный бренд выпускался около 40 лет, т.е. до средины 60-х годов прошлого столетия.

На водочных этикетках, согласно ГОСТу, в обязательном порядке размещались данные о производителе, соответствие продукта ГОСТу по производству. Кроме того, на них указывались технические характеристики, как крепость водки и объем бутылки (тары).

Первый русский бренд «Водка» - это чистый водочный продукт, а в составе второго бренда под названием «водка особая» добавлялись различные добавки, которые применяли для улучшения вкусовых качеств, т.е. так называемой «мягкости» водки.

После Великой Отечественной войны советскую водку начинают поставляться на экспорт, это случилось в начале 50-х годов, вот тогда впервые для нее начали использование на водочной этикетке первого торгового названия» vodka».

О водке «Московская особая» и этикетках, как о товарном знаке бренда

 

Водка «Московская особая», которую выпускали с 1938 года, стала одним из раскрученных алкогольных брендов в СССР, но уже после войны возникло массовое производство этого вида водки, получившей всемирную известность под брендом «Moskovskaya».

Кроме того, «Московская особая» является самым старым из массовых русских водочных брендов. Ее история начинается в четвертой российской имперской винной монополии, существовавшей в царской России с 1894 по 1914годы. В то время она именовалось столовым вином 40°, и это было первым названием будущего бренда «Московская особая».

А история бренда такова. На заре советской власти, в 1924году «Столовое вино 40°» переименовывается, и теперь оно носит название "Московская особенная", но у напитка чуть изменили рецептуру, которая почти уже столетие остается неизменной. Да и печать этикеток также уже век производится на плоских печатных машинах, т.е. способом анилиновой печати, одним из старейших способов тиражирования и печати любых этикеток. 

Этикетку для водки "Московская особенная", делали согласно стандартам в трех цветах, но при этом художниками и в таком строгом стиле удавалось создать особый колорит, который соответствовал духу времени – яркость в строгом стиле. Русскими художниками создан гениальный логотип для этого бренда, о котором знали средине 50-х годов за границей, как одном из лучших сортов среди всех брендов русской водки.

Из водочных брендов советской эпохи зарегистрированы только у 2 брендов медали на этикетках как товарные знаки. Этого товарного знака на водочной этикетке удостоились водки: «Moskovskaya» водка и «Stolichnaya» водка.

Этикетка на бутылке, поставляющей на экспорт водки Московской, имеет особый вид словесного элемента «Moskovskaya»,написанный на латинице курсивом, в то время его называли «оригинальный шрифт». Само слово написано с заглавной буквы «М». Слово обрамляет белого цвета прямоугольник, который обрамлен рамкой. В рамке ее нижней и верхней части на этикетке имеются элементы товарного знака, т.е. оригинальное на латинице написания слов «MOSKOVSKAYA» и «RUSSIAN VODKA», которые также написаны латиницей, но уже стандартным шрифтом и с буквы в них белого цвета.

 

Этикетка московской водки

 

Этикетка переред войной

 

Перед Великой Отечественной войны эту водку в народе называли просто "Московская". Слово "особенная" или "особая" сами собой выпали из названия. В конце 50-х название восстановили, но этикетки остались неизменными с 40-х годов. Традиционный зеленый цвет, который являлся основным, сопровождал этикетку «Московской особой» целый век, и стал настолько каноническим, что любые вариации на тему этого бренда в последнем десятилетии XX века так и не смогли значительно изменить образа водочного бренда. А рисунки этикеток водки, которая была любима народом остались не только в памяти старшего поколения народа России, но его также помнят и знают во многих странах ближнего и дальнего зарубежья.

История печати водочных этикеток

 

Исторически сложилось так, что сюжет наклейки на водку должен вызывать ассоциацию, как с ее высоким качеством, так и безупречной репутацией, либо отличной историей самого горячего продукта.

Считается, что в советской эпохе существовала блеклая, безвкусная, ничего не выражающая стандартизованная винно-водочная этикетка. Однако это далеко от истины. Некоторые из водочных наклеек – это произведение искусства. Если учесть тот уровень печатного оборудования, которое было в типографиях в эпоху советских времен, а также тот факт, что в государстве почти полностью отсутствовала реклама, то этикетка или наклейка являлись, чуть ли не единственным способом для поддержки марку водки и ее производителя. Поэтому на ГОСТ предусматривал 2 вида наклеек на бутылку с гостом. Один «парадный», на этой этикетке обозначался бренд, крепость и объем. А на наклейке, что клеили на противоположной стороне бутылки, писали все технические свойства продукта.

К внешнему виду этикеток предъявлялось также много требований, как цветность, содержательность и художественное оформление.

 

Водка в художественном исполнении

 

 

 

Одним из способов сделать водочную этикетку более выразительной при высоком способе наборными машинами «линотип» и тем, что позволяла делать флексографская печать, при помощи которой на этикетках можно было воспроизводить многоцветную картинку винно-водочные этикетки, можно было назвать чуть ли не художественными произведениями. Поэтому, как доказала история, самой передовой областью этикетирования, было производство этикеток на водку и вино. Эти водочные наклейки, несмотря на строгость ГОСТов, имели художественную привлекательность и эстетичное оформление. Рассмотрим, созданную в полном соответствии с ГОСТами этикетку водки «Пшеничная», которая производится уже свыше полувека.

Пшеничная водкаЭтикетка пшеничной

 

Итак, предусмотрено 3 элемента, которые можно размещать в водочной этикетке, как

  1. Обязательные -основная наклейка (сама этикетка)

  2. контрэтикетка (наклейка на обратной стороне бутылки),

  3. колоретка (декоративная полоска у горлышка бутылок), но их можно делать по желанию или задумке дизайнеров.

Для водочных этикеток 20 века было жесткое требование - фирменный знак, вместе с логотипом торговой марки должны занимать не мене 70% площади в основной водочной этикетке. Но в комплектах их уменьшенное изображение имеется и на наклейке, на обратной стороне.

Обратная сторона этикетки водки "Экстра"

 

Эти требования очень жестко соблюдались в этикетках на водку. Поэтому требовалось в самом начале проектирования выпуска нового бренда разработать для будущей водки графическое и цветовое решение.

Размеры этикеток напрямую зависят от размера бутылки, ее формы и должны соответствовать нормам ГОСТа. Это также относилось к качеству самой печати, центровки, размеров, линий контура и косины водочных этикеток. На них должно быть согласно ГОСТам 3-х цветное изображение. 

 

Зубровка

 

Многие водочные этикеток приобрели статус именитых и узнаваемых брендов, что не коснулись изменения 21 века.

 

Ну а в памяти старшего поколения сохранились необычные этикетки на водку, с ценниками и указаниями «без стоимости посуды» или для внутреннего потребления, либо словами из песен и анекдотов. Или просто картинки из забытой русской жизни. 



Об Украине и Кадырове

Давно ничего не было о бывшей Украине. ну и по поводу...всё слили...  и про Кадырова немного.

 

Что - то опять в деревенский сортир, который представляет собой интернет, брошена очередная палочка дрожжей на тему что мы все слили, Минск–1–2 дескать не работают, люди гибнут, и мы не делаем ни чего!!!
  Видно, конечно, что бурление в основном происходит от граждан не особо разбирающихся, от диванных воинов, но присутствуют и вопли тверк - патриотов.
Вот для них то  эта статья.
Итак.
Да, идут обстрелы территории Новороссии, да, люди гибнут.
Очень печально и больно, но это война, и по другому на ней не бывает ибо на бывшей территории Украины чудовищный раскол в обществе...без рек крови такие вещи просто не проходят. 
Никак. 
Вообще. 
  Но начать придётся издалека, с благословенных времён существования СССР и напомнить всем и особенно упоротым свидомитам, что даже в лучшие годы  СССР, Украина давала 16,7% от ВВП СССР. 
При населении в треть.
После катастрофы распада СССР  при таком дисбалансе населения и ВВП, НЕВОЗМОЖНО сохранить имеющийся уровень жизни, и развития. Невозможно ! Территория обречена на кратное падение уровня жизни.Это наука.Падение до уровня домик с садом и всё.
Никакой промышленности, науки, армии...
Теперь же ВВП Украины составляет 7% от ВВП РФ  однако при опять же, трети населения. 
Украина просто не может жить как Россия, не говоря уже про всякие Европы. 
При текущих показателях, уровень жизни среднестатистического украинца должен быть ВПЯТЕРО ниже, чем в соседней РФ.
Впятеро. 
Это, извините, факт.
Собственно, по средним зарплатам уже все видно.Так и есть — пятикратная разница. 
Конечно я не буду говорить о том что все жители России живут прекрасно , однако в мегаполисах миллионниках, на юге, Центр, Сибирь — очень даже неплохо. 
Квартира, машина, работа. Нет особых  проблем. 
А тут ВПЯТЕРО хуже чем среднее по больнице...Нет, не Сомали. Но где то по - африкански.

На территории без промышленности, с таким уровнем ВВП...просто не могут жить сорок миллионов человек.
Им банально будет почти нечего есть, опять же не Сомали конечно, но близко. Не во что одеваться. Нечем мыться.  Ведь инфраструктура строилось Союзом,  а Украина была дотационной республикой. Сейчас — естественно, что при таком уровне ВВП не то что развивать, сохранить инфраструктуру в текущем, и так уже плачевном виде, не получится. Почему и встают ТЭЦ, уходят на все более долгую профилактику АЭС, идут веерные отключения...и это только цветочки. В инфраструктуру советской Украины были вложены колоссальные средства, и создан был колоссальный запас прочности.
Но все имеет предел. И он настал. 
Ибо вложений за 25 лет незалежности в инфраструктуру... ноль.

Советский задел был просто израсходован...
Но, вернемся к чуть меньше чем  сорока миллионам людей. Увы, экономика безжалостная дама.
На этой территории столько людей жить не может. И даже вдвое меньшее количество — перебор.
Страна, при текущем уровне экономики, и перспективах, просто не способна содержать, трудоустроить, и обеспечивать столько людей. Ни пенсии, ни дотации, ни поддержание в жизнеспособном состоянии хотя бы коммунальных сетей всего этого не обеспечить.

Этот коллапс, он был просто неизбежен. Лишь вопрос времени. Мы — неизбежно вынуждены были бы иметь дело с разваленной страной, в которой несколько десятков миллионов людей, которым банально порой нечего есть... 
И, которые, будут нас ненавидеть.

За что?
Ну хотя бы за то, что Союз им сделал конфетку, а теперь Россия не хочет делать так же. Повод? Да ещё какой.
Это первое.
Второе.
Что тут забыли США? Тут много чего им надо, ну если на пальцах то примерно вот что: Россия вообще не должна была существовать как государство, но она мало того что осталась, так ещё бодро поперла вперед. И это большая проблема, так делать не надо. У нас же появятся интересы, и аппетит по всему миру. Это неправильно. 
Как нас тормознуть, тоже понятно — например, присоединить к нам Украину.
Вот вам десяток миллионов пенсионеров, полностью убитая инфраструктура, враждебное население...кушайте русские, авось подавитесь.
А у нас самих только жизнь начала налаживаться и тут такой "подарочек" в виде предложения повесить себе на шею такой груз.
С таким грузом на шее это утонуть с гарантией. 
Лишних десятков триллионов рублей у нас просто нет, может они и есть, но распределены на годы вперёд

Ладно,не присоединяем.
Тогда, на границе России создается враждебное нищее государство. 
Единственным лейтмотивом существования в котором будет вина России и ненависть к ней, что и видим сейчас. 
 Тверк - патриот выкрикнет у нас же армия, ядерное оружие и всё такое. Да, армия у нас в корне отличается от украинской, спасибо, в том числе, и Сердюкову, "зеленые человечки" это именно его творение и плоды его руководства. 

Кто бы и что не говорил.
Были косяки — были.  
Плодами его руководства, кстати, мы любуемся теперь на параде 9 мая. 

Но это так, лирика, хотя для тверк - патриотов и неприятная.
Армия отличается. И при такой разнице современное вооружение позволяет мешать противника с землей в кровавую окрошку в совершенно неограниченном количестве.
Но мы, чисто по гуманитарным понятиям, не может убить столько людей. Мы не европейцы и не американцы, у которых весьма своеобразное отношение к "туземцам".
И что же делать?
А выход есть, это , кстати, и есть "хитрый план"

 Опыт Чечни.
 
Путин нашел Ахмеда хаджи Кадырова, для которого интересы чеченского народы были ближе всего и если его не было бы, то кровавая баня там была бы до сих пор.

Безумно дорогая кровавая баня...
Когда кукловоды увидели, что конфликт затухает, потребовалось его разжечь вновь.
Ахмед Хаджи Кадыров был убит.
Упокой Аллах его душу.
Сколько тысяч жизней были сохранены по обе стороны благодаря ему...

Сын его Рамзан, слава Богу, пошел по стопам отца, и удалось перевести конфликт из межнационального во внутренний. Где он и затух, благодаря тем, кто поверил Ахмеду Кадырову и Рамзану. 
Чеченцы разобрались внутри себя.
И перестали гибнуть люди, русские, чеченские, наши в общем. Там теперь мир. 
 Кто кричит про "Феррари"  Рамзана,  огромные деньги, которые идут в республику, то справедливости ради надо отметить - республику сначала разровняли почти до лунной поверхности артиллерией и авиацией и туда НАДО вливать деньги.

Хотя бы для того чтобы местным было где работать. Что до богатства  — это копейки, по сравнению со стоимостью боевых действий. Просто копейки.  

 Так что обобщая опыт Чечни, и экстраполируя его на Украину можно сделать вывод : необходимо перевести этот конфликт из межгосударственного во внутренний. 
Чем мы усиленно и занимаемся.
Россия может раскатать этот рассадник фашизма в течении нескольких суток, вопрос в другом — что делать с территорией и людьми...Ну раскатали самозванцев и бандитов в Раде. Ура. Дальше проза жизни: пенсионерам надо платить пенсии. ТЭЦ должны что - то сжигать для электрогенерации и так далее. Остатки страны и так доведены  до ручки.

В долгах по самые уши.
 А войди мы туда, к кому будут предъявлять требования измученные люди ? К нам. 
А Европа будет усиленно поддакивать — вошли, так обеспечьте "базовые права человека"!
Вода, электричество, газ, общественная безопасность, инфраструктура...это десятки и сотни триллионов рублей. Да, да...триллионы, причём при отсутствии "выхлопа" с затрат. 
Собственно, задача выполнена — Россия будет занята только этим и вдобавок ненависть же никуда не денется, "москалей на ножи" и все такое. 
Красота!
Я уже молчу про "оккупацию", санкции и прочее.

 Вот почему мы и поддерживаем ДНР\ЛНР. 
Украина должна переболеть нацизмом.

Внутри.
Это очень тяжелая болезнь...

 Ведь республики по факту присоединились к РФ, хоть и неофициально. Валюта — рубль. Пенсии, снабжение — от нас. 
Спецы — наши.
Военная помощь — оказывается в громадных размерах.  Недоказуемо ибо  спасибо нашим специалистам, но очевидно.
Смотришь на вооружение —  но...тссс...тайна да и "Точки У" хунтовские как то падают, не долетают..загадка !
Но это опять лирика, а вот факты. 
Основная война в этом конфликте артиллерийская.
И нормы расходов боеприпасов такие...
Ну например — залп батареи "ГРАД" - ов.
Один.

Это стандартный вагон ящиков с РСами. " Пульман". ( Разок во время службы выгружать пришлось...имею представление.)
Подавить (не уничтожить, а просто заставить замолчать на время) батарею артиллерии  или минометов — 240 снаряда калибра 122 мм. 240 штук...
Уничтожить 1 орудие — 300 штук.
300 штук 122мм ОФС — это половина грузового вагона.
Сколько таких дуэлей происходит в сутки....?
Даже опуская расход всякой "знати" типа Ураганов, и "королей"  -  артиллерии вроде "Тюльпанов".
Это железнодорожный состав. В сутки, и может не один!  
  А в месяц ? 
 
А про горючее. 
Расход танка, одного — больше 300 литров солярки.
БМП  под 180, если она Б\у,( а других там нет) то больше.
"Акация" — паспорт 200, по факту 250.
Откуда в ДНР\ЛНР такие запасы боеприпасов и снаряжения,  когда больше года идут активные боевые действия....загадка. Думаю что Бог дал, не иначе. 

И не смотря на такое положение мы будем поддерживать республики, чтобы перевести конфликт внутрь Украины. У нас есть то, чего нет у властей Украины, и кукловодов...ВРЕМЯ. В стране растет недовольство, экономика в пике, мобилизации одна за одной...

Скажут - а может надо ускорить!...подтолкнуть руину.
Нет.
 Наступать республики не могут. Все эти сказки про поход на Киев...
В республиках до войны жило около 6 млн человек. Сейчас наверное осталось меньше 4 млн. 
Это 11–12% от населения Украины. По территории примерно так же.
Можно ли наступать столь маленькими силами ? нет нельзя ! 
 
Можно ли организовать наступление...ну теоретически — да. Контроль территории — уже нет.
И затея теряет смысл.
 Вот смотрите  - в наступлении, мотострелковому батальону ( 498 человек на БМП) придается батальон танковый. (31 танк). Плюс артиллерия инженерная спец техника.
А вот полоса наступления этой мощи — всего 5 км в ширину. И до 15 вглубь. В сутки. 
При чудовищном расходе боеприпасов, горючего, и бойцов.
Которых, кстати, на передовую еще надо привезти. На чем — то. И кому — то разгрузить.
То - то же !

Задача ЛНР\ДНР — не дойти до Киева, а перевести этот конфликт во внутри украинский, и там его погасить.
Впереди полный звиздец на Украине. Нет работы, пенсий, зарплат, груда оружия на руках, неработающие институты власти...
Это наши 90–е умноженные на 10 и  Украина их еще не прошла.
И перегореть она должна строго внутри себя.
Сама.
 Конечно, республикам мы поможем, что до остальной Украины...
Нам искренне жаль, но за все эти годы, за все плевки в Россию, за многочисленные акты предательства, за убийство наших солдат в Чечне, в Осетии, вы перестали быть своими.
Мы — следуем своим курсом. И помогать можем только себе и своим. 
А вам — пусть поможет Бог.

 



Финансовая система. Современная. Ликбез

А вот можно увеличить финансовые и материальные активы за один день в 110 раз ?

Можно ! но только если это современная финансовая система.

Случайно услышал в СМИ как какой -то либераст радостно докладывал аудитории , что те, кто так или иначе соучаствует в нынешних санкциях против РФ, представляют около 1/8 населения Земли, а в её экономике занимают — около ½, правда не добавил, а это очень важно ...по их собственной статистике.
Так же «общечеловек» не уточнил, что если же очистить эту статистику хотя бы от очевиднейших накруток, уже много лет высмеиваемых даже их собственными экономистами, то их доля в мировой экономике оказывается — в пределах ¼.

От каких таких накруток !?- заорёт любой низкопоклонник перед Западом - там на лучезарном Западе никаких накруток и приписок быть не может ! там всё честно, не то что в...ну и куча отвратительных эпитетов о своей Родине, России.

А вот каких.

Но поскольку надо попроще... то на пальцах.

Допустим, мы - я, вы и Боря путешествовали на круизном лайнере и оказалось, что там нас всего трое русских и осознав сей радостный факт мы решили его отметить. И отметили !да с таким размахом, что администрация приняла решение ссадить нас на первом же крохотном необитаемом острове пообещав, что сообщит местным властям и те нас заберут.
 И выполнили угрозу - выкинули за борт в Тихом океане  дав один спасательный круг на троих.
 Выбравшись на берег, мы посовещались и решили считать его новым государством под названием « Три Т» ( три товарища).
Когда нас выкидывали с лайнера то багажа нам, естественно, не выдали. Поэтому, всех материальных и нематериальных активов у нас - только спасательный круг. Но не смотря на литры виски выдутых на лайнере, вы у нас оказались самым запасливым - в тайном кармашке ваших шорт у вас, совершенно случайно, обнаружилась банкнота в $100.
Таким образом, в наших «ТТ» имеются не финансовые активы — спасательный круг и финансовые активы, они же денежная масса - $100.
Это все наши сбережения.
Поскольку у нас больше вообще ничего нет, то можно сказать и так - у нас есть один материальный актив - круг, обеспеченный денежной массой в $100.
Он стоит $100.
Немного протрезвев, мы решаем, что надо как-то обустраиваться и в ожидании местных властей коротать время...
Самый быстрый из нас оказался Боря.
Он тут же объявил, что создает банк и готов взять в рост имеющиеся у населения денежные сбережения под 3% годовых - ну не сидится человеку без дела, есть такие люди.
Вы отдаете ему $100, и он их записывает в блокнот в статью "Активы, Депозиты".
Но я тоже не лаптем щи хлебал - зря я что ли столько времени лёжа на диване читал интеллектуальные детективы - я знаю как изъять у вас и круг и $100.
Я предлагаю вам взять ваши $100 в рост под 5% годовых.
Вырываю листик из своего блокнота и пишу на нем - "облигация на $100 под 5% годовых". Вы чувствуете, что вам поперло. Забираете деньги у расстроенного Бори с депозита и отдаете их мне в обмен на мою облигацию.

Я беру ваши $100 и кладу их обратно в банк на депозит обрадованного Бори.

По хорошему, на этом можно было бы и успокоиться и пойти всем заняться делом - пальму потрясти или за моллюсками понырять, источник воды поискать и всё такое.
Но вы же знаете - неуемного финансового гения, такие пустяки как кокосы и устрицы не интересуют.
Помыкавшись по нашему острову — 700 шагов от южного побережья до северного, и 550 с запада на восток, я придумываю гениальную комбинацию.
Я подхожу к вам и предлагаю на пустом месте заработать еще 1% годовых.
Взять в банке Бори кредит под 4%, и купить у меня еще одну облигацию под 5%.
Вторую облигацию на $100 я тут же выписываю на блокнотном листике, и машу ею у вас перед носом.
Недолго думая, вы бежите в банк и берете кредит $100 под залог моей первой облигации на $100.
Они там есть - я их туда положил на депозит.
Вы отдаете мне заемные $100 и прячете вторую облигацию к себе в бумажник - теперь у вас есть моих облигаций на $200.
А $100 я кладу в банк - теперь у меня там $200 на депозите. Боря тоже доволен - кредитный бизнес попер !

Думаете я на этом остановлюсь? Ага, сейчас - я уже выписал вам третью облигацию.
Бегом в банк за кредитом под залог второй облигации.
Ближе к вечеру, набегавшись по острову с этой сотней баксов и изодрав все листочки из блокнота на облигации, мы имеем следующую картину : у вас на $5000 моих облигаций, а у меня на $5000 депозитов в банке.
Теперь, я чувствую, что пришло время прибрать ваш круг к рукам.
Я предлагаю купить его у вас за $100. Но вы вредничаете — круг - то всего один, и заламываете цену в $1000.
Ладно.
1000 так 1000 - в конце концов у меня на депозите лежит целых $5000.
Я на последнем блокнотном листочке направляю платежное поручение Боре - перевести $1000 с моего депозита на ваш, и забираю ваш круг.
Финиш !
 Когда пришёл за нами катер и мы снова оказались на лайнере то смеха ради показали нашу бухгалтерию американскому экономисту с гарвардским дипломом говорящим по русски с большим трудом, бабушка была из Одессы.

 Внимательно ознакомившись с нашими выкладками, он,  без тени улыбки , на полном серьёзе сообщил нам, что наш «ТТ» располагает $1000 материальных активов в виде круга, и $10000 финансовых активов в виде облигаций и депозитов. Т. е. что стоимость нашего совокупного имущества увеличилась за день в 110 раз !!!
 Однако, моя жена, имеющая тоже экономическое образование ещё советского образца , отобрала литровую бутылку виски, которую мы собирались распить за столь стремительный рост доходов нашего государств и сказала , что мы - три дебила !... у нас как был один круг и $100, так и осталось, и что только конченные дебилы могли целый день рвать листочки из блокнота, вместо того, чтобы нарвать кокосов.
Кто из них прав - решайте сами.
 Но механизм относительного роста экономики, что в США, что в Японии, что в других «цивилизованных странах» именно такой.
Такие дела.



Вижу, вижу...господин Назаров.

Разбор статьи Назарова ибо на комент многовато. Господин Назаров считает он один тут умный...нет ещё несколько человек с бывшего сайта Мухина тут присутствуют, а сайт Мухина был всё же "ДЛЯ ТЕХ КТО ЛЮБИТ ДУМАТЬ"

 

С удовольствием и ухмылкой ( так как текст имеет второе дно, о чем дальше ) прочитал якобы нейтральный исторический текст Назарова о становлении русского государства. Подумал - вот ознакомится нормальный человек с этим текст и останется в заблуждении — вроде и придраться не к чему, ну типа, история...а как говном облили и возразить - то по существу нечего, а возмущение присутствует  не шуточное и остаётся только одно...дать в морду и посильней.

Кстати, самая верная реакция.

Но мы то не из таких, недаром больше шести лет присутствовали , да и не только присутствовали, а по популярности едва ли не на втором месте после самого Мухина на его сайте который носит слоган : « Для тех кто любит думать» .

И потому популярно, без особой зауми растолкую, почему после прочтения опуса Назарова умный человек усмехнётся и скажет  - ну и сволочь же, а человек попроще, но имеющий силу воли, просто даст в морду.

Итак.

Растолкую на весьма простых примерах книжонок, которые ( надеюсь) читали все ибо вышли они давным - давно и являются уже христоматийными примерами  нейро -лингвистического программирования.

Вот пример из книги«Ледокол» Виктора Суворова:

Автор использует достаточно большое количество грубой, просторечной и негативно окрашенной лексики: сокрушить (самое частот­ное употребление), агрессор, рубить коридор (4 раза), чудовищного уровня, про­ лом (6 раз), разрушением барьера, оторвав огромный кусок, жертвами, рабство, людоедом, ломал, растерзав и утопив в крови, ударив топором, наплевать, бил топором в спину, проломав коридор, сокрушить всю стену.

Причём отмечу , что из всех вышеперечисленных лексем к описанию действий Германии было применено только одно словосочетание «проломав коридор», которое явя­ляется скорее разговорным, чем носящим негативную окраску.

Также лексемой «наплевать» было описано отношение Франции и Великобритании к польскому конфликту, а это очень важно, так как у читателей формируется четкое понимание непричастности данных стран к этой ситуации, что является ложью.

Все осталь­ные слова и словосочетания относились к описанию действий Советского Союза и И. В. Сталина.
Употребление такого большого количества подобной лексики в отношении одной стороны конфликта, говорит только о намеренном преподнесе­нии данной стороны в качестве яркого отрицательного персонажа, и неизбежно формирует в сознании читателей крайне негативное отношение к СССР.

Перед нами четкое построение текста по принципу «своих» и «чужих».
 Очень часто автор употребляет слово «нейтральный»,  оно встретилось 12 раз.
9 из них относятся к описанию стран Запада, и 3 к СССР в ироническом контексте. Совершенно понятно что такой упор на нейтральность Запада сделан намеренно, дабы еще больше убедить читателя в коварных, агрессивных планах Сталина по захвату мира, а также скрыть действия Великобритании, Франции и США. За­метим, что ни одна из этих стран участия в конфликте у Суворова не принимает.

А вот ещё фрагмент, который наглядно показывает контраст, сделанный посредством гиперболы и литоты в од­ном предложении: «Германия захватила Норвегию — это дальнейшее развитие агрессии, а Советский Союз перед этим пролил реки крови в соседней Финлян­дии».
 В описании действий Германии мы видим размытый эвфемизм «развитие агрессии», а в описаниях действий СССР Суворов-Резун при­меняет самые яркие краски — «пролил реки крови», и надо отдать должное авторам из Ленгли ( книгу за Суворова писали специалисты из Ленгли это давно не секрет), данная метафора оказывает сильнейшее негативное эмоциональное воздействие на людей.
 А вот тоже пример из книги М. Солонина «Фальшивая история Великой войны»:

Употребление словосочетаний «польские офицеры» и «польские военнопленные». Когда речь идет о расстреле людей Германской армией, автор употребляет исключительно словосочетание «польские офицеры», а когда описывает действия советского правительства, использует наименование «польские военнопленные» — замена лексемы приводит к изменению смысла и привносит отрицательную оценку.
Поскольку офицеры — люди вооруженные и способны сражаться, а пленные — бесправные жертвы, которых защищает международная конвенция, соответственно действия СССР расцениваются как жестокое преступление.

 

Наверное хватит, думаю, суть ясна.

А теперь каждый может ещё раз перечитать введение Назарова и как он и какими эпитетами описывает рождение Русского государства, цитаты давать не буду, они с самого начала.
 Назаров, конечно, понимает, что он делает и пытается прикрыться фиговым листком...ну типа это так у всех происходило...однако когда описывалось становление польского государства, таких физиологических подробностей не было и в помине, а присутствовали термины...с большим трудом, между молотом и наковальней и так далее...словом полячишки рождались с большим трудом и муками, а русские из места межу калом и мочой ну и куча повторений.

Господин Назаров.

Мы тут может и не в той мере, какой нужен публичным людям( вы всё же наверное речи в судах произносите, для вас это основа профессии) но как бы всё же в Питере воспитывались и азами владеем.

Если вы и в дальнейшем будете в одностороннем порядке применять кое - какие профессиональные приёмы (они видны) исключительно в негативном плане и исключительно к Русскому государству, то я, властью данной мне администрацией, буду эти приёмы удалять, оставляя лишь фактическую часть к которой нареканий нет и я лично всегда факторологический материал ваш читаю с удовольствием, хотя к истории и исторической науке давно сформулировал отношение( кстати вы его назвали в своём опусе как :»объективность,» понятно изругав.

Так вот объективность в истории состоит в следующем.

Никто, абсолютно никто не знает как там было « на самом деле». Никто

.История должна приносить пользу своему народу.

Историю, которая приносит пользу своему народу надо навязывать всем. В противном случае — нет никакой истории.

В данном опусе ваше примитивное нейро -лингвистическое программирование про кал и мочу ( кстати, некоторые видные мудрецы это место называют «Божественные врата») удалять не буду ибо иллюстрирует, а уж в следующем опусе ( который я жду) уж будть те любезны или хотя бы применяйте вашу калломочевую методу к описанию всех без исключения...ну типа, объективно, а не прикрывайтесь листочками....пишите про полячишек - извольте применить и к ним все те грязные приёмы, что вы применили в иллюстрации рождения русского государства.

Такие дела.

 

 

 

 



Эротические приключения в прицепном вагоне

Так что весь день предстояло пробыть в Тбилиси. Советским был ещё Тбилиси. Сидело, как и вся Грузия, как и другие республики, на плечах кормившей всех России. Майским вечером я оказался на Сухумском вокзале. Сел в поезд, когда уже стемнело. В четырёхместном купе было занято одно место. Кто-то спал, укрывшись с головой одеялом. Когда я вошёл, краешек одеяла откинулся, и женский голос спросил: – Где стоим? Какая станция? – Сухуми – ответил я. – А-а…

Так мало проехали. Я не стал включать лампочку и сел в полутьме на свою койку. – Если хотите, пейте чай, мне не помешаете. Устала сегодня. – Благодарю вас. Но я тоже хочу спать. Пикантный момент. Сколько анекдотов о том, когда женщина и мужчина едут вдвоём в купе. Разочарую. Я честно собрался спать. Сходил, умылся, потом разобрал постель и лёг спать. Утром оказалось, что соседка моя примерно моих лет и весьма привлекательна.

Едва мы очухались от сна, проводница принесла чай. В дверь постучали, и просунулась голова грузинской национальности. – Девушка… Как спалось? В гости можно? – Вчера надоел, – шепнула она мне едва слышно. – Едва отделалась. Я кивнул, внимательно глядя в глаза женщине, и раздражённо спросил: – В чём дело? Мы вот только встали. Какие гости? Кто вы? Голова тут же исчезла, а соседка по купе сказала: – Верно, решил, что муж. Вчера пугнула, что муж ушёл в ресторан за вином, и он не любит, когда вот так пристают. Не знаю, поверил, нет, но только отвалил, как я закрыла дверь.

Открыл её проводник, когда вас проводил в купе. – Да, муж для них важно, – ответил я. – Мне приятель один рассказывал. Однажды шёл с женой по улице одного закавказского городка. Остановилась машина, и жене стали предлагать, мол, поедем с нами. Умчались, но сделав круг, остановились опять. Наконец приятель спросил: «Что вам нужно от моей жены!». А в ответ: «Извини, дорогой, так бы сразу и сказал, что с женой идёшь. Извини!» И машина скрылась. Тут произошло примерно тоже самое. Только я лишь сделал вид, что муж, а соседка – моя жена.

Её это не только не покоробило, но, кажется, понравилось. За утренним чаем она рассказала, что зовут её Ирина. Живёт в Баку. Работает в районном комитете партии. Должность не назвала, а меня это и не интересовало. А дальше стала всё об отдыхе своём, да об отдыхе. Отдыхала она в Сочинском санатории 4-го главного управления. Такие санатории были для партийных босов. Даже медкнижку зачем-то достала. Сделала так, чтоб я увидеть мог. Пожаловалась на головные боли. Мол, вот так отдых. Никакой радости общения. Говорила двусмысленно.

Понимай, как хочешь. Я сделал вид, что не понимаю. Прибавила, что и потанцевать даже было не с кем. Все люди суровые, по сторонам не смотрят. Больше с жёнами, а если одни, то преферанс – главное занятие. Местных в танцзал не пускали, разве что от пристававших на улице отбиваться приходилось. Пояснила, что имела в виду вот таких местных, что в купе заглядывал. Ну а дома, в Баку, она слишком на виду. Я снова не задал вопросов. И она продолжила. Сообщила, что разведена и осталась с тремя детьми. Тут я понял, что интерес её пусть даже к случайному, приличному знакомству, может быть и не случайным. Разговор прервало прибытие поезда в Тбилиси. Проводница сказала, что вагон сейчас отцепят и отгонят на запасной путь.

Там он будет до вечера. Сообщила: – Я купе закрою и вагон закрою, так что вещи можете смело оставлять. Там посторонние не ходят. Охрана. Мы отправились в город. В Тбилиси мне прежде бывать не приходилось. В дальнейшем тоже. Ирина бывала в городе, и потому вызвалась показать мне достопримечательности. Мы обошли наиболее интересные места, проехали на метро. Увидев ресторан, пригласил пообедать. К ввечеру заметно устали. Пошли в парк. У высокого парапета, она слегка подвернула ногу. Я усадил её на парапет. Всё обошлось, она разработала ступню руками и приготовилась спрыгнуть. Я подхватил её, осторожно поставил на асфальт и в этот мормент тела наши соприкоснулись ненароком. Это не вызвало у неё внутреннего протеста.

Мы даже несколько мгновений простояли тесно прижавшись. Но я не почувствовал, что мой клинок превратился в кинжал. Потому смутился и выпустил её из рук. День, проведённый вместе, сблизил. Жалко было, что не будет больше ночи вдвоём. Может, думал я, и ей жалко. Ясно, что прицепят вагон и набьются пассажиры. И вот вагон прицепили, и поезд подали к платформе. Обгоняя нас, побежали к вагонам многочисленные пассажиры. Мы вошли, сели в своё купе. Ждали соседей. Но в вагоне – тишина. Даже удивительно! Мы с волнением следили за перроном. Я не понимал, в чём дело. Впрочем, радоваться было рано. До отправления оставалось десять минут, пять минут, но наш вагон все обходили стороной. И вот поезд тронулся и стал набирать скорость.

Мы стали готовиться ко сну. За окном уже стемнело. Поезд шёл в полном мраке. Южные ночи тёмные. Я сел к ней на полку. Мы занимали две нижние полки. Верхние так пока и остались свободными. Когда ходил умываться, заметил, что свободными оставались и соседние купе. – Устала? – участливо спросил я и уточнил: – Ноги, наверное, устали. Заводил я тебя по городу. – Есть немного, – проговорила она и словно в подтверждение своих слов, провела рукой по ноге. – Давай помассирую, – предложил я. Она не успела ответить. Я стал водить рукой сначала по ноге, той, что она слегка подвихнула. Лечил. Я помассировал ступню, затем рука скользнула чуть выше. Она лежала молча. Я ощущал её оцепенение, затем волнение. Но продолжал гладить ноги ниже колен. Она сначала крепко сжала их, потом несколько развела в стороны. Чуть выше, там, где расходились полы короткого дорожного халатика, блеснули трусики.

Мне так захотелось дотронуться до них. Точнее, до того, что под ними. Рука скользнула вверх. Я коснулся бёдер. Сначала одного, потому другого. Гладил их нежно. с каждым стежком поднимался выше и выше. Мне показалось, что трусики помокрели. Продвигался медленно, чтоб не спугнуть. Сантиметр за сантиметром. Гладил и разговаривал. Рассказывал о впечатлениях от гуляния по городу. Я словно бы усыплял её этим. Но нужно ли было усыплять? Наверное, и так всё понятно. Я уже коснулся трусиков, и почувствовало что-то пушистое и колкое. В следующий раз прижал к ним руку. Ирина не протестовала. Что-то говорила. Наконец, я решился и потащил трусики вниз. Сразу почувствовал их влажность.

Ирина вздрогнула, когда я провёл пальцами по мягким и нежным тканям. Её ноги сами разошлись и согнулись в коленях. Вот тогда я рванулся к ней, сбросив брюки. Ах! – воскликнула она, и сама испугалась голоса. Захватила моё хозяйство и приняла в себя. Всё получилось быстро и яростно. Прямо по-марксистски яростно! Если б слова найти, передать. Работницей-то святая святых – райкома – была. О, как ты там возмутились, если б узнали. Было, видно, мало рая в райкомах. Теперь органы управления получили точное название. Не рай, а ад – мини – страции. Очень мне стало смешно от таких мыслей. Я рвался вперёд, в глубины марксисточки. Было всё мало, мало, мало. – Ййиай! – вскрикивала она. Напор мой был сильным. Я ж тоже в санатории на диете был голодной. И вот такая развязка. Когда устали, поласкались, отдыхая. И вдруг она стремительно села на меня верхом. Упёрлась руками в грудь мою.

Стала подвигаться к вновь ожившему кинжалу. Мне показалось, что она хочет проутюжить меня как танк. Поезд мчался в ночи. Она же мчалась как всадник на ипподроме. С яростью, с марксистской яростью. Очень увлеклась, не соразмерила движения и ударилась головой о верхнюю полку. Только тогда рухнула рядом, обняв меня. Едва лишь перевела дух, и снова коснулась рукой моего хозяйства. И вновь обрела кинжал. Никогда прежде я не видел таких горячих наездниц. Вот уж душу отвёл, так отвёл. Только за полночь я перебрался на свою полку.

Искры звёзд смотрели в окно. Казалось искры её глаз наблюдают за мной. Да, это был цирковой номер! Я чувствовал такую лёгкость! Уже слегка задремал, когда резко стукнули дверь. Я поднялся, но дверь открылась сама. Раздался голос, такой грубоватый, казённый: – Аль спите? Проверка билетов. К нам в купе вошли проводница и мужчина в форменном мундире. – Прям партконтроль! – шепнул я Ирине. – Ваши билеты! – потребовал мужчина. «Вот было бы дело, если бы вошёл минут на десять раньше!» – подумал я. Когда контролёр и проводница вышли, мы ужаснулись задним числом. хо Хотя, чем всё это могло грозить? Успели бы разбежаться по полкам. Вернее, я бы успел улизнуть на свою. Хоть каждому вошедшему было бы ясно, что здесь происходило.

Мы были слишком разгорячёнными. На лицах всё написано. Но контролёр проверял билеты, подсвечивая на них фонариком. Свет в купе не включил. Я снова перешёл к ней. Казалось, она отдала все свои силы. Но я повторил массаж. Она ожила и потянулась ко мне для поцелуя. Она всё никак не могла насытиться близостью. Потом рассказала невесёлую историю её жизни. Призналась, что в санатории искала отдушину. Но нашла эту отдушину только сегодня. Да ещё в поезде, всегда битком забитом. Уже утром проводница пояснила. Вагон заказала тургруппа, но почему экскурсия отменилась. Даже билетов продать в этот вагон не успели. Нам с ней было понятно, что отношения наши перспектив не имеют. Поезд подошёл к перрону. Мы расстались. Не взяли даже адресов.



Тверк - патриотизм. Его разновидности.

Что такое " тверк - патриотизм" ? Каковы его разновидности ? Для чего он нужен?

 

Давно и прочно вошли в наш обиход такие слоганы, которые очень ёмко характеризуют большое явление.

Ну, например ,так называемый «русский рок», явление глубоко для нас чуждое и вторичное ибо всё целиком и полностью скопировано с западного рока, никто из нормальных людей иначе как «говно — рок», не называет.

Или за группой лиц, почему - то само провозгласивших себя »совестью нации», а на самом деле являющихся откровенными предателями и проводниками интересов враждебных нам иностранных держав, прочно закрепилось название «либерасты».

Кстати, вот прямо сейчас, в Армении проходит попытка майдана, аналогичная украинскому, корни и вдохновителей которого даже никто и не скрывает : США выкупают генерацию армянской электроэнергии, потом электроэнергия дорожает, параллельно американцы тренируют и финансируют армянских оппозиционеров, а потом, вдруг, народный, стихийный майдан, который "никто не организовывал люди... сами поднялись".

Но вот требования у армянского Майдана странные, выгнать российскую базу из Гюмри, прекратить вещание российских телеканалов и так далее.

Как на это реагируют либерасты ?  Угадайте ?

Вот классический пример выжевшей из ума истерички Ахеджаковой, являющейся эталоном либерастии.

 

."Страшное дело, что сейчас творится в Армении. Голова вот такая! И опять повторяется, как это было в Крыму, там же так называемые "вежливые" люди уже, опять оккупация. Хочется извиниться перед народом Армении за российскую агрессию и оккупацию".

Конечно таких меньшинство у нас, однако, меньшинства всегда орут громче большинства, потому что им много надо.Не хочется говорить о том меньшинстве, у которого на всё выработан рефлекс «душат свободу, кровавый Путин» – о них сказано всё и говорить уже нечего.

   
   
  А вот о том меньшинстве, которое как бы «наше», но лучше бы молчало – поговорить стоит. Оно ещё не доразъяснено.

Реакция этого меньшинства на всё происходящее в России – примерно следующая.

– Ну да, щас. Мединский, который Михалкова хвалил за «Предстояние», сейчас про образ советского народа вспомнил. Одной рукой флагом машем, другой спонсируем русофобскую гадость.

– Это не тот Минкульт, который на левиафанов деньги выделяет? Ну-ну. А вот то, что на канале (таком-то) идёт клеветнический сериал (такой-то) – Минкульту нормально. Это как вообще понимать?

Этому меньшинству, в общем, плевать на то, сделано полезное дело или нет. Ему вообще неинтересны конкретные дела. Это меньшинство ценит себя за другое.

Оно всё помнит и ничего не прощает.

Оно хранитель и коллекционер чужих провинностей.

А также недочётов и ошибок.  

Оно любую новость использует как информационный повод, чтобы потрясти в публичном пространстве списком  несчастий и косяков.

Благодаря известному танцу пчёлок в интернете мы обогатились термином «тверк», означающем пляс с интенсивным потрясанием ягодицами перед зрителем.

Поэтому, деятельность описанного выше меньшинства, настаивающего, что «всё равно у нас везде жопа», можно с полным правом назвать тверк-патриотизмом.

Для тверк-патриотов не существует никаких успехов Родины и никаких верных шагов власти. Все успехи и шаги – это повод поговорить о бедах и косяках.

Крым - повод поговорить о том что... вот вы присоединили Крым, почему вы не делаете следующий шаг и не защищаете то -то и то-то? Вот вы защитили то-то, а почему вы остановились здесь? Вы остановились здесь, а вы помните, что Варшава принадлежала Российской Империи? И Финляндия? А почему бы, собственно, не прокатиться и туда ?

Да и кстати, почему хоть и утихомирившего крымских татар, но... «убивавшему русских Рамзанчику дали героя России ?»

Договор с Южной Осетией и Абхазией – повод поговорить о сдаче Ливии .

Армия получила новое вооружение? А Сердюков так и не посажен !

На Донбасс дали газ? Ага, и продолжаем отапливать укронацистов.

Обсуждается введение евразийской валюты? Ага, и продолжаем кормить Лукашенко, ручкающегося с хохлами.

Для тверк -патриота вы можете сделать всё что угодно, и будет сказано: «Мало! И почему только это? Почему остановились?»

Психологический механизм тверк-патриотизма прост и прям как рельса. Мы (и это очень плохо) действительно пока живём при не развитости народовластия и немногие располагают железной волей, чтобы эту невостребованность преодолевать личными усилиями.  

Но у многих из тех, кто ничего преодолевать не желает – тем не менее сохраняется вполне железная воля к самоуважению. А её, как известно из психологической литературы, в подобных ситуациях легче всего реализовать заняв позицию безжалостного морального арбитра «над процессом».

В итоге мы наблюдаем ситуацию, в которой при весьма небольшом числе игроков на поле чуть ли не половину трибун занимают арбитры, свистящие беспрерывно и бескомпромиссно.

Сами тверк-патриоты могут сколько угодно объяснять себе, что они таким образом стоят на страже или делают что могут. Но если подходить к их тряскам с содержательной точки зрения – то окажется что они, будем считать что по недомыслию и скудоумию всего лишь принимают подачи той самой ненавидимой ими (они искренне в это верят) «пятой колонны», которая мочит государство с другой стороны сетки.  

Получается довольно плачевный симбиоз. Взять того же В.Р. Мединского. Сначала «пожиратели культуры» требуют его отставки за то, что он, степлер духовных скреп, снимает с репертуара порно-«Тангейзера» и не даёт денег на русофобские кинофестивали.

Затем подачу принимают тверк-патриоты – и констатируют, что «за Тангейзера так никто и не наказан».

Сумма избыточности тех или иных действий, и их недостаточности — это классическая стратегия дискредитации любого политического реализма.

Потому что, что бы вы ни сделали, «смотрите сколько мы сделали! Раз, два, три, четыре ...» - тверк — патриоты говорят:

«- Ну а почему вы не сделали пять, шесть, семь?»

А с другой стороны раздаётся рёв либерастов:

«Вы сделали раз, два, три четыре. Раз будет стоить сто миллиардов и будет всё разворованно, а тут будет вот это, тут будет это, и вообще сплошной ужас. Зачем вы сделали это?»

 

...А сейчас просьба для тех, кто уже собрался устроить тверк-танец на тему «нас опять призывают не раскачивать лодку» и «нас опять берут в заложники, типа враги кругом, не работайте на врага, надо сплотиться, забудем прошлое, уставим общий лад».

Просьба - выдохнуть.

Не надо сплачиваться. Тем более что не умеющая внятно думать "активная совесть нации и прочие дельфины» - это не то, с чем полезно быть в одном строю.

Я к тому, что есть куда более честный способ оценивать происходящее вокруг, хотя и более затратный с точки зрения умственных усилий.

Надо всего лишь всегда оценивать конкретные действия конкретных людей. Без удобной (с точки зрения умственных затрат) инфантильной обиженности. Которая вообще ничем не лучше инфантильной восторженности.

Да, это труднее. Это требует разбираться в каждой ситуации. Страшно сказать – даже приходится иногда и думать!

P. S.

Последний призыв не имеет никакого отношения к профессиональным «тверк — патриотам», вернее к тем кто под этой личиной сознательно и за деньги работает на развал России. Ещё раз повторю на сегодняшний день эта игра очевидным образом ведётся. У неё очевидным образом очень определенные очертания.

Очень определенные.

Такие определенные, что дальше некуда.

Вот вы можете сделать всё что угодно, и будет сказано: «Подумаешь! А вот это? А почему мы не завоевываем космос? Почему только ближний? А где полеты на Сириус? А почему только на Сириус?» Это не смешно, это определенный способ работы с сознанием. 

С этой точки зрения, как только произошло то, что произошло в Крыму, и что никто не ожидал. Никто не предполагал, что Россия в том ее виде, в каком она существовала на 15 марта 2014 года, способна так взять и сказать, что это наше.

Сразу же возник очаг на Юго-Востоке Украины, стратегическая цель которого заключалась в том, чтобы всё это крымское дело полностью обнулить и сказать: «оно ничего не стоит, потому что сдали наших братьев, наш Русский мир, нашу Новороссию, наши другие-другие-другие субъекты».

Никаких практических шагов для того чтобы всерьёз поднять эту самую Новороссию, широкие украинские массы, что-нибудь еще — сделано не было. Вместо этого была сделана такая псевдо-затея, призванная сказать: «Вот смотрите, вот следующий шаг, почему вы его не делаете?» А если вы его делаете — «зачем вы его сделали!?» Вы не делаете этот шаг, говорят «почему вы его не делаете?», вы его сделали — говорят: «зачем вы его сделали?»

И почему вы не сделали следующий шаг?

Докуда вы оккупировали Украину, до Днепра?

А почему только до Днепра? А вы не понимаете, какие стратегические угрозы лежат с другой стороны?

А вы не видите вот это! Вы недостаточно мыслите геополитически, вы не видите контуров Евразии, в вас нет подлинной наступательности!

А! Вы туда ещё залезли. А зачем залезли?

И если Россия пойдёт на поводу у этой публики и ввяжется в эту «игру» то так будет продолжаться до тех пор покуда нагрузки на государство не станут запредельные и оно рухнет, чего и добиваются наши «западные партнёры», которые и являются спонсорами как либерастов так и профессиональных тверк — патриотов.

Люди - будьте бдительны !



Дорогие друзья !

Дорогие друзья. Споры  и критика произведений Н.Шахмагонова  продолжает набирать обороты.

Однако , из-за не совсем терпимой реакции автора на жесткую критику , мне бы хотелось все это прекратить и поставить точку . Обсуждения произведений превратились в сплошной флуд и сайт , который должен быть информативен и интересен , превратился в книгу жалоб и предложений .  Ну а уж появление такого персонажа как Ворошиловский стрелок , совсем уж сделалось невыносимым для многих посетителей нашего сайта. Друзья , давайте будем максимально терпимыми друг к другу ! 

С ув. Игорь



Старая граната

  ***Рассказы о Советской Армии***
                                                   

СТАРАЯ ГРАНАТА
                                                            Рассказ

Они тоже заметили его. Хотели плыть к берегу, но он помахал рукой и закричал: – Я сейчас к вам. Скинул одежду и прыгнул в воду. До камней – излюбленного места купания – было расстояние немалое. Новиков подумал, как же успел вырасти его Андрейка, если он запросто плавает туда. Сам-то Новиков плавал и в меньшем возрасте, но он ведь рос на море. Потому, наверное, этот путь был всегда для него лёгким и привычным, всегда, кроме одного раза… Тем летом Александр Новиков отдыхал дома у родителей. Это были последние каникулы перед выпускным классом суворовского военного училища. Каждый день он стремился потихоньку улизнуть на пляж, но всякий раз мама успевала навязать ему младшего братишку. Разница в возрасте была такой, что по тем временам, на том жизненном рубеже, исключала всякую дружбу. Для старшего брата младший был обузой, для младшего старший – кумиром. Это теперь, спустя годы, стёрлась разница, тем более, Сергей пошёл по стопам брата – вот уже стал капитаном. …Навязала ему мама Сергея и в тот день, а так хотелось пойти на море одному, насладиться тихой, после штормовой ночи погодой, покачаться на волнах, ещё не успокоившихся после шторма. К счастью, Сергей встретил на пляже своих маленьких друзей, и они умчались куда-то шумной ватагой. Умчались, но ненадолго. Вскоре появились вновь. – Саня, Санечка! – кричал Сергей, этим вот самым «Санечка», повергая старшего брата в уныние. – Гляди-ка, что мы нашли, гляди, – он указывал на бежавшего рядом с ним полного губастого мальчугана, сжимавшего что-то в руке. – Что это?! – воскликнул Новиков, с непонятной пока тревогой вглядываясь в ржавый предмет и чувствуя, как начинает в волнении биться сердце. – Что? Не может быть?!. Граната?! Да, это была граната, старая, местами ржавая. Как она оказалась на пляже в этот тихий, солнечный день? Может, её выбросило ночью штормовое море из своих глубин, и сейчас ещё полных всяких опасных предметов. В те минуты было не до рассуждений о том, откуда взялась граната. Да и сами ребята уже затараторили, сообщая, что увидели её на берегу, у самой кромки воды. – Смотрите, с колечком, – сказал полный мальчуган. – Не трогай, – крикнул Новиков и бросился к нему. – Отдай сейчас же. Но было уже поздно. Кольцо отвалилось и упало на песок – видно, проржавело насквозь. К счастью, граната оказалась зажатой в кулаке так, не отошёл от её корпуса спусковой рычаг запала. Новиков схватил гранату, прижимая рычаг, и осторожно отстранил руку мальчугана. – Отдайте, это моё, это я нашёл, – завопил тот. Новиков ощутил ладонью уже нагретое рукой мальчика ребристое тело гранаты. «Оборонительная, разлёт осколков до двухсот метров, – мелькнуло в голове. – Здесь не бросишь, пострадают люди… Двести метров, целых двести метров!..» Он огляделся. Пляж постепенно заполнялся отдыхающими. И нигде ни единого укрытия, лишь какое-то белое строение возвышалось посреди жёлтой песчаной полосы, что тянулась вдоль берега. «Вывернуть запал? Попробую осторожно!» – А ну отойдите от меня! – крикнул он мальчишкам, но не тут-то было. Ватага ребят ещё теснее обступила его, а «колобок», как мысленно окрестил Новиков мальчугана, у которого отобрал гранату, не унимался: – Отдайте, это моё, это я нашёл… «Вот тот миг, когда ты должен без помощи командиров – без помощи своего офицера-воспитателя – принять решение, – подумал Новиков. – Оценивай обстановку и решай!» Конечно, единственно верное решение сообщить в военкомат, вызвать сапёров… Но это можно было сделать, пока предохранительное кольцо удерживало спусковую скобу гранаты. Теперь это исключалось – граната была почти что на боевом взводе. Одно неосторожное движение и… Новиков посмотрел на камни. Сейчас там никого не было. И тогда, ни слова ни говоря, шагнул к берегу, вошёл по пояс в воду, осторожно вошёл (прежде он всегда прыгал с разбегу) и поплыл. Море качало и бросало его из стороны в сторону. «Только бы не выпустить гранату, только бы доплыть до камней…» О том, что граната могла взорваться от любого неосторожного движения, поскольку предохранительное устройство проржавело, он не думал. Никогда не был путь до камней столь трудным. Новиков плыл на боку, подгребая одной правой рукой, поскольку в левой была зажата граната. Переворачивался на спину, снова плыл, работая ногами. «Разлёт осколков до двухсот метров», – только это сейчас занимало его мысли. – А мальчишки-то, мальчишки так и стоят на берегу. Хорошо, что плыть за мной не решились! Но и на берегу… лучшей мишени для ржавой смерти не надо!» Он едва добрался до камней, едва вылез из воды. Лёгкая дрожь колотила ноги, вздрагивали руки. Нет, не от страха – от напряжения. «Что делать дальше? Вывернуть запал или бросить гранату в море? Спрятаться за камни и бросить. А если она рванёт в воздухе?! Двести метров, двести метров!.. До берега меньше… Осколки могут долететь… И потом… А вдруг она при броске не взорвётся, вдруг что-то заело? Ведь её снова может выбросить на пляж». Он решительно шагнул за камни, чтобы они загородили берег. Присел, взялся правой рукой за запал, попробовал повернуть. Запал не поддавался. Нажал сильнее… пошёл. Один оборот, второй, третий. Наконец, удалось вывернуть запал. Новиков тут же отшвырнул его в сторону, в море. Запал щелкнул в воздухе – сработал… Значит, граната точно могла взорваться… Она могла взорваться в любую минуту, пока он плыл. Но теперь она была безопасной, теперь она представляла собой кусочек металла, начинённого взрывчаткой, которая не может взорваться без детонатора. Новиков размахнулся, чтобы бросить её подальше в море, и тут почувствовал, что пальцы не хотят разгибаться, не слушаются его. Он с трудом высвободил из них гранату. Описав дугу, она плюхнулась в набежавшую волну. Обессиленно сел на камни. Сколько сидел на них без движения, не запомнил. О чём думал? Наверное, ни о чём. Просто отдыхал перед тем, как плыть назад, к берегу. А там его ждали мальчишки. Рядом с ними он увидел дородную полную женщину – мать «колобка». – За что обидел ребёнка? – взяла она руки в боки. – Что у него отнял? – Гранату, – обыденно сказал Новиков, да так обыденно, что женщина не удержалась от нового вопроса: – Игрушечную? – Боевую. Ржавую, боевую гранату. С войны.., – устало пояснил он. – Как? Не может быть… – Очень даже может, – Новиков оглядел песок и нагнулся, что-то поднимая. – Вот… Предохранительное кольцо… Ваш сын случайно вытащил его и поставил гранату на боевой взвод… А поражение – двести метров. Двести метров, – повторил он, протянув ей ржавый кусочек металла. Женщина замерла в оцепенении, потеряв дар речи, а он тихо пошёл к тому месту, где оставил свою одежду. Ватага мальчишек молча сопровождала его, держась на почтительном расстоянии. Всё это промелькнуло в памяти майора Новикова, пока он плыл к камням. И вдруг кольнула мысль: «А тогда ведь даже не задумывался о том, что граната могла взорваться, пока плыл и пока вывинчивал запал, могла рвануть и разнести меня в клочья. И всё, и ничего бы не было… всё бы исчезло для меня – и камни, и море… А Марина бы так и не появилась в моей жизни, ну а Андрейка и вовсе не родился бы… Его бы убила ржавая смерть ещё до рождения. Впрочем, разве думаешь об этом в шестнадцать лет… Но важно, очень важно, когда в шестнадцать лет думаешь о своём долге, думаешь о Родине». А сейчас?! Как бы поступил он сейчас, уже по-иному понимая и оценивая все прелести жизни? Подумал бы о том, что может потерять, вступив в единоборство со смертью? Подумал бы, нет ли, а поступил бы также по той простой причине, по которой, часто забывая себя, не жалея сил, здоровья делал дело, начатое в юности суворовцем, – учился защищать Родину и учил этой великой науке своих подчинённых. Он делал это ради Андрейки, ради Марины, ради всех людей… И ради того, чтобы вот так же светило солнце, заливая пляж своим животворящим светом, ради того, чтобы вот также плескалось море, он годами не видит ни этого пляжа, ни моря, часто неделями не видит семьи. Он несёт службу. Он с детства очень любил песню «Мужчины», которую великолепно исполняла Мария Пахоменко… Пусть вороны гибель вещали, И кони топтали жнивьё – Мужскими считались вещами Кольчуга седло и копьё… Теперь другие времена… И мужскими вещами могут считаться автомат, штурвал боевой машины пехоты, ручка управления боевым истребителем… Неизменны лишь священные понятия… И о них поётся в песне… Пусть жёны в ночи голосили, И пролитой крови не счесть – Мужским достоянием были: Мужские отвага и честь!... В эти минуты вдруг вспомнились слова… Отвага и честь! Вот главное, что он впитал в годы учёбы в суворовском военном и высшем общевойсковом командном училищах. Он вышел из воды, и на шее у него повисли жена и сын, как воплощение счастья, за которое всю жизнь сражается и будет сражаться он, помня о воинском долге, о достоинстве и чести…

*-*-* Газета Одесского военного округа «Защитник Родины». 22 августа 1982 года.



Первый бой командира полка

 

 Новиков узнавал позывные командиров соседей слева и справа, узнавал занятые ими рубежи, о которых они сообщали своему командованию, используя установленный код. Пора бы и Новикову вызвать «Беркута», да не о чем доложить…

       Он с досадой сорвал шлемофон, надел каску и, открыв люк, выбрался на броню боевой машины. Свежий ветерок остудил разгорячённое лицо. Новиков вскинул к глазам бинокль. Боевая машина управления находилась в кустарнике, на взгорке. Отсюда была видна как на ладони непокорённая высота.

       Шум боя справа и слева, где наступали соседи, постепенно стихал, всё дальше уходя в глубину обороны «противника». Но вот и перед фронтом его полка всё стихло, но совсем по другой причине. Дважды поднимались батальоны первого эшелона в атаку, но оба раза,наткнувшись на непреодолимую стену огня, откатывались назад. И сейчас белели на поле флажки посредников, преграждая путь вперёд и обозначая «уничтоженные» «противником» боевые машины пехоты и танки.

       Сплошные минные поля перед передним краем обороны «противника», ключевым пунктом которой была высота «Длинная», окаймлённая с тыла глубоководной рекой Калиновкой, хорошо продуманная система огня, рационально построенный боевой порядок обороняющихся подразделений – всё это держало батальоны на почтительном удалении от первой траншеи, не позволяло приблизиться для решительного броска.

       Солдаты, сержанты и офицеры полка сделали всё, что было в их силах, но успеха достичь до сих пор не удавалось. Неужели напрасно не спали в минувшую ночь офицеры, уясняя полученную задачу, оценивая обстановку, вырабатывая замысел боя? Неужели напрасно с раннего утра, когда мгла ещё окутывала лес в выжидательном районе, и туман гнездился в низинах, не выпускали из рук рычаги танков и штурвалы боевых машин пехоты механики-водители, торопясь к рубежу перехода в атаку? Неужели напрасно перепахали несколько раз луг перед высотой и вымокли до нитки солдаты и сержанты мотострелковых взводов?

       Настал момент, когда ни один человек в полку не мог сделать для победы больше, чем он сделал. Ни один, кроме командира. Именно от командирского решения теперь зависело всё.

       Не таким представлял себе подполковник Александр Новиков первый бой в должности командира гвардейского мотострелкового полка. Он видел его ярким, победоносным, ошеломляющим «противника», таким, после которого все сразу бы заговорили о молодом командире… И это не тщеславие – это привычка! Командуя мотострелковыми взводом, ротой, батальоном, Новиков по праву слыл мастером дерзких и стремительных атак, самых неожиданных манёвров, нестандартных решений. Он умел создать видимость атаки с фронта, а ударить с фланга, когда действовал в наступательном бою, умел незаметно для «противника» оборудовать наиболее прочную оборону там, где тот сосредоточивал основные усилия, где рассчитывал добиться успеха. Умел Новиков и такие предложить решения, которые, на первый взгляд, не совсем вязались с уставом, но на деле приносили победу. Многое он умел, командуя подразделениями. Обязан был уметь и теперь, получив полк. Недаром за плечами Военная академия имени Фрунзе.

       Накануне в выжидательном районе всё казалось просто. Предстояло совершить многокилометровый марш, последовательно, на заранее установленных рубежах, развернуть полк в батальонные, ротные, взводные колонны, перестроить его перед рубежом перехода в атаку в боевой порядок, прорвать оборону «противника», выполнить ближайшую задачу, разгромить обороняющихся в глубине их обороны и наступать, наступать, преследуя отходящие части «противника».

       Недаром, когда командир дивизии генерал-майор Чернышёв сказал:

       – Волнуюсь за тебя, горячая голова…

       Новиков с жаром возразил:

       – Что вы, товарищ генерал-майор, не первый раз на учениях, да и «противник» лёгкий достался…

       Новиков уже знал, что ему противостоит батальон подполковника Анохина.

       – Что на учениях не впервые, сам знаю, – покачал головой генерал. – И прежде, до того как в дивизию к себе забрал, в деле видел. Да вот только полком-то на учениях прежде тебе командовать не доводилось… Как же не волноваться?! – и вдруг, резко сменив тон, прибавил: – А вот к «противнику» относиться свысока нельзя, нельзя его недооценивать… Анохин – лучший комбат в соединении, которое нам на этих учениях противостоит.

       – Он и в полку слыл опытным командиром взвода, когда я с ним встретился впервые…

       – Это не совсем так, – возразил командир дивизии. – Самым старшим по возрасту – точно. А самым опытным или самым лучшим никогда не был. Теперь он действительно опытнейший комбат…

       – По стольку лет на каждой должности сидеть, как он, конечно, опытнейшим стать можно, – насмешливо сказал Новиков, чувствуя, что комдив склонен к воспоминаниям, но тут же поправился, – Вы не думайте, я к Сергею Анохину по-доброму относился, но инертность его меня всегда раздражала… К одному месту прирос, ничего не хочет нового, не стремится ни к чему. Вон Гончаров уж скоро генералом станет, а ведь они вместе с Анохиным училище окончили – в одной роте учились.

       Генерал не ответил. Он, прищурившись, смотрел вдаль, думая о чём-то своём. А думал он о судьбе двух офицеров: Новикова, который сейчас стоял перед ним, ожидая получения боевой задачи, и Анохина, который в те самые минуты заканчивал необходимые мероприятия по подготовке к оборонительному бою.

      Когда лейтенант Новиков пришёл в полк, которым командовал Чернышёв, Анохин прослужил в нём уже четыре года. Всё было на первых порах. И на совещаниях его разбирали, и беседовали, и наказывали, но помогало мало. Отлынивал Анохин от работы, в подразделении лишь время отбывал. А потом вдруг спохватился, за работу принялся, но трудно она пошла, эта работа. По знаниям своим, по навыкам, по опыту он оказался на линии старта, на той почти линии, на которой был по окончании училища. Впрочем, Новиков пришёл в полк в то время, когда Анохина уже и хвалить иногда начинали, поговаривали и о выдвижении на должность командира роты – один он из своих одногодков командиром взвода оставался.

       И всё-таки не Анохин, а Новиков, молодой, казалось бы, ещё не оперившийся лейтенант, роту получил – ту самую роту, которая предназначалась, по мнению многих, Анохину. Вот и теперь, Новиков командир полка, а Анохин – комбат.

        Что греха таить, генерал-майор Чернышёв питал симпатию к Новикову, молодому подполковнику, из всех командиров полков самому младшему по возрасту. Одно не понравилось сейчас: видно, осталась ещё с лейтенантских лет привычка хоть чуточку да прихвастнуть, осталась уверенность в себе, что хорошо, но уверенность, граничащая с самоуверенностью, что уже не очень здорово. Потому и продолжил генерал разговор уже более сухо и официально:

       – Прошу к карте, товарищ подполковник. Слушайте боевой приказ!

       Задача, которую поставил командир дивизии полку Новикова, была не самой сложной. Если его соседям уже до переднего края обороны «противника» предстояло преодолеть водную преграду, то в направлении действий полка, которым командовал Новиков, дело обстояло проще, ибо перед фронтом река выписывала огромную петлю, охватывая район обороны противостоящих подразделений «противника».

       – Необходимо во время рекогносцировки хорошенько подумать над замыслом действий, – сказал в заключении командир дивизии. – Не думайте, что Анохин тот, что прежде, не думайте…

       – А я и не думаю, – возразил Новиков. – Чем сильнее «противник», тем интереснее его разгромить.

       На рекогносцировку выехали накануне. Как и положено, тщательно маскировались на позициях подразделений первого эшелона, стараясь не привлекать внимания «противника».

       Окинув взглядом местность, внимательно изучив начертания переднего края, Новиков подумал, что Анохин выбрал не слишком удачный рубеж, отрезав себе пути отхода. В том, что они понадобятся, Новиков не сомневался. Он чётко представил себе, как его передовые батальоны перевалят через гребень высоты «Длинная», протянувшейся на несколько километров вдоль фронта, как отбросят обороняющихся и прижмут их к реке, как заспешат к подразделениям «противника» посредники, помахивая белыми флажками и требуя остановиться и прекратить всякие действия. Сколько раз так бывало прежде, когда он водил в учебные схватки свои подразделения! А потом следовали поздравления и благодарности в приказах.

       Новикова нельзя было упрекнуть в зазнайстве, в том, что он слишком переоценивал себя и недооценивал «противника». Он скрупулёзно, как и прежде, изучал оборону, местность, продумывал замысел.

       Прикинув расстояние от опушки леса до первой траншеи района обороны «противника» на скатах высоты, он посетовал на то, что рубеж перехода в атаку придётся назначить на слишком большом расстоянии, примерно за километр. А это не очень здорово. Далековато, а что делать – впереди местность открытая. Людей спешить негде. Когда же под вечер начальник разведки, оставивший на опушке посты наблюдения за «противником», доложил о странном поведении обороняющихся, Новиков ничего странного в их действиях не усмотрел.

       – Товарищ подполковник, роты первого эшелона покидают опорные пункты. Боевые машины и танки оставляют свои окопы.

       Таков был доклад.

       – Установить, куда они уходят, – приказал Новиков.

       – За реку. Там оборудуют позиции.

       – Логично, – заключил Новиков. – Им всё-таки выгоднее иметь реку перед собой. Надёжнее.

       Можно было бы на плечах «противника» ворваться в траншеи, что изрезали высоты, но полк-то находился в выжидательном районе – планировалось наступление с ходу с выдвижением из выжидательных районов.

       Новиков мог ограничиться лишь переносом рубежа перехода в атаку к подножию высоты.

      

* * *

 

       Незадолго до начала манёвром командира мотострелкового батальона подполковника Сергея Анохина вызвали в штаб дивизии.

       – Пришёл на вас запрос, – сообщили ему в штабе. – Предлагают должность преподавателя тактики в высшем общевойсковом командном училище… Как ваше мнение?

       – Я согласен, – радостно ответил Анохин, сразу вспомнив разговор со своим однокашником и сослуживцем Павлом Гончаровым, который говорил о том, что вот-вот должен стать начальником училища. 

       Признаться, Анохин не слишком поверил в обещание Гончарова, даже сказал при последней встрече:

       – Не были вы прежде столь щедры к своему однокашнику.

       Врезался в память ответ Гончарова, врезался, потому что приятно было вспоминать такое.

       – Я ведь не однокашника в училище приглашаю, – сказал полковник Гончаров, – а опытного и грамотного офицера. И не о том, чтобы вы полковничью папаху получили, пекусь, а о деле забочусь.

       Значит, добился-таки подполковник Анохин в своей жизни чего-то. Преподавательскую работу в училище далеко не каждому офицеру можно доверить.

        Представление подготовили быстро, но только отправили его в вышестоящий штаб, как начались манёвры. Батальон Анохина действовал на важных направлениях, не последнюю роль отвёл ему командир полка и на завершающем этапе, когда предстояло занять прочную оборону, измотать наступающие подразделения «противника» и создать условия для перехода в наступление.

       Командир полка вызвал Анохина в штаб. Сказал:

       – Сергей Михайлович, завтра ваш последний бой в роли комбата… Надеюсь, что не подведёте нас, да и о себе в полку и дивизии добрую память оставите…

       – Сделаю всё, что в моих силах, – твёрдо заявил Анохин.

       – Тогда слушайте… Задача вашему батальону поставлена едва ли не самая сложная. Смотрите на карту, – продолжал командир полка, указывая на тактические знаки, обозначающие полосу обороны полка и районы обороны батальонов. – Видите изгиб реки? Где, по-вашему, нужно занимать оборону?

       – Смотря, с какой целью, – неопределённо ответил Анохин, пытаясь разгадать, что от него требуется.

       – Цель обороны одна – создать условия для перехода в наступление. Я имею в виду конечную цель.

       – О том и спросил. Если вопрос о немедленном переходе в наступление не стоит, то лучше построить оборону здесь, – он очертил карандашом на карте подкову за рекой. – Сама местность позволяет создать здесь не только сильное препятствие, но и огневой мешок.

       – Ну а если вопрос о переходе в наступление стоит? – задал вопрос командир полка.

       – В этом случае не стоит уходить за реку…

       – Вот ваш батальона и не будет уходить за реку, – сказал командир полка. – Вы оборудуете район обороны батальона на высоте Длинной и на прилегающей к ней местности. Задача – не только остановить «противника», но и разгромить его, чтобы создать условия для перехода в наступление. О флангах мы позаботимся. Всё внимание на разгром противника в центре. Подразделения, предназначенные для проведения контратак, разместим за вашими боевыми порядками. К тому же ваши фланги будут надёжно прикрыты рекой.

       Анохин слушал молча, пытаясь осмыслить услышанное от командира полка. Вот так задача! «Уничтожить» «противника». Но как это сделать, если он во много раз превосходит в живой силе и боевой технике? Ведь само наступление уже предполагает таковое превосходство. Современную подготовленную оборону без превосходства не прорвёшь. Недаром по тактическим нормативам мотострелковый полка наступает на район обороны батальона, то есть ширина фронта наступление полка равна ширине фронта обороны батальона.

       – Думайте, Сергей Михайлович, крепко думайте, – снова заговорил командир полка. – Что от меня нужно?

       – Посмотрев на карту, Анохин ответил:

       – Танки нужны обязательно. Не менее двух рот. Без них решительных целей достичь трудно. Артиллерия нужна…

       – Дам самоходные гаубицы, – подумав, сказал командир полка. – Танки тоже выделю. Вашему соседу, огороженному от «противника» рекой, они не так нужны.

       Здесь Анохин был не совсем согласен с командиром полка. Танки и другим батальонам не помеха. Если форсируют наступающие реку, чем же, как не танками, остановить их и отбросить. Но говорить об этом не стал, посчитав, что командир сам знает, как лучше распределить силы и средства.

       – Вопросы есть? – спросил командир полка.

      – Нет, пока нет, – ответил Анохин. – Вот побываю на местности, подумаю, как оборону построить, тогда, может быть, и возникнут. Разрешите идти?

       – Да, идите.

       Анохин отправился на участок местности, который должен был стать районом обороны его батальона. Обошёл луг, прикрытый с фронта высотой Длинной, а с флангов и тыла – рекой. Луг не так и велик. Сразу за высотой – берёзовая роща. На правом фланге, вдоль реки, тянется дубрава, с левой стороны берег порос густым кустарником. Есть, где резерв, предназначенный для контратаки спрятать, есть, где танки и самоходные гаубицы укрыть от глаз «противника», чтобы ввести их в бой внезапно. Постепенно складывалось решение…

       Замысел был прост. Анохин решил обмануть наступающих. Но именно потому, что способ был прост и всем известен, осуществить его было сложно, очень сложно. Прежде всего, Анохин поставил себя на место «противника» и подумал, удивится тот или не удивится, если обороняющиеся подразделения уйдут за реку и там оборудуют опорные пункты. Предположил, что не удивится. Наступающие, несомненно, преследуют решительные цели, следовательно, они и мысли не допустят о том, что обороняющиеся сами могут перейти в наступление. Раз так, то они сочтут нецелесообразным размещение опорных пунктов в петле, которую создала река, ведь петля-то затянется, как только будет прорвана оборона.

       Всё тщательно продумав и взвесив, Анохин собрал командиров рот.

       – Задача следующая, – начал он без вступлений и предисловий. – Закончить оборудование опорных пунктов на высоте Длинной, затем посадить личный состав в машины и отвести в тыл. В тылу приступить к оборудованию позиций на правом берегу Калиновки.

       Анохин раскрыл пока только часть своего замысла, добавив, что в опорных пунктах на скатах высоты Длинной надо оставить от каждого взвода по отделению.

       – Зачем же уходить? – удивился старший лейтенант Пирожков. – Позиции-то у нас хорошие. И для чего их оборудование заканчивать, если всё-таки уходить?

       – Может, лучше темноты дождаться? – спросил другой ротный капитан Кондратенко.

       – Темноты ждать не нужно. Уходить открыто, – уточнил Анохин. – Именно открыто, чтобы «противник», который наверняка уже ведёт разведку, видел. – Позже всё разъясню.

       Дело в том, что оборона, занимаемая в отсутствии непосредственного соприкосновения с «противником» имеет свои особенности. Опорные пункты взводов и рот устраиваются на выгодных рубежах, перед которыми нет «противника». «Противник» пока ещё далеко, в так называемых, выжидательных районах. А вот свою разведку он вполне может высылать заранее с целью изучения переднего края обороняющихся. Конечно, обороняющиеся, безусловно, должны принимать меры, дабы помешать ведению разведки, но никто не может дать полной гарантии, что эта задача выполнена. Задумав обмануть «противника», Анохин решил, прежде всего, не препятствовать ведению разведки наступающими, о чём немедленно доложил командиру полка. Не препятствовать до времени. Ему было очень важно, чтобы наступающие заметили ряд его ложных манёвров, особенно в тот момент, когда начнётся основной этап демонстрационных действий.

       И вот операция по введению в заблуждение «противника» началась. Со своего командно-наблюдательного пункта, размещённого за боевыми порядками левофланговой роты, Анохин наблюдал, как походные колонны взводов уходят за реку. Там они снова приняли боевой порядок. Прошло несколько минут, и над районом обороны появился вертолёт.

       «Разведка! – понял Анохин. – Значит, наблюдают за нашим передним краем из леса, что темнеет впереди. И уже доложили. Теперь хотят выяснить, куда ушли передовые наши подразделения. Что ж смотрите! Мы за рекой! Оборудуем район обороны!»

        Рисковать Анохин не любил. Нельзя было надолго оставлять слабо прикрытым основной район обороны. Снова вызвал командиров рот, чтобы разъяснить замысел и уточнить задачи:

      – Теперь слушайте, что я задумал, – начал он. – Ваша задача завершить начатую нами дезинформацию «противника». Приказываю незаметно для разведки наступающих, которая, насколько я понял, ведёт наблюдение с опушки леса, возвратить подразделения на основные позиции на высоте Длинной.

       Заметив удивление на лицах, он предупредил возможные вопросы, уточнив:

       – Как это сделать? Замаскировать машины под кустарник, что растёт на скатах высоты. – Анохин сделал паузу, посмотрел на подчинённых: неужели никто не сообразит, для чего всё это нужно. Нет, вот, кажется, у капитана Верейкина загорелись глаза, и старший лейтенант Пирожков слушает заинтересованно.

       – Развернёте подразделения в боевой порядок и станете выдвигаться по скатам высоты на свои места со скоростью не выше километра в час. В этом случае наблюдатели «противника» не смогут отличить боевые машины пехоты от кустарника. Движение их будет незаметным для глаза. Ну а мы примем меры, чтобы им было не до наблюдений. Вышлем подразделения для поиска и уничтожения разведгруппы.

 

       Когда из-за темнеющего вдали леса медленно поднялось, искрясь и слепя своими лучами яркое солнце, район обороны батальона был полностью подготовлен к отражению атак наступающих. В каком направлении они нанесут наиболее мощный огневой удар? От этого зависел успех предстоящего боя.

        С резким, нарастающим воем промчались со стороны солнца истребители-бомбардировщики. Они ушли дальше, в тыл, и вскоре оттуда донесся грохот имитации взрывов авиабомб. А спустя несколько минут впереди, далеко за лесом, прогремели орудийные залпы, и тот час за рекой, там, где был оборудован опорный пункт роты второго эшелона, а справа и слева от него располагались ложные позиции, сооружённые накануне, выросли серо-белые дымные шапки разрывов. К работе приступили огневые посредники, подрывая имитационные фугасы там, где должны были рвать снаряды, выпущенные из самоходных гаубиц «противника».

       Анохин облегчённо вздохнул. Наступающие поверили в то, что он отвёл батальон за реку.

       Несколько десятков минут вокруг гудело и грохотало. Анохин знал, что именно в этот отрезок времени части и подразделения наступающих последовательно проходят рубежи развёртывания в батальонные, ротные и затем взводные колонны. Затем принимают предбоевой порядок… Ещё немного и….

       Из леса Дальнего показались зелёные змейки колонн танков и боевых машин пехоты. Они двигались к высоте в предбоевых порядках, не подозревая того, что их ждут для кинжального удара огневые средства обороняющихся.

       – «Клён» – первый, второй, третий! Я «Клён». Приготовиться. Огонь по моей команде! – приказал Анохин.

       Первые выстрелы слились в один залп. Лишь спустя несколько минут в общем грохоте и гуле стало можно различить выстрелы танковых пушек и артиллерийских орудий приданного дивизиона, грохот пушек боевых машин пехоты, гранатомётов, пулемётов, автоматов. На крупных манёврах холостых патронов и холостых выстрелов для орудий не жалели – необходимо было учить солдат не только быстро оборудовать опорный пункты или атаковать, но и чувствовать себя спокойно в грохоте боя.

       Наступающие выдвигались к переднему краю в предбоевом порядке, во взводных колоннах. Обрушившийся на них шквал огня явился полной неожиданностью, поскольку разведка сообщила, что высоте Длинной противника нет, что там только незначительное боевое охранение. И вдруг на них обрушился шквал огня. Спешивание и развёртывание в боевой порядок происходило уже под огневым воздействием обороняющихся, а, следовательно, урон был неоправданно велик, что сразу определили посредники.

        Подполковник Анохин умело руководил огнём рот первого эшелона, миномётной батареи и других сил и средств, приданных его мотострелковому батальону. Посредники интересовались, где назначены участки сосредоточенного огня, где рубежи заградительного огня приданных средств. Один из них, стоявший рядом, внимательно наблюдал за действиями комбата, за тем, как тот реагирует на изменения обстановки. Наконец, он подал сигнал своим помощникам, и те, пустив в ход белые флажки, остановили наступающих.

       Атака переднего края была отбита.

        «Противник» ещё и ещё раз предпринимал попытки овладеть высотой, но успеха ему не давали, оценивая действия командира оборонявшегося батальона как более грамотные.

               

                                                       ** ** **

       Слушая доклады о продвижении вперёд соседей, Новиков нервничал, понимая, что такого же сообщения ждёт командир дивизии и от него. Однако передовые подразделения полка топтались перед высотой и никак не могли преодолеть последние сотни метров.

       Новиков перебирал все возможные в данной обстановке варианты действий, но не мог остановиться ни на одном. А часы стремительно отсчитывали минуты, время летело, и угроза срыва выполнения боевой задачи возрастало неуклонно.

       «Резерв?! Где сейчас резерв?» – внезапно вспомнил Новиков и включил радиостанцию.

       – «Сокол» – третий! Я – «Сокол», где находитесь?

       – Головой колонны достиг развилки дорог, – доложил командир резервного подразделения.

       – Товарищ подполковник, – тихо сказал начальник штаба полка, – рано вводить в дело резерв.

       – Знаю, что хотите сказать, знаю: тот, кто сохранит резерв до самого критического момента, окажется в лучшем положении. Знаю, что тот командир, который не израсходовал свой резерв, не побеждён. Так ещё Кутузов говорил. Так требует устав. Но бывают случаи, когда надо применять эти постулаты, сообразуясь со складывающейся в данный момент обстановкой.

       И всё-таки Новиков медлил. Быть может, реплика начальника штаба несколько охладила пыл, быть может, и сам он не решил окончательно, как действовать. К тому же одну ошибку в этом бою он уже допустил, позволив «противнику» ввести себя в заблуждение. А ведь манёвр обороняющихся разведчики обязаны были разгадать. Почему не разгадали? Кого же винить? Начальника разведки полка? Вини не вини, а перед командиром дивизии отчитываться придётся ему, командиру полка.

      «Нет уж, хватит советчиков» – решил Новиков.

       Батальоны неудержимо рвались в бой, и с командного пункта, который Новиков разместил с таким расчётом, чтобы видеть большую часть боевого порядка полка, казалось, что ещё совсем немного, самый незначительный нажим, и оборона «противника» развалится как карточный домик.

       «А ведь это и есть тот решающий момент, для которого сберегается резерв!» – подумал Новиков.

       – «Сокол» – третий»! Я – «Сокол», – вызвал он командира резерва и поставил ему боевую задачу.

     

       Когда командиры мотострелковых рот доложили подполковнику Анохину, что вслед за первой ими отбиты и вторая, и третья атаки наступающих, он не вздохнул облегчённо, не порадовался успеху. Он понимал, что победу праздновать рано. И если первые шаги наступающих были ему уже известны, то очень трудно предугадать, как будут развиваться события дальше.

       С флангов высоту не обойти: река. Берега её обрывисты, для боевой техники недоступны. Да и не зря же он отдал распоряжение прикрыть фланги. Это на случай, если наступающие попытаются спуститься к воде на участках соседей и проплыть оттуда в тыл батальонного района обороны. Значит, новый удар нужно ожидать с фронта.

       Анохин понял, что начинается главный этап боя. Артиллерия «противника» вела более интенсивный огонь по правому флангу. Там пологие скаты и забираться на высоту легче. Левый фланг батальона более надёжен. Здесь скаты круче, кое-где для техники недоступны.

       Естественно, накануне у Анохина появилось желание укрепить правый фланг. Но, поразмыслив, он укрепил именно левый. Ведь задача состояла не только в том, чтобы отразить атаки «противника», главная цель – нанести ему значительный урон, если возможно, разгромить атакующие подразделения и обеспечить условия для перехода в наступление.

      И Анохин заранее спланировал бой. Первая часть плана была выполнена блестяще: «противник» остановлен со значительными потерями, вынужден до срока вводить резерв.

       Однако Анохин понимал, что следующая его атака может стать роковой. Введя в бой резерв на каком-то одном направлении, наступающие смогут прорвать оборону. Значит, нужно подготовиться и к такому повороту событий. Главное – сделать так, чтобы не разлетелась вся оборона, а для этого основные усилия сосредоточить на каком-то одном, ключевом направлении, а там, где «противнику» прорваться легче, пусть он и прорывается, но, прорвавшись, пусть попадёт под губительный огонь всех средств, под воздействие контратакующих подразделений, да и увязнет в глубине района обороны батальона.

       Ещё накануне Анохин вызвал к себе командира танковой роты, приданной батальону. Указав на зелёную дубраву, что тянулась вдоль берега реки по правому флангу района обороны, распорядился:

       – Ночью скрытно выведете сюда свою роту и тщательно замаскируете. Рубеж контратаки – опушка дубравы!

       В той же дубраве Анохин приказал разместить и два взвода из роты второго эшелона, той самой роты, которая оборудовала опорный пункт на высоте Плоской.

       Затем пригласил к себе командира взвода обеспечения. Сказал ему со всею серьёзностью:

       – Сегодня вам, товарищ старший лейтенант, придётся поработать наравне с боевыми подразделениями… В кустарнике, что тянется по берегу реки вдоль левого фланга района обороны, вам предстоит собрать все подвижные средства – тягачи, вездеходы, автомобили. Даю вам два танка, оборудованные системами дымопуска. Машины и тягачи замаскировать. Танки гоняйте вдоль кустарника, чтобы их обнаружила воздушная разведка «противника». Личному составу с началом боя выйти на оборудование позиций тоже не маскируясь. Ваша боевая задача…

       Роту капитана Верейкина Анохин поставил на правый фланг не напрасно. Этот командир опытен, выдержан, спокоен.

       Ему Анохин приказал:

       – Задача перед вашей ротой стоит следующая. Основной удар вам придётся принять на себя. Начнёте отход…

        – Будем прочно удерживать позиции, – попытался возразить капитан Верейкин.

        – Не перебивайте… Отход придётся начать. «Противник», несомненно, создаст здесь многократный перевес в живой силе и боевой технике… Не ждите, когда посредники дадут ему успех, а вашу роту объявят уничтоженной. В этом особенность учений – бесстрастные цифры определяют успех или неудачу. Не думайте, что отходить легко. Вы будете не просто отходить, а заманивать «противника» под удар подразделений, предназначенных для контратаки. Вы должны сковать наступающих, сделать так, чтобы им пришлось заниматься только вашей ротой… Имейте также ввиду, что опорный пункт на высоте Плоской будет практически пустым. Два взвода третьей роты перейдут в дубраву и там приготовятся к контратаке. Лишь один взвод останется на высоте для обороны в районе брода. В случае неблагоприятного развития событий вы отвечаете за оборону высоту. Вашей роте предстоит помешать форсированию реки, если «противник» добьётся успеха и попробует приступить к форсированию.

       – Рискованно, – сказал капитан Верейкин, скорее с одобрением, нежели с осуждением. – Очень рискованно. Ведь всё должно быть отлажено… А если сбой?

       – Постараюсь сделать так, чтобы сбоя не было.

       – Я часто задумываюсь, – продолжала Верейкин. – Вот представьте. В реальном бою я бы мог стоять на своём рубеже насмерть. И разве не выстоял бы? А тут ведь выстоять не дадут. Правильно вы сказали. Цифры, цифры, расчёты посредников и…

       – Посредники исходят из того, что рота действительно может быть уничтожена мощным огнём наступающих. Да, я понимаю, наш советский, русский солдат готов стоять насмерть, но… мы же знаем примеры, когда чрезвычайная стойкость тоже имела пределы – когда погибал последний защитник того или иного рубежа, враг преодолевал его. Поэтому нам нельзя делать ставку на одну только стойкость. Нам необходимо предусмотреть всё, чтобы стойкость эта не приводила к героической гибели, а обеспечивала победу.

       – Согласен, – после паузы сказал Верейкин. – Что ж, задача ясна. Разрешите выполнять?

       – Иди, капитан, иди. Надеюсь на тебя, – уже мягко, с душевными нотками в голосе сказал Анохин. – Желаю удачи!

       Первой мотострелковой роте Анохин приказал прочно удерживать позиции и не покидать их даже в том случае, если «противник» обойдёт опорный пункт и вклинится в глубину обороны.

 

       …Всё это было накануне, а теперь батальон приступил к выполнению плана, намеченного комбатом и утверждённого командиром полка.

       Когда из леса Дальнего показалось подразделение наступающих, Анохин понял, что командир полка «противника» ввёл резерв, и порадовался, что теперь введено в бой с его стороны всё, что имеется, а вот обороняющиеся резервов своих не израсходовали. Анохин приберёг свежие и достаточно мощные силы, способные склонить чашу весов в его пользу.

      Почему наступающие спешили, почему не применили какой-то другой вариант действий: они могли перегруппировать подразделения первого эшелона и, оставив на правом фланге, где дела шли туго, один батальон, остальные бросить на левый фланг. Наступающие могли использовать успех соседей. Могли совершить манёвр через бреши, пробитые ими в обороне. Вариантов не счесть, но командир полка наступающих пошёл по наиболее лёгкому пути – бросил в бой резерв. Это путь казался не только более лёгким, но и результативным.

       Короткий огневой бой… Наступающие преодолели «минные поля» вслед за танками, оснащёнными тралами, и приблизились к переднему краю обороны. Подполковник Анохин связался с капитаном Верейкиным и приказал отходить. Рота снялась с позиций, отбиваясь от наседающего «противника».

       Перед левофланговой ротой наступающие были прижаты к земле, что позволило командиру роты частично перенести огонь по прорвавшемуся на правом фланге «противнику».

       Определяя потери наступающих, посредники учли и это.

       Но разве в бою можно всё учесть? Разве мог предположить Анохин, что станет делать Новиков. По логике, он, израсходовав резерв, должен был его восстановить, то есть вывести из боя батальон, через боевые порядки которого перекатилось свежее подразделение резерва. Но нет! Новиков не стал держать без дела, хоть и потрёпанный, но батальон и бросил его в атаку на опорный пункт.

      Если считать по числу подразделений, «противник» по-прежнему имел подавляющее превосходство. Даже, если учесть наиболее вероятные потери, которые могли понести наступающие в реальном бою в период безуспешных атак высоты, то и в этом случае силы оказывались далеко не равными.

      Анохин понял, что ещё несколько минут, и ему уже будет невозможно вырваться из окружения, ведь его командно-наблюдательный пункт находился на высоте сразу за боевыми порядками первой роты. Он понимал, сколь плачевно будет выглядеть он, комбат, пленённый «противником». Но уйди он сейчас с высоты – под угрозой окажется весь замысел боя, весь успех обороны. Ведь прочное удержание высоты – неотъемлемая часть плана.

       Нужно принимать решение немедленно, ибо «противник» своими быстрыми и дерзкими действиями не оставлял времени на долгие раздумья. Его подразделения уже охватывали высоту, намереваясь замкнуть кольцо.

     

       Лишь только подполковник Новиков ввёл резерв, сразу поступили долгожданные доклады о прорыве обороны и развитии успеха. Он даже сначала не обратил внимания на то, что правый фланг был в прежнем положении.

       «Сокол»! Я – «Сокол-третий»! Овладел скатами высоты Длинной, преследую отходящего «противника», – доложил командир третьего батальона, и Новиков впервые за этот день улыбнулся. Подмигнув начальнику разведки полка, который стоял рядом, сказал ему:

       – Теперь можно доложить командиру дивизии о прорыве обороны. Соедините с «Беркутом! – попросил он радиста.

       – А не рано, товарищ подполковник? – предостерёг начальник разведки. – Перед нашим правым флангом «противник» держится стойко…

       – Сейчас начнёт отход, – уверенно возразил Новиков, – иначе окажется в кольце.

       – Не видно, чтобы собирался отходить, – покачал головой начальник разведки. – Круговую оборону он занял. Замышляет что-то…

       – Что конкретно? – спросил Новиков, скорее так, для порядка, ибо был уверен, что сопротивление обороняющихся будет сломлено с минуты на минуту.

       – Пока не пойму…

       – Ну, так нечего и возражать, – сердито заметил Новиков. – Один раз я вас уже послушал.

       – «Беркут» на связи, – доложил радист.

       Подполковник Новиков доложил командиру дивизии:

       – «Беркут»! Я – «Сокол». Провал оборону «противника», окружил усиленную мотострелковую роту на высоте Длинной, развиваю наступление в направлении высоту Плоской.

       – Долго возитесь на переднем крае, «Сокол», – сурово ответил командир дивизии.

       – Разрешите перенести командный пункт полка на высоту Длинную? – попросил Новиков вместо ответа и оправданий.

       – Рано «Сокол», она же частично в руках «противника». Сначала уничтожьте окружённую роту, потом переносите, – резонно заявил командир дивизии.

       «Перестраховка»! – решил Новиков, полагая, что теперь уже обороняющиеся не смогут остановить успешное наступление его батальонов, а, следовательно, ему, командиру полка, нужно быть впереди, чтобы видеть большую часть боевых порядков полка.

       Если бы не запрет командира дивизии, Новиков непременно переместил командный пункт.

       Но командир дивизии вовсе не перестраховывался. Он прекрасно понимал, что машины управления полка сразу привлекут внимание «противника». А если обороняющиеся выведут из строя командира полка, если полк лишится управления, хотя бы ненадолго, может произойти некоторая заминка в наступательных действиях. Командир хоть и не видит сейчас глазами, что происходит за высотой, но всё представляет себе по докладам и донесениям. А каково будет молодому командиру, коли его выведут из строя на первом же крупном учении, и придётся передать управление заместителю.

      Командир дивизии вовсе не имел в виду, что нужно бросить все силы на уничтожение опорного пункта «противника» на высоте Длинной, поскольку понимал требования современного боя – идти вперёд, только вперёд, не заботясь о мелких подразделениях «противника», которые остаются в тылу и на флангах. Их должны уничтожить вторые эшелоны и резервы. Он просто поставил в прямую зависимость перенесение командного пункта полка от уничтожения роты «противника», которая обладала ещё достаточной боевой мощью, чтобы не только сопротивляться, но и контратаковать, если целью контратаки будет столь важный объект, как командный пункт мотострелкового полка.

      Однако, Новиков понял по-своему: «Командир дивизии недоволен тем, что окружённая рота до сих пор не уничтожена».

       Он вызвал по радиосвязи командира первого батальона и с раздражением спросил:

      – «Сокол» – первый! В чём дело? Почему топчетесь на месте? Почему не овладели высотой?

      – Атаки отбиты. Посредники лютуют, не пускают вперёд, – доложил командир батальона.

       – Посредники, – проворчал Новиков. – Не посредники, а «противник», с которым вы никак не можете справиться. Немедленно выбить с высоты эту роту.

      Вводя в бой резерв, Новиков решил, что тут же восстановит его за счёт батальона, действовавшего на левом фланге. Однако теперь вынужден был использовать этот батальона для уничтожения опорного пункта на высоте Длинной.

       И тут что-то произошло на лугу за высотой. Новиков не видел что. Он услышал усилившийся шум боя, а спустя минуту в шлемофоне прозвучал взволнованный голос командира третьего батальона:

       – Попал под сильный огонь артиллерии.

       – Броском вперёд! – приказал Новиков, поняв, что это, очевидно, участок заградительного огня.

       И снова доклад. Теперь наступающие наткнулись на противотанковый резерв «противника». И тотчас, как доложил комбат, над несколькими танками и боевыми машинами пехоты затрепетали на ветру белые флажки посредников. Они обозначили машины, выведенные из строя.

       Всеми средствами выбивая у наступающих танки, обороняющиеся стремились до минимума сократить их численное превосходство. А тут ещё и рота, удерживающая позиции на высоте, открыла огонь во фланг третьему батальону. Ещё минута-другая, и посредники вернут батальон на исходное положение.

       – «Сокол» – второй! – закричал Новиков. – Обойти высоту и уничтожить опорный пункт «противника» атакой с тыла!

       Вот когда нависла над Анохиным серьёзная опасность. Шутка ли, два батальона на одну роту навались.

       – Поторопились, товарищ подполковник, – сказал начальник штаба полка. – Резерв нужно создать, он может вот-вот пригодиться. Что-то мне не нравится обстановка на лугу за высотой Длинной. И разведчики докладывали: возможна контратака со стороны кустарника.

       Однако Новиков промолчал. Он по-прежнему не слушал советов. Он ещё не успел осознать то качественное изменение, которое произошло в его службе с назначением на должность командира полка. Если раньше, будучи взводным, а затем и ротным командиром, он никогда и ни с кем не советовался, кроме начальства, так ведь и советоваться, принимая решение на бой, было не с кем. Когда же командовал батальоном, начальник штаба у него было такой молодой, что он не считал возможным советоваться с ним, хотя, конечно, был не прав.

       В полку же начальник штаба, заместитель командира полка, начальник разведки, начальник артиллерии, офицеры штаба – все что-то делали, собирали и обобщали данные об обстановке, готовили информацию для него – командира. Они ждали, когда им будут заданы вопросы. Прежний командир полка приучил их к тому, что каждому обязательно давалось слово при выработке замысла. А подполковник Новиков словно забыл о них.

       То ли новая должность ему голову вскружила: разница между командованием батальоном и полком значительно больше, нежели между ротой и батальоном. То ли двигался он по служебной лестнице слишком быстро – с роты на батальон, затем академия, после которой сразу назначение командиром полка.

       – «Сокол», я «Сокол» – третий!. Контратака справа, – ворвался в шлемофон встревоженный голос командира третьего батальона.

       Новиков бросил взгляд на карту. «Значит, прав начальник штаба… «Противник» заранее подготовил подразделение для контратаки со стороны кустарника.

        – «Сокол» – третий», какие силы действуют против вас? – задал Новиков вопрос комбату.

        – Не определить… Прикрылись дымовой завесой, – ответил комбат. – Судя по ширине фронта – не менее мотострелковой роты, усиленной танками.

 

       Подразделению, предназначенному для имитации контратаки со стороны кустарника, Анохин установил сигнал – «Буря». Он подал его, как только наступающие подверглись на лугу двум огневым ударам. Один был произведён старшим начальников, второй – силами противотанковых средств с короткой дистанции.

       Анохин ждал, размышляя:

      «Что предпримет «противник»!

      За годы офицерской службы Анохин научился командовать подразделениями, научился руководить общевойсковым боем. Прежде всякое у него бывало: и мелкие неудачи, и серьёзные ошибки. Пробелы в знаниях и командирских навыках восполнялись медленно, но всё же восполнялись неуклонно. Как он жалел о том, что многое недослушал на лекциях, недопонял на практических занятиях, недоучил на самоподготовке в курсантские годы. Сколько раз жестоко взыскивала с него судьба за равнодушие к избранной профессии! Сколько раз приходилось краснеть даже перед своим однокашником по училищу Павлом Гончаровым, когда тот стал комбатом.

      И всё-таки Анохин сумел заставить себя в корне изменить отношение к занятиям с подчинёнными, хоть и с большим трудом, восполнил пробелы в знаниях и навыках, которыми должен обладать командир.

      Если б довелось сейчас Анохину, уже немало лет командовавшему батальоном, принять полк, он бы, конечно, задумался. Ведь за плечами нет академии. Впрочем, если бы пришлось вступить в командование полком в бою, он бы, пожалуй, справился. Не зря столько лет батальоном командовал, а, следовательно, на каждом командирском занятии решал задачи на ступень выше занимаемой должности. А если и не хватило бы знаний и опыта, с подчинёнными не постеснялся бы посоветоваться.

       Управление полка – коллектив немалый. Можно сказать, в какой-то степени и руководство коллективное, правда, коллективное до определённых пределов. До очень и очень определённых. Каждый в управлении полка готовит для командира данные по своему направлению, с каждого командир спросит за это направление. Монополия же на принятие решения лишь у одного человека – у командира полка!

       Командир же, вырабатывая замысел боя, вполне может не только потребовать необходимые данные, но и посоветоваться с подчинённым – в этом ничего зазорного нет. Может выслушать предложения… Но… Только до определённого момента – до принятия решения и объявления боевого приказа.

       Тактику действий полка Анохин знал в совершенстве. Да и как не знать? К примеру, в современном бою на обороняющихся могут наступать вдвое, втрое большие силы. Да и вообще принято считать, что можно с успехом прорвать современную подготовленную оборону, имея пятикратное превосходство. Всё, конечно, зависит от обстановки, но есть нормы, которые уже рассчитаны и определены на опыте. Анохин не мог не знать тактики действий мотострелкового полка, потому что в обороне на его батальон наступал полк. Так и случилось на этих учениях. Анохин сразу определил, что опорные пункты на высоте Длинной атакуют два батальона, которые составляют первый эшелон полка.

      Он в целом правильно угадал, что предпримет «противник», правда, не подумал о том, как наступающие распорядятся резервами. Он рассчитывал, что командир наступающих, израсходовав резерв, сразу восстановит его, но этого не случилось – все силы были брошены в бой.

       «Ну что ж. С одной стороны, – это создаёт трудности, а с другой – не так уж и плохо, – думал комбат. – Это облегчит выполнение общей задачи. Ведь наступающим нечем будет маневрировать».

       Анохин ещё более утвердился в решении удерживать высоту, сковывая возможно большие силы «противника». Он точно выбрал момент и подал ещё один сигнал контратаки. Это был сигнал для мотострелковой и танковой рот, изготовившихся в дубраве.

       С опушки дубравы, на ходу освобождаясь от маскировки, рванулись вперёд танки при поддержке огня самоходных гаубиц и орудий боевых машин пехоты. За боевой линией бронированных машин пошли в контратаку стрелковые цепи. Но и это ещё было не всё. Подполковник Анохин приказал капитану Верейкину, до того момента отходившему с ротой в направлении высоты Плоской, развернуться и тоже ударить по наступающим. К роте Верейкина он присоединил и тот мотострелковый взвод, который занимал опорный пункт на высоте Плоской.

       И если на переднем крае, где у Анохина оставалась незначительная часть сил, «противник» имел подавляющее превосходство, то на лугу ещё надо было посчитать, кто сильнее. А если учесть, что наступающие не могли вклиниться в оборону батальона без потерь, то превосходства у них уже не было.

       Анохин сделал всё, что мог, для победы, и луч её снова блеснул впереди. Вот, ещё немного… и посредники должны будут определить победителя. И было уже ясно, что они решат в пользу Анохина.

       Однако, слово теперь было за наступающими.

       Командир третьего батальона выходил на связь чуть ли не каждую минуту, и доклады становились один тревожнее другого. Сначала он сообщил о контратаке со стороны кустарника, через некоторое время об атаке во фланг и тыл со стороны дубравы, затем о том, что отходящие подразделения остановились, развернулись и тоже атаковали батальон. Ко всему этому добавилось огневое воздействие с высоты…

       Подполковнику Новикову казалось, что будь он сейчас там, на лугу, он бы непременно нашёл, как успех «противника» сделать неудачей.

       Самой опасной была контратака со стороны дубравы, но не о ней сейчас думал Новиков. Он думал о том, что обороняющиеся допустили оплошность. Они поверили в близкий успех и бросили на вклинившийся в их оборону батальон все свои силы, оставив неприкрытыми брод и высоту…

       Радист пригласил Новикова к аппарату связи. Новиков подумал с досадой, что не вовремя вызывает его командир дивизии, однако быстро подключил свой шлемофон.

       – В чём дело «Сокол»? Почему не докладываете обстановку? Что происходит у вас? – сурово поинтересовался командир дивизии.

       – «Противник» контратакует значительными силами, – начал Новиков, но командир дивизии перебил:

       – Какой «противник»? Вы докладывали об успехе? Откуда взялся «противник»? Какими силами контратакует?

       – Мотострелковый батальон, усиленный танками – до двух рот, самоходными гаубицами – до двух батарей, батареей…

       Новиков, вероятно, продолжал бы перечисление, но генерал вновь оборвал его:

      – Врагов не считают – их бьют! Вы что забыли эту поговорку? – недовольным тоном сказал командир дивизии. – У вас огромный численный перевес, а обороняющиеся вас бьют. Как же это, «Сокол»?

       Новиков хотел объяснить командиру дивизии, что перед полком оказались значительно большие силы, чем предполагалось, что там, пожалуй, вовсе не батальон. Ведь только со стороны дубравы атакует мотострелковая рота и не менее роты танковой. Танки атакуют и со стороны кустарника. Сколько их там? Судя по фронту, скрытому дымами, тоже до роты… Всё это он не успел сказать, потому что радиостанция замолчала.

      И тут он услышал голос начальника разведки:

      – Товарищ подполковник, – майор начал нерешительно, – справа действуют имитационные группы. Разведдозор докладывает с опушки кустарника… Там всего два танка и какие-то тягачи, машины… Нужно бросить второй батальон вперед, прямо к высоте Плоской. Пока на лугу свалка идёт, мы её захватим.

       Новиков помолчал. Решение ему сразу понравилось, но было обидно, что не у него родилось оно.

       Начальник разведки прибавил:

       – Ну как знаете. Мой долг доложить. А решать вам. В полку одна голова – командир.

       Новиков вздрогнул, услышав последнюю фразу. Он вдруг понял, что никто из подчинённых не посягает на его власть. Просто он достиг той должности, которая отличается от тех, что были раньше. Никто не может всё рассчитать и продумать сам без помощи офицеров штаба. Решение командира полка уже плод коллективной работы офицеров, которые готовят необходимые данные и предложения. Командир всё обобщает, трансформирует и выносит решение, которое становится законом для всего полка.

       – Как вы сказали? Атаковать высоту Плоская? – он задумался. – Справа, говорите, только имитационные группы?

       Новиков подключился к радиостанции.

       – «Сокол» – второй! Я – «Сокол». Броском к броду. На бой с имитационной группой, что действует справа, не отвлекаться. Форсировать реку и овладеть высотой Плоской!

      Ещё несколько минут, и второй батальон приступил к выполнению задачи. Он промчался по лугу, спустился к реке и без единого выстрела овладел высотой Плоская.

       Но и это не всё. Новиков оставил против опорного пункта на высоте Длинной лишь одну роту, остальные силы бросил на луг, чтобы помешать «противнику» ударить в тыл второму батальону. И те подразделения обороняющихся, которые ещё недавно были близки к победе, оказались в трудном положении.

       Анохин ещё не хотел верить в поражение, он ещё искал какой-то выход, который мог спасти его батальон, но… Посредники уже делали своё дело, показывая, что дают успех наступающим.

     Полк Новикова пошёл вперёд, громя подразделения «противника», лишённые оборонительных позиций и беззащитные против наступающих.

     (От автора. В романе "Возрождение Гвардии" я снова возвращаюсь к теме современной армии, теперь уже Российской, возвращаюсь, уже в более глубоком плане освещая судьбы офицеров, прошедших через испытания эпохи ельЦИНИЗМА и развала Государства и Армии. Публикация романа начата на данном сайте, но по "техническим" причинам продолжена на "Проза. ру Николай Шахмагонов" вместе с романами "Суворовцы. На пороге офицерской судьбы" и "Кремлёвцы. Путь к офицерским звёздам")

 

 

      

 -_--_-_

Понедельник, 13 июля 2015, 19:42 +03:00 от Игорь <kukaner60@gmail.com>:

Николай Федорович перешлите мне еще раз первый бой командира полка
13.07.2015 18:05, Николай Шахмагонов пишет:

                          В БОЮ ПОСТУПИЛ БЫ ТАКЖЕ!..

                                              Повесть

                                         Глава первая

                                      Показные занятия

       – Товарищ гвардии полковник, старший лейтенант Гончаров, представляюсь по случаю назначения на должность командира первого мотострелкового батальона.

       Их глаза встретились. Командир полка полковник Чернышёв испытующе глядел на молодого офицера. Не помнил он в своей практике случая, чтобы старшего лейтенанта на батальон ставили: в своей практике не помнил, однако, конечно, слышал, что такое теперь случается сплошь. Встревожило другое. Накануне позвонил ему командир дивизии генерал-майор Лунёв и предупредил:

       – Посылаю к тебе, Евгений Васильевич, своего питомца, старшего лейтенанта Павла Гончарова. Он у меня службу начинал, когда я ещё полком командовал… Оттуда я его и в горячую точку направлял, а теперь вот, как обещал, назад, в дивизию, комбатом возвратил.

       Командир дивизии просил на первых порах поддержать молодого комбата, помочь ему войти в курс дела.

       И вот теперь Чернышёв придирчиво изучал старшего лейтенанта, и тот, несмотря на строгий взгляд, ему нравился. Подтянут, опрятен, видно, что военную форму носит с любовью. Взгляд смелый, уверенный.

       И всё же беспокойно было командиру полка, да и как ему не беспокоиться? В первом батальона заместитель командира по политчасти – капитан, начальник штаба – капитан. Как-то они воспримут старшего лейтенанта? Не будет ли трений на первых порах? Тем более, начальник штаба капитан Колунов сам недавно в дивизию с горячей точки вернулся, и ему ведь когда-то, отправляя, говорили, что комбатом назад могут взять, а взяли ротным. И только здесь уже, в полку, выдвинули на должность начальника штаба батальона, да и то не сразу. В душе-то наверняка Колунов рассчитывал, что после увольнения в запас подполковника Коновалова именно его комбатом сделают. Это тоже надо учитывать. И теперь всё зависит оттого, сможет ли новый комбат установить в коллективе правильные взаимоотношения.

       – Садитесь, товарищ старший лейтенант, – сказал Чернышёв и тут же, не удержавшись, спросил. – Когда срок очередное звание получать подойдёт?

       – Осенью… А что? – в свою очередь поинтересовался старший лейтенант. – Вас смущает звание? Мне однажды уже довелось командовать батальоном, правда всего несколько дней, на учениях… И как будто бы получилось. С задачей справился, – он хлопнул себя правой рукой по погону на левом плече и сообщил: – звание досрочно получил!

       – Вот как!? А я гляжу, что-то лицо знакомое, – оживился Чернышёв. – Представляете, вы по иронии судьбы идёте именно на тот батальон, который разгромили на тех учениях.

       Гончаров как-то сразу приободрился: приятно вспомнить свой успех. Уверенно сказал:

       – Теперь постараюсь сделать так, чтобы батальон больше никому не проигрывал.

       Чернышёв не любил бахвальства. Он поморщился, что не ускользнуло от внимания Гончарова.

       – Товарищ полковник, я серьёзно говорю. Работать умею и буду работать столько, сколько потребуется и даже больше.

       – Посмотрим, посмотрим. Что загадывать? – прервал Чернышёв. – Я вот что вам сказать должен. Ротами в первом батальоне командуют два капитана и один старший лейтенант, замполит – капитан, начальник штаба – капитан!

       – Ну и что? – пожал плечами Гончаров. – Не в званиях дело. – И тут же, не скрывая интереса, спросил: – Хорошие ротные?

       – Ну, ну, ну, – постучал ладонью по столу командир полка. – Это уж вы сами разберётесь. И не с личных дел начинать советую. Я, к примеру, вашего личного дела ещё и не видел.

       – Там всё в полном порядке. Когда можно начинать приём дел?

       – Утром прошу на развод. Представлю батальону.

 

* * *           

       – Полк, смирно, равнение направо! – прозвучала команда, и начальник штаба полка, чеканя шаг, пошёл навстречу полковнику Чернышёву, чтобы отдать рапорт.

       Командир полка поздоровался и объявил:

       – Товарищи, представляю вам нового командира первого мотострелкового батальона старшего лейтенанта Гончарова Павла Михайловича.

       Он ещё что-то говорил, но Александр Новиков уже не слушал: «Не тот ли это Гончаров, который к нам в училище приезжал? А, пожалуй, он!». Новиков скосил глаза вправо, чтобы увидеть Анохина. Тот подался вперёд. Выражение лица выдавало сильное волнение. «Так ведь это он упоминал Гончарова!..»

       Вспомнилось, как однажды Анохин поделился с ним своими переживаниями.

       – Всё у меня в семье наперекосяк, Саня. Не складывается жизнь с Лидой, – говорил Анохин с тоской. – А ведь как я её любил, как любил, если бы ты только знал… Она-то поначалу даже встречаться со мной не хотела. Гончарова предпочла, курсанта из нашей роты. Это уж потом я своего добился, когда Гончаров на другой жениться решил. Теперь, как видишь, маюсь…

        «Вот уж поистине верна пословица: неизвестно кому повезло», – подумал тогда Новиков.

        В этот момент командир полка подошёл к батальону вместе с новым комбатом.

        – Ну, товарищи, оставляю вам нового командира. Прошу любить и жаловать! – сказал он.

       И вот Гончаров остался один на один с батальоном. Перед ним сотни солдат, десятки офицеров и прапорщиков.

       Как и с чего начинать?

       Все ждали, что скажет новый комбат, ждали и оценивали его, старшего лейтенанта. Нельзя было не отметить строевую выправку, хорошо, даже по щёгольски подогнанную форму, начищенные до блеска сапоги, явно сшитые на заказ в Центральном экспериментальном пошивочном комбинате Министерства Обороны.

       Между тем, Гончаров, оглядев строй батальона, сказал хорошо поставленным, твёрдым голосом:

       – Познакомимся в процессе совместной службы и боевой учёбы. А сейчас продолжим развод на занятия. Командиры рот десять шагов, командиры взводов пять шагов вперёд, шагом-марш! Прошу предъявить тетради с конспектами занятий!

       Отчеканив пять шагов, Новиков достал из командирской сумки общую тетрадь и, покосившись на Анохина, полушёпотом спросил:

       – Тот самый?

       – Он! – ответил Анохин, внимательно наблюдая за Масленниковым.

       Между тем, комбат обошёл командиров рот, сделал какие-то замечания и направился к шеренге командиров взводов. Приятель Новикова насторожился.

       – Анохин! – воскликнул комбат, остановившись возле него. – Неужели? Вот так встреча! Это что же, командир взвода?

       – Так точно, – сухо ответил Анохин.

       – И давно здесь? Ведь помню, как будто бы в Москве оставляли служить?

       Новиков заметил, что комбат избегает таких выражений, когда надо было бы назвать Анохина либо на «ты», либо на «вы». На «ты» назвать, значит дать и ему такое право, тем более однокашники. Но ведь и на «вы» назвать по той де причине не очень здорово.

       Анохин же явно не был расположен к разговору. Буркнул:

       – Четвёртый год здесь!

       Комбат взял из его рук тетрадь с конспектами, полистал её, пробежал глазами написанное и нахмурился. Спросил сухо, жёстким голосом:

        – Сколько лет этому конспекту?

        Анохин помялся и с неохотой выдавил из себя:

        – Много… А разве он плох?

        – Я этого не сказал. Но думаю, что он будет лучше, если его написать заново перед занятиями. Причём опыт, свой же опыт учесть. Так и договоримся на будущее. Понятно?

        Не дожидаясь ответа, Гончаров шагнул к Новикову. Возле него долго не задерживался. Конспект пролистал с интересом и, внимательно посмотрев на лейтенанта, сказал:

       – Неплохо, совсем неплохо.

       И пошёл дальше вдоль строя.

       Новиков поглядел на Анохина и спросил:

       – Подсыпал перцу однокашник?

       – Молчи уж, – недовольно пробурчал Анохин.      

       В тот же день после занятий старший лейтенант Гончаров собрал офицеров батальона в тактическом классе и сразу заговорил о деле.

       – Товарищи… Вот мои самые первые впечатления. Конспекты занятий составлены у многих, к сожалению, небрежно. Такое впечатление, что пишете их для того лишь, чтобы отделаться – показать начальству… Не для себя пишете, не для занятий, которые проводите. Мне сообщили, что на днях начинаются сборы командиров взводов. Мы об этом поговорим подробнее. А сейчас начальник штаба доведёт до вас расписание занятий. Пожалуйста, товарищ капитан.

       Капитан Колунов нехотя встал, заговорил вяло, безразлично:

       – Сборы начнутся с лекций, темы указаны в расписании, которое уже вывешено. Ознакомьтесь! – и он указал на стенд. – Второй день посвящён тактике. Будет летучка. Тема тоже указана.

       Гончаров недовольно посмотрел на капитана и, дождавшись, когда тот закончит, встал и объявил:

       – Тактическую летучку и показные занятия проведу я. На тактической летучке отработаем наступление на обороняющегося «противника» с ходу с выдвижением из выжидательного района. Предупреждаю, товарищи командиры взводов, действовать будете в роли командиров рот. Чей взвод готовится к показному занятию?

       – Капитан Крюков, кто у вас там выделен? – спросил начальник штаба батальона.

       Но Крюков ответить не успел. Новиков встал и доложил:

       – Второй мотострелковый взвод. Командир взвода гвардии лейтенант Новиков.

       – Каким образом будете обозначать действия «противника»? – поинтересовался Гончаров.

       – Подготовил имитационные группы.

       – Мы сделаем иначе, – сказал Гончаров. – Занятие проведем двухстороннее. Против взвода лейтенанта Новикова будет действовать взвод старшего лейтенанта Анохина.

        Новиков и Анохин переглянулись.

        – Да, дела, – шепнул приятелю Новиков. – Опять мы с тобой встретимся в поле. Ну, держись.

       Анохин не ответил. До окончания совещания он просидел, словно в воду опущенный, а когда комбат разрешил разойтись, попытался незаметно выскользнуть из класса.

       И тут услышал властный голос Гончарова:

       – Старший лейтенант Анохин, попрошу задержаться на пару минут.

      Анохин вернулся. Когда класс опустел, Гончаров кивнул на стул:

       – Садись, рассказывай, как тебе служится, как Лида? Привёз её сюда или в Москве осталась?

        – Привёз, – ответил Анохин, стараясь не смотреть на Гончарова. – А служба? Что служба?! Не жалуюсь. Не всем быть командармами, – прибавил с усмешкой.

       Гончаров рассмеялся:

       – Помнишь наши шутки-прибаутки… Я как-то сказал, что если через двадцать лет не стану генералом, то… Впрочем, юность есть юность! Не все мечты сбываются, но ведь всё от нас зависит. Ты мне лучше скажи… Что это у тебя со службой не ладится? Доложили мне, что плохи у тебя дела во взводе.

       – Мало ли что могут доложить, – неопределённо проговорил Анохин, впрочем, решительно не возражая против сказанного. – Работаю, как умею. Что ещё могу сказать?!

       Анохин не хотел разговаривать, и Гончаров чувствовал это. Подумал с некоторой досадой:

       «Неужели не может забыть того, что было в училище? Но ведь он, а не я женился на Лиде. Скорее уж мне бы избегать общения с ним. И в том, что он в должности командира взвода застрял, не я же виноват. Непонятно, отчего букой держится».

        – Разрешите идти? – поднявшись со стула, спросил Анохин. – Дел много во взводе…

       – Идите, товарищ старший лейтенант, – сухо ответил Гончаров.

       Анохин же в расположение роты не пошёл, а отправился домой обедать. Лида встретила его на пороге. Была она необычно возбуждена.

       – Слушай, я Пашку Гончарова сегодня видела. В штаб заходил. Не знаешь, что он у нас в дивизии делает?

       – Спросила бы сама, – сказал Анохин, не скрывая раздражения. – Ты ж с ними ближе, чем я знакома.

       – Ну-у... Пора бы уж забыть. Что было, то прошло, да и я ведь не с ним, а с тобой осталась. Он даже не узнал меня. Пробежал мимо. Так что он тут делает?

       – Командиром батальона к нам назначен… Комбат он мой теперь, – глухо пробурчал Анохин.

       – Что ты сказал? – изумлённо переспросила Лида. – Вот так Гончаров! Я всегда говорила, что он далеко пойдёт.

       – Потому и бегала за ним.

       Лида повела плечом, подошла ближе к мужу и, прислонившись к нему, проговорила:

       – Перестань. Как тебе не стыдно?! Я же тебя выбрала. Тебя… А ты всё ревнуешь.

       Анохин хотел напомнить, что не выбрала, а вынуждена была так сделать, потому как Гончаров совершенно неожиданно женился на другой. Но промолчал. Не стал злить жену, которая давно уже заладила одно и тоже, мол, сама выбрала, сама решила. Видно, так ей думать было приятнее. Кому ж охота сознавать себя брошенной?!

      

       Когда вечером, закончив все суетные дневные дела и проинструктировав своего заместителя старшего сержанта Ташманова, Новиков уже собирался ехать в офицерское общежитие, к нему подошёл Анохин и, осторожно тронув за плечо, просительно произнёс:

       – Поговорить с тобой надо, Саша.

       Новиков с любопытством посмотрел на приятеля. Тот отвёл глаза и тихо пояснил:

       – Помощь мне твоя нужна!

       – Так говори, в чём дело? Зачем такая преамбула?

       Анохин медлил. Наконец, сказал:

       – Знаешь, Саня, какие у меня отношения с комбатом?

       – Не знаю…

       – Ну, я же тебе рассказывал…

       – А какое ко всему этому отношение я имею? – спросил Новиков. – О чём вообще разговор?

       Анохин помялся, начал издалека:

       – Понимаешь… Как бы тебе объяснить? Думаешь, случайно он назначил мой взвод на показное занятие?

       Новиков не ответил, и Анохин продолжил:

       – Осрамить он меня хочет, вот зачем привлёк к занятиям. Где как не на показных занятиях это сделать удобнее. Ведь перед всеми можно осрамить.

       – По-моему, наоборот, – возразил Новиков. – Я бы всё это воспринял как доверие высокое. Ведь все офицеры будут присутствовать, причём, слышал я, что не только офицеры батальона, но и полка. И командир полка придёт.

       – Вот-вот… Гончаров и хочет продемонстрировать… Смотрите, мол, каков Анохин!

       – Но почему?

       – Небось, уж узнал Гончаров, что на прошлом подобном занятии ты верх одержал. Недаром он меня сегодня спрашивал, отчего в службе мне не везёт, почему не ладится?

        – И всё-таки ты не прав! – уверенно заявил Новиков. – Может, он специально даёт тебе реабилитироваться.

       – Прав или неправ, время покажет, – резюмировал Анохин. – Реабилитироваться!!! – повторил он. – Скажешь тоже…

       – Так ты постарайся верх одержать. Условия у нас равные. Почему же ты сразу записываешь себя в побеждённые?

       – Записываю? Нет… Просьба у меня к тебе: не побеждай в этот раз. Помоги мне не пасть в грязь перед комбатом.

       – То есть как? Я не понимаю, – удивлённо проговорил Новиков. – Как же я могу это сделать? Что я могу сделать?

       – Дай мне выиграть! – наконец, сказал прямо Анохин.

       – Что? Что ты сказал? – с удивлением переспросил Новиков. – Что тебе дать?

       – Выиграть бой!

       – Выигрывай! Кто тебе не даёт? Я вообще не понимаю твою просьбу. Выигрывай – ещё раз повторил Новиков. – Говоришь что-то несуразное и непонятное.

       – Ну, как же ты не понимаешь, – оживился Анохин, решив, что дело всё именно в непонимании. – Вот смотри…

       Он подвинул чистый лист бумаги и попытался что-то объяснить Новикову:

       – Я сегодня после обеда ходил на учебное поле. Все варианты действий продумал. Тебе остаётся только осмыслить мой тактический замысел и всё будет в порядке.

       Новиков с любопытством смотрел на приятеля, пытаясь понять, уж не шутит ли он.

       Но Анохин уже чертил схему, увлечённо комментируя то, что обозначал на бумаге:

       – Рубеж вероятной встречи походных охранений здесь, видишь, на высоте «Блиндажной». Предположим, ты меня опередишь, выйдешь на неё первым. В этом случает атака с фронта успеха мне, вполне понятно, не принесёт. Что же я сделаю?! А вот что. Под прикрытием дымовой завесы переброшу вот этой балкой, что огибает высоту справа, к тебе в тыл два отделения, а третье при поддержке огня боевых машин пехоты будет обозначать атаку с фронта… Ну как, неплохо придумано?

       – Ты что же, считаешь, что я этот детский манёвр не разгадаю? – удивился Новиков. – Выход из этой балки так прикрою, что мышь не проскочит.

       Анохин с жаром продолжил:

       – В том то и дело, что понимаю: разгадаешь! Даже сомнений нет, потому и прошу тебя, не прикрывай выход из балки. Дай совершить манёвр! Ведь занятие показное. Все подумают, что так всё заранее спланировано, и никто тебя не осудит. А мне знаешь, как не хочется перед Гончаровым в грязь лицом ударить!

       Желание Анохина было вполне понятно Новикову. Много причин, слишком много. Анохин всё ещё командир взвода, а однокашник его – комбат. Дистанция приличная. Анохину ещё нужно заместителем командира роты по технической части стать, затем командиром роты, начальником штаба батальона. И только потом комбатом!!! В ротах на БМП добавлялась весьма сложная должность зампотеха. В ротах на бронетранспортёрах её не было. Там сразу со взвода на роту назначали. А сложной была должность ещё и потому, что далеко не все выпускники общевойсковых командных училищ настолько дружили с техникой, что могли легко справиться с технической должностью. Там ведь ответственность за техническое состояние боевых машин… Впрочем, это положение только входило в войска, и многие выпускники училищ, те что посообразительнее, просились в мотострелковые полки, оснащённые бронетранспортёрами, хотя все восхищались красивыми, стремительными бээмпешками. Да, Анохин сильно отстал от Гончарова… Но если бы только это… Примешивался ещё хоть разрушенный, но незабытый любовный треугольник. Да, Лида, которая когда-то предпочла Гончарова, всё же стала женой Анохина… Но Анохин горько переживал, что случилось это не благодаря её выбору, а в силу того, что Гончаров предпочёл ей другую…

       С одной стороны, Новиков готов был войти в положение, но… его возмущала сама по себе просьба: «Ишь ты, победить задумал! Ну, так побеждай, в честном бою побеждай! Но подстраивать победу?!» Это раздражало. И всё же жалко было Анохина, ведь тот на первых порах, когда Новиков только прибыл в полк, хоть и не очень умело, но старался всячески помогать, делился опытом работы, знаниями. Не такие уж это были сильные знания, не такой уж ценный опят, однако Новиков был благодарен уже за одно искреннее стремление оказать помощь.

        И вдруг осенило… Ему стала предельно понятна просьба, причём не только понятна, но в какой-то мере приятна. Новиков подумал: «Значит, Анохин уверен, что я сильнее его в тактике, да и вообще в боевой подготовке. Значит, признаёт, что трудно, даже практически невозможно вырвать у меня победу!»

        – Эх, дружище, – проговорил Новиков. – Что я тебе скажу… Как бы ни хотел я тебе помочь, но просьбу твою выполнить не могу. Ты уж не сердись. И не только потому, что нечестно так поступать. Ведь у меня же взвод… Три десятка отличных ребят. Ты забыл об этом? Они славно потрудились на занятиях, а теперь рассчитывают, что труд их будет вознаграждён успехом в учебном бою…

       – Что взвод? Его дело команды выполнять, – возразил Анохин. – Нашёл причину. Скажи уж, что не хочешь другу помочь. Сам хочешь прогнуться перед новым комбатом.

        – Я с тобой не согласен, – твёрдо сказал Новиков. – А для чего же на каждом занятии учу и сержантов, да и солдат понимать тактическую обстановку. Помнишь, что говорил Суворов: каждый солдат должен знать свой манёвр!

       – Свой манёвр, а не манёвр командира взвода, – попытался парировать Анохин.

       – Ты не прав. Необходимо так учить, чтобы любой сержант мог заменить в бою командира взвода, а рядовой солдат – командира отделения! И я так учу. Если я выполню твою просьбу, мои подчинённые сразу всё поймут. В этом не сомневаюсь!

       – Ну что ж, – мрачно проговорил Анохин. – Теперь тебе и карты в руки. Замысел я рассказал и отступать мне от него некуда. Самое время прогнуться перед новым комбатом… Слышал, небось, должность зампотеха скоро освободится.

       – Перестань паясничать – оборвал Новиков. – Ладно уж, так и быть, выполню твою просьбу. И напрасны твои упрёки – прогибаться я не собирался, и должность зампотеха тебе по праву принадлежит. Но на будущее учти, что репутацию свою надо честно зарабатывать.

       Анохину самому гадко было от его же собственной просьбы. Он уже готов был отказаться от неё, но понимал, что это равносильно поражению и полному падению авторитета, в том числе и в глазах Гончарова.

        – Саня, – проговорил он. – Пойми… Мне самому стыдно за свою просьбу, но войди в положение моё. Что мне делать?

        – Победить в открытом бою!!! Учиться побеждать, пока мирное небо над головой, пока учёба… В реальном бою противника реального не подговоришь.

        – Один единственный раз… Я обещаю, что один единственный раз, – повторил Анохин. – Мне так это важно!

       – Сказал же, сделаю то, что ты просишь…

 

           *****

      И вот настал день занятий.

      Настроение у лейтенанта Новикова в то солнечное утро совсем не соответствовало погоде. Он, тщательно скрывая чувство вины, преследовавшее неотступно, поглядывал на возбуждённые перед занятием лица солдат и сержантов. Думал о том, как они будут стараться, гордясь, что именно их взводу доверили участвовать в показных занятиях, и какими огорчёнными вернутся в казарму после поражения, в котором будут неповинны.

       «А имею ли я право вот этаким образом распорядиться своими подчинёнными? – вдруг подумал Новиков. – Имею ли право смазать труд всего взвода? Ради чего? Ради дружбы с Анохиным? Ради победы человека, который сам не в состоянии её одержать, мало того, даже и попытаться не хочет сделать это? А раз так, то он не достоин не только победы, но и выдвижения на вышестоящую должность».

       От мыслей оторвал доклад заместителя командира взвода старшего сержанта Ташманова:

       – Товарищ лейтенант, взвод готов к выдвижению!

       Вскоре поступила команда руководителя занятий, и «противники» – взводы лейтенанта Новикова и старшего лейтенанта Анохина – начали свой путь к рубежу вероятной встречи.

        Старший лейтенант Анохин был в приподнятом настроении. Сегодня он, как никогда, был уверен в победе. Ещё раз тщательно продумал свои действия, рассчитал скорость движения. Он опасался сейчас лишь одного – выйти на высоту раньше Новикова и спутать все планы. Действовать же без заранее намеченного плана, пусть даже в более выгодных для себя условиях, он не решался. С Новиковым шутки плохи…

        Командир дозорной машины доложил по радио с опушки леса о том, что обнаружил на высоте «Блиндажная» «противника», который закрепляется на выгодном рубеже.

       – Взвод! К бою! – бодро скомандовал Анохин.

       Боевые машины пехоты развернулись в боевую линию, десантировав на ходу отделения, развернувшиеся в стрелковые цепи. Началась атака.

        Высота мгновенно ощетинилась огнём.

        «Так! Хорошо, ещё немного, ещё ближе подойдём, – размышлял Анохин. – Пусть Гончаров видит, что решение ударить во фланг и тыл не заранее продумано, а родилось в ходе учебного боя.

       Он отыскал глазами полигонную вышку, возле которой должны были находиться офицеры, и обомлел. Рядом с автобусом возле вышки стояли вездеход командира полка и «Волга» командира дивизии. Словно не веря глазам своим, Анохин вскинул бинокль. Генерал-майора Лунёва он узнал сразу. «Вот это новость! – едва не воскликнул Анохин. – Значит, мой триумф увидит командир дивизии!»

       Он повёл биноклем вперёд и увидел на высоте Гончарова, который стоял рядом с руководившим занятием начальником штаба батальона капитаном Колуновым. Сам комбат не стал брать на себя проведение занятия, решив, очевидно, посмотреть, как с этим справляются его подчинённые.

       Между тем, огонь с высоты усилился, и Колунов, взяв в руки белый флажок, уже шагнул вперёд, собираясь, вероятно, остановить атакующие подразделения.

       «Пора!» – решил Анохин и приказал поставить дымовую завесу.

       Когда белые клубы дыма потянулись по ветру вдоль стрелковой цепи взвода и боевой линии машин, скрывая их от огня обороняющихся, Анохин скомандовал:

       –Взвод! Стой!

       Отделения залегли, остановились, найдя временные укрытия, боевые машины пехоты, поддерживавшие атаку огнём своих пулемётов и автоматических пушек.

       Оставив одно отделение для обозначения действий с фронта, Анохин сам повел два отделения в обход по лощине. Проскользнуть в лощину удалось за дымами незаметно.

 

       Лейтенант Новиков увидел командира дивизии почти одновременно с Анохиным. Обидно стало, что, что придётся показать себя с весьма непрезентабельной стороны, проиграв бой на глазах генерала. Настроение испортилось окончательно.

       А тут ещё Гончаров подошёл вместе с руководителем занятия Колуновым и стал наблюдать за работой командира взвода. Впрочем, Новиков не волновался. Что волноваться, когда всё предрешено. Лишь представил себе, как будут расхваливать Анохина за смелый манёвр, столь необходимый в быстротечном встречном бою.

       Видно, не без основания опасался Анохин, что разгадать его манёвр будет совсем несложно – вон уж солдаты взвода все, как один, заволновались, понимая, что «противник» что-то предпринимает, ещё пока не совсем ясное. Увидел он и старшего сержанта Ташманова, который, пригибаясь, бежал к командно-наблюдательному пункту командира взвода. Новиков понял, что его заместитель уже разгадал замысел Анохина. Это порадовало – не зря, выходит, учил. Но… Это и поставило его, командира, в двусмысленное положение… Если манёвр разгадан, надо действовать, но как? Нарушить договор с Анохиным? Предположим… Просьба Анохина весьма и весьма порочна, но уж если согласился её выполнить, будет ещё более порочно не выполнить обещания.

       Новиков понял, что очень нелегко будет объяснить взводу причину поражения в этом встречном бою. Он не придерживался точки зрения Анохина и не считал, что подчинённым не должно быть дела до решений командира.

 

       А старший лейтенант Анохин, тем временем, вёл вдоль балки два отделения своего взвода, действовавшего в головной походной заставе. Боевые машины пехоты остались для имитации атаки с фронта, которая затем, после атаки с тыла, уже прекращала быть имитацией, а превращалась в реальную атаку с фронта…

       Вот и последний изгиб балки. Через несколько десятков метров можно будет покинуть балку и развернуться для атаки во фланг и тыл.

       Анохин, придерживая набегу сумку, достал из неё сигнальный патрон красного огня, быстро свинтил предохранительный колпачок, освободил шнурок… Когда красная ракета взмоет в небо, третье отделение и боевые машины пехоты двинутся по этому сигналу в атаку.

        Анохин уже представил себе, как всё это будет выглядеть с вышки… Красиво!!! Чётко, слаженно… Высота, на которой закрепился взвод лейтенанта Новикова, как бы зажата меж двух огней. Атака  во фланг и тыл внезапна, дерзка и губительна на «противника». В реальном бою она может привести к полному истреблению неприятеля. Конечно, существует много нюансов… Большое значение имеют, и слаженность, и огневая выучка, ведь взвод должен быть подготовлен не просто к пальбе, а к ведению меткого, уничтожающего огня. Но на учениях огневая выучка проявиться не может, на учениях достаточно показать слаженность взвода и Анохин полагал, что это ему сделать удастся уже через считанные минуты…

       И вдруг… пулемётная очередь хлёстко ударила в упор. Пулемёт бил вдоль балки. Анохин увидел на выходе из балки боевую машину пехоты. Справа и слева от неё заработали автоматы. Огневой мощи боевой машины пехоты, усиленной несколькими автоматчиками, было вполне достаточно, чтобы уничтожить полностью два отделения, зажатых крутыми склонами балки. У Анохина не было свободы манёвра. И если «противник» был рассредоточен и укрыт в складках местности, то Анохин со своими двумя отделениями оказался в огневом мешке. «Противник», будучи сам рассредоточен, сосредоточил свой огонь на дне неширокой балки. Анохин, уверенный в успехе своего оговорённого с Новиковым плана, вёл отделения без разведки, даже без пеших дозорных, которых стоило бы выслать вперёд, вёл почти строем в колонну по два… Иначе балка и не позволяла. Он рассчитывал развернуть отделения на обратных скатах высоты, на виду у начальства. И вдруг этот внезапный кинжальный огонь!!! Огонь двух пулемётов – одного спаренного с пушкой боевой машины пехоты, другого – ручного. Да и автоматы трещали вовсю. Можно представить себе, какой урон нанёс бы такой огонь в реальном бою. Да ведь и пушка боевой машины пехоты не молчала бы. Просто на занятии она лишь учитывалась как огневое средство, но не стреляла даже холостыми.

        – Назад! – услышал Анохин рядом с собой резкий, как выстрел, окрик сержанта Крамсаева.

       Увидев растерянность на лице своего командира, сержант решил помочь вывести людей из-под огня за изгиб балки. Но было уже поздно. С фланга загрохотали автоматные очереди, послышались хлопки взрывпакетов, обозначавшие разрывы ручных гранат.

        «Ну, Новиков, этого я тебе не забуду!» – только им мог подумать Анохин, уверенный, что его приятель, увидев прибывшего на полигон комдива, решил нарушить договор.

        Поборов растерянность, Анохин скомандовал:

        – К бою! Вперёд, за мной! – и побежал вверх по склону навстречу грохочущим автоматным очередям.

        Однако, отделения побежали за ним следом, так и не развернувшись, гурьбой. Все были ошеломлены внезапным огневым воздействием противника.

       И тут впереди показался руководитель занятия. Он взмахнул белым флажком и крикнул:

       – Оба отделения уничтожены! Стой!... Проверить оружие.

       «Но ведь у меня же ещё одно отделение осталось, третье», – вспомнил Анохин, но тут же понял, что поздно вспомнил. Третье отделение было сметено контратакой с высоты.

       Руководитель занятия скомандовал «отбой», и сразу стало удивительно тихо после грохота учебного боя.

      Новиков выбрался из укрытия и направился к Анохину, но тот демонстративно пошёл в противоположную сторону, к своей боевой машине пехоты. Туда же, к подножию высоты, повёл строем два отделения и сержант Крамсаев.

       – Личный состав отправить в расположение, – приказал комбат. – Старший сержант Ташманов старший. Офицеров прошу на разбор занятий.

       Анохин быстро пошёл вперёд. Новиков окликнул его, но он даже не обернулся.

       – Оставьте его в покое, – посоветовал Гончаров. – Сейчас ему полезно побыть одному. Две неудачи подряд… А вы молодец, Новиков, хорошо подготовили взвод. Слов, как вижу, на ветер не бросаете.

       – Вы о чём? Каких слов?

       – Вы так громко спорили с Анохиным, что я невольно всё слышал, особенно когда хвалили своего заместителя. Правы – сержант неплохой. И это ваша заслуга!

 

                                                         * * *

       Генерал-майор Лунёв любил просто и непринуждённо беседовать с подчинёнными ему офицерами, особенно с младшими, у которых, как он полагал, и без того хватает командиров и начальников всех степеней и рангов для того, чтобы требовать, а, коли надо, и распекать за промахи. Считая необходимым действовать строго по командной инстанции, он бывал суров с командирами полков, иногда с комбатами, с остальными же не спешил пользоваться предоставленной ему властью, а если и пользовался, то разумно.

       Лишь на одно был щедр – на поощрения. На взыскания же скуп до крайности. Считал, что служебную карточку офицера надо стараться не портить всеми силами до самой последней возможности и заносить туда взыскания только в тех случаях, когда все остальные формы уже исчерпали себя.

      Вот и в тот день, узнав, что лейтенант Новиков уже поощрён за отличные, инициативные действия на занятиях и начальником штаба батальона – неделю назад, и командиром полка – два дня назад, Лунёв решил, что настал его черёд отметить грамотного офицера.

       – Не вижу героя дня, – сказал он, подойдя к замершему строю офицеров. – Прошу сюда, на видное место, Александр Васильевич…

       И когда Новиков, сбитый с толку неуставным обращением, справился с растерянностью, сделал несколько шагов вперёд и повернулся кругом, лицом к строю, комдив объявил:

       – За умелые и решительные действия на тактическом занятии лейтенанту Новикову объявляю благодарность…

       – Служу Советскому Союзу! – громко отчеканил Новиков.

       Однако к радости  примешивалось чувство неловкости перед Анохиным, который стоял сейчас перед ним обиженный, подавленный и хмурый.

       И тогда Новиков тихо, но твёрдо сказал:

       – Не моя заслуга, товарищ генерал-майор!

       – Добре, добре! – удовлетворённо проговорил Лунёв. – Правильно поступаете, правильно. Подчинённых, хорошо потрудившихся, забывать нельзя. Жаль, что взвод свой в расположение поторопились отправить. Сами благодарность мою передадите? Впрочем, нет… Такие вещи надо делать самому. Приеду к вам на полковой развод и объявлю о поощрении… Подробный разбор сегодняшнего занятия проведёт командир полка.

       – Товарищи офицеры! – скомандовал командир полка…

       – Товарищи офицеры! – проговорил комдив и пошёл к машине, водитель которой уже завёл мотор.

 

* * *

       Занятия по огневой подготовке были запланированы на понедельник, однако Анохин, назначенный начальником караула с субботы на воскресенье, так и не подготовился к ним. Теперь он стоял на разводе и мысленно ругал себя, ожидая, когда Гончаров начнёт проверку конспектов. План-конспект был, но опять-таки старый.

       Командир полка уже выслушал доклад своего заместителя о том, что полк на развод построен, поздоровался с личным составом и приказал приступить к проверке подготовленности подразделений к занятиям. Но неожиданно Чернышёв резко и отрывисто скомандовал:

       – Все в строй! Полк, равняйсь! Смирно! Равнение направо!

       Анохин повернул голову и увидел командира дивизии генерал-майора Лунёва.

       «Ну, кажется, пронесло, – успокоился он. – Командир дивизии проверять конспекты не будет».

       Он не ошибся. Генерал Лунёв приехал в полк, чтобы выполнить обещание, данное на полигоне, – лично объявить благодарность взводу лейтенанта Новикова. Поздоровавшись с полком, он сразу прошел к батальону Гончарова.

       – Попрошу вывести на середину строя взвод лейтенанта Новикова, – приказал он Гончарову, и когда тот выполнил распоряжение, заговорил: – На минувшей неделе в вашем полку проводились показные занятия по тактической подготовке и проводились они на базе первого батальона, а это, как вы понимаете, свидетельствует о многом. Один из взводов полностью оправдал доверие, оказанное ему. Этот взвод вы видите перед строем батальона во главе с его командиром лейтенантом Новиковым. Я специально приехал, чтобы выразить свою благодарность солдатам и сержантам, а заместителю командира взвода.., – генерал посмотрел на старшего сержанта Ташманова и вдруг неожиданно звучным и громким голосом скомандовал: – Батальон, смирно! Личному составу второго мотострелкового взвода объявляю благодарность. Заместителю командира взвода старшему сержанту Ташманову предоставляю краткосрочный отпуск…

       Взвод дружно ответил:

       – Служим Советскому Союзу!

       Конспекты занятий на этом разводе никто уже не проверял. Подразделения, чеканя шаг, прошли перед трибуной, на которой вместе с командиром полка и его заместителями стоял командир дивизии генерал-майор Лунёв.

        Роты повзводно разошлись по местам занятий.

        «Пронесло, – думал Анохин, распределяя взвод по учебным местам. – Каждый день эти волнения. И кто только конспекты придумал? Переписываем одно и то же».

        После того, как Анохину довелось несколько раз на месяц, а то и больше оставаться за командира роты, он почти перестал готовиться к проведению занятий, поскольку должность командира взвода со всеми её особенностями, казалась теперь мелкой и скучной. Командир роты капитан Крюков, подписывая старые конспекты, ворчал, но мер не принимал.

      

                                                       Глава вторая

                                                        Разведгруппа

       Командир мотострелкового батальона старший лейтенант Гончаров уже набросил на себя плащ-накидку и собрался идти на передний край в опорные пункты рот первого эшелона, когда на его командно-наблюдательный пункт вбежал связной из штаба полка, торопливо представился и протянул пакет. Гончаров взял его и извлёк листок бумаги. На нём было несколько скупых и категоричных строк распоряжения, написанного командиром полка полковником Чернышёвым. Гончарову надлежало, взяв с собой одного из командиров рот, немедленно прибыть на командный пункт полка.

       – Командир полка прислал за вами машину. Она за обратными скатами высоты, в кустарнике, – доложил связной, невысокий веснушчатый ефрейтор.

       – Ждите меня у машины, – приказал Гончаров и отдал распоряжение вызвать на командно-наблюдательный пункт батальона командира 2-й мотострелковой роты.

       Он остановился именно на этой роте, потому что она была накануне выведена во второй эшелон, и её было легче направить на выполнение любой задачи, а в том, что вызов связан именно с этим, Гончаров не сомневался. Недаром же командир полка вызывал его не по проводной или радиосвязи, а через связного, следовательно, заботился о том, чтобы информация об этом вызове никуда не могла просочиться. Была и еще одна причина, по которой Гончаров сразу выбрал именно вторую роту. Командир в ней опытный, грамотный, не раз участвовал в самых различных учениях, а теперь вот представлен к выдвижению на вышестоящую должность, и приказ должен прийти со дня на день. Он всегда с удовольствием думал о капитане Крюкове, офицере высокого роста и богатырского телосложения, которого, казалось, ничто не может сломить: ни трудности службы, ни житейские неурядицы, ни недуги. Если бы знал, что ошибается в этом, возможно, выбрал бы другую роту, и другого командира для поездки на командный пункт полка….

 

       Мотострелковая рота капитана Крюкова оборудовала опорный пункт на высоте, которая возвышалась в глубине района обороны батальона. Все первые дни учений рота действовала на решающих направлениях. Люди устали, вымотались и теперь приняли назначение во второй эшелон, как заслуженную передышку.

       Лишь накануне, на исходе дня, «Северные» были остановлены «противником» – «Южными» – на выгодном рубеже и перешли к обороне. По радио и проводным средствам связи «Северных» активно передавались распоряжения по укреплению оборонительных позиций, причём, хоть и использовался код, но самый простейший, который «Южные» при желании могли легко расшифровать. Это делалось потому, что в крупных штабах уже знали – обороняться «Северным» оставалось не более суток.

       Ближе к полудню капитан Крюков вызвал офицеров на свой      командно-наблюдательный пункт, и лейтенант Новиков, дав заместителю необходимые указания, направился туда. День выдался пасмурным, солнечные лучи не могли пробиться сквозь мутно-серые тучи, обложившие горизонт и надвигающиеся на лес, в сотне метров от опушки которого проходил передний край обороны. Дождь шёл всю ночь, он и теперь накрапывал, а к вечеру, судя по густеющим тучам, можно было ожидать ещё более сильного ливня.

       Когда до КНП оставалось не более сотни метров, Новикова обогнал тёмно-зелёный вездеход с красными крестами на бортах. Он проворно петлял между рытвинами и ухабами, огибал окопы и, в конце концов, остановился на высоте возле КНП.

       «Что-то стряслось!? – с тревогой подумал Новиков и ускорил шаг.

       Подойдя ближе, он увидел лежащего на носилках капитана Крюкова. Возле него хлопотал начальник медицинской службы полка. Рядом стоял старший лейтенант Анохин и торопливо говорил:

       – Вы не волнуйтесь, товарищ капитан. Всё сделаю, обеспечу порядок.

       – Э-эх, – проговорил Крюков. – начали то учения мы так хорошо… Не ударить бы в грязь лицом… Как вы тут без меня будете?

       Санитары осторожно поставили носилки в машину, сели сами. Последним в салон прыгнул Анохин, пояснив:

       – Провожу до полкового медпункта.

       Новиков проследил взглядом за санитарным «уазиком», именуемым в обиходе мыльницей. На такие автомобили он с некоторых пор не мог смотреть спокойно. И два санитара, уже знакомые ему, и носилки, на которых теперь лежал командир роты, и автомобиль напомнили ему о том дне, когда его самого привезли в лазарет полкового медпункта и он, едва с помощью санитаров выбравшись из машины, увидел Наташу…

       Наташа пробыла в городе, в котором дислоцировалась дивизия, всего несколько дней, но уезжая, обещала твёрдо: больше никаких отсрочек – с нового учебного года она окончательно перебирается к нему и переводится в здешний институт.

       Согласилась она и с тем, что можно сыграть свадьбу и здесь. Даже лучше – ведь тогда можно пригласить сослуживцев Александра. А её подруги – вольные птицы. Для того, чтобы приехать сюда, им не нужно просить отпускных билетов.

       И ждать Александру осталось совсем немного.

    

       От воспоминаний оторвал связной, присланный командиром батальона.

       Он огляделся, пытаясь найти капитана Крюкова. Не нашёл и обратился к Новикову:

       – Товарищ лейтенант, командира роты срочно вызывает комбат, – выпалил он, вытянувшись в струнку.

       – Что же делать? – воскликнул сержант Чипликов, который оказался на КНП. – Командир роты заболел, а старший лейтенант Анохин, который      всегда остаётся за него, уехал.

       – В подразделении всегда должен быть командир, – твёрдо возразил Новиков. – Я пойду к комбату! Вы остаётесь за командира роты!

       Он поправил ремни портупеи, разгладил складки на кителе и торопливо зашагал в сторону КНП.

       Старший лейтенант Гончаров сидел в штабной палатке за раскладным столиком и внимательно изучал карту. Когда Новиков доложил о прибытии, поднял брови и спросил:

       – А где капитан Крюков? Я вызывал командира роты!

       – Вам не успели доложить… Командира роты увезли в медпункт. Машина ещё, наверное, в пути.

       – Что с Крюковым?

       – Пока неизвестно. Анохин вернётся, сообщит.

       – Кого Крюков оставил за себя? Вас? – снова спросил старший лейтенант Гончаров.

        – Нет…Не меня. Никого не оставил. Но обычно он оставлял старшего лейтенанта Анохина. Всё-таки самый старший из нас.

        – Анохина? – переспросил Гончаров и снова зачем-то пристально посмотрел на карту, испещрённую тактическими знаками, словно там, среди этих знаков и условных обозначений затерялся ответ на вопрос, кто же должен возглавить роту в самый ответственный период учений. Очевидно, карта в какой-то степени настраивала на мысли о том, на кого нужно возложить столь серьёзную задачу.

       Комбат встал, сделал шаг навстречу Новикову и твёрдо сказал:

       – Я возлагаю командование ротой на вас, товарищ лейтенант. Рабочая карта с собой?

       –Так точно.

       – Немедленно едем в штаб полка…

       Новиков повиновался почти машинально, потому что первое, о чём подумал: как всё это воспримет Анохин, тем более что им так и не удалось объясниться после показных занятий. Анохин старательно избегал Новикова. Если и приходилось отвечать на какие-то вопросы по службе, то делал это кратко и тут же стремился удалиться, чтобы не вступать в разговор.

       Новиков посмотрел на комбата, хотел высказать свои соображения, но понял, что это бессмысленно, да и, наверное, не к месту. Гончаров отвечал за батальон, отвечал за выполнение учебно-боевых задач на учениях, а потому думал не о том, кого огорчит или обрадует своим решением, а о том, как это решение будет способствовать успеху общего дела – успеху действий батальона.

 

                                                              * * *

       Командный пункт полка расположился на небольшой лесной поляне. По краям её угадывались хорошо замаскированные боевые машины управления и связи. В небо вонзались длинные антенны радиостанций.

       Вездеход остановился возле одной из машин. Указав не неё, связной пояснил:

      – Командир полка здесь. Он ждёт!

      Гончаров и Новиков поднялись по небольшой приставной лесенке в штабной фургон. Из-за длинного, вытянутого вдоль кузова стола поднялся полковник Чернышёв, как всегда живой, порывистый, стремительный. Он шагнул навстречу, пожал офицерам руки и спросил у Гончарова:

       – Почему лейтенант Новиков? Я приказал вам прибыть с командиром роты.

       – Капитан Крюков направлен на полковой медицинский пункт. Что с ним, ещё не доложили.

       – Новиков, сходите к связистам. Пусть выяснят, что с Крюковым, – приказал Чернышёв и едва лейтенант покинул штабной фургон, резко спросил у Гончарова: – Вы отдаёте отчёт своему решению?

       – Так точно, товарищ полковник!

       – Тогда почему назначаете для выполнения ответственной задачи молодого и малоопытного офицера?

       – Во-первых, я не знал цели вызова. Во-вторых, верю в Новикова и считаю, что он справится с любой задачей лучше, нежели Анохин.

       – Возможно, вы правы, – примирительно сказал командир полка. – Новиков действительно справится с задачей лучше, чем Анохин… С любой другой задачей, но с той, что будет поставлена, не знаю... Роте предстоит действовать не только в интересах полка, но и дивизии.

       – Смотря, какая задача, – проговорил Гончаров, но тут же убеждённо повторил: – Я верю в Новикова!

       – И берёте на себя ответственность за его действия? – пристально посмотрев на комбата, резко спросил командир полка.

       – Так точно, беру!

       Это не совсем приятный разговор прервало появление Новикова. Тот доложил:

       – Товарищ полковник, у капитана Крюкова приступ аппендицита… Его направляют в госпиталь на операцию.

       – Понятно, – проговорил Чернышёв и спросил, испытующе глядя на лейтенанта: – Вы ведь недавно из училища, Новиков?

       – Что вы, товарищ полковник. Уже давно. Целый год взводом командую.

       Командир полка улыбнулся и с тёплой иронией сказал:

       – Ну, конечно. Год – это очень много!

       Он помолчал, глядя на карту, расстеленную на столе, затем обошёл стол и сказал:

       – Прошу сюда, ко мне! И приготовьте свои рабочие карты. Боевая задача: используя промежутки в обороне «противника», выйти к нему в тыл, разыскать стартовые позиции ракетного дивизиона и сообщить их координаты. Цель ваших действий – обеспечить наш упреждающий удар по ракетам, применение которых может сорвать предстоящее наступление.

       – Наступление? Мы будем наступать? – с интересом и в то же время с нескрываемой радостью переспросил Новиков.

       – Да! И хочу, чтобы уяснили: от ваших действий будет во многом зависеть успех не только полка, но и дивизии. Предполагаемый район стартовых позиций – урочище «Земляничное» Задача ясна?

       Новиков внимательно посмотрел на карту, прикинул что-то и сказал с сомнением:

       – Урочище велико. Более конкретных данных нет?

       – Если бы были, зачем посылать разведгруппу? Вчера воздушная разведка обнаружила колонну ракетного дивизиона «Южных» на марше. Она выдвигалась в направлении урочища. Это всё, что известно. Повторная разведка ничего не дала.

       – А если ракетный дивизион прошёл урочище насквозь и…

       – Чтобы исключить всякие «и», в тыл противника направляется не одна ваша разведгруппа. Но, на мой взгляд, урочище – наиболее удобный, а потому наиболее вероятный район стартовых позиций.

       Новиков продолжал молча изучать карту командира полка, перенося в свою рабочую карту то, что необходимо для выполнения задачи. То, что он не заявил сразу, без раздумий, что готов выполнить задачу, командиру полка нравилось. Высокий, стройный, с открытым лицом, Новиков мог, в то же время, показаться задиристым и не слишком серьёзным. Такое выражение его лицу придавала строчка усов, являвшаяся предметом его гордости. Взгляд его обычно был задорным и дерзким. Но в эти ответственные минуты Новиков весь собрался, сосредоточился. Даже Гончаров, который виделся с ним гораздо чаще, чем командир полка, уловил эту перемену и ещё раз утвердился в правильности своего решения. Он, конечно, мог, узнав о болезни Крюкова, выбрать и другую роту, и другого командира, ведь сразу почувствовал, что предстоит какое-то ответственное задание. Не сделал этого потому, что хотел испытать Новикова, ещё раз испытать перед тем, как решить, кому доверить роту взамен убывающего на повышение командира. Но если бы он знал, насколько сложна задача, которую предстоит выполнять роте!!!

       – Какие ещё данные вас интересуют? – спросил у Новикова командир полка, продолжая наблюдать за ним.

       – Что интересует? – лейтенант вдруг улыбнулся, хитровато щурясь. – То, что интересует, пока неизвестно. Это-то как раз и предстоит мне узнать.

       – Ещё хочу предупредить вас, – снова заговорил полковник Чернышёв. – В тылу «противника» много соблазнов для разведки. Ни в коем случае не отвлекаться ни на какие иные объекты… На радиосвязь можно выйти только однажды, когда потребуется передать координаты стартовых позиций. Только один раз! Слышите? Радиостанции держать на приёме. И помните: ракеты не должны взлететь!!! Позаботиться об этом у нас есть кому, но без точных координат не обойтись. Воздушная разведка исключается – вон как небо обложило. У меня всё!

 

       А между тем, в медпункте, осмотрев капитана Крюкова, врач сказал Анохину:

       – Слава Богу! Я опасался обострения язвенной болезни. Но это, кажется, просто аппендицит.

       – Ничего себе «просто аппендицит». Здесь же поле.

       – Можно и в поле сделать операцию. У нас есть для того все условия. Но нет необходимости. Вертолёт доставит в госпиталь.

       Анохин подошёл к командиру роты, который позвал его голосом, ослабленным болью:

       – Я уж, видно, вернусь в роту лишь для того, чтобы дела сдать. Приказ о моём переводе будет вот-вот подписан… Так что имей это ввиду… Постарайся не ударить в грязь лицом на учениях!!!

       Через несколько минут над поляной сделал круг вертолёт и плавно пошёл на посадку, выстелив воздушным вихрем высокую траву. 

       Санитары подняли носилки и поставили их в вертолёт. Лишь когда винтокрылая машина поднялась в воздух, до Анохина дошёл смысл слов командира роты. Он так и не объявил, кого оставляет за себя. Почему? Потому что, как бы само собой разумелось, что ротой временно будет командовать именно он – Анохин? Или ротный так и не решил для себя этот вопрос из-за того, что случилось на минувших показных занятиях?

       Впрочем, возвращаясь в роту, Анохин почти и не сомневался, что именно ему, как старшему по званию и более опытному офицеру предстоит взять на себя эту ответственность – командовать ротой на учениях, а может, вплоть до назначения нового командира.

       Вернувшись в роту, он с удивлением и даже с раздражением обнаружил, что личный состав построен в роще на обратных скатах высоты. Перед строем расхаживал лейтенант Новиков, что-то объясняя.

       Подойдя ближе, Анохин услышал то, что говорил Новиков. А говорил он об ответственности при выполнении учебно-боевой задачи. Какой задачи? Анохин ещё не успел ни получить задачи, ни довести её до командиров взводов.

       – Каждый из нас, товарищи, – говорил Новиков, – должен осознать, сколь ответственна поставленная перед нами задача. От сегодняшних наших действий во многом зависит успех главных сил. Мы должны быть как никогда собранными, предельно внимательными, должны действовать как в реальном бою.

       – О чём вы там рассказываете, товарищ лейтенант? – стараясь вложить в свои слова начальственный тон, спросил Анохин. – Для чего людей в строю держите? Им необходимо оборудовать опорные пункты.

       – Разъясняю поставленную задачу, товарищ старший лейтенант, – в тон ему ответил Новиков и прибавил. – Станьте в строй и слушайте!

       Анохин остановился как вкопанный, лицо побагровело. Он хотел одёрнуть Новикова, но тут до него дошло, что не случайно Новиков ответил столь строго и требовательно, что произошло за его отсутствие какое-то событие, которое позволяло делать это. Он даже догадывался, что произошло. И он послушно стал в строй, тем более выяснять что-то перед всей ротой, было, мягко говоря, неправильно.

       Он понял, что опоздал: кто-то в его отсутствие возложил обязанности командира роты на Новикова.

       «Скорее всего, Гончаров, кто ещё мог это сделать? – подумал он. – Дался же ему этот Новиков. Ну что ж, посмотрим, что за задача и как он с ней справится».

       – Итак, повторяю! – продолжал Новиков. – Нам приказано разыскать в глубоком тылу «противника» стартовые позиции ракетного подразделения и сообщить их координаты в штаб. Мы должны обеспечить упреждающий удар по ракетам, применение которых может причинить значительный урон главным силам и сорвать намеченное наступление.

       «Вот оно что, – подумал Анохин. – Капитан Крюков словно предчувствовал, что роте придётся решать очень серьёзную и ответственную задачу. Но почему же командует Новиков? Справится ли он? Хватит ли опыта? – и сам себе ответил: – Хватит и опыта, и знаний, и навыков, и решительности, дерзости и инициативы… А мне? Хватит ли мне? Может, даже и к лучшему, что не поведу роту на столь сложное дело… Тут и оскандалиться легко…»

       А Новиков закончил постановку боевой задачи и указал:

       – Мой заместитель.., – он сделал короткую паузу, и у Анохина засосало под ложечкой: – Старший лейтенант Анохин.

       – Ну что же, и на том спасибо, – едва слышно пробурчал он.

       Анохин прекрасно понял, сколько почётно и ответственно задание, на которое пойдёт рота. Если его удастся выполнить, командование отметит, да ещё как!!! А если не удастся? Определённый риск, конечно, был. И, быть может, предложи бы кто-нибудь ему, Анохину, решать, идти или не идти на подобный риск, он бы серьёзно подумал, прежде чем согласиться. Обижало другое – не хотелось подчиняться офицеру, который в полку-то недавно – даже меньше года… А ведь Анохин прослужил здесь без малого пять лет. Скоро выйдет срок получать звание капитана, а он всё во взводных ходит. А на взводе капитана не получишь: там категория лейтенант – старший лейтенант!

       Когда постоянно остаётся за командира роты один и тот же офицер, командование, естественно, привыкает к этому и останавливается на его кандидатуре при назначении на должность командира роты. Так было прежде. Анохин исполнял обязанности командира роты, когда тот бывал в отпусках или на учёбе, но теперь ему почему-то не оказали такого доверия. Не из-за того ли случая, который произошёл на недавних тактических занятиях? Новиков выиграл бой!!!

       После окончания занятий и разбора, который провёл командир батальона, Новиков подошёл к Анохину, но тот отвернулся и процедил:

       – Радуйся! Выслужился.

       Новиков вспыхнул, но сдержался и промолчал. С тех пор отношения стали натянутыми. Разговаривали Новиков с Анохиным только при необходимости и исключительно на служебные темы.

       Анохин понимал, что его поражение вряд ли будет забыто. И вот он почувствовал первые отголоски.

 

*  *  *

      

        Ракетный дивизион «Южных» уже несколько раз за истекшие сутки менял своё местоположение и большую часть времени находился в движении. На карте майора Володина был нанесён маршрут, который знали только в штабе соединения, да и то лишь те, кому необходимо это знать. Тем самым комдив надеялся уберечь мощное огневое средство, чтобы использовать его в самый нужный момент и наверняка. О том, что «Северные» готовятся возобновить наступательные действия, в штабе «Южных» сведений не было. Однако комдив, реально оценивая соотношение сил, сам пришёл к выводу, что нужно укреплять оборону и ждать нового мощного удара в ближайшее время.

       В тыл к «Северным» он выслал разведгруппы, но от них пока не поступило никаких данных.

       Командира ракетного дивизиона он проинструктировал сам, подчеркнув особо, что ему, майору Володину, и его подчинённым предстоит выполнить задачу исключительной важности: нанести сильное огневое поражение изготовившимся для выдвижения на рубеж перехода в атаку частям «Северных» и тем самым сорвать наступление. Комдив выделил для охраны ракетных установок дивизиона значительные силы и дал указание по соблюдению тщательной маскировки. Казалось, приняты все меры к тому, чтобы сохранить боеспособность своей главной огневой силы.

       И вот теперь майор Володин вёл колонну тяжёлых машин, несущих на себе длинные темно-зелёные сигары, лесными дорогами от одной стартовой позиции к другой. Для каждой из указанных командиром дивизии стартовой позиции были заранее произведены все необходимые расчёты. Для подготовки к пуску ракет требовалось минимальное время.

       Володин держал радиостанцию «на приём», ожидая только одного, самого важного сигнала. Ему должны были указать координаты целей, по которым необходимо нанести огневой удар.

       Накануне, во время движения к урочищу «Земляничному», где была намечена одна из возможных стартовых позиций, Володин заметил, как над колонной промелькнул истребитель-бомбардировщик «противника». Он был один, а, значит, не выполнял никаких заданий, кроме разведки. Сообщение об этом Володин передал в штаб соединения через делегата связи, а вскоре от возвратившегося связного узнал о том, что командир дивизии приказал оборудовать в урочище ложные позиции, а ракетному дивизиону с наступлением темноты покинуть лесной массив и перейти на следующую, намеченную заранее позицию. Там находиться не более трёх часов, а затем произвести ещё одну смену позиций и быть к 3.00 в полной готовности к действиям.

 

                                   * * *

 

       До начала выполнения боевой задачи оставались считанные часы. Наступление планировалось на следующее утро, ракетный удар «противника» можно было ожидать на рассвете, когда войска ещё будут находиться в выжидательных районах. У разведчиков оставалась в распоряжении одна короткая летняя ночь.

       Во второй половине дня разразилась гроза. Потоки дождя и града обрушились на землю. Отдав предварительные распоряжения, Новиков набросил плащ-накидку и поспешил на передний край обороны, чтобы засветло наметить, где лучше проникнуть в тыл «Южных».

       Устроившись в траншее, на дне которой уже скапливалась вода, он принялся изучать оборону «противника».

       Вскоре прибыл командир батальона.

       – Ну что же, – сказал он Новикову. – Хочу помочь вам выработать решение.

        – Спасибо! Я уже кое-что придумал, – отозвался лейтенант. – Хочу с вами посоветоваться. Вот, смотрите. В сторону «противника» уходит от нас глубокая лощина. По ней можно незаметно выйти к реке. Вон у той ракиты река делает крутой поворот и далее своим руслом разрезает оборону «Южных».

        – И что же вы решили? – заинтересовался Гончаров.

        – По реке в тыл «противника» проникнуть!.. Недаром же у нас плавающие боевые машины… Передний край проплывём, а там и на берег выберемся.

       Гончаров испытующе посмотрен на Новикова. Этот молодой лейтенант понравился ему сразу, едва он принял батальон. Совсем недавно его взвод на двустороннем тактическом занятии одержал сокрушительную победу над взводом опытного командира старшего лейтенанта Анохина. Гончаров отметил, что из этого лейтенанта выйдет толк. А ведь и года не прошло, как окончил училище. Анохин же пять лет взводом откомандовал. Сколько тактических занятий, сколько ротных тактических и более крупных учений позади. Казалось бы ему и побеждать… Но не было у Анохина той напористости, той воли к победе, которые так и сквозят в каждом поступке Новикова. Вот и теперь предложил дерзкий замысел. Гончаров выслушал внимательно. Всё бы хорошо, но беспокоило, каким образом удастся преодолеть передний край. Дело нешуточное. Оборона «противника» хорошо подготовлена – мышь не проскочит. И всё-таки Новикову удалось найти простой и оригинальный выход. Правда, этот замысел ещё надо осуществить. Определённый риск Гончаров увидел сразу.

       – Заманчиво, – проговорил он, морща лоб и внимательно вглядываясь вдаль. – Очень заманчиво. Ну а если «противнику» удастся вас обнаружить? Да ещё наплаву?

       – Ночи сейчас тёмные, вон как небо обложило. Нет, не должны обнаружить, – возразил Новиков.

       – А если услышат?

       Новиков загадочно улыбнулся. Сказал:

       – Тут я тоже кое-что придумал. Вот смотрите. Мы ведь вниз по течению пойдём.

       – Ну и что?

       – Двигатели выключим.

       Гончаров посмотрел на карту, проговорил:

       – А ведь это мысль! Дельно, дельно! – и, поразмыслив, прибавил: – ну и мы поможем. Пошумим на соседнем участке, Танки вдоль переднего края погоняем… Заставим прислушиваться к тому, что у нас делается и гадать, что замышляем.

 

                                 * * *

 

       Как только стемнело, разведгруппа скрытно спустилась в лощину. Двигатели работали на малых оборотах, и шумный поток дождевой воды, мчавшийся по дну лощины, скрадывал гул. Боевая машина пехоты, в которой находился Новиков, шла первой в колонне. Впереди – только дозорная машина, передвигавшаяся от укрытия к укрытию.

       Скоро по едва уловимым признакам Новиков понял, что рота приближается к реке. Пришлось выключить приборы ночного видения. «Противник» мог обнаружить инфракрасные лучи. Дальше продвигались буквально наощупь.

       Поток дождевой воды с шумом врезался в реку. Когда колонна достигла уреза воды, и первая машина вошла в воду, Новиков приказал выключить двигатель. Вслед за ним и остальные машины, достигая середины реки, превращались в дрейфующие островки брони. Новиков пристально всматривался то в правый, то в левый берег. Пока было тихо.

       Боевые машины шли по реке колонной, на безопасном удалении одна от другой.

       Неожиданно с обоих берегов донёсся шум – обрывки фраз, лязг металла.

       «Передний край, – понял Новиков. – Очевидно, укрепляют позиции. А нас действительно не ждут, даже маскировки не соблюдают…»

       Миновали километр, затем ещё и ещё… Шум на берегу стал удаляться и скоро смолк. Через некоторое время Новиков разглядел на фоне неба едва различимую высоковольтную мачту. Этот ориентир он наметил ещё днём. Именно здесь предполагал вывести роту на берег, чтобы уйти в тыл «противника» по просеке, прорубленной для линии электропередачи.

       Боевая машина вздрогнула, зацепившись за грунт гусеницами, стала выбираться на берег, где как ещё накануне заметил Новиков, он был пологим.

       «Если «противник» даже и обнаружит теперь, прорвёмся с боем».

       Впрочем, он прекрасно понимал, что любая стычка приведёт к обнаружению роты, что равнозначно срыву задачи.

       Берег встретил тишиной. Колонна втянулась в просеку. Первый этап выполнения задачи, казалось, удался.

       По просеке продвигались осторожно. Судя по карте, просека должна была пересечь шоссе. Только Новиков подумал, что это весьма опасный участок пути, как впереди мигнул зелёный огонёк. Мелькнул и погас. Затем сигнал повторился. Командир дозорной машины сообщал, что впереди «противник».

       Новиков выбрался из люка и спрыгнул на землю. Вскоре прибыл связной и передал сообщение командира о том, что на шоссе, в которое упиралась просека, обнаружена колонна танков «противника».

       Новиков подал сигнал роте остановиться, спросил:

       – Что там делают танки?

       – Не знаю. Стоят в колонне, – пожав плечами, ответил связной.

 

       Старший лейтенант Анохин до этой остановки на просеке ехал в своей машине, ко всему безразличный и равнодушный. Именно ехал, а не вёл свой взвод, как подобает командиру. Он не интересовался докладами наблюдателя, не следил за картой, которую даже не удосужился достать из командирской сумки.

       Когда колонна неожиданно остановилась, он поначалу мало удивился этому. Остановились и остановились. На всё будут теперь команды. Пусть Новиков сам изворачивается.

       Однако стоянка затягивалась, и его стало разбирать любопытство: что же стряслось там, впереди. Он сначала хотел послать кого-то из солдат взвода, чтобы выяснить обстановку, но потом решил пойти сам. Хотелось поразмяться.

       Осторожно ступил на раскисшую от дождя землю и, поскользнувшись, едва успел ухватиться за выступ брони. Броня была забрызгана грязью. Анохин чертыхнулся и стал искать, обо что бы вытереть запачканную руку. Не нашёл. Достал из командирской сумки листок бумаги, покомкал его и вытер руки. Пошёл осторожно, по обочине. Трава была мокрой, хромовые сапоги тут же отсырели, и Анохин пожалел, что не надел яловые, так сказать, полевые. И без того подпорченное настроение разладилось окончательно.

       В командирской машине Новикова не оказалось, пришлось идти дальше, к дозорной. Под ногами чавкала грязь. Из темноты послышался полушёпот:

      – Кто идёт?

      – Это я. Анохин, – небрежно отозвался он.

      – Нельзя ли тише. «Противник» рядом.

       Анохин по голосу узнал, что говорил Новиков.

       – Какой ещё «противник»? – поинтересовался он. – В чём дело? Почему стоим? 

       – Танковый батальон на шоссе. И не обойти его никак, – без особого желания пояснил Новиков.

       – Танковый батальон?! Вот это да!.. Нужно немедленно доложить в штаб полка. Прекрасная цель для артиллерии. Наши должны знать об этом батальоне. Может, «противник» подтянул его в этот район для контратаки. Готовятся, готовятся встретить нас.

       – Радиостанцией пользоваться нельзя, – возразил Новиков. – Мы не имеем права выходить в эфир, пока не найдём ракеты. К тому же, мы ведь не знаем, каковы задачи у «противника».

       – А-а! – нетерпеливо воскликнул Анохин. – Какие намерения? Важно, что танки обнаружили. Артиллерия ударит по нему и нам в зачёт! В конце, концов, можно послать связного.

       Новиков напомнил предупреждение командира батальона: не отвлекаться ни на какие другие объекты разведки.

       – Будем ждать! – сказал он. – Мы не имеем права подвергать опасности боевую задачу.

       – Ну, как знаешь, – сказал Анохин. – Жди, пока нас обнаружат. Отвечать-то тебе.

       Анохин досадовал. Конечно, советовать всегда легче, ведь тот, кому даются советы, за решением сам будет отвечать. Трудно сказать, как бы поступил в данной обстановке сам Анохин, впрочем, на этот вопрос он самому себе отвечать не собирался. Когда давал советы, просто хотел покрасоваться перед солдатами и сержантами, показать, что и он может найти дельное решение. Догадывался он, что солдаты прекрасно понимали: не случаен его проигрыш на показном тактическом занятии. Это особенно раздражало.

       – Ну что замолчал, лейтенант, – снова заговорил он. – Не хочешь в штаб сообщать, так делай же что-нибудь. Если уж здесь застрять суждено, пусть хоть танковый батальон «противника» будет на нашем счету. Тоже мне, просеку выбрали, – он сказал во множественном числе, не рискуя подрывать авторитет Новикова перед солдатами, что было бы уже слишком. – Стоило подумать, предусмотреть свободу манёвра. – И тихо, чтобы не слышали солдаты, прибавил, – Мог бы и посоветоваться, а то всё сам, да сам!!! Не рано ли?

       Новиков выслушал молча. Он думал о чём-то своём. А подумать было над чем. Время, уходило время… Уже за полночь перевалило… Бегут, бегут минутки, приближая рассвет.

       – Слушай, мне кажется, что нечего ждать у моря погоды, – снова заговорил Анохин. – Давай прорываться с боем. Темень, хотя глаз выколи, плюс внезапность. Они и ахнуть не успеют…

       И снова советы давались для того, чтобы все, кто находился в дозорной машине и близ неё, слышали. Новиков то ничего не предпринимал, и могло создаться впечатление, что он в растерянности.

       – О чём ты говоришь?! Никто не должен знать, что мы у них в тылу. И не мешай мне, пожалуйста, – попросил Новиков.

       – Ах, я мешаю… Ну-ну! Как знаешь! – недобро пробормотал Анохин и, махнув рукой, растворился в темноте.      

      

       – Идёмте, – сказал Новиков связному и направился к шоссе, чтобы на месте разобраться, в чём дело.

       – Даже о маскировке не заботятся, – говорил командир дозорной машины сержант Тулинов. – Хорошо наблюдатель вовремя заметил какие-то огоньки впереди, а то бы наскочили на них.

       – Что за огоньки?

       – Танкисты перекуривали. Видимо, отдыхают они здесь.

       Выслушав доклад командира дозорной машины, Новиков задумчиво переспросил:

       – Так вы полагаете, что перед нами всё-таки действительно до танкового батальона?

       – Не меньше, товарищ лейтенант. Я специально дозорных посылал посчитать. Конечно, машины посчитать трудно. Колонна растянулась прилично. То, то перед нами не рота, это точно.

       – Но и не полк… Полк бы не выдвигался по одному маршруту в непосредственной близости от переднего края, – сделал вывод Новиков. – Значит, танковый батальон. Странно, очень странно…

       Отсутствие логики в действиях «противника» тревожило.

       – На ночной отдых не похоже, не размещают для этого машины на шоссе, – сказал Тулинов. – Видите, в походном порядке стоят.

       – Вижу, – отозвался Новиков. – Однако, надо что-то предпринимать. Неизвестно, сколько они здесь простоят.

       – А, может, обход поищем, – предложил Тулинов.

       Он рвался в бой, и Новиков ещё раз мысленно похвалил его, подумав, что хороший получится из этого паренька офицер. Тулинов через несколько недель должен был ехать сдавать экзамены в Московское высшее общевойсковое командное училище.

       Всякие мысли сейчас лезли в голову Новикову, всякие, кроме самой главной, но он интуитивно знал, что решение придёт, обязательно придёт именно тогда, когда его не ищешь с лихорадочной поспешностью, а остаёшься спокойным и уравновешенным.

       Размышляя над причиной этой странной стоянки танков, Новиков не знал, да и не мог знать, что танковый батальон «противника» остановлен непрекращающимся со второй половины предыдущего дня ливнем, в результате которого поднялся уровень воды в реке, и заранее намеченный брод стал непригоден. Разведчики танкистов искали либо удобные броды, либо уж место для переправы танков по дну реки, что было совсем нецелесообразно.

       Вернувшись к своему взводу, Анохин забрался на командирское место боевой машины пехоты и долго сидел, насупившись, думая о том, что Новиков из принципа не соглашается принять его предложение.

       «Ишь ты, «не мешай». Какой ершистый!.. Из ершистости его упустим такую цель!.. А что если самому доложить? Целый танковый батальон! За такие сведения отметят, глядишь! Ведь из-за гонора слушать не хочет. Ну, попали в безвыходную ситуацию. Что же делать?! Через лес не пойдёшь»

       И он уже представил себе, как на разборе скажут, мол, вот, разведгруппа оказалась в тупике – не прорываться же ей через походный порядок танкового батальона. Молодцы, что сообщили – ведь любой устав не догма, а руководство к действию. Нельзя выходить на радиосвязь!? Что ж, может быть в реальной, фронтовой обстановке это действительно приведёт к роковым последствиям, если неприятель перехватит радиосообщение и определит координаты. Но сейчас?! Кому до этого дело? Переговоры ведутся на одном языке, поди, разбери, кто и что докладывает, узнай в суматохе, когда говорят свои, когда «противник». А доклад о танковом батальоне – это что-то!

       Он представил себе, как командир вызовет из строя, как отметит за проявленную инициативу того, кто её проявит, а представив всё это, решительно включил радиостанцию. Волну командира полка и его позывные он знал.

       – Товарищ старший лейтенант, ведь нельзя же, – тихо сказал командир отделения, который сидел на броне возле открытого люка.

       – Не то, что нельзя!!! Необходимо! – оборвал Анохин. – Целый батальон танковый обнаружили! А вы, сержант, займите своё место!

       Быстро настроившись на волну командира полка – а рота действовала в интересах всего полка, – Анохин с волнением заговорил:

       – «Берёза», я «Тополь». Обнаружил танковый батальон «противника» в походной колонне на дороге…

       Доложил и назвал квадрат…

       Резкий голос ответил:

       – «Тополь!» Немедленно выключить радиостанцию!

       Анохин надавил на клавишу переключателя и почувствовал, как по спине пробежал холодок. В этот миг, отрезвлённый резким окриком начальника штаба полка, которого узнал по голосу, он подумал, сколь губительным для разведгруппы может оказаться этот выход в эфир.

       «Только бы ударили по этому батальону!» – подумал он, надеясь, что «уничтожение» танков «противника» в какой-то мере оправдает его: победителей не судят.

 

       А Новиков, ничего не подозревая о самовольстве Анохина, продолжал наблюдение за шоссе.

       Тулинов предложил:

       – Товарищ лейтенант, а если всё-таки воспользоваться их беспечностью? Нет, не прорываться с боем, что гибельно, а спокойно, всё так же в походном порядке выйти на шоссе, пересечь его и продолжить путь по просеке. Можно даже попросить танк подвинуть, якобы мешающий движению. Кто же подумает, что мы «Северные», белые полосы обозначения и не видать в такую темень, да и не сообразит никто, что мы не «свои».

       Новиков усмехнулся и спросил:

       – А как ты думаешь, в реальном бою такая уловка пройдёт?

       Тулинов смутился и проговорил виновато:

       – Нет, конечно, не пройдёт. Там по контурам даже в темноте можно определить, чьи боевые машины… Хотя, если посадить разведгруппу на трофейные… Летали же наши лётчики во время войны на трофейных самолётах! Помните, ну как в кинофильме «В бой идут одни старики».

        – Тут есть одно главное возражение. На учениях запрещается даже отличительные знаки на машинах убирать, поскольку и без того трудно различить, кто свои, а кто чужие. Да и многое другое… Мы ж не агентурная разведка, у нас по условиям игры не положено делать вид, что «свой»… Да и язык у обеих сторон – русский! Надо специально готовиться, чтобы в реальном бою в этакой обстановке пересечь шоссе. Но ведь никто не предполагал, что путь нам преградит этот батальон…

        Новиков помолчал и продолжил:

        – Ты не думай, Тулинов, я ведь тоже за нестандартные решения, но в данном случае обманывать танкистов было бы бесчестно, ибо в реальном бою реального противника вот этак сразу не обманешь.

       Разговор прервал рёв танковых двигателей. Батальон «противника» двинулся вперёд.

       – Вот видишь, всё решилось само собой, – сказал Новиков. – Главное, спокойствие и выдержка. А теперь вперёд. Только осторожно. Мало ли, что ещё ждёт впереди.

       Добежав до своей машины, Новиков быстро занял командирское место и сказал наблюдателю:

       – Подайте сигнал: «Приготовиться к движению!» – и снова подумал: «Что же всё-таки делал на шоссе танковый батальон? Почему стоял так долго на месте?»

       Когда взревели танковые двигатели, спина у Анохина стала мокрой. Теперь он думал лишь об одном – только бы не ударила артиллерия по пустому месту. Он всё ещё не думал о том, что вовсе не этим страшен его краткий выход эфир…

 

* * *

       Командир дивизии южных генерал-майор Жирнов считал урочище «Земляничное» самым удобным районом для стартовых позиций ракетного дивизиона. Оттуда он намеревался нанести удар по войскам «Северных». Однако, сообщение о том, что во время выдвижения пусковых установок в район урочища над ними промчался самолёт-разведчик противостоящей стороны, его встревожило. Раз примерный район «Северным» известен, значит, они будут вести там тщательный поиск силами разведгрупп.

       Он приказал усилить наблюдение за передним краем «Северных», установить секреты и засады, чтобы предотвратить проникновение в тыл разведгрупп «противника». И вскоре поступил доклад… Одна из разведгрупп, что называется, попала в сети. Она пыталась незаметно проникнут в тыл, используя промежуток между районами обороны батальонов, но нарвалась на секрет. Разумеется, справиться с секретом было делом пустяшным, но сообщение-то о прорыве ушло в штаб. Тут бы командиру разведгруппы повернуть назад, ведь ясно, что вести разведку ему не дадут. Вернуться и попытаться проникнуть в тыл на другом направлении. Но… он пошёл напролом и попал уже в настоящую западню. Разведгруппа была «уничтожена».

       Всё это нисколько не порадовало генерала Жирнова. Напротив, доклад встревожил ещё более. Он собрал офицеров штаба и объявил:

       – «Северные» активизируют разведку. Если прежде ещё оставались какие-то сомнения относительно их замысла, то теперь яснее ясного – готовится наступление. Я не исключаю того, что нам удалось обнаружить и обезвредить одну разведгруппу из многих… Значит, необходимо усилить бдительность, активизировать радиометрическую разведку, следить за всеми радиобменами, которые проводят неизвестные нам радиостанции.

       Затем, оставив в кабинете только начальника ракетных войск и артиллерии, генерал Жирнов приказал ему срочно оборудовать в урочище «Земляничном» ложные стартовые позиции ракетного дивизиона, поставить там надувные макеты ракетных установок под охраной незначительных сил. Задача: обнаружить разведгруппу «противника» и не дать ей установить, что перед нею ненастоящие пусковые установки.

       – Ракетный дивизион должен постоянно менять местоположение. Основные же позиции – восточнее урочища, в мелколесье, – поставил задачу командир дивизии и задал вопрос: – Ваши предложения?

       – Думаю, что лучший район вот здесь, – он указал на карте. – И подъезды хорошие.

       – На этой позиции ракетному дивизиону быть за час до рассвета, – приказал генерал Жирнов.

        В машину управления поднялся начальник связи и доложил, что перехвачен доклад по радио.

        – У нас в тылу действует разведгруппа «Северных». Она находится на просеке, близ пересечения с шоссе.

       Тогда-то генерал Жирнов, выслушав начальника связи, распорядился:

       – Танковый батальон срочно передвинуть дальше по дороге. Кто их знает, ещё нанесут огневой удар… Разведгруппу найти и «уничтожить»! Сколько же их у нас в тылу? Искать и выявлять!

       Едва отдал это распоряжение, как поступили новые данные: разведгруппа пересекла шоссе и продолжила движение по просеке в глубину боевых порядков.

       – Карту! – приказал генерал Жирнов. – Так, куда же они путь держат? – спросил он, ни к кому не обращаясь.

       – К урочищу, товарищ генерал, – высказал предположение начальник разведки дивизии. – Видите, куда просека выводит. Из этой точки до урочища легко добраться.

       – Что у нас есть? Какие части?       

       Начальник разведки перечислил.

       – Приказываю одну роту танкового батальона пустить по просеке в преследование. Просеку перегородить здесь, – он провел черту на карте, – подпустить разведгруппу «противника» на короткую дистанцию и «уничтожить».

       И полетели в эфир закодированные распоряжения…

 

       Услышав гул танков, Новиков вернулся в свою боевую машину и приказал подать сигнал «Приготовиться к движению!»

       Лишь только дорога освободилась, разведгруппа, получив сообщение от командира дозорной машины, что путь свободен, пересекла её и продолжила движение по просеке.

       А между тем в расположении полка полковник Чернышёв отчитывал старшего лейтенант Гончарова.

       – Что же это такое? Вы взяли на себя ответственность за назначение лейтенанта Новикова. Инструктировали его!

       – Так точно! – ответил Гончаров, ещё не понимая, чём дело.

       – Вы отдаёте себе отчёт? Сорвано выполнение задачи, – продолжал полковник Чернышёв.

        – А что произошло?

       – Несколько минут назад разведгруппа вышла на связь, несмотря на категорический запрет!

       – Они нашли ракеты? – спросил Гончаров.

       – Они сообщили координаты танкового батальона «противника». Танки, видите ли, обнаружили. Да нам об этом батальоне и без них известно. Но это не главное. Нарушен приказ! Я категорически запретил отвлекаться на любые, даже самые соблазнительные объекты, понимаете, запретил! В вашем присутствии!!!

       Гончаров молча слушал командира, а тот продолжал:

       – Мы только что перехватили и расшифровали два распоряжения командира соединения «Южных». Танковому батальону приказано перейти в другой район, а специально назначенным подразделениям – «уничтожить» нашу разведгруппу, запереть на просеке и уничтожить…

       Гончаров по-прежнему не произнёс ни слова. Досадно было, но он сдерживал себя, понимая свою вину, но, надеясь, что всё-таки обойдётся.

       Видимо, спокойствие комбата в какой-то степени передалось и командиру полка, потому что он уже сказал:

       – Я вас вызвал, естественно, не для того, чтобы выяснять, кто и в чём виноват. Я виноват перед командиром дивизии, вы – передо мной, командир разведгруппы – перед вами, хотя, точнее, он виноват перед всеми. Дело не в этом. Вопрос с разведгруппой решён. Ей не дадут выполнить задачу. Тем более, «противник» наверняка догадался, что нас интересует в его тылу. Ведь уже вторая наша разведгруппа за ночь обнаружена им. И обе обнаружены во время выдвижения в направлении урочища «Земляничного».

       – Да, – согласился Масленников. – Думаю понятно, что нас интересует в первую очередь.

       – И, следовательно, ещё одну разведгруппу посылать бессмысленно. Что будем делать?

       Вопрос полковник Чернышёв задал не столько Гончарову, сколько самому себе. Но комбат ответил твёрдо и уверенно:

       – Считаю, что необходимо немедленно доложить о случившемся командиру дивизии и попросить перенести время «Ч».

       – Если бы это касалось только нашего полка, нашего соединения, тогда, конечно, – возразил полковник Чернышёв. – Вы представляете, что сейчас происходит в выжидательных районах? Заканчивается подготовка к выдвижению, заканчивается, но, возможно, ещё не завершена полностью. И что же, тёмной ночью, в дождь и слякоть двинуть войска вперёд, на несколько часов раньше?

       – Это необходимо! – всё также твёрдо заявил Гончаров. – Иначе посылать вперёд будет нечего. И надо спешить. «Противник» наверняка насторожился. А если он нанесёт удар раньше, чем собирался это сделать? Мы ведь не знаем, когда он это планировал.

       Чернышёв слушал внимательно. Он любил дерзких, решительных командиров. Гончаров недавно служил в полку, но успел показать себя с самой лучшей стороны. На учениях Чернышёв его ещё не видел, и теперь был доволен, что у комбата неплохо работает голова.

       Знал он, какова будет реакция командира дивизии на его доклад, а что делать? И он доложил о случившемся. Генерал Лунёв выслушал сообщение довольно спокойно.

       – Что ж, не было счастья, да несчастье помогло, – сказал он. – Дело не только в вашей разведгруппе. Есть сведения, что «противник» разгадал наши намерения, и ему стало известно время наступления. Движение танкового батальона по шоссе ещё одно тому подтверждение… Мы не знаем, известно ли командованию «Южных», где находятся наши выжидательные районы, а если известны, то они могут нанести по ним удар в любую минуту. Медлить нельзя.

       Комдив помолчал, видимо, что-то обдумывая, затем в телефонной трубке зазвучал его хрипловатый голос:

       – Переношу время «Ч» на два часа раньше. Поняли? На два часа раньше вы должны преодолеть первую траншею «противника».

       Реакция «противника» на этот выход в эфир последовала незамедлительно.

       Когда командиру полка противоборствующей стороны доложили о радиоперехвате, тот приказал немедленно перебросить танки подальше от опасного участка и распорядился о выделении нескольких подразделений для розыска и уничтожения разведгруппы «Северных».

       А Новиков продолжал вести свою роту по просеке. Он был спокоен, а вот Анохин нервничал. Он не мог понять, почему вдруг так быстро снялись со своего места танки? Мелькнула мысль: «А не предупредить ли Новикова об опасности, не признаться ли, что выходил на связь? Вдруг «противник» засёк, откуда была передача координат?»

        Беспокоило то, что просека была столь узкой, что никакой манёвр невозможен. Просто другого пути не удалось найти, и Новиков особенно отметил, отдавая боевой приказ, что это наиболее опасное место надо пройти быстро и скрытно… Анохин помнил это, а потому тревожился.

        Однако ночной лес, казалось, по-прежнему хранил от посторонних глаз разведгруппу, к тому же из-за дождя ночь выдалась, хоть глаз коли.

        А скоро дождь прекратился и тут же по просеке клубами разлился густой туман.

       «Противник» же тем временем уже действовал. Специально выделенные подразделения перехватили и оседлали все дороги, которые вели от той точки, из которой был послан доклад о танковом батальоне. С помощью радиометрической разведки удалось установить, что по просеке движется подразделение противоборствующей стороны, направляясь в тыл. На его пути тут же поставили в засаду танки, «заминировали» просеку и спокойно ждали, когда разведгруппа попадёт в капкан. Вдогонку ей со стороны шоссе направили танковую роту из состава того самого батальона, о котором докладывал в свой штаб Анохин.

 

       …Ровно гудели двигатели боевых машин. Лейтенанта Новикова успокаивал этот монотонный шум. Он внимательно следил по карте за маршрутом, по которому двигалась разведгруппа. Старался прикинуть, сколько ещё осталось времени двигаться до указанного командиром полка района, в котором, предположительно, находился ракетный дивизион «противника».

       Перегнув сложенную гармошкой карту, он вздохнул с облегчением: «Наконец-то. Ещё с полкилометра, и просека закончится. А дальше – поле, затем заливной луг до самой реки, чуть правее дубрава… Есть, где укрыться. Затем река, а за ней – лес. Вот в том лесу, видимо, на одной из полян, и располагается ракетное подразделение «противника».

        Грохот впереди заставил вздрогнуть. Яркие вспышки взрывов разорвали ночную мглу, в небо взвились ракеты сигнальной мины, обозначая подорвавшуюся дозорную машину. В следующее мгновение вспыхнули два ярких прожектора.

       Растеряйся Новиков хоть на мгновение, и его тут же вывели бы из строя, вернее не только его, а всё роту. Посредники неумолимы. Они уже спешили к головной машине. Однако, они не успели. Новиков почти автоматически подал сигнал: «К машинам!», а затем: «К бою!»

       Отделения покинули боевые машины пехоты и, развернувшись в цепь, залегли справа и слева от дороги. А по машинам уже «вели огонь» танковые пушки «противника», и посредники выводили их одну за другой. Головные машины уже не могли вести огонь сами и мешали делать это тем, что находились позади.

       На принятие решения оставались не минуты – мгновения. Новиков понял, что надо спасать роту, уводить её в лес. Однако мешали прожектора. Он только хотел дать команду уничтожить их, как впереди прогремели два взрыва, и тут же стало темно. Прожекторы погасли… Конечно погасли они не от разорвавшихся на безопасном удалении взрывпакетов, обозначавших ручные гранаты. Их погасили посредники.

       Глаза привыкали к темноте. Новиков приказал взводам отойти в лес. Уже на опушке он подумал: «А не попытаться ли прорваться назад, ведь не все же боевые машины уничтожены?»

        Однако понял, что это невозможно. В хвосте колонны тоже шёл бой. Роту взяли в клещи!!!

        «Что делать? Что же делать? – размышлял он. – Главное, маневрировать, главное не дать не только противнику обнаружить себя, но и вездесущим посредникам. Ведь для того, чтобы вывести из строя его самого или всю роту, они должны обнаружить её… Значит, задача – не дать себя обнаружить, уйти в лес…»

       Он понимал, что во времена маневренных боевых действий, «уничтожение» боевых машин пехоты на просеке будет считаться «уничтожением» роты, что сейчас «противника» празднует победу, поскольку он сумел не допустить проникновения в свой тыл разведгруппы. И ощущение победы невольно заставит расслабиться.

       «Что делать? – снова подумал он. – Выполнять поставленную задачу. Выполнять любой ценой, в пешем порядке!!!»

       Боевые машины пехоты остались на просеке, ибо их остановили посредники, но в машинах оставались лишь механики-водители, да наводчики операторы, поскольку в мирное время технику бросать нельзя. Она ведь не уничтожена, не сожжена, а просто остановлена… и условно выведена из строя. В реальном бою, конечно, все бы ушли в лес, чтобы продолжать выполнять задачу. В темноте, в суматохе, в сгустившемся тумане и командиры подразделений «противника» и посредники потеряли роту.

        Преследование роты никто не организовал. Посредники же нейтральны. Видя ликование, вызванное «разгромом» роты, они не вмешивались, отдавая должное сообразительности командира, который сумел вывести из-под огня личные состав.

        А командир, руководивший «ликвидацией» прорвавшейся в тыл разведгруппы, уже докладывал по команде о выполнении задачи. Докладывал по радио, а потому его сигнал был перехвачен «Северными». Когда об этом доложили полковнику Чернышёву, тот сказал:

       – Что ж, остаётся только порадоваться тому, что мы вовремя приняли меры, предвидя такой оборот.

 

                                                          ***

       Когда углубились в лес примерно на полтора-два километра, лейтенант Новиков остановил роту. Приказал проверить личный состав и доложить. Это тоже важно. Лес, ненастье. Попробуй потом, отыщи заблудившегося солдата. К счастью, все оказались на месте. Добрым словом вспомнил Новиков командира роты, находившегося сейчас в госпитале. Он по-настоящему сколотил и сплотил подразделение, научил действовать чётко и сноровисто.

       Подозвав к себе радиста, приданного из взвода связи батальона, спросил:

       – Работает радиостанция?

       – Так точно!

       – Ну, вот и отлично! Связь есть, значит, можно выполнять задачу.

       И снова Новикову было кому сказать спасибо. Он мысленно благодарил комбата, который посоветовал ему взять с собой из взвода связи радиста с переносной радиостанцией. Сам бы, может, и не догадался. Зачем нужна переносная радиостанция, если каждая машина оборудована радиосвязью?

       Приказал радисту:

      – Радиостанцию держать – только на приём. Не отзываться ни на какие сигналы, команды, распоряжения. Только на приём!!! Никто – ни «противник», ни наши не должны знать, что рота продолжает выполнять задачу, иначе нам её выполнить не дадут!

       Новиков понимал, что ракетное подразделение охраняется «противником» особо. Ему не было известно, считает ли противник разведгруппу полностью вышедшей из строя или нет. Была надежда, что её всё-таки сочли «уничтоженной», а потому не преследовали. Но мог быть и другой вариант… Усиление охраны ракетного подразделения, устройство засад…

       Поразмыслив, Новиков приказал:

       – Командиры взводов, ко мне!

       Анохин и Герасимов подошли и подали из темноты взволнованные голоса:

       – Что будем делать? – спросил Анохин, но голос его был уже не тот, что на просеке, возле шоссе – исчезла даже тень надменности.

       Новиков ответил твёрдо и уверенно, словно и не было неудачной для разведгруппы схватки на просеке, словно не остались там «уничтоженными» боевые машины:

       – Продолжать выполнение поставленной задачи! Следуем повзводно в колонну по три. Дозор – первое отделение первого взвода. Тулинов, возглавьте дозорное отделение. Вперёд!

       Новиков спешил. Он понимал, что необходимо как можно дальше уйти от дороги, пока «противник» не догадался, что хоть рота и потеряла машины, но сохранила боеспособность.

       Ощетинившись дозорными, рота двинулась к реке. Шли молча. Под ногами хлюпала вода… Вода и внизу, и сверху, поскольку дождь ставл моросить снова – надоедливый, уже по-осеннему холодный дождь. Со всех сторон вода – много её скопилось на ветвях  деревьев, и каждое неосторожное движение вызывало холодный душ за воротник. Встречались неглубокие балки, ручьи, канавы, наполненные водой. Солдаты вымокли до нитки.

       Но до опушки было уже недалеко. Впереди простирался заливной луг, дальше – река. Ещё затемно удалось преодолеть открытый участок местности. Река была не такой широкой и глубокой, как та, по которой пробралась в тыл разведгруппа, но всё же являлась серьёзным препятствием для роты, лишившейся плавсредств. На боевых машинах её бы преодолели в два счёта, но теперь…

       Новиков, прикрывшись плащ-накидкой, посветил на карту. Нашёл брод, приказал разведать. Посланные солдаты вернулись с докладом о том, что из-за дождя уровень воды поднялся. Брод, хоть и есть, но глубокий – в иных местах вода по грудь человеку среднего роста.

       – Ну что, орлы! – сказал Новиков. – Думаю, больше чем вымокли в лесу, промокнуть невозможно. Идём вброд!

       Кто-то из темноты ответил:

       – Идём!

       На противоположном берегу Новиков приказал:

       – Вылить воду из сапог, отжать обмундирование… На всё – пять минут.

       

       Когда далеко позади, в том районе, где проходил передний край, всё загрохотало, Новиков удивился. Он не знал, что вся сложная машина наступления была запущена на три часа раньше именно из-за срыва задачи, поставленной разведгруппе.

       – Радист! Включите радиостанцию. Держите её «на приёме», – приказал он.

       Он ждал сообщений из штаба полка, ждал, не собираясь отзываться и обнаруживать себя, а желая всё-таки знать, что известно там о разведгруппе. Но, очевидно, теперь было не до него. Все дальнейшие решения предстояло принимать самому. Он начинал понимать, что его «списали» со счёта и свои и «противник». Разве, что посредники с интересом ожидали, чем всё кончится, хотя и они вряд ли представляли, где сейчас находится разведгруппа.

       Никаких сигналов никто не посылал, позывные роты никто не запрашивал. Новиков окончательно понял, что роту считают «уничтоженной». Между тем, по выжидательному району «противник» уже не мог нанести ракетный удар – войска оттуда вышли и теперь выдвигались к рубежу перехода в атаку по графику, известному только командирам подразделений и частей. Но ведь обороняющиеся могли пустить в ход ракеты несколько позже, когда прояснится направление главного удара наступающих и вскроется их группировка.

       Если бы не перенос времени наступления, обороняющиеся, наверное, уже ударили бы по выжидательным районам, но теперь им оставалось ждать.

       Новиков ничего этого не знал. Он продолжал выполнять боевую задачу, потому что её никто не отменил. А раз отмены не было, значит, она оставалась в силе.

       Рота достигла предполагаемого района размещения ракетного подразделения, когда на переднем крае всё слилось в сплошной гул.

 

*  *  *

       Ракетное подразделение заняло стартовые позиции, ракетные установки остановились на указанных им местах. Расчёты действовали слаженно и чётко. Через считанные минуты Володин доложил в штаб соединения о готовности к нанесению ракетного удара по войскам «Северных».

       Получив сообщение об этом, генерал Жирнов удовлетворённо сказал начальнику ракетных войск и артиллерии:

       – Ну что же, преподнесём сюрприз «Северным».

       Он ещё что-то хотел добавить, но тут где-то вдалеке пронёсся грохот. Он был, конечно, понятен генералу, и всё-таки удивил.

       – Что это? Неужели? – спросил он. – Неужели началась огневая подготовка?

       Сомнений не было. «Северные» приступили к обработке переднего края обороны. А ведь ещё совсем недавно разведгруппы, действовавшие в тылу изготовившихся для наступления частей противоборствующей стороны, сообщили приблизительное время начала боевых действий. Судя по их докладам, огневая подготовка должна была начаться позже часа на два.

       – Пуск ракет отставить, – хмуро распорядился генерал Жирнов. – Уж коли началась огневая подготовка, войска «Северных» в движении. Огневой удар по рассредоточенным частям и подразделениям неэффективен.

       Он помолчал, потом проговорил несколько удивлённо:

       – Что же заставило их перенести время «Ч»?

       Никто не ответил, потому что никому не были известны причины изменения решения командиром «Северных».

       И тогда генерал Жирнов приказал:

       – Ракетному дивизиону оставаться на месте в полной готовности к пуску ракет. Начальнику разведки вскрыть группировку наступающих, определить направление главного удара.

 

       Майора Володина крайне удивил поступивший приказ. Он получил короткое распоряжение: «отставить пуск». И всё! И более никаких разъяснений.

       – Оставаться на месте и быть в готовности, – повторил он задумчиво.

       А про себя подумал: «Выходит напрасно произведены расчёты… всё надо начинать заново. Начальник ракетных войск и артиллерии сообщил, что укажет точки прицеливания для нанесения ракетного удара дополнительно.

      

       Новиков торопил взводы, хотя понимал, что с каждым километром солдатам, уставшим, вымокшим после движения через лес, мокрый от дождя, идти становиться всё тяжелее.

       Он остановился под большим, раскидистым кустом и, прикрывшись плащ-накидкой, чтобы не демаскировать себя, посветил на карту фонариком. Попытался представить наиболее вероятный район стартовых позиций ракетного подразделения. Решать надо было быстро, ведь бой уже шёл по всему фронту. Значит, командир дивизии наверняка устанавливал с помощью всех средств направление главного удара наступающих. А как установит, сразу поступит приказ нанести мощный огневой удар, в котором велика роль ракетного подразделения.

       Внимание привлекла большая поляна в лесном массиве. Её пересекала дорога – подъезды удобные. Но до неё было не так уж и близко, да и местность вокруг болотистая, изрезанная ручьями.

       А времени оставалось всё меньше и меньше.

   

                                                                  ***

       Длинные сигары ракет, щупавшие небо своими острыми «носами», Новиков увидел неожиданно, и почти тут же о них доложили ему дозорные. Ракеты поднимались над мелколесьем, видимо, уже готовые к пуску. Новикову показалось, что у него замерло сердце.

       Его рота находилась в глубокой лесной балке, на самой границе урочища. Ракеты были хорошо видны над мелколесьем, расстилавшемся впереди. Очевидно, пусковые установки находились на поляне, а то и просто на опушке, в кустарнике.

       Предутренний туман наполовину скрывал их, но он же помогал и разведгруппе. Судя по всему, она оставалась незамеченной.

       Достав из командирской сумки карту, Новиков быстро определил точку своего стояния и вычислил координаты стартовых позиций.

       – Радист, ко мне. Связь с полком! – приказал он, но прежде чем радист выполнил команду, остановил его.

       Что-то беспокоило, что-то вызывало сомнения. Что? Надо было спешить – каждая минута дорога. Новиков снова посмотрел на карту и понял причины беспокойства.

       «Каким образом, каким путём пришли сюда, на границу урочища, тяжёлые пусковые установки? – задал он себе вопрос. – С одной стороны река, с другой – лес, изрезанный балками и оврагами, лес, через который не пролегает ни одной дороги? А ракеты в мелколесье. Никаких подходов и подъездов»

        Он изучал карту, а сомнения всё росли и множились. Удивило и то, что как будто бы не было и подразделений охраны, да и больно уж хорошо видны ракеты. Они словно специально привлекали взгляд.

       – Сержанта Тулинова ко мне! – распорядился Новиков и, когда тот подошёл, приказал ему: – Надо подобраться поближе, только осторожно. Не нарвитесь на засаду. Что-то подозрительно тихо возле этих стартовых позиций. Никто не мешает нам осматривать их.

       – Не волнуйтесь, товарищ лейтенант, – вполголоса, но довольно быстро ответил Тулинов. – Я ведь вырос в лесу, правда, у нас в Тульской области нет таких дремучих массивов. Но лес знаю…

       Ждать пришлось недолго. Тулинов вернулся и, переведя дух, торопливо доложил:

       – Не зря меня послали, товарищ лейтенант…

       – Что там? – с нетерпением переспросил Новиков.

       – Макеты. Надувные резиновые макеты… Правда они почему-то неплохо охраняются. Но охрана слишком близко к ним расположена.

       – Это понятно, почему, – сказал Новиков. – Клюнет разведгруппа на них, а заодно и себя выдаст, даже если разберётся, что позиции ложные. Ну и заодно в засаду попадёт. А ведь они чуть было не провели нас. Я ведь уже координаты успел вычислить. Спасибо, Тулинов, спасибо огромное…

       Новиков снова занялся изучением карты, размышляя о том, где могут быть настоящие стартовые позиции. Он понимал, что найти их успеет только в том случае, если они где-то поблизости, хотя и при этом обстановка отводит крайне мало времени. Новиков хорошо знал и любил тактику современного боя, стремился изучить её в гораздо более серьёзных пределах, чем это требовалось командиру взвода и даже роты. Сейчас, действуя в разведгруппе, которая выполняла задачу в интересах полка и дивизии, это пригодилось.

       Он понял, что «противник» упустил время удара по выжидательному району. Теперь он мог сделать это только после того, как наступающие раскроют направление своего главного удара. Это случится вот-вот.

       Он смотрел на карту, но она словно молчала – лес, овраги, речушки, ручьи… Ни дорог, ни путей – во всяком случае на той стороне реки, где находилась разведгруппа. А дальше?

       Он нашёл лесной просёлок, ведущий к домику лесника. Но каков он? Могут ли по нему пройти машины? И тут вспомнил про аэрофотоснимки, которыми снабдили его перед выходом в разведку. Достал их, посветил фонариком, пытаясь отыскать заинтересовавший его район. Вот и урочище, вот и домик лесника. Но что это? Возле него вырубка, а значит там дорога, позволяющая вывозить лес.

       С решением не торопился. Обследовал другие районы. Был ещё один, не менее удобный, но там, судя по нанесённым на карту данным, располагался опорный пункт второго эшелона. Там ракет быть не могло.

        «Значит, всё-таки у домика лесника?! – подумал он. – Да, скорее всего, именно там!»

       Он уже решил, он уже повёл туда роту, а всё-таки сомнения оставались. И тогда часть сил направил к опорному пункту. Ведь может и там бутафория, может, именно там на самом деле хорошо замаскированные пусковые установки ракетного дивизиона.

       Но это было настолько маловероятно, что направил он туда лишь отделение, которое приказал возглавить заместителю командира взвода сержанту Ташманову.

       После выполнения задачи Ташманов должен был выйти в назначенную точку, куда Новиков предполагал отвести роту в случае успешного завершения действий.

       Близился рассвет. Но молочная пелена тумана надёжно скрывала роту. Разведгруппа шаг за шагом продвигалась вперёд, к объекту поиска. Чем ближе он был, тем больше становилось сомнений – просто не верилось, что удастся выполнить задачу, несмотря на все невероятные преграды, которые встретились на пути.

        Вот и речушка совсем рядом. Теперь можно в любую минуту натолкнуться на секрет. Пошли ещё осторожнее. А далёкий гул канонады приблизился, значит, артиллерия перенесла огонь в глубину, значить наступающие вот-вот достигнут первых траншей противника.

       Спустя несколько минут Новикову показалось, что он слышит, как стучат автоматы и пулемёты, ухают гранатомёты, стреляют танковые пушки и орудия боевым машин пехоты. Атака, прорыв, выполнение ближайшей задачи и ввод в бой вторых эшелонов… Вот когда «противник» может определить важнейшие цели для мощного огневого удара, способного сорвать развитие успеха.

       Очередной дозор, высланный вперёд, вернулся через чур быстро.

       – Товарищ лейтенант, за рекой стартовые позиции! – доложил сержант и, предупреждая вопросы, добавил: – Нет, это уже не макеты, это настоящие пусковые установки.

       Новиков пошёл за сержантом и вскоре сам увидел ракетные установки «противника». Вычислить их координаты оказалось не так уж сложно, и в эфир полетел доклад…  

 

       Наступающие подразделения прошли через боевые порядки полка полковника Чернышова перекатом. Они с ходу врезались в оборону противника, взломав её. Но пока ещё «Северные» не обнаружили направления своего главного удара. Те, от кого это зависело, досадовали на Новикова, который не смог выполнить задачу по определению координат ракетного подразделения обороняющихся. Дамоклов меч нависал, грозя сорвать наступление.

       – Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, – ворчливо повторил старую поговорку генерал-майор Лунёв.

       Своё ракетное подразделение он постоянно держал в готовности. Вдруг да удастся узнать, где спрятали свои стартовые установки «Южные».

       Полковник Чернышёв, полк которого с началом наступления был выведен во второй эшелон, пересел в боевую машину, оборудованную средствами управления и связи. Его полку предстояло выдвигаться вслед за наступающими и быть в готовности к вводу в бой с того рубежа, который укажет командир дивизии.

       В машине управления мигали огоньки радиостанций, работающих «на приём».

       И вдруг доклад радиста:

       – Товарищ полковник. Вызывает «Тополь»

       – Что? Не может быть?! – Чернышёв быстро подключил свой шлемофон к радиостанции.

       – «Берёза», я «Тополь!» Цель в квадрате.... Я «Тополь». Приём!

       Сначала Чернышёву показалось, что он ослышался. «Откуда «Тополь»? Он же «уничтожен» «противником» ещё до начала наступления. «Тополь» – позывной лейтенанта Новикова, а о том, что разведгруппа «уничтожена» он узнал из переговоров «противника».

       Правда, посредники отозвались о том бое на просеке более сдержано. По правилам они не могли ставить в известность о том, что знали сами, ведь неведение командира полка о том, где разведгруппа и уцелела ли она, влияло на принятие им решений. Они не отрицали лишь одно – действительно, все боевые машины роты выведены из строя и остановлены ими на просеке.

       – Благодарю вас, «Тополь», немедленно уходите в соседний квадрат, – ответил Чернышёв и приказал связать его с командиром дивизии.

       Новиков узнал голос командира полка. Тот отвечал лично, значит не отходил от радиостанции.

 

       На стол генералу Жирнову тут же легло сообщение о передаче разведгруппой координат стартовых позиций.

       – Опять «Тополь»? – воскликнул генерал и, обращаясь к начальнику разведки, сказал сурово: – Вы же докладывали, что разведгруппа «противника» уничтожена на просеке!

       Начальник разведки дивизии виновато молчал.

       – В чём дело? Откуда он передаёт?

       Моложавый подполковник встал, вытянулся в струнку и назвал координаты.

       – Так это же район стартовых позиций! Вы понимаете… Через несколько минут, – генерал не договорил и, повернувшись к начальнику ракетных войск и артиллерии дивизии распорядился: – Точки прицеливания: развилка дорог в квадрате…, угол леса в квадрате.., Пуск по готовности! Передайте Володину: пуск по готовности… Немедленно… Иначе нечем будет наносить удар. Менять позиции поздно.

 

       Почти все примерные расчёты майор Володин уже сделал. Оставалось лишь внести некоторые поправки. Получив приказ и координаты точек прицеливания, он подал, наконец, команду, которую давно уже ждал весь дивизион. Заработали офицеры, сержанты, солдаты, готовя к запуску ракеты, и пусть они не должны были сегодня реально сорваться с пусковых установок, работа была напряжённой и кропотливой, ведь качество этой работы оценивали суровые посредники. Лишь после её окончания майор Володин мог доложить, что пуск произведён, а потом уже посредники проверили бы, насколько он точен. А где-то вдалеке сработали бы имитаторы, изображая сокрушающие всё взрывы в боевых порядках наступающих.

       Но пока работа личного состава дивизиона не окончена, пока не выполнено всё, что положено по боевому расписанию, пуск ракет не мог считаться произведённым.

       Деловая суета в дивизионе не могла не привлечь внимания разведгруппы.   

       Получив распоряжение командира полка, Новиков уже собирался дать команду на переход в другой район, но тут к нему подбежал старший сержант Ташманов и доложил:

       – Исчез солдат!

       – Как исчез?

       – Все дозорные вернулись, а его нет… Куда мог подеваться?

      «Что делать? Уйти и бросить солдата здесь? А если с ним что-то стряслось? Лес, река, туман…»

       Лейтенант Новиков понимал, что времени у него в обрез. Где-то далеко отсюда уже готовится к нанесению удара по стартовым позициям ракет «противника» ракетный дивизион наступающих. И тогда рота уж точно будет «уничтожена», причём своими же.

       Солдат появился внезапно, он остановился перед Новиковым, переводя дух после быстрого бега и доложил:

       – Товарищ лейтенант, «противник» подготовил ракеты к пуску.. пуск может произойти в любую минуту…

       – Спасибо, идите в своё подразделение.

       Однако, солдату показалось, что ему не поверили, и он стал убеждать Новикова:

       – Я уже хотел возвращаться, но тут заметил движение возле ракетных установок. С ракет сняли чехлы… Донеслись команды… Ракеты перевели в боевое положение.

       – А ну покажите, где это? Пойдёмте…

       Разглядывая огромные серебристые сигары, острые носы которых разрезали пелену тумана, нацеливаясь в мутное небо, Новиков подумал: «А ведь если они немедленно произведут пуск, координаты, которые я сообщил, уже никому не понадобятся…»

       Он собрал командиров взводов.

       – Что ещё? – удивился Анохин. – Приказано немедленно сматываться отсюда, зачем время теряем?

       – Обстановка вносит свои коррективы… Да, мы можем уйти, но имеем ли право? – задал вопрос Новиков и пояснил, что произошло в последние минуты. – А если противник нанесёт огневой удар раньше, чем будет уничтожен?

       – Нас это уже не касается, – возразил Анохин. – Мы свою задачу выполнили.

       – Как не касается? Вы что?! – воскликнул Новиков, в волнении перейдя на «вы», что несколько покоробило Анохина.

        – Нужно уничтожить ракеты, – сказал сержант Чипликов.

        – Да ты хоть видел, как они охраняются, – набросился на него Анохин. –Мы только попытаемся что-то сделать, как будем «уничтожены». Посредники этого и ждут… Сразу выведут из строя.

        – Много ли ракете надо, – возразил Новиков. – Достаточно выпустить в неё одну меткую очередь, и всё. Ракета уже не взлетит.

        – Сейчас… Так уж и выпустишь очередь, – убеждал Анохин. – Сначала нужно охрану уничтожить. А попробуй, уничтожь!

        – Охрану уничтожить не удастся, – сказал Новиков. – Да и не нужно этого.

        Он прервал спор, понимая, что дорога каждая минута. Отдал приказ.

        – Первому мотострелковому взводу уничтожить ракеты на пусковых установках в районе колодца, второму – в районе домика лесника, третьему… На бой с подразделениями охраны не отвлекаться. Огонь всех средств сосредоточить на ракетах.

       И вот короткий бросок к стартовым позициям. Подразделения охраны сразу обнаружили атакующих и открыли огонь.

       – Огонь по ракетам! – скомандовал Новиков.

       – Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант, – пытаясь перекричать шум боя, доложил связист. – Говорит посредник…

        Новиков подключился к радиостанции и услышал в наушниках бесстрастный голос:

       «Тополь»! Вы уничтожены. Стой!

       Новиков огорчённо остановился и передал полученную команду:

       – Стой!

       Было обидно, что несмотря на все труды, всё завершилось уничтожением роты… И вдруг! Он услышал, как посредник обращается к командиру ракетного дивизиона:

       – «Марс»! Запуск ракет отставить. Ракеты выведены из строя огнём стрелкового оружия и гранатомётов разведгруппы.

       И стало тихо, удивительно тихо после треска автоматных и пулемётных очередей, грохота взрывпакетов. По траве ещё стелился сизый дымок, мешаясь с остатками тумана, тлела неподалёку от того места, где стоял Новиков, картонная оболочка взрывпакета, но учения для разведгруппы, стрелковая цепь которой замерла неподалёку от цели своих действий, уже окончились. Завершились они и для ракетного подразделения «противника», ракеты которого так и не смогли сорвать наступление «Северных».

        Анохин подошёл к Новикову. Лицо выдавало волнение, голос слегка дрожал:

        – Товарищ лейтенант, первый мотострелковый взвод боевую задачу выполнил… Взвод уничтожен!

        – Выполнил… уничтожен… – эхом отозвались доклады командиров остальных взводов.

        Майор Володин, возмущённый и обескураженный, решительной походкой приблизился к офицерам это дерзкой разведгруппы «Северных». Заговорил с раздражением:

       – Вы соображаете, лейтенант, какое решение приняли? Это вам не игрушки. А будь настоящий бой, что тогда? Как бы вы поступили?

       Новиков окинул взглядом позиции ракетного подразделения, подумал о том, какой урон могли причинить наступающим войскам эти ракеты, и ответил твёрдо:

       – Вы спрашиваете, как бы поступил я в реальном бою? Я поступил бы так же!..

      

       Разбор учений состоялся в просторном зале Дома офицеров. Проводил его моложавый генерал, руководивший учениями. Среди многих, самых различных вопросов он вспомнил о рейде разведгруппы, возглавляемой лейтенантом Новиковым. Обратил внимание, сколь необходимо соблюдать требования устава. Разведгруппе было предписано радиомолчание до самого выхода к объекту разведки, но командир вышел в эфир, соблазнившись на второстепенный объект.

       – Лейтенант Новиков выполнил учебно-боевую задачу, но какой ценой!? – говорил генерал. – Он оставил на просеке все боевые машины. Будь настоящий бой, возле них полегло бы немало солдат. Да, лейтенант Новиков нашёл в себе силы продолжить выполнение задачи и добился успеха, но, во-первых, без машин он потерял много времени, а, во-вторых, даже при аналогичной ситуации, что сложилась в самый последний момент, машины помогли бы уберечь значительную часть роты и при этом выполнить то, что выполнено такой ценой.

       Новиков слушал молча. Ему уже надоело оправдываться и убеждать всех, что он в эфир не выходил и о танковом батальоне не докладывал. Все только удивлялись его упорству и разводили руками: и комбат, и командир полка.

       – Не «противник» же, в конце концов, сделал это?! – задавали они резонный вопрос.

       О том же, что это мог сделать не Новиков, никто и представить себе не мог. Если бы ещё доклад принимал сам командир полка, он определил бы по голосу, что докладывал не Новиков. Но у радиостанции был связист, и Чернышёв только тогда, когда услышал сообщение о докладе, подошёл к радиостанции и приказал перейти на приём.

       Нелегко было сидеть на разборе и Анохину. Лишь накануне он узнал поразившую его вещь. Разговор с комбатом зашёл о тех тактических занятиях, на которых он потерпел поражение. И вдруг комбат Гончаров сказал:

       – Учите сержантов, учите так, как учит и готовит их лейтенант Новиков. Ведь помните, когда я вывел его из строя на тех занятиях, Ташманов успешно заменил его. А действовал-то как!!! Запер ваш взвод в лощинке и разгромил наголову!

       – Так это был Ташманов! – воскликнул Новиков, но больше ничего не сказал.

       Он понял, что Новиков не обманул его тогда, на показном занятии… Вариант, оговорённый заранее, нарушил Ташманов, который ничего не знал об обещании своего командира подыграть товарищу.

       И вот теперь Анохин подвёл товарища очень сильно.

       Подвести случайно, ненамеренно, может любой человек. И тот, в котором заложены с раннего детства порядочность и честность, и тот, у кого эти качества не далеко не на должной высоте. А вот воспользоваться плодами неумышленно подставленной ножки может далеко не каждый. Это может сделать только потерявший совесть человек. Так думал Анохин, сидя в зале во время разбора учений и слушая, как руководитель отчитывает его товарища.

       Да, Анохину не повезло в службе. Он командовал взводом, в то время как многие его товарищи давно уже получили роты, а кое-кто и повыше поднялся. Далеко не надо за примером ходить – Гончаров батальоном командует. Да, Анохину не повезло! Но это не значило, что он мог пойти на подлый поступок ради повышения в должности. А теперь выходило так, что он поставил Новикова в очень нелёгкое положение. Ведь получалось, что Новиков ещё слишком неопытен, чтобы командовать ротой.

       Едва подумав об этом, Анохин вскочил со своего места, словно под ним не стул, а раскаленная плита.

       Назвался и сказал громко, чтобы слышали все:

       – Разрешите сделать уточнение?

       Генерал недовольно посмотрел на него, но после некоторых колебаний, сказал:

       – Слушаю вас, старший лейтенант.

       – Это я во всём виноват! Я вышел в эфир и доложил о танковом батальоне. Хотел как лучше, а получилось… Готов понести наказание. А Новиков молодец. Я на протяжении всего поиска поражался его упорству, его настойчивости.

       – Садитесь, старший лейтенант, – сказал генерал. – Это меняет дело. Но, с другой стороны, командир отвечает за подчинённых, за их подготовку, за их действия, за их ошибки…

       – Но он принял роту временно, в тот день, когда мы получили задачу действовать в разведгруппе, – поспешно сказал Анохин, ещё не успевший сесть на своё место.

       – Хорошо, что вы подняли эту тему, – заметил генерал. – И всё-таки садитесь. Мы сейчас не ведём речь о наказаниях, мы учимся, мы разбираем ошибки. Но настоящий противник накажет строго, очень строго – гораздо строже, чем командир. Вот о чём необходимо помнить! Это вы мне сегодня можете объяснить, что лейтенант Новиков такой же командир взвода, как и вы, что он не отвечает за ваши действия. И, конечно, объяснение это вполне вразумительно – действительно, мы не можем по справедливости спрашивать с Новикова за ваши действия… Но вы представьте себе, что это был не учебный, а реальный бой… А на войне нередко бывает, что командир взвода заменяет выбывшего из строя командира роты. И тут же полностью отвечает за подразделение. Отвечает перед вышестоящим командиром, ну а цена этой ответственности высока, как высока и цена ошибок не только его личных, но и каждого подчинённого. Так что с одной стороны я могу признать, что упрёки, высказанные в адрес лейтенанта Новикова несправедливы. Но не могу и поощрить его, поскольку цена выполнения задачи разведгруппой слишком высока…

       После разбора в фойе Дома офицеров сами собой возникли разговоры о решении лейтенант Новикова атаковать ракеты и уничтожить их, ценою роты. Конечно, все понимали, что в учебном бою это сделать легко – уничтожение-то условное. И многие задумались, а как бы каждый из них поступил в бою реальном!?. И каждый для себя ответил так, как это сделал Новиков в разговоре с командиром ракетного дивизиона. Да… Ответ был один: «В бою поступил бы также!»

     

Николай Шахмагонов



Простое решение

 

Тенистая лесная дорога кончилась, и машина остановилась на огромном заливном лугу, который простирался от леса до голубого лекала реки. Тяжёлый знойный воздух, словно замер, не шевелился ни один стебелёк. Трещали кузнечики, за рекой погромыхивало, словно кто-то пускал с гигантской лестницы порожние деревянные бочки.

       Водитель заглушил мотор. Из кузова донеслись обрывки фраз. Во весь рост поднялся стройный лейтенант с ясно-голубыми глазами и мечтательно глядя вдаль, проговорил:

       – Э-эх!.. Искупнуться бы…

       – Не мешало, конечно, – отозвался его сосед, капитан, – только сейчас нас Быстрин и без того в своих вводных накупает… Да и она вон хорошенько добавит, – кивнул он на горизонт, где расползалась туча.

       Отворилась с сухим щелчком дверь кабины, и руководитель занятия майор Быстрин ловко перекинул своё жилистое тело в кузов.

       – Итак, – начал он ровным голосом, – попрошу вас, товарищи офицеры, произвести ориентирование и найти на карте точку своего стояния…

       Все зашуршали картами, а майор тем временем посмотрел на горизонт и слегла нахмурился: какая там работа с картой, если с неба хлынет! Быстрин нетерпеливо оглядел подопечных, задержал взгляд на голубоглазом лейтенанте. Подумал:

       «Ротные у нас через одного юнцы, их ещё учить да учить моментальному соображению в боевой обстановке. Даже в элементарных вопросах».

       Быстрин любил вот так, когда молодые офицеры погружены в своё дело, озадачить ещё больше – неожиданной вводной. И если кто-то попадал впросак, майор не знал снисхождений. Сейчас пришла мысль испытать лейтенанта Матвеева.

учения войсковые

 

       Хотя оснований сомневаться в своих способностях лейтенант пока не давал, майор относился к молодому офицеру несколько настороженно, поскольку никак не укладывалось в голове, что можно стать хорошим ротным, не прокомандовав взводом и года после окончания училища. Быстрину пришлось пять с половиной лет служить взводным до назначения на должность командира роты, да и на роте прилично задержался, прежде чем двинуться дальше.

       Может быть, Матвееву просто повезло?..

       Сумел лейтенант попасть на глаза «высокому начальству» на первых же войсковых учениях, в которых ему довелось участвовать.

 

вечер в Фонде культуры посвященный юбилею Суворова. Были на вечере тогдашний секретарь Совбеза Игорь Иванов выпускник Московского СВУ, генерал армии Гареев, зам главкома Сухопутных войск генерал Булгаков

 

       Когда мотострелковый взвод лейтенанта Матвеева на боевых машинах пехоты раньше других форсировал с ходу водную преграду и, спешившись, умело отразил контратаку, командир дивизии оторвал от глаз бинокль и расспросил командира полка о взводном. Тот рассказал, что лейтенант Матвеев всего лишь год назад с отличием окончил Московское высшее общевойсковое командное училище, что взвод его передовой по всем статьям…

       «Ну, из Московского они все со знаком качества, – пошутил генерал, довольный учениями. – А что, не пора ли этому Матвееву ротой командовать? Смотрите, как толково и решительно действует! И главное, не по шаблону…»

       Между тем, боевые машины взвода уже преследовали «противника».

.

Об этом майору Быстрину рассказал офицер штаба полка, присутствовавший при разговоре, а потом, уже находясь в строю во время краткого предварительного разбора учений, и сам слышал разговор командира дивизии с лейтенантом Матвеевым. Генерал вызвал лейтенанта из строя, чтобы поощрить его, но, не удержавшись, расспросил о том, каким образом тот добился успеха, и, похвалив за находчивость, неожиданно поинтересовался: – Ну, а мечта-то у вас какая, лейтенант? В жизни ведь у каждого должна быть определённая, я бы сказал, высокая цель? – Стать командармом, – с неожиданной откровенностью заявил лейтенант Матвеев. Генерал улыбнулся. Что-то мальчишеское было в этом ответе. Но голос лейтенанта звучал уверенно и искренне. – Что ж, плох тот солдат, который не мечтает стать генералом… Доброго пути в службе, лейтенант! … Быстрин, почувствовав, что отвлёкся, громко сказал: – Для атаки колонны головной походной заставы, в роли командира которой вы все действуете, заходят истребители-бомбардировщики противника. Он скользнул взглядом по лицам офицеров. Кто-то водил карандашом по карте, о чём-то переговариваясь с соседом. Кто-то был равнодушен. Да и понятно: вводная не казалась уж такой сложной. А вот Матвеев думал иначе. Стоило прикинуть боевые возможности самолётов, чтобы понять: как ни растягивай на открытом лугу колонну, истребители-бомбардировщики пройдут с головы до хвоста и нанесут значительный урон головной походной заставе. И тут лейтенант вспомнил занятия по тактике в училище, вспомнил своего преподавателя подполковника Вашкина, вспомнил решение, которое тот предложил на обсуждение курсантам. И прежде нередко, после того как курсанты докладывали свои решение соответствующие Боевому уставу, Вашкин предлагал всем вместе подумать над тем, как применить уставные положения творчески, поясняя, что в устав невозможно записать все нюансы, которые могут возникнуть в реальной обстановке. Да! Устав необходимо знать как «Отче наш» для того, чтобы в сложной обстановке, когда на раздумья – секунды, решение мгновенно отскакивало от зубов. Но это не означает, что нельзя творчески развить рекомендованное уставом. И на том занятии Вашкин не отступил от своих правил. «А ведь очень похожая сложилась обстановка, почти как на тех давних занятиях, – вспомнил Матвеев. – Да, да, да… И ведь Вашкин вынудил весь взвод искать и найти решение, неожиданное, но самое правильное». – Действуйте, лейтенант Матвеев, – прервал паузу Быстрин. Матвеев произнёс положенное «есть!» В этот момент ослепительно сверкнула молния, раздался оглушительный треск. Зажмурившись на миг, Матвеев представил: самолёты с вытянутыми осиными носами, багровые всплески разрывов, клубы огня и дыма, взлетающие ввысь комья рыжей земли, перемешанной с обожжёнными цветами и травой, чадное пламя над обломками боевых машин. И мгновенно мелькнула мысль: «Действовать?.. Но как?.. Как сделать колонну неуязвимой?.. Да, конечно, устав трактует: увеличить дистанцию и скорость. Но такое решение хорошо, когда местность пересечённая, да и дорога не столь прямая и открытая, когда, наконец, другого выхода нет. Здесь же – луг, целое поле, ровное, как строевой плац. И скорость снижать не надо для того, чтобы разорвать прямую нить колонны, развернуть машины в боевую линию… Пусть тогда заходят на каждую машину в отдельности. А роту углом вперёд построить, да на фланги зенитные самоходные установки, приданные роте, послать! Лейтенант выпрямился, словно прогоняя последние сомнения, и чётко подал команду: – «Клён» – один!.. – два!.. – три! Я – «Клён!» К бою! Боевой порядок – углом вперёд!.. Майор Быстрин от удивления потёр подбородок. Сколько занятий провёл он на этой местности, но подобных решений не слышал, да и эта вводная ни разу не вызывала вообще никаких заминок. Подумалось, что лейтенант просто не понял вопроса, отвлёкся, прослушал и решил, что не самолёты атакуют, а появились впереди сухопутные подразделения «противника». – Вы, очевидно, не поняли меня, – сказал он, скрывая раздражение. – Колонну атакуют истребители-бомбардировщики, а не танки. – Я понял правильно, товарищ майор, – возразил Матвеев. – Это моё решение. Разрешите обосновать? Быстрин смерил Матвеева недовольным взглядом и, назидательно проговорил: – Устав учить надо! А затем обратился к другому обучаемому: – Доложите вы, капитан Крюков. Крюков встал, сочувственно посмотрел на Матвеева и, словно специально для него, чтобы крепко запомнил, как нужно действовать в подобных условиях, нарочито растягивая слова, скомандовал: – «Клён» – один!.. – два!.. – три! Я – «Клён»! Увеличить дистанцию и скорость. Продолжать выполнение боевой задачи. – Вот! – сказал майор Быстрин, назидательно подняв вверх указательный палец. – Простое, привычное, ясное людям решение. Никакой заминки в колонне не будет. Отлично, Крюков, отлично. А вам, лейтенант, двойка! Снова заурчал двигатель, и машина плавно двинулась дальше. – Не огорчайся, Андрюха! – услышал лейтенант сочувствующий голос Крюкова. – Чего ни бывает!? Ты на таких занятиях первый раз. А я уже все вводные наизусть выучил… И ты исправишь эту двойку. Некоторое время Андрей Матвеев слушал молча, полуобернувшись к капитану. Затем обиженно возразил: – Во-первых, я не огорчаюсь… Во-вторых, считаю своё решение правильным! – Понапрасну ершишься! – назидательно сказал Крюков и в тон ему прибавил. – Во-первых, не по уставу твоё решение… Во-вторых, если команду «к бою» подашь, никто не поймёт, в чём дело. Атакуют-то тебя самолёты, а не танки… Хочешь роту в подобной обстановке развернуть, так нужно, чтоб была она, как игрушка, с полуслова команды выполняла. Быстрин это получше нас с тобой знает. Вот ты на практике попробуй, поймёшь, чьё решение надёжнее: твоё или моё. – А вот я докажу, как надёжней, – с досадой сказал Андрей. – Обязательно докажу! – Поглядим… – А для чего нас на местность вывозят?! – воскликнул Андрей. – Скажите, для чего? Ведь одно дело – на карте в классе вводные разгадывать, а другое – здесь, в поле… Командир обязан думать, думать, а не просто шашкой махать!.. – Оно так, когда в кино, – возразил капитан, – а здесь вон ты на двойку уже надумал. Весь следующий день предметом шуток было решение Андрея Матвеева развернуть колонну в боевой порядок при атаке воздушного противника. Капитан Крюков выставил всё в определённом свете, и сослуживцы добродушно подтрунивали над лейтенантом: – Замыслы у тебя, Андрюха, фантастические. Тебе бы боевые машины с крыльями, дал бы жизни истребителям. С хвоста бы зашёл да ПТУРСами их, ПТУРСами, супостатов! …Двусторонние тактические учения начались, как всегда, внезапно. Чуть брезжил рассвет, когда полк вывели в район сбора. Роту лейтенанта Матвеева сразу назначили в резерв и про неё будто совсем забыли. Сначала Андрей ждал с минуты на минуту какой-то важной задачи, потом забеспокоился, что учения закончатся, а он так и просидит без дела. Пришла догадка, что это ему из-за той двойки не доверяют. И вдруг вызвали к командиру. Лейтенант Матвеев не верил ушам своим. Рота назначена в головную походную заставу авангарда, усилена миномётами, танками, самоходными зенитными установками… Не знал он, что ещё утром командир дивизии, проверяя полк, заметил: не все подразделения равномерно выполняют боевые задачи. Больше всего удивило генерала, что в резерв выведена рота молодого командира, которому только учиться и учиться. Узнав, что причина в неудовлетворительной оценке лейтенанта Матвеева на занятиях, генерал возмутился. – Где учить, как ни на учениях? – спросил он командира полка. – За действия в поле он двойку получил, так пусть теперь больше всех потрудится. На исходный пункт колонна головной походной заставы вышла раньше указанного времени. Лейтенант Матвеев выбрался из люка и спрыгнул на землю. Внимательно огляделся. Чуть в стороне от дороги, в кустарнике, увидел машины управления, а на пригорке – командира дивизии с группой офицеров. К Андрею подбежал прапорщик, адъютант комдива, и пригласил к генералу. Выслушав доклад лейтенанта, генерал сказал: – Помню, как вы лихо действовали на прошлых учениях. Помню! – сделал он ударение на последнем слове. – А что ж теперь в двоечники попали? Как это вышло?.. «Если узнает, – ужаснулся Андрей, – наверняка отменит приказ комбата и отправит в резерв…» Глаза комдива смотрели строго, губы плотно сжаты. – На занятиях по тактической подготовке была дана вводная, – начал Андрей. – Знаю, – всё так же сурово заметил комдив. – И о решении вашем знаю… Посмотрим, как вы с воздушным противником воевать будете. Сказал, и то ли почудилось лейтенанту, то ли действительно мелькнуло в глазах генерала юношеское озорство, а в голосе послышалась ободряющая нотка. …Лейтенант Матвеев скомандовал «Вперёд», и побежали навстречу леса, поля, деревушки. Впервые в подчинении у него было столько техники, столько подразделений. Воодушевляло и то, что старший лейтенант, командовавший приданной миномётной батареей, сейчас, несмотря на старшинство в звании, был в полном подчинении. Но надо было делом доказать, что не зря доверили ему такую силу. Андрей любил тактику, нравилось ему читать карту, наносить на неё обстановку, решать задачи. И всё-таки на обычном занятии это чуть-чуть смахивало на игру, а вот здесь… Зашипело в шлемофоне, и Андрей услышал свой позывной. Офицер штаба руководства учениями дал вводную: по населённому пункту на основном маршруте «противник» применил зажигательные средства. Впереди непроходимый очаг пожара. Лейтенант внимательно посмотрел на карту. Вот и решение: «Сатурн»! Я – «Комета»! Перехожу на запасной маршрут. Раскачиваясь на ухабах, боевые машины пехоты быстро побежали по просёлку. Сначала дорога шла лесом, но вскоре командир дозорной машины доложил, что находится на опушке, и дальше путь свободен. Лейтенант Матвеев перегнул сложенную гармошкой карту, взглянул на неё и сразу узнал местность. Это был район командирских занятий. Тот самый луг, на котором он получил двойку, открылся впереди. Солнце уже взошло и ласково играло в изумрудных росинках на ровном ёжике свежескошенной травы. Река в это раннее, умытое ночным дождём утро отчётливо обозначилась на горизонте. И тут же, нарушая утреннюю идиллию, в шлемофон ворвался возбуждённый голос командира дозорной машины: – «Комета»! Я – «Комета» – пять! Самолёты «противника» прямо! Впереди, на самом горизонте, вывалились из-за серебристой кромки пушистого облака две блестящие капли и, быстро увеличиваясь в размерах, стали приближаться в колонне. Головная походная застава уже вытянулась на луговой дороге. Лучшей мишени представить трудно. Лейтенант Матвеев высунулся из люка и огляделся. Нет, сомнений не было. Он знал свою роту, знал, на что способны люди… Прижав к горлу ларингофоны, скомандовал: – «Комета» – один.., – два.., – три!.. Я – «Комета». К бою!.. Боевой порядок – углом назад. По самолётам – огонь! Машины весело разбегались по лугу, словно рисуя ровные ветви огромной ели. Со свистом пронеслись самолёты над дорогой, но ни одной машины на ней уже не было. Разве что «уазик» офицера штаба руководства учениями мог стать мишенью для фотопулемётов. Лейтенант Матвеев тут же приказал увеличить скорость и не держать равнения в боевой линии. Опасаясь атаки с фланга, приказал самоходным зенитным установкам занять места в боевом порядке на флангах головной походной заставы. Он не ошибся: истребители-бомбардировщики, совершив боевой разворот, зашли с левого фланга, но были встречены огнём. Атака воздушного «противника» провалилась. Бой, напряжённый и манёвренный, продолжался несколько минут, а казалось, что прошла вечность. Смахнув с лица струйки пота, Матвеев приказал перестроиться в походный порядок и увеличить скорость, чтобы наверстать упущенные минуты. Судя по карте, впереди была речка. «Придётся ли её форсировать? Или действия роты неправильными и остановят, «выведут из строя»? Снова посмотрел на карту. Вот и мост, но он слишком слаб. Приказал командиру дозорной машины разведать спуски к воде, а сам напряжённо ждал. Ведь результаты атаки воздушного «противника», наверное, известны комдиву. И только подумал о генерале и о том, что не может быть в колонне потерь, услышал, как кто-то вышел на его волну: – «Комета»! Я – «Луна»! – лейтенант вздрогнул, узнав голос. – Отлично «Комета». Продолжайте выполнять задачу! *-* Рассказ был опубликован в газете «Красная Звезда» 21 августа 1976 года и автоматически напечатан в Библиотечке «Красной Звезды». Общее название книжечки 378 выпуска – «Старый кортик» (№ 6 (378) за 1977 год). ИЗЛУЧИНА Приняв доклады командиров рот о готовности системы огня, капитан Брусов решил ещё раз осмотреть передний край обороны. Впереди, за лесом, в багровые тучи медленно садилось солнце. «Быть ветру», – подумал капитан, внимательно оглядывая речную гладь, от которой веяло покоем и тишиной. В зеркале реки отражался закат, на противоположном берегу расстилался пёстрый заливной луг, дальше – мелколесье, рассечённое просёлочной дорогой. Дорога вела к броду, исчезала в воде и, вынырнув уже на этом берегу, бежала через центр района обороны батальона. Именно это направление мог избрать «противник» для своего главного удара. Бой шёл далеко впереди. По всем данным подход главных сил «противника» к реке ожидался не ранее середины следующего дня, однако Брусов чувствовал острую тревогу, торопил людей с оборудованием позиций, требовал от командиров предельной бдительности. С беспокойством вглядывался он в противоположный берег. Знал по опыту, насколько внезапно может появиться у реки передовой отряд «противника», посланный для захвата переправы и плацдарма. Место для обороны было удобным. Берег реки, где закреплялся батальон, выше противоположного. К тому же крутая излучина на правом фланге не только надёжно прикрывала сам этот фланг, но позволяла в случае необходимости произвести быстрый манёвр силами и средствами. Тревожил Брусова центр боевого порядка. Брод, дорога… Заманчивое направление для атаки. Здесь комбат и сосредоточил основные силы. Левый фланг беспокоил меньше: обрывистый берег там почти неприступен для техники. Комбат разговаривал с офицерами и солдатами, и душа его словно отогревалась. Люди устали, а настроение боевое. Настал час, когда они могут показать, на что способны в учебном бою, в обстановке, максимально приближённой к боевой. Давно ли Брусов принял этот батальон, бывший отстающим, а теперь он лучший в полку, и Брусов не без основания гордился в душе и своими подчинёнными, и собственной работой. На командно-наблюдательный пункт он вернулся успокоенный. Уже совсем стемнело, и Брусов, отдав последние распоряжения, решил вздремнуть: на учениях такой возможностью приходится дорожить. Его разбудил начальник штаба. Разведка сообщала тревожные данные. «Противник» появился на подступах к обороне батальона и, судя по всему, может атаковать на рассвете. «Ну, что ж, – подумал Брусов, наполняясь холодноватым спокойствием, – Встретим как надо». – Разведчики даже фамилию комбата узнали, который командует авангардом «противника», – сообщил начальник штаба и назвал фамилию: – Капитан Матвеев. Да это, впрочем, неважно. – Всё важно в бою, – ответил Брусов. «Матвеев, капитан Матвеев!? Андрей Матвеев! Вот как доводится встретиться!» – подумал он. Брусов знал, что Андрей Матвеев, с которым он в один год окончил Московское высшее общевойсковое командное училище, а потом был направлен в одну часть, теперь назначен командиром батальона в соседний полк. Собирался повидать его, да всё оказии не было. И вот теперь встреча, похоже, состоится, правда своеобразная встреча. «Опять мы соперники», – Брусов невольно усмехнулся воспоминаниям о былом. Когда-то они с Андреем влюбились в одну девушку. Она предпочла Андрея, – а может, он просто оказался настойчивее, – ну и с тех пор дружба их стала гаснуть. Нет, Брусов не обижался на Андрея – хотя, конечно, кому же нравится, если тебе предпочтут другого! – просто неловкость вмешалась в их отношения, и Брусов решил не стеснять приятеля. Досуг стал проводить в одиночестве. Да, прошлое соперничество вызывало лишь улыбку. Не то, что теперь! Капитан Андрей Матвеев был опасным «противником» – это Брусов знал с училищных лет. Преподаватели не раз отмечали смелость и дерзость его решений, сообразительность, умение действовать нешаблонно. Ну что ж, и капитан Брусов не зря назначен командиром батальона! Брусов заметил, как лёгкая дрожь пробежала по молодой листве тальника, а вода в реке покрылась мелкой рябью. Начинался ветер. Из-за мелководья всходило солнце. Брусов стал снова, в который раз, осматривать в бинокль противоположный берег, пытаясь поставить себя на место «противника». В данном случае на место Андрея Матвеева. «Где бы я нанёс удар? – рассуждал он. – Правый фланг с излучиной отпадает, потому что там всё как на ладони. В центре – брод. Там, вполне естественно, оборона прочная. Слева к берегу совсем близко подходит мелколесье. Оно, конечно, удобно для совершения скрытого манёвра, но там обрыв». Мысли Брусова прервал беспокойный гомон птиц, поднявшихся далеко впереди, над мелколесьем. «Что их потревожило?» – забеспокоился он. Снова приложил к глазам бинокль и на опушке, в кустарнике, увидел боевую машину пехоты с белой полосой на корпусе – отличительным знаком противостоящей стороны. «Противник?! – удивился он. – Так быстро?» Видимо, это была дозорная машина. Она медленно двинулась вперёд. «Неужели не заметили переднего края?» – удивился Брусов. Возник неодолимый соблазн пропустить её на свой берег и затем захватить. Брусов вполголоса отдал распоряжение. Машина спустилась к воде, преодолела брод, выползла на берег к позиции боевого охранения. «Пора!..» – решил Брусов, но не успел подать команду, как из боевой машины мгновенно высыпал десант, развернулся в цепь и почти без выстрела захватил позицию боевого охранения. Тут же из леса показалась колонна машин головной походной заставы. Она на ходу развернулась в боевой порядок и устремилась к броду. «Чувствуется твоя рука Андрей!», – подумал Брусов, испытывая досаду за свой промах и желание немедленно наказать «противника» за дерзость. Завязался огневой бой. Головная походная застава попыталась с ходу прорваться к броду. Но это было невозможно из-за хорошо организованной Брусовым системы огня. Оценив её, посредники не дали атакующим успеха. И всё же одному взводу головной походной заставы, удалось, используя складки местности, достичь выгодного рубежа, зацепиться за берег и быстро закрепиться там. «Неужели главными силами «противник» нанесёт удар именно в центре? – подумал Брусов. – Это уже не похоже на Андрея. Он ведь понимает, что мы его ждём именно здесь». Противоположный берег заволакивало дымом. Головная походная застава укрывалась за ним от прицельного огня обороняющихся. Брусов понял, что «противник» использует дымовые снаряды, стремясь ослепить обороняющихся. Выручал усиливающийся ветер. Он постепенно сносил дым в сторону правого фланга. О том, что подошли главные силы авангарда «противника», Брусов догадался по усилившемуся огню артиллерии, интенсивность которого демонстрировали огневые посредники. Брусов решил потребовать от командира второй роты стремительной контратакой сбросить в реку «противника», закрепившегося на берегу, как вдруг ему доложили о появлении боевых машин наступающих на левом фланге батальона. «Вот он, твой замысел, Матвеев!» – едва не воскликнул Брусов. Серия дымовых снарядов тучей накрыла центр обороны. «Неужели всё-таки в центре? – обрадовано подумал Брусов. – Но это же для них самоубийство!» Лишь теперь, в первый раз за всё время боя, Брусов позволил себе взглянуть на часы. Он знал: приданное танковое подразделение должно выйти сюда, к речному броду, чтобы контратаковать наступающего «противника». По времени выходило – танки уже на марше, значит, берег надо удержать до их подхода во что бы то ни стало. На левом фланге разгорелась ожесточённая перестрелка. «Противник», используя дымовую завесу и огонь артиллерии, переправил сильные группы пехоты и начал штурмовать крутой берег. Значит, всё-таки там, на левом фланге, будет решаться исход боя. Брусов знал, что рискует, и всё же, кроме резерва, направил туда мотострелковый взвод с правого фланга. Он и сам бы бросился туда, ведь там развёртывались, судя по всему, главные события. Но место командира батальона – на командно-наблюдательном пункте, с которого лучше всего ощущается ход боя, и откуда легче всего влиять на него. Дым над рекой стал ещё гуще, лишь над излучиной было чисто, и, поглядывая туда изредка, Брусов видел полоску воды у противоположного берега. Дым над рекой следовал по её руслу, клубясь над излучиной. Правый фланг превращался как бы в дополнительный резерв Брусова. Там оборонялось два взвода, и их можно было в любую минуту перебросить в центр или на левый фланг. Изогнутая подковой позиция обороны позволяла легко сделать это. Командир роты, обороняющейся на левом фланге, доложил, что «противник» отброшен и берег очищен. «Значит, поддержка помогла, – обрадовался комбат. – Продержаться бы ещё четверть часа. Подойдут танки. Тогда мы посмотрим, кому придётся обороняться». И тут вокруг Брусова неистово загрохотало. А в следующее мгновение он заметил, что особой силы грохот доносится с правого фланга. Там, близ берега из дымовой завесы, наискось пересекающей реку по ветру, выныривали боевые машины пехоты, окутанные вспышками выстрелов. И тут Брусов понял, что они атакуют правый фланг батальона, там, где их не ждали. Машины достигли берега, словно живые, выбросили из себя стрелковые цепи, тот час возникшие над зарослями кустарника и высокой травой… Два взвода на правом фланге батальона пытались отразить атаку, но было ясно, что их вот-вот сомнут. Уже по приказу Брусова прямо возле командно-наблюдательного пункта занимал огневые позиции взвод ПТУРС, уже подходили резервы с левого фланга и ещё два взвода из центра обороны. Всё было готово для проведения контратаки. Брусов выслушивал краткие доклады, отдавал распоряжения, а из головы не выходило: «Вот и встретились, Андрей Матвеев. Узнаю твой почерк. Пугал в центре, отвлекал слева, а обрушился на правый фланг… но своих позиций я просто так не уступлю! Капитана Брусова тоже не зря назначили комбатом». Позади, со стороны леса послышался гул. Он нарастал. «Танки, – обрадовался Брусов. – Скорее же, скорее!» «Противник», между тем, усиливал натиск. Положение на правом фланге становилось критическим. Наконец, из леса показались первые машины. Они развернулись в боевую линию. Брусов, назначив танкистам направление удара, приказал радисту: – Передайте всем: «Буря!» Это был сигнал контратаки. Через несколько минут боевая линия танков с рёвом и грохотом пронеслась мимо Брусова, а вслед за ней, покинув траншеи, в атаку поднялись стрелковые цепи. Контратака оказалась неожиданной для наступающих. «Противник» был отброшен. Положение восстановлено. Впервые опубликован в газете «Красная Звезда» 28 мая 1977 года и автоматически перепечатан в Библиотечке «Красной звезды» «Время весеннего равноденствия» № 11 за 1978 год. МАНЁВР Когда старший лейтенант Анатолий Скрябин и лейтенант Владимир Корнеев вернулись в общежитие, закатные лучи летнего солнца косо простреливали комнату, радужно дробясь в стекле графина и отражаясь в полировке шахматной доски. – Ну что, сыграем партию для упражнения ума перед тактическим занятием? – смеясь, предложил Корнеев. – Давай, – согласился Скрябин и тихо добавил: – Поговорить бы надо. – Заодно и поговорим… Офицеры сели за стол, сосредоточенные, непохожие друг на друга. Скрябин был черноволос, худощав. Его погрубевшее от полигонных ветров, смуглое лицо казалось нервным и жёстким. Рядом с ним Корнеев выглядел юношей. Его щёки едва порозовели от загара, и всё лицо казалось безмятежным, лишь глаза смотрели со спокойной уверенностью, даже с лёгким вызовом. – Понимаешь, Володя, – начал Скрябин, – в батальоне должность ротного освободилась. Решают сейчас, кого назначить… – Ну и что? – невозмутимо спросил Корнеев. – Пусть решают, начальникам виднее. – Завтра же у нас показные занятии в батальоне, возможно, командир полка будет… Неужели не понимаешь? – Так я-то при чём? – пожимая плечами, задал вопрос Корнеев. – Мой взвод как раз против твоего действует, – Скрябин сделал первый ход. – Вот я и хотел попросить тебя… ну, подыграть, что ли мне… чуток… – Подыграем! – проговорил Корнеев, задумчиво глядя на шахматную доску и делая встречный шаг пешкой. – Понимаешь, – оживился Скрябин, – я ещё раз был на местности, продумал всё, – он вдруг отодвинул шахматную доску, взял лист бумаги и стал быстро чертить схему. – Создаю видимость атаки… здесь, понимаешь?.. А сам под прикрытием дымов перебрасываю два отделения овражком и атакую тебя во фланг и тыл… Представляешь, какой вид получится!.. – А зачем ты мне это говоришь? – с удивлением спросил Корнеев. – Опять ты простачком прикидываешься! – Скрябин снова придвинул шахматы, рассеянно пошёл слоном. – Да ведь если ты разгадаешь замысел, то очень легко можешь запереть меня в овражке. Тогда – пропало… – И ты этого хочешь? – Корнеев усмехнулся, вводя в дело шахматного коня. – Чего я хочу, ты знаешь, – Скрябин тяжело вздохнул. – Ведь занятие показное – показать себя можно… Он не договорил. Впрочем, Корнеев понял сослуживца. Знал он больное место Скрябина. Пятый год, как тот прибыл в полк. Все его товарищи за это время командирами рот стали, кое-кто и повыше поднялся. Один он взводным ходит, считая, что просто не везёт. Вспомнилось Володе Корнееву и другое… С самого первого дня Анатолий Скрябин опекал его, молодого лейтенанта, выкладывал без утайки всё, чему его самого научила жизнь, помогал бескорыстно, не жалея времени. Сколько раз обращался Корнеев к приятелю с большими и малыми просьбами и никогда не знал отказа. А вот Анатолий впервые обратился к нему с просьбой… Но ведь просьба-то какая!.. Постарался вникнуть в то, что просил Скрябин: «Подыграть! Сделать вид, будто проглядел удар по собственному флангу… Кому от такого действия польза? Даже на показном занятии?» – Не могу я, Толик, не могу… То есть, если бы дело касалось меня одного, может быть… А мой взвод?!. – Что взвод?! Его дело команды выполнять… – Знаешь, Анатолий, люди не шахматные фигуры… Я ведь каждого учу понимать остановку, чтоб каждый солдат мог командира отделения заменить, а сержант – командира взвода. Нет, не могу. Они же сразу всё поймут! – Что ж, – Скрябин в сердцах смешал фигуры на шахматной доске, – теперь тебе и карты в руки… Замысел я рассказал и не отступлю от него. Лови удачу. Ты ведь всего год после училища служишь, как говорят, все перспективы впереди. – Садись! – вдруг решительно сказал Корнеев. – И расставь шахматы заново. Подыграю, так и быть… …Настроение у лейтенанта Корнеева в то солнечное утро совсем не соответствовало погоде. Он, тщательно скрывая чувство вины, преследовавшее неотступно, угрюмо поглядывал на возбуждённые перед занятием лица солдат и сержантов. Думал о том, как они будут стараться, гордясь, что именно их взводу доверили участвовать в показных занятиях, и какими огорчёнными вернутся в казарму после поражения, в котором будут неповинны. Он знал: взвод Скрябина сейчас занимает исходное положение для атаки. Работать быстро Скрябин умел, доводя действия подчинённых до автоматизма. Именно до автоматизма, когда думает и решает за всех только он один. Может быть, поэтому, размышлял теперь Корнеев, и нет у него хороших помощников во взводе, может, поэтому «не везёт» Анатолию в службе? …Вот и дымовая завеса на фланге, откуда должна последовать атака. Не без основания опасался Скрябин, что разгадать его манёвр не так уж и трудно, – вон уж и солдаты, все как один, обратили внимание на овраг… – Товарищ лейтенант, вы ранены, командовать взводом не можете, – услышал Корнеев голос руководителя занятия. Его охватили растерянность… и облегчение. – Слушай мою команду! – тотчас раздался уверенный голос заместителя командира взвода сержанта Тайшанова. Сверкнув чёрными, чуть раскосыми глазами, он быстро распорядился: – Первому отделению, с расчётом станкового гранатомёта, запереть выход из оврага. Уничтожить обходящего «противника»… Второму и третьему отделениям приготовиться к контратаке. Тревога и смутная радость охватили Корнеева. Он, наверное, и сам бы действовал теперь так же, как действовал Тайшанов, позабыв о своём обещании «подыграть», – ведь бой есть бой, и если ты захвачен им, тобою руководит одно стремление – победить! Взвод Скрябина шёл в ловушку и оказался в ней. Отделение, оставшееся без командирского присмотра, не смогло помочь попавшим в беду. Весь день Скрябин избегал разговоров с приятелем. Под вечер командир роты собрал офицеров, и, когда он восстановил картину учебного боя, Скрябин изумлённо взглянул на Корнеева. А ротный заключил: – Поздравляю вас, лейтенант Корнеев, с таким заместителем, как сержант Тайшанов. Вы хорошо подготовили взвод, правильно обучили сержантов. Думаю, не ошибусь, аттестуя вас как офицера, достойного выдвижения на вышестоящую должность. В наступившей тишине Корнеев отчётливо услышал рядом с собой тяжёлый вздох. Когда выходили из казармы, Скрябин догнал Корнеева и спросил: – Так что, сыграем вечерком партию-другую? – и помолчав: – Ты не сердишься за вчерашнюю просьбу? – Мне-то с чего сердиться? – смущённо отозвался Корнеев. – А стоило бы, – вздохнув, сказал Скрябин. – Я уж понял, в каком бы ты оказался положении, если бы подыграл мне. Я и сам хотел сегодня изменить замысел, да не решился: ты ведь мог подумать, что я вчера тебя просто «покупал»… Знаешь, ты действительно больше достоин выдвижения на должность ротного. – Ну, это не нам решать, – засмеялся Корнеев. – А пока – шахматы! Сегодня белыми я начинаю! *-*-* Впервые опубликован в газете «Красная Звезда» 14 января 1978 г. и автоматически перепечатан в Библиотечке «Красной звезды» «Время весеннего равноденствия» № 11 за 1978 год. ПРОСЕКА Вы только посмотрите, что ваш Новиков затеял! – воскликнул командир полка полковник Чернышёв, глядя в бинокль на противоположный берег реки, что широкой лентой огибала высоту. – Приданные танки сюда послал… А где же основные силы? Где батальон, я спрашиваю? Чернышёв оторвал от глаз бинокль и, повернувшись к стоящему возле него комбату майору Гончарову, сделал вид, что сердится. Однако, по тону, которым он говорил, по выражению лица было видно: доволен. А Гончарова мучили сомнения. Ещё по пути на КП он подумал о том, что вряд ли старший лейтенант Новиков поведёт батальон по шоссе. Наверняка предпримет неожиданный манёвр. Стараясь предугадать действия молодого офицера, Гончаров мысленно прикинул несколько вариантов и остановился на одном. Судя по всему, он оказался прав. Всё пока говорило о том, что Новиков решил атаковать опорный пункт «противника», расположенный на высоте, во фланг причём атаковать, предварительно переправившись через реку не перед высотой, под огнём обороняющихся, а в стороне – там, где река разделялась на три рукава. Место там было заболоченное, и «противник» вряд ли мог ожидать атаки с того направления. И вот теперь, разгадав замысел подчинённого, Гончаров колебался, не зная, как поступить. С одной стороны, всеми силами души он хотел помочь Новикову, своему ученику и выдвиженцу. С другой, – он не мог не выполнить просьбу командира полка, именно не приказ, а просьбу, и, вероятно, последнюю в этом полку. Чернышев обратился с ней накануне учений. Он вызвал Гончаров к себе в кабинет и заговорил нарочито резко, даже грубовато. Такая уж натура была у командира – старался за внешней суровостью прятать свои чувства: – Вот что, комбат, приказ о вашем назначении уже подписан. Мне только что звонили из штаба дивизии. Поздравляю! Гончаров не сразу нашёл, что ответить. – Что молчите, комбат? Небось, душой уже давно на новом месте? – ворчливо прибавил Чернышёв, и Гончаров почувствовал: командиру жалко расставаться с ним. – Нет, о другом сейчас думаю. Кому батальон передать? Столько труда в него вложил! Хочется, чтобы попал в хорошие руки. – Знаю, знаю. Опять за Новикова просить будете, – предположил командир полка. – Старший лейтенант Новиков будет толковым комбатом. Неужели вы в этом сомневаетесь? – Сомневаюсь ли я? – Чернышёв резко встал, шагнул к майору. – Хотите честно? Сомневаюсь… Нет, нет, – жестом остановил он возражения. – В том, что с батальоном в обычной обстановке справится, верю. И дисциплину поддержать сумеет, – полковник рубанул воздух сжатым кулаком. – И боевую подготовку, как положено, организует… Но мы, комбат, люди военные. Мне важно знать, как он в бою с батальоном справится. Одним словом, вот что. Представление на Новикова после учений напишу. Хочу экзамен ему устроить. А проэкзаменовать его поможете вы. За тем и вызвал, – и командир полка изложил Гончарову свой план. …Тактическое учение началось под утро. Майор Гончаров вывел подразделение в назначенный район и получил задачу от командира полка. Впереди была река, за ней господствующая высота. Той высотой и предстояло овладеть батальону, чтобы закрепиться на выгодном рубеже. Когда были собраны командиры рот и приданных подразделений, прозвучал сигнал «Воздух!», а следом поступила вводная: командир батальона вышел из строя, командование батальоном принять старшему лейтенанту Новикову. Новикова охватило волнение. Он подошёл к Гончарову, но тот даже не дал задать вопроса, заявив: – Действуйте, товарищ старший лейтенант. Ничем помочь не могу. Более того, командир полка поручил мне командовать подразделениями, обозначающими действия противника. – Гончаров сделал паузу и уже тихо прибавил: – Постарайтесь выдержать экзамен. Начальник штаба батальона старший лейтенант Усачёв, ревниво поглядев на Новикова, протянул ему рабочую карту и сказал: – Задачу вы знаете. Общая остановка нанесена подробно. Если есть вопросы, готов ответить. – Спасибо, вопросов нет, – сказал Новиков и добром вспомнил Гончарова, который жёстко требовал от каждого офицера не только подробно наносить обстановку, но и тактически мыслить на ступень выше занимаемой должности. Карта начальника штаба позволяла моментально войти в курс дела. Новиков достал из командирской сумки остро отточенный карандаш, провёл его кончиком вдоль светло-коричневой линии, обозначающей шоссе, ведущее к высоте. Внимание привлекла тонкая чёрная ниточка, убегающая влево через лес и кое-где переходящая в пунктир. Это был просёлок. Он пересекал лесисто-болотистую местность и упирался в реку там, где она разбегалась на три рукава. Соблазнительная мысль пойти этим маршрутом появилась сразу. – Только время потеряем, – попытался возразить начальник штаба. – Во-первых, «противник» тоже знает об этом просёлке, во-вторых, по гати может не пройти техника. Танки точно не пройдут… – И не надо! Танки мы направим на высоту прямиком. Пусть имитируют атаку с фронта и опорный пункт под огнём держат. А просёлок!? Разведаем, какова проходимость… – Лейтенант Огнев, – подозвал он командира взвода своей роты, – ваш взвод назначаю в боевой разведывательный дозор! Задача: пройти вот этим маршрутом, тщательно разведать гати и выяснить, нет ли в этом районе «противника». – И посмотрите, может быть, есть другие кратчайшие выходы от гати к реке, – прибавил начальник штаба. – Дельно, – оценил Новиков. …Почти в тот же самый момент майор Гончаров, минуя развилку дороги, взял на заметку уходящий влево от дороги просёлок. Приняв под своё командование подразделения «противника» и прикинув возможные варианты действий Новикова, он тут же послал одно отделение в то место, где была переброшена гать. Задачей отделения было: предупредить обороняющихся, если наступающие предпримут обходной манёвр. Ну а затем отойти к реке, куда в этом случае Гончаров успеет перебросить с высоты сила, способные сорвать форсирование реки. Теперь, стоя на высоте и наблюдая за действиями батальона, Гончаров понял, что именно это его распоряжение сорвёт замысел Новикова. – О чём задумался, комбат? – спросил Чернышёв. – Или рука не поднимается действовать против своего батальона? Ответить Гончаров не успел. Вызвали к радиостанции. – «Грот!», я – «Грот» один! До взвода наступающих подошло к гати, – доложил командир отделения. – Это разведка. Пропустить. Ничем себя не обнаруживать, – приказал Гончаров. В те же минуты лейтенант Огнев докладывал старшему лейтенанту Новикову: – Путь свободен! «Противника» в районе гатей нет. Гать исправна. К ней выходит просека, которая тянется к высоте. …Отделение «противника» обстреляло батальон, когда первая боевая машина начала движение по гати. Гончаров по радио указал Новикову силы «противника». Обстановка сразу осложнилась. Манёвр разгадан, прорываться вперёд рискованно – это Новиков понял сразу. Что делать дальше? Возвращаться к шоссе? И тут он вспомнил о докладе командира боевого разведывательного дозора. Просека! Где же она, эта просека? На карте был обозначен сплошной зелёный массив леса. Новиков вопросительно поглядел на старшего лейтенант Усачёва. Начальник штаба понял без слов. Откинув люк боевой машины управления, он поднялся и легко перебросил через бор свой жилистое тело. – Комбат! – закричал он через минуту. – Просека прорублена недавно. Оттого её на карте и нет… Значит, «противник» может не знать о ней! – Понял! – ответил Новиков и приказал немедленно поставить дымовую завесу. А затем, оставив один взвод для отвлечения внимания «противника», основные силы повернул на просеку. …Майор Гончаров вызвал по радио командира, обозначающего действия «противника» у гати. – Теснят нас, – доложил сержант! – Прикрылись дымовой завесой и атакуют. – Отходите к реке, – распорядился Гончаров и, повернувшись к командиру полка, опечаленно заметил: – Пора захлопывать ловушку. – Вы действуйте, действуйте, товарищ майор, – сказал командир полка, не отрывая от глаз бинокля и впервые сегодня назвав Гончарова по воинскому звании. «Что это там заметил командир полка? – удивлённо подумал Гончаров и тоже поднял к глазам бинокль. – Просека?! Интересно, куда она ведёт? Странно, на карте её нет». Уже отдав распоряжение на переброску подразделений к трём рукавам реки, Гончаров снова подумал о просеке и о дымовой завесе, поставленной в Новиковым. Удивив механика-водителя, он тихо сказал: – Хотел бы я сейчас ошибиться! А в это время батальон, скрытно выдвинувшийся по просеке к берегу, под прикрытием огня танков уже форсировал реку и стремительно двигался к высоте. *-*-* Публикация в газете «Красная Звезда» 27 июня 1981 года сопровождалась врезкой: «30 июня (1981 г) в Москве начнёт работу VII съезд писателей СССР. В период между писательскими съездами в нашу многонациональную советскую литературу пришло немало талантливой молодёжи. Среди тех, кто активно пробует свои силы в литературном труде, – участники семинара, проведённого совместно ЦК ВЛКСМ и Главным политическим управление Советской Армии и Военно-Морского Флота по инициативе журнала «Литературная учёба». Сегодня мы публикуем подборку их произведений.



С днем Великой Победы

Поздравляю всех , от всей души с праздником Великой Победы !

В этот день , я всегда вспоминаю своих дедов , которые прошли войну в действующей армии от первого и до последнего дня. Им посчастливилось выйти из этого страшного испытания , живыми , хоть и не совсем здоровыми. Один дед белорус второй еврей , честно и самоотверженно  сражались за Родину , были не раз тяжело ранены но после лечения в госпиталях возвращались в строй.  Считаю огромным счастьем , что они ушли из жизни раньше чем развалилась страна , за которую они проливали кровь. В послевоенное время им пришлось еще немало поработать , что бы получить довольно скромные пенсии . Жизнь была не из легких, при этом я  ни разу не слышал от них ни жалоб ни упреков. 

Вечная им память. Вечная память тем кто не дожил до юбилея , до 70-летия Великой Победы...

 

Памятник воинам красной армии в Израиле

Израиль. Нетания. Памятник воинам Красной армии

 

Музей битв

музей под памятником. самые значительные битвы Великой Отечественной



Агитатору и пропагандисту в помощь

Как противостоять ругателям России в битве за неокрепшие умы

У нас в России родилось поколение молодых людей, которые не застали СССР и более того, не застали всех "прелестей в годы  перестройки" 90-х годов, а вернее сказать "прелестей" крупнейшей геополитической катастрофы, чем явился распад СССР.

дилетантъ

Лично я отлично это время помню и помню все те тонны информационных помоев и откровенной лжи что вливались в умы людей, в период который пришелся на распад  СССР.

И вот смотрю опять полились те же самые помои в головы молодого поколения, причём такое впечатление что они просто взяты из методичек выпущенных во времена  перестройки - грубые, целиком лживые, но на неокрепшее сознание действующие убойно и опять рефрен один и тот же: вся история России - дерьмо, правители -дерьмо, нет ничего чем бы можно гордиться, а потому надо каяться перед всеми и...платить!

хрущев

Лично я прекрасно понимаю для чего этого делается и чем это всё может закончится и категорически этого не хочу, а потому в меру сил и возможности буду противоборствовать этому, причём тем же языком и таким же прямолинейными шаблонами что и противник.

Итак.

Вот классический пример современного либерального плакальщика по России.

mi3ch.livejournal.com/2722323.html

 

Ну что же давайте ответим на либеральный " плач Ярославны":

> Огромной проблемой России было то, что большинству ее правителей было скучно заниматься своей страной.

Огромная проблема России - это граждане, которые высасывают из пальца вот такие "факты". И те, кто в это верит.

 Вот смотрим на 20-й век - кому там было скучно, кроме Николая Второго, грозы ворон и кошек, и с некоторой натяжкой Ельцина, который не занимался потому что бухал (допустим, от скуки). 2 человека из 9 - это не большинство. 

> А величие правителя оценивалось в тысячах квадратных километров завоеванной земли и в миллионах жертв.

Сколько земли завоевал Брежнев? Сколько жертв он угробил?
 А меж тем - вполне себе великий правитель, 18 лет правил супердержавой без одобрения которой на планете Земля не раздавался ни один чих или без реакции на чих который был враждебный.. 

> Мы воевали за чьи угодно интересы вместо того, чтобы строить дома, мосты и дороги.

 Одно другого не исключает, в России что не строили дорог, мостов, домов ? Или в СССР этого не делали ?. 
 Надо делать и то и другое, противопоставление - удел идиотов. 

> Строить на века, а не на года.
Пусть автор в нашем климате организует и построит хоть что то мало мальски массовое  что простоит века

> Когда Пруссия захотела отнять у Австрии Силезию, Россия, разумеется, не смогла стерпеть этого и ввязалась с Семилетнюю войну.

Пруссия представляла собой угрозу для Российской Империи. Плюс Фридрих грубо оскорбил императрицу Елизавету.
И когда возник реальный шанс намылить ему шею в составе сильной коалиции, было бы странно стоять в сторонке
.

> Мы послали сто тысяч русских солдат, чтобы разобраться с Пруссией.

И обрели Кёнингсберг. Чем плохо?

> Вы никогда не задумывались – за что гибли русские чудо-богатыри Суворова в Альпах?

За то, чтобы дать распоясавшимся французам окорот. 
 Тогдашняя постреволюционная Франция была ещё отмороженней нынешней Украины. 

> Зачем мы громили французов в Италии?

Тех, кого недогромили в Италии - пришлось потом в России громить.
Есть мнение, что громить лучше в Италии.

> А как Наполеон оказался в России? Александр отчаянно завидовал его славе и боялся бациллы революции. А Франция ничем не угрожала России.

Ничем не угрожала, а потом взяла и напала.

> Мы разорили свою страну, потеряли сотни тысяч солдат, ради маниакальных амбиций Александра I.

 А что, автор предлагает сдаться? 

Пили бы сейчас французское Бордо, если бы сдались?

> Но больше всего он боялся, что Наполеон, войдя в Россию, отменит крепостное право. Последствия были бы непредсказуемыми.

Французы ж цивилизованные европейцы, они русских за людей не считали. Они шли не освобождать, а порабощать. Потому никакой отмены не было и быть не могло.
А если бы каким-то чудом она бы и случилась, ничего бы это не изменило. Любви к французским оккупантам это не добавило бы, и дубина народной войны так же лупила бы их в хвост и в гриву
.

 > И с чужими революциями мы всегда расправлялись. Россия спасла Австро - Венгрию от распада, подавив венгерскую революцию. 

Ну вот с украинским майданом не расправились - и можем заценить последствия. Лучше бы расправились, честное слово.

> А сама причина для начала Крымской войны была просто смехотворной – кому будут принадлежать ключи от церкви Рождества Христова в Вифлееме – православным или католикам.

По тем временам это столь же "смехотворно", как сейчас огулять автора в очко и выложить это в интернет, а потом удивляться, с чего это он из-за такой "смехотворной причины" вдруг погрустнел. 

Не говоря о том, что это был лишь повод, но не причина.

> Мы потерпели тяжелейшее поражение в Крыму, потеряли флот и почти 150 000 солдат из-за оскорбленных чувств императора.

Причиной войны было бодалово за проливы, которые давали контроль над торговлей, которая приносила бабки.
Из-за денег всё было.

> А сколько стоила России идея панславизма?

Отличная была идея, очень полезная для России. С помощью этой идеи Россия брала под свой контроль страны и умы, как СШа их под идеей демократии берёт.

> В результате – раскол, смута и тысячи сожженых раскольников в России.

Россия избавилась от тысяч ебанутых фанатиков.

> Даже при Петре I, по сведениям Сената, находилось в бегах более 900 тысяч душ

Религия тут ни при чём как правило, подавляющее большинство от господ бежало.

> Мы положили десятки тысяч наших солдат за свободу и независимость Болгарии. Во время Первой Мировой, Болгария – союзник Германии, во время Второй Мировой, Болгария – союзник Германии. Сегодня Болгария – член НАТО.

Это не значит, что освобождать не надо было. Это значит, что своих людей надо правильно воспитывать.
Чтобы они не выросли такими как нынешние болгары - предательскими гандонами, голосующими за вступление в НАТО.

> Мы поддерживаем коммунистические партии во всех странах мира. Финансируем революции за рубежом и жестоко расправляемся с революционерами внутри соцлагеря.

И что в этом плохого? США вон не стесняются ни миллиарды на демократию выделять, ни печеньки на майдан заносить.
Чем мы хуже?

> В 1953 наши войска танками подавляют восстание в ГДР, в 1956 – в Венгрии.

 А что, не надо было? Надо было спокойно ждать, пока их в Украину превращают? 

> Наша пресса, разумеется, называет народные восстания «фашистскими вылазками»

Автор небось беснования нацистов на майдане тоже "народным восстанием" считает.

Это и были попытки фашистских переворотов безо всяких кавычек, которые нам к счастью удалось задавить.

> В 1968 году наши танки входят в Чехословакию.

Ужас-то какой. Кстати, там ещё были войска ГДР, Венгрии и Польши.

> В 1979 – в Афганистан. Мы положили там 15 000 наших солдат. Убили около миллиона афганцев. Наша пресса, разумеется, объясняет, что если бы этого не сделали мы

Если бы мы этого не сделали - исламские фанатики устраивали бы теракты в русских городах намного активнее, и героин бы начал поступать в нашу страну куда раньше и в куда больших объёмах.

Автору поду нравятся исламские фанатики и повальная наркомания.

> в ДРА вошли бы американцы.

Американцы - в Афганистан?! Не может такого быть!!! Это выдумки советской пропаганды!!! И сейчас их там нет и трафик наркотиков не увеличился в 40 раз.

> Наши солдаты воевали в Корее, Китае, Бангладеш, Лаосе, Йемене, Египте, Ливане, Сирии, Алжире, Анголе, Эфиопии, Мозамбике, Никарагуа, Гондурасе, Сальвадоре, Боливии, Гренаде на Кубе.

Отстаивали интересы нашей страны. Чем автор недоволен? Лучше воевать и отстаивать интересы страны на чужой территории чем на своей.

> Мы поддерживали любого людоеда, стоило ему заявить, что он строит социализм.

Прогибали под себя тех, кто выражал готовность прогнуться.
Что плохого?

> На XXVIII (последнем) съезде КПСС было объявлено, что наша помощь составила 700 миллиардов рублей за 20 лет.

Всего-навсего? 35 ярдов в год, при ВВП 1000 ярдов в год?

При этом на этом съезде наверняка не сказали, сколько эти вложения приносили дохода. :)

> Мы высасывали все соки из своей страны.

3,5% - это все соки. А остальные 96,5% - так, говно собачье.

> Знаете, в каком году все колхозники в СССР получили паспорта? В 1974

И что?
 Знаете сколько будет 2*2? 4! (Четыре!!!) О ужас!!!!!!!!!!!!!!! 

 

> А до этого их старались не принимать на работу в городе.

Так старались не принимать, что приняли аж десятки миллионов.

> А какая средняя пенсия была у колхозника в 1980 году – знаете? 34 рубля 80 копеек.

Это пенсия по старости, а кроме неё ещё колхоз платил. Плюс колхоз помогал содержать приусадебное хозяйство всякое, которое и самому можно хавать, и продать.
Так что колхозники жили намного благополучнее нынешних жителей села.

И даже когда в 60-х представители заводов специально ездили по сёлам, уговаривая крестьян перебираться в город на заводы, те в большинстве своём почему-то предпочитали оставаться без паспортов и с надеждой на 35-рублёвую пенсию.

> В этом году году обещали построить коммунизм.

Нечего слушать обещания всяких полоумных типа Хрущёва.

> И вот опять наш президент говорит, что Россия не потерпит чего-то там и что Россия заставит себя уважать.

А автора конечно же колбасит от таких слов.
Автор же мазохист, ему нравится когда ему в рыло плюют все подряд.
А вот когда его уважают - нет, автору это не в кайф.

> Может быть уже хватит играть в геополитику?

Ну уже прекращали - при дедушке Ельцине.
Что-то никакого нормального климата не получилось, а лишь всеобщее воровство вышло.

ельцин

> Может быть пора заняться своей страной?
> Скучной и неинтересной работой – жкх, дорогами, строительством, налогами, созданием в стране нормального климата?

Так сам автор шёл бы и занимался, вместо того чтобы антиисторическую чушь в ЖЖ постить.

> А уважать нашу страну начнут когда у нас будет лучшее в мире образование и здравоохранение

Это уже было, в СССР.
Но уважения не было. Был страх.

> когда ученые всего мира будут стремиться работать в России и когда у наших пенсионеров будут самые большие пенсии в мире.

Фигня-вопрос, очень легко этого добиться.

Для начала надо вырезать континент аборигенов, занять их земли, а местных сослать в гетто. Потом сделать черномазых своими рабами, сбросить пару водородных бомб на конкурирующую страну, опалить 43% пахотных земель и отравить население химреагентами другой конкурирующей страны. Затем придумать байку про террористов и про атомное оружие и войти на территорию третьей, при этом потом не забыть, облажавшись с ядерным оружием, сказать оккупированному народу "упс" ...и т.д.
Проделать эти и сотни других пакостей, прикрываясь идеалами демократии и свободы, да, еще не забыть печатный станок у себя разместить, подсадить на фантики полмира, раздуть финансовую пирамиду и ввергнуть мир из-за своей алчности в пучину мирового финансового кризиса – только при этих условиях получится достичь уважения.

> И личная просьба – Владимир Владимирович, перестаньте, пожалуйста, острить. Вы этого никогда не умели делать.

Это автор слишком глуп и до него шутки просто не доходят.
Путин очень хорошо острит, пусть продолжает. Я - одобряю.

Ну а что дурачкам не нравится - так зачем под дурачков подстраиваться?



Реальная политика.

 

Д. Фридман, директор "Стратфор ", американская суперэлита, очень цинично и доступно показывает в чём суть политики США и какая главная задача на данном этапе.

О-о-очень познавательно..



Фридман рассказывает не стесняясь что главная цель США - сеять по всему миру хаос и стравливать народы. Сравнивает США с Римской империей.

Раскрывает главную "головную боль" США - недопущение союза между Германией и Россией.

И что самое интересное - скажи кому об этом, о том что говорит Фридман, сразу обвинят в "конспирологии" и объявят поклонником "теории заговоров" При том, что англосаксы десятилетиями открыто обозначают где враг, а также куда и зачем скоро прилетят свобода с демократией.



Надобно погодить ! А сколько ? Когда кончится война на Украине ?

Не оставляет вопрос - а почему и чего ждём ? А вот чего...

Я тут недавно перечитал произведение Салтыкова - Щедрина "Современная идилия". Смеялся порой до слёз, но потом, фактически, следом прочитал "Духлесс" Минаева и мне как -то стало не до смеха и вот почему - эти два произведения об одном и том же - о нравах определённой части столичных "креаклов" с разницей примерно в 150 лет. И если похождения двух питерских бездельников полутора вековой давности вызывают смех ибо уж больно нелепы, то похождения двух современных московских "менагеров" лично у меня вызвали ужас и отвращение, хотя повторяю...речь ровно об одном и том же.

Но статья не об этом хотя к ней очень подойдёт в виде эпиграфа начало бессмертного творения Михаила Евграфовича.

 

"Однажды заходит ко мне Алексей Степаныч Молчалин и говорит:

— Нужно, голубчик, погодить!

Разумеется, я удивился. С тех самых пор, как я себя помню, я только и делаю, что гожу.

Вся моя молодость, вся жизнь исчерпывается этим словом, и вот выискивается же человек, который приходит к заключению, что мне и за всем тем необходимо умерить свой пыл!

— Помилуйте, Алексей Степаныч! — изумился я. — Ведь это, право, уж начинает походить на мистификацию!

— Там мистификация или не мистификация, как хотите рассуждайте, а мой совет — погодить!

— Да что же, наконец, вы хотите этим сказать?

— Русские вы, а по-русски не понимаете! чудные вы, господа! Погодить — ну, приноровиться, что ли, уметь вовремя помолчать, позабыть кой об чем, думать не об том, об чем обыкновенно думается, заниматься не тем, чем обыкновенно занимаетесь... Например: гуляйте больше, в еду ударьтесь, папироски набивайте, письма к родным пишите, а вечером — в табельку или в сибирку засядьте. Вот это и будет значить «погодить».

— Алексей Степаныч! батюшка! да почему же?

— Некогда, мой друг, объяснять — в департамент спешу! Да и не объяснишь ведь тому, кто понимать не хочет. Мы — русские; мы эти вещи сразу должны понимать. Впрочем, я свое дело сделал, предупредил, а последуете ли моему совету или не последуете, это уж вы сами...

Алексею Степанычу некогда было объяснять почему надо "годить, а вот я попробую.

Ведь действительно, после заявлений Госдепа о том что Россия угроза номер 1 в мире и что санкции будут якобы сняты только после возвращения Крыма Украине а иначе война Украины и России неизбежна, (то есть никогда, ибо по моему мнению, если даже допустить что такое произойдёт, то сразу скажут  - не снимем пока не компенсируете экономические потери Украины от потери Крыма и не восстановите Донбасс и так далее ) после заявлений Каспарыша у которого вместо мозга шахматный компьютер о том что Путин это раковая опухоль и её надо вырезать, подразумевая что 86 процентов населения , которые поддерживают Путина надо отправить туда же, после того как на человека в Москве с георгиевской лентой накинулись майданутые...и это в Москве, накануне Дня Победы ! чего же уже дальше "годить"- то! хватит ! а Москва всё "годит", хотя видно сразу  - чего то ждут!

 Могут спросить -" А с чего ты решил то это ?

Да вот хоть бы и с того, вот смотрите , как идёт война на Украине сегодня

 



Ещё одна диверсия...

В музее Артиллерии устроили выставку японской эротики и "садомазо" практики.

 

Я живу в городе Санкт — Петербург и люблю свой город. Я интересуюсь культурной жизнью города и стараюсь по возможности посещать все более или менее значимые мероприятия будь то выступление заморской мега - звезды типа Пола Маккартни ( Битлз) или творческий вечер Траудотта (художник - график ) не говоря уже о выставках.

Есть у меня и несколько любимых мест.

Одно из них Музей Артиллерии.

                                                При входе в Музей

 

                                                 Во дворе Музея

                             Знаменитый броневик с которого ЛЕНИН выступал.

 

Удачно расположенной в самом центре города, огромная аутентичная коллекция, интересные тематические выставки, удобно добираться, (рядом метро) соседство с другими культурными памятниками, начиная от Петропавловской крепости и кончая « Соловецким камнем».

                         Группа "ТРУД" у "Соловецкого камня"

Поскольку я по воинской профессии артиллерист то отмечаю свой профессиональный праздник 19 ноября там...вернее начинаю отмечать, по первой принимаем там, ну а уж дальше.....

Словом этот музей мне дорог.

И вдруг вижу в анонсах :выставка японского эротизма в русском военно-историческом музее.

Перечитал ещё раз - в Военно- историческом музее артиллерии, инженерных войск и войск связи выставка японской эротики.

На дворе 2015 год, февраль месяц, четырнадцатое число. Не начало 90-х, а 2015 год ! .
С точки зрения «продвинутого « либераста Гельмана и его почитателей идея не кажется абсурдной. Но с точки зрения меня, гражданина своей страны, который чтит свою историю, это выглядит кощунственно.
Музей основан ещё Петром Первым в год рождения Санкт-Петербурга - 1703 год. На сегодняшнем месте музей находится с 1869 года. Это значит, что история музея неразрывно связана с историей нашей страны.

С историей моего города.

В этом музее хранится память о Великой Отечественной Войне.

                                    Знаменитое орудие.

В этом музее принимают присягу курсанты, будущие русские офицеры.

Да, музей испытывает трудности с финансированием, в том числе для проведения ремонтных работ. Да, говорят, что деньги не пахнут. Но нельзя же настолько не нюхать деньги! Сразу напрашивается две мысли:
- Может быть свернуть музей до одной маленькой экспозиции, а помещения сдавать под любые сомнительные, но денежные выставки?
- Может разрешить всем учреждениям просветительского толка зарабатывать себе на жизнь ЛЮБЫМИ способами? Школы неплохо заработают на продаже ученикам петард, пива и порнографии.  

 

В год 70-летия Победы в Великой Отечественной войне особенно кощунственно выглядит выставка эротизма в городе-герое Ленинграде, в трёхсотлетнем Военно-историческом музее артиллерии, инженерных войск и войск связи. Музей артиллерии должен рассказывать о славе русского оружия. И вдруг такое ?

Что это, типа - ударим днём всех влюблённых по музею артиллерии: 14 февраля в музее открылось дополнение к выставке японских доспехов и теперь там можно увидеть японскую эротику. Доспехи — понятно. Уже 100 лет назад музей считался замечательнейшим хранилищем доспехов, оружия. Но эротике там не место, особенно японской, ведь как известно Япония претендует на наши территории и постоянно выказывает какие -то претензии. Враги, короче.
Да ещё организаторы при этом и педалируют сомнительный праздник День всех влюблённых, этот очень тонкий и изощренный инструмент разрушения традиционного культурного ядра нашего общества, его базовых ценностей".


 

Я не ханжа и считаю, что сама по себе выставка определённо кому-то может нравится и иметь поклонников и в городе нашем, культурном и даже мультикультурном проводится может, но с оружием и доспехами она не сочетается никак. Что мало мест где её можно показать поклонникам ?

Эх, да ладно бы ещё только эротику, ( по моему глубокому убеждению только о-о-о-чень сильно сексуально озабоченный человек может считать японские гравюры эротическими) так нет - еще и садомазо притащили.

Посмотрите на программу открытия выставки
Видите искусство шибари?

Это экспортное название японских садомазохистских практик, именуемых кинбаку.
И надо же было привезти эту шибари в Россию! В культурный город Санкт-Петербург! В музей артиллерии!

Да ещё и продлили срок выставки с двух дней февраля до нескольких недель.
И активно распространяет в интернете рекламу этой пакости !

Кто отвечает за эту идеологическую диверсию ?
Пока я не видел официального опровержения от музея о том, что это не он, оружейный музей с трёхсотлетней историей, желает показывать всем старше 18 лет японскую эротику и садомазохистские практики.

Есть только слухи о том, дескать мы, сотрудники музея ...так мы сами были не в курсе этой эротики. Сначала они у нас открыли выставку "47 ронинов", там никакой эротики, доспехи и мечи. А потом попросили продлить аренду до марта, а что эротику выставят нам даже не сказали.
Угу...не сказали !

Кто отвечает за музей? Государство не причастно? Директор не в курсе, кураторы ФСБ не следят что в этом ВОЕННОМ музее выставляется ?

 Вот лично я считаю, что это не стёб, не ошибка,  этот случай -- спланированная операция в войне с русскими, с нами, нашими же силами. Дирекция музея прельстилась японским, работники музея позволили с настроением "деньги не пахнут", а государство всё это допустило. Словом, ещё одна удачная военная операция наших врагов по холодной войне в родном городе президента . А в Москве совсем недавно прошла ещё одна диверсия по награждению орденом Почётного легиона дочери Гагарина.
Если же мы не будем замечать ведущихся против нас таких вот мягких войн, мы их проиграем.

И это аксиома.

Печально !

Почему -то подумалось. Вот есть в Израиле такой мемориал - крепость "Мосада", историко - патриотический комплекс и там тоже присягу танкисты принимают и помещения имеются для проведения выставок, но, на мой взгляд, никто и помыслить наверное не может, что там можно провести эротическую выставку !

          В комплексе "Масада" помещения для выставки найти можно.

И вот закрадывается вопрос - дирекция музея они кто : враг или дурак !

Очень хочется надеяться, что последнее.



Лагуна у Медведь-Горы

«– Вы помните знаменитый Бунинский «Солнечный удар»?

С этого вопроса начал свой разговор со мною мой собеседник, человек уже немолодой, с проседью в висках, придававшей ему некоторый колорит. Он, очевидно, нравился женщинам и знал это.

 

     

       – Да, конечно, помню.

       – А я от него просто в восторге… Я много раз перечитывал его и, поверите ли, мечтал как мальчишка  о том, чтобы со мной, хотя бы раз в жизни приключилось подобное. Н-да, мечтал, – повторил он, глядя в окно на однообразный и унылый дорожный пейзаж  – дорога шла лесом, и лишь мачты электропередач мелькали, словно верстовые столбы, ибо самих верстовых столбов разглядеть было трудно – для того, чтобы их увидеть, надо было пристально смотреть в окно.

Беседа в купе

       Поезд Москва – «Санкт-Петербург» – был действительно скорым и даже именовался экспрессом, потому что летел стремительно, обгоняя, казалось, само время.

       – И что же, мечта так и не сбылась?

       – Если б не сбылась, речи не заводил.

       Он помолчал, и вдруг оживлённо продолжил:

       – Однажды, знаете ли, такое почти случилось. Причём давно, ещё до перестройки  – в те старые добрые времена, когда любой офицер мог свободно взять путёвку в санаторий и ехать на море, да хоть бы даже в Крым. В санатории «Крым» и приключилась со мной одна занятная история. Вам приходилось бывать в этом санатории?

       – Приходилось, правда, всего один раз. Я любил Пятигорск…

       – Да и я ездил в тот санаторий лишь однажды. Условия по тем временам были хоть куда, да вот скучновато.

       – Это точно. Одному там делать было нечего. Танцы – сплошная пародия. На пляже одни солидные дамы, гордые самой принадлежностью к этому раю и давно забывшие о биении сердца на тайном свидании.

       – Правда, одна отдушина была – санаторий «Фрунзенское», тоже наш военный, только рангом поменьше. Но и там я никого не нашёл. Разве что на вальс или медленный танец. Но, делая ежедневные заплывы от пирса, что близ горы «Медведь», до «Медвежонка», небольшой такой горочки, выпирающей со дна моря, чуть восточнее «Фрунзенского», я обратил внимание на милую мордашку в шляпке. Один раз мы встретились совершенно случайно, затем второй… А плавал я по пять-шесть раз в день. Конечно, видел её не каждый раз, но часто. Мы даже стали приветствовать друг друга. Я не знал, как её имя – мы не представлялись друг другу. Плавала она всегда одна, и это наводило на мысль, что одна и отдыхает. Я, конечно, подумывал о том, как бы перенести наши встречи на сушу, даже решился, что при очередной встрече предложу ей, скажем, сходить на танцы или просто прогуляться по набережной – арсенал развлечений, как помните, там был очень не велик. И вот, когда решение это созрело у меня, она меня опередила. Подплыла и стала жаловаться на мужа, который третий день пил и играл в карты, на неё никакого внимания не обращая. Нужно, наверное, очень допечь женщину, чтобы она вот так бросилась жаловаться постороннему человеку.

       Мой собеседник на некоторое время замолчал, улыбаясь чему-то своему, видимо, приятному. Потом продолжил:

       – Чтобы вы сделали?

       – Назначил бы свидание.

       – Я попытался, но сам понимал, что это нелепо – в номер пригласить было тогда невозможно, ведь на входе в корпус сидели такие церберы, что мышь не проскользнёт. И всё же я попытался назначить встречу.

       – Когда, где? Мы ж не в Москве, молодой человек. Я здесь на виду. Да и мстить надо сразу, – шутливо прибавила она, уже собираясь отплывать от меня, когда меня вдруг осенило.

       – Вы можете продержаться здесь, на этом месте, на плаву минут пять, максимум десять.

       – А что?

       – Есть идея… Я за лодкой.

       – Хорошо, подожду. Но если задержитесь, ищите меня в глубинах морских, – пошутила она.

       Я быстро доплыл до берега, добежал до лодочной станции, шепнул лодочнику, что позарез нужно сплавать до горы «Медведь», чтоб не тревожился и не задумал меня вернуть, и, напирая на вёсла, направил лодку к тому месту, где оставил свою незнакомку.

       – Ну и что, она не утонула? – шутливо спросил я.

       – Нет, что вы. Ждала. Я помог её забраться в лодку, сесть на корму, и вот тут-то действительно был ослеплён, словно яркими лучами солнца, которые исходили от неё. Нет, я не шучу. От неё действительно исходили лучи. Капельки морской воды искрились на её великолепном загорелом теле. Была она удивительно стройна. Полусогнутые ноги, сведённые вместе и кокетливо прислонённые ею к левому борту, поразили меня изумительной стройностью. Изгиб талии требовал действий. Хотелось ринуться вперёд и обнять её. Под купальником угадывались красивые и упругие груди, прищур глаз мешал установить их цвет, но ресницы были длинными, а брови выдавали сосредоточенность. Она рискнула, но, видимо была не уверена в том, что сделала правильно.

двое в лагуне

       Я снова приналёг на вёсла, направив лодку с обход пирса.

       – Куда мы плывём? – без особого беспокойства спросила она.

– Мы мчимся в открытое море! – воскликнул я. – Мчимся мстить! Она приняла за шутку и рассмеялась. Даже сказала, мол, путь поволнуется, поищет… Впрочем, если проснётся. Он спит в тени под навесом. Я же спешил… Я знал, куда везу её. Эту тенистую, безлюдную лагуну у подножия горы, обращённого в открытое море, я заметил как-то сверху, когда прогуливался по отрогам горы. Подумал ещё тогда, что это, наверное, единственное место на пляже, где можно уединиться. Кругом берег был забит отдыхающими, а до лагуны, видно, посуху добраться нельзя. Я спешил, я старался изо всех сил, не сводя с неё глаз, любуясь ею и лишь изредка оборачиваясь, чтобы сверить курс. Наконец, показалась заветная лагуна. Она, как я и ожидал, была пуста, сверкала золотистым песком и изумрудной волной слегка тревожившей её кромку. – И что же ваша пленница? – Не могу сказать, что она испугалась или хотя бы насторожилась. Она, как я заметил, не без удовольствия смотрела на меня, даже сказала, что давно уже обратила на меня внимание на берегу. Намёк, что я ей понравился. После этого намёка я удвоил силы. Лодка с размаху врезалась в берег и моя пленница, слегка перед этим привставшая, оказалась в моих объятиях. О, какие невообразимые чувства, какой прилив страсти испытал я в этом момент. Просто передать не могу. Я прижал её к себе до хруста в косточках, я ощутил её всю, наши уста слились в поцелуе, а моя рука оценила достоинство её груди. Я поднялся, чтобы перенести её на берегу и тут же, не разбирая ничего, взять всё, что даровала мне судьба в эти мгновения. Но оказалось, что дарует она мне очень и очень немногое. В тот момент, когда я уже ступил одной ногой на дно, а её ноги и руки – всё обвило меня, передавая необыкновенную, лихорадочную дрожь страсти, я услышал какой-то шум, не сразу от волнения определив его природу… Но скоро всё понял. Это были пионерские горн и барабан. Я обернулся. По тенистой, а потому невидимой сверху, откуда я изучал лагуну, тропке спускался отряд артековцев. Не знаю, кто из нас с ней был более разочарован. Мы сели в лодку сконфуженные. Наш порыв, оборвавшийся столь внезапно, лишил нас всяких моральных и физических сил. Я ещё что-то говорил о номере, о возможности снять комнату, но она только отрицательно мотала головой. Затем устало сказала: – Верните меня туда, откуда взяли. Неровен час, действительно муженёк обнаружит отсутствие и поднимет тревогу. Подумает ещё, что утонула… Я уже без всякого рвения взялся за вёсла. Она всё также сидела на корме, ещё более желанная от невозможности исполнить это желание. Я придумывал и тут же отбрасывал десятки вариантов. Все не годились. Я сидел задом наперёд и с раздражением наблюдал, как пионеры готовят на пляже лагуны что-то вроде своего пионерского костра. А она дразнила, и я даже потянулся к ней, чтобы ещё раз обнять, коснуться её тела, но она прошептала, словно нас могли услышать: – Всё, всё, всё… Пошутили и хватит… Тем более, я отомстила… Я уже была вашей… По крайней мере, виртуально. Ведь ещё немного и…А такой порыв, разве не измена? Просто помешали обстоятельства, оказавшиеся выше моего порыва. – Мы встретимся в Москве? – А нужно ли? – Конечно. – Запоминайте рабочий телефон… Через минуту я высадил её, а точнее вывалил аккуратно из лодки в море почти в том месте, где и взял на борт. Весь день я был сам не свой. Вечером бродил на набережной в надежде встретить её, бродил, сам не зная зачем. Но так и не встретил. – А в Москве? – В Москве встретились. Сходили в кино, посидели в кафе, и я проводил её до метро. Ведь солнечные удары не продолжаются долго». ________________________________________



Между Сциллой и Харибдой или между либерастами и мухинцами

             А истина между ними...

Сейчас есть две главных категории недовольных положением дел в России, которых можно условно назвать «пораженцами» и «шапкозакидателями».

Позиция пораженцев заключается в том, что Россия — бедная и немощная страна, которая должна срочно броситься на колени перед могучими Штатами и умолять их о пощаде, пока не слишком поздно. По мнению пораженцев тогда Штаты нас «простят», назначат нам временное правительство из «финансово грамотных» беглых олигархов, а в качестве наказания за проявленную Россией «наглость» заберут себе Крым — который пораженцам, в общем, не нужен.

Позиция вполне понятная и психологически весьма комфортная: согласно либеральной идеологии главное — это права и свободы каждого конкретного человека. Зачем же лезть на рожон и терпеть неудобства, если можно просто признать власть американцев и выполнить все их требования?

Правда, опыт России девяностых годов и послемайданной Украины показывает, что американцы ставят своей задачей даже не выкачивание ресурсов из наших стран по типу африканского, а полное уничтожение Русского мира в горниле гражданских войн… однако наивность человеческая не знает границ. Напомню, что даже в 1941 году были в России люди, которые ждали как манны небесной прихода «фашистов-освободителей»:

Вторая распространённая позиция — позиция шапкозакидателей. Эти господа, наоборот, считают Россию самой сильной и могучей страной мира, а русских — суперменами, которые могут метким броском шапки уничтожить американский вертолёт.

Претензии шапкозакидателей к власти заключаются в том, что власть до сих пор не сделала элементарных вещей:

— не ввела войска на Украину и не вышла на границу с Польшей;
— не сохранила курс рубля на уровне в 30 рублей за доллар;
— не разобралась со всеми коррупционерами путём массовых расстрелов;
— не довела размер средней пенсии до 1,5 тысяч долларов;
— не остановила экспорт нефти и газа за рубеж;
— не стала главной производственной и сельскохозяйственной державой мира;
— не освоила производство собственных процессоров уровня последних разработок Intel;
— не сделала кредитов под 3% годовых и бензина по 10 рублей за литр;
— не покрыла Россию густой сетью автобанов и скоростных железных дорог.

Шапкозакидатели полагают, будто все необходимые ресурсы у России есть, но президент вместо того, чтобы дать «твёрдую команду», занимается какой-то ерундой. Договаривается, вместо того, чтобы жахнуть как следует по нашим врагам.

Более того: когда Россия выполняет что-либо из длинного «списка супердержавы» — например, выигрывает Олимпийские игры или помогает Крыму успешно воссоединиться с Россией — шапкозакидатели даже не радуются. Дескать, «а чо, раньше-то нельзя было это сделать?».


 А теперь,перехожу к тому, что я считаю реальным положением дел.

Америка уже практически официально объявила Холодную войну с Россией: Сенат и Палата представителей США проголосовали за принятие «Акта о поддержке свободы Украины», который закрепляет Россию на положении стратегического врага Америки:
При этом, в отличие от Холодной войны прошлого века, Штаты настроены не на долгое противостояние, а на агрессивный, на грани горячей войны, натиск, который по замыслу американцев должен в ближайшие год-два привести к уничтожению нашей страны.

Атака американцев сосредоточена по нескольким направлениям. Вашингтону удалось продавить Евросоюз на самоубийственный для него отказ от «Южного потока», проект можно считать закрытым.

Турцию, через которую в ближайшем будущем может пройти русский газ в Европу, американцы снова начали майданить:

Аналогичный майдан готовят и в России: так, последние пару недель резко активизировалась пропаганда в ключе «Рус, сдавайся, в плену тебя ожидает теплая еда и горячий чай».

Продолжается раздувание гражданской войны на Украине: при этом американцы пытаются торпедировать любые попытки мирного урегулирования с двух сторон — и со стороны всё менее охотно выполняющей распоряжения американцев Киевской власти, и со стороны наших псевдопатриотов, которые лоббируют открытый ввод русской армии на Украину для того, чтобы Госдеп мог защёлкнуть ловушку: отрезать Евросоюз от России и заставить Россию надорваться на восстановлении разрушенной американцами Украины.

Кстати, по поводу русской армии на территории бывшей Украины. Единственное место, где реально присутствует русская армия — это Крым. Именно поэтому Киев и не рискует на Крым нападать.

На Донбассе наверняка присутствуют наши советники, наши разведчики и наши военные специалисты — пусть мы и не признаём это открыто — однако всё же основную массу войск ДНР и ЛНР составляют местные ополченцы.

Мощнейший удар был нанесён по нефти и рублю. Западным спекулянтам удалось просадить курс рубля практически вдвое, и они продолжают работу по давлению на нашу экономику.

Напомню, мы живём в долларовом мире, и с финансовой точки зрения долларовая пирамида имеет несопоставимо большой по сравнению с рублёвым сектором объём. Крайне тяжело бороться с шулерами на их поле и по их правилам: у шулера всегда будет лучше карта и толще кошелёк.

При этом на разрядку отношений с американцами надеяться не стоит. Глобальные перекосы американской экономики никуда не делись с 2008 года: при помощи включения печатного станка на полную мощность Штатам удалось всего лишь отсрочить цунами, при этом в качестве платы за эти лишние несколько лет им придётся расплачиваться увеличением масштаба экономической катастрофы.

Единственный способ для США продлить существование доллара хотя бы до конца десятилетия — сожрать одну из трёх главных экономик планеты: Евросоюз, Россию или Китай. Что важно, вариант «постоять в сторонке и скормить американцам ЕС» у нас отсутствует: так как экономическое поглощение Евросоюза американцы могут сделать только через разрыв отношений Евросоюза и России, и так как поглощение ЕС не решит фундаментальных проблем США, а всего лишь даст американцам дополнительные несколько лет отсрочки.

Итак, вот ситуация на сегодняшний день. России достался достойный противник: страна, которая имеет самую сильную армию на планете и вторую по размерам (после Китая) экономику.

Есть ли у нас шансы победить в этой войне?

Есть, и весьма неплохие. Хоть Штаты и давят на всех фронтах, стратегического перелома им пока не удалось достичь ни на одном.

Фирменные американские майданы постепенно теряют свою эффективность. Государства начинают отрабатывать арсенал противодействия американским НКО, насмотревшиеся на Ливию и Украину граждане всё менее и менее охотно выходят на площади за кружевными трусиками и американскими печеньками.

Однако всё уже идёт к тому, что американские НКО будут считать за пределами западного мира террористическими организациями и гнать погаными тряпками отовсюду.

Киевская власть находится не в том положении, чтобы продолжать войну на Донбассе. Начавшиеся перебои с электричеством, которые уже привели к регулярным отключениям энергии даже в Киеве, принуждают Порошенко сотоварищи к необходимости договариваться с новыми республиками. Конгресс США собирается подкинуть Киеву техники и деньжат на продолжение так называемой «АТО», однако, к нашему счастью, жадный дядюшка Сэм выделяет слишком мало и слишком поздно.

Свою лепту в урегулирование Украинского кризиса вносит и поставленный на грань обезгаживания Евросоюз. После отмены «Южного потока» украинская труба становится для Евросоюза жизненно важным источником голубого топлива, следовательно, европейские политики также будут вынуждены давить на Киев, чтобы тот пошёл на прекращение боевых действий и федерализацию страны.

Весьма паршиво пока обстоят наши дела на валютном фронте. Штатам уже удалось превзойти достижение 2008 года и очень серьёзно ушатать рубль. Тем не менее отнюдь не безнадёжной выглядят наши позиции и здесь.

Фундаментальных причин для ослабления курса рубля нет. На биржевую стоимость нефти рубль завязан не так уж сильно, при этом в России накоплены значительные ЗВР и присутствует торговый профицит. Доходы бюджета сходятся с расходами, внешний долг маленький: ничего похожего на пирамиду ГКО образца 1998 года не наблюдается.

Сколько реально должен стоить доллар можно понять, хотя бы заглянув в ближайший Макдональдс. Стоимость БигМака в России — 92 рубля. Стоимость БигМака в США — 4 доллара 62 цента. Поделив одно на другое мы получаем, что если бы курс считался по БигМакам, он составлял бы 20 рублей за доллар.

Разумеется, в реальной жизни курс считается не только по БигМакам, однако курс не может отличаться от стоимости БигМака слишком сильно.

Самые дешёвые БигМаки продаются в ЮАР (если не считать Индию, в которой БигМак набивают курицей). В ЮАР один БигМак стоит 2 доллара 16 центов.

Если пересчитать 92 рубля по нынешнему курсу, мы получим, что БигМак в России стоит 1 доллар 58 центов — значительно дешевле, чем в самой дешёвой стране мира.

Это говорит о том, что рубль очень сильно недооценен. Год назад БигМак стоил в России $2,62, и уже тогда это было весьма низкой ценой:
Таким образом, долго держать рубль на низких отметках у американцев вряд ли получится — их финансовые возможности колоссальны, но всё же не безграничны.

Кроме того, американская экономика находится в отчаянном положении. Многие в шутку сравнивают уже Барака Обаму с Михаилом Горбачёвым. Оба президенты великих стран, оба хотели сделать как лучше путём масштабных реформ. Оба перешли на новую политику в Афганистане и оба получили Нобелевскую премию мира…

Если говорить серьёзно, то понижение цен на нефть привело уже к фактическим похоронам сланцевой индустрии США. Относительно комфортной для сланцев является цена в 100 долларов за баррель. Терпимой на грани серьёзной боли — цена в 80 долларов. Сейчас, когда цены на нефть рухнули к отметке в 60 долларов за баррель, американский сланцевый пузырь фактически начал лопаться.

Сокращение нефтяных буровых в США бьёт рекорды.
Лишь 20% сланцевых месторождений США остаются экономически оправданными. Разница доходности сланцевого сегмента с базовым уровнем почти пробила 1000 пунктов:
До кучи в глубокочайшей заднице оказались канадские нефтяники — нефтяные пески Канады стали нерентабельными для добычи:
Штаты сделали ставку на то, что низкая цена нефти подкосит Россию — но пока что мы этот удар нормально держим, а Штаты расплачиваются потерей стратегически важной отрасли, при помощи которой они собирались пересадить Евросоюз с русского на американский газ.

Количество экономических проблем внутри США тем временем нарастает как снежный ком. Каждый пятый американец уверен, что сможет расплатиться с долгами только на пенсии, при этом многие доходят до пенсии, продолжая выплаты по образовательным (!) кредитам:
Американская агрессия забуксовала, при этом если не случится ничего непредвиденного, то уже в среднесрочной перспективе, через несколько месяцев, уход с рынка сланцевой нефти вернёт стоимость барреля к отметкам выше сотни.

 итог:

Ситуация пока что достаточно тяжёлая. Тем не менее, как бы болезненны ни были для нас атаки США, ничего критичного они пока что нам не повредили — при этом за удовольствие придавить рубль американцам пришлось заплатить фактической потерей своей сланцевой отрасли.

Напоследок отмечу, что прогнозов по дальнейшему изменению курса рубля дать пока что не представляется возможным. Рубль сейчас очень сильно недооценен, это факт. Однако давать какие бы то ни было прогнозы по курсу я считаю безответственным.

Такие дела.
 



Лаконично. Доступно. По существу.

Своего рода ликбез или разговор отца с сыном подростком. Мне очень понравилось ибо у меня сын подросток и частенько приходится беседовать в подобном духе.

Конкретно здесь пришлась по душе ответ тирада вопрошающему о том что все во власти воруют а вот , дескать,. если бы я туда попал...прям с дивана уж я бы всё наладил!.





Николай Федорович Шахмагонов (от автора ...)

 Вот и настал момент, когда надо либо завершить повествование, либо коснуться тех моментов, которые прямо скажем, не очень выгодны автору исповедальной прозы, при воспоминании о коих не могу не думать о себе с укором, не могу не адресовать упрёка в свой адрес.

  

 Так что же делать, дорогие мои читатели? Как поступить? Уже в комментариях по поводу небольшого отрывка из этой исповеди отразились диаметрально противоположные взгляды… И самое интересное, что правы обе стороны, а вот повинен автор в том, что не показал причины измен. Да, увы, бывают причины, которые оправдывают измены… Но об этом позже. Сейчас я хочу всё же решить, продолжать ли писать с той же мерой искренности, с тем же уровнем откровения, с которым начинал эту исповедь, или сделать резкий поворот к жанру повести ли, рассказа ли, когда не только допустим, когда в основе повествования лежит художественный вымысел.

 Справедливо говорят, что лучший учитель – книга. Посмотрим, чему нас учат книги, точнее, чему учат нас авторы книг, вошедших в сокровищницу мировой литературы…

Константин Паустовский в предисловии к «Повести о жизни» писал:

       «Для всех книг, в особенности для книг автобиографических, есть одно святое правило – их следует писать только до тех пор, пока автор может говорить правду… По существу творчество каждого писателя есть вместе с тем и его автобиография, в той или иной мере преображённая воображением. Так бывает почти всегда».

       А Томас Манн о писательском труде высказал такие мысли:

       «Нам кажется, что мы выражаем только себя, говорим только о себе, и вот оказывается, что из глубокой связи, из инстинктивной общности с окружающим, мы создали нечто сверхличное… Вот это сверхличное и есть лучшее, что содержится в нашем творчестве».

       Ну и, конечно, прикоснулся к знаменитой «Исповеди» Жана Жака Руссо:

Исповеди Руссо». Поразила уже аннотация к книге. Там значилось: «Исповедь» – самое выдающееся произведение Руссо. Это не только автобиография, но и роман. Цель книги – "...показать своим собратьям одного человека во всей правде его природы", во всем его неповторимом индивидуальном своеобразии. С предельной искренностью и беспощадной правдивостью Руссо обнажает свое сердце, "...все свои сокровенные мысли...", не боясь рассказать "...о себе самом самые отвратительные вещи...". Рисуя жизнь, излагая мысли и описывая душевные состояния, Руссо раскрывает не только свой внутренний мир, но и систему взглядов на природу и общество. Чувству справедливости, непосредственности, любви к природе – вот чему можно научиться у французского философа».

       Научиться у философа?! Чему? Жизни? Нет… Учиться надо правдивому изображению жизни – вот что уяснил Масленников из «Исповеди».

      А писать, писать до тех пор, пока способен излагать правду.

      Что же дальше? Продолжать, как показалось некоторым читателям – они по-своему правы – идеализацию супружеской неверности? Нет, задача другая – попытаться воскресить идеализацию любви подлинной, всепобеждающей и всепоглощающей, даже, быть может, постараться воскресить идеализацию Женщины, да, именно Женщины с большой буквы. Впрочем, Женщину с большой буквы делает всё-таки мужчина.

      Что же касается самой психологии супружеская неверности, её истоков и причин, то об этом я попытался размышлять в повествованиях, названных «Моя любовь на курсе выпускном» и «Любовь лейтенантская». Там истоки моего дальнейшего поведения в жизни. Конечно, и за то, что происходило в те годы, ответственность ложится прежде всего не меня. Знаменитый философ Владимир Сергеевич Соловьёв доказал, что ответственность за воспитание жены лежит на муже. Но… как стать воспитателем, если сам не получил воспитания в сём важном вопросе.

      Сейчас много говорят о половом воспитании. Ну уж на это либерастическая демократия горазда – всё перепутали, всё опошлили и ни к чему не пришли. Точнее, своего добились. Появились книги, в которых описание высшего таинства отношений двух любящих существ сделано с помощью синтеза жаргона, матерщины и медицинских, а то и просто блатных терминов. Разве что матерные слова не выписываются целиком, а обозначаются буквой с отточием…

       Именно по-своему сражаясь с этакими площадными поделками я старался и буду стараться выписывать всё иначе, подбирая слова таким образом, чтобы эти описания сцен не резали слух, не заставляли души чистые краснеть от чтения безобразий.

       И что-то, возможно, получилось. Однажды мне позвонила читательница и стала благодарить за роман «Офицеры России. Путь к Истине». Ну и сообщила, что прочитала сама и теперь усадила читать дочь. Я поинтересовался, сколько лет дочери и, услышав, что 14 лет, почти в ужасе воскликнул: «А не рано ли, ведь там есть такие откровенные сцены!.. Я ведь писал офицерский роман, роман для взрослых!» Я ведь дочери, которая училась в Литературном институте, подобные эпизоды не давал читать – просто изымал страницы с откровенными сценами из вёрстки, которую она помогала вычитывать. Но тут услышал в ответ: «Нет, не рано – потом будет поздно. Они выписаны так, что многому учат и предостерегают от вольности в отношениях…»

       Нет… Это уже похоже на оправдания… Я увлекся размышлениями. Возвращаюсь к исповеди, а уж читатели решат, где прав я, а где и не очень или совсем не прав…

       Итак, волшебный искромётный роман развивался…

       Не прошло и года после нашей первой встречи, а мы уже побывали два раза в Поленово, один раз в Пятигорске (почти месяц), два раза в Ленинграде (первый раз – месяц, второй – два дня). Мы встречались очень часто, почти каждый день я встречал её с работы и провожал до безопасного рубежа. Ну и не реже одного раза в неделю мы уединялись для встреч ещё более приятных и ставших необходимыми как воздух.

        Разве всё опишешь?! Нет, не потому, что всё вошло в обыденное русло – нет, такие отношения никогда не могут стать спокойными, проходить с рутинным регулярством. Всё на высшей точке кипения, всё на гребне амурных волн, всё, подобно огненной лаве незатухающего вулкана.

       Есть ли наивысшая точка любви, есть ли на свете тот рубеж, который нельзя преодолеть и есть ли какой-то предел в волшебстве любви? Такого предела нет… Если бы он был, наверное, достижение его становилось начало конца таких отношений. И всё же жизнь диктовала нам свои правила. Мы стремились быть вместе, вместе и навсегда. Мы, порой, забывали, что это почти невозможно в тех обстоятельствах, которые нельзя сбрасывать со счёта, но мы не задумывались ни о чём.

       Вот тут бы и поставить точку. И завершить повествование красиво, не бросая тень на самого себя…

       Вскоре после одной из поездок она почувствовала в себе те изменения, к которым не могут не привести забвения осторожности. Забвение не случайно. Я кажется уже упоминал, что она мечтала о втором ребёнке, но ничего не получалось с мужем. Решив, что дело в ней, она и потеряла осторожность…

      И вот стало ясно. В ней зародилась новая жизнь, и это событие требовало решений. А мы собирались в Пятигорск, снова в Пятигорск, который полюбился нам – мне уже очень давно, а её – минувшей осенью.

       Мы были как во сне. На этот раз уезжали, даже не заботясь о вариантах посадки в вагон. Я взял билеты в «СВ» на третий поезд и мы благополучно сели в него, поскольку муж её опять пропадал в каких-то постоянных отъездах, причины которых давно уже её не интересовали.

       Когда вошли в тот же номер Пятигорского военного санатория, она воскликнула: «Надо же, как и не уезжали!»

       И снова впереди 26 дней путевки, да ещё чуть более суток дороги. И снова терренкур на горе Машук, снова парк Цветник, снова танцы, снова неповторимая природа Кавказских Минеральных Вод. Только уже никаких запасных номеров в городской гостинице мы не брали. Начальство входило в моё положение, ну а медсёстры, коридорные, уборщицы ничего удивительного не видели в том, что в двухместно номере живут двое. Данные об отдыхающих им были без надобности. Отдыхают и отдыхают. Сколько номеров на этаже! Разве что разница в возрасте могла смутить, но ведь «чем дальше нас уносят в зрелость годы, тем меньше разница в летах видна». Подумаешь, полтора десятка лет, когда мне 41, а ей 26! Бравый, подтянутый, спортивного вида полковник вполне мог быть женат и второй раз. Разве мало таких случаев?!

        Всё начиналось хорошо, всё начиналось великолепно. Мы были счастливы как прежде, но постепенно её настроение стало меняться, ведь она носила в себе новую жизнь. Это всё более и более тревожило её, ведь мы так ещё ничего и не решили окончательно и бесповоротно. На нас обрушивались проблемы, проблемы и проблемы, которые неминуемо возникали при исполнении наших замыслов. А как решать их в стране, которая пока ещё незримо, но катилась в пропасть. Мы гнали от себя неприятные мысли, но как прогонишь, когда всё это видно, видно. Когда природа посылает знаки, может, даже знамения…

      Я запомнил тот день 17 июня 1989 года. Не случайно запомнил. Он стал для меня знаменательным, поскольку ровно пятнадцать лет спустя 17 июня 2004 года я начал писать роман «Офицеры России. Путь к Истине». А до этого все попытки почему-то были тщетны. Несколько раз брался, печатал на машинке несколько страниц, а затем рвал их в мелкие кусочки. Пытался начинать от руки, но результат оказывался тем же.

 Мы были в номере и вдруг он, выйдя в лоджию, почти закричала:

       – Ой, скорее иди сюда… Посмотри что творится!

 Она стояла в лоджии стройная, аккуратная, в цветастом халатике, облегающем красивую, словно выточенную большим мастером фигуру. Она даже чуточку поднялась на цыпочки, и я, ступив в лоджию, не удержался, обнял её. Но она осторожно отвела мою руку, повторив:

        – Смотри же, смотри…

 Из лоджии открывалась широкая панорама города, лежащего в долине, дальше виднелись небольшие зелёный шапки гор, за ними снова горы, горы, горы. В ясную погоду можно было полюбоваться Эльбрусом, а иногда и далёкой величественной грядой Кавказских гор, уходящей к знаменитому Казбеку.

 Но сейчас всё выглядело тревожно, даже зловеще. Всё небо было в тучах, а над нами нависал, медленно надвигаясь на город, тяжёлый клубящийся клин, сползавший с отрогов Машука и уже достигший остриём своим ближайшей горы, что виднелась за городом.

Зловещими казались даже отблески солнечных лучей на горизонте. Лучи не пробивали наслоение облаков, перераставших в тучи, они словно застревали и дробились в тёмно-серой массе, кое-где подсвечивая её кромки тревожным светом.

 Правее горы, в которую упирался клубящийся клин, горизонт уже был исполосован изгибающимися на ветру сплошными линиями – там уже обрушились на землю струи дождя, напоминавшие издали серый частокол.

        

      



Николай Фёдорович Шахмагонов . Глава из повести "Зоренька ясная"

Это глава из еще не опубликованной книги . Эксклюзив , который автор любезно  разрешил мне разместить на нашем сайте.

пятигорск 70-е годы , санаторий

Отпуска обычно берут с понедельника, чтобы уже в субботу, а то и в пятницу можно было сесть в поезд и… вперёд…

       Какой это был роман! Да и роман ли? Это что-то неизмеримо большее, грандиозное, захватывающее дух, что-то неповторимое и невообразимое.

       Я и поныне поражаюсь той дерзости, с которой мы вели себя.

       В тот год вслед за жарким грозовым летом пришла удивительно мягкая, тёплая и невероятно красивая золотая осень.

       Как прекрасно в парке… Листья уже пожелтели, но только лишь начали свой последний полёт на лужайки, пока ещё напоминающие зелёные поля грунтовых аэродромов, на которых не было ещё рулёжных дорожек, взлётно-посадочных полос, и кукурузники и другие тихоходы разбегались для взлёта прямо по траве, а садились они, разноцветные, так же плавно и мягко, как эти листья.

       В природе умиротворение, покой, тишина.

       Золотая осень! Сколько сказано о ней поэтами, сколько написано удивительных холстов художниками, сколько страниц посвящено в романах, повестях, даже рассказах, где каждая лишняя строчка в руках подлинного мастера сущий дефицит.

       Нас провожала золотая осень в Москве – нас должна была встретить золотая осень на Кавказских Минеральных Водах.

        Дня за три до отъезда мы отправились за билетами в железнодорожные кассы возле Белорусского вокзала. Только там в те времена можно было купить билеты в вагон «СВ». Именно там я почти всегда и покупал билеты., хотя на всякий случай были и различные «дружеские» выходы.

       Я открыл перед ней массивную дверь, мы вошли в прохладное помещение с множеством окошечек, из которых доносился стук кассовых автоматов.

       – Два «СВ» до Пятигорска на третий поезд, – проговорил я в окошечко, немного волнуюсь – вдруг да не будет двух билетов, ведь прежде брал как правило один билет.

       – На третий поезд нет, – услышал в ответ. – Если хотите, есть на двадцать седьмой.

       – Да, да, беру, – поспешил сказать я, пока и эти билеты не взял кто-то в другом окошечке.

      Мой план был удивительно прост. Собственно для тех, кто читал знаменитый Бунинский «Кавказ», можно и не пересказывать то, что я задумал. Всё по этому рассказу… Разница только в наименовании вагонов – раньше были первый, второй, третий классы – теперь же купе и «СВ».

       Я собирался взять два билета в «СВ» и запасной билет в купе на случай, если муж всё же захочет её проводить и посадить в поезд. Помните, как у Бунина – его герой приезжает загодя на вокзал и ждёт в вагоне первого класса свою возлюбленную. Он видит, как муж проводит её в вагон третьего класса, а затем, когда поезд трогается, проводник переносит её вещи к нему в двухместное купе, а следом входит она…

        Задумано превосходно… Я сажусь в «СВ» и жду… И вдруг сбой. Билеты в «СВ» были в кармане, но не на поезд, который уходил в 0 часов 40 минут и практически исключал проводы, а в 8.50 минут… Утро, субботнее утро – почему же не проводить? Было ясно, что муж пойдёт провожать! И ещё одна неприятность – не удалось взять вот тот самый спасительный запасной билет в купе. Ведь уж если её провожают, то проводить должны именно в купе – всё как у Бунина – то есть в более простой вагон, где и соседи какие-то будут, среди которых не окажется человека, которого он знает… Ведь если мы сядем в одно купе – на один подъезд, да в одно купе – на случайность никак не свалишь.

        Я поговорил с кассиршей, благо очереди не было и никого не задерживал. Она сказала, что у них кассы особые, а потому может просто и не дают им мест в обычные вагону. Ну а система билетная работала в то время ещё не так чётко, как ныне, а, значит, в городских обычных кассах могли быть и билеты другого достоинства. Тем более, кто-то мог сдать билет – важно вовремя перехватить. Мы, не теряя надежд, отправились в кассы, что возле станции метро «Улица 1905 года».

        До самых касс шли в обнимку, хотя мимо проносились машины по проспекту, который вёл, в том числе, и в наш микрорайон. Но… Мы вообще в ту пору не могли ходить иначе, как обнявшись. Удивительно, что это не вызывало ни у кого раздражения. Прохожие порою даже тепло улыбались, видя, как сравнительно молодой, подтянутый полковник нежно обнимает свою довольно юную (для его звания) спутницу. А полковником то я был всего без году неделя. А ей едва исполнилось двадцать пять…

        Увы, нас снова ждало разочарование. Вот тут я не на шутку встревожился. Что делать? В субботу рано утром выезжать, а мы в таком положении?

       И всё же придумал. Всё несколько иначе. В «СВ» пойдёт она! Ну а я… я сяду в любой другой вагон подальше, чтобы перейти на своё место уже после отправления поезда.

      И снова не учёл главного – не отдал ей билет, её билет. В пятницу пришлось проводить защитную операцию. Со мной с работы приехал товарищ. Взял билет, спустился на первый этаж, позвонил в дверь и передал билет, сказав, на случай, если её муж уже дома, что попросила занести по пути её мама – она работала в военном журнале, так что появление капитана первого ранга удивления не вызвало.

      И вот настало утро отъезда. Не без волнения ехал я на вокзал. Ведь всё, всё, всё отработано. Путёвка в санаторий в кармане, номер начальник санатория уже выделил. Оставалось добраться в Пятигорск – но добраться нужно было не одному! Один бы я не поехал ни за что – не мог даже подумать о том, чтобы расстаться с нею почти на месяц.

       Я вышел на перрон. Стояло солнечное утро. Кажется, ночью прошёл дождичек, потому что сверкали в лучах солнца небольшие лужицы на асфальтовом покрытии платформы. А может, просто был полив. В любом случае эти лужицы в солнечных лучах, капельки воды сверкающие на скамейках придавали праздничный вид. Вскоре мимо медленно и почти бесшумно покатились вагоны двадцать седьмого поезда. Проплыл и «горбатый» «СВ». Так называли вагон, в котором полки находились одна над другой, а напротив них – кресло. Вагон был несколько ниже остальных и отчётливо выделялся в составе. Я проследил за ним глазами и выбрал себе купированный вагон с тем расчётом, что бы он был не за рестораном, а то ведь сразу-то ещё и не перейдёшь. Подошёл к проводнице, протянул билет и кратко пояснил, почему хочу побыть в её вагоне. Она заулыбалась понимающе и разрешила до отправления постоять в коридоре.

поезд на пятигорск , санаторий

      Вагон быстро наполнялся. Пассажиры входили и исчезали в своих купе, некоторые из них тут же выходили в коридор, чтобы ещё раз уже через стекло попрощаться с провожающими. И только я оставался у окна, внимательно наблюдая за платформой.

      Конечно, волновался…

      В коридор вышла из купе яркая дородная дама, весёлая, вся светящаяся радостью, вероятно, от того, что она в поезде, что до отправления считанные минуты. Она помахала кому-то за окном рукой и сказала:

      – И вот свобода. На целый месяц… Какое счастье…

      И тут заметила меня, стоявшего чуть поодаль с чемоданом.

       – А вы, молодой человек, отчего не проходите в купе? Если что, у нас в купе, кажется, одно место свободное…

        – Нет, нет, спасибо ответил я, – и, заражаясь беззаботной удалью, с весёлостью признался. – Есть у меня место, но не в этом вагоне, а в «СВ», в двухместном купе. Просто там ещё мою попутчицу муж провожает… Вот поезд тронется…

        Она не дала договорить, воскликнув с искренним, нескрываемым восторгом:

       – Каков молодец. Ну, каков молодец. Не перевились ещё настоящие мужчины.

       Я даже немного испугался – как бы не нашёлся в купе кто-то, кто считает иначе, как бы ни кинулся искать того самого провожающего мужа, чтобы сделать пакость. Словно предвидел, что немало ещё пакости сделают нам вот этакие «народные мстители» из соседей по дому. Но… здесь таковых не оказалось. К тому же вагон качнулся, и перрон медленно поплыл назад вместе с прощальными взмахами провожающих, скамейками, арками подземных переходов. Её мужа я так и не увидел. Очевидно, он, дождавшись отправления поезда, поспешил на свободу, которую ему предоставил её отъезд.

       Я прошёл по коридору купейного вагона, затем миновал ещё один вагон и ступил в несколько более тесный «горбатый». Вот и купе. С волнением открыл дверь. Она сидела и читала Бунина. Тёмные аллеи. Вернее не читала, а просто смотрела в книгу. Я вошёл, остановился, глядя на неё. Что испытывал, что чувствовал!? Она посмотрела на меня глазами, сияющими от счастья. Тревоги остались позади. Нас ждал месяц, почти месяц без нескольких дней беспредельного счастья, поскольку каждый миг, проведённый вместе, был для нас великим счастьем.

        Я сел на широкий диван купе, потянулся к ней. Она отложила книгу и буквально упала в мои объятия. Я гладил её чудные волосы, целовал глаза, губы. Я лишился слов от необыкновенного состояния, состояния, которое не описать словами. Как я любил её в то время, как любил! Быть может это была наивысшая точка моей любви?! Трудно сказать, ведь впереди ещё было столько разного – и радостного, и тревожного, и печального, и горького, и снова необыкновенного, великолепного, неподражаемого. Дни счастья сменялись днями тревог. Но не хотелось тогда задумываться о грядущем, ведь мы были вместе и это самое главное.

       Я соскучился, очень соскучился, хотя прошло всего несколько дней с момента нашей минувшей встречи. Я медленно пробирался к её волшебным прелестям, и она сдавалась с особым, неописуемым удовольствием, которое усиливалось новизной и необыкновенностью обстановки. Мерный перестук колёс, плавное покачивание вагона, мелькание теней, отражавшихся от деревьев, от домов, от всего того, что проносилось за окном.

        Я освободил её от дорожного свитерочка, занялся уже знакомыми джинсами. Она как-то очень тепло и радостно смеялась сначала одними глазами, затем очень тихонько приговаривая что-то ласковое, будоражащее.

Я уже освободил её от всего лишнего, что могло помешать первому нашему волшебному шагу в отпускное счастье, уже успел спрятать её под одеяло – нижний диван был аккуратно застелен. Но едва начал сам вырываться на свободу от всего лишнего в этот момент, когда дверь отворилась и проводница, ещё не глядя на нас и продолжая разговор с кем-то в коридоре, предложила чай.

       Она тут же ойкнула и чтобы разрядить обстановку, проговорила:

       – Извините… Вижу чай вам совершенно ни к чему.

       – Попозже, попозже, пожалуйста, – сказал я в уже почти что закрытую дверь.

      Моя любимая смутилась, приподнялась, закрываясь одеялом, я же щелкнул дверным замочком, исправляя оплошность.

      Чай нам понадобился не скоро. Какое это счастья мчаться в неведомую даль в вагоне «СВ» с любимой, мчаться в жарких объятиях, вслушиваясь в её дыхание, в биение её сердечка, в перестук колес, в шум улетающих назад мостов, где перестук меняет свой тон. Мчаться наперегонки с солнцем, поднимающимся всё выше и отражающимся в солнечном взгляде любимой, во взгляде ярком и волнующим от восторга, написанного в нём.

       Я ловил глазами взгляд её глаз, я ловил губами её лёгкое дыхание – дыхание радости и счастье, я прикасался руками ко всему тому волшебному, манящему, что особенно привлекает нас в женщинах, что сводит с ума в женщинах безгранично любимых.

       А поезд мчался, перенося нас из суеты повседневной жизни в сказочный мир Северного Кавказа, в волшебный мир Кавказских Минеральных Вод, в мир, ещё неведомый ей и такой знакомый мне. И мне было особенно радостно оттого, что предстоит открывать этот мир своей любимой.

       Я чувствовал её горячие объятия – руки её были необыкновенно нежны и ласковы, они будоражили меня, они доводили до исступления всё моё существо. И я отвечал столь же буйной нежностью, если нежность можно назвать буйной. Впрочем, как ещё назвать то необыкновенное состояние, когда близость с любимой доходит до наивысшего градуса, а всё существо стремится к ещё большей близости, к ещё большему и тесному слиянию двух раскалённых пламенем любви, пламенем страсти существ.

        Мы оторвались друг от друга лишь тогда, когда за окошком стали мелькать пролёты большого железнодорожного моста.

        – Серпухов. Скоро Тарусская, – сказал я.

        Она села на диване, прикрываясь одеялом, я же, немного хулиганя, старался отнять у неё хотя бы частичку этой искусственно созданной ширмы, чтобы ласкать теперь уже взглядом всё то, что несколько мгновений назад ласкал всем тем, чем мог ласкать.

        – Ну что ты, мой хороший, – мягким шепотком говорила она. – Ну, неужели тебе мало. Ну давай посмотрим… Как же хорошо было в Поленово, – потом ещё мягче, чтобы не обидно было, свою излюбленную поговорку, – Да ну тебя. Ну дай посмотреть… И ты, и ты смотри в окно.

       Дорога пошла на подъём, по сторонам потянулись зелёные откосы, и через несколько минут за окном показалась платформа. За станционными постройками угадывалась дорога с автобусной остановкой на этой стороне и магазинчиком на противоположной. Но всё это промелькнуло быстро, всё это осталось позади, как уже прожитый порожек на пути к нашему счастью. Будет ли оно – это счастье? Впрочем, вряд ли я тогда думал о будущем в этаком вот плане. Впереди был целый отрезок необыкновенный, радостный, в какой-то степени даже неповторимый – во всяком случае, я стремился сделать его таким, и казалось, что всё это мне по силам.

       Она стала искать некоторые предметы туалета, приговаривая:

       – Ну, где же, где же мои запчасти. Ты их спрятал? Куда подевались?

       – Просто они – лишние. До Скуратова ещё далеко…

       – А причём здесь Скуратово? Что за Скуратово?

       – Узловая станция. Там поезд стоит дольше, чем и в Туле, и в Орле, и даже в Курске. Там традиционный рыночек – к поезду приносят и варёную картошку и огурчики, ну, словом всё настоящее, с огорода. Вот там и выйдем погулять, а пока…

       И я обнял её, сначала завернув в одеяло, уложив на подушки и снова освободив от одеяла всё её обожаемое волшебство.

       И снова ласки в унисон покачивающемуся вагону, и снова искры счастья в её глазах, и нежные слова, срывающиеся из её полуоткрытых губ, лишь на малые мгновения освобождающихся от прикосновений моих губ.

         А потом были Скуратово и обжигающая ладони картошка, и аккуратненькие, один к одному соленые огурчики, и яблоки, и ещё что-то домашнее, сельское, неиспорченное городом, цивилизацией, серой действительностью надвигающихся смут, о которых не думалось, потому что не хотелось думать. И снова стремительно летящий поезд, и перестук колес, и широкий диван спального вагона и счастье, счастье до звона в ушах.



О чём фильм Михалкова ? Да всё о том же...

Очень, очень давно ещё в прошлом веке, довелось мне побывать на творческом вечере режиссёра  Андрея Тарковского.

Рассказывал он в основном о только что вышедшем его фильме "Сталкер", рассказывал долго, обстоятельно часа эдак полтора.

Потом перешёл к вопросам и вот поднимается человек и спрашивает" -  "А О ЧЁМ ВАШ ФИЛЬМ ?".

Тарковский поначалу растерялся, потом говорит спрашивающему - Вы фильм смотрели?, Да - был ответ, вы в зале с самого начала вечера? Да ! Слушайте, говорит Тарковский, если по просмотру 2 с половиной часового фильма и чуть не двухчасового разъяснения моего вы задаёте такой вопрос то я не знаю что вам ответить. Думаю этот человек потом всем рассказывал как он "умыл" Тарковского. Я к чему. На сайте уже три статьи о фильме, три страницы треда по статьям и всё равно я вижу вопрос "А о чём фильм?" В последний раз...вот о том что в ролике. Всё..




Ленты новостей